Шумно выдохнет и склонится над бронзовым кратером волшебства своего пожилой отшельник, выпуклоглазый и хорошо выбритый господин в домашней куртке, любитель удобных кабинетов и респектабельной пищи, немного презирающий женщин сластёна и необыкновенно умный и свободный в формулах и выкладках собеседник.
Бабочки всегда кружили около него, лёгкою соринкою мотылёк сизо-пегий какой-нибудь обязательно кувыркался поблизости от загорелого затылка его, простые, осаженные книзу и в тонкий ободок выточенные шахматы обязательною композицией ожидали своего часа в углу, на поддёрнувшем брюки элегантном столике, зияющая левофланговой пустотой у белых партия выжидательно топорщилась странным расположением двух чёрных коней, наискось глядевших друг в друга, и ещё – правофланговой диагональною теснотою пешек и слонов.
Он никогда и ничем не рисковал, он с лёгкой брезгливостью, но дотошно, разглядывал людей, он только в ранней молодости своей писал под чужим именем вымороченные стихи... потом он только зарабатывал на жизнь, кропотливо, молекула за молекулой, ноготок за ноготком, собирая оживающие свои игрушки. Молекула за молекулой... Удивительно было его терпение и тончайшее чувство соразмерности, где-то возле нижнего века напрягающееся связочкой ощущение достаточности и сгибаемости в суставах. Он отказался от чистого колдовства, он всегда зарабатывал на жизнь мёртвым искусством, он первым показал безопасность и гигиеничность его. Он выучил иной язык и усмирил в себе вой предков. Чего бы ради, спросите, совершать эту бессмыслицу? Но здесь, в полунощных мирах, покупались только игрушки, а он любил жизнь, любил кожаные кресла и удобные спальные вагоны, и он научился новому колдовству, и терпеливо созидал причудливые игрушки, настолько потом уже соответствовавшие душе его и страхам его, что казалось порой – некие демоны копошатся в сплошь переплетённых и слипшихся внутренностях конструкций этих.
Где она, граница между мёртвым и живым? В количестве только связей, только...
Но о демонах странно было бы говорить, разумеется, – язык души своей он обернул от себя к пустоте, один язык ума и воображения оставил он для работы.
Это был осторожный и очень терпеливый отшельник.
... хотя многие и утверждали потом, что души нет, а есть количество символов и связей перешедшее в качество, и, если создать точную молекулярную копию человека, то получится одновременно и душа его. Весь вопрос, добавляли при этом, в точности этой копии. Так что демоны могут создаваться и простым конструированием, но только - очень точным и очень добросовестным.
И вот вам - мысленный эксперимент! Попробуйте обмозговать следующее: один совершенно безумный и настолько же гениальный изобретатель, предположим, выдумал способ создания АБСОЛЮТНЫХ КОПИЙ. Способ точного, до атомов в молекулах, до магнитного числа самой распоследней элементарной частицы, воспроизведения заданного. Представили? Жалеючи вас, приберегаю для себя вопрос о том, что получится из ТОЧНОЙ КОПИИ ЧЕЛОВЕКА.
Ладно. Нету там ответа, пока. Хотя поискать надобно! А возьмёт негодяй какой-то, да и придумает, как это делать, назло всему человечеству! Вы хотя бы ответьте мне, как быть, когда сотня копий с картины «Виноградники в Арле» будет ПРИНЦИПИАЛЬНО неотличима от оригинала? Как будут искать оригинал среди ста одной принципиально одинаковой вещи? Сколько будут стоить оригиналы?
Господи, да ничего не случится! Просто картины, наконец, станут ПРОСТО КАРТИНАМИ, а не купюрами в рамах. Хотя и купюрой можно любоваться, даже если она очень крупная. Было бы что нарисовано. Просто надо быть бескорыстным.
Правда, это-то как раз и не просто.
А два абсолютно одинаковых человека уже через миг будут абсолютно разными, они будут людьми, прожившими абсолютно разные жизни, потому что жизнь человека не разрывается на части. Если они, конечно – люди. Время человека - такой же единый организм, как и сам человек. Опять же, если не вмешиваются споры о наследстве и авторских правах. То есть, дело опять - за бескорыстием.
Получается, что колдун мастерил игрушки от ума? Наверное. Если принять гипотезу, что души нет, то он был волшебником, магом, а не фокусником.
Но копии с внутренней пружиной когда-нибудь останавливаются. Они по какой-то причине замирают однажды, выработав свой ресурс. И стоят, не меняясь, ожидая нового поворота ключа. Они – бессмертны. Поэтому оригинал от копии всё-таки можно отличить. То, что – настоящее, когда-нибудь умрёт, и кто-то будет тихонько плакать у заросшей могилки. Очень редко будет плакать, раз в пять лет, может быть…
А копия останется недвижимой и мёртвой, каковой и была с самого начала.
Секрет бессмертия – в отсутствии жизни. Так мне показалось однажды.
А чудес нету. Есть – фокусы.