У меня в институте начались практические опыты и мы по несколько суток вообще не вылезали из лаборатории. Как вдруг однажды на работу мне позвонил отец, что случалось с ним довольно-таки редко, и просил срочно приехать домой. Услышав подобное, я на бегу скинув халат, запрыгнул в машину и с плохими предчувствиями, как угорелый понёсся по пустынным улицам города, напрочь забыв, что на свете существуют определённые правила дорожного движения. Через несколько минут я был дома. Папа, мама и бабушка сидели и ждали меня. Увидев их, я облегчённо вздохнул и вытирая пот со лба, присел на краешек стула. Но увидев три пары настороженных глаз, у меня от нехороших предчувствий снова засосало под ложечкой. Что случилось, прохрипел я, т.к. голос в ту минуту у меня почему-то вдруг пропал. Лёнечка, ты только, пожалуйста, не волнуйся, запричитала мама, а у бабушки почему-то заблестели глаза, и она стала утирать их своим носовым платком. Вы скажете, в конце-то концов, что произошло? Громко выкрикнул я им. Отец встал, подошёл ко мне и положив свою руку на моё плечё, сказал – Леонид, видишь ли, тут такое дело и сделав небольшую паузу, сел рядом со мной и продолжил. Два дня Верочка не приходила на работу, а на третий день я послал нашу маму сходить к ней домой и узнать в чём дело. Маме на её звонок, ни кто не открыл, и это насторожило нас. Мы вызвали милицию, скорую и слесаря из ЖКа. Когда он открыл дверь Верочкиной квартиры, она лежала в постели без сознания.
Врачи сказали, что если ещё хотя бы час, то спасать было бы некого. Теперь она в больнице, в надёжных руках, живая, только пока - в глубокой коме. Как выяснилось, у Верочки с детства слабое сердце. Эта жара, да и не простая, прямо скажем жизнь, сделали своё чёрное дело. После того, как она выйдет из комы, предстоит весьма сложная операция по частичной замене чего-то там, в сердце, и длительное лечение. Да мы её поставим на ноги, лишь бы только выжила, сквозь пробившиеся слёзы проговорила бабушка. Ты не волнуйся, всё обойдётся, испуганно посмотрев на меня, проговорила мама, увидев, как побледнел я. Не слова не говоря, я метнулся к двери и уже через десять минут сидел возле постели самого дорогого, как оказалось, мне человека.
Две недели я не отходил от Веры ни на минуту, делая лишь перерыв на туалет и прочие человеческие нужды, а спал и ел тут же, в кресле, возле неё. Я ухаживал за ней, как настоящий санитар. Протирал лицо и руки влажными салфетками, но главное - разговаривал и разговаривал с ней без конца, не обращая ни какого внимания на то, что говорю.
В тот день было всё как обычно, я сидел и болтал без умолку всё, что взбредёт мне в голову. И вот когда я со своей любимой математической темы переключился на обыкновенную, жизненную, и начал говорить ей о том, что у нас будет куча детей и что мы с ней не просто поженимся, а обвенчаемся, причём, в самой настоящей церкви, по старинному обряду и наклонился, что бы поцеловать её в губы – как вдруг услышал, да нет пожалуй, не услышал, а почувствовал едва уловимый ухом шепот: «А вот отсюда, Леонид Васильевич Черезов, пожалуйста, по подробнее». От радости я так заорал, что сбежалась вся больница, во главе с самим профессором Самойловым. Верочка открыла глаза и улыбаясь, тихо попросила меня обнять её. Я с огромной радостью и облегчением прижался к её щеке и не стал скрывать своих слёз, которые независимо от моего желания текли из глаз. Все, кто в тот момент находился в палате, а находилась здесь почти вся больница, смотрели на нас и радостно улыбались, а кто и прижимал носовой платок к своим глазам.
После второй операции Верочка почувствовала себя значительно лучше и три недели спустя, мы наконец-то смогли забрать её домой. О возвращении в свою квартиру не могло быть и речи. Отныне она будет жить только с нами. Так мы решили на нашем семейном совете, который состоялся тут же, в палате, возле её постели. Верочка не возражала и лишь уткнулась в моё плечё, обняв за шею.
Ещё после первой операции, профессор Самойлов вызвал нас с отцом к себе в кабинет и строго-настрого предупредил, что отныне Верочке ни в коем случае нельзя и часа находиться на жаре - сердце может просто не выдержать.
Полностью же заменить больной орган пока невозможно - уж слишком ослаблен организм девушки. Нужно восстановить его жизнедеятельность до определённых параметров и тогда можно будет избавить Верочку от коварного недуга раз и навсегда. Но для этого нужно время, хороший уход и никакой нагрузки. И всё же точно сказать, когда она будет готова к подобной операции я не могу, добавил он, всё будет зависеть от неё самой и конечно же от моей семьи и ... меня самого.
В нас вы можете не сомневаться, покраснев, ответил я профессору за всех, с чем мои родные, находившиеся в тот момент рядом, улыбаясь, согласились. А я и не сомневался, рассмеявшись, ответил мне Викентий Львович. Уж в ком, в ком, а в тебе-то сомневаться было бы глупо, с усмешкой добавил он, глядя на меня.
Пока Верочка находилась в больнице, я изъездил все близлежащие к городу районы области и в одном из них нашёл вполне приличный дом старой кирпичной кладки, с толстенными стенами и маленькими окнами. С большим трудом, отыскав хозяина, я выкупил у него этот дом, за сущие копейки. Тот только руками развёл – и зачем тебе эта старая развалина, недоумённо проговорил он, но узнав причину покупки, пожелал мне удачи и счастья.
А между тем, дом был просто замечательным и ...огромным.
На каждом из двух его этажей, находилось по шесть комнат,
а так же, две ванные и необъятная кухня. Автономный электризованный артезианский колодец во дворе, решал главную проблему – проблему водоснабжения, а всё остальное было вполне решаемо. Нанятые строители, буквально за месяц привели его в полный порядок. А я, пока шёл ремонт, силами коллег и главным образом Витьки, установил там мощнейшее кондиционирование, что-то додумав сам, что-то найдя в научной литературе по этому поводу. Думаю, получилось весьма не дурно, проговорил я, когда мы с Витькой бродили по дому, ища, что ещё не доглядели в процессе. Да что там – «не дурно», проворчал Витька, царские хоромы, а не жилище простого русского учёного. Скажешь ведь - не дурно. В этом же доме мы нашли старинные солнечные батареи и установили их. К всеобщему удивлению – работали они великолепно. Теперь и электропитание в доме было автономным, и что самое главное в наше время - бесперебойным.
Рядом с домом стоял красивый, густой, пока ещё не выгоревший, зелёный лес и вечерами мы с Верой сможем вдоволь насладиться природой, её тишиной и ласковым спокойствием. А какой тут по ночам воздух...
За время нашего знакомства, Вера стала безмерно дорога мне. Я буквально холодел от мысли, что по каким-то, не зависящим от меня причинам, вдруг, смог бы потерять её. Нет, такого я не допущу ни в коем случае, даже в мыслях, и потому сделаю всё, что в этой ситуации зависит от меня. Теперь-то уж, я постараюсь постоянно находиться рядом с ней, что бы больше ни кто, и ни что не могло разлучить нас. А свою научную работу я в силах делать и дома, что бы ни на секунду не упускать Верочку из вида. Но если говорить откровенно, то не могу даже на миг разлучиться с ней - хочу ежеминутно встречаться с её ласковым взглядом, трогать нежный бархат её волшебных рук и чувствовать сладость податливых, вздрагивающих губ.
Под рабочий кабинет была выделена одна из многочисленных комнат, куда тут же было перевезено оборудование, необходимое для моей работы, как из института, так и из квартиры в городе. Ну, а в случае острой необходимости, я вполне могу съездить в институт и решить там любую возникшую проблему. На всё это, моя бабуля заявила так: нас, молодых, пока не разбирающихся в жизни, одних
«в свободное плавание» отпускать ещё рано, а посему – пусть не навязчиво, но всё же, она будет присматривать за нами. Места здесь вполне достаточно, заявила она, оглядывая дом, и хотите вы того или нет, но я больше ни на шаг не двинусь отсюда. Это надо же, какая здесь благодать, бормотала она себе под нос, осматривая содержимое огромного промышленного холодильника, не иначе - «Форт Нокс», а прохладно-то как,
«Эдем» да и только. Какая же она у меня умная и тактичная, с теплотой подумал я о своей любимой бабуле. Прекрасно знает, что не останься она с нами, я сам умру с голода и заморю, пока ещё очень слабую Верочку. Тем более, что сейчас той, нужен особый уход. На одной любви, далеко не уедешь. Спасибо тебе, родная.