Небо на востоке уже начало розоветь. Ещё недавно яркая Венера поблекла, её световой след вот-вот растворится в зареве нового дня.
На вершине круглой горы, в приустьевой части Катэна, на снегу, словно неживой, застыл тигр. Лишь иногда на его голове двигаются уши. Он слушает звуки в бикинской пойме.
Где-то далеко гулко лопнул лёд на реке. Потом из накрытой морозным туманом речной долины донёсся еле различимый свист рябчика. Сбоку, совсем недалеко, под снегом, завозились и запищали мыши. Снова всё стихло. Наконец внизу, где-то в устье Катэна, чуть слышно треснула ветка, потом ещё раз. Тигр повернул туда голову и медленно двинулся в направлении только ему ведомого звука. Он ещё не знал, что в этот день ему уготована встреча с человеком.
В начале января 2000 года мне на квартиру позвонил Дмитрий Пикунов. Это мой начальник, заведующий лабораторией экологии и охраны животных. Есть такая в Тихоокеанском институте географии ДВО РАН.
– Саша, приветствую, – прозвучал в телефонной трубке знакомый голос. – Всё сидишь за компутером? Так и заболеть можно. Предлагаю размяться. Как ты смотришь на то, чтобы с недельку сопли на Бикине поморозить?
Шеф редко беспокоил меня своими заботами, зная, что без дела я не сижу.
– Снова тигров считать?
– Ты же знаешь, зимний учет на Бикине – дело не простое. Нужны люди с опытом.
– Из местных берёшь кого-нибудь?
– Пока неясно. Вчера звонил в Красный Яр. Тех, на кого рассчитывал, нет на месте… С нами поедет Иван. В Яру найдем еще одного человека. И хватит. Снегоходы берём свои. Поедешь?
– Поеду.
Этот телефонный разговор определил круг моих забот на последующие десять дней. Мне предстояло участвовать в очередном учете тигров на мониторинговой площадке в среднем течении реки Бикин. В последние годы вместе с Дмитрием на полевых мы работали нечасто. Нужно сказать, что решающим в моем согласии на участие в предстоящей экспедиции было не только желание убежать на недельку в лес потоптать снег да по-пить свежего ветру. С годами и у моего шефа, и у меня выработался собственный жизненный почерк, у каждого окончательно закостенел непростой характер. Возможно, именно это обстоятельство с определенного времени стало основным препятствием для длительного тесного общения. Так бывает. Иногда даже несмотря на то, что за плечами у обоих не одна сотня совместно пройденных по тайге вёрст, не один пуд съеденной и выпотелой соли. И всё же бывают моменты, когда по интонации голоса товарища чувствуешь, что нужно помочь. В такие мгновения каждый из нас понимает, что мы можем совершенно по-разному относиться к чему-то, раздражаться друг на друга по мелочам, но когда есть дело, которое делать необходимо, и помочь некому, мелочи в расчёт не идут. Тогда и дело бывает сделанным как надо, и уж само собой никто никого не бросит на полпути.
До Красного Яра добрались, как обычно, за день на двух автомобилях. В пикуновской «Ниве», кроме шефа и меня ехали продукты и часть снаряжения. В зафрахтованном бортовом уазике два снегохода «Буран», лыжи и тара под бензин. В кабине вместе с пожилым шофёром, который упорно просил называть себя просто Володей, ехал Иван Серёдкин, молодой аспирант Пикунова.
По прибытии на место мы остановились у начальника аэропорта «Олон» Бронислава Степановича Рыбина. Ему не впервой помогать «научникам». Сколько лет мы знаем друг друга, я уж и не помню. В этом человеке меня всегда поражало редкое трудолюбие и полное отсутствие какой-либо агрессивности. Даже на откровенные безобразия жизни Бронислав Степанович, как и его брат, Анатолий Степанович, сколько помню, всегда реагировали лишь незлобливым улыбчивым ворчанием. Я давно заметил, что подобную улыбчивую критику недостатков тоталитарного коммунизма, как, впрочем, и тоталитарного демократизма, можно услышать из уст только истинных тружеников в деревне. Городские жители, повязанные общей верёвкой нужды и забот, заметно болезненнее и жестче реагируют на всевозможные события.
Во дворе обширной усадьбы Степаныча мы нашли место для своих автомашин. Согласился хозяин и на то, чтобы приютить нашего шофёра.
Далее от Красного Яра до конечного пункта в районе будущих работ нам ещё предстояло преодолеть около восемьдесяти километров по заснеженной реке. В зимнее время практически единственным транспортом в этих местах, предназначенным для передвижения по снегу, являются снегоходы. Отечественный «Буран» среди них пока наиболее распространённый. Влияние этих «снежных мотоциклов» на жизненный уклад местного населения, начиная приблизительно с восьмидесятых годов уже прошлого столетия, пожалуй, можно сравнить лишь с появлением на реке лодочных моторов. Эти технические новшества совместно с усовершенствованными капканами, оружием и одеждой быстро и бесповоротно выдавили прежние устаревшие технологии таёжных промыслов. Такая технологическая революция принесла не только благо, но и новые проблемы. Если раньше почти каждый удэгейский пацан жил внутри тайги и рано или поздно сливался с ней в жизненном ритме, то с появлением технических костылей, удлинявших руки и ноги, в сознание таёжных людей вползла и окончательно прижилась мысль о своём превосходстве над природой. Зачем развивать навыки понимания жизни зверей, если добывать их можно совсем просто. Увидел, пальнул меткую пулю; установил капкан с приманкой, соболь сам прибежит. А моторы в считанные часы лихо донесут охотника туда, куда раньше приходилось добираться неделями пешком или на лодке, которую приходилось тащить за верёвку. Кто-то скажет: «А как же иначе? Человек должен упрощать свою жизнь, высвобождая время для своего интеллектуального и культурного совершенствования». Разумеется, это так. Однако жизнь показала, что развиваясь интеллектуально и культурно в отрыве от природы, люди в большинстве своем не становятся мудрее, здоровее, добрее, чаще – лишь более изощрённее, хитрее и вместе с этим болезненнее и несчастнее.
В поселке подыскали себе помощника из местных. Это бывший охотовед госпромхоза Витя Сун. Казалось бы, всё готово. Наши «Бураны» на ходу, продукты и снаряжение уложены и увязаны на нартах, все ёмкости заправлены топливом. Но трогаться в путь не решаемся. Старый след снегоходов на реке не читается: его давно засыпал очередной снегопад и зашлифовал ветер. Зимой по таёжной реке ездить на снегоходе не менее трудно, нежели летом на лодке. Необходимо хорошо чувствовать, где под снегом разлилась вода, где тонкий лед может провалиться. Ярские охотники, ещё не закончившие новогоднего гуляния, в тайгу пока не спешат. Кроме того, они узнали, что по Бикину собираются ехать научники. Мол, у них «Бураны» казённые, пусть и бьют дорогу первыми.
Мы бы рады, но вот беда – наш провожатый не столь опытен. Рисковать не хочет. Когда стало ясно, что переждать охотников не удастся, решили схитрить: перебраться всем на устье реки Тохоло и там ждать, когда в верховья реки проедет кто-либо из местных.
Сказано – сделано. Уже к вечеру наши «Бураны» были у Тохолинского моста в рабочем посёлке мостостроителей. На ночлег устроились в одном из вагончиков, который выделил нам местный сторож.
После ужина состоялся совет экспедиции, на котором было решено начинать работу не с верхней части учётной площади, как это было прошлой зимой, а с низов.
– Саша, завтра тебе идти по Амбе. С собой возьмёшь Ивана. Ночевать придётся в старом зимовье... Во-во, в прошлогоднем. Маршрут трудный, но тебе уже знакомый. Послезавтра к обеду вы с Иваном должны выйти на устье Амбы. Отвезёт вас на исходный рубеж Витя. Я с утра на легко гружёном «Буране» попытаюсь пробиться по ключу Линейному до устья Амбы. По возвращении Витя загружает свой «Буран» остатками груза и едет вслед за мной. До вершины ключа есть дорога, дальше старый буранник. Все ясно?
– Ясно, – отвечаю. Что тут неясного. По реке Малой Тохоло нужно перевалить в среднюю часть реки Амбы, пройти по речке и переночевать в старом зимовье на десятом километре, а утром скачками до устья, где нас должны ждать.
Ох уж эта Амба! Видать не зря слово «амба» по-удэгейски означает «злой дух». В прошлом году этот маршрут мы проходили вместе с Пикуновым. И надо же так случиться, что сразу перед нами там замёрз человек – житель поселка Соболиный. На охоте ушел в горячке за изюбрем и заблудился. Одежонка слабенькая, топора с собой не взял. Набегался по запарке. А ночью сердце не выдержало, так и застыл. Только через два дня по следам его нашли и вытащили тело до буранника. Но откуда нам было знать, что лыжня, на которую мы в сумерках вышли в пойме Амбы, ведёт в никуда, что это последний путь заблудившегося человека. Убежденные, что лыжня приведёт нас к зимовью, целых два часа ночью с фонарями мы усердно продирались сквозь пойменные черёмушники. Измотанные ночными блужданиями без ориентиров мы, наконец, поняли, что тут что-то нечисто. Пришлось доставать компас и, придерживаясь борта долины, топтать свою лыжню в направлении устья Амбы. К старому зимовью вышли лишь после полуночи. Прошлогодние тяжёлые впечатления об этом маршруте глубоко засели в подсознании у нас обоих.
На следующий день с утра пораньше (зимой, когда мороз за тридцать пять, обычно это не ранее половины десятого) нас с Иваном на исходный рубеж повёз Виктор. Учётный маршрут начался с устья Малого Тахоло, вдоль которого идет старая лесовозная дорога. Суть учёта заключается в том, чтобы по пути записывать и помечать на карте все суточные пересечения следов тигра и копытных, отмечая при этом вид и численность животных. Следы тигра подлежат учету независимо от давности. При этом по возможности промеряется ширина пятки зверя и изыскиваются следовые признаки пола и возраста. Менее жёстко требование к учёту куньих и прочего зверья. В отношении этой категории животных важно по следам отмечать лишь их реальную численность на маршруте.
Около одиннадцати тридцати на снегоходе пробились по лесовозной дороге до устья перевального ручья и попрощались с Виктором. Дальше идём на лыжах. На охотничьих, разумеется, подшитых камусом. Камус – это куски шкуры изюбра или лося, содранные с нижней части ног. Без камуса ходить на лыжах зимой в тайге при большом снеге почти невозможно. В этом году глубина снега хоть и небольшая, около пятидесяти сантиметров, но вполне достаточная, чтобы вымотать любого без лыж уже на пятом километре пути. На лыжах же да ещё с камусом за день вполне можно преодолевать до двадцати километров по снежной целине. У каждого участника маршрута небольшой рюкзак. В рюкзаках походный котелок один на двоих, запас продуктов на день-два, фонарики, запасные рукавицы. Обязателен топор, хотя бы один на двоих. Дневник с карандашом, карта и компас во внутреннем кармане суконной куртки. Ружьё тоже одно на двоих, каждому таскать – лишняя тяжесть.
Часа через три пути, уже за перевалом, наткнулись на свежий след человека. Неужто ещё один блудящий. Везет же нам на приключения. Пригляделись к следу внимательнее. Ходит без лыж, но уверенно. Вероятно живёт где-то поблизости. Ниже по ручью пересекли ещё один его след. На этот раз вчерашний. След тянется из соседнего распадка. Похоже, что там же его бер-ложка. Кто бы это мог быть? Вряд ли это законный охотник. Скорее, «партизан». Таких нынче много промышляет по тайге. Встреча с ними порой бывает опаснее встречи с тигром. Попро-буй угадать, что у лихого человека на уме. С этими мыслями стараемся быстрее пройти глухой распадок.
Вот и пойма Амбы. Нужно заметить, что с непривычки начинать учёты сразу с длинного и тяжелого маршрута трудновато. Сказывается долгое сидение в городе. Но нужно идти. В мороз долго отдыхать себе дороже, не успеем добраться к ночи до избушки. Переночевать в тайге с топором и пилой можно, конечно, и в январе, но это требует слишком больших затрат сил и времени. И то и другое у нас в дефиците.
До темноты мнём лыжню поочередно. По пути делаем пометки о встречаемых следах. След тигра так и не попадается. Когда стемнело, продолжаем маршрут с фонарями. К зимовью подошли лишь около девяти часов вечера. Судя по следам, этой зимой в нем уже кто-то ночевал. К сожалению, дров нам не оставили. Приходится около часа ползать с фонарями по снегу в поисках сухих лесин, тащить их к зимовью, пилить и колоть дрова. Зимовье старое, вросшее в землю. Изнутри сквозь щели видны звезды на небе. Жестяная печь и труба местами проржавели. На сколоченных из еловых жердей нарах тлелое тряпьё, пихтовый лапник с уже осыпавшейся хвоей. Кривая столешница, сбитая из колотых плах, сплошь усыпана мышиным помётом.
Я чувствую, что Иван, хоть и вдвое моложе, но устал не менее моего. Однако виду не подает. Молчит. Лишь иногда сопит, волоча очередное бревно на дрова. Раньше мне не доводи-лось с ним ходить. Уже после первого дня стало ясно, что парень в тайгу попал не случайно. У этого должно получиться. То, что он бывает излишне самоуверен, это ничего. Пройдет. Например, пошёл в этот раз без запасных рукавиц. Взял лишь шерстяные перчатки, которые, конечно же, очень скоро промокли и покрылись льдом. Ледяным панцырем покрыта и его спина. Это означает, что он слабо одет. Тепло от разгоряченной спины, проникая через одежду, растапливает постоянно падающий с веток снег. От этого при первой же остановке мокрая ткань моментально промерзает.
Когда зимовье разогрелось, котелок каши с тушёнкой съеден, самое время за чаем завести какой-нибудь разговор. Нередко он затягивается за полночь. Зимние ночи на мёрзлых нарах при свете фонарика кажутся бесконечно длинными.
Проснулись, когда за окном уже вовсю сверкает день. Яркие лучи света пробиваются через щели в двери и на потолке. На темном фоне хорошо видно, как мельтешит невесомая пыль. От печи веет ледяным холодом. Тихонько, стараясь меньше тревожить боль, засевшую в застылой пояснице, сползаю с нар. Пару раз присев на корточки, начинаю строгать щепу. Иван тоже сгибается с трудом, разминает руками натруженные мышцы, потом берётся за котелки.
Через час уже плотно позавтракавшие, одетые попоходному выползаем из тёмной, но угретой берложки в ослепи-тельное утро зимнего дня. Вездесущие синички, тихонько переговариваясь между собой, легко порхают возле помойки. Нешутейный мороз спешит залезть под воротник, начинает жечь запястья. Хочется быстрее встать на тропу, но прежде чем уйти, нужно оставить после себя дрова. Приходится снова таскать и пилить сухие лесины.
От избушки до устья Амбы недалеко. Часа два быстрого хода. К полудню мы уже на месте. Дмитрий Григорьевич и Виктор уже ждут нас в зимовье. Один из них приехал вчера. Второй не успел, ночевал в зимовье по дороге и прибыл лишь недавно.
Ещё час уходит на загрузку и разогрев снегоходов. Из поймы реки Амбы выбираемся на речной простор Бикина со свежим буранником. Через три километра остановка у «богомолки». Удэгейцы называют так скальный прижим в подножии большой горы, что выше устья реки Амбы, – место, где принято отдавать дань местным духам. Эта традиция возникла очень давно. Никто уж и не помнит, когда именно. Идет ли кто пешком, едет ли на снегоходе или плывёт на лодке, все стараются найти время остановиться здесь. Кто тряпочку привяжет к кусту, кто водкой окропит вокруг, кто больше употребить внутрь старается. Такова традиция. Особенно серьезно стали относиться к этому ритуалу после того, как двое милиционеров из Лучегорска пальнули в священную скалу из пистолета, целясь в оставленную кем-то бутылку. У обоих в этот же день погибли сыновья. У одного маленький сынишка утонул, когда купался со сверстниками в лучегорском водохранилище, сына второго милиционера сбила автомашина: мальчик умер в больнице.
У «богомолки» достали бутылку водки, налили по кружкам и, сбрызнув огненной водой троекратно, выпили во славу всех живших и живущих на Бикине как в этом, так и в иных измерениях. Совершив обряд, не спеша тронулись дальше.
Когда добрались до зимовья в устье Байчихезы, там нас уже ждали хозяева – братья Яков и Иван Геонка и с ними Лёва по кличке Длинный. Они прибыли сюда ещё вчера.
– Заходите, заходите, – первым протягивая руку, заговорил Яков. Успевайте занять места. Сегодня после обеда все охотники должны выехать. Скоро будут здесь.
Хорошо знакомый нам Лёва, не расточая лишних слов, сунул Ивану в руки колун и кивнул на разбросанные еловые чурки. Мне с Дмитрием Григорьевичем предложил чистить картошку. Виктору вручил пустое ведро и указал путь в сторону протоки. Убедившись, что все пристроены к делу, сам принялся рубить мясо на похлебку.
Через полчаса на закате солнца один за другим стали прибывать «Бураны». Приехало больше десятка охотников. Разношерстной полупьяной массой они затекли в натопленную избу, наполнив её дурашливым смехом, громкими возгласами и спиртовым духом. В полумраке замельтешили раскрасневшиеся с мороза лица и руки. Кто-то сопливый поставил на стол уже начатую бутыль водки. Нарочито разыгрывая из себя совсем пьяного, старался шуметь громче всех. Наблюдавший за происходящим из темного угла Иван Геонка вдруг встал и громко, чтоб слышали все, произнёс:
- Молчать всем.
В мгновение все притихли.
- Если кому нужно согреться, грейтесь. Чай на печи. Кто будет вести себя по-свински, выкину за дверь… Кто сегодня дальше не едет, может занимать соседний дом. Места там есть. Дрова в ста метрах по бураннику.
На вид Ивану около тридцати пяти. Среднего роста, коротко остриженный, серьезный, подтянутый, даже в кальсонах он внушал к себе уважение.
Молодой сопливый петушок мгновенно протрезвел.
– Иван Трофимыч, да мы чё. Мы же понимаем. Всё будет тихо.
– Вовчик, – обратился к нему Иван персонально, – вечно ты баламутишь. Смотри мне.
Охотничья братия одобрительно забубнила. В людском гомоне моё внимание привлёк тихий, но членораздельный диалог, доносившийся из тёмного угла.
– От блин. Только вчера поршневую перебрал, и снова не тянет…
– Ну да. Ты, хотел, чтобы после пятнадцати тысяч двигун тянул как новый? Он же рассчитан-то всего тысяч на пять. Покупай новый «Буран», тогда потянет.
– Новый. Ты чё, блин. Он же стоит уже больше, чем японский автомобиль. Слышал, уже за семьдесят тысяч ломят?
– Да…а…а. Такие бабки нам в жисть не заработать.
Постепенно народ рассосался. Кто-то ушёл ночевать в старую избу, которая находилась недалеко от нашей, недавно построенной. Часть людей уехала вверх по реке до других зимовий.
После сытного ужина, как обычно бывает в таких случаях, завязались деловые разговоры. О тиграх: где сколько осталось, обо всех остальных, интересовавших нас лесных тварях. Поразмышляли о том, куда девался кабан, почему в этом году его почти нет по всему Бикину. Незаметно от животных разговор перекинулся на темы более серьёзные.
– Александр, – обратился ко мне Яков Трофимович, заметив, что я в разговоре не участвую. Его внимательные глаза под очками посмотрели с явной заинтересованностью – Мы давно тебя знаем как болеющего за Бикин. Что там нового в верховьях? Слышал, что со стороны Светлой собираются дорогу бить.
Такой вопрос меня обрадовал.
– Есть такая проблема. Недавно лесопромышленники обратились с просьбой в Управление лесами дать разрешение на строительство автодороги от верховьев Светлой до верховьев Единки. Обещают пробить ее исключительно по водоразделу.
– Знаем мы эти водоразделы, – вмешался Лёва, направив ко мне большую растопыренную ладонь. – Какой водораздел между Зевой и Пеей, а? Ровный как стол, – перевернул ладонь и повел ей, словно по гладкой поверхности. – По нему катись хоть боком от Ады до Килоу. Не верю я, чтобы это дело чисто было. Не мытьём, так катаньем хотят Бикин извести.
– Это точно, – согласно закивал головой Яков.
Снова заговорил Лёва.
– А…а, продадут Бикин. Вот помрём мы, молодёжь уже не будет воевать за тайгу. Видел чё им нужно? – указал пальцем на дверь. – Ничё, кроме водки.
– Значит, плохо воспитываете молодежь, – решил я слегка завести Лёву.
– А чё их воспитывать? Чё я им, отец родной?
– Главная беда ваша, что забыли обычаи своих предков. А без обычаев связи поколений у народа не бывает. А когда нет связи, нет и народа, нет и родины, нет и защитников её.
– А кто в этом виноват? – громче обычного зашумел Лёва. – Это русские во всем виноваты. Отец мне рассказывал, как было в тридцатых годах. Насильно из тайги сгоняли в посёлок. Шаманов убивали. Разговаривать на родном языке запрещали, – в его глазах появились недобрые искорки.
Иван Геонка, почувствовав излишний накал эмоций, осадил Лёву:
– Что ты попёр как на буфет. Если кто и виноват, так уж точно не эти люди.
– Да я так. Не по злобе.
Когда страсти улеглись, я попытался продолжить мысль:
– Если что-то с кем случается, то виноват в этом только сам человек. Если что-то случается с народом, то он один и виноват. Это ваши деды и деды ваших дедов позволили себя обманывать, шли на поводу у обстоятельств…
Тут меня прервал Дмитрий Григорьевич:
– Да, мужики, сложно всё это. Может оно и так, как говорит мой коллега, но предлагаю вернуться на землю. Давайте спать. Завтра у нас трудный день.
Утром следующего дня мне предстояло снова идти с Иваном на этот раз по реке Байчихезе. И снова с ночёвкой в дальнем зимовье. Дмитрий с Виктором проводят учёт по другому притоку Бикина.
После возвращения в этот же день мы перебрались на новое место, в район Митахезы. Там все те же заснеженные ключи и речки. Снова звериные следы. А вечерами новые встречи с охотниками. Новые и старые темы бесконечных разговоров.
На седьмые сутки мы добрались до последней нашей стоянки в устье реки Гунчугу. От работы на морозе, когда в день приходится преодолевать от двадцати до тридцати километров целины на лыжах, в организме стала накапливаться усталость. Но отдыхать пока некогда. Поджимают сроки.
Вечером после ужина ко мне снова обратился шеф с официальной интонацией в голосе:
– Александр Михайлович, завтра пойдёшь один. Тебе снова выпал маршрут по Катэну. Катэн нужно вывершить и затем перевалить в Гунчугу. Уж больно интересное там место. Ты же знаешь, это самый низкий перевал из Бикина в бассейн Хора. Чую, что крупный самец где-то там. По Гунчугу выйдешь на старое зимовье. Снизу до него лыжню пробьёт Виктор… Мы с Иваном пойдём по Моховому ручью. Если удастся сделать эти маршруты завтра, тогда уже послезавтра можно уезжать домой. Как, осилишь?
– Попробую.
В прошлом году я ходил по Катэну в первый раз, но неудачно. Местный охотник с вечера рассказал мне, как удобнее зайти в ключ, чтобы не пересекать длинную и глубокую гнилую протоку в бикинской пойме, преграждающую подход к устью Каэна. Но я неудачно сориентировался и свернул не в тот ключ. Как назло, пошёл обильный снег. В итоге когда я вывершил ручей и понял, что попал не туда, разобраться в расположении хребтов было практически невозможно. Кусочек ксерокопии карты с обозначенным маршрутом был слишком мал, чтобы по нему можно было надёжно сориентироваться. Ничего не оставалось, как идти на север вдоль водораздела. Когда мне показалось, что дошёл до хорского водораздела, повернул на восток, в ключ, впадающий в Гунчугу. Ключ оказался не вторым, а первым нижним притоком Гунчугу. Это означало, что до водораздела с Хором я не дошёл.
Позднее, уже во Владивостоке, разбирая свой неудавшийся маршрут, я вспомнил, что по ручью Катэн блудил не только я, но и В.К. Арсеньев вместе с Дерсу и проводником тазом во время своей зимней экспедиции в декабре 1907 года. Этот момент описан в книге «Дерсу Узала». По речке Катэн (которая в книге называется Катэ-Табань) Арсеньев со своими спутниками хотел выйти в бассейн Хора. Когда они дошли до вершины ручья, проводник понял, что потерял ориентиры, и они решили заночевать в лесу на плоском водоразделе. Ночью подул сильный ветер. Потом пришёл тигр и прямо от костра утащил собаку проводника таза. Похищение собаки В.К. Арсеньев описывает так: «…первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они всё время прыгали то на одну, то на другую сторону костра, спасаясь от тигра. Альпа бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул её и в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понёс её в лес…». В итоге Арсеньев в бассейн Хора так и не попал. Кто-то или что-то помешало ему это сделать. И во всем этом был замешан тигр. Эта аналогия с блужданиями почти столетней давности показалась мне не случайным совпадением, что-то в этом было неспроста.
На этот раз я запасся хорошей картой. Погода с утра солнечная. Настроение бодрое. Примерно с полчаса задержался на гнилой протоке, фотографировал пейзажи на восходе солнца. Потом направился вверх по тому же ручью, что и в прошлом году. Мне захотелось разобраться, где же я в тот раз запутался. Через час ходкого пути, вывершив ручей, поднялся на одну из вершин катэнского водораздела. Огляделся. Вокруг лабиринт из за-снеженных сопок и распадков. Долина Катэна рядом, слева, в глубоком распадке. Прошлый раз я шёл вдоль него, но не видел этого из-за плотного снегопада.
По крутому склону спустился в пойму Катэна и направился вверх по реке. Через час пути долина речки резко расступилась. Судя по карте, здесь она принимает форму обширной пло-ской чаши. По низкому краю её проходит водораздел бассейнов Бикина и Хора. Судя по запискам В.К. Арсеньева, где-то здесь сто лет назад он заночевал и встретился с тигром.
Перед расширением ручьевой долины слева прижим, под ним свежая тигриная тропа. Размер пятки двенадцать с половиной сантиметров. Взрослый самец. Похоже, что именно его старый след подрезал Виктор в соседней речке, в пятнадцати километрах к западу. По следу видно, что тигр ходил по тропе несколько раз. Решил пройти по ней, может быть удастся найти давленину. Пройдя метров пятьсот в вершину распадка, обнаружил останки задранного изюбра. Судя по следам, тигр жил поблизости двое-трое суток. Наверняка хищник не успел уйти далеко. Где он сейчас, станет яснее, когда обойду вершину Катэна с севера и востока.
Вернулся на свою лыжню и продолжил путь в сторону хорского перевала. Вскоре вышел на старый, заросший мелким ольховником, лесовозный волок, который тянулся из-за перевала, со стороны Хабаровского края. По оставленным пням похоже, что сюда лет двадцать назад ныряли лесорубы с хабаровской стороны, успели выкосить кусок бикинской тайги.
Поднялся на хорский водораздел и, взяв азимут на гору Пушную, уточнил координаты своего места. Теперь можно спускаться в ключ, впадающий в реку Малую Гунчугу. Светового времени остаётся около двух часов.
В залепленных снегом ельниках многочисленные следки соболей. Здесь же свежий след быка изюбра. Нашёл несколько его лёжек. Вот и первая развилка: большой распадок уходит влево. Через сотню метров вижу, что впереди пойму пересекает явно свежий след крупного зверя. Это не изюбр. Слишком «пашет» снег. Подошел ближе. Так и есть. Это тигр. Тот же. След совсем свежий. Зверь где-то рядом. Я убежден, что он меня не тронет, но внутри против моей воли затлело неуютное ощущение. Машинально снимаю из-за спины ружье, проверяю, не забит ли ствол снегом, надеваю его на плечо, чтобы при случае можно было быстрее снять.
Через двести шагов снова след тигра. На этот раз зверь перешёл на обратную сторону. В данной ситуации суетиться бесполезно. Останавливаюсь и долго слушаю, всматриваюсь в склон сопки, куда уходит след большой кошки. Я знаю, что она видит и слышит меня. Сейчас и я её увижу. Да вот она. В кустах силуэт тира почти не просматривается. Видна только круглая голова. До неё не более сотни метров. Тигр смотрит не мигая. Наши взгляды встретились. По спине забегали холодные мураши. Рука инстинктивно нащупала шейку приклада.
– Что, брат, трудновато стало выживать. Во…во. Мне тоже не всегда весело, – обратился я к тигру вполголоса как можно спокойнее.
В ответ послышался лёгкий утробный рык, скорее похожий на далекий хриплый кашель. Как только тигр понял, что обнаружен, дальше не стал играть в прятки, тут же вышел на чистое место. Издалека он казался длинным и плоским. Глянул в мою сторону, не спеша побрел вверх по склону.
В голове замельтешили мысли. Почему-то о разрушении тайги человеком, о том, что тиграм отступать больше некуда. Ощущение такое, что мысли эти телепатически передал мне сам тигр.
Спустя всего полчаса я вышел к старой, уже развалившейся избушке. Около неё лыжня Виктора. Прямо на ней с шипением дотлевают поленья от непотушенного костра. Похоже, что Виктор ждал меня здесь не меньше часа.
Достал из рюкзака котелок, набрал в него ключевой воды, повесил над костром и принялся раздувать огонь... Когда огонь разгорелся, подвинул ближе к костру не расколотый ещё чурбачок, присел на него, огляделся.
Лучи заходящего светила позолотили макушки кедров на противоположном берегу реки. Глядя на закатное небо, подумалось: «Уже послезавтра я затеряюсь в людском потоке в одном из "цивилизованных муравейников"… Но мыслями останусь здесь до конца дней своих. Для того чтобы не забыл случаем о последних уголках дикой Уссурийской тайги, о братьях наших меньших. Обо всём этом теперь будет напоминать мне запечатлённый в памяти образ старого тигра. Похоже, что именно для этого он и нашёл меня среди заснеженных сопок».
Впрочем, я уже знаю, что тигр здесь не причём. Его послали духи Бикина, чтобы дольше сохранилась во мне эта памятная зарубка.
Владивосток, январь 2000