Сундук второй Доска тринадцатая

Александр Ладейщиков

       Доска тринадцатая

     Карбас несло по  мутным водам реки – вокруг плыли ветки, сухие кочки, шишки – всё, что буйное половодье вымыло из весеннего леса. Уже стемнелось, берега чернели зарослями кустарников, светились песчаными отмелями – тут и там в речку весело вливались бурлящие ручьи, создавая водовороты, роя глубокие омуты. Песок намывал перекаты – река сужалась, неслась стремительно, неся полосы пены,  стволы сухих деревьев. В карбасе сидели двое – один скорчился, нахохлился, второй деловито рылся в заплечном мешке. Лодка шла по воде по воле небес – вёсел не было, странники либо бежали сломя голову, либо были полными растяпами. Однако, тот, что рылся в мешке, вдруг поднялся,  выловил в реке длинную жердь,  оттолкнул плывущую рядом корягу. Значит не растяпы - беглецы…
     - Воевода, ты потерпи, скоро причалим. Мы уже далеко ушли.
- Я тебе причалю! Хотя тропы развезло, конные могут догнать!
- Ты меня совсем за дурака держишь? Мы же потонули!
- Дурак бы сейчас на печи лежал, пироги жевал… А мы  умные – в самое половодье погулять вышли.
- Угу. Самое-то  половодье было вчера. Когда Белое озеро  вздулось, да вода пошла по Шексне, сметая лёд… А сейчас  воды уже меньше.
     Внезапно Коттин, исполняющий роль кормчего, повернулся, всмотрелся в тёмную мглу.
     - Вот это место. Кровь унялась?
- Промокло всё. Куда теперь?
- Вот сюда повернём!
     За поворотом открылся широкий плёс – в Шексну по левую руку вливалась речушка, поросшая  зарослями  камыша. Коттин схватил жердь, изо всех сил упёрся – жердь прогнулась, затрещала, но карбас изменил направление, прижался к левому берегу, проскользнул в устье речушки.
     - Ты что ж, против воды пойдёшь? – уставился на кормчего воевода Чудес, поглаживая, пушистые рыжие усы.
- Ты предлагаешь идти в Каспий? Нам надо в другую сторону.
- И то… видать, по голове меня огрели сильно. Кстати…
- Потом, воевода, потом. По воде голоса за вёрсту слышны. Давай  побережёмся.
     Карбас медленно скользил против течения, благодаря усилиям Коттина. Наконец, в дно стукнуло – раз, другой,  вокруг закружили буруны, внизу заскрежетало и лодка плотно села в песок, задрав нос. Коттин плюнул, проворчал что-то, потом шагнул в ледяную воду, оказавшись в речке  по пояс. Чудес вскочил, тоже полез за борт, но Коттин махнул рукой – дескать, не надо,  и так справлюсь. Ухватившись за кованое кольцо, прибитое к носу карбаса, древний странник напрягся, упёршись ногами в дно, подволок лодку к песчаному берегу. Воевода тут же выскочил, вдвоём они вытащили судёнышко на берег - на половину корпуса.
     - Воевода, потащим карбас дальше? Или тут бросим?
     Чудес посмотрел на увал, теряющийся во тьме – достаточно высокий, поросший сосной вперемешку с берёзой, почесал затылок. Взглянул на  речку – вода, словно чёрное стекло, текла, что-то тихо бормоча, неся на поверхности, пузыри пены.
     - Потащим…
- Ты гляди, воевода! Придётся катить на брёвнах!
- Покатим…
- У тебя  ранение навылет!
- Мы идём к волхвам тотемским! - раздражённо провозгласил Чудес. – Прикинь сам:  являюсь я, воевода,  к отшельникам - на каком-то убогом плоту! Позору не оберёшься!
     Коттин, на минуту забывший, кто здесь в данный момент он и кто воевода, подавился, закашлялся, но получив по хребтине могучий удар, засмеялся.
     - Ты чего? – удивился Чудес.
- Я подумал, что тебе чужой карбас жалко, - обернулся бывший Кот с покрасневшей рожей.
- И карбас тоже. Там, ниже по течению, живут вепсы. У них и поселение  есть – Череповепсь. Выловят в реке лодку, заберут себе,  скажут:  «Наша ладья, ничего не знаем!»
- Слышал, слышал! - вежливо поддакнул Коттин. - Там, в лесу когда-то кладбище черепов было. Огромных, с бивнями! Те звери назывались мамонтами!
- А то ж! Это такие рыжие слоны. Слонялись по лесам когда-то. Великая Пермь – родина слонов!

     Привязав к кольцу верёвку, извлечённую из  мешка, путники поволокли карбас по ручью на увал. Работа продолжалась до тех пор, пока берега  не упёрлись в борта лодки. Уже совсем стемнело – только на северо-западе горела полоса заката, в небесах зажглись звёзды, заметно похолодало, под ногами захрустел ледок.
     - Холодная весна нынче, - заметил Чудес, перехватив верёвку и поплевав на заскорузлые ладони. - Скоро уж пахать, а иней.
- Последний заморозок, - флегматично ответил Коттин, не склонный к сельским трудам. – Да и нам на пользу - скользко.
     Ручей закончился ямой – в склоне зияла промоина, откуда вытекала ледяная вода.
     - Ага – вот и ключ. Дальше покатим это хозяйство на кругляках.
     Чудес, попавший сюда первый раз, наклонился, всмотрелся в землю – вокруг лежали брёвнышки – чёрные, срубленные давным-давно.
     - Позаботились о нас – купцы, видать, шли.
- Ну, так, волоков с Кубенского озера не так уж и много, - несколько насмешливо, но так, чтоб не заметил воевода, промолвил Коттин.
     Воевода застонал, постучал  кулаком по голове, что  интересно – по своей, ответил мягко:
     - Точно, память отбили. Это же водораздел Волги и Двины.
- Для того тут город и городили, чтоб торговые пути содержать, - проворчал новый соратник воеводы.
- А ты умён! Никак,  и резами писать умеешь?
     Коттин лишь загадочно улыбнулся, забил под нос лодки короткое почерневшее бревно.

     Карбас был не настолько велик, чтобы двое мужчин не смогли вкатить его по брёвнам. Даже во тьме наступившей ночи. На счастье путешественников, горизонт на востоке сначала побледнел, затем украсился огромным жёлтым диском Луны – в пятнах, бывших точным отражением  гор и морей земного диска.
     - Луна взошла, - пробормотал Чудес. - Сейчас поднимется, станет светлее. Видишь,  огромная.
- Вайрашура, - прошептал Коттин, задумавшись.
- Что? Вроде понял, но… не понял.
- А! Давно это было – один странник поведал  мне древнее имя Луны.
- Не слышал такого. А ведь сказок знаю много.
- Ещё он сказал, что Луна – никакое не зеркало богинь, а огромный шар, что висит во тьме Космоса.
     Воевода хрюкнул, отпустил верёвку – карбас просел, бревно под ним хрустнуло.
     - Ты чего, воевода? – Коттин перестал толкать лодку в корму, поднялся во весь рост.
- Шар… висит… - воевода утирал слёзы, брызнувшие от смеха. – Он совсем дурак, твой странник? Да она же упадёт вниз! На башку дураку!


     Примерно через час воевода вдруг резко выдохнул, фыркнул, остановился. Последние сто метров брёвна не понадобились, склон стал пологим, поросшим белыми берёзами.
     - Слышь, как тебя, Коттин! А ведь мы добрались до самого верха!
     Древний странник подошёл к воеводе, окинул взглядом дальнейший путь. Местность шла под уклон,  внизу под мёртвым светом Луны темнели волны чёрного океана. Коттин всмотрелся – бесконечный еловый лес спускался к горизонту. Там, в  чаше, вырытой Великим льдом,  лежало Кубенское озеро, из которого вытекала река Сухона – их  дальнейший водный путь.
     Бывший Кот огляделся, принюхался, смочил слюной палец, поднял руку вверх. Воевода смотрел на нового соратника с зарождающейся симпатией.
     - Ветер с заката, тянет чувствительно. Давай вниз спустимся, шагов на пятьсот – там и сделаем стоянку.
- Грамотно! И огонь не увидят, и дым не учуют!
- Я ничего не слышу и не вижу позади, - фыркнул Коттин. - Видать, там решили, что мы остались подо льдом. Если бы они ещё  карбаса не хватились!
- Ледоход унёс.
     Лунный диск, уменьшаясь в размерах, поднимался всё выше, превращаясь из жёлтого в голубоватый. Уклон становился всё чувствительнее, под ногами опять начали попадаться кругляки, наконец, странники услышали серебряный голос воды, сразу нескольких источников. Затолкали лодку в русло ручейка – посудина шла, легко, слегка поскрипывая. Спустившись до середины увала, где несколько ручьёв сливались, образуя  озерцо, решили сделать привал.
     Воевода подошёл к травянистому берегу, всмотрелся в чёрную воду:
     - А тут заметно теплее.  Чуешь, как жарким воздухом пыхнуло? Травка зеленеет, одуванчики цветут,  вон – кувшинки плавают…
- Кувшинки, говоришь? – недоверчиво спросил Коттин. – Это, с какого же перепугу в ночь на первое мая…
     Беглецы  уставились друг на друга, затаив дыхание. Они понимали, что действительность  не может соответствовать тому, что предстало перед их взорами.
     - Воевода, мне, видать, тоже настучали по голове, - виновато промолвил Коттин. - Сегодня же Майская ночь! Веселятся все ведьмы – вместе с лесной, домашней и полевой навью. Так, что не всё, что мы видим - от нашего мира.
- Как же я замотался, - грустно ответил Чудес. - Даже про праздник забыл! А ведь в первый майский день в городе всегда шумела развесёлая гулянка!
- Срубали в лесу и торжественно вносили на площадь берёзку…
- Да! Украшали её гирляндами, лентами, цветами…
- Девчонки с песнями ходили по домам и собирали колядки -  крашеные яйца и пироги с маком и творогом…
- Точно! – восхитился воевода. - Самого непутёвого увальня наряжали  цветами…
- Обручали с невестой – берёзой, Майским деревом…
- А потом тащили на берег и кидали в воду! – плотоядно засмеялся Чудес. - С хохотом вытаскивали и шли пировать!
- Это для того, чтобы  дождь напоил поля и сады!
- Да? Я и не знал…  Ну, это дела памов, а мы дружина.
- Точно! – рассмеялся Коттин. - Пойду пособираю хворост. Буду тут, рядом. Поглядывай!
- Что я, молокосос, что ли? – обиделся старый воин, подыскивая ямку под  костёр.
     «Забыли, всё забыли! Тысячелетия назад, когда чудь,  готы, русь ещё помнили кровное родство – тогда деревенского увальня никто бы и не подумал вытаскивать из реки, - размышлял Коттин. – Его приносили в жертву ревнивому Даждьбогу, чуть ли не ежедневно вмешивающемуся в повседневную жизнь людей. Нет дождя – и  жизнь людского рода, а то и племени пресекалась… Несмотря на жестокую, немыслимо жестокую жизнь, люди постепенно становятся человечнее. Очень медленно, но начинают тянуться к светлому, доброму. Когда-то дотянутся?».
     Ответ не приходил в голову, и Коттин наклонился за сухой веткой.
     «То, что Покон – закон предков, ослаб – это плохо! Народ без памяти крови обречён. С другой стороны, боги оставили этот мир. Стало быть – почувствовали, что люди подросли,  сами с вождями и волхвами обустраивают жизнь. А как же быть мне? Остаться в гордом одиночестве? Не может быть! Где-то есть другие бессмертные, которые, как и я, бродят по свету!»
     Коттин соорудил шалашик из веток, взглянул на воеводу, безуспешно добывающего огонь, полез в мешок, достал огниво. Долго колдовал над ним, осторожно дул вытянутыми губами, заглядывал снизу, наблюдая, как на  бересту летит искра - наконец,  огонь  уцепился за нежный завиток. Береста вспыхнула, свернулась. Коттин насадил огненный свиток на веточку, подложил в шалашик.
     - О! У тебя кресало старинной работы!  - воевода потянулся к огниву бывшего Кота, всматриваясь в медную трубочку, в завитки узора.
      Вскоре соратники  непринуждённо сравнивали огневые приспособления, выискивали достоинства и недостатки устройств, щёлкали грязными ногтями по деталям, рассказывая случаи, свидетелями которых были эти  магические инструменты.
     - Погоди, надо бы раздобыть ужин, -  наконец, сказал Коттин, поднимаясь. Он потянулся за луком, но вокруг стояла  тьма и тишина - кого тут добудешь?  Коттин пошёл к  ручейку, вытекающему из озерца. Бывший Кот ступал осторожно, оглядываясь – вокруг стоял странный туман, морок, ведь в колдовскую ночь над людьми властвовали навьи силы. Правь, однако, почему-то не отвечала на мольбы людей.
     На перекате, там, где серебряная вода пела нежную песню, сверкнуло что-то золотое – странник достал  меч, светящийся в темноте, ткнул им в воду. Тут же рванул его вверх – через голову перелетела большая золотистая стерлядь.
     - Вот здорово! До самого истока дошла! Икру метать! - бывший Кот сделал шаг и замер – вода озерца колыхнулась,  кувшинки закачались на волнах – на Коттина, улыбаясь, смотрела русалка,  трепеща крыльями.


     - Не замёрзла, девушка? Сегодня заморозки! – вежливо промолвил бывший Кот.
- Здесь всегда тепло, в нашем мире не бывает холодов!
- Сейчас полетишь на праздник? Сегодня же волшебная ночь!
- Конечно, полечу! Передать привет твоей знакомой?
- Ой, а где же перстенёк? – Коттин  хлопнул себе по лбу, лихорадочно зашарил по карманам. Вывернул один, другой, просунул в дырку палец, тяжко вздохнул.
- Так я полетела!
- Обязательно передай Кваре поклон от Кота Баюна! Я бы и привет передал, но у меня его нет!

     Вдруг неподалёку раздался всхлип, потом вой – словно огромный обиженный пёс вышел на прогулку. Русалка вздрогнула крыльями и исчезла – растворилась в воздухе. Но кувшинки по-прежнему колыхались на чёрной поверхности озерца – волшебство не закончилось. Коттин, с рыбой под мышкой,  на цыпочках подбежал к костру – там  воевода  всматривался в Луну.
     Коттин выпустил стерлядь, она сочно плюхнулась на траву, возле самого огня, проследив  направление взгляда Чудеса, внимательно всмотрелся.
     На фоне Луны, на пригорке стоял волк - на задних лапах, вывернутых самым противоестественным образом. Он поднял  вверх острую морду со стоячими ушами,  страшно, захлёбываясь, завыл.
     - Туши костёр! – одними губами шепнул Коттин, кивнув в сторону оборотня.
- Нет, не надо! – прошептал воевода. – Он нас не видит. Если бы видел,  давно бы напал!
- Навье колдовство пока действует!
     Волколак прекратил выть на Луну, встал на четыре лапы, как-то сразу уменьшившись в росте, юркнул во тьму леса. Посидев на всякий случай пару минут без движения,  путники вздохнули, зашевелились.
     - В волка обернулся, волколак проклятый! – Коттин нервно прошёлся вдоль берега,  присел возле огня. – А жаль, что не в человека – хотелось бы посмотреть на его лицо, запомнить!
- Ну, это чума, я тебе скажу! – голос воеводы был сухим, надтреснутым. – Когда князь велит поймать оборотня – это одно. Как бы и не веришь в это – мало ли сказок бают люди. Половишь, половишь, и перестанешь, за неимением предмета ловли. А тут… ночью, в лесу…
- Нам страшно повезло, - промурлыкал Коттин, - что сегодня навья ночь, и мы случайно забрели в этот мир. Видимо, кто-то забыл двери закрыть. Ты русалок-то видал? У нас они бескрылые… Оборотень нас не заметил, потому что  рыскает в нашем мире. Нам же его показали…
- Пришлось бы пачкать благородное железо о чёрную кровь! – проворчал Чудес. – Слушай, а кому это ты привет передавал?
- Да, одной старой знакомой.
- Русалке? – безмерно удивился воевода.
- Ты что, не знаешь, откуда они берутся?
- Слышал, однако,  - осторожно промолвил Чудес. -  Утонула знакомая девушка?
- Утопшие девушки иногда превращаются в русалок. Если их принимают. Ту, которой я передавал привет – приняли.
- Вон оно как бывает! А если б мы утопли – нас бы взяли в водяные?
- С чего бы это? – засмеялся Коттин. – В речной мир только девушек берут, незамужних!
     Разговор стал теплее, нервная дрожь, бившая путников,  ушла. Стерлядь, необыкновенно ловко разделанная Коттином, жарилась на углях.
     - А праздника завтра не будет, – вдруг опечалился Чудес.
     Коттин опешил, задумался. - Какой уж праздник! - мягко промолвил он. - Завтра тризна! Если  Долгодуб не солгал, то князя и княгиню положат в один сруб.
-  Не солгал он! Я сам видел умирающего князя! Долгодуб  послал  гридней, чтоб добить его!
- Вот вернёмся в город  – всех на воротах  повесим!
- Я ж его достал мечом, этого лысого!
- Что? Как это случилось?
- Когда я уходил, то сумел загнать  ему под рёбра лезвие … на пол-карасика! – засмеялся воевода чему-то своему.
- Под сердце?
- Похоже! Вот бы жила-то лопнула!

     Утром, проснувшись, странники вскочили – как уснули, не помнили. Устыдившись, не смотрели друг на друга.
     - Колдовство! – заявили в один голос. Иначе - чем можно объяснить, что два опытных воина уснули, словно дети на печи – не выставив бодрствующего, в присутствии враждебных оборотней?
     Пошли умываться – никакого озера с кувшинками не оказалось. Так себе – болотце с мёрзлой травой по берегам. И никакие стерляди сюда добраться, конечно,  не могли.
    Коттин в изумлении попинал  обглоданный хребёт рыбы,  лежащий возле костра – за него уже принялись муравьи.
     - Оборотень-то был? Не померещился? – воевода прищурил медовый глаз на нового соратника.
- Тише ты! – прижал палец к губам Коттин. - Был. Я с таким один  раз уже встречался.
- О, как! Расскажи! Я князю докладывал про Кота Баюна, что якобы явился в село Чудово из лесов, но князь не поверил – говорил, что это сказки для детей. Я же сам, с Аминтой, ну ты знаешь его, ездил учинять допрос!
- И что выяснил? – Коттин ловко ушёл от рассказа, уловив желание воеводы поделиться мучавшими его сомнениями.
- Приехали мы в Чудово, ну, значит, то, да сё. Попировали, поговорили… Пам их, Папай, сказал, что сам видел оборотня. Он высокий, рыжий… морда кошачья, естественно.
- А вы что? Поверили?
- А что мы… Конечно, поверили! Потом назад поехали – я всё думал – а может маска? Или померещилось им? Или какое зелье подмешали? Есть же травки…
- Не пьют ли они сверх меры?
- Что ты! Селение работящее, пам хороший – держит народ в узде. У них там есть даже ведьма – вот, дела! В стольном граде такой нет – у нас только бабки-знахарки да мамки-повитухи. Костоправ тоже есть, он же по зубам.  А там – красавица! - воевода  причмокнул, вспоминая симпатичную матушку.
     - И что Стина? – древний странник вырвал Чудеса из приятных воспоминаний.
- Ведьма сказала, что видела оборотня, более того – он приходил к ней. Ещё она сказала, что Кот Баюн при пращурах был покровителем племени, и что его нельзя  ловить.
- Но они его ловили? Или не поймали?
- А как же его поймать? Папай со своими людьми пытался. Перелом, ранение, половина деревни плоховато слышит. Хорошо, что Кот никого не убил!
- Вчерашние дружинники   говорили злодею – ну,  тому, что в городе, что они его ловили! С жертвами. Говорили, что  Кот убил боярина – но я в это не верю. Происки врагов, - надулся Коттин.
- Всё может быть! На меня тоже хотели смерть князя повесить!
     Да, ещё ведьма сказала, что  боги молчат – так что оборотень, скорее всего, сгинет в лесах – не сможет обернуться в человека без помощи небес. Это тебе не с русалками любезничать. Поэтому я не верю, что в Белозерск смог проникнуть  древний Кот.
- Может, он и сгинул! Но ты теперь веришь в оборотней? Сам же ночью узрел! – засмеялся Коттин.
- Так, то ж нежить! Они всегда были и всегда будут! А Кот Баюн – это что-то  другое. Прихоть богов. Он, может, и вправду сгинет, если боги будут молчать.
- Ну, давай собираться в путь! Поедим уже на привале – надо уходить, да подальше. Что-то  без волшебства русалки мне здесь неуютно!

     Ближе к ночи карбас плескался на мелководье Кубенского озера – огромного, серого. По озеру шла волна с белыми барашками – дул весенний ветер, принёсший долгожданное тепло. На дне лодки спал Коттин, укрывшись  курткой. Под ним был распластан мешок с мечом и луком, на ухо  надвинута шляпа-пирожок, мятая, неведомо откуда извлечённая. Из-под шляпы выбивались белые  волосы, чуть вьющиеся, бороду же Коттин соскоблил стекловидным камнем, поминая чудесный острый кинжал, оставленный им  какой-то девице. На корме сидел воевода Чудес – он воткнул в мягкое илистое дно жердь, привязал карбас верёвкой, дремал. На берег выбираться было накладно – лес был где-то далеко, в тумане.
    Уткнув склонённую голову в расставленные ладони, Чудес мирно посапывал – в голове вертелись обрывки разговоров, впечатлений, последних событий. Какое-то слово не давало покоя, оно свербело, словно песчинка, попавшая в глаз. Вдруг воевода дёрнулся, открыл глаза – Стина! Откуда новый соратник знает ведьму? Интересно, это надо выяснить!

*

     В Чудово случилась некая закавыка. Даже  загогулина. Старому паму Папаю, потому как не годится такому видному мужу проживать одному, хотя бы и окружённому многочисленной роднёй, нашли невесту. Дабы он не шастал  по банькам, не искал ночных свиданий с изменчивыми вдовушками. В деле участвовала бабка-повитуха Грыня,  тётки и племянницы Папая.
     Весной  о помолвке объявили народу, быстро сыграли свадебку, поели-попили, поплясали. Жених был в годах, само собой уже был женат по молодости, невеста была немного не в себе – как раз для старика. Дабы не вертела им, да не пошла, гулять с  заезжими  гостями. Папаю сказали, что девушка не первой молодости, но родня держала её  в строгости. По-возможности. Только, Пина, так  звали невесту, чудная девушка. Папай подумал, почесал затылок, спросил только – что чудного нашли бабы в поведении невесты?
     - Да, как же! -  ответила паму родня.  – Всё молчит, улыбается чудно – деревянная какая-то.
- Мы и сами есть чудь, - отвечал пам. - За остальным же пригляжу, как смогу.
     И решил жениться.

     Поначалу всё шло неплохо. Поселившись на втором поверхе, Пина навесила занавесок, лент, кружев и прочих женских причуд. Папай, редко бывавший наверху,   спавший в комнате возле кухни, теперь взбирался наверх по четыре раза в лень.
     - Пина, квасу подай!
     Та лениво встаёт с ложа - сарафан одет косо, левая грудь вот-вот выпадет, подходит к кадушке, наливает в деревянную кружку, несёт.
     - А что не холодного? Принесла бы с подпола – там холоднее!
     Молча, спускается по лестнице – приносит  холодный. Через полчаса.
     Папай цедит квас, рассматривает жену. Пина садится на ложе, молчит. Запускает руку под подол, чешется. Нисколько не стесняясь,  не осознавая, что это не для чужих глаз. Даже мужа. Грудь призывно светит розовым соском. Папай возбуждённо смотрит, затем встаёт, закрывает на крючок лестницу. Внизу тяжелеет, в голове приятные мысли. Подходит, берёт Пину за грудь. Та смотрит на мужа, в бледных глазах талая вода и пустота. Это возбуждает мужчину ещё сильнее. Он заваливает Пину на покрывало, задирает сарафан, наваливается. Пина лениво поднимает колени. Папай  делает несколько лихорадочных движений – ужас сладких секунд разрывает мозг…
     Приходит в себя – на него смотрят бесцветные глаза жены.
     - Прикройся, бесстыдница! Чего молчишь?
- Варенья хочу… - встаёт, приседает над деревянной шайкой, плещется водой.
     Папай смотрит, плюёт на пол, бежит вниз – дел много, дня не хватает. Он удовлетворён, но уже снова раздражён.
     Спустя несколько часов, его опять потянет наверх. Эта мысль ещё не пришла ему в голову, но уже витает где-то на задворках сознания.

     Стина кормила кур – сыпала с ладони на камень просо. Куры, толкаясь, клевали жёлтые зёрнышки. Налетел петух, растопырив крылья, красный гребень налился кровью, свалился набок, в глотке что-то клокочет – куры разбежались, кудахтая. Петух, сияя коричневым, золотым и  зелёным, осмотрел  просо то правым, то левым глазом, наклоняя голову набок. Начал клевать.
     - Добрый день, матушка! – голос Папая был сладок, весел.
     Стина оглянулась, пам держал под уздцы лошадку, приотстав от мужиков, шагающих в поле – один тащил на спине деревянный плуг с металлическим зубом.
     - И тебе того же! Как жизнь молодая?
- Эх, Стина! Это у молодых жизнь сладкая, а у меня – ледяная.
     Колдунья поняла намёк пама, ухмыльнулась, - Я тебе её никак не подслащу – у меня мёда нет.
- Мёд к Купале поспеет, - рассмеялся пам. Мужики, ушедшие вперёд, услышали, стали оглядываться, смеясь в бороды, показывая белые зубы.
- До Купалы дожить надо – вон, земля только что просохла…
- Время летит быстро, доживём.
- Ты же до молодой жены охоч, зачем ко мне прикобеливаешь?
- И это тебе доложили?
- Мне  всё знать положено…
- Охоч, охоч, - скрипнул зубами  Папай. – Не присушка ли это? – наконец он поймал мысль, прятавшуюся где-то в тайниках сознания.
- Ты что на меня уставился? Присушку любая бабка делает! Тебе-то что до того? Храни, что имеешь. Да  имей то, что есть.
     Папай только открыл рот, чтоб отбрить зарвавшуюся ведьму, как где-то раздался  топот копыт – кто-то спешил верхом. Пам, забыв о Стине, вскочил в седло, всё-таки ещё не совсем старик, стал всматриваться во всадника – не с красным ли флагом? Не дай боги – война. Не ко времени -  пахать надо…

     Вечером на дворе пама собрались все взрослые мужики Чудово. Ворота открыли настежь, двор был полон. Снаружи, у самых ворот стояла Стина – не только всем женщинам поголовно, но даже и колдунье не разрешалось присутствовать на собрании. На плетнях, окружающих двор,  висели мальчишки, во все глаза глядели на большой сход – мужики называли его вече. Подошла,  было, девчонка, вроде бы Снежка – мальчишки дали ей, щелкана. Она взвизгнула и ушла, утирая слезы.
     Солнце скрылось за чёрной полосой леса, во дворе зажгли факела – тихо переговаривались,  в полутьме белели чудские глаза, сверкали зубы, кто-то негромко смеялся – все знали, что слова о войне не будет.
     Наконец дверь распахнулась, настежь – по причине могучего удара ногой.  На крыльцо вышел Папай – в собольей шапке, несмотря на теплынь, в кафтане.  На его пальце сверкал перстень с вишнёвым камнем.  Рядом с памом покачивался гонец  – с коротко стриженой бородкой,  длинными усами, с плёткой в руке, в кожаном плаще с капюшоном. За их спинами прятались свояки Папая, вооружённые новенькими мечами – последние месяцы кузнецы стучали молотами практически круглые сутки, навевая в женской половине селения тихую панику и отчаяние.
    В верхней светёлке памова дома колыхнулась занавеска – в окошке показалась  нечёсаная Пина, в распахнутом халате, с  мочёным яблоком в руке. Словно по команде все головы  повернулись и уставились на неё – кто-то даже заржал, как конь, но тут, же зажал рот. Пина хмыкнула, почесалась, задёрнула занавесь – все сразу заговорили, кивая друг другу, зашептались, подмигивая и улыбаясь.
     Понимая, что ждать далее нельзя, что собрались уже все мужики – ведь сегодня день Макоши, шестой день седмицы, а завтра Неделя, день отдыха, неделания – пам, краснея нетрезвой рожей, пихнул в бок захмелевшего гонца. Тот начал речь:
     - Славные люди Чудово! Сам князь… сказал… нет, не князь… хрен  знает кто…
     Гонец смутился, видимо, заранее выученная речь выветрилась из головы  под влиянием  медовухи. Он пошатнулся – пам поймал его за рукав, сзади кто-то схватил служивого за плечи.
     - Короче, чудь! – воспрял вестовой. - Что я вам скажу? Там такое творится… - слёзы брызнули из глаз нетрезвого усача, закапали  на плащ.
     Народ заговорил, позади, в полутьме возникло перемещение, кучкование в группы.
     Папай, озирая начавшийся разброд, решительно взял ситуацию в свои руки. Он повернулся и что-то шепнул своякам. Тут же в толпу, придерживая мечи и сабельки, спустились молодые нагловатые люди, встали возле людей,  прислушиваясь к разговорам.
     Папай набрал воздух в грудь и закричал – все повернулись к нему и умолкли:
     - Чудь белоглазая! Гонец принёс тяжёлые вести! В Белозерске  князь  наш, светлый Чурило, безвременно погиб,   теперь он пирует с богами! В ту же ночь в городе произошла резня – погибли бояре и многие из дружины. Подавив беспорядки, организованные извне, княжий человек Долгодуб призвал всех памов на Великое вече! Сам он ни на что не претендует, к тому же он ранен ворами!
     Мужики подавленно переглядывались, тихо шептались – дело шло к внутренней неурядице, что намного хуже и опаснее  войны с соседями.
     - Сам я выезжаю на вече завтра, на хозяйстве оставляю своего свояка Ярви -  его все знают!  (Ярви вышел на шаг – поклонился толпе в пояс).
     Кто-то во тьме ругнулся – тут же из-за спины Папая вышел башлык Мел – грозно оглядел народ. Рыбаки завертели головами, выглядывая крамолу - в артели Мела все были - не разлей вода.
     - Да, я буду скоро! Вы тут не шутите – варяжские шайки шалят, мы ж крайние – далее земля Словенская! А там известно, кто силу набирает!
     Про Кота Баюна, нанёсшего визит в селение  прошлым летом, и обвинённого гонцом в городской резне, пам, поразмыслив,  решил не упоминать. А то ещё он выйдет из леса, спросит – какого лешего? Отвечать ему что-либо будет страшновато. «Вот  съезжу, - думал Папай, - погляжу своими глазами, всё выясню – там и решу, что делать. И мальчишка этот – Ариант – жив. Надо бы его привезти да всё вызнать.  Проговорилась же занемогшая  бабка Грыня, что этот паренёк не от Майсары. И сразу же язык прикусила. А от кого?  Спросить некого – Майсара лежит в сырой земле, померла родами. Опять же, повод к Стине подольститься».
     Вече, почёсывая затылки, медленно расходилось по домам. За воротами, старый рудознатец Зензевей, а при нём могучий кузнец с усмехающимися глазами, подошли к Стине – та поклонилась первой – из вежливости.
     - Слышала, мудрая, что творится?
- А то ж – Папай кричал громко, всё слышно.
- Что-то он не договаривает, - хмыкнул старик.
- Наше дело – мечи ковать, как Кот Баюн велел, - проворчал кузнец.
- Делайте то, что Кот велел, мечи хороните  в кузне. Сдаётся мне –  это его след в столичных делах… Что-то да будет, - мрачно напророчила ведьма.


     Карбас покачивался на волнах Рабанской Сухоны – течение не чувствовалось, вокруг простирались болотистые берега, поросшие камышом. Долина реки была широка, заболочена топями, покрыта древними старицами. Островки  елового леса виднелись  далёкими тёмными пятнами. Кучка кривых деревьев росла на холмике посреди долины, путники высмотрели песчаную полоску, продрались сквозь тростник, пристали – развели костёр, вырезали кое-как пару примитивных вёсел. Дело хождения по водам пошло веселее, только воевода Чудес время от времени стонал – рана воспалилась, перевязки не было. Нашли сухой мох, наподобие ягеля, только мельче, Коттин оторвал верхнюю часть подкладки. Рубахи тоже пошли на бинты – сидели в верхней одежде на голое тело, Коттин в куртке, воевода в кафтане. Однако умывались регулярно, пару раз даже искупались – кое-где было видно речное дно – вязкое, топкое.

     - Ах, какой меч! Коттин, старина, давай я  куплю клинок! - воевода часто брал меч в руки, разглядывал на свет с разных сторон – меч слабо светился, иногда по нему пробегали тени знаков.
- Воевода, оставь! Давай для начала доберёмся до Тотьмы! Клянусь - здесь до самого города нет ни одного селения! - Коттин, разговаривая, работал веслом.
- Почему это,  интересно?
- До воды трудно добраться. Везде болото или крутояр.
- Ась? - удивился Чудес. - Не всё, значит, болото?
- Увидишь! – засмеялся соратник. - Неужели не ходил здесь?
- Да, мы здесь водой особо не ходим, - смутился Чудес.
- Дорога  есть?
- Здесь наши внутренние земли. Потому проезжая дорога существует. А зимой, да - по реке удобнее. Но я  в Тотьме, ни разу не был. Нужды не было к святым волхвам обращаться. Вот доплывём…  А куда это мы плывём?
- Действительно, - пробормотал древний странник, проследив направление воеводского взгляда по пальцу  с обгрызенным ногтем. Палец указывал на обломок ствола берёзы, торчащий на крохотном островке  в окружении моря травы. Карбас продвигался по течению, но в обратном направлении. - Этого я и боялся, - проворчал Коттин.
- Что такое опять случилось? – недоверчиво спросил Чудес, - Наклонился земной диск?
- Да какой там диск, - отмахнулся Коттин, - это Вологда. Нам бы днём раньше здесь идти! Эх!
- Не понял! Дружинник, докладывай обстоятельства яснее! Тут вам не корчма!
- Это половодье, - огрызнулся Коттин.
- И? Вода потекла вверх? Что-то ты беспокоишь меня, воин! То у тебя Луна висит, словно снежный ком, в небесах, то река течёт к истоку! Не угорел ли ты на княжеских поминках?
- Не был я на них, - скромно ответил Коттин, решив не противоречить грозному воеводе, - Виноват. А вода пошла в противоток, потому что река Вологда, ну, на которой основной волок в Шексну, разлилась именно сегодня!   Большая вода Шексны  уже прошла, здесь же только сегодня пришло половодье. Видишь, какая тут широкая, плоская долина? Вода с Вологды, Лежи, других речек и ручьёв хлынула в Сухону, её много, она и пошла против течения. Ну, мы  попали! - помрачнел вдруг Коттин. Он схватил весло, начал изо всех сил грести.
     Чудес смотрел на соратника несколько мгновений, всё понял, со стоном взял второе весло, стал помогать Коттину.
     - Унесёт сейчас назад, в Кубенское озеро, ночь скоро… заблудимся в камышах. А если ветер налетит? Потонем… адские костры… рогатый Ваал…
- Где ты таких страшилок нахватался? - проворчал Чудес. - Расскажешь потом?
- Замётано.

     Руки деревенели, в глазах вспыхивали круги – ещё раз! Ещё несколько движений веслом! У воеводы открылась рана – кровь капала на дно баркаса, собиралась в лужицу. Ещё раз! Коттин отёр рукавом лоб, взглянул в сторону – гнилой ствол берёзы остался позади. Сейчас главное не сбавить темп – не то опять унесёт вверх по реке!
     Впереди по правому берегу открылся поворот – Коттин догадался, что это устье Вологды.
     - Ещё немного, воевода!
    С удвоенной энергией, рыча и ругаясь, путники заработали вёслами, стараясь попадать в такт, чтоб карбас не рыскал носом. Внезапно беглецам показалось, что лодка, несмотря на удесятерённые усилия, идёт вяло, словно в густом киселе. Чудес посмотрел на соратника налитыми кровью глазами, Коттин с красной рожей выбивался из сил, стараясь преодолеть последние метры до спокойной воды.
     - Я погляжу! – прохрипел воевода Коттину. Тот кивнул, и Чудес полез на нос.
- Мечом…  пошарь! Это…  верёвка, -  выплёвывал по слову древний странник.
     И действительно – карбас зацепил носом толстый канат, перекинутый с берега на берег, теперь он был натянут, словно тетива.
     - Вепсы или меря сеть поставили, рыбку ловят!
- Руби его, мы к ним на уху не собираемся! – Коттин работал за двоих из последних сил.
     Внезапно сеть, а вместе с ней и карбас дёрнуло так, что Коттин едва не вылетел за борт, а воевода с трудом удержался на ногах. В ту же секунду он опустил меч на канат, который лопнул, словно конский волос. Путники вцепились в борта карбаса, лодка выровнялась – и застыла на месте.
     Правая часть каната вдруг утонула, было заметно, как под водой происходит борьба, чьё-то огромное тело пытается вырваться из крепких  сетей. Верёвка дёрнулась раз, другой – и к изумлению путников из воды выпрыгнула огромная рыба. Наполовину запутанная в обрывках сети, с огромной чёрно-зелёной головой, составляющей половину тела, рыба прыгнула выше открывшего рот Коттина. Словно гигантский головастик-переросток - вторую половину туловища чудовища составлял длинный хвост. Рыба изогнулась в воздухе, махнула двухметровым хвостовым плавником, рухнула в воду рядом с карбасом, подняв целый фонтан брызг. Бывший Кот так и остался стоять с открытым ртом, а воевода прошептал, побледнев:
     - Сом! Слышал байки стариков про таких чудовищ. Но видеть не приходилось! Думал – брешут.
- Ничего себе! – пришёл в себя Коттин. - Карбас-то у нас десять шагов в длину. Значит рыбка – пять метров!
- Точно! Половина – голова, остальное – хвост! Значит, не врут, что бывают сомы, способные схватить за лапы плывущих собак и утащить на дно!
- Такое чудовище и лошадь может утащить!
- Врёшь! – возмутился воевода, так как любил купаться на лошади.
- Преувеличиваю, - скромно согласился беловолосый спутник.
     Беглецы уставились друг на друга, не зная, кто над кем подтрунивает, вдруг Коттин вскочил, заорал, хватая весло:
     - Уносит! За работу!
     Через пять минут героических усилий, соратники почувствовали, как карбас подхватило течение, понесло в нужном направлении. Коттин рухнул на дно лодки, обливаясь потом, Чудес сполз на носовую скамью, зажимая  открывшуюся рану,  проклиная коварных заговорщиков, чуть было не захвативших власть в стольном граде. То, что кто-то уже захватил престол, Чудесу и в голову не приходило – ведь, пока жив он, воевода, и этот, как его – Коттин, значит, никакие заговорщики не в силах усидеть на Белозерском столе.
- Это сом! А я уж думал коркодил! – простонал Коттин.
- Кто-кто? Опять байки сочиняешь! Не бывает никаких кроко…  коркодилов!


     Карбас скрёб дном о песок, вокруг бурлила вода,  захлёстывая судёнышко. Беглецы плыли Глебовскими перекатами – русло пошло  под уклон, многочисленные пороги заставляли выскакивать за борт, тащить лодку вдоль берега. Часто за верёвку брались вдвоём, хотя сдерживать карбас было всё-таки легче, чем  тащить его в гору. Воевода пошёл на поправку, Коттин нажевал какой-то травы, вроде бы подорожника, приложил к ране. Из отверстия вышел гной, долго сочилась сукровица, наконец, всё заросло, остались только две звёздочки на коже, одна супротив другой.
    Берега  поднялись на уровень человеческого роста, затем выше, выше – наконец, карбас попал в узкое ущелье. Стены каньона, выше самой высокой сосны, уходили в небеса, желтели глинистыми полосами, каменистыми сколами.  Тут и там в узких щелях росли искорёженные сосны, тянулись к солнцу, нависая над узкой бурлящей рекой. Кое-где с высоты стекали прозрачные ручьи, падали в воду, поднимая водяную пыль, в которой играла радуга, сверкнув многоцветьем и тут же пропадая.
     Воевода с интересом разглядывал высокие берега, поглядывал на Коттина, несколько раз заводил разговоры про меч соратника, но тот беседу не поддерживал, дулся.
    - Какие дикие места! – восторгался воевода, узрев круторогого козла, который, казалось,  прилип к каменной стене. На самом деле животное стояло  четырьмя копытцами на крошечной площадке, образовавшейся на месте упавшего в реку камня. Услышав человеческий голос, козёл испуганно встрепенулся, совершил огромный прыжок, приземлился на невидимую снизу опору, взлетел вверх ещё раз, исчез за краем ущелья.
     - Тут и медведей полно – ущелье закончится, добудем одного, - наконец соизволил ответить Коттин.
- Зачем он тебе сдался?
- Шкура хороша – надо бы на полог в сани.
- Какие сани? – изумился Чудес. - Сейчас весна, мы на лодке плывём!
- По зиме назад поедем в санях, - упрямо отвечал новый соратник, подтверждая догадки воеводы о том, что с головой у Коттина не  всё в порядке.
- С парой всадников?
- С армией, - ответил Коттин,  глядя сквозь воеводу светло-серым взглядом, как будто и не замечая старого воина.
- Ну да, ну да, с армией, - поспешил согласиться Чудес, немного, на ладонь, отодвинувшись от странного дружинника. Но, видя, что Коттин на него не бросается, успокоился, придвинулся вновь. - Добудем твоего медведя, не вопрос. Почему не добыть?
- Тут не только медведи, тут  кое-кто  пострашнее водится, - наконец пришёл в себя спутник воеводы, и тот вздохнул с облегчением, расслабился.
- Того, кого мы ночью видели?
- Нет!
- А кто же?
- Дивы!
- Опять бабские сказки! Мне, конечно, докладывали, что в лесу живут лешие – так, то навь, древние существа. Не от мира сего. А див – это совсем уж дух.
- Ну да. Он в сказках оборачивается птицей, предсказывает судьбу. Только тут когда-то жили дикие дивы. Настоящие.
- Дикие?
- Ну да! Только, как мне сказывал один знакомый странник, их давным-давно перебили!
- Не бывает никаких диких… - начал, было, воевода, как вдруг мелькнула тень, мимо пронеслось что-то огромное, со страшным грохотом упало в  воду возле самого борта. Лодка покачнулась, но не перевернулась, удержалась.
     Беглецы упали на дно, их взгляды в ужасе шарили по  стенам ущелья, выискивая врагов.
     - Сам сорвался? – прошептал воевода побледневшими губами, лихорадочно обыскивая взглядом еловый полог, местами свисающий за край пропасти. В этот момент с высоты посыпались мелкие камни, с оглушительным рёвом на край обрыва выскочило огромное, выше самого высокого человека, лохматое существо. Бурая шерсть висела на нём неряшливыми клочьями, кривые ноги упирались в землю чёрными когтями, непропорционально длинные руки были воздеты над круглой головой. На морде,  со сморщенным носом и рыжей бородой,  располагались близко посаженные глаза. В руках див держал огромный валун, готовясь швырнуть его в  лодочку, плывущую далеко внизу.
     - Хватай мешки, - прошипел Коттин.
- Куда бежать-то?
- Прыгай! – заорал белобрысый соратник, на редкость шустро соскользнув в воду.
     Сапоги бывшего Кота упёрлись в каменистое дно, при этом Коттин умудрился не отпустить борт. Открыв глаза, он увидел сначала огромное количество пузырей, потом камни, покрытые зелёной шерстью водяного мха. Мимо лица проскочила стайка серебряных пескарей, за ними метнулся полосатый окунёк.  Наконец, что-то плюхнулось - тяжёлое, основательное. Воевода замахал руками, барахтаясь, Коттин схватил его за локоть, швырнул вверх - в воде это, оказалось, сделать легче, чем могло бы показаться. Рядом раздался оглушительный удар – словно по воде изо всех сил ударили широкой доской. Огромный камень, едва не задев Чудеса, ударился о дно, подскочил, упал снова. Уши сразу же заложило, в голове запели маленькие птички.
     Коттин изо всех сил рванулся вверх, закричал воеводе, как только выплюнул воду:
     - Переворачивай карбас!
     Воевода навалился на борт, лодка черпнула  воду, потом встала на бок, начала медленно крениться назад. Коттин выпрыгнул, уцепился, стал тянуть борт на себя, ругая  вполголоса весь род дивов. В тот момент, когда воевода умудрился заткнуть вёсла под лавки, карбас шлёпнулся на воду кверху днищем.  Беглецы забрались внутрь, лихорадочно дыша и отплёвываясь. Где-то наверху рычал и бесновался волосатый див. Ещё пара валунов, поднимая ореол брызг, рухнули в воду – но уже далеко - див не стал преследовать путников.
     - Отстал? – спросил Чудес, сделав попытку поднырнуть за борт, - Днище не проломит?
- Он просто защищает свои владения. У него там логово, семья.
- Вот! Не всех, оказывается, перебили!
- Не всех, однако. Когда-то они пришли сюда из другого мира, но одичали… А где ж тропа на Тотьму? Почему их никто из наших людей не видел?
- Севернее…. Тут же  вон,  какие места… Глухомань!


     - Слышь, братец Коттин, что скажу-то! – воевода не устоял, вытащил из мешка соратника драгоценный меч, играл с ним, словно дитя с игрушкой.
- Ну? – Коттин орудовал веслом, обходя торчащие из воды мокрые круглые камни.
- Ты из кого армию собирать-то будешь? Из святых волхвов?
- Не продам! – догадался бывший Кот о скрытом мотиве разговора.
- Да я и не собираюсь покупать, - обиделся Чудес. - Нет, ты скажи, как мы возвратимся в стольный град без отряда? Я ж воевода! Мне б такой меч подошёл! И народ бы потянулся.
- И ты свой меч найдёшь, - невозмутимо отвечал Коттин, высматривая путь среди порогов.
- Было бы кого за собой вести, - проворчал Чудес.
- Ничего, поговорим с волхвами, может, что и подскажут!
- Да тебя и на порог не пустят! – надулся воевода. – Ежели меня – то другое дело. Да и то – подумают ещё.
- А я им про Кота Баюна пошепчу.
- А ты его видел? Я вот - нет! И князь говорил, что это сказки.
- Ну, оборотни - тоже сказки.
     Воевода отвернулся, опустил руку в речную струю. Потом остыл, подумал, наконец, засмеялся.
     - Ты чего? – недоумённо взглянул на старого воина странник.
- Точно ты говоришь! Совсем я дурной стал – своим глазам не верю! Я же и ледяного великана видел, Бергельмира, и оборотня. Значит и Кот существует! Старый Тарас научил покойного боярина Литвина, как его поймать! Только Кот обманул боярина и убил.
- Стрелой в спину? - полюбопытствовал Коттин.
     Воевода задумался, потом промолвил, - Это ты хорошо заметил! Не стал бы боярин спину казать. Значит,  не Кот его завалил.
- Ты посуди сам. Приходит некто в город с определёнными планами. Плохими, или хорошими – мне не ведомо. Люди знают его только по неясным легендам – и не понимают, что от него ожидать. Но ходят слухи, что кот-оборотень – как тот молотобоец: выбьет опору на склоне и камни покатятся.
- Ну, говори, говори. Интересно.
- А в городе заговор. И князь, на горе всем, случайно погибает. Как же не свалить всё на неведомого Кота Баюна?
- И то верно. Хорошо, что я того негодяя Долгодуба заколол. Сдаётся мне – достал я его. А Кота надо бы поймать. Может,  на что и сгодится – ему, чай, лет двести. Многое видел, подскажет что-нибудь. Как ты думаешь, он в военном деле сведущ?
- Достаточно того, что ты да я в том деле сведущи, - проворчал Коттин. - Кстати, как там ледяной великан поживает? Не заморозил вас?
- О! Его же  мальчишка по имени назвал – вот что значит, много баек знать! Великан и послушался его, убрался вместе с волками. Да, он же  Коту привет передавал!
- Где он?
- Кто? – не понял воевода.
- Да привет же!
- Да он его на словах передавал. Вот ведь бестолковый…
- Да неужели? – Коттин нагнулся к сидящему воеводе, пошарил за  ухом, вынул из гривы воеводских волос маленький красный шарик, наподобие спелой вишни, с кисточкой.
- Это как это? – пролепетал потрясённый Чудес.
-  Так,  привет же, да ещё с кисточкой! А говорил – на словах.
     Обалдевший воевода долго сидел, молча, прикидывал – издевается над ним новый соратник или ледяной великан на самом деле незаметно спрятал свой привет в его волосах. Только Чудес решил, что это не иначе, как издевательский фокус Коттина,  как тот повернулся – бледный, с испуганными глазами.

     Впереди по течению вода  кипела серебряными брызгами, катилась на путников сверкающим валом. Искрами на ярком солнце отрывались от поверхности и падали назад в воду огромные серебристые капли, вода шипела, надвигаясь на карбас. Воевода  всё понял, закричал:
     - Давай на берег! Через пять минут лодку утопят!
- Только ненадолго, воевода! Смываться нам отсюда надо! – увидев непонимающий взгляд Чудеса, Коттин пояснил, - Сейчас медведи  набегут – они любят икру сёмги.
- Это да. Как только рыба немного схлынет – в карбас и вперёд. А медведи сейчас злые и голодные – жиру ещё не наели. Они рыбку-то  ждут, ждут…
    Беглецы выскочили на камни, на полкорпуса подтянули карбас – в этот момент серебристый вал достиг переката. Тысячи рыб стремились к истокам реки, стремительно  выпрыгивая из воды, на мгновение зависали в воздухе, падали назад в родную стихию, понимая тучи брызг. Несколько рыб запрыгнули в карбас, бились на дне лодки, оставляя на скамьях и бортиках мелкую чешую. Вот одна сёмга выпрыгнула назад, радостно мелькнула в струе.
   - Сейчас пройдёт вал, спустимся вниз по реке, устроим стоянку, - облизнулся Коттин.
- Ага, пожарим рыбки, видишь, сама в лодку запрыгивает.
- Я люблю жареную икру со сметаной, - простодушно признался древний странник воеводе.
- Ну, где ж я тебе тут сметаны, возьму! – удивился Чудес. - Если только в Тотьме – у святых волхвов. Есть  там сметана, как ты думаешь?
- В Тотьме всё есть! – с горящими внутренним светом глазами ответствовал Коттин.
     Внезапно за спинами раздался рёв зверя.
- Ну вот, косолапые пожаловали, - заметил воевода, доставая короткий меч-акинак.


     Из лесу на каменистый берег вышли медведи – сначала один, потом сразу два – помельче, видимо, медведицы. Они мотали большими лобастыми головами, вытягивали рыла, принюхивались. Шерсть на них висела клочьями,  опадала на песок, когда звери задевали колючий кустарник. Медведи после спячки были худы, впалые животы отчётливо подчёркивали кости таза, под шкурами ходили широкие рёбра. Большой медведь встал на задние лапы, уставился на людей, обнажив длинные клыки Затем его внимание привлекла огромная сёмга, бьющаяся на мели, он опустился на четыре лапы, стремительно побежал в воду, ухватил когтями рыбу.
     С косогора к воде сбежали ещё два  медведя, двухлетки,  они огрызались друг на друга, но, заметив медведиц, замерли. Один поднял переднюю лапу, словно огромный пёс, стал принюхиваться. Старший медведь-одиночка жадно пожирал икру, терзая ещё живую сёмгу, самки отбежали выше по течению, озираясь на него, медленно крались к воде, высматривая добычу.
     Посматривая на молодых медведей, одиночка прижимал сёмгу лапой, поднимал морду вверх, свирепо рычал, показывая, кто тут хозяин. Двухлетки пожирали рыбу, оглядываясь вокруг себя налитыми кровью глазками, похрюкивая от удовольствия. Внезапно один из них не выдержал соседства, стремительно бросился на своего погодка. Схватка продолжалась несколько секунд – встав на задние лапы, медведи наносили удары лапами, наконец, один умудрился больно укусить соперника за морду, затем за плечо. Тот, повизгивая, бросился бежать, за ним поскакал победитель, смешно вскидывая заднюю часть туловища.
     Старый медведь выскочил из воды и бросился на молодых, раздавая тумаки направо и налево, от ударов его страшных когтей летела шерсть, брызги крови. Затем, не останавливаясь, медведь побежал на людей, решив навести на своей территории окончательный порядок – убить или прогнать непонятных гостей.
     - Ложись на землю и притворись мёртвым! – заорал Коттин, падая на камни.
- Ещё чего! - проворчал воевода, выставив меч навстречу хищнику.
- Он тебя сомнёт!
     Воевода Чудес сделал шаг вперёд, гаркнул на зверя, но тот, голодный после спячки, не остановился, приподнялся, пытаясь ухватить человека в смертельные объятия. Чудес сделал выпад, всадил меч в грудь зверю, но многопудовая масса смяла воеводу, они сцепились, покатились по камням. Из пасти косолапого хлынула кровь, он рычал, пытался укусить врага. Чудес умудрился вытащить меч из груди медведя,  наносил короткие удары в брюхо зверя, медленно заваливал его на бок. Тот царапал спину человека страшными когтями, наконец,  разорвал прочный кафтан. Воевода вскрикнул от боли – на спине остались четыре глубокие раны.
     Схватка продолжалась несколько секунд, но Чудесу показалось, что прошёл целый час. Вдруг туша зверя дёрнулась, он рыкнул, разжал лапы – Коттин ударил своим чудесным мечом под лопатку. Молодые медведицы бросили пожирать рыбу, смотрели, поворотив морды, на битву, молодой медведь-победитель подбирался поближе к ним, проигравший медвежонок перешёл реку по перекату, робко смотрел на самок с другого берега. Вдруг речной берег потряс чудовищный рык.
     Коттин, придерживая воеводу за плечо и помогая ему подняться, отметив  отсутствие серьёзных ран,  дёрнулся, оглянулся:
     - Боги Асгарда, - прошептал он побелевшими губами.
- Это ещё кто? – округлил глаза воевода.
     На берег, ломая подлесок из тонких сосёнок, выходил непостижимо огромный медведь, чёрный, с лобастой башкой, чудовищной пастью, сверкающей белыми клыками. Он был раза в два выше, чем старый медведь, агонизирующий возле ног Чудеса, воевода был ему лишь  по грудь, и то, если бы встал на цыпочки. 
     - Я думал,  наши предки  истребили их поголовно.
-  Ни-че-го се-бе, - по слогам прошептал воевода.
¬-  Бежим, в лодку!
-  Сейчас, только отрублю лапу – на жаркое, - повернулся старый воин к павшему медведю. Остановился. Огляделся. Медведь, умиравший от ударов мечами, исчез. – Это он от страха ожил, - догадался Чудес. - Бежим!
     Соратники стремительно метнулись к карбасу, за пару секунд столкнули его в воду. На  их счастье поток рыбы в реке уже уменьшился, беглецы протолкали лодку на середину, вскочили в неё, наступая на квёлых сёмг, заработали вёслами с частотой крыльев мельницы. Пещерный медведь зарычал вслед уменьшающейся лодке, поймал рыбу, сожрал вкусное сладкое брюшко, направился к молодым медведицам, принявшим позу подчинения – опустившим морды и поджавшим ушки. Древний зверь за всю жизнь не смог найти самку своего вида – приходилось пользоваться этой мелочью, от чего рождались полукровки.
     - Никогда такого не встречал, - зубы воеводы откровенно стучали.
- Да, тут меч бесполезен. На них охотились всем племенем, – поймав недоумённый взгляд воеводы, Коттин поспешно добавил. - Мне один странник рассказывал.
- Последний медведь-то,  наверное, - поёжился Чудес.
- Что со спиной? – перевёл разговор белобрысый соратник.
     Кафтан воеводы был распластан  почти напополам, на спине сочились кровью глубокие царапины. Коттин полез в мешок, достал травы, стал прикладывать.
     - Здорово он тебя распластал, - наконец выговорил он, сплёвывая на раны зелёную кашицу целебной травы.
- Ага, - ухмыльнулся воевода, стараясь заглянуть за плечо, увидеть собственную спину, - был я как-то в Словенске, там одна ладушка  спину так же подрала. Когтями.
     Мужики заржали, скрываясь за поворотом успокоившейся реки, положив вёсла на дно карбаса и скинув одёжку для починки.


     Коттин пихнул спящего воеводу в бок, прошептал:
     - Просыпайся, пора!
     Чудес открыл глаза, сел, опёршись руками о борта карбаса. Солнце уже встало, вокруг раздавались трели и писк птиц, огромные стаи скворцов перелетали с дерева на дерево, присматривая места для гнездования.
     Воевода встал, потянулся, подняв вверх руки, закричал:
     - Слава Хорсу! Солнышко, свети!
- Сейчас всех святых волхвов поднимешь, - усмехнулся Коттин.
- Что? Отшельники дрыхнут по берегам реки? – стал иронизировать воевода, но обернулся, замолчал – из-за поворота выплывало капище, расположенное на высоком берегу Сухоны. Высокие столбы были вкопаны в землю по кругу, на каждом  искусно вытесаны лики богов – грозные и улыбающиеся, довольные и оскалившиеся. Посреди капища находился плоский камень, размером с исполинский квадратный стол – жертвенник.
     Карбас прошёл ещё немного по течению, и воевода открыл рот – за капищем стояло невиданное сооружение – храм богов, которым поклонялся народ Великой Перми. Сложенный из соснового кругляка, с многочисленными башенками, узкими окнами, вычурными наличниками, огороженный частоколом, храм производил неизгладимое впечатление на лесного человека, коим  и являлся воевода. Даже за сотню шагов пахло сосновой смолой – на берегу лежали тонкие стволы, отёсанные под брус, вокруг высились горы щепы, стружки. Волхвы производили ремонт крыши, сложенной из  тёсаных досок. Но не это привлекло внимание путников – более актуальной была лодка с лучниками, перекрывающая течение,  и десяток волхвов на берегу – кто с топором, а кто и с мечом. Видимо, путников уже ждали.
     Чудес поднялся, горделиво приосанился, поправил порванный медведем кафтан, разрешил Коттину подгрести к узкому причалу.
     - Я воевода Чудес! Кто у вас тут главный? Где этот, как его? Волхв Тридрев! Позвать сюда! – закричал он, выскочив на берег.
     Отшельники переглянулись, затрясли бородами. Кое-кто, из совсем молодых, откровенно засмеялся в голос. Наконец, успокоившись, самый старый, с белой копной волос и узкой бородёнкой, проскрипел:
     - Вы не в стольном граде. Тут сено к лошади не ходит!
- Что? Указывать мне? – воевода завращал глазами, потянулся к мечу. Тут же поднялись луки, натянулись тетивы, наконечники стрел уставились в лица странников.
- Говорю же, это не Белозерск. Здесь другая столица, святая. И порядки тут мы устанавливаем. Тем более – ты бывший воевода.
- Дай я поговорю с ними, - горячо зашептал на ухо ошеломлённому воеводе новый соратник. Чудес покряхтел, почесал затылок, отодвинулся.
     Коттин вышел вперёд, поклонился в пояс – волхвы удовлетворённо переглянулись, стрелы несколько приспустились.
     - Святые отшельники! Мы, скромные путники, пересекли  земли и воды, чтобы достигнуть славного города Тотьмы! – Коттин кивнул на избы, ютящиеся вокруг храма.
     Толпа закивала, зашепталась, лодка с лучниками коснулась причала, кто-то притянул её за борт, начал привязывать верёвкой.
     - Проводите же нас, смиренных странников, к славному волхву Тридреву! Слово молвить надобно.
- Проводим, как не проводить! –  старый отшельник закивал  козлиной бородкой. - Только оружие сдайте! Не положено!
     Странники обнажили мечи, сияющие в раскаленных рассветных  лучах Солнца. Стало ясно, что сдавать мечи не входит в планы воеводы и его спутника - толпа волхвов окружила путников, приготовилась к битве.
     - Уходим к карбасу, - прошептал Коттин, быстро вращая мечом над головой, отгоняя ощетинившихся металлом отшельников. Только он сделал выпад, решив попугать бородатых, как кто-то взмахнул чем-то длинным, плоским. Удар веслом по голове потряс Коттина, он чуть не упал на воеводу – толпа тут же налетела, надавала подзатыльников,    затолкала в лодку.
     - Остыньте немного, осознайте величие богов, научитесь уважать их слуг – тогда свистните. Да, оружие, как уже было  сказано – сдать! И виру храму – золотую монету. За невежество. Вы бывшие, а значит – никто.
     Беглецы сели на скамьи карбаса, уставились друг на друга.
     - Поговорил со святыми волхвами? – саркастически промолвил воевода.
     Коттин выругался, сунул руки в карманы куртки. Одна рука провалилась ниже – подкладка треснула и порвалась. Коттин сначала нахмурился, затем застыл. Его лицо разгладилось, ледяные глаза заулыбались – он явно что-то нащупал пальцами – маленькое, видимо, считавшееся потерянным.
     - Подарочек русалки Квары, - расплылся Коттин. - А я его искал и по мешкам и по карманам. Вот оно – колечко Фригг.
- Кольцо богини? - насторожился воевода. - Откуда оно взялось у русалки?
- Царевич Арей обронил, когда бежал. Из спальни богини, - пояснил Коттин.
- А! Тогда, да! Ясное дело! – успокоился воевода.
- Арей и Фригг… - начал, было, говорить Коттин, но замолчал. Кольцо после этих слов засветилось, само скользнуло на тонкий палец соратника.
- Волшебство, однако, заработало, - прошептал Коттин.
- Теперь поговорим с Тридревом? - зашевелил бровями Чудес.
- Эй! Святые волхвы! Мы остыли и осознали! – заорал Коттин на берег.
- А золотую монету? – вдруг озаботился воевода. Потом скрипнул зубами, извлёк откуда-то из недр кафтана тяжёлый жёлтый кружочек с крылатым всадником. - Вот, хотел тут погулять!  Покойный боярин Литвин за службу пожаловал!

     Коттин вгляделся в монету, тяжко вздохнул.