пятая.
Кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез…
В. Высоцкий
В конце двадцатых годов районная газета сообщила, что первый секретарь Сусанинского райкома ВКПб заблудился и утонул в болоте.
А. Бушков «Славянская книга проклятий».
Вроде бы лес был как лес, почти как на полевых занятиях в пригородном заросшем парке или чуть-чуть поглуше, но всё равно уютный прямо таки, если бы не темнота, сплошная мохнатая, обволакивающая путника со всех сторон. Глубокий тракторный след обнажал под клочьями содранного мха серый липучий суглинок, приводящий душу Сергея в смятение: «Как же я! В свою роту! Прибуду в грязных сапогах»! Успокоил он себя только надеждой вымыть сапоги в обещанном Семёном попутном болоте.
Лейтенант уверенно шагал, оставляя позади себя километр за километром столь неутомительной дороги, что причины, заставившие Семёна Лукича препятствовать ему в этом ночном походе, казались ему на редкость смешными. Самого же Сапонина он про себя окрестил «хитроумным тунеядцем» и в душе посмеивался над ним, решившим взять его, военного человека, на понт как сопливого пацана, когда вдруг луч фонарика упёрся во что-то большое и серое прямо посередине дороги.
Перед собой Сергей увидел заросший мохом массивный камень- валун, а позади камня этого дорога разбегалась на три пути. «Как в сказке. Витязь на распутье»!- усмехнулся лейтенант, и тут глаза его разобрали на поверхности камня несуразные, корявые, будто выведенные детской рукой буквы: «Прямо пойдёшь - убиту быть, налево»… «Чертовщина, какая то»!- озадаченно воскликнул Серёга, как поступать в подобной ситуации в училищах не учат, это точно.
В этот миг за спиной его средь черной еловой чащи ужасно заорал филин. Кто слышал - знает, с непривычки ощущение такое, будто летит к тебе твоя смерть собственной персоной. Фонарик дернулся в руке лейтенанта, и луч его заметался меж елей, валёжин и выворотней, выискивая врага. Но страх ночной, как известно, бесплотен. Со страху этого Перевалов аж присел, но тут же овладел собой и, оправив обмундирование, выругал себя, мол, ты так точно «в галифе наложишь». Затем осветил фонариком камень и под всей этой тарабарщиной увидел аккуратную стрелочку и надпись белой краской через трафарет «В\Ч 43… 3я рота». Увидев это, он себя сдержать не смог и громко рассмеялся на весь лес над своим испугом. Филин заорал вновь, но страха больше не было, а лейтенант пошел дальше, туда, куда указывала стрелка.
Сергей одолел несколько сот метров дороги, ставшей значительно хуже, спустился под горку, прошёл ещё немного, и вдруг понял, что никакой дороги нет, под ногами болото, и ноги его всё глубже проваливаются в мягкий мох. Это его не расстроило. «Форсируем болотце»!- весело решил он, уверенный, что стоит пройти чуть-чуть, и дорога непременно найдётся. Вскоре правая нога его, разорвав тонкий слой торфа и сплетённых корней, провалилась в воду. Он рванулся в сторону, с трудом освободился, но спустя пару шагов угодил в худшую трясину, и теперь уже обеими ногами. Его неудержимо засасывало в липкую холодную глубину. Уцепившись обеими руками за кочку, Перевалов вспомнил, что именно направление, указанное стрелкой, на камне сопровождалось комментарием «утоплену быть». Пучина недовольно урчала и ждала, когда, наконец, нарушится хрупкое равновесие, лейтенант, наскоро, попрощается с Божьим светом и родной мамой, и трепыхающееся тело его поглотят болотные недра.
Но нет, товарищи, не тому учили будущего лейтенанта Советской Армии Перевалова Сергея Петровича, чтобы сдаваться без боя! Оставив сапоги в залог трясине, он чудом и дикою жаждой жизни дотянулся до корявой ёлочки, что не жила, а мучилась в болоте, уцепился за её хилые ветви и вырвался из объятий торфяной пучины. Не рискуя более вставать, он «переползанием на боку» направился к отмеченному несколькими чахлыми сосенками островку. Дополз. Пожевал неспелой клюквы и лишь тогда немного пришёл в себя. «Пронесло»,- решил он, но тут же понял, что не помнит, с какой стороны явился. Кругом было гладкое болото, лишь изредка вздувавшееся островками, а вдали, по всей окружности, темнел лес. «Вариантов куча»!- подумал Серёга: «Все 360 градусов мои»! Огляделся ещё и решил выбираться наобум, по направлению, где лес казался чуточку ближе.
Звёзд на небе не было. Описанный во всех учебниках, метод определения направления на север по толщине мохового слоя на деревьях практическому применению не поддался, и оставалось только радоваться, что на болоте не так темно, как в лесу. Дипломат, слава Богу, был цел. Всё остальное, за исключением сапог, обмундирование и имущество в порядке. Светящийся циферблат наручных часов показывал лишь половину одиннадцатого, что для Сергея было весьма странно. Ему казалось, что в борьбе с трясиной прошли часы, на деле же это длилось всего-то минут пятнадцать. «Лишь бы болото перейти»,- думал он: «А там, Семён говорил, маленько останется. К ноль тридцати максимум буду в подразделении». Он то полз на брюхе, то перемещался на карачках, и стена леса неуклонно приближалась.
Постепенно слой торфа под ним становился толще, твердел и переставал дрожать как студень в кастрюле. Чаще попадались острова, вначале маленькие, а там и побольше. Сергей рискнул встать и пошёл осторожно, теперь уже тщательно выбирая дорогу. Наконец, зашуршала о его брюки осока, а там и белый мох защекотал пятки, верный спутник сухого леса. Сосны стали выше, чаще, и болото кончилось, но на границе его, край чернеющего по горушке леса, блеснула узкая полоска воды. Лейтенант извлёк из кармана размокшую схему и в свете фонарика установил, что речка здесь только одна, зовётся она Смородиной, а, внимательно приглядевшись, увидел, что, как и на карте, по противоположному её берегу белеет дорога, уложенная бетонными плитами.
От радости захватило дух. Как говорил поэт, «в зобу дыханье спёрло». Смешными и нелепыми вновь показались Серёге предупреждения Семёна, камень этот дурацкий и болото. Вновь кругом земля была не дикая, а исхоженная людьми и исполосованная тракторными следами. Лежали трубы какие-то, щебень, лопата торчала из кучи песка, и даже чьи-то забытые портянки сушились на протянутой меж кустами верёвочке.
Форсирование водной преграды прошло успешно. Перекинув через речку дипломат, Серёга аки Тарзан, по ветвям склонившихся над водой ветлин перебрался на другой берег и с удовольствием ощутил под ногами шершавые бетонные плиты. Прямо перед ним дорогу пересекала, выполненная по бетону не жалея краски, надпись, «до приказа осталось 35 дней», снабжённая аж четырьмя восклицательными знаками. Курево в кармане раскисло, но неожиданно в дипломате нашлась сухая пачка. Удовольствие от папиросы довершило торжество лейтенанта. Весело попыхивая Беломориной фабрики Урицкого, он двинул по дороге в направлении, подсказанном схемой. Вскоре попалась надпись «до приказа остался 31 день». По расчётам Перевалова ходу оставалось не более получаса.
Ночь не была уже такой чёрной, речка Смородина вилась вдоль дороги, и откуда-то действительно смородиной пахло.
Глава шестая.
«Кто. Кто. Живу я здесь»!
Из анекдотов.
Плиты неожиданно кончились, но впереди дорога лежала торная, исхоженная и изъезженная, так что Сергей не волновался, ну, не успели на этом участке плиты постелить, и всё тут. Внимание его привлекли на мгновение звуки выстрелов из охотничьего ружья, раздавшиеся где-то далеко за болотом, но так как охотой он не интересовался и даже не знал, на какого зверя она разрешена в эту пору, то и забыл о них также мгновенно.
Дорога сделала ещё один поворот, и впереди показался мост с деревянными перилами и настилом из накатника, порядком прохудившийся местами, в чёрных провалах которого видно было движение вод неглубокой, но бойкой реки Смородины. На том мосту Перевалов решил передохнуть, благо до казармы согласно схеме оставалось всего ничего, но тут понял, что как раз моста то на схеме и нет.
То есть он есть, но есть совсем на другом краю леса.
Задумался он, что за оказия такая, сунув при том папиросу незажжённую в зубы, и уж было собрался прикурить, как за спиной его кто-то спокойно и прямо таки ласково произнёс: «Служивый, а закурить у тебя не найдётся»?
Обернувшись на голос, Серёга увидал заросшего сивой бородой старичка, притулившегося возле перил. Лейтенант умом понимал, что ничего удивительного в этом старичке нет, сидит себе человек и сидит, должно быть рыбку ловит, а что, Бог свят, не было его тут минуту назад, так это он сам, Серёга, по усталости проглядел. На всякий случай он поинтересовался: «А ты откуда здесь, дедушка»? «Рыбку ловлю, служивый»,- отвечал тот, овладевая Серёгиной пачкой папирос, и добавил, рассматривая пачку: «А папиросы у тебя знатные. Я ещё пару штук возьму». «Бери хоть все, дед, только скажи мне, как отсюда выбраться, а то я по своей карте никак не разберу». «Да чего проще. Прямо так по дороге и шпарь, на камень выйдешь, а от него на станцию дорога прямая». «Да мне не на станцию, мне в часть. Тут строительная часть быть должна, знаешь»? «Это в Ванькину казарму что ли? А какое тебе там дело»? «Как это, какое?! Я служить туда, направлен по окончании училища». «Так ты командёр»,- обрадовался дед: «Много вашего брата тут перебывало. Ждут, ждут тебя там»,- и спросил: «А в каком ты, командёр, к примеру, сказать, звании»? «Лейтенант ». «Лейтенант»,- одобрительно протянул дед: «Это по-теперешнему, а по-старому сказать, значит, подпоручик. Или поручик? Забыл»,- расстроился дед и продолжал: «Был у нас в позату войну поручик Лучанинов, красавец, нравом лихой и наездник отменный».
Упоминание о поручике, которого якобы знавал дед, и «позатой войне» показались Перевалову более чем странными. Дед же оглядел его критически и сказал так: «Значит, командёр и без сапог. Где сапоги то потерял, имущество казённое»? «В болоте»,- виновато, будто стоял перед ним не замшелый старикан в штопаной тельняшке и телогрейке, а сам рыжеусый и полный громами аки грозный Перун начальник вещевой службы училища капитан Хованов, отвечал Серёга: «Я не хотел, а как увяз в болоте, и выбираться стал, о сапогах и не думал, самому бы спастись»… «Написано же, влево не ходить. Спасибо скажи, что не утоп по-настоящему». «Там же стрелка В\Ч№…». «Мало ли что, там написано! Ты, что думаешь, если написано, так всему верить можно? Это же чёрт щербатый писал, Кеша». «Кто»?!! «Ну, чёрт. Чертей не видел, что ли никогда? Значит, пьёшь мало. Чёрт как чёрт, щербатый только. Он в старое время при церкви обретался, а, как её закрыли, стал чёрт беспризорным. Куда ему теперь податься, если Советская власть его не признаёт? Оттого и пакостит всем помаленьку». Лейтенант спокойно и тихо слушал этот бред. Он понимал, что за этого старичка давно спорят между собой психиатрические больницы имени Кащенко и имени Яковенко. Вот окончат свой спор, и тут же прибегут здоровенные санитары и скрутят ему руки, а пока пусть несчастный безумец рыбки половит, последними минутами на свободе насладится. Дед же прервал свой рассказ о тяжкой судьбе чёрта при Советской власти, хлопнул сам себя по лбу и сам себя обругал: «О сапогах то и забыл, пень мочёный»! «Погоди, командёр, минутку, только никуда не уходи»!- попросил он и растаял в ночи, причём Серёга не уверен был, не прыгнул ли старикашка в воду.
Буквально через пару минут он возник из темноты и протянул лейтенанту обувь. Сапоги были влажные, но пришлись как раз в пору. «Вот спасибо, дедушка, удружил»,- поблагодарил его Серёга: «В каком болоте ты их прятал»? «Где их оставил, там и лежали»,- слегка обидевшись, отвечал тот: «Твои же сапоги»! «Да ну»!- в глаза ему рассмеялся Сергей: «Скажешь тоже»! «Не веришь, так посмотри»!- окончательно обижаясь, брякнул дед. Лейтенант, шутки ради, отвернул голенище и на отвороте, медленно теряя насмешливость в голосе, прочёл при свете фонарика: «Курсант Перевалов С. П.»,- после чего сказать больше ничего не смог. Известный персонаж фильма про «Неуловимых мстителей» в подобных ситуациях начинал орать: «Нечистая»! Глаза же Сергея округлились до размера олимпийских рублей, и, уставившись на деда диким взором, он медленно отступил к перилам.
Бросив сапоги и дипломат, Серёга не раздумывая ни минуты прыгнул с моста. Он поплыл быстро-быстро, задевая коленками о коряги, и не слышал, как дед кричал ему вслед, перевесившись через перила: «Ты чё?! Чё ты, дурак городской?! Водяной я, водяных, что ли не видал никогда? Стой! Да стой ты, дурак»!...
Серёга его не слышал, да и слышать не мог, недосуг ему было. Он вылетел на берег и, сокрушая заросли бредины и орешника на своём пути, летел себе без оглядки единым духом вёрст, наверное, пять, жаждая лишь оставить наваждение как можно дальше за спиной. Лишь, выбежав к берегу видать всё той же реки Смородины, осознал он всю постыдность своего поведения, и, заставив себя усилием воли признать как аксиому, что «нечистой силы нет и быть не может, и всё мне померещилось», нагнулся к воде, чтобы остудить свой разгоряченный лоб. Он набрал воды в ладони и плеснул себе в лицо. Вода, дробясь на мелкие капли, пролилась обратно в реку. «Уф-ф»!- выдохнул Перевалов, скидывая с души груз забот, и зарекаясь больше не распускать так воображение, но так и застыл с открытым ртом.
Возле противоположного берега скрытая водой по пояс обнажённая женщина лениво омывала в воде свои пышные формы. Видная была баба!
Ночь. Лес. Глушь. «Дожил до галлюцинаций, Серёжа»,- ничему не удивляясь, отметил про себя лейтенант, когда из-за плеча его знакомый голос гаркнул: «Сгинь, бесстыжая»! Женщина, блеснув в свете проглянувшей луны золотисто-зелёным рыбьим хвостом, ушла в речную глубину. Увидев этот хвост, Сергей уже ничему удивляться не мог. Нисколько не удивился он и сидящему позади него на песчаном бережку прежнему старичку.
На коленях старичок держал Серёгин дипломат и сапоги, сам же тихонько приговаривал: «Чудак ты, командёр, право слово. Чего ты, чудак, испугался? Еле догнал тебя. Вещички то свои забери». Перевалов, действуя автоматически, натянул сапоги и принял из рук водяного дипломат. Он, не отрываясь, смотрел, как по глади вод, скрывших русалку, расходятся круги.
«Дед, а она настоящая»?- спросил он и сам своего голоса не признал. «А ты думал, резиновая»?- рассмеялся дед, надвигая на лоб речфлотовскую фуражку: «Тут всё настоящее, «русский дух и Русью пахнет»».
«Эко тебя унесло»,- продолжал он: «Отсюда тебе и до завтрашнего утра не выбраться. Никаких, брат, шанцев выбраться. Только, если Карпёнковым болотом, но там ночью человеку живому ходу нет. Один только этот ходит, не боится, воин твой Витька, фамилию забыл»… «Солдат или сержант»?- заинтересовался Перевалов. «Не, не сержант. Это, как же его? Во, вспомнил - дембиль! Остальным ходу нет, сожрут мигом и косточек не оставят. А ты, мил человек, по речке держи и, верное дело, в Валках через час будешь. Там и заночуешь. Не будет Лёнька пускать, цыкни на него построже. Он людей в форме всю жизнь побаивается». «Валки - это деревня такая, а Лёнька Крутиков тамошний председатель колхоза»,- пояснил он.
«А казарма где же»?- не отставал лейтенант. «Да должна быть вот там»,- не слишком уверенно указал дед жёлтым от табака пальцем: «Но, пойми сам, у нас дороги немереные, может сегодня и в другой стороне». «Это как так»? «А вот так. В наш лес в 41м годе танк немецкий заехал, так в 53м летом сдаваться еле выбрался, и то это их местные пожалели, дорогу указали. Тут долго бродить можно, хоть до второго пришествия»…
«Нет, дед, мне нельзя долго, меня рота ждёт. У меня приказ, сегодня же принять командование. Так, где говоришь, казарма? Пальцем ещё раз укажи».
Запомнив направление, Сергей встал и ушёл с дороги лесом, стараясь держаться уверенно, хотя уверенности у него никакой в помине не было. Водяной сочувственно поглядел ему вслед и, когда увидел, что Перевалов переступил край болота, тихо вошёл в воду и исчез.