Liubek Shamsutdinov London 22.03.2012
Главный комозитор Советского Союза Исаак Дунаевский сочинил «Марш энтузиастов» «Нам ли стоять на месте? В своих дерзаниях всегда мы правы».
Меня сначала назначили командиром дегазационной машины АДМ. Подчинятся должен был мне водитель Склизков, заодно и все остальные. Мы были отделение химзащиты полка, ненавистный всем «хим-дым». Майор приносил образцы ядовитых отравляющих веществ: иприт, люизит, зарин, зоман и самый страшный из них табун. Запас этих ядов мы имели такой, могли уничтожить капиталлистический город со всеми жителями. Майор объяснял, как это выгодно - капиталлисты сгниют, а их материальные ценности дома и машины достанутся нам.
Здесь все были обязаны носить противогазы и быть готовы к газовой атаке. Если в строю кто-нибудь пикнет хоть одно слово, старшина- кусок Крутов скомандует – Газы! Всем мигом надеть противогазы. Мало того, он заставит бегать и ползать в грязи по-колено.
Служили здесь уже известные блатные Танин, Купцов,Галахов, славный парнишка Иван Рубанец из деревни Черновицы и несовершенолетний сын грузинского народа кацо Андиашвили. С виду он был рослый – его из дома подсунули в армию вместо кого-то. Рубанец в любом случае повторял, «Мы люди тэмные. Нам треба гроши и харчи хороши.»
Казармы наши когда-то были построены по единому плану с огромным туалетом каждая. Еще при немцах они уже начали переполняться. Долговязый нудный полковник Кууз достал машину говновозку с бочкой со шлангом, откачал и вывез фекалы на колхозные поля. Но он остался недоволен. На дне выгребных ям скопилось видимое - невидвидимое количество бутылок. Он призвал добровольцев. Качигин предупредил меня, чтоб я был подальше от Кууз. «Ничего ты не получишь – дураком домой пойдешь».
Отозвались наши блатные, за краткосрочный отпуск на родину. Они в противогазах и костюмах химзащиты очистили выгребные ямы. Мало того, они полный грузовик этих бутылок помыли и сдали в пункт приема стеклопосуды. Они настоящий рабочий класс, согласно учения Маркса.
Танин рассказывал, что в тюрьме профессор университета читал им лекцию, из которой он понял, какой-то еврей Фридоих Энгельс, наверно бухгалтер колхоза Карла Маркс, обменял зерно на сапоги. Посадят его или нет, осталось неясно до сих пор.
Он взахлеб рассказывал, как в тюрьме ему жилось лучше, чем в этой шаражкиной конторе. Посадили его за то, что камнем ударил мужика по голове и тот вольтанутый ходит до сих пор.
Единственное, что он умел и знал способ – завернуть камень в тряпку и по башке какому-то трёкале безмозглой. Сквозь колючую ограду он бегал там к Фруське. Однажды пошел в резиновых сапогах и отморозил два пальца, всеравно его с такой инвалидностью забрили сюда. Жили они в зоне 18 мужиков в одной казарме. Порядок был четкий. Были там и толкователи «Законы Фени». Стукачей, как здесь, там и в помине небыло. Всё чисто. Один положил два кусочка сахара в тумбочку – другой подсмотрел и украл. Танин его выследил и камнем убил. И всё чисто. В Сибири особенно блатные планировали побег. Они заманивали с собой на побег еще кого-то пожирнее, чтоб по дороге, в тайге, его схавать. Это называется «Держать дурака (За фраера)».
***
Я хранил патрон, чтоб при случае пристрелить обидчика. Автоматы пустые стояли в пирамиде. Спали мы в общей казарме с хозвзвзодом и разведротой, всего человек тридцать. Пропал мой дешовенький фотоаппарат «Смена». Рубанец мне посоветовал, «Ты напрасно кипишь не поднимай, а смотри и думай». Обидно мне стало, кому что плохого я сделал, за что такое неуважение? Танин провел расследование. Взял на учет всех, кто с кем и где были на той неделе. Я сказал ему, «Бросай ты это дело!» Но он докапался. Оказалось, украли сапожники, в подчинении ефрейтора сына армянского народа, и кому-то предлагали продать, чтоб пропить. Здоровому этому лбу Танин крепко двинул по морде, и тот стал у меня просить прощения, чтоб я в Суд не подавал. Как в тюрьме все было шито-крыто.
***
В армии действует устаревший злой уставной порядок, построение по ранжиру, высокие впереди маленькие позади, над ними смеются называют их шариками, как собачек. Это обидная дискриминация по росту. В обеденный перерыв у столовой я со своими бандитами сидел в машине, груженной химическим оборудованием, подготовка к учениям. Из столовой шумно высыпала толпа сытых солдат, новобранцев.
Сюда приближался со своей командой, гость полковника Кууз, генерал Алекс, более тощий и высокий, чем Кууз. У них немецкая муштра! Толпа солдат начали строиться в две шеренги. Двое из них не могли разобраться, кто выше и начали громко препираться. Алекс, вдвое выше его ростом, придрался к солдату,
-Вы почему разговариваете в строю? Разьве можно разговаривать в строю! - и притопнул своей тощей ногой. Салага со страху опешил и пернул во всю свою солдатскую жопу, да так громко, что мы в шагах двадцати от этого места, невольно расхохотались. Затрясло от смеха и весь строй. Алекс не нашел другого уставного положения против дураков русских и молча смылся.
В разведроте капитан Ивако держал строгий порядок, он каждый день слушал доносы своих стукачей. Он знал, что у меня есть патрон. Однажды его дневальный Голубев, опоясаный кинжалом тупым как детская игрушка, на мою шутку обиделся и им замахнулся на меня. Говорит,
-Ты со мной шутки не шути! Я навало-отбойщик, это в Донецке важная шахтная профессия. Я отгребаю лопатой. Без меня на транспортере уголь собьется в кучу и вся шахта остановится.
Был он маленького росточка, я отобрал его кинжал и сдал старшине, бывшему Белорусскому партизану Ивану Тимофеевичу, чтоб он был поосторожнее с дураком.
Он каждый вечер приходил поддатый, строил всех в две шеренги и произносил доклад, «О воин службою живущий читай Устав на сон грядущий и ото сна опять восстав читай усиленно Устав!» Его обычно заботливо сопровождала жена толстая необычно, полная противоположность тощему старшине. Он, видно, спит на ней, как на перине, а нам положено спать на соломенных тюфяках.
Иван Тимофеевич рассказавал, нам неопытным салагам, свои военные истории, как они партизанили, грабили население в пользу Защитников Отечества. Заряжающий Нистратов, предпоследний в строю, начинал с ним пререкания,
-Ты опять налил свои глаза, пойди проспись, потом посмотрим, какой ты вояка тут нашелся на нашу голову.
Старшина был, чьи нервы намотаны на палочку, они схватились драться. Я подозвал Казаряна, Танина и еще двоих, чтоб разнять. Я говорю ему,
-Иван Тимофеич, возьми себя в руки, или уходи на гражданку! Как бы мне не пришлось тебя пристрелить, - пошутил я, - разводишь тут антисоветскую пропаганду!
Он раскис и почти заплакал, говорит,
-Я только хотел рассказать, как однажды население с чердаков по нам открыл такой огонь, стало светло от пуль. Мы, по огородам, драпали так, только ноги унесли! Пропартизанил, нервы мои съедены, куда я теперь годен, кто меня возьмет? На войне не думайте, как в кино, кто-то вам приготовит все по распорядку. Такую райскую жизнь, как спать в казарме, будете только вспоминать. Будете терпеть всякое и издевательства начальников. Дураков хватает разных, и там они распоясываются. Свои опаснее врага.
Из дивизии приезжал полковник Добычин, по секрету меня допрашивал, какая тут ведется антисоветская прпаганда, будто я ему стукач.
Хозвзводом командовал белорус сержант Кутняк, с рассеченой верхней губой. Когда пацанов угоняли в плен, немец ударил его прикладом. Он выжил чудом, но был весь нервный. Прежде чем сказать слово, он сильно переживал и умел сказать только «Марш с отсюда!» или «Счас позову Ивако, он струшку с тя снимет, так будешь знать, как неслушаться!»
Со свинарем Золотовым они свининой обеспечивали два полка. Часто к обеду подавали дополнительный кусок свинины. Я, со своим мусульманским происхождением, тоже ел, но меня поташнивало. Я тоже побаивался, чтоб не сняли струшку с меня, «Разгельдяй! Как стоишь, как смтришь! Нахал! Советский народ тебя накормил, одел, обул, дал в руки оружие, чтоб ты честно защищал Родину! Что это за вокханалия! До чего докатился! Разгельдяй!»
Оказалось, что Фруська перебралась в Тапа. Танин стал бегать в самоволку. Андиашвили узнал адресс и полез туда же. Танин завернул камень в тряпку и там стукнул его. Потом он мне мне рассказывал:
- Кровь текла с него, как с барана. Патрульные Картвелиашвили, как раз грузины из нашей разведроты, меня чуть не убили и сдали на ГУБУ. Я тоже много потерял крови.
Я Клейменову помог разобраться в этой ситуации и, всё было чисто.
Танин активный такой, настоящий революционер. Своей тюремной идеологией он мой взвод «Хим-дым» превратил в банду бланых. Спрашиваю его:
- Где ты успел раздобыть себе такие новые кирзяшки?
Он за словом в карман не полезет. Все ему просто и доступно. Стал он нам рассказывать, как с пьяного эстонца сблочил эти новые солдатские сапоги.
- Бегу я к Фруське в самовлку. Смотрю эстонец пьяный валяется в новых сапогах. Я разул его и дал ему свои старенькие. А он мне « Ёске? Ёске? Ух, куррат!» А я ему – Не фуя ни фуёвске. Твои сапоги мне как раз в аккурат.
Этому дураку и в голову не приходило, как его шутки опасны. Старослужащие рассказывали, как эстоннцы поймали солдата в саду, распороли ему живот, набили яблоками и зшили.
Случилась беда. Командиром дивизии на должность генерала назначили полковника Никитан. Он особенно старался. Старлей (старший лейтенант) Стариков на станции опять пьяный, и с семьей, попался ему на глаза. Пришлось бедному старику перед машиной будущего генерала бежать и топать до стрельбища.
Начались зимние манёвры. Наш полк утром остановился на поле какого-то колхоза. Ефрейтор Казарян мне доложил – нашему броняжке издец, тормоза примерзли. Сцепления горят, а она ни с места! Рубанец на куст подвесил гильзу от снаряда – сигнал химической атаки. От безделья стоим курим махорку мерзнем.
И, надо же беде случиться, разъяренный полковник Никитан, буд-то весь в генеральских погонах и со своим штабом и с опальным маршалом артилерии Воробьквым, прямо ко мне. Бандиты мои сами догадались встать в шеренгу. Он сразу придрался к Ване Рубанец c экзаменом:
- Что такое зарин?
- Зарин есть отравляющее вещество.
- Что ты будешь делать, если увидишь белое облако? Что будет, если оно приблизится сюда?
- Значит будет дождь или снег, это полезно колхозам для урожая. – с умным видом отвечает ему Ваня Рубанец.
Никитан разгневался, как с цепи сорвался:
- Ёфтаймать! Что это за вокханалия ? Что ты за дурак такой!?
Я взял под козырек - честь и сказал ему:
- Товарищь генерал, вы оскорбляете моего солдата, (как в анекдоте).
Я ждал, что он начнет стрелять. Но он молча быстро ушел отсюда. Потом пришел сюда наш командир полка Логачев, спросил:
- Не мерзнут ли ноги?
- Да. – я удивиллся его прозорливости.
- Надо портянки стирать чище. Эх. Вы, лодыри...
Потом Качигин мне объяснил, что ходят слухи будто я подослан Хрущевым. Про меня говорят: «Он инвалид – одна его рука в Кремле».
***
По всей восьмимиллионной мощной армии зачитали Приказ Н.С.Хрушева, которым он скинул со всех должностей Главнокомандующего Маршала Г.К.Жукова. Оказывается этот военначальник своим секретным Прказом 0-90 командиров объявил единоначальными диктаторами и сам решил стать диктатором вместо Сталина. И начался политический переврот. В одном полку уже командир полка зашел и разогнал партийное собрание. Мой необдуманный поступок послужил важным политическим событием.
Меня перевели в танковый батальон, а мой взвод (хим-дым) с его бандитами послали куда-то в Красногвардейск, в специальные химические войска. Было от них письмо, как им теперь скучно без меня.
Был такой случай. Что ни утро, в шесть часов, старшой сержант Буренков командует, «Рота подъем!» Пока спичка горит, все обязаны вскочить, одеться и встать в строй. Потом всех толпой он гонит на улицу , бег полчаса. Затем, до завтрака все на табуретках сидя дрыхнут, а офицер им из газеты читает политику партии.
Один старослужащий, так называемый «Старик» не помню его имени, в коридоре Буренкова стукнул в челюсть. Свидетелем вызвался быть сержант Зиновьев. Буренков в санчасти засвидетельствовал синяк и подал в Суд. Замполит осторожно мне сказал, «Пусть Старик откажется, тогда я его как-нибудь сумею отправить домой.» Я с большой опаской для себя, пришел на гауптвахту и Старику передал слова замполита, «Откажись!» А он говорит, «Ну как я откажусь. Это же нечестно, я его ударил один раз чуть-чуть». Потом он стал мне гнать антисоветчину, как ему надоела и остозвиздела вся эта тухлая политика. Учился он в военном училище на пожарника, его забрили сюда, осталась невестка и уже три года, плачет страдает. Я от этих опасных разговоров уклонился молча. Пробовал я и Зиновьеву сказать, «Ты же маленький, а они рослые, не мог ты видеть!» А он мне, «Как же это нечестно, если я видел». В клубе прокурор зачитал обвинение, подставной защитник развел руками, а Старик говорит честно «Я ударил его легонько, по-свойски за то что он сказал, ты прогнил! Тебя только подорвать на мине!»». Из зала даже некоторые закричали «Ну и дурак, честный!» Отправили его в штрафбат еще на два года.
Ко мне тянулись люди будто им я какой нибудь начальник. Шофер Реутский мне рассказал.
- По дороге в часть машину мою остановила Фруська, вся на костылях. Прокатил я её. Остановились мы у речки, присели на бережку. Купаться не будешь, воды там всего лишь по колено. Фруська говорит – «Брось мне палку». Я взял и закинул её костыль на тот бережок. Она говорит «Дурак ты! Кинь мне свою палку!» Оказывается, она такая несчастная! Её мужа забрили в армию. Он её беременную бросил, поругался. Она кинулась под поезд, осталсь без обоих ног. Она приехала за ним сюда. Ничего хорошего, он «Трекало безмозглое!».
Качигин удивлялся и офицеры так считали, армия сама по себе превращается в шайку гангстеров. Сильное государство в руках дураков превращается в фашизм и кругом строят голодный сосализм. Был бы хоть какой-нибудь Закон, запрещающий культивировать образ врага и тратить деньги на подготовку к войне. Офицеры самые трусливые люди – больше всех боятся начала войны.
Время от времени приезжал к нам маршал артилерии Ворбьев. Качигин обычно посмеивался над ним. «Он опальный, его вот-вот сократят за ненадобность.» Однажды послали меня дежурить на КПП (контрольно пропускной пункт при въезде в часть). С офицерским ребенком на руках стала прогуливаться здесь тупая, как корова, баба. Оказывается она уже любовница Танина. Они закрылись в будке, я стою курю махорку. Подъехал маршал Воробьев, а я ему «Ваши документы!» Он говорит, «Я Воробъев!» Я не знал как открыть шлагбаум, он разобиделся, плюнул и уехал. Я такой уставник! В армии обычно служивые друг другу дрочат мозги, а то скукота такая!
***
ENTHUZIASTS
Liubek Shamsutdinov London 22.03.2012
Whether main комозитор Soviet Union Isaak Dunaevsky has composed «the March of enthusiasts» «To us to stand on a place? In the aspirations we are always right».
Me at first have appointed the commander дегазационной cars ADM. Will obey driver Sklizkov, at the same time and all owed me the others. We were branch химзащиты a shelf, hated all "him-smoke". The major brought samples of poisonous poison gases: yperite, люизит, sarin, зоман and most terrible of them herd. We had a stock of these poisons such, could destroy капиталлистический a city with all inhabitants. The major explained, how it is favourable - капиталлисты will decay, and their material assets of the house and the car will get to us.
Here all have been obliged to carry gas masks and to be ready to gas attack. If in a system somebody пикнет though one word, the foreman - a piece Krutov orders – Gaza! All instant to put on gas masks. Besides, it will force to run and creep in a dirt on-knee.
Served here already known criminal Tannin, Merchants, Галахов, nice fellow Ivan Rubanets from village Chernovitsy and несовершенолетний the son of the Georgian people кацо Андиашвили. In appearance it was tall – it from the house have palmed off in army instead of someone. Рубанец in any case repeated, «We people тэмные. To us треба pennies and харчи are good.»
Our barracks have once been constructed on a coherent plan with a huge toilet everyone. At Germans they have already started to be overflowed. Colonel Kuuz has got the car говновозку with бочкой with a hose, has pumped out and has taken out фекалы on kolkhoz fields. But it remained is dissatisfied. At the bottom of cesspools has accumulated visible - невидвидимое quantity of bottles. He has called volunteers. Качигин has warned me that I was far away from Кууз. «You will not receive Anything – the fool home will go».
Have responded our criminal, for short-term holiday home. They in gas masks and suits химзащиты have cleared cesspools. Besides, they have washed the full lorry of these bottles and have handed over in reception point стеклопосуды. They the present working class, it agree Marx's doctrines.
Tannin told, that in prison the professor of university read them lecture from which he has understood, any Jew Fridoih Engels, likely the bookkeeper of collective farm of Charles Marx, has exchanged grain for boots. Will plant it or not, remains not clearly till now.
He greedily told, how in prison to it was better, than in this шаражкиной to office. Have planted it that a stone has struck the muzhik on a head and that вольтанутый goes till now.
***
I stored a cartridge as required to shoot down the offender. Automatic machines empty stood in a pyramid. We slept in the general barracks with хозвзвзодом and разведротой, all the person thirty. I was gone дешовенький camera "Change". Рубанец to me has advised, «You in vain boil do not lift, and look and think». Such disrespect became insulting to me to whom that bad I have made, for what? Tannin has spent investigation. Who has registered all, with whom and where were that week. I have told to it, «Throw you this business!» But it докапался. It has appeared, shoemakers, in submission of the corporal of the son of the Armenian people have stolen, and to someone suggested to sell to spend on drink. To healthy this forehead Tannin has strong set on a muzzle, and that began to be sorry about me that I did not submit to Court. As in prison all was quietly.
***
In army the out-of-date malicious authorised order, construction on a formation, high ahead small behind operates, at them laugh name their balls, as doggies. It is insulting discrimination on growth. In a lunch break at a dining room I with the gangsters sat in the car, груженной the chemical equipment, preparation for doctrines. From a dining room it is noisy the crowd of full soldiers, recruits poured out.
Here the visitor of colonel Kuuz, general Alex, more lean and high, than Кууз came nearer with the command. At them German муштра! Crowd of soldiers have started to be under construction in two ranks. Two from them could not understand, who above and have started to altercate loudly. Alex, twice above its growth, has carped at the soldier,
-You why talk in a system? Разьве it is possible to talk in a system! - also has stamped the foot the lean foot. Салага with fear was taken aback and пернул in all soldier's ass, yes so it is loud, that we in steps of twenty from this place, have involuntarily burst out laughing. Has shaken from laughter and all system. Alex has not found other authorised position against fools of Russian and silently was washed off.
In разведроте captain Ivako held a strict order, he listened every day to denunciations of the informers. He knew, that I have a cartridge. Once its man on duty Golubev, опоясаный a dagger stupid as a children's toy, on my joke has taken offence also it has threatened on me. Speaks,
-You with me of a joke do not joke! I navalo-otbojshchik, it in Donetsk the important mine trade. I отгребаю a shovel. Without me on the conveyor coal will bunch also all mine will stop.
There was it small росточка, I have selected its dagger and have handed over to the foreman, former Belarus guerrilla Ivan Timofeevichu that it was more cautious with the fool.
It came every evening поддатый, built all in two ranks and said the report, «About the soldier службою living read the Charter at bedtime and from a dream again having risen read strenuously the Charter!» It was accompanied usually carefully by the wife thick unusually, full contrast to the lean foreman. It, it is visible, sleeps on it as on a feather-bed, and we should sleep on straw mattresses.
Ivan Timofeevich рассказавал, to us not skilled салагам, the military histories as they were a partisan, plundered the population in favour of Defenders of Fatherland. Charging Нистратов, penultimate in a system, began with it altercations,
Has again poured the eyes, go oversleep, then we will look, what you the fighter here were on our head.
The foreman was, whose nerves are reeled up on a stick, they have seized to fight. I have called up Казаряна, Tannin and a two more to separate. I speak to it,
-Ivan Timofeich, take itself in hands, or leave on the citizen! As though I had not to shoot down you, - I have joked, - plant here anti-Soviet propagation!
It has become limp and has almost begun to cry, speaks,
TH only wished to tell, how once the population from attics on us was opened by such fire, became light from bullets. We, on kitchen gardens, драпали so, only have carried away feet! Пропартизанил, my nerves are eaten, where I now годен who me takes? On war do not think, how at cinema, someone will prepare for you all under the schedule. Such paradise life how to sleep in barracks, will recollect only. Will suffer everyone and mockeries of chiefs. Fools suffice different, and there they распоясываются. The it is more dangerous than the enemy.
From a division there came colonel Dobychin, on a secret I was interrogated, what here is conducted anti-Soviet прпаганда, as if I to it the informer.
Хозвзводом the Byelorussian sergeant Kutnjak, with рассеченой an upper lip ordered. When boys stole in a captivity, the German has struck its butt. It has survived by miracle, but there was all nervous. Before to tell a word, he strongly worried and the March with from here was able to tell only «!» Or «Счас I will call Ивако, it струшку with тя will remove, so will know, how неслушаться!»
With свинарем Zolotov they pork provided two regiments. Often by a dinner submitted an additional piece of pork. I, with the Muslim origin, too ate, but me поташнивало. I too was rather afraid, that have not removed струшку from me, «Разгельдяй! As you stand, as смтришь! The impudent person! The Soviet people have fed you, have dressed, have put, have yielded the weapon that you fairly protected the Native land! That it for вокханалия! To what has come! Разгельдяй!»
It has appeared, that Фруська has got over in Тапа. Tannin began to run in a self-wolf. Андиашвили has learnt адресс and has got there. Tannin has turned a stone in a rag and there has knocked it. Then he to me to me told:
- Blood flew from it, as from a ram. Patrolmen Картвелиашвили, just Georgians from ours разведроты, nearly have not killed me and have handed over on the LIP. I too have much lost blood.
I to Kleymenov have helped to understand this situation and, all was pure.
Tannin active such, present revolutionary. The prison ideology it my platoon "Him-smoke" has transformed into a gang бланых. I ask it:
- Where you have had time to get to yourself such new кирзяшки?
It behind a word in a pocket will not get. All is simple and accessible to it. He, how from the drunk Estonian сблочил began us to tell these new soldier's boots.
- I run to Фруське in самовлку. I look the Estonian drunk rolls in new boots. I have undressed it and have given it the old. And it to me «Ёске? Ёске? Ух, куррат!» And I to it – Not фуя фуёвске. Your boots to me just in аккурат.
To this fool and to a head did not come, as its jokes are dangerous. Старослужащие told, how эстоннцы have caught the soldier in a garden, have unstitched to it a stomach, have filled apples and зшили.
There was a trouble. The commander of a division to a post of the general have appointed colonel Nikitan. He especially tried. Старлей (the senior lieutenant) Old men at station again drunk, and with a family, has got to it on eyes. It was necessary to the poor old man to run and stamp in front of car of the future general to a shooting range.
Winter maneuvers have begun. Our regiment has stopped in the field of any collective farm in the morning. Corporal Kazarjan has reported on me – to ours броняжке издец, brakes have frozen. Couplings burn, and it from a place! Рубанец on a bush has suspended a sleeve from a shell – a signal of chemical attack. From idleness we stand we smoke makhorka мерзнем.
And, it is necessary to a trouble to happen, furious colonel Nikitan, буд all in general epaulets both with the staff and with the disgraced marshal артилерии Воробьквым, it is direct to me. Gangsters my have guessed to rise in a rank. It has carped at once to Ване Рубанец c examination:
- What is the sarin?
- Sarin is poison gas.
- What will you do, if see a white cloud? What will be, if it comes nearer here?
- Means there will be a rain or snow, it is useful for collective farms for a crop. – with a clever kind answers it Ваня Рубанец.
Никитан was angry, as from a chain has broken:
- Ёфтаймать! What it for вокханалия? That you for the fool such!?
I took under a peak - honour and have told to it:
- Товарищь the general, you offend my soldier, (as in a joke).
I waited, that it will start to shoot. But it silently quickly has left from here. Our commander of a regiment Logachyov has then come here, has asked:
- Whether мерзнут feet?
- Yes. – I удивиллся its insight.
- It is necessary портянки to erase more purely. Эх. You, idlers...
Then Качигин to me has explained, that hearings go as if I am sent Khruschevs. About me speak: «It the invalid – one his hand in the Kremlin».
***
On all eight-million powerful army have read N.S.Hrusheva's Order which it has thrown off from all posts of the Commander-in-chief of the Marshal of G.K.Zhukova. There is this военначальник confidential Прказом 0-90 commanders declared единоначальными dictators and itself has decided to become the dictator instead of Stalin. Also has begun political переврот. In one regiment already the commander of a regiment has come and has dispersed party meeting. My rash act has served as the important political event.
Me have translated in a tank battalion, and my platoon (him-smoke) with its gangsters have sent somewhere in Красногвардейск, to special chemical armies. There was from them a letter as it now it is boring without me. There was such case. That morning, at six o'clock, старшой sergeant Burenkov orders, «Рота lifting!» While the match burns, all are obliged to jump, put on and rise in a system. Then all crowd it drives half an hour on street, run. Then, till a breakfast all on stools sitting sleep sluggishly and immoderately, and офиер to them from the newspaper reads a policy of the party from the newspaper. One старослужащий, so-called "Old man" I do not remember his name, in corridor Буренкова has knocked on a jaw. The witness sergeant Zinovev was caused to be. Буренков in a medical unit has testified a bruise and has brought an action. Замполит cautiously to me has told, «Let the Old man will refuse, then I it somehow will manage to send home.» I with big опаской for myself, have come on a guardroom and to the Old man have transferred words замполита, «Refuse!» And he speaks, «Well as I will refuse. Same it is dishonest, I have struck it once slightly». Then it began me to drive антисоветчину as it was bothered and остозвиздела with all this rotten policy. He studied in military school on the fireman, it забрили here, there was a daughter-in-law and three years, cries suffers. I from these dangerous conversations have evaded silently. Tried I and Зиновьеву to tell, «You small, and they tall, you could not see!» And it to me, «As it is dishonest, if I saw». In club the public prosecutor has read charge, подставной the defender has made a helpless gesture, and the Old man speaks fairly «I has struck it slightly, in a familiar way for that that he has told, you have rotted through! You only to undermine on a mine!» ». From a hall even some have cried« Well and the fool, fair! »Have sent it in штрафбат for two years.
To me people as if it I what нибудь the chief lasted. The driver Reutsky to me has told.
- On road to a part my car was stopped Фруська, by all on crutches. Прокатил I it. We have stopped at small river, have sat down on бережку. You will not bathe, waters there only knee-deep. Фруська speaks – «Throw to me a stick». I took and have thrown its crutch on that бережок. She speaks «the Fool you! Throw to me the stick!» It appears, it such unfortunate! Her husband забрили in army. He has thrown its pregnant woman, has sworn. It has rushed under a train, remained without both feet. It has arrived behind it here. Anything good, it «Трекало the brainless!».
Качигин was surprised also officers so considered, the army in itself turns to gang of gangsters. The strong state in hands of fools turns to fascism and around build hungry сосализм. Would be though any Law, forbidding to cultivate an image of the enemy and to spend money for preparation for war. Officers the cowardliest people – are afraid of the war beginning most.
From time to time there came to us the marshal артилерии Ворбьев. Качигин usually chuckled at it. «It disgraced, it just about will reduce for uselessness.» Once have sent me to be on duty on a check point (контрольно a check point at entrance to a part). With the officer child on hands the woman began to walk here stupid, as a cow. There is it already the mistress of Tannin. They were closed in a box, I stand I smoke makhorka. Marshal Vorobev, and I to it «your documents has approached!» He speaks, «I Воробъев!» I did not know as to open a barrier, it has taken offence, has spat and has left. I such уставник! In army usually служивые each other дрочат brains, and that скукота the such!
***