КОЛОБОК
(американская народная сказка для взрослых)
В штате Техас жил был ковбой Джефф со своею старухой Биллом. Пасли они бизонов на ранчо возле большой горы, похожей на горб. Говорит однажды Джефф своей старухе, наигрывая на банджо известную песенку «У моей крошки есть маленькая лохматая штучка»:
- Послушай-ка Билли! Что-то хочется жрать. Испеки-ка мне колобок, как ты умеешь! Сладкий мой!
- А из чего печь-то - спрашивает старуха, поправляя свой «Смит энд Вэссон». – Муки-то ни х... не осталось!
- Эх! Крошка! Поскреби по сусеку, по коробу помети, авось наскребешь.
- Д ты ох..ел, Джефф! У нас там только черная мука! Что люди подумают? Это же не политкорректно!
- Х...й с ней! Думаю, что черный хлеб – тоже хлеб.
Бабка по сусекам помела: по коробу поскребла и набрала муки вперемежку с табаком пригоршни две. Замесила на сметане, изжарила на бизоньем жиру. Славный колобок получился, только жаль черный. И положила Билли его на окно остудить. Колобок лежал-лежал да вдруг свалился и покатился по прериям что было мочи. А мочи у него было немало.
- Джефф! Колобок сбежал! – заорала в панике баба Билли, когда пришла подать на стол охлажденный колобок.
- Ах ты, черномазый! – вскричал Джефф, выхватывая Смит энд Вессон. Вскочили они на коней и помчались в погоню.
А ничего не подозревающий Колобок катится-покатится, а навстречу ему скунс-вонючка.
- Эй! Черномазый афрохлеб! Катись-ка сюда! Я тебя съем!
- Не ешь меня, вонючий! Я тебе песенку спою.
Достал Колобок банджо, которое он невзначай спер у старины Джеффа и запел:
Я от дедушки Джефа ушел
От бабушки Билли убег
А от тебя вонючий не хитро уйти
И покатился дальше. Только скунс его и видел. Катится дальше Навстречу – шакал, всей прерии нахал. Трясет его от сильного неистребимого вожделения.
- Спой мне, Колобок! – просит он Колобка, трясясь от похоти - а то я от скуки подыхаю!
Достал Колобок банджо, которое он спер у старины Джеффа и запел:
Я от дедушки Джефа ушел
От бабушки Билли убег
А от тебя вонючка не хитро уйти
- А чего это я вонючка-то? – обиделся шакал.
- Не обижайся, - дружелюбно похлопал его по плечу Колбок, - это от скунса осталось.
Только обнял его шакал, только впился в него сладострастным поцелуем, как из-за кактуса появились два всадника: Джефф со своею старухой Билли. Скачут, стреляют на ходу. Сник недоцелованный шакал. И смолк навеки Колобок, пулей вражеской сраженный, допеть до конца не успел. Одна пуля попала колобку в затылок, другая в шею, третья в лоб, четвертая застряла во рту, пятая в носу, шестая угодила в мозг. Колобок, сжав от боли губы, согнувшись пополам, медленно повалился на бок и замер бездыханный на песке.
- Ты в порядке, сынок? – спросила Колобка, соскочившая с коня Билли.
- Порядок. – прошептал карминными губами умирающий Колобок.
- Как он? – спросил тревожно подоспевший Джефф. – Будет жить?
- А на ***? – спросила в свою очередь Билли, надкусывая Колобок в двух местах, и отщипнув кусочек, с улыбкой подала его Джеффу.
ОДНА ГОЛОВА ХОРОШО...
Осенним ранним утром, когда жаворонки только начинают, отхаркиваться, прочищая от мокроты свои луженые глотки, сонный полустанок огласился скрежетом и лязгом тормозов локомотива, женским сдавленным криком, мгновенно утонувшим в утренней трясине тишины. Между двумя шпалами неспешно покатилась смазливая женская головка в шляпке, аккуратно обрезанная колесами поезда по самый кружевной воротничок, пока с мягким стуком не уперлась в ржавый рельс. Голова задумчиво смотрела немигающим взглядом в бездонную даль неба, размышляя о бренности бытия, о безграничности вселенной и многообразии проявлений жизни в ней.
- Прекрасное утро! – прервал ее умственные спекуляции надтреснутый голос. Голова вздрогнула, обернулась на голос, отчего непокорная прядь упала на высокий породистый лоб. Перед ней, на шпалах лежала мужская башка в круглых очках, обрамленная седым венчиком волос и небольшой бородкой-клинышком. Несмотря на почтенный возраст, башка сохранила некую величавость и гордую, интеллигентную осанку. И хотя замечание насчет прекрасного утра в данной ситуации звучало почти издевательски, женская головка почему-то даже слегка обрадовалась появлению незнакомца.
; Извините покорнейше, за то, что нарушил ваше одиночество, Позвольте представиться! – слегка поклонилась башка незнакомца. – Доуэль! Профессор!
; Анна! – одними глазами улыбнулась женщина, элегантным движением откинув со лба упавшую прядь густых ухоженных, блестящих в первых лучах Авроры, волос. – Каренина.
; Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше! – невесело пошутил профессор. «А она прехорошенькая!» отметил про себя он и облизнул пересохшие в одночасье губы. Невооруженным взглядом можно было определить: у профессора давно не было половых сношений.
; Согласитесь Анна, в нашем положении есть некоторый шарм? – как ему показалось, остроумно заметил профессор.
; Какой же? – с некоторой долей иронии спросила Анна.
; Нас не мучает вопрос удовлетворения естественных потребностей.
; Не скажите, профессор! – возразила женщина, со свойственной им логикой. – Смотря, какие естественные потребности вы имеете в виду.
; Не обессудьте бояре, что встряваю! – раздался оглушительный, словно раскат грома, голос откуда-то сверху, словно с небес. Доуэль и Анна подняли свои взоры к небу и увидели огромную бородатую голову в шлеме-шишаке.
; Карл? Маркс? И он тоже? – подумал Доуэль, пристально вглядываясь в знакомую дикую чащу бороды, в кустистые брови, в курчавые волосья торчащие клочно из под шлемака.
; Я – Витязь! – представился бородач, - Вернее, его голова. Нелепое порождение разума поэтического Гения. Я случайно услышал ваш разговор, и вот что я подумал: Зачем мы здесь, на Земле? Ну вот я - витязь! А хули толку? Кому я могу помочь?
; Фильтруй базар, приятель! - раздался откуда-то из кустов мерзкий, дребезжащий тенорок. – Здесь – дама!
Оглянувшись на голос, головы увидели еще одну голову, совершенно лишенную растительности, с маленькой пипкой носа, с тонкими губами, свидетельствующими о ехидстве их обладателя,
; Товарищи! Мы должны объединиться! Только вместе мы – сила! – призвал лысый. – В единстве, солидарности, интеграции и ломке стереотипов наше спасение! Вихри враждебные веют над нами… - неожиданно запел он фальшиво.
; Не Паваротти, конечно, но что-то в нем есть! – подумала Анна.
; Блюхер, что ли? – предположил профессор Доуэль, призвав на помощь зрительную память, - И он тоже?
; Гоните его отсюда на хер, ребята! – покачал огорченно головой Витязь. – Это даже не голова вовсе, а некто Колобок, тупое существо из теста без роду и племени. Он бросил стариков, давших ему жизнь, и теперь катается по свету, баламутит и наебывает всех.
; Кстати, - заметил Колобок, - в народе говорят: хлеб всему голова!!!
- Пусть останется! – сказала Анна, приглядываясь в дерзкой энергичной лысой голове, показавшейся ей среди прочих наиболее более симпатичной. – Чем он хуже нас? Он – душка, и поет неплохо.
- Слово дамы – закон! – продребезжал Колобок, сладострастно взглянув на смазливую головку Анны.
- А что! Жизнь продолжается! – подумала Анна, озорно встряхнула кудрями и послала Колобку воздушный поцелуй.
- Но чем? – в отчаянии, сгорая от вожделения, мучительно размышляла голова профессора Доуэля, с нескрываемым вожделением глядя на чувственный карминный рот Анны, на заросший усами и бородой рот Витязя и на тонкие, ехидные губы Колобка.
-
КОЛОБОК №5
(сказка для медицинских работников)
Жили, были дед да баба. Добра наживали. У самого синего моря.
Дед страдал старческим маразмом, наркоманией и ступором, бабка – энурезом, аграфией, агнозией, амнезией и поносом. Однажды захотел дед поесть. У него обострилась застарелая дистрофия на почве недоедания.
- Испеки мне бабка круассан, то есть колобок по-нашему.
Бабка тоже страдала дистрофией на почве недоедания, но все-таки поднялась, по коробу помела, по сусеку поскребла, надыбала немного муки, дрожжей, соли, сметаны, яиц. Очистила все от тараканьих какашек и испекла колобок, круглый да румянный. Положила на подоконник остудиться, а сама на стол стала накрывать. Скатерть да приборы столовые, серебряные. Только они собрались вечерять, руки помыли, как водится, салфетки повязали, а Колобок – рррраз, и спрыгнул с подоконника! Да и покатился по траве в сторону леса. Дед с бабкой помчались за ним, да куда там и ихней дистрофией. Померли через десять метров!
Катится Колобок, а навстречу скунс. У него рожа, свищ, харя, грыжа, ящур, проказа, икота, и еще метеоризм, и все от недоедания.
- Колобок, Ик! Колобок, Ик! Я ик, тебя съем! – легкомысленно пообещал Скунс.
- Не ешь меня, Скунс, - взмолился Колобок, зажав нос, - Я тебе песенку спою. «Йестердей! Ол май траблз симс ту фа-а-а-арауэй….»
Заткнул скунс от такой песни уши, а когда открыл – Колобка уж и след простыл. Простыл и кашляет. У него бронхит в открытой форме начался. Помер след через двое суток.
Катится дальше, а навстречу Лошадь Пржевальского галопирует. Одна без Николая Михайловича. Она его под Уссурийском скинула.
- Я тебя съем! – сказала грустно лошадь. Она была хлебоядная.
- Ямщик, не гони лошадей! Мои мысли, мои скакуны! – завыл Колобок, без предупреждения. У Лошади от удивления случилась падучая. Она так и не встала. Умерла от кровоизлияния в копыто.
Катится дальше. Навстречу трипаносома простейшая. Голодная, худая, страшно смотреть. К тому же, на почве недоедания у нее развилась астма, миома, герпес, диабет, кахексия, тремор и кандидоз.
- Колобок, Колобок! Я тебя…
Не успела закончить трипаносома. Прокатился по ней колобок. И скончалась трипонасома в страшных муках от инсульта, и тяжелого расплющения по асфальту.
Катится Колобок дальше. Навстречу памятник Петру 1 работы Церетели. У Петра – столбняк, сушняк, импотенция, трихомоноз, анкилоз, тошнота, деменция и мания величия, естественно, на почве недоедания. Кто ж его покормит? Разве что такой же, страдающий деменцией!
- Калабок! Калабок! Дарагой! Геноцвале! Я тибя сием!
- Где же ты моя Суликоо-о-о-о-о – запел Колобок. И обломался Петр. Прямо пополам!
Катится Колобок дальше, а навстречу лиса. У нее запущенный педикулез, рахит, гангрена, глисты, солитер, ипохондрия, карбункул на жопе, фурункул на пиз...е, чирей на сиськах и ячмень в носу (застрял), молочница, кефирница, пневмоторакс, и обостренное бесплодие, похмелье, истерия, и перхоть. И все это на почве недоедания вследствие перенесенного менингита.
Запел ей песню Колобок, да на беду, лиса, к тому же глухая была. Почесалась она, (у нее чесотка была и капрофагния ко всему прочему. Беда одна не приходит!) и проглотила колобка не жуя. (У нее выпали весной зубы, после цинги). Через неделю кричит лиса Колобку!
- Выходи, Колобок! Выходи!
Хотел выйти Колобок, да не смог. Так и не вышел. А лиса скончалась от запора.