Жемчужина Печали

Дана Давыдович
Потайная дверь в душу 2 (предыдущая глава)      http://www.proza.ru/2013/01/17/920

                ДГ13а Жемчужина Печали
                Хотел бы положить я в изголовье
                Жемчужину печали, сквозящую прозрачной синевой
                И слушать до утра, как стонут сосны
                Исикава Токубоку
                Все случается так, как и сказал Адаар. Пока мы разжигаем костры, рыцари идут в лес, и часа через два волокут самую большую «белку», которую я когда-либо видел, с копытами, и большими ветвистыми рогами на голове.
                Тушу разделывают с весельем, мясо жарят, и в эту ночь ночь никто, по крайней мере, не замерзает, и не умирает от голода. Я недооценил моих спутников? Нет, наверное, недооценил себя.
                После ужина мужчины рубят толстые ветки, кладут их на расчищенное от снега место, и все ложатся на них вместе между тремя кострами. Мы с Ирисом, как наименее нуждающиеся в отдыхе, остаемся бодрствовать для поддержания костров, и слежения за тем, чтобы огонь грел, но не перекинулся на спящих.
                Я должен быть на часах вместе с Ирисом, и вообще не планирую засыпать. Да и не думал, что усну. Но бросаю взгляд на мечущиеся по стволам деревьев тени, и среди них стоит Эва в легком белом одеянии, развевающемся на ночном ветру.
                - Что ты видел на экране, Домиарн? – Ее голос полон старой, неизбывной боли.
                - Эва, вы живете на корабле, вы должны знать то же, что и я.
                - Ты потомок Ари, мозг корабля открыл тебе информацию, к которой никогда не давал доступа мне.
                Что ей сказать?! Я не могу причинить ей еще больше страданий. И потом, я не уверен.
                Она оказывается рядом со мной, и внимательные глаза на лице, сквозь которое видны всполохи огня костров, изучают меня пристально. Невыносимо пристально. Она умоляет меня открыть причину, по которой оказались разрушены все ее надежды, и не сбылись ее мечты.
                Жгучее пламя ее застывшей в вечности любви лижет мою душу, и просит ответа.  Эва хочет знать, была ли вина ее мужа в том, что случилось.
                Я чувствую себя в ответе за ее тоску, не могу не открыть правды, но хочу заслонить от щемящей безысходности, и тогда она оказывается у меня в ладонях большой прозрачной жемчужной, теплой и беззащитной. Теперь я могу взять ее с собой, и, закрыв ладонь, погружаюсь в гулко звенящее сознание Ари. Так легко, так удобно.
                «Смерть шести членов экипажа – это как раз то, что мне нужно, чтобы создать иллюзию катастрофы. Это была идея Вэра, гибрида из «Зеленого фронта». На экранах – не тьма космоса, а его лицо, имеющее человеческую форму, но идущее волнами, как у сиана.
                Мы разработали план, и я воплощаю его. Все считают, что мы совершаем экстренную посадку на отдаленную планету Млечного Пути, потому что умерли шесть членов экипажа. Но мы совершаем ее по совершенно другой причине.»
                - Я не думаю, что Ари намеренно убил шесть членов экипажа, чтобы спровоцировать катастрофу. Потому что... никто из вас так и так не принимал участия в управлении. Ему не нужно было убирать людей, чтобы взять корабль под контроль. Крушение носителя на поверхность планеты было не случайностью, а целенаправленным приказом сознания Ари в мозг корабля. Я отследил сигнал.
                - Он хотел нас убить?
                - Нет. Он хотел вас освободить.
                - Что ему помешало?
                Что ему помешало, хороший вопрос. Мою мать зовут Леозарит. В ее имени – ответ на этот вопрос, если поменять местами буквы. Леот-з-Ари. Дочь Ари и Леота. Он ненавидел Леота, но так и не смог порвать цепей любви сиана.
                И в день, когда родилась его дочь от земной женщины, в день, когда он мог навсегда остаться на Земле, или улететь с активистами освобождения, он зашифровал имя своего рабства в имени ребенка, который мог бы стать символом свободы.
                - Что он в нем нашел, что?! – Жемчужина в моей ладони наполняется глубокой голубизной, и слышен протяжный плач ветра где-то в темном, неуютном поле за спиной.
                - Не злите меня, Эва. Вам, каристальцам, не понять. Ваша порода быа выведена для работы. Эстелианская порода была выведена для личной дружбы. Вам никогда не понять, что каждую минуту каждого часа тело Ари готово было умереть за каплю нейротоксина Леота. Я сам готов умереть за каплю этого нейротоксина. Вы не хотите знать этой нескончаемой муки. Его сознание желало свободы, но его тело желало облегчения страданий.
                «Я направляю корабль на столкновение с землей, и у него – приказ затормозить до удара достаточно для того, чтобы всех встряхнуло, но недостаточно, чтобы убило. Мы летим к земле, и моя команда прощается с жизнью. Не надо, друзья. Я несу вам свободу от Леота.
                Удар совершенно не такой сильный, каким должен быть. Но никто не станет рассчитывать траекторию и строить формулу, все рады тому, что выжили. Мы выходим в лес, чтобы разойтись по местным деревням, и, якобы, ждать помощи. Все так. Но, думаю я, погодите, помощь придет из неожиданного источника. За нами должны прилететь от «Зеленого фронта», чтобы освободить от Леота навсегда.
                Проходит время, и я возвращаюсь к кораблю, чтобы дать Вэру координаты планеты, на которую мы упали. Но вместо этого достаю шприцы с нейротоксином, и выхожу на связь с Леотом.»
                Жемчужина в моей ладони темнеет, и пульсирует слабо, но тревожно. Ее студеное одиночество проникает в мое сердце всякий раз, когда я упоминаю имя сиана. Она сочится тоской и тяжестью, она кричит, запутавшись в видении спускающегося с неба носителя, в котором не хочет быть ни живой, ни мертвой, потому что девятнадцать лет спустя за Ари и его командой прилетает далеко не «Зеленый Фронт», а сам Леот.
                - Эва, не рвите душу, он сделал это ради любви!
                - Какой любви?!
                Она уже не плачет, а тихо шепчет - просто положи меня в снег. Просто оставь. Сделай со мной то, что сделал Ари. Он скрыл свое местонахождение от «Зеленого Фронта», потому что слабовольно передумал, и понял, что не сможет жить без позорного наркотика. И это ты называешь любовью?
                Да, возможно. Но по крайней мере теперь вы знаете правду о том, что он не убил вас, чтобы спровоцировать экстренную посадку. Ваша смерть и его попытка обрести свободу оказались стечением обстоятельств. Он действовал из благородных побуждений, но не смог довести дело до конца.
                - Но он причинил мне столько боли своей нелюбовью. Он не любил меня так, как я его!
                - Боль от нелюбви – это иллюзия, Эва. Вы не можете требовать любви ни от кого. Причина, по которой вы так ненавидите Леота в том, что он – ваше отражение. Он насильно держал Ари химической связью. Вы насильно удерживали его своими руками. Крушение межгалактического носителя было его попыткой избавиться от вас обоих. Любовь – это не плен. Если вы его любите, то отпустите. Лучше поздно, чем никогда.
                Меня трясут за плечо.
                - Домиарн! Нам нельзя спать. – Надо мной стоит встревоженный, недовольный Ирис.
                А я и не спал. Я просто загляделся в шумящую, волнующуюся темноту. Когда Ирис отходит, я разворачиваю плотно сжатую ладонь. На ней, переливаясь тысячей неуловимых оттенков, лежит жемчужное сердце Эвы.
                Но в нем больше нет тяжести, и оно больше не желает носить траур по несбывшемуся. Это сердце наконец-то свободно от своей горечи и боли, осознав их иллюзорность. Ей больше не нужно быть заточенной на корабле, среди старых вещей Ари, среди его запаха и использованных шприцев от нейротоксина, в плену любви так, как она ее понимала.
                Если любовь – это не плен, то это – свобода. Свобода, которую мы даем тем, кого любим. А значит – и себе тоже.