2-05. Из Еревана в Баку

Маша Стрекоза
Между тем,  подходило  время  моего первого отпуска, который я планировала провести на Кавказе - уже была куплена  путевка по маршруту «Ереван - Баку».  Теперь, когда все наши бывшие союзные республики стали для нас «заграницей», я радуюсь, что в свое время успела побывать в этих, ныне зарубежных, государствах.  В те времена такая путевка, включая дорогу, по стоимости  была соизмерима с месячным окладом рядового инженера и была доступна всем желающим даже при оплате ее полной стоимости. Активисты и члены партии,  как правило,  получали льготные путевки и ездили в отпуск почти бесплатно.  Я к их числу не принадлежала.

 Итак, освободив голову от алкогольных проблем своего неудачного воздыхателя Паши, я села в самолет и через 4 часа ночного полета оказалась в столице Армении - Ереване. Путевка была рассчитана на 20 дней и включала знакомство с тремя  городами Армении и четырьмя - Азербайджана. Большинство нашей туристской группы составляли женщины.

Ереван похож и, одновременно, не похож на Тбилиси. Тоже расположенный в горной долине, с улицами, идущими то вверх, то вниз, он, в отличие от Тбилиси,  казался розовым и теплым благодаря цвету домов, сложенных из армянского туфа. Как и в Тбилиси, где возле древней церкви стоит конная фигура грузинского царя Вахтанга Горгосали, в Ереване тоже есть конный памятник герою армянского народного эпоса – Давиду Сасунскому, есть и столь же недостроенная телевизионная башня на горе и даже такая же высоченная скульптура - Мать-Армения. На этом сходство городов заканчивается. Ереван производит совершенно другое ощущение, чем Тбилиси.  Внешне ереванская  Мать столь же  непохожа на тбилисскую,  как не похожи строгие буквы армянского алфавита на ажурную грузинскую вязь. В обоих случаях - восток,  но совсем иной дух!

Армяне, как и грузины, исповедуют христианство, но не православное, а григорианское. В отличие от православия и католичества григорианская апостольская церковь признает божеское и человеческое начало в одной природе - различие, которое существенно только глубоко сведущему в этих вопросах человеку. Чтобы немного почувствовать дух армянской церкви мы поехали в древний город Эчмиадзин, что находится в двадцати  километрах от Еревана. Там есть неплохой  музей средневекового искусства и самый главный в республике действующий храм - резиденция Католикоса Армении.  Христианство армяне приняли одни из первых - в  301 году, почти  за 6 веков до нашего князя Владимира, и случилось это как раз  в Эчмиадзине. 

 К России Армению присоединили всего лишь в конце 19 века, когда позади этого народа уже была великая история,  гораздо более древняя, чем наша. Здесь издавно жили люди, на берегу реки Раздан найдены палеолитические стоянки человека,  в 5 тысячелетии до н.э. люди, жившие на этой территории, уже умели выплавлять медь, именно здесь когда-то находилось древнее государство Урарту, памятное мне по школьным учебникам истории Древнего мира.

 Ереванские окраины - розово-желтые горные массивы с зелеными островками деревьев на фоне безоблачного голубого неба в точности повторяют пейзажи Сарьяна,  известного армянского художника. В  Ереване  находится музей Сарьяна с выставкой  его картин.   

На другой день нас привезли на  развалины античного храма Гарни – языческого храма 1 века до.н.э., построенного древними греками. Античность, всегда представлявшаяся мне чем то далеким, почти запредельным, вдруг оказалась на расстоянии вытянутой руки, ее можно было потрогать! Но самой экзотической стала неплановая поездка в горы к жилищу одинокого монаха, в полном одиночестве поселившегося в каменной горной пещере еще до войны. В его жилище отсутствовала мебель и бытовая техника  – ничего из того,  что создала цивилизация.  Монах немного понимал по-русски,  но с людьми обычно не встречался и почти не разговаривал. Как сказал кскурсовод, он не знает ни о последней войне, ни о других событиях, происходивших и происходящих в мире.

После Еревана мы поехали в Кафан - на турбазу, расположенную в горах. Обедали по дороге – в ресторане возле озера Севан, расположенного на высоте около 2000 метров. В этом озере с очень холодной и чистой водой водится форель. Солнце в горах совершенно особое – с виду неяркое, скорее белое, чем золотое, но солнечные ожоги возникают очень быстро. Искупавшись в Севане, мы поехали дальше. Армянские шоферы удивляли ловкой, но рискованной манерой вождения: на горных дорогах и крутых поворотах наш автобус напоминал горного козла, непринужденно перескакивающего по отвесным стенам, невзирая на свою кажущуюся неустойчивость! 

Армяне понравились мне больше грузин: на нас - белых приезжих женщин, они реагируют столь же темпераментно, как и грузины, но почему-то не кажутся опасными:  мы охотно поддерживаем с ними разговор, не ожидая с их стороны никакого подвоха. Вечера на турбазе обычно завершались танцами, на которые приходило много местных, благодаря чему мужчин на танцплощадке каждый раз становилось больше, чем женщин. Мне это нравилось -  я все время танцевала и даже заводила короткие знакомства с местными ребятами. У них изумительные черные глаза и горячий темперамент - никакого сравнения с нашими русскими ленивыми мужиками, ищущими на отдыхе только выпивку и как можно меньше напряжения.

 Наш инструктор  Сайран (по нашему - Сергей) организовал для нас  двухдневный поход в горы - с рюкзаками и ночевкой в палатке. Из всего похода я помню только изумительный вид с горы, на которую мы не без труда поднялись, да еще Сайрана,  скачущего по тропе, как горная серна, постоянно распевая армянские песни. Он же организовал нам ужин с шашлыками, которые сам на всех приготовил, не допустив наших женщин до участия в этом священнодействии.

В еще одном горном селении с турбазой - Горисе, расположенном на еще большей большой высоте над уровнем моря, нас снова ожидали яркие впечатления от жизни горцев, а меня - новые романтические знакомства и расставание с полюбившейся мне Арменией: впереди уже ждал Азербайджан.

По дороге  в  Азербайджан  наш  автобус сделал короткую остановку на обед в Степанокерте - столице автономной республики Нагорный Карабах. Кто бы мог подумать, что всего через десять лет после моего посещения его, этот город станет известным на всю страну: здесь вспыхнет наша первая «локальная» война, которая поделит прежних земляков на  людей разных национальностей и кровных врагов! В то время Степанокерт показался мне  спокойным и очень мирным городком, утопающий в зелени, - без малейшего намека на какую-либо национальную вражду его жителей. Кто и каким образом сумел взбаламутить всех этих гостеприимных и открытых армян,  азербайджанцев, абхазцев, грузин и чеченцев, живущих на одной земле бок о бок,  занятых  схожими,  чисто бытовыми делами,  не интересующихся,  по большому счету, ни политикой, ни последними газетными новостями, ни даже своим историческим прошлым? 

Прямо из Степанокерта  мы  отправились  в Шушу - первый на моем пути по- настоящему азербайджанский город. Шуша находится на высоте порядка 2000 м над уровням  моря. Как и на берегу Севана, это заметно ощущалась: Солнце сияло ослепительно и грозило ожогами, из-за разряженного и холодного воздуха дышать с непривычки было трудно. Городок и его небольшое  население были скучны и безлики.  Ростом азербайджанцы гораздо превосходили армян, но по уровню культуры находились   гораздо ниже:  у большинства какие-то  дикие лица, неопрятная одежда, всюду грязь. Экскурсовод указал нам на женщину, сидевшую  прямо  на  земле возле своего дома - худощавую,  с ярко выкрашенными хной рыжими волосами. Оказалось, что ей 120 лет. А с виду  - старуха как старуха! Проходя мимо,  вся группа, как это было здесь принято, почтительно поздоровалась с ней,  и получила в ответ  ее  улыбку.

Следующая остановка – Мингечаур,  молодой город на берегу водохранилища, образованного водами Куры. Как и в Яламе, еще одной азербайджанской турбазе на берегу на Каспийского моря, здесь больше всего меня неприятно поразило местное мужское население. Оно было абсолютно диким. Наше  появление на пляже вызвало у них странную  реакцию - свист, улюлюканье и  откровенное разглядывание белых женщин в купальниках. Их русский был так плох, будто не было многих десятилетий совместного проживания в одном государстве. После цивилизованных и очень неглупых армян, избаловавших нас своим гостеприимством и обходительностью,  находиться в обществе здешних местных было неприятно и даже боязно.

Перед Баку мы еще раз пересекли границу с Россией и оказались в Дагестанском  городе Дербенте – на еще одной нашей территории, десятилетия спустя ставшей трагически известной всей России. От осмотра Дербента больше всего почему-то запомнилось одно только древнее кладбище на высокой горе - желтый каменистый склон, на много километров утыканный узкими черными, каменными плитами, некогда стоявшими  вертикально, а теперь, под действием времени и ветра наклонившиеся в одну сторону – словно черные зубы горы! Каждая такая плита, напоминающая мне древний менгир,  отмечала место захоронения одного человека. Ни клумб с цветами, ни ограды вокруг - только черный камень и на нем - имя. На этой горе и в наши дни дербентцы продолжают хоронить  своих близких.

Баку - город, где мы завершали свой маршрут, мне не понравился. Этот большой, оживленный и утопающий в розах город, с нефтяными вышками, торчащими прямо из воды Каспия, тем не менее не имел своего лица. В столице Азербайджана не чувствовалось ничего азербайджанского или хотя бы мусульманского: в основном  слышалась русская  речь,  а немногочисленные восточные мечети и строгие христианские каменные храмы негармонично выступали из типовых кварталов современных зданий.  Я не чувствовала собственного духа  города,  его лица, его  национального своеобразия.  Даже известная Девичья Башня, выстроенная в 12 веке, не произвела на меня впечатления.

Впрочем, все впечатления от увиденного целиком  зависят от нашего внутреннего состояния. В Баку мама сообщила мне по междугороднему телефону  тревожную новость: бабушка  в больнице и находится в очень плохом состоянии. После этого разговора все оставшиеся дни путешествия я жила в томительном ожидании  его завершения. Вскоре я, наконец,  вернулась домой, в свой родной и любимый город. Там меня ожидало долгое и, как мне тогда казалось,  самое тяжелое испытание моей жизни.