Заутренняя

Марлен Герлен
               
                Доброе утро, господи, спасибо, что охранил мой покой этой ночью!
                Спасибо, что дал еще одно утро. Серое утро. Через прозрачные занавески - унылое небо грязного цвета. Оно прорезано рваными щелями, на которые невпопад налеплены заплатками обглоданные неведомыми зверями облака. Это я еще лежу в постели. А если встану, увижу землю. Разбитый асфальт, покрытый, смесью луж, снега и песка. Грустных людей без лиц: головы у всех опущены, чтобы не спотыкаться слишком часто. Контроль зрения не спасает: скользко. А я все равно их пока не вижу.  Можно, господи, я еще поваляюсь в постельке? Совсем чуть-чуть!..Если я вскочу сейчас, то не смогу с тобой поболтать. А? Мне же нужно с кем-нибудь поговорить,  господи. Укутаюсь  в одеялко…
                ...Отче наш! Иже еси на небесех…
             Какие у меня занавески красивые! Прозрачные, как счастье, в ниспадающих складочках…  Если  сконцентрироваться на них, я чувствую себя принцессой. Правда, принцессы не носят фланелевых пижам в клеточку...
                ...Отче наш! В новой моей пижаме я видела такой замечательный сон! Жаль, что я вчера не попросила показать мне жениха! Я бы сегодня поблагодарила тебя со всем пылом, на который только способна… А потом, если бы его встретила на самим деле, поблагодарила бы тебя еще раз!..
             Но, господи, прости мне мою несообразительность. Он появился в моем сне самостоятельно. Такой большой, такой широкоплечий, такой рыжий! Рыжий!!! Господи! Ты же, наверное, знаешь, как я не люблю рыжих! Точнее, мне все равно, но золотой цвет волос мне нравится только на женской голове. А у него были рыжие волосы…Везде: и на широкой груди, на руках  (ниже талии, прости, он не раздевался). Не много, нет, как раз столько, сколько приятно взору: мягкие такие, рыженькие волосики… Мне даже понравилось, господи. И его почему-то звали, как мальчишку из параллельного класса в школе, хотя я никогда не видела того мальчишки после школы. Сейчас я уже  и не помню, как его звали наяву. А уж тем более во сне.  Господи, мы были в каком-то непонятном месте, на улице, днем, но  мимо никто  не шел, нас не толкали, не наступали на ноги, ни извинялись.  Мы стояли лицом друг к другу, я оказалась чуть выше его плеча (мой любимый размер - ты бы запомнил, господи!)
 Представляешь, господи, он держал меня за плечи своими пушистыми руками и вдруг сказал, улыбаясь мне в лицо:
- Ты опять опаздываешь, цыпленок?
Господи, разве я похожа на цыпленка?! Естественно, я возмутилась!
- Я?! Опаздываю?! Это ты пришел раньше!!!
- Такая же строптивая! - продолжал он улыбаться, не выпуская из своих ладоней моих плеч. А потом вдруг наклонился и его усыпанное конопушками лицо поцеловало меня.
            ...Иже еси на небесех да святится имя твое…
            Как он целует, любименький мой Боже! В жизни  мужчины  редко обладают подобным талантом. Его поцелуй был в меру мягкий, теплый, чуть влажный, достаточно долгий - ровно настолько, чтобы растеряться. Господи, как от него пахло! Мне даже показалось, над его торсом, между расстегнутыми полами рубашки, воздух мерцал, как над костром. Я совсем растаяла от его тепла, Господи. Я уткнулась в выемку между шеей и плечом и дышала его кожей.
            ...Да приидет царствие твое…
            Кажется, я действительно ощутила твое царствие этой ночью. Блаженство беззаботности… Боже, может, это был ты? Нет, глупости… Не думаю, что ты целуешься с прихожанками… А он так и улыбался, иногда с удовольствием прикрывая глаза почти бесцветными жесткими ресницами. И не отнимал своих рук от моих плеч и моей головы от своей шеи.
             ...Да будет воля твоя, яко на небеси…
             Я совсем запуталась, господи…Послушно утаптывая каждый день знакомые дорожки, я все время думаю, что хожу где-то не там и делаю что-то не то. Жизнь ведь должна быть приятней наяву, чем во сне, не так ли?
               ...Хлеб наш насущный…
               ...Избави нам долги наши…
               ...Не введи нас во искушение…
               ...Всемилостивый, ты там спроси все-таки у Фрейда, что все это значит, а?