ГЛАВА 3
Дойдя до своего подъезда, Белицын убедился, что на дверях нет какого либо намёка на домофон, а потому он беспрепятственно открыл её и начал подниматься наверх.
На лестничной клетке, он как назло столкнулся с соседкой из квартиры №47, что была аккурат напротив его дверей.
Высокая пожилая женщина, с седыми волосами, убранными под полупрозрачный чёрный платок, удивленно вскинула на него брови:
-Вы к Потоцким, молодой человек? – строго спросила она.
-Я? Да я собственно…- Белицын принялся лихорадочно соображать, что бы ей ответить такое и не попасть впросак.
-Их нет. Они уехали на юг, к морю, - продолжала она, а потом заговорщицки добавила: «Пётр Сергеич занемог… лёгкими…энфлю…ой, не помню, как правильно, - смутилась она,- а вы собственно кто такой?».
-Белицын Николай. Дальний родственник, прибыл по служебному делу, здесь проездом,- принялся по ходу сочинять Белицын.
-Странно, но их нет уже очень давно. Ну напишите записку, а я передам,- продолжала она расставлять свои сети.
-О, право не стоит! Я собственно проездом, а здесь так, повидать сестру, переночую в гостинице, не стоит беспокоиться,- Белицын наконец нашёл нужную нить.
-Ну как знаете молодой человек. Всего доброго,- разочарованно протянула она и скрылась за дверью, как будто её и не было.
«Та-ак, теперь и домой просто так не попасть, эта соседка явно из наблюдательных, - размышлял Коля». Он начал спускаться вниз, нарочито громко, давая ей понять, что уходит.
Внизу, постояв минут пять, Белицын с максимальной осторожностью, поднялся, стараясь не скрипеть ботинками, потом с ювелирной точностью вставил ключ в свой замок и так же точно, повернул его. По счастью дверь открылась без скрипа, и он бесшумно проскользнул вовнутрь.
Всё! Теперь можно, хоть немного перевести дух! Выходит до него тут жили некие Потоцкие! По крайней мере, если, по словам соседки их давно нет, то и дверь кому попало можно и не открывать, хоть это радует.
Коля поскорее скинул пальто, и пройдя на кухню, принялся сооружать себе на скорую руку нехитрый обед. Осмотрев холодильник, он пришёл к выводу, что продуктов катастрофически мало, и денег на покупку провизии у него по-прежнему нет.
Быстро проглотив свой нехитрый обед, Белицын налил себе огромную чашку чая, и войдя в свою комнату, с некоторым облегчением увидел, что хоть здесь всё осталось привычным и без видимых изменений.
Его старый, огромный стол, забитый бумагами, книги на полках, всё было таким привычным и знакомым, будто он и не переносился никуда и стоит ему выглянуть за окно, как он увидит, что всё это было, каким-то дурным наваждением. Рассматривая такие знакомые корешки книг, в голове мелькнула шальная мысль: «А ведь сколько из этих книг, еще не написано? А ну как переписать одну, две и разом проснешься богатым и знаменитым».
Теперь ведь только 1927 год и многие шедевры мировой литературы еще не написаны, а некоторые авторы этих шедевров или вообще не появились на свет, или пребываю в глубоком младенчестве. Подумать только, сколько гениев человеческой мысли ныне живёт и здравствует! Учёные, художники, политики и писатели, поэты опальные и пригретые властью. Маяковский еще жив и пишет своим огненным штыком, хотя и близок его час. Есенина уже нет. Два года назад случилась та роковая, декабрьская ночь, в Англетере… Гумилёв расстрелян, по подозрению в заговоре, и никто так никогда и не узнает, где покоится прах знаменитого зачинателя акмеизма.
Сколько их еще! Хулиганы от поэзии – обэриуты, еще только набирают свой темп. А футуристы и символисты наоборот почти сошли со сцены. Мережковский в Париже, Брюсов и Белый мертвы. А ведь предстоят еще и следствия, и унижения, и принудительные эмиграции. Сколько людей безвозвратно будут вынуждены бежать за границу, без малейших шансов вернуться обратно. Ведь им прямо и непрозрачно намекали, что возвращение обратно крайне нежелательно. Оставшихся же в России тоже ждёт незавидная участь. Кровавый 37-й, допросы, аресты, расстрелы, и знаменитая 58-я статья…А дальше лагеря, сроки и условия не совместимые с жизнью и смерть. Смерть тысяч невинно загнанных в бараке и замученных непосильным трудом, голодом и холодом.
В Европе жив Джойс и его Улисс уже признан мировым шедевром! Кафка ,Пруст, Дёблин…
Перебирая в уме всех известных ему писателей, ученых, художников и просто известных людей, Белицын ловил себя на мысли, что он и сам по сути вынужденный эмигрант, ведь его прежде чем забросить сюда никто и не о чем не спрашивал. Зато у него появилась пусть маленькая, но возможность не просто увидеть, но и чем чёрт не шутит и самому принять участие в каком-то важном историческом событии!
Вспомнив про листок, сорванным с фонаря, он достал его и еще раз перечитал.
Итак, вечер состоится завтра! Если он и сходит на этот вечер поэтов, тем более адрес ему был хорошо знаком то, что ж такого? Понаблюдает тихонько и всё. Ведь сидя целыми днями в комнате навряд ли найдётся способ, как выбраться из этой временной ловушки. Значит в запасе у него еще целая ночь и день, есть время поразмыслить над ситуацией.
Основной же его проблемой теперь, помимо невозможности вернуться обратно, было отсутствие документов и денег. Нет, конечно, паспорт Российской Федерации у него всегда при себе, но тут толку от него точно мало. Ну ладно над этим можно подумать позже, а вот деньги... Где бы ты не находился, в какой отдаленный уголок планеты тебя не забросит, деньги имеют свой вес и ничего тут не поделаешь, если конечно только ты не сидишь на необитаемом острове, в обнимку с Пятницей.
Ломая голову над этой задачей. Белицын перебирал в уме все возможные и не возможные способы решения этой задачи. И вдруг… Он почувствовал как в отдаленном участке его памяти шевельнулась мысль. «Деньги, деньги, деньги…» -повторял он как заведённый.
«Деньги!» - чуть не закричал он от радости. У него есть деньги, горы денег!
Он понял, каким же глупцом был до сих пор! Деньги у него были. Он вспомнил, что еще его отец занимался нумизматикой, пытался привлечь и Колю, но тот, испытывал большее влечение к вкладышам от жвачек, нежели тусклым монеткам. Конечно, он собирал альбомы и рамки, но больше, чтобы угодить отцу, настоящей страсти к этому виду коллекционирования у него так и не возникло. Теперь же, его скудные познания, могут пригодиться как нельзя кстати!
Теперь осталось только вспомнить, где их оставил отец. После того как они с матерью переехали в пригород, квартира и все её убранство досталось в наследство Николаю. Поразмыслив, он решил начать поиски со своего стола. Методично выдвигая ящики, он перебрал всё содержимое, но, к сожалению, ни монет, ни купюр не обнаружил. Николай последовательно обыскал всю квартиру и уже отчаявшись, распахнул кухонные антресоли забитые старыми кастрюлями, дуршлагами и прочим отслужившим своё кухонным скарбом. Вот оно! Старые потёртые альбомы, лежали в самой глубине антресолей.
Белицын, достал их, благоговейно сдул пыль, и, закашлявшись, поскорее унес заветные альбомы в комнату. Там разложив их на столе, он принялся осторожно рассматривать, пожелтевшие от времени боны, билеты, медные польские гроши и другие монеты. Наконец в средине альбома он нашел то, что ему было нужно. Вот оно! Казначейские билеты СССР образца 1924 года! Купюры достоинством в рубль, три рубля, пять, несколько бумажных копеек и… три желтых купюры, каждая по пять червонцев! Перевернув страницу альбома у него захватило дух. На первой же полосе на него смотрела красная купюра достоинством в сто рублей 1922 года выпуска! Теперь разглядывая альбомы, он осознал, что если и не баснословно богат, то имеет на руках довольно приличную сумму. Кроме того, здесь, также имелись редчайшая двухрублевая монета “Петр Великий”, 1722 года выпуска - это заслуга отца, а уж людей повернутых на собирательстве всяких диковинок и редкостей хватало во все времена и в 20-е годы тоже. Теперь попадись ему только антикварная лавка или что-то подобное, и он… Белицын решил придержать коней и не торопить пока события, всё же сегодня уже было поздно отправляться на поиски антикваров, а завтра будет завтра и возможно ему и улыбнётся удача.
Так незаметно подошёл вечер. Солнце клонилось к закату, птицы летали теперь низко, почти касаясь крыльями почерневших от воды крыш домов. Пошёл мелкий, осенний дождь. За окном зажигались газовые фонари, народу становилось всё меньше, хотя и днём их было сравнительно мало, и уж на пробки точно не приходилось жаловаться.
День, проведённый в этом старом-новом городе, подходил к концу. Белицын вздрогнул от неожиданности, когда за стеной часы с громким боем пробили восемь. Он задёрнул штору и зажег свечу стоящую на столе, стараясь установить ёё так, чтобы с улицы не видно было света.
Мог ли он подумать, что когда-нибудь, волею какой-то дьявольской шутки окажется в суровые времена диктатуры пролетариата?
Предаваясь этим невесёлым раздумьям, Коля вновь и вновь возвращался ко вчерашнему дню, пытаясь понять, что же всё-таки послужило, той причиной, что могло забросить его сюда. Обычный день. Такой же, как и сотни предыдущих. Он возвращался с работы. Потом… потом погас свет. Ну и какая тут связь?
Он посмотрел на свечку одиноко стоящую на столе. Огонёк спокойно и ровно горел, отдавая свой крохотный свет и оставляя свече лишь восковые тёплые слёзы.
Так ничего толком и не надумав, Белицын просидел еще около часа, переживая вновь произошедшее с ним за этот долгий день. Наконец увидев, что уже ночь, он проверил замки на дверях, задул свечу на столе и улёгся в постель.
События, произошедшие с ним в столь короткий срок, до крайности утомили его, и он почти сразу заснул. Под утро же ему приснился сон:
Он стоял в своём подъезде на лестничной клетке. Все стены, пол и потолок, были выкрашены какой-то грязной тёмно-зеленой краской. В воздухе была ужасная сырость, капли влаги оседали крупной росой на стенах и срывались с потолка. Света здесь почти не было, лишь небольшое окошко в пролёте, создавало хоть какую-то видимость, и он различал очертания ступенек, перил и дверей.
К звуку капель добавился стук чьих-то неуверенных шагов, доносящийся откуда-то сверху. Белицын посмотрел на площадку выше, и увидел, что к нему, держась за перила, спускается какая-то девушка. Весь её вид говорил о том, что она испытывает чувство смертельной усталости, близкое к обмороку.
Бледное лицо с тёмными веками, русые волосы рассыпаны по плечам. Руки и тонкие пальцы, налившиеся тяжелой, красной, замёрзшей кровью. Одета совсем легко: летние туфельки, короткое пальто, голова не покрыта.
Кто она? Где он мог видеть её раньше? Почему её лицо кажется ему таким смутно знакомым, так бывает, когда видишь человека в глубоком детстве и, увидев вновь, пытаешься сопоставить тогда и теперь.
Она спускалась медленно, держась руками за перила, как будто боясь упасть и скатиться вниз, и каждый её шаг откликался звонким эхом по всему подъезду. Наконец поравнявшись с ним, она взглянула на него, своими большими, тёмными, но такими усталыми глазами и тихо сказала: «Видите, кто я теперь… вы видите?»
Белицын хотел ей ответить, но как часто бывает в снах, не смог вымолвить ни слова и только с замершим сердцем смотрел на эту странную, смертельно бледную девушку.
- Какая я теперь… стала…- проговорила она со слезами и жалкой улыбкой на белых губах, - я должна идти… меня ждут теперь, - добавила она и продолжила свой путь вниз по лестнице.
Николай до боли закусил губы. Слова душили его, застревая где-то глубоко в груди. Ему хотелось остановить её, удержать, но он не мог двинуться с места и только молча, наблюдал, как она уходит, по прежнему держась за перила и глядя ему прямо в глаза.
Когда она исчезла из виду, он еще долго слышал стук её шагов, он понимал, что еще немного и она исчезнет… исчезнет навсегда и он никогда больше не увидит её. Обретя способность двигаться, Николай бросился за неё вниз, но спустившись на пролёт вниз, он очутился в каком-то совсем незнакомом коридоре и долго шёл по нему, разыскивая эту незнакомку. Он открывал двери, снова и снова, но только оказывался в новых коридорах. Чувствуя, что окончательно заблудился, он попытался найти дорогу назад, но и тут его ждала неудача.
Метаясь между дверей, он бегал тёмными коридорами, и сердце его глухо стучало, в такт его шагам. В отчаянии, Белицын звал на помощь, но его крики, словно комья сухой ваты, стояли в горле, не желая выходить наружу. Подбежав к очередной двери, Николай принялся дёргать за ручку - дверь не поддавалась. Тогда, он принялся остервенело колотить кулаками по двери, до крови ссаживая кулаки. Он стучал и стучал в эту мёртвую дверь, и ответом ему была тишина. Наконец, дерево, поддавшись, хрустнуло, дверь распахнулась и… Белицын проснулся!
Он сел на кровати, мокрый от холодного пота, и принялся тереть руками виски пытаясь выгнать из головы этот кошмар… этот монотонный шум.… Но шум не прекращался. Кто-то настойчиво стучался к нему в дверь!