Бывает очень трудно принять решение. Особенно, если оно судьбоносное. Идеально - заглянуть в свою пустоту и там найти в ответ. Но надо её иметь, а вокруг шумы мира, и тогда мы суёмся в библиотеки ума, ищем в ассорти гениев - мастеров, мудрецов и прорицателей, идём в храм к батюшке или к психоаналитикам, к толковой соседке или...или...или...Пока не надоест слушать хрень от всех подряд! Тогда идём к подушке-подружке, пластом падаем и просто замираем. Может быть, тогда, наконец, услышим тихий голос Бога, он рядом с подушкой...в нашей тишине... безмолвии...бездействии.
Это было много лет тому назад. Я увлечена была эзотерикой и одной женщиной – мастром йоги. Сейчас её уже нет в живых, и жизнь её закончилась печально. То ли потому, что дед её был цыган, то ли она, действительно, была просветлённой (так она про себя говорила), она могла предвидеть некоторые моменты в жизни людей, лечила, и эта таинственная способность влекла меня к ней со страшной силой. Я была верным её пажем, и она казалась мне наделённой неведомой волшебной силой. Но тогда и произошёл случай, который показал мне, что важно верить себе, своему сердцу и интуиции, а не чужому восприятию. Подробности событий за давностью лет стёрты, но остались яркие чувства, которые я постараюсь передать.
Виктория (я назову её так) принимала людей в торце пятиэтажки, в подвальном помещении, в крохотной комнатке. Аренды не требовалось, это было общественное какое-то помещение, а знакомая пускала туда, потому что целительница лечила её сына -наркомана, что не помешало ему почить в мир иной. Приходящих было немного. Платы фиксированной не было, но она не возбранялась. Целители мало, но кушают. Виктория могла беседовать с человеком, могла сделать массаж – не обычный, а по точкам и каналам – энергетический. Правда, говорила, что в видениях ей связывают руки и предупреждают, что людям ей можно помогать только духовным целительством, не касаясь тела – через осознание.
В тот день на приём к Виктории пришла пожилая, лет шестидесяти пяти, женщина - хромая, седая, худощавая, с удивительно ласковым, светящимся лицом, но голос её был выдающим в ней курильщицу – шершавый, надтреснутый, в нём был шорох осенних листьев. Рядом с ней - мальчик лет трёх, светленький, какой-то прозрачно-невесомый и не по-детски тихий. Жила она в доме напротив, и я иногда видела её. Женщина прошла поговорить с Викторией, а меня попросила присмотреть за малышом. А за ним и смотреть нечего – сидит тихо мышонком.
Через некоторое время посетительница вышла с недоумевающим лицом, присела рядом и поделилась со мной переживанием: «Сын у меня очень пьёт, не работает, жизнь его не путёвая…Думала, может, помогут мне тут с ним, а она только выслушала и сказала… «Невестку не осуждайте. В этой жизни она спящая была, через неделю всё само решится» и больше ничего».
Женщина с растерянностью смотрела на меня, словно ждала подсказки, и гладила мальчика по светлой головке. «Внучок?», спросила я. Женщина улыбнулась: «Я Ванюшку сыночком зову». Видно, она настроилась на долгий разговор, а он не состоялся, и она доверительно рассказала короткую историю.
«Сын привёл женщину… как голову от неё потерял…была она не одна, с ребёночком от кого-то… Ванюшке тогда год и десять было… Красивая, но пьющая, беспутная, нехозяйственная. До ребёнка ей дела никакого…бросала на меня… и уходила…сын следом бежал…Женился на ней, но ничего не изменилось. Сгинула она где-то, а сын ребёночка этого к нам… Сын добрый, жалеет его, не обижает, но пьёт ещё больше – беспробудно… Как же Ванечка болел! Температура за сорок, горел три дня. Не отходила от него и молилась беспрерывно. Выжили мы с ним. Привязалась я к Ванечке, а он меня – «мама… мама», больше-то некого. Мне бы сына вразумить!»
А через неделю я на улице встретила Александру Петровну заплаканную, узнала от неё, что сын её умер. Виктория, значит, предвидела, но не сказала матери! Я понеслась с колотящимся сердцем к ней, звонила долго в дверь. Она вышла отрешённая и суровая, я поледенела, но меня несло - выпалила ей шокировавшую меня новость. Она посмотрела на меня отстранённо и бросила: «Ну нельзя же так! Я в медитации была, а ты врываешься…Произошло, что должно было…иди мне надо быть одной».
Признаться, я видела её приближённой у Бога, надеялась, что моё беспокойное сердце, которое всем хочет помочь, но не умеет, нашло того земного ангела-хранителя людей, который решит их проблемы. А мне бы только рядом быть и что-то впитать и быть ей правой рукой, учеником, слугой и другом, защитником от всяких злых сил…если можно.
Помню увидела красивого ласково льнущего к матери малыша, практически неговорящего, лет 4-х, что-то булькающего, а мать мгновенно поняла, что он пить просит. Я взяла у матери номер телефона, понеслась к Виктории, с просьбой принять и помочь…Она задумалась и говорит: «Не веди. Он потомок лемурийцев. Они тоже не говорили». Туманно мне это показалось, не устраивало, как могла – помогла женщине с адресом центра, где поправили речь успешно моему сыну. Встречала их потом, у мальчика пошли подвижки явные. А Виктория мне сказала :«Ты готова весь мир обнять. Помогай сама, кому можешь, а ко мне придут те, кто должен встретиться. Я их иногда заранее даже вижу и жду». Да я бы рада, да ЧТО могу?
Через какое-то время я увидела вновь моих новых знакомых. Александра Петровна шла с малышом и несла сумку с продуктами, идти ей было трудно – болели ноги. Я предложила проводить домой, и она согласилась. Дома было чистенько, аккуратно.
Я знала, что у хозяйки дома старинная привычка покуривать, с которой она пыталась безуспешно справиться, но в комнате было свежо - она сказала, что никогда не курила в квартире, как появился Ванечка. У Вани была своя раздвижная кровать, как у моих детей, игрушки, детские книжки. В комнате небогато совсем, старая мебель, цветы, иконы, фотографии. Александра Петровна поведала мне о своей беде – Ванечку хотят отнять! Она-то – чужая!
«Старая я, конечно, но проживу ещё, подниму моего Ванечку, сердце, ноги вот только. У нас обоих никого больше нет. Мне он дорог, и он мамой зовёт. У меня с ним и смысл жить и радость появились. Я знаю, что нужна».
Стала она просить меня помочь ей стать опекуном, поддержать её в этом, надо подъехать кое-куда, поговорить, домой придёт комиссия решать, а я должна рекомендовать или поручиться…что-то в этом роде. Я сразу согласилась.
Поехала, поговорила…Всё, как по маслу пошло! Уже назначили день, когда комиссия придёт решать судьбу Ванечки. Я – ликовала и предвкушала победу. Чувство было окрылённое, что я смогу чем-то помочь этим людям. Я! САМА!
Пошла к своей учительнице хвалиться, а она вдруг напала, огорошила: «Откуда ты знаешь, ЧТО этому ребёнку надо? Что в опекуны именно ОНА нужна?! Что ты о себе возомнила?! Это - ЭГО! Баллы зарабатываешь, хорошей и услужливой хочешь быть! Ты в чужую карму вмешиваешься. А, может быть, ребёнок попадёт в семью хорошую, где папа-мама, а не курящая, больная, старая тётка, которая своего воспитать не смогла! Куда суёшься, благодетельница хренова!» Зло смотрит, а я мертвею. Плетусь побитая… И соображаю в трусости, что назад ходу наверно нет. В тисках. В ТИСКАХ!!! (Гремит во мне). Дурра! ДУ-РА!
Пришла на комиссию, что проходит в доме Александры Петровны – я же - СВИДЕТЕЛЬ. РЕКОМЕНДАТЕЛЬ… (Хренов!)
Комиссия идёт, как по маслу. Я истуканом хожу, напряжённая. С глазами кролика и няньки, у которой украли ребёнка. Это, значит, кто-то воспользовался моей глупостью и эгоизмом. Очень надеюсь, что комиссия «зарубит», найдёт, кто комнатка тесновата, что тренажёра для ребёнка нет или велосипеда-лыж…ещё чего... Нет же! Я тогда так постаралась убедительно рассказать о «сладкой парочке», что тётки (три!) ходят довольные и подписывают бумаги. ВСЁ!
Александра Петровна довольна, мальчик-зайчик жмётся к ней – не оторвать, а я глотаю ком в горле и смотрю, не мигая, в угол с иконой.
Были переезды…Случилось так, что мы не виделись три года. Весна. Воскресное утро и солнце. Навстречу мне у магазина Билла идут…
Неужели? – они ли? Александра Петровна, почти не изменилась и …ВАНЯ? Большой. Не помнит меня, но смотрит приветливо. Ясные глаза-озерки. Вытянулся. Александра Петровна с тросточкой лёгкой. Пакет у неё и у Вани – из магазина. Она, сияя, смотрит на меня: «Я вас вспоминаю всё время! Помогли нам тогда! Спасибо!» «Как Вы?», - улыбаюсь, растерянно, а внутри всё прыгает. «А у нас всё слава богу! Ванечка в школу пошёл, учится хорошо. Помощник во всём! А по воскресеньям в воскресную школу его вожу, помогают нам. Это тогда никакого пособия на мальчика не было, никто же не оформлял, а сейчас нам легче. Всё у нас есть… Лекарство редкое для ног вот достала… говорят, восстанавливает всё. Поживу ещё…» «Нам с мамой путёвку дадут на море летом», - хвалится Ваня, - «А Вы видели море?»
Что же мастер? А мастер хотела моей самостоятельности. Чтобы я не велась за ней, а слушала свои сердце и разум, училась сама вникать в ситуации и отвечать за свои решения.
Её уже не спросишь, она ушла в свой час… а она и не любила отвечать или путала беспощадно, чтоб, сбитая с толку, я искала свой путь.