Спасибо тебе, «Мор. Утопия».
ЗОЛОТАЯ НОЧКА
(из цикла «Дети Омута»)
Близится закат.
Дым поднимается клубами, из высящейся над городом трубы завода, постепенно исчезает и растворяется в оранжево-красном небе.
Ветер прилетел из бескрайней, окружающей Тихий Омут степи, гонит по мощёным улочкам листья, опавшие с деревьев.
В окнах домов зажигается свет.
Часы, расположенные под самой крышей высокого собора бьют десять раз.
На улицах Омута зажигаются фонари.
Тишина. Только одинокий вой дворовой собаки и скрип потревоженных ветром качелей с пустынной детской площадки прорезаются сквозь её плотную завесу.
Часы бьют одиннадцать.
- Пора, - шёпотом сказала Лета и, убрав с лица прядь каштановых волос, надела на голову фиолетовую шапку.
Зашнуровав высокие ботинки, она сняла с вешалки осеннее побитое временем и молью зелёное пальтишко и вышла из дома.
Дверь закрывать ей не пришлось – её попросту не было. Девочка уже много лет жила одна в полуразрушенном здании, поэтому такая мелочь, как дверь её не беспокоила. Главное, что есть крыша над головой, всё же лучше, чем жить на улице.
Стараясь бежать как можно тише, она прошмыгнула рядом со зданием городской управы, миновала главную площадь с подобием на фонтан и, срезав по трущобам, выбежала на дорогу, ведущую к складам. Переход занял не очень много времени, и вот она уже перешагнула линию железной дороги, которая, точно граница, тянулась вдоль восточной стороны города. Перешагнув через «границу» Лета вышла в степь. Пройдя несколько десятков шагов вперёд, она с разбегу взобралась на небольшой холм.
Оглянувшись в сторону города, она шмыгнула носом и, утерев его рукавом, уселась на холодную землю.
- Где же их Чертиха носит в Ночку Золотую... – спустя некоторое время процедила она сквозь зубы.
Становилось холодно. Обхватив колени руками, она краем глаза отметила на правой ноге свежую царапину.
«Пора во что подлиней перелезать...» - подумалось ей.
Наконец послышались шаги. Лета вскинула голову - к тому времени она почти задремала. И, правда, пять силуэтов приближаются со стороны города. Расправив юбку, Лета поднялась с земли и, помахав рукой, сбежала с холма и побрела им на встречу.
- Доброй Ночки, - поприветствовала она, - надеюсь, хворост и еду захватили?
- Доброй Ночки, - отозвался парень по кличке Крыс, - захватили, захватили, извини, что долго не было, мы Ласку ждали.
- Извини, Лета, - пробормотала светловолосая девочка, кутаясь в шерстяной платок, – задремала я... Доброй Ночки... а... почему её Золотой называют?
- Доброй Ночки, соня, увидишь, - Лета потрепала Ласку по голове, - Доброй Ночки, Спичка.
- Ага, Доброй Ночки, - вышел вперёд худющий мальчуган, чья голова, сидевшая на тонкой шее, казалась неестественно большой, отсюда и прозвище Спичка, - я взял с собой Рахра, - он расплылся в улыбке и потряс в воздухе амулетом, сделанным из связанных веток, - он нас защитит, вот увидите!
Лета хмыкнула, но всё же улыбнулась.
- Доброй Ночки, Ире, - Лета обернулась к девочке, стоящей рядом с Крысом, - Доброй Ночки, Жук.
- Доброй Ночки, Лета, - сказала Ире, - давайте пойдём быстрее, а то холодно, жуть...
- Доброй Ночки, - буркнул полноватый парень, жующий травинку.
- Ну, пойдём? - спросила Лета и, повернувшись к друзьям спиной, зашагала в степную даль.
Трава весело шуршала под ногами. В мутном ночном небе, затянутом облаками, пролетела стайка чем-то потревоженных птиц. Город остался далеко позади, виднелась только заводская труба. Друзья чуть замедлили шаг, когда проходили возле болот – движение в сторону и всё, конец. Засосёт так, что не выберешься. Но, миновав болота, припустились почти бегом.
За их спинами послышалось слабое биение соборных часов.
- Полночь, успели... – отдуваясь, выговорила Лета и повалилась на траву, – Крыс, бросай скорее хворост и разжигай костёр, я вчера сюда деревяшек натаскала...
Крыс поставил деревяшки домиком и положил внутрь хворост. Чиркнув спичкой, он поджёг нехитрую конструкцию. Сухие дрова разгорелись достаточно быстро.
Ире достала из рюкзака пакет с булками и раздала всем по одной. Ласка поставила на траву большой термос. Спичка надел булку на прутик и поднёс к огню. Жук съел свою долю сразу и, устроившись поудобнее, сорвал новую травинку и прикрыл глаза.
Наконец земля вокруг костра прогрелась. Ире незаметно придвинулась к скучающему Крысу, тот не заметил. Спичка сидел и шумно грыз булку, что немного раздражало тихую Ласку.
- А знаете, - с набитым ртом сказал Спичка, - я вот заметил, когда болота мы проходили, тишина стояла. Лягушек я не слыхал, странно это...
- Чего ж ты хотел, - подал голос Жук, - Нынче Золотая Ночка, выходцы, небось, их распугали.
- Да ладно! – фыркнул Крыс, - пурга!
- А вот и не пурга правду он говорит… - отозвалась Лета, кутаясь поплотнее в своё рваненькое пальтишко, - куда, по-твоему, Цепя тогда пропала?
Крыс закатил глаза и нарочно громко вздохнул. Куда пропала Цепя, и вправду никто не знал. Ходил слух, что она и впрямь ослушалась родителей и убежала в Золотую Ночку на болота. «Ох, не доведёт её любопытство до добра, ох не доведёт…» - сказала однажды старушка-гадалка. Из размышлений Крыса вытянул голос Леты.
- Так вот, старуха говорит, мол, убежала она и всё, пропала. Родители её тогда от горя враз состарились да чуть не померли, что не уследили за дочуркой своей, долго горевали, но однажды, ровно через год во всю ту же Ночку проклятую Золотую слышат, вдруг, стучит кто-то в дверь да приговаривает при этом жалобно так: «Мама, мамочка, пусти внутрь! Мамочка, тут холодно и страшно, пусти! Прошу!» Мама её тогда на радостях мужа разбудила и говорит, мол, Цепя наша родненькая вернулась!
Крыс сидел, нервно кусая губы, Ире пододвинулась к нему ещё ближе, но Крысу было не до неё. Взгляд его, как и других ребят, был прикован к Лете. Та же подкинула в костерок ещё хворосту и, получше натянув шапку на голову, продолжила.
- Подошли они, значит, к двери, мать только к ручке потянулась, дочку в дом пустить, муж ей тот час по рукам надавал, мол, кого в дом пускаешь! И правда, глянули в окошко, что на двери, а там, на пороге Цепя стоит, мокрая с головы до пят, аж на дорогу стекает, а глаза… - Лета обвела всех взглядом, - глаза золотом светятся.
Тут Лета опять замолчала, наслаждаясь произведённым эффектом. Ире придвинулась ещё ближе к плечу Крыса, Жук как-то поёжился и продолжил грызть травинку, что же до суеверного Спички и пугливой Ласки - те сидели бледные, как покойники.
- Н-ну, а дальше…что было? – спросил Крыс, тщетно пытавшийся изобразить спокойствие.
- Дальше…никто не знает, – тихо сказала Лета, - но только после той ночки никто больше не видел ни Цепю ни её родителей, как пить дать в болото своё вернулась, да их с собой утащила.
И в довершение рассказа подкинула в костёр хворосту, да так, что огонь отразился в её глазах, на миг, сделав их ярко золотыми, от чего Крыс, поймавший её взгляд негромко охнул и неловко подался назад, чуть было, не потянув за собой вконец прижавшуюся к нему Ире.
Лета, увидев эту картину, подавила смешок и, как ни в чем ни бывало, растянулась на траве и уставилась в ночное небо.
В отдалении прогрохотал поезд. Стук колёс и последующий скрип тормозов нечётким эхом разнёсся по степи. Поезда в Омут ходили редко, того гляди, скоро совсем перестанут. Этот – первый за месяц. Должно быть захолустный городок, живущий своей собственной жизнью, уже стёрли с большинства постоянно обновляющихся карт и маршрутов. Огромное здание вокзала было закрыто уже несколько лет, и всем, кто решал остановиться в городе, приходилось сходить прямо в степи близ стоящих сломанных и ржавых вагонов, которых набралось уже превеликое множество. Но вот раздался свисток и поезд, набирая скорость, вновь заиграл песню дороги, которая становилась всё тише и тише и вскоре пропала совсем.
- А помните, - сквозь сон пробормотал Жук, - как год назад у нас Душегуб в городе объявился?
- Было дело, - подхватил успевший вновь осмелеть Крыс, - как думаете, всё ещё болтается иль сняли уже?
- Не знаю, не ходил туда, но вот наши как-то с тех пор приезжих побаиваться начали, а перекрёсток, на котором Душегуба вздёрнули, за много шагов обходят.
- А давайте сходим?- предложил Крыс.
- Ну, сходи, - хмыкнула Лета, чуть приподнявшись на локтях с земли, - Только, поди, забыл, что он дюжину при жизни угробил, а, будучи убиенным навряд ли побрезгует новой жертвой. Подумай головой, глупый, с перекрёстка-то дух его выбраться никогда не сможет, а ты к нему прямо в лапы идти хочешь, тем более в Золотую ночку.
- Да, Крыс, - отозвался Спичка, - не стоит лезть на рожон, давай лучше днём в бинокль глянем.
- В бинокль… - покачал головой Крыс, - Ох, Спичка, Спичка…
- Ну и иди один, – надулся Спичка, - только потом не жалуйся.
- Если жив, конечно, останешься, - подхватила Ласка.
Крыс что-то заворчал себе под нос, но с места не двинулся. Лета ухмыльнулась и опять опустилась на траву.
Тишина.
Лишь треск костра да степной ветерок нарушает спокойствие.
Ире наконец оставила в покое Крыса и, присев рядом с Лаской стала угадывать образы, возникающие в поднимающемся от костра дыме. Жук всё так же невозмутимо гонял во рту травинку и, судя по всему, дремал. Лета перевернулась на бок и, подперев голову, стала смотреть в сторону вокзала.
- А вот это…лицо, да… - тихонько говорила Ире.
- А вон кот, - послышался шёпот Ласки.
- Да, кот, точно – Ире рассмеялась, - ишь, хвост трубой…
Спичка сидел и нервно оглядывался по сторонам, теребя верхнюю пуговицу своей клетчатой рубашки. Крыс о чём-то думал. Взгляд его был прикован к улыбающейся Ире, которая время от времени указательным пальцем чертила в воздухе фигуры, что–то объясняя увлечённой игрой Ласке.
- Смотрите, кто-то идёт сюда, – сказала Лета и, присев на корточки, стала вглядываться в темноту.
- Неужто Свирельщик? – ахнул Крыс.
- Ой, оторвалась… - обиженно шепнул Спичка и убрал пуговицу в нагрудный карман.
- Нет, не Свирельщик… - неуверенно проговорила Лета, а ты видал его?
- Свирельщика-то? – спросил Крыс, - ага.
- И как он выглядит?
Крыс напряг память. Увидеть Свирельщика ему посчастливилось всего однажды, но страху он тогда натерпелся…
- Ну, он такой, маленький, тело кругленькое, голова размером с ядро, ножки, ручки – коротенькие, потому ходит медленно, да я его ночью видел, ходил тут по степи, мелодию какую-то грустную насвистывал…
- Эх, Крыс, хоть раз ты не соврал, - улыбнулась Лета, - я тоже его видела, тебя проверить захотелось.
- Ви-видели? – чуть ли не пискнул Спичка, - здорово…
- Тсс, тихо, - шепнула Лета.
Тень, двигавшаяся к костру, становилась отчётливее.
- А может, пойдём отсюда? – прошептала Ласка, - как бы дурного не случилось…
- Да…слушай, а вдруг, это Чертиха?
- Чертиха?! – воскликнул Спичка, - Ну нет, только не она!
- Да тихо ты! – шикнула Лета, - беду накликать хочешь?
Тень подходила всё ближе и ближе, и, несмотря на мрак, в ней угадывались человеческие черты.
Ласка закуталась в платок и поплотнее прижалась к Ире, та обняла её.
Тень ещё подошла ещё ближе.
Крыс потянулся рукой к палке, одним концом лежащей в костре.
Ещё ближе.
Спичка, доставший из кармана свой талисман, готов был сорваться с места и дать дёру.
Совсем близко.
- Отставить тревогу! – весело сказала Лета, - это Даниил!
- Дан?! – воскликнул Спичка, - Дан! Это ты?!
Тень махнула рукой и, наконец, вошла в свет, явив собой тщедушного юношу в синеватом дорожном плаще с ярко-зелёной заплаткой на рукаве. Тёмные волосы на голове были давно не стрижены и взлохмачены. Под карими глазами красовались синяки, но лицо его, хоть и было измождено, светилось улыбкой.
- Друзья, - выговорил он, скинув с плеча на землю огромную дорожную сумку, - рад вас видеть...
- Дан! – Лета кинулась ему на шею, - сколько лет прошло!
- Три года, если не ошибаюсь, - проговорил Даниил, - я с нетерпением ждал возвращения... и вот, вернулся, наконец.
Он погладил её по голове и поправил съехавшую Лете на глаза шапку.
- Да ты ишь как вытянулся! – воскликнул Крыс и пожал ему руку.
- А вот совсем лицо не изменилось! – вставила Ире и чмокнула его в щёку.
- Ага… - только и смог сказать Спичка.
- Я Ласка, - представилась светловолосая девочка, - а вон Жук…ой, а он заснул…
- Ну и пусть спит! Даниил, рассказывай, давай! – нетерпеливо сказала Лета, - на вот, попей хоть...
Даниил принял из её рук чашку с водой и жадно выпил. Затем, присев по-турецки, он незаметно протёр рот рукавом плаща и стал рассказывать им о том, как эти три года прожил в столице, куда поехал, чтобы поступить в университет. Получив высшее образование, он тут же собрал свои немногие пожитки и потратил все деньги, отложенные с без того скудной стипендии на билет в любимый родной Омут. Не забыл он упомянуть и о том, что каждый день вспоминал их встречи, а потрепанную бумажку с рисунком, на котором их маленькую компанию изобразила одна художница, до сих пор носит в кармане и бережёт, как сокровище.
- Я бы приехал неделю, а то и две назад, но поезда что-то совсем перестали сюда ходить... – сказал он, так что приходилось какое-то время ночевать прямо на вокзале, да питаться, чем придётся.
- Ух, да ты учёный теперь, - протянул Крыс и подмигнул Дану.
- Погоди, - сказал тот и достал из кармана плаща очки с треснувшим левым окуляром и нацепил их на нос, - так больше похож.
- Куда деваться... – развёл руками Спичка и засмеялся.
Даниил рассмеялся в ответ.
- А как ты узнал, что мы тут сидим? – спросила Ласка.
Лета, Даниил и Крыс с Ире переглянулись.
- Как же не знать, когда нынче Ночка Золотая, - улыбнулся Даниил Ласке, - мы тут каждую ночевали, на этом самом месте... а на болотах тишина...
Какое-то время все сидели молча, глядя на огонь. Радость встречи после долгой разлуки прошла на удивление быстро, как будто они и вовсе не прощались. Лета вновь стала серьёзной и растянулась на земле, Ире и Ласка опять стали шёпотом делиться видениями, возникающими в столбе дыма.
- А у вас-то что нового? – спросил Даниил.
Лета повернула к нему голову и, лениво усмехнувшись, сказала:
- Да вот, чудак один появился...
- Это Крот что ли? – спросил Спичка.
- Он самый, - продолжила Лета, - Был мальчишка такой, жил с родителями своими в доме близ моста через «Коллу». Да ты помнишь, наверно, домик такой, двухэтажный с флюгером, ну так вот, сгорел домик их. А вместе с ним и... – она прервала свой рассказ и посмотрела на Спичку, - а вместе с ним и родители. Сам мальчуган в окно успел выпрыгнуть, а вот родители не спаслись. Так вот он, просидел на пожарище до утра, а потом пропал. Все думали, что помер он, а через какое-то время появился вновь, весь в лохмотьях, ноги и руки в крови запёкшейся, а за ним, представляешь, целая стая кротов! Общий язык, видать, нашли. Кроты, говорят, ему нору рыть помогли, где он и жить остался.
- Бедняга... – прошептал Даниил, - что же с ним теперь?
- А не знаю, наверно вместе со стаей своей туннели роет под землёй.
И они опять замолчали.
Луна пыталась пробиться сквозь густую пелену облаков. Странно, обычно в Золотую Ночку небо ясное. Можно лежать на спине и разглядывать далёкую звёздную карту, высматривая самую яркую падающую звезду, которая означала разгар Ночки. Говорят, что над Омутом звезда падает всего раз в год, причём именно в эту ночь, когда по приданиям оживают степные духи.
Налетевший ветерок, задев пламя костра, прошелестел по траве. Спичка, да и все остальные поёжились. Видать, Хтания, дух степного ветра, решил прогуляться.
Крыс вздохнул и запел песню, которую сочинил много лет назад:
Степь, колыбель моя,
Убаюкай ты меня,
Да на ушко шепни,
Ветерком своим...
Степь, матушка моя,
Успокой ты меня,
Не пусти беду лютую
Ко мне в Ночку Золотую.
Степь, подруга моя,
Не серчай на меня,
Ибо друг я твой,
Мы родные с тобой.
И опять тишина.
Только тихий сап Жука и треск хвороста в костре.
- А близняшки, как они поживают? – неожиданно спросил Дан.
Ласка вопросительно посмотрела на него.
- Померли они, - тяжёлым голосом ответила Ире, – осенью, когда деревце их завяло...
- Да как же так, что с ними случилось-то? – ахнул Даниил.
- А кто эти близняшки? – Ласка подпёрла руками голову, не слыхала о них...
- Ну, ты даёшь, Ласка! Жить в Омуте, да близняшек не знать! – воскликнул Спичка, - они же судьбы людям угадывали, да и вообще добрые девушки были... правда, несчастные...
- Несчастные? А почему? – удивилась Ласка, - Быть ясновидящей, это же здорово!
Даниил горько усмехнулся и, подобрав тоненький прутик, стал завязывать его в узелок.
- Духи наделили их одним из чудеснейших даров, - начал он, - но взяли с каждой жестокую плату. Тай родилась слепой, а сестрица её, Най – немой. Так они и жили, одна была глазами, а другая – устами, они даже запястья свои лентой связали, чтобы всегда вместе быть и никогда не расставаться. И не смотря на несчастья свои – хорошие были, всегда умным словом да добрым делом помогут. К ним кто с хворью, кто с вопросом каким придёт... в дом входят с грустью в глазах, а выходят с надеждой, – Даниил вздохнул, - А на дворике заднем они деревце посадили диковинное. Вместо листьев – ленты янтарные, а вместо плодов – чистый свет. – Даниил улыбнулся, - помню, сказали они тогда, что когда в деревце их чудесном свет иссякнет, иссякнет и их жизнь. И вот, видать, потух свет...
- Да, - сказала Лета, - да и деревце изменилось, страшное стало, мёртвое... и позаботиться о нём теперь некому, отказывается оно воду пить, не хочет оживать.
Ласка тихонечко всхлипнула и опустила голову на плечо Ире. Та принялась её успокаивать, что-то шепча на ухо. Даже неунывающий Крыс потупился и долгое время молча смотрел в огонь.
Из подавленного состояния всех вывел неожиданно радостный голос Спички:
- Смотрите! – воскликнул он.
- Куда? – спросила Ире и оглянулась по сторонам.
- Да на небо, на небо смотрите!
Все подняли головы. Облака постепенно растворялись, открывая взору друзей чистое небо. Необычно яркий свет луны и тысячи звёзд пролился на мрачную холодную степь.
- Так вот почему... Золотая... – прошептала Ласка и на лице её заиграла улыбка.
- А вон и звезда! Вон! Упала! – почти прокричал Спичка и засмеялся.
Оставшееся время они сидели, молча смотря на небо.
Золотой свет Ночки медленно уступил утреннему солнцу.
Первой закрыла глаза Ласка. Ире, заботливо укутав её в платок, прилегла рядом. Спичка заснул, так и не выпустив из руки своего божка. Крыс какое-то время боролся со сном, но, сам того не замечая, подложил под голову оставшуюся вязанку хвороста и в скором времени тихонько захрапел, изредка бурча что-то себе под нос. Лета зевнула и, затянув потуже шарфик, перевернулась на бок. Даниил ещё некоторое время сидел и смотрел на мирно спящих друзей.
- Как и три года назад... – с улыбкой прошептал он и опустил голову на свою пыльную дорожную сумку.
Степь.
Тишина.
Лишь чьё-то далёкое грустное посвистывание.
Москва, 19 июня 2007 г.