Та, что с фотокамерой

Александр Калуцкий
Яне Гетман посвящаю
У нее был на удивление красивый голос, как ветер, блуждающий во флейте

Впервые Андрей увидел Яну в августе, в московском аэропорту. Андрей был журналистом одной провинциальной газеты и летел в составе большой сельскохозяйственной делегации в Ставропольский край, на землях которого должен был состояться рекорд по намолоту пшеницы.
В этой же делегации была и Яна – фотокорреспондент известного столичного издания.
Худенькая девушка с крупной, пожалуй, даже слишком, головой с густой какой-то бесформенной прической, которая визуально делала ее голову еще крупнее.
В коллективе улетающих, состоявшем в основном из солидных мужчин в пиджаках и галстуках, юная, джинсово - блузочно одетая, длинноногая Яна казалась инородным телом. Декоративной рыбкой среди однотонных промысловых осетров.
«Осетры» какой-то странной, молчаливой стаей окружили Яну, словно в ритуальном танце неправдоподобно синхронно покачались вокруг нее, а когда они расступились, Андрей увидел ее лицо. Нет, не увидел, почувствовал. Именно почувствовал.
С ее густой, светлой, словно взвихренной прически повеяло на него свежим морским ветром с пылью соленой пены, а угольно-черные зрачки глаз, похожие на разверстые дула пистолетов, даже напугали Андрея.

Девушка лишь скользнула по нему своим смертоносным взглядом, и тут же погрузилась в объятия какого-то высокого мужчины, вынырнувшего из недр вокзального бара. Причем этот тип своими длиннющими ручищами пленил красавицу таким охватом, что его ладони лежали, чуть ли не на его же спине, как будто он обнимал сам себя.
Позднее Андрей узнал, что это всего лишь ее хороший знакомый. А тогда… тогда в аэропорту все ожидали известного олигарха, владельца тех самых ставропольских земель, на которых и должен был состояться рекорд.

Олигарх появился минут через сорок в окружении свиты скромно и даже небрежно одетый, рассеянный, погруженный, как казалось, сам в себя.
Яна расчехлила камеру и сделала подряд с десяток снимков, безжалостно озаряя затемненные углы YIP-зала яркими световыми разрядами фотовспышки.
Андрей почему-то не поспешил к свите олигарха, хотя ему хотелось рассмотреть поближе этого известного человека и оказаться рядом с Яной. Он уже вроде и приподнялся со своего диванчика и потянулся к входу, а потом опять сел.

Андрей. 40-летний лысоватый мужчина с брюшком. Впрочем, уже и Андрей Арсеньевич. Тонко чувствующий тугодум. Так говорил он сам о себе.
В самолете олигарха пассажиры не в меру оживленно спорили и здоровенными бокалами глушили дорогущий коньяк  (на халяву, как известно, пьют даже трезвенники и язвенники). Двое каких-то разудалых прихлебателей, расположившихся в соседних креслах, в переднем от Андрея ряду громко разгадывали кроссворд, стремясь вовлечь в увлекательный процесс всех присутствующих:
- Мучное, сдобное блюдо из пяти букв. А, ну, кто знает?!
-Оладьи. Подходит?
-Пять букв, голова!
-Блины.
-Пампушки.
-Пирожки.
-Селедка под шубой!
-Да пошли вы к черту с вашим кроссвордом. Я вот так же точно месяц назад в «Спортлото» десять тысяч выиграл. Поставил крестики, а оно и совпало.
-Давайте лучше хряпнем, ребята? Дружно. Вместе! Когда еще вот так вот соберемся.
Олигарх, как и Андрей в возлияниях не участвовал. Первый закрылся с приближенными в своем VIP- салоне, куда время от времени приглашалась лишь стюардесса то с подносом, нагруженным фруктами, то с минеральной водой. Второй, притулившись у иллюминатора, с отстраненным видом глядел в ночное небо и радовался огням редких поселений, рассыпанным внизу, напоминающим, что земля есть и находится она, в общем-то, недалеко.
- Что там видно, молодой человек?- Спросил Андрея сосед, благообразный старик с густой, седой шевелюрой в модных в позолоченной оправе очках.
-Ночь.- Пожал плечами Андрей.
- А я, знаете-ли, боюсь летать. Волнуюсь несусветно, как ребенок, ей-Богу.
Андрей искоса оглядел собеседника и снова отвернулся к иллюминатору:
-По вам не скажешь.
-Да просто держу себя в руках. И это,- старик поднял пузатый бокал, на дне которого болталась янтарная, маслянистая жидкость.
- А вам страшно в самолете?
Андрей не ответил.
-Попробуйте, помогает,- поднял бокал ветеран,- Юлечка,- остановил он спешащую мимо стюардессу,- принесите моему соседу  коньяку… Ах, да и мне еще пятьдесят пожалуй!- Залихватски махнул он вялой в канапушках рукой.

Вскоре соседи чокнулись и молча выпили. Вернее дедушка сделал лишь мелкий глоток, а мужчина разом выкинул содержимое бокала в рот, живо захрумкал колечком лимона, сняв его с ребрышка бокала. Легкая пыльца сока остро щекотнула нос, и Андрей, не сдержавшись, громко чихнул. Надо сказать, не без удовольствия.
-Хорошая девушка,- вдохнул Андрей, двумя руками прилаживая стекло на плоскость подставки.
-А?- переспросил сосед.
-Говорю, девушка красивая.
-Да-а, и умница какая,- подхватил захмелевший старик,- ослабляя узел своего галстука и как-то по-гусиному выпрастывая тощую шею,- молодая совсем, а уже трудится. Причем, заметьте, одна стюардесса на весь самолет, а все успевает. Расторопная потому что…
- Я не о стюардессе. Я о той, что с фотокамерой.
- А, вы о журналистке? Я тоже заметил. Редкое создание: блондинка с черными глазами. Но, знаете-ли, не мой «колер», я любил женщин попышнее, не кустодиевских, ну чтобы тоже было  тело. А это не девочка, а, извините, эфир. Хотя юность, конечно, очарование юности, это да…
- А почему «любил»?
-В моем возрасте судачить о женщинах уже как-то грешно. Тем более оценивать с мужских позиций особ, которые во внучки годятся.
Пенсионер сделал еще один судорожный глоток.
- Вот теперь и сидит бедная наша блондиночка в компании с этим богатеем, развлекает его за закрытыми дверьми. А что поделаешь, молодая, красивая, а пробиваться как-то ведь надо.
-Вы думаете?..- Похолодел Андрей.
- Нет, нет, она не по этой части, - снисходительно усмехнулся собеседник,- во - первых олигарх, хоть личность, бесспорно где-то и аморальная, но все-таки примерный семьянин. И насколько я знаю, однолюб. Во - вторых, как я успел заметить, она работает фотоаппаратом, хотя могла бы, наверное, работать другими предметами. Нет, поверьте старику, там все пристойно. А вы?.. Я извиняюсь…
-Андрей. Андрей Смирнов, журналист.
-Вот и познакомились. А я Семицветов Руслан Борисович, большой оптимист и доктор сельскохозяйственных наук, между прочим. Почвовед – докучаевец. Великая это наука-почвоведение. Почва-основа основ, молодой человек. Впрочем, кто теперь об этом думает.
- А чего ж вы не там?- Смирнов кивнул в сторону VIP- салона.
- Ну, что вы, туда такую шантрапу, как я не пускают. Мелковато плаваю. Там даже замминистра летит. Видели такой большой мужчина в ковбойской шляпе? Под простолюдина играет. А сам целый замминистра сельского хозяйства. Хохлов его фамилия. А девица гренадерского вида, заметили? С ершистой собачонкой на руках. Жена Чубайса. Такая вот компания. Куда уж нам жукам навозным.

Смирнов невольно улыбнулся. «Девице», о которой говорил словоохотливый почвовед, на вид было лет 50, не меньше.
Андрей снова лег на иллюминатор. В стекле отражались золотые очки соседа, а самого соседа вроде, как и не было.
Небо очистилось от туч, и теперь было просторным, синим и каким-то торжественным, ясно освещенным полной луной. И чудилось, что где-то в нем, за монотонным гулом турбин грустно, но так гармонично - сладостно звучит великая музыка Баха.
Крыло самолета, видимое Андрею, казалось на удивление белым, словно меловым. Дальний его край шел по самой кромке выпуклого горизонта земли, словно прочерчивал его.
Андрей уперся лбом в секло, из под крутого лба как-то по - звериному жестоко оглядел редкий высев звезд вверху своими воспаленными, тоскующими глазами.
Ему было невыразимо горько от того, что он не олигарх. Если бы он был олигархом, он тоже смог бы пригласить Яну в свой салон.

В Ставрополь прилетели в три часа ночи. Делегация очень тактично и оперативно была расселена по номерам гостиницы. Андрею достался простенький одноместный эконом – класс, однако весьма пристойный: уютный со свежайшим, фирменно пахнущим бельем.
То обстоятельство, что берлогу не придется делить с кем-либо из нечистоплотных попутчиков, чрезвычайно порадовало нашего героя.
Свободно вздохнувший Смирнов, не разбирая, забросил походную сумку в кресло, разделся догола и на цыпочках впорхнул в ванную. А спустя час, помытый и облаченный в спортивный костюм нисбежал в ночной бар, располагавшийся в подвальчике гостиницы.

Его играющую всеми цветами радуги вывеску постоялец заприметил еще по пути в свой номер.
Не смотря на поздний час, зал был почти полон. Тут вальяжно покуривали и потягивали разного рода напитки чуть ли не все гости отеля, среди них были и некоторые попутчики Андрея: в ту ночь определялась судьба Олимпиады 2014 года. Международный комитет, на заседании которого присутствовал и президент Путин, решал, в каком городе она будет проведена.
Смирнов расположился у бара, взял сто коньяка, повернулся к бармену спиной, держа бокал, почему-то казавшийся теплым, на ладони, жадно оглядел зал. Андрею не было никакого дела ни до телевизора, ни до Сочи, ни до президента Путина, он хотел увидеть Яну.
Потом было еще сто, выпитых залпом, еще, еще и, кажется, еще.

«Ура-а-а!!!», взорвался зал веселым, каким-то нарочито - придурковатым ревом, когда Смирнов, покачиваясь, покидал стены этого злачного заведения.
Олимпийский комитет проголосовал за Сочи.
Потом была ночная улица незнакомого города, качающиеся перекрестки, густой и холодный, как речная вода ветер, кружащий Андрея, которым он едва не захлебнулся.
А еще высоченный памятник некоему лобастому мужику в пальто, на постаменте которого наш хмельной, заблудившийся гуляка острым куском щебня начертал про Яну. Ее имени он тогда еще не знал, поэтому процарапал нечто ему уже известное: «Та, которая с фотокамерой».
Что так непреодолимо тянет нас к ним: мужчин к женщинам, женщин к мужчинам? Очень схематично думаю так: Господь это некий шар, сгусток энергии, состоящий из клеток, которые пребывают в блаженстве добра. Иногда некие окраины и определенные массивы клеток каким-то образом портятся. Вызывают у основного массива подозрение в чистоте. И тогда этот шар воплощает эти сомнительные клетки в человеческие тела для исправления, через людское страдание. Чем уродливее, тяжелее и больнее тело, тем короче путь исправления для души (клетки).

Мне кажется, что там, на великом небесном разводе души, обреченные на исправление, бьются за страшные, самые страшные судьбы.
Они воюют до изнеможения за жизни инвалидов, и бомжей, доказывают свое право на тела тех, кто самым страшным образом ляжет под снаряды дальнобойной артиллерии или станет жертвой теракта.
А поскольку грубые, железные войны уходят в историю, конкуренция среди душ на вакантные тела солдат в процентном исчислении превышает в миллионы раз конкуренцию среди моделей на самом престижном показе мод.
А секс, когда соединяются два тела, это всего лишь примитивная репетиция соединения части с целым. Души с Богом. И по уровню этого наслаждения можно понять, наслаждение какого уровня ждет душу, прошедшую очищение, по возвращении обратно в небесное лоно.

Андрея разбудили утром, часов в семь. Послышался стук в дверь, и властный мужской голос с каким-то злобным азартом поведал, что через сорок минут начнется посадка в лимузины.
Смирнов очнулся, нащупал вялой рукой на полу у кровати свои часы. Глянул на циферблат, выронил хронометр.
Как же хотелось спать. Невероятно просто.
Черт бы побрал всех, редактора, который заслал его сюда, олигарха, этого деда Руслана - докучаевца, и эту, ну ту, которая с фотокамерой. Всем досталось на орехи, даже тем, которые не были повинны в страданиях провинциального «папарацци».
Журналиста слегка мутило, и вроде не смешал ночью, но, очевидно сказывался жестокий недосып.
Кортеж олигарха, следующий из столицы края на земли района, где должен был состояться рекорд, состоял машин из двенадцати.
На крыльце Андрей узнал, что его место в черной «Ауди», пришвартованной с другими автомобилями у «пристани» гостиницы.

Именно к этой иномарке, выкрикнув фамилию Андрея, пригласил его худощавый, до неприличия прыщавый клерк в пиджаке и галстуке с раскрытым, каким-то невероятно огромным блокнотом в руках.
Отлепившись от перил, Смирнов буквально на лету упал на выпуклый борт иномарки, доверчиво привалившись к нему, долго шарил, нашаривая ручку двери. Наконец плюхнулся на заднее сидение, при этом ухватившись за чье-то голое, холодное колено. Оглядевшись, он обнаружил, что его соседкой является милая, востроносенькая блондиночка, почему-то пытливо заглядывающая в лобовое стекло меж спинок передних сидений.

- Что вы себе позволяете?! – Опомнившись, вскричала она. Андрей отдернул руку, и подул на нее, как будто обжегся.
- Сори,- разлепил он губы испуганным быстрым шепотком.
Красавица гордо, с плохо скрываемой брезгливостью чиркнула взглядом по оголяющемуся кумполу Смирнова:
-Ой-ей-ей, перегарище, враг мой!
- Не пил. Коньяк только… Пардон, еще в аэропорту была бутылка пива.
- Пиво тебя дружок и сгубило.
- Вы прямо поэтесса. Все у вас в рифму. Фамилия, случайно, не Ахматова?
Андрею не хотелось ни оправдываться, ни поддерживать разговор, ужалить бы сучку больнее, чтоб отвязалась, зализывая раны. В том, что она сучка он не сомневался. Он приопустил стекло в двери и выплюнул жвачку.
От этой модельки еще и густо несло какими-то сложными, сладкими духами, и ее безупречный маникюр с зелено- бардовыми дракончиками на розовых лепестках ногтей тоже раздражал спутника. Он даже зубы почистить не успел, а эта фурия при всем параде. Бабы дисциплинированнее мужиков. С похмела да по утру это чувствуется особенно остро.

- Да вот не Ахматова, не сподобил Господь. Всего лишь Кассандра - А, уважаемый! – она прокричала это с таким апломбом, как будто Смирнов должен был знать, кто это сидит рядом с ним.
-А-а,- безразлично выдохнул журналист
- Вы что, не слышали?- с искренним удивлением, почти испугом повернулась девица к Андрею, даже кожа сиденья скрипнула.
-Что именно?
- Мои песни. «Не спите ночью. Ночи не для сна», «Хочу в Австралию», ну и другие, я ведь певица.
-Не слышал.
- Господи, ну и денек начался! С утра мобилу потеряла, чулки в Москве забыла, а тут еще пьяный мужик подсел, пышит перегаром, как дракон и еще делает вид, что не узнал. Да меня, между прочим, только вчера в Курске поклонники в машине на руках несли от стадиона до самой дороги.
- Ага, а сегодня олигарх не взял в свой «Хаммер», такую популярную и великую,- вяло усмехнулся Андрей.
Кассандра достала из своей прически какие-то резинки и заколки, тряхнула хорошенькой головкой, распуская шикарный волос, уронила лицо в ладони, упустив из пальцев диковинные шпильки на полик:
-Господи, зачем я согласилась на эту поездку? Чтобы меня всякое быдло бомжеватое чмырило, чтобы я выслушивала всю эту ересь?
- Аминь.- Перекрестился журналист и посмотрел в боковое окно. Незнакомый ему ставропольский пейзаж гулял за стеклом, поднимаясь и опускаясь своими возвышенностями и низменностями. Машина уже вовсю ловила ветер в свой парус.
Помолчали.
- Ты что, Кассандра, любишь этого олигарха?- Наконец спросил Смирнов.
Девушка отрицательно покачала головой, плотно облепленной ее ладонями, на которые ниспадали ее курчавые местами мокрые локоны и по щенячьи взвизгнула. Слезы дружно струились сквозь ращепы ее белых пальцев. Наперегонки бежали по тонким запястьям, ручьились вокруг браслетов, съехавших чуть не на чудесные локотки.

-Ага, я вижу,- продолжал мучить грудастую поп - диву матерый газетчик. Страдания этой пряной певички доставляли ему удовольствие.- Любит, вижу, и, конечно, исключительно за его непревзойденные человеческие качества. И будь он учителем, бензозаправщиком или даже дворником, наша девочка Кассандра любила бы его еще больше,- как бы сам с собой разговаривал Андрей, вгоняя свой осиновый кол в грудину этой живучей нечисти - любви по расчету.
- Слушай, кто ты такой, а?- отняла руки от лица Кассандра, - драные джинсы за двести рэ, и место в последней машине. Или, быть может, мы миллионеры, без претензии на роскошь?.. Или нет, нет, мы непризнанные гении. Видимо, писатели, которые ничего путного не написали, но вот-вот собираются написать. Неправда ли? Корреспондент Андрей Смирнов!
- Откуда имя знаешь?- очнулся попутчик.
- Нажрался, барсетку выронил, визитки сыпятся. Журналист.
Она подняла перед своими глазами карточку, глянула в нее, не без иронии передала соседу:
- Корреспондент в пятьдесят лет.

Смирнов подхватил опустевшую барсетку, неуклюже согнувшись, стал шарить рукой по полику, разыскивая ключи и документы.
Он выкинул на сиденье пару ее шпилек, кое-как собрал свои «шалагушки», поставил дешевенькую, потертую сумочку себе на колени.
- Мне не пятьдесят. Просто жизнь немного помяла, как кошка воробья в лапах. И выпустила, но теперь и жить как-то расхотелось совсем,- сказал Андрей внезапно «протрезвевшим» и очень серьезным голосом.
Кассандра глянула на попутчика злыми, еще торжествующими глазами, отвернулась, и снова глянула на него, уже задумчиво.
- У вас руки в пыли, видно от полика,- протянула она ему бумажную салфетку.
По пути заехали на заправку. Пока шофер танцевал у кассы, журналист разминался у машины.
- Ну, что жалеешь, что не удалось взять ее нахрапом?!- Заговорщицки хохотнул вернувшийся толстенький водитель, пересчитывая сдачу,- я сначала даже и не врубился в твою тактику. Однако ты меня извини, расчет шит белыми нитками. Делаешь вид, что вроде она тебе безразлична и думаешь, что этим ее проймешь…  Брат, но сам подумай, на фига ты ей?

А она, слышь, отставку нынче получила. Надоела, видимо, вот он ее из «Хаммера»-то и турнул,- ироническим шепотом поведал толстяк.
- Она что, правда, популярная певица?- скосил глаза на салон наш герой.
- Да, подростки просто шалеют, что ты, что ты! Надо, кстати, не забыть, автограф взять, а то дочка домой не пустит. Если бы она знала, что я повезу саму Кассандру, увязалась бы за мной. В одиннадцатом учится, хо - о! Вылитая я. Брюнетка жгучая, в глазах - искра. Мужики уже с ума сходят, а моя…
- Слушай, а ты не выдел такую, большеголовую с фотокамерой?- бесцеремонно перебил Смирнов восторженного папашу. «Странный тип,- мимолетом подумал он, - о дочери говорит, как о любовнице».
- С фотоаппаратом?- приосанившись, уже громко спросил водитель,- волос такой, ну - у, светлый?
- Светлый.
- Нет. Не видел,- почему-то обиделся этот тяжело и с присвистом дышащий «Шумахер».
И наш герой понял, что Яна тоже едет.
Вскоре богатый кортеж прибыл к пшеничному полю, на котором должен был состояться запланированный рекорд. Едва припарковались у кромки, Кассандра прямо из машины отчаянно  выкинулась на руки какой-то ликующей толпы, состоящей преимущественно из полуголых молодых людей, которые тут же начали качать любимицу.

При этом летающая «фемина» указывала рукой на автомобиль, в котором ехала, словно жаловалась на организаторов, что они обрекли ее на поездку в такой утлой машине, с таким идиотским соседом.
И вскоре взревели могучие иностранные комбайны моторами и медленно  подошли к нескошеным хлебным массивам, отрывисто хрюкая выхлопными трубами. И началась жатва.
Это есть такая особая технология уборки: когда колос снимается с нескошеных стеблей специальной очесывающей жаткой.


-Ну не чудо ли, господа?! – восторгался старик Семицветов, когда комбайны, как стадо взрослых динозавров неспешно ушли за горизонт.- Песчаные почвы, плодородный слой «смывается» ветрами под посадки, а какая пшеница! Господин журналист, напишите. Тут есть о чем написать!
Ученый разгуливал по стерне, как цапля по озеру, высоко поднимая свои тонкие ноги. Он разминал пальцами твердые колосья, сдувал полову и с удовольствием пересыпал золотые зернышки с ладони на ладонь.

Далеко, чуть ли не под самым горизонтом, по свежему жнивью важно расхаживал низенький олигарх в белых брюках и забавной панаме в компании долговязых чиновников, журналистов и представителей всевозможных организаций, названия которых иногда трудно себе даже представить.
Олигарх останавливался, и свита останавливалась, олигарх менял направление движения, - вся свита устремлялась за ним.
Было в этом движении что-то комичное, детсадовское, когда великовозрастные дети во всем слушаются маленького, но необычайно развитого, любознательного лидера.

Андрей не примкнул к свите, он почему-то решил вообще ничего не писать, и более того - уволиться из газеты. Он даже сумку свою с журналистскими причиндалами оставил в машине.
И осознание этой свободы окрыляло его, сладкой жутью подступало под сердце.
- Простите, вы не могли бы меня сфотографировать?
Смирнов вздрогнул, быстро обернулся. Прямо за ним, очень близко стояла ОНА и приветливо улыбаясь, протягивала камеру.
-Тут такие крупные васильки!- в свободной руке она держала букет действительно удивительных, каких-то трагически- голубых, тревожно-нереальных цветов.
Васильковый венок с креном на лоб, лежал и на ее растрепанной голове. Ветер шевелил лепестки венка, качал забавный густой белобрысый хохол, взметнувшийся из прически над ее макушкой буйным трилистьем неведомого цветка. Один из «листов», самый высокий, ударив вверх, ниспадал на ее лоб и легонько накрывал рассыпавшимися волосами переднюю часть венка.
- До Москвы ведь их не довезешь. Васильки,- она взлохматила букетик,- сфотографируйте меня с ними. На эту вот кнопочку нажмите и все.
У нее был странный, томительно-красивый голос, неуловимый по тембру, плавно и беспорядочно меняющий тональность, словно ветер, гуляющий во флейте.
Андрей зачем-то развернул на себя объектив, заглянул в его бездонную фиолетовую скважину. Потом молча сделал снимок. Молча и бережно, двумя руками, как ребенка вернул ей камеру. И она ушла.

Он больше не искал ее жадными глазами в толпе, не пытался мысленно понять, кто она такая, он больше вообще даже не думал о ней. Как человек, столкнувшийся с чем-то непонятным, великим, мимолетным и недоступным, он осознал эту недоступность даже без боли и сожаления и выкинул этот полумифический феномен из головы.
Часа через четыре прямо на поле состоялась пресс-конференция, добрый ужин и концерт в честь достигнутого рекорда по намолоту зерновых.
Олигарх наприглашал множество столичных звезд. Ходили слухи, что их доставили отдельным самолетом. Среди прочих с импровизированной сцены концертного шатра спела свой шлягер и обиженная нашим героем, капитально пьяная Кассандра-А.
Словно в отместку своему хамоватому попутчику пела она как-то невероятно дерзко и вызывающе. Неплохо, надо сказать, пела, не смотря на хмель, но ничто уже не трогало повеселевшего, словно очнувшегося Смирнова.

Он бесцельно блукал вокруг концертной площадки, толкался в толпе слушателей, слонялся вокруг дорогущих, скопившихся прямо на поле, автомобилей.
Он думал о том, что красота это такая межа между правильным и безобразным. И вот ты идешь по этой меже, и у тебя есть возможность моментально сравнить одно и другое, и ухваченная единым глазом разница между правильным и безобразным, это и есть красота.
Не известно, сколько времени вот так отрешенно гулял бы наш герой, если б его внимание не привлек звук, донесшийся с концертной площадки.
Могучий рев взметнулся над предосенней, остывающей землею, какой-то на удивление властный и привлекающий. Так «кричит» электрогитара, в руках у музыканта, который еще не знает, что будет исполнять и как бы раздумывает над темой. Смирнов поспешил к шатру. Кстати, он заметил, что и многие другие гуляющие, оставив произвольные маршруты, устремились туда же.

Пока приковылял к площадке, толпа уже плотным кольцом сбилась у нее, заблокировав допуск к низенькой сцене, и совершенно заслонив обзор нашему герою.
Гитарист- невидимка уже вовсю наяривал на своем инструменте, и как! Не играл даже, а шаловливо выстукивал ритм по струнам, словно касался кончиками пальцев самых больных точек людских душ, и эти точки отзывались блаженством.
Мелодия стихла, ее эхо еще долго блуждало над покоренными полями, постепенно затихая.
Андрей приблизился к стойке передвижного бара. Одну за одной, без перерыва, вкатил в себя три рюмки водки.
На обратном пути никто уже не стеснялся олигарха, дело было сделано, поэтому пили практически все, исключая пилотов естественно. Хотя, как знать, как знать…
На этот раз Смирнов сам подсел к старику Семицветову, благо рядом с ним было свободное местечко. В пути наши знакомцы разговорились.
Причем, болтали они, не слушая друг друга, подвыпивший ученый - о суглинистых почвах, журналист о глубинных процессах в провинциальной прессе, но, в общем и целом сдружившиеся попутчики прекрасно понимали друг друга.

- А что ж вы объяснились с той с юной блондиночкой, что с фотокамерой? - опомнился где-то над Курском старик и строго сверкнул на Андрея своей вызолоченной оправой.
-Размазня,- помолчав, сделал вывод Руслан Борисович, и вздохнув, как-то широко и с отчаянием выдушил оставшиеся у него полбокала коньяка.
- Что делать?- Воровато оглядевшись, качнулся к уху «наставника» Смирнов.
-Пцелвать,- задумчиво хватнул рукой воздух старик,- а нет, так и украсть!
- И … ох, и где?
-Да прямо в аэрпорту. Мы куда летиммм?
- Не помню, кажется в Москву мы летиммм.
-Вот, летишь в Москву, там один Кремль какой здоровенный, сорок  гектаров  одних суглинистых почв! А ты, оказывается, и пцелвать никого не умеешь.
- Пцелую!
-Слово?
Андрей снова заговорщицки огляделся:
-Слово.
-Смотри, не подведи старика. Дай ко я тебя подготовлю, сынок.

Руслан Борисович непослушной рукой взъерошил остаток волос на голове попутчика, нечаянно выдрав при этом несколько драгоценных «пестиков», поправил воротник Андреевой рубашки:
-Ты у нас парень хоть куда, Андрюша! Настоящий юный докучаевец.
-Тогда еще по одной? За храбрость!
-Надо бы.
Старик дрожащей рукой поднял вновь наполненный бокал, но только лишь расплескал коньяк по своей груди и коленям. Его попутчик, зажмурившись, выпил.

Что было, потом Смирнов помнил смутно. Гул турбин, трап, автобус, широкий и теплый капот какого-то автомобиля. Испуганные глаза девушки. И…поцелуй, ослепляющий, как фотовспышка, моментально свернувший остатки сознания Андрея, как разбитый кинескоп телевизора. Или все-таки не было поцелуя?
Очнулся наш Смирнов в незнакомой постели, подтянув одеяло под самые глаза, огляделся. Судя по всему - гостиница. Постоялец бодро вскочил, но тут же рухнул обратно на постель, ибо в раскалывающейся голове что-то тревожно звякнуло, и малиновые круги поплыли у Андрея перед глазами.
Он пролежал неподвижно еще с полчаса, размышляя, как же он смог попасть под этот кров.
Потом осторожно встал. Подсеменил к столу, оперся о его крышку обеими руками, неловко нагнувшись, уставился жадными глазами в бумаги, раскиданные по полированной крышке, как капитан в линзу компаса.

Судя по всему, бумаги его, Андрея, но листать и разворачивать их, у него попросту не было сил. Вот смятое командировочное удостоверение, отыгравший жд билет, паспорт(слава Богу!), две каких-то визитных карточки, пластиковый ключ от входной двери номера, мобильный телефон и еще…, еще листок из блокнота, а на нем шариковый ручкой бегло- мобильный номер и подпись « Яна».
Андрей устало вернулся к кровати. Сел, сжал пальцами виски, пытаясь, хоть что-нибудь вспомнить. Чей же это номер. А может ее?
Журналист глянул на часы. Мама моя, половина двенадцатого! Он взял мобилу и трясущимся пальцем неловко вытанцевал на ней тот незнакомый и такой пугающий номер.

-Да-а?- пропела волшебная флейта..
-Здравствуйте, я А…ндрей, видите - ли вчера, в аэропорту я вам,.. вы мне…,- сбивчиво начал он осипшим, похмельным голосом.
- А, это тот самый бешеный мачо с горящим взором? Я едва вырвалась. Думала, изнасилуете прямо на капоте у всех на виду. Вот это напор!
- Простите, ради Бога, миллион раз, ну простите, пожалуйста. Я ведь вообще-то по жизни смирный, а тут затменье какое-то прямо…
- Да уж, смирный. Все щеки мне своей щетиной изодрали. До сих пор горят. Боюсь, и у меня теперь пойдет борода от ваших семян,- проговорила собеседница с иронией. У Андрея отлегло от сердца.
- А чего же вы милицию не позвали?
-Да ладно вам. Зачем же сдавать в тюрьму золотой фонд нации. Знаете, вы меня прижимали к капоту, а сами старались мне на ноги не наступить. Так трогательно. И потом, как же вас сдашь, когда вас там орудовала целая шайка? Какой - то бешеный дедок все время носился вокруг, как метеор и подбадривал вашу милость, а потом орал, как резаный: «Он сделал это!» на всю стоянку.
- Благодарю вас. Я, честное слово, готов искупить каким угодно способом. Я ведь, если честно, и подумать не мог, что вы мне дадите свой телефон.
- А я бы и не дала, если бы не ваш снимок. Что вы сделали с меня. Ну, на поле же, с васильками, помните?
Я его тут же на поле в камере и посмотрела. Меня лучше никто не фотографировал. Я, кстати, его уже распечатала. Большой интерес вызывает среди моих коллег. Я с десяти уже на работе. Вы талантливый человек, Андрей. Ладно, прощайте, буду трудиться.
А вы мне, если захотите, позвоните еще, буду рада.

В тот день Смирнов решил не уезжать в свой город. Он спустился к администраторам, продлил номер. Скорее даже не продлил, а переоформил. Его «апартамент» по каким-то причинам понадобился администрации гостиницы, кстати, самой крупной в Европе, постояльцу предложили переселиться в другой.
-Есть свободные на тринадцатом этаже, поселять?- Посмотрела поверх очков на гостя пожилая, но очень приятная женщина в безукоризненно белой бузке с золотыми пуговками, оформляющая документы. Андрей проводил взглядом группу каких-то необычайно оживленных азиатов, сплошь в комичных полосатых штанах.
_-Поселять, на тринадцатый-то?- строго прикрикнула блузка, так, что Смирнов вздрогнул.
- Поселяйте. Какая разница?- Пожал плечами Андрей и протянул паспорт.
- Ну, смотрите. А то некоторые не хотят туда заселяться.
Едва Смирнов перетащил вещи, как тревожным гимном зазвучала его мобила. Редактор метал громы и молнии. Почему, такой-сякой, не на работе?
-Опоздал на ночной поезд.
- Не ври мне! Я знаю, что ваш самолет приземлился в 9 вечера в Шереметьево. Ты вполне мог успеть на вокзал.

Смирнов представил хлопающий, вялый рот этого редактора, который, к слову на три года был младше Андрея. Вспомнил, как не единожды сопровождал его пьяную тушу домой, волок в лифт, отмазывал от жены. Но на утро он с неизменной высокомерностью говорил Андрею «ты» и делал вид, что ничего не было.
- Давай пересылай материал по электронке. Текст, фото, может, наброски сделать успел, что там еще? А приедешь, разберемся!
-А, я, знаете-ли, ничего и не сделал, эх!
-Как так?! - опешило это пресноводное.
-Да так, пьянствовал, целовался в аэропорту.
- Да ты, да я тебя!!!
-Что ты меня? Жаба ты восточно - сибирская. Может, папочке своему, мэру толстозадому пожалуешься?
Трубка сначала захлебнулась, а потом перешла на лай.

В пять Андрей снова позвонил Яне, а в начале восьмого они уже гуляли по площади Европы. Яна была удивительная девушка легкая, простая, умная с тонким чувством юмора.
За какой-нибудь час эти двое узнали друг о друге почти все. Родилась Яна в Ростовской области, в городе Шахты. Воспитывала их с младшей сестренкой мама и бабушка. В Москве снимала комнату, работала фотокором в газете, училась в МГУ.
Ликующим разумом понял Андрей, что никакого «спонсора» у красавицы не было. Одета она была просто, богатых украшений не носила.
- У меня глаза, наверное, красные?- Спросила Яна,- не обращайте внимания. Это я вчера с самолета приехала на квартиру, а хозяйка пса какого-то притащила с улицы. Так он и провыл всю ночь, а она с ним рядом с ним навзрыд плакала. Жалко ей его бездомного было. В общем, поспать так и не удалось.
-Господи, как же вы там живете, в бедламе этом?
-Да я уже привыкла. Недорого, а потом Оксана Викторовна, хозяйка, она – подруга моей мамы. Подрабатывает в аптеке, помогает маме с лекарствами. Она у меня болеет немного.

Вот, ну а я за это поддерживаю Оксану Викторовну, постирать, полы помыть. В общем, мне не трудно. Да и маму я огорчу, если съеду.
- Вы же, наверное, спать хотите? - Хлопнул себя по лбу Андрей, что же это я вас мурыжу-то? Если вам надо, вы, конечно, можете идти.
- Нет, мне спешить некуда. Она мне все равно до одиннадцати спать не даст, смотрит сериал в моей комнате. Давайте погуляем еще. Да я и привыкла уже, запросто могу не спать хоть двое суток подряд.

И летел над этой странной парой горделивый, великий город с его высотками, шпилями и башнями, путаясь в облаках нереальными вершинами небоскребов, бликующих стеклом и пластиком в своей недоступной, фантастической высоте.
И надо же, ведь были и люди, живущие на этих далеких высотах. Очевидно, сказочные какие-то существа, прилетающие в свои дома прямо по воздуху.
- А вы мне, Андрей, говорили вчера, что вы миллионер,- вдруг рассмеялась Яна и крутнулась в шаге, - обещали Мальдивы и все, что на них. Вы так и сказали : «и все, что на них».
- Ну, я… можно конечно.
- Так вы у нас миллионер? Что-то из вашей визитки это не видно.
-Так я вам и визитку успел ввернуть?- испугался Смирнов. Уничтожен, уничтожен, в песчинку обращен. Мало того, что корреспондент, так еще и провинциальной газеты.
- У меня есть недвижимость и кое-какие депозиты, ну и…и…- хватался за несуществующую соломинку наш «матерый» ловелас.
Яна шутливо - строго глянула на Андрея. И вдруг грустно улыбнулась мудрой, понимающей, слегка снисходительной улыбкой:
- Ах, Андрей, вижу, вы завидуете богатым, а это в большинстве своем неприятные, несчастные люди. Я имела возможность наблюдать некоторых.
Смирнов возвращался в гостиницу темными тоннелями подземки, стук вагонных колес болью отдавался в его сердце. Как, как такое может быть, что такая красавица, умница, просто хорошая девочка и моет полы какой-то коммунальной крысе, да еще и голодает наверняка. Где же справедливость-то, Господи?
-А впрочем, впрочем, что мне до нее?- Хватался за лоб ночной пассажир.
- Кто она мне? И кем она мне может быть? В любовники – староват. А быть ей просто другом или чутким наставником я и сам не хочу. Забыть, забыть, сравнять с землей нарождающуюся, причудливую архитектуру преступных мечтаний. Разметать строительную площадку пока она не погребла меня самого под своими руинами.
- Так вы на тринадцатый следуете? - С иронией осведомился охранник в гостинице и возвратил Андрею талон.
- А?.. Ну да, а что такое?- очнулся постоялец на ресепшене гостиницы. Он с удивлением огляделся, словно не понимая, как попал туда. После знакомства с Яной он вообще стал рассеянным до неприличия и говорил путано и рвано.
- Ничего, все нормально. Только сегодня туда, по-моему, никто не заселился.
- Ну, так и что?!
- Да успокойтесь вы, говорю же, ничего страшного.

Тринадцатый этаж встретил журналиста безлюдным коридором и свободным креслом дежурного по этажу, над которым (креслом) на стене горела лампа сигнализации, символизируя, что та включена.
В своем номере наш герой рвал и метал. Он раскидывал одежду, топтал какие-то бумаги, швырял подушки в картины. Этот глупый охранник с шеей вместо головы почему-то взбесил Андрея.
Смирнов прямо в обуви ринулся на постель и замер, уронив лицо в подушку, и, накрыв голову руками.
«Богатые, такие они несчастные,- мысленно и зло издевался страдалец над Яной,- хотел бы я хоть три дня побыть таким несчастным».
- Хотели, так будьте!- раздался прямо над Андреем мужской голос спокойный, но грозный.
- Кто это?- Поежился Смирнов, не отнимая рук от головы.
-Это я, ваш спаситель.

Андрей вскочил, затравленно осмотрелся:
-Да, но я вас не вижу, где вы?
- А вам нас и не надо видеть, достаточно слышать. Мы готовы купить вашу душу прямо сейчас. Взамен дадим вам блага, соизмеримые с масштабом вашей души. И вы подарите все, чего она достойна, той, которая с фотокамерой.
Голос резонировал где-то в нижних секторах оконной рамы. Мобильник крутнулся на столе, зажегся зеленоватым мониторчиком и не погас.
- Итак, вы согласны? Вам такого не предложит больше никто.
- Вы меня извините, но я никогда ничего подобного не продавал,- опасливо озирался Андрей.
- Ну что ж, давайте поторгуемся. Скажем прямо, душонка ваша мелковата, хоть вы о ней и иного мнения. Она раздражающе фонит нарушенными заповедями и по всему контуру заражена семенами грехов. Проросшими и теми, которым еще только предстоит прорости. Впрочем, в ней еще остались чувства, живые и оригинальные. Мы можем дать вам за нее деньги в любой валюте, в сумме, эквивалентной двум миллионам долларов или исполнение одного желания, не касающегося наших договоренностей. На реализацию денег или желания у вас будет три дня.
- А что потом?
- Потом мы положим вашу душу на музыку.
- Как это?
-Это просто. Одному нашему композитору, работающему на земле, необходим новый шлягер, а для создания произведения нужны новые чувства. Ваши чувства и лягут в основу этой великой музыки. Скажем более, ваша душа, целиком наложится на звуковую дорожку, естественно после соответствующей очистки на микшерском пульте. И чем больнее будет ей под бегущим лучом лазера, тем томительнее и сладостнее будет песня.
Но предупреждаем, не будет вам ни ада, ни рая до тех пор, пока жива музыка. Вы можете назвать это бессмертием души.
Как видите, мы тоже не лишены фантазии.
-Но это очень мало. Я ведь умру. Нет, я не согласен.
-Больше за вашу душу не предложит никто. Завтра вы сможете подарить любую радость своей любимой. Упиться ее восторгом.
«Любимой». Они назвали Яну его любимой!
Впрочем, Андрей уже мало чего соображал.
-Думайте. В полночь скажете нам свое решение.

Голос пророкотал еще где-то в пустынных коридорах тринадцатого этажа и стих. Погас и мониторчик телефона. Непонятно почему, но дверь Андреева номера была нараспашку.
В полночь Смирнов сказал свое «да». В тот же миг непонятно откуда на постель посыпались пачки знаменитых купюр. Словно кто-то во злобе выкинул их из через окошко кассира.
«Сделка вступила в силу»,- раздался знакомый голос уже не снаружи, а где-то внутри Андрея.
Рано утром Андрей позвонил Яне.
- Яна давайте встретимся?
- Прямо сейчас?- удивилась девушка.
- Да!
- Но сейчас же утро. И мне на работу.
- Да к черту работу. Вам сегодня выпадает удивительный день. Вот увидите, вы его не забудете никогда.
По взволнованному голосу своего нового знакомого девушка поняла, что случилось что-то из ряда вон.
«Нет, он действительно сумасшедший»,- подумала она.
-Ну, хорошо,- нерешительно проговорила Яна, словно нехотя поддаваясь телефонному напору.
-Тогда у Киевского, через час!

Андрею хотелось тут же повести девушку в ресторан или кафе, но, как на беду, все эти приятные заведения начинали работу только с 11 дня. Купили мороженого, сели на скамейку в затененном парке. Близкая осень давала о себе знать долгой и какой-то густой прохладой. Легкоодетая Яна зябла, Андрей чувствовал это и корил себя, за то, что выдернул девчонку из теплой постели в такую рань.
- Я, пожалуй, не буду мороженое,- сказала Яна и пристроила брикетик на пенек,- а то еще ангину схвачу.
- Яна, я только хотел сказать вам, что ненужно вам жить у какой-то злой старухи с ее тараканами и псами,- выкинул свое мороженое в урну Андрей.
- Да нету у нас тараканов. И не старуха она еще. И потом, куда я пойду?
- Вот собственно, почему я и тут!- радостно оживился Смирнов. Он вынес сумку на
свои колена, сжал ее с боков, как гармошку:
- Вот тут деньги, много. Мы можем прямо сегодня же купить тебе квартиру или дом или тот и другое, где захочешь.
- А большую такую, большую с видом на Кремль можно?
- Думаю, да.
- Ух ты, а я о такой все время мечтала,- не то восхищалась, не то подтрунивала девушка.
- Ну, значит, время пришло. Айда выбирать!
- А что, это, правда, деньги?

Журналист вжикнул бегунком молнии, приоткрыл сумку. Яна глянула, испугалась и даже как-то невольно отодвинулась от своего знакомого. Она огляделась по сторонам:
- Не могу я, понимаете?- Быстрым шепотом сказала она.
- Ну почему?- Взмолился Андрей.
- Просто не хочу быть обязанной. И все, слышите, давайте не будем больше об этом. Пойдемте, я мерзну.
Смирнов встал, как сомнамбула, вяло взял сумку на плечо.
- Надо же, а вы, оказывается, действительно миллионер! Никогда бы не подумала, вот уж кто не похож на миллионера, ну ни капельки,- засмеялась она.
Андрей уже решительно печатал шаг, сосредоточенно глядя себе под ноги.
- Ну не сердитесь,- забежала девушка вперед, - мы будем иногда встречаться. Но денег ваших я не приму. Это вы должны понять раз и навсегда.
- Может тогда у тебя есть какое-то желание?- вдруг остановился мужчина, как вкопанный, и разум вернулся в его глаза.
- Желание? О, надо подумать… Да сколько угодно. Вот, хоть это. Оживите мой василек.
Она порылась в сумочке, достала блокнот, вынула откуда-то между страничек синий, уже привядший цветок.
Андрей с испугом взглянул на него.
-Яна, подумай, я говорю о настоящем желании, масштабном, понимаешь? Судьба дает тебе шанс.
- Василек!- капризно улыбнулась красавица. Она прекрасно понимала, что Андрею это не под силу и замечательно играла роль глупой простушки.
-Ну, хорошо же. Смотри,- Андрей закрыл глаза, сказал, что-то сам себе и снова открыл их. Зеленый стебель ожил в пальцах девушки, и живой васильковый венок взлетел на ее голову. И побежали, побежали наперегонки голубые цветы во всем полянам парка, и вскоре весь он стал васильковым.
И шарахнулись утренние прохожие вон из этого городского леска, вспугнутые невиданным природным явлением.

Яна выронила цветок, подняла пальцы к голове, но тут же опустила руки, не решившись прикоснуться к переплетенным стеблям.
- Что это?- испуганно и тихо спросила она.
- Венок,- как ни в чем ни бывало, пожал плечами Андрей, испуг спутницы даже слегка позабавил Смирнова, - ты же сама просила.
Девушка сорвала убор с головы, окинула его диким взглядом, поднесла к трепетным ноздрям:
- Живые!- взвизгнула она и выронила цветы.
-Подними. Они будут живыми теперь всегда.
Яна быстро присела,составив высокие колени, смахнула с асфальта венок, прижала его к груди:
- Как такое может быть, Андрей?- в ее глазах не было ни радости, ни испуга, в них была уже печаль.
- Да вот бывает… Яна, я теперь должен уехать, далеко.
- Нет, нет, упрямо покачала она головой. Я тебя никуда не отпущу. Куда же я теперь могу тебя отпустить?- безумно шептала Яна, шагая рядом - ведь цветы же! Они же твои. Знаешь, а мне еще ни кто и никогда не дарил цветы, тем более такие. Такие НАСТОЯЩИЕ.
- Погоди, погоди, Андрей, я же сразу поняла, что ты не такой, как все, почему же ты не веришь мне? Я же тебе поверила.

Он решительно отстранил ее руку и, ускорив шаг, устремился к метро.
Она стояла, такая беспомощная и одинокая, жадно смотрела ему во след. Мир сквозь слезы исказился до разноцветных линий и штришков, а когда слезы с болью выкатились из ее глаз, она увидела, что Андрея уже нет на аллее. Она до самой своей смерти будет жалеть, что не взяла с собой камеру и не сфотографировала его на прощанье. Люди бежали в парк, и, размахивая руками, восхищались невиданным зрелищем.
Труп Андрея нашли в буфете на железнодорожной станции Орла. Он умер прямо в пластмассовом кресле. Перед ним на столе стояла недопитая бутылка темного пива, которую не успели слямзить бомжи. Под столом валялась пустая, походная сумка, в которой не было ни гроша, но лежала пустая барсетка с двумя ключами неизвестно от каких дверей.

А через три дня на земле родился музыкальный хит и мгновенно разнесся по всем материкам и странам, взлетев на первую строчку всех хит-парадов мира. « Букет для любимой» так называлась эта песня, похожая на музыку ветра, играющего на флейте.
Но никто не помнил имя ее композитора.
А потом еще миллиарды и миллиарды лет в великой дискографии Вселенной  хранилась одна маленькая, но такая живая душа в лазерном саркофаге компакт-диска, готовая в любой миг раскрыться для людей своей удивительной песней, похожей на ветер, пригласивший на свидание флейту.