2-03. Мужчина как стихийное бедствие

Маша Стрекоза
Третье мое знакомство оказалось длительным, но по всем приметам напоминало приближающееся издалека стихийное бедствие. Не слишком большое, но и не настолько мелкое, чтобы оно не помогло  мне взбодриться и очнуться от грез.

Итак, в один из погожих летних дней я шла по знакомой улице в продуктовый магазин. Как всегда, глубоко задумавшись и  еще не ведая о своем будущем, я налетела на очень высокого парня, шедшего впереди меня, и извинилась за свою невнимательность.  Парень при его ближайшем рассмотрении оказался стройным блондином с детским выражением лица, который спросил меня: «Далеко ли отсюда до Парка Победы?» Выслушав мои подробные объяснения, он  неожиданно спросил, не хочу ли пойти с ним в разместившийся неподалеку цирк Шапито, в труппе которого  он когда-то выступал, отчего нас туда пропустят бесплатно, причем, не только на представление, но и за кулисы. «А почему бы и нет?» - подумала я и согласилась. С этого дня началось наше знакомство.

 Паша,  так звали циркача, был старше меня на два года.  Он уже побывал однажды в браке и развелся, а теперь его бывшая жена растила без него его маленькую дочь. Когда-то Паша серьезно увлекался спортом и даже дошел до уровня мастера спорта, а потом устроился в цирк, где участвовал в номере воздушных прыгунов на  батуте. Осанка у этого парня действительно была обалденная: при его росте в 194 сантиметра он ни капельки не сутулился и передвигался походкой  артиста балета. Сейчас он из-за травмы ноги  в цирке не выступает – пришел посмотреть на номер его бывших коллег.

Номер был хорош – ребята ловко крутили сальто в воздухе, прыгая на упругой сетке и радуя зрителей. После спектакля мы зашли в служебное помещение  циркачей, где я никогда прежде не бывала. Прямо на полу в маленькой комнатушке были навалены кучи артистических костюмов,  тут же лежали косметические наборы и личные вещи - все в жутком беспорядке. Возле кучи сидели  артисты – обычные на вид молодые ребята: не подумаешь, что артисты! Какими удивительно красивыми они были во время своего выступления – и куда все это исчезло в одно мгновение ока?

Посещением цирка наше знакомство не ограничилось.  Паша не только проводил меня  до  дому, уговорив,  пока еще не стемнело,  прогуляться около него, но и позвонил мне на следующий день. Так начались наши встречи. Почти во всех отношениях мой новый  «кавалер» превосходил предыдущих товарищей – он был обходителен, говорил на хорошем, грамотном языке, имел приличные манеры. Но что мне понравилось в Паше больше всего – он  был ленинградцем  и  даже имел собственную квартиру неподалеку, что сразу же отмело мое подозрение в его корыстном интересе ко мне. После Толика  я стала излишне подозрительной к вопросам прописки.

 Отец Паши давно умер,  а его мать жила отдельно  со вторым мужем - большим любителем  выпить. Паша почти сразу же познакомил меня с ней - она часто приходила к нему, чтобы сготовить обед. Мама работала стрелочницей на Бадаевских складах. Говорила она удивительно гладко и правильно, ко мне отнеслась с большой симпатией, выразив этим одобрение нашим отношениям. Паша не умел говорить цветистые комплименты, как Толик, но, в отличие от него,  казался деликатным и внимательным со мной. И это стало вторым его плюсом после его постоянной ленинградской прописки.

Третьим плюсом Паши был его опрятный костюм, красивая походка и чистое выражение лица,  на котором еще не запечатлелись его пороки.  На мою маму,  которую Паша тоже сводил на цирковое представление, Паша произвел самое хорошее впечатление. Однажды я увидела, как в фойе кинотеатра перед просмотром фильма Паша играл  в шашки с каким-то зрителем. Играл он мастерски,  что  уже предполагало наличие у него нормальных мозгов. «По крайней мере, хотя бы в одном деле он  способен  блистать, -  подумала я, - Толик же абсолютно во всем оказывался  середняком».  На этом список достоинств моего нового знакомого заканчивался.

Недостатков оказалось гораздо больше. Эти недостатки вылезали наружу постепенно и достаточно неожиданно для меня. Паша был, что называется, «без царя в голове». Несмотря на постоянное выражение его заинтересованности во встречах со мной, он редко держал слово  и вдруг  внезапно исчезал в неизвестном направлении. Потом он также неожиданно объявлялся, объясняя свое отсутствие совершенно нелепыми и таинственными причинами - от попадания в больницу  до преследования его милицией и бывшими дружками, от которых он вынужден скрываться. Из его странных объяснений своих исчезновений выходило, что на его пути вечно летают «бандитские пули» и случаются самые трагические обстоятельства. Моя вера в их правдоподобность стремительно таяла – он начал утомлять меня своими историями, хотя подлинной причины его странного поведения я не знала.

Уже спустя двадцать дней после начала нашего знакомства,  Паша признался мне  в  любви  и  сделал предложение вступить в брак.  При этом целоваться мы еще не начали:  я повода не давала. Желание снова выйти замуж у меня было – хотелось  догнать своих подруг, которые уже все имели свои семьи, а некоторые и детей. А еще хотелось  успокоить маму, которая желала мне счастья.  Вслух она этого не говорила, но я это прекрасно чувствовала. Тем не менее, выйти за Пашу... В моей голове эта странная мозаика серьезных отношений с ним и в перспективе моих новых страданий пока не складывалась. Я даже названия своего чувства к нему еще не подобрала. Да и было ли оно? При этом, в искренности Пашиного предложения я не усомнилась. Разве можно бросаться такими словами?

Мне хватило ума ответить, что я очень неплохо к нему отношусь, но до свадьбы Паше следует немного измениться:  стать обязательнее, определиться с работой и планами на будущее. Я уже знала Пашин секрет:  год назад он освободился из тюрьмы, куда попал, когда, работая шофером,  сбил  на своей машине человека, к счастью - не насмерть.

Обо мне и о моей прежней жизни Паша не  расспрашивал, он все время говорил только про себя и всегда как-то по-детски – не строя планов и полностью отдаваясь возникающим по ходу дела желаниям.  Он искушался любым приглашением его дружков выпить пивка,  а возможно, и не только пивка, вечно одалживал у кого-то деньги на эти походы, нисколько не задумываясь о том, как и чем он будет им отдавать.

Через некоторое  время  мы уже начали целоваться. Паша покупал билеты в кино на последние ряды,  где обычно устраивались  все влюбленные парочки. Целоваться с ним было приятно: у него была нежная кожа,  и от него приятно пахло одеколоном. Встречаясь  со мной,  он всегда  был в хорошей форме, а когда начинался его очередной загул с пивом, он просто исчезал на несколько дней, после которого выдумывал фантастические объяснения для своих исчезновений.

Почти до самого конца наших отношений я не понимала, что с ним происходит на самом деле. Я еще никогда не имела дел с алкоголиками, с людьми,  страдающими запоями, тем более, с такими молодыми. Я по своей наивности искала  причину его странного поведения в чем угодно,  только не в том,  что было на самом деле. Пашина мама,  нередко поддававшая вместе со своим новым мужем, также не открывала мне глаза на правду, надеясь, что я хорошо повлияю на ее сына. Паша будил мою чувственность. На любовь это чувство было не похоже, да и никаких серьезных поступков,  подтверждающих Пашино намерение образовать со мной семью, я не видела.

Казалось бы - красивые слова,
В глазах твоих и ласка и огни,
Казалось бы - вскружится голова,
Когда сидим в тиши совсем одни!
Но не ложатся рифмы на листок,
И сладко стонет тело - не душа.
Легко вместился в восемь кратких строк
                Мой новый стих - дитя карандаша!

Наши отношения с Пашей продолжались примерно два года, постепенно становясь все хуже. Паша с завидным постоянством продолжал мне звонить  - всегда в неурочное и неподходящее время – и трагическим голосом плел очередной шедевр из описания своих несчастий, умолял прийти к нему - больному или избитому, уверял в своей пылкой любви. Поддавшись на уговоры, я однажды пришла к нему после такого рассказа и «поцеловала замок»:  мне никто не открыл дверь!

Встречались мы теперь редко. Несколько раз  Паша брал у меня в долг небольшую сумму, но так и не возвращал,  и даже это не наводило меня на мысль о его запоях. Я скорее была склонна верить его россказням о преследовании его друзей-алкашей, бывших сокамерников, или в то, что его преследует его бывшая жена. Сочинять страшные и убедительные истории Паша был мастер. Закончилось все неожиданно, так, как единственно могло закончиться у меня.

Однажды я дала ему почитать мой любимый тогда роман – гончаровскую  «Обыкновенную историю». Читал он ее подозрительно долго, а своими книжками, тем паче любимыми, я дорожила. Отчаявшись получить ее обратно у Паши, уверявшего, что она лежит  у него на полке и только тяжелые обстоятельства мешают ему ее принести,   я без приглашения нагрянула к нему в дом. В то время одну из его комнат его мама  сдавала двум  студенткам.  Девушки  открыли  мне не только дверь,  но и глаза на все страшные Пашины «тайны».

Паша лежал на диване - бесчувственный, как бревно, но с тем же бесподобно чистым,  детским выражением на лице. Как мне объяснили, он уже не первый день находился в запое. Сколько мы ни искали с девушками  мою книгу в доме,  ее там не оказалось.  «Да он давно ее пропил, - удивились они,  - слушайте вы его больше!».

 Спокойно перенеся потерю невозвращенного мне долга,  простить безвозвратную потерю книги в школьном дешевом переплете - святого для меня предмета! – я не смогла. К тому же мое первое столкновение с явлением алкоголизма стало для меня горьким и невероятным открытием незнакомой прежде стороны жизни.

 На этом убедительном аккорде закончился мой новый «любовный роман».   Огромным стихийным бедствием моей жизни эта история не стала. Обаятельный голубоглазый и молодой алкоголик лишил меня только некоторой части моих иллюзий относительно мужчин. Их оставалось еще очень много в моем запасе - я вовсе не утратила надежды на новое, более удачное знакомство, равно как и своего желания любить и быть любимой.