В дверь постучали.
Курт ощетинился и зарычал. Мы с Никитой переглянулись.
Он подошел к окну и крикнул:
- Кто?
- Это я, Василий. Отвори.
- Один? - спросил муж.
- Один. А с кем еще-то. Пусти скорее. Беда у нас.
Никита вышел в сени и открыл дверь. Я накинула теплую шаль и тоже вышла за ним.
Василий ввалился весь в снегу. Взял стоявший у двери веник, стал сметать с себя снег.
- Что случилось? - спросила я.
- Беда у нас, - опять сказал Василий, и голос у него дрогнул. - Помощь твоя нужна, Никита.
- Да что за беда-то! Говори!
- Племяшка моя, Танька, рожает. Ей вроде не скоро еще было. Вот и приехали они перед Новым годом. А сейчас скрутило ее и воды, кажись, отошли.
- А чем я-то помочь могу?
- Пойдем, подсобишь, ты ж врач! - с мольбой во взгляде сказал Василий.
- Я врач? - закричал Никита. - Я ветеринар! Скорую вызывали?
- Какой там! Сегодня ж Рождество! Пьяные все! Да и не проедет машина - занесло так, что трактором до вечера не разгребешь! Помоги, Никитка! Христом-богом прошу!
- Не пойду я. Не имею я права людей лечить.
- Помрет ведь Танюха! Одна она у нас, - заплакал Василий. - Детей-то своих нам бог так и не дал. Помоги! - и зарыдал в голос.
- Баба твоя, небось, не обрадуется! Что ведьмака в дом привел. Они ведь меня все так называют!
- Им уже все равно. Теперь таких старух нет, кто бы при родах помог - померли все. А наши бабы все в больницах рожали.
- А мою прабабку помнишь, за что из деревни выгнали? Обвинили, что женщину и дитя убила. А ведь она сразу сказала - не выживут они. А потом и мою бабушку, и мать гнобили!
- Никита! Мало ли, что злые языки болтают. Бабка Наталья добрая была, да и я ей помогал иногда...
- Знаю, знаю - сказал Никита.
- А не специально ли ты его из дому выманиваешь? - спросила я. - Не решили ли вы тут покуражиться, не сговорились ли с деревенскими? А то Никита уйдет, а мы тут одни останемся!
- Да что ты! Что! Чтоб я, когда женщину с дитем в обиду дал!
- А не помнишь, что на реке-то было? - напомнила я.
- Да пьяный я тогда был! И сеть надо было вытащить. Богом клянусь! - и стал оседать на колени.
- Да не могу я у человека роды принимать! - опять воскликнул Никита, поднимая Василия. - Ведь случись что, кто в ответе будет? И под суд пойду, и деревенские, тогда уж точно хутор спалят!
- Прости. Прости, что побеспокоил, - вдруг сказал Василий, утирая шапкой слезы. - Пойду я.
- Стой, - сказал Никита. - Дай собраться. Жена, со мной пойдешь. Поможешь.
- Я?
- У меня одна жена. Одевайся теплее. Халаты надо взять чистые и перчатки стерильные не забыть бы, - засуетился он.
- Ой! А как же Маруся? - воскликнула я.
- Я дома вас ждать буду, - твердо сказала девочка.
- А не забоишься? - спросил Никита.
- Не забоюсь! - воскликнула она, вскочив с кроватки, и обняла Курта. - У меня охрана есть!
Выйдя из дома, услышав, что Маруся закрыла за нами дверь, мы двинулись в сторону деревни. Снегу было чуть не по пояс!
- Постой, - сказал Никита Василию. - Иди напрямки к фермеру. За час-полтора доберешься. Трактор у него возьми - дорогу расчистить надо. Может, к утру управишься.
Василий кивнул головой и ушел в сторону реки.
Возле дома Василия, переминаясь с ноги на ногу и подпрыгивая, нас ждал мужчина - муж Татьяны, он поздоровался с Никитой за руку. Значит, они друг друга знали, подумала я. Он впустил нас в сени. Там стояли две женщины. Жена Василия, и их соседка.
Увидев нас, обе перекрестились.
- Кого привел? - заголосили они. - Колдуна! Мы Ваську за фельдшером посылали! Скорую встретить!
- Цыть! - гаркнул мужик. - Слушайте, что скажу! Скорая не приедет. Завалило все вокруг, да и пьяные они все. Будете слушаться Никиту, - и, обращаясь к моему мужу, сказал, - Давай, командуй, ветеринар!
Никита, стоя в дверях дома, стряхивая с себя снег, поднял голову и посмотрел на баб. Обе опустили глаза.
- Воды, много, вскипятить! - отдал приказ он. - Простыни разрезать на пеленки, и прогладить. В комнату с роженицей не заходить!
- Раскомандовался! - закричала соседка, дохнув нам в лицо перегаром.
- Цыть! - опять крикнул муж Татьяны - Выполнять!
Женщины, наконец, забегали.
Мы прошли в комнату к роженице. Она металась по широкой кровати, слегка постанывая, глаза у нее были закрыты. Я испуганно посмотрела на мужа, он ободряюще пожал мне руку и тихо сказал:
- Не бойся. Все будет хорошо.
Татьяна открыла глаза, узнала Никиту, и, вскрикнув, потеряла сознание.
- Нашатырь, - сказал мне Никита. - Там в саквояже, и тампоны ватные тоже.
Я, судорожно схватив его сумку, начала шарить по ней и, наконец, нашла небольшой пузырек и ватные тампоны.
Никита приложил тампон к носу девушки, и через секунду она открыла глаза.
- Ты меня узнаешь? - спросил Никита и пристально посмотрел в глаза роженицы.
Она сначала хотела вскочить с кровати, но потом будто обмякнув, сказала:
- Да.
- Ты хочешь родить здорового ребенка? - спросил он, продолжая смотреть ей в глаза.
- Да, - тихо ответила она.
- Тогда успокойся и слушайся меня, - сказал он, - и ты жена, - обращаясь уже ко мне, но, не поворачивая головы - должна меня слушаться!
- Хорошо, - сказала я, и стала раскладывать все, как мне казалось, необходимое на маленьком прикроватном столике. Я вытащила и расстелила стерильную пеленку. Потом, подумав немного, я поставила на столик большую бутылку с йодом. Потом какие-то щипцы и зажимы - тоже не зная, зачем они нужны. Никита оглянулся, посмотрел на мои приготовления, улыбнулся, и сказал:
- Начали...
Татьяна застонала. Она опять заметалась и вдруг истошно закричала. Я вздрогнула, у меня начала кружиться голова, и подкашивались ноги. Я присела на табуретку, и, понюхав ту же ватку, потихоньку стала приходить в норму.
- Засекай время между схватками, - сказал мне Никита.
Я выложила из кармана мобильник. Других часов в доме не было. Женщина опять начала корчиться и кричать.
Муж Татьяны сидел, в соседней комнатушке, обхватив голову руками.
Никита посмотрел на меня и спросил:
- Сколько?
- Три минуты, - ответила я.
- Хорошо, - и обращаясь к Татьяне, сказал, - Терпи. Рано еще.
- А что теперь-то, - спросила я.
- Сейчас я ее осмотрю, а потом будем ждать. Когда время между схватками сократится до нескольких секунд, тогда и родит скоро.
Когда я увидела, как он осматривает Татьяну, я отвернулась. Где-то в глубине моего сознания проснулась ревность. Я даже не могла себе представить, что так отреагирую на это. А что! Это же не корова! А женщина. Пусть немного не в форме, но она молода и красива!
Татьяна относительно спокойно дала себя осмотреть. Она даже старалась не кричать. Никита сказал ей:
- Скоро начнутся потуги. Но тужиться мы с тобой будем тогда, когда тебе очень сильно захочется в туалет. Поняла?
- По маленькому? - спросила Татьяна и сделала попытку улыбнуться.
- Нет, - сказал Никита.
Я хмыкнула в кулачок. Никита тоже улыбнулся.
Татьяна опять закричала. Он подошел к ней, и она шепнула ему:
- Кажется, я уже хочу... и опять закричала....
Женщины тем временем согрели воду и внесли тазик в комнату. Принесли и разрезанные простыни. Они остановились и вопрошающе смотрели на нас.
- Вот, что бабы! - обратился к ним Никита. - Вы идите-ка народ поднимайте. Дорогу чистить надо. Пусть все выходят, снегу много. Скорая нужна. Даже если мы хорошо родим, матери и ребенку нужен будет врач.
И женщины не стали ему перечить. Они поняли, что он говорит дело. Быстро собрались и ушли.
- Держи ей ноги, - закричал Никита мужу Татьяны.
- Что она корова, что ли? - запротестовал он.
- Если хочешь, чтобы ребенок родился нормально, делай, что я говорю.
Мужик послушался. Никита взял зажим, накрутил вату и, обмакнув его в йод, намазал роженице ноги и промежность.
- Тужься, да не кричи, силы теряешь, - сказал он Татьяне.
Она начала тужиться, и через некоторое время, я вдруг увидела, как появляется маленькая головка. Никита плавно отправил ее обратно.
- Что ты делаешь? - заорал муж Татьяны.
- Так надо, а то порвется вся.
Головка показалась снова, Никита проделывал это еще несколько раз, когда она показывалась все больше и больше. Вскоре он принял на руки новорожденного, перевернул его вниз лицом и немного встряхнул. Малыш закричал!
Измотанный борьбой с ногами собственной жены мужик, увидев перемазанного какой-то слизью и сукровицей ребенка, обмяк и упал в обморок.
- Нашатырь! - зажимая пуповину, сказал Никита, - мужу!
Я взяла бутылочку и приложила горлышком к носу мужчины. Он открыл глаза, я взвалила его на плечо и потащила на диванчик в соседнюю комнату. Когда я вернулась, малыш уже спеленатый, лежал на груди у матери и сосал!
Татьяна улыбалась.
- Спасибо тебе, - сказала она. - И прости нас за все!
- Не за что! - отдыхай. - Только не спи часа два. - И вышел.
Я вышла в сени вслед за ним. Он стоял возле открытой двери, дыша морозным воздухом, и украдкой смахивал слезы....
- Ты плачешь? - удивленно спросила я.
- Да. Плачу, - он помолчал немного, - Я ведь не каждый день роды принимаю! - и добавил, - У людей!
Я обняла его и прижалась к нему лицом. Он прижал меня еще крепче к себе и спросил:
- Тебе тоже было страшно?
- Да, - я подняла на него глаза и, как и он, заплакала...
На расчистку дороги вышли почти все жители деревни. Конечно, те, которые смогли подняться, после Рождественских возлияний. Вскоре подоспел и Василий на тракторе. Никита подогнал машину, осторожно вынес сначала Татьяну и уложил ее на заднее сиденье, затем закутанного в одеяла малыша, бережно передал его матери и увез их в больницу. Василий проводил меня домой. Потом он влез в окно, и открыл мне дверь. Маруся крепко спала, свернувшись клубочком на нашей кровати. Возле нее лежал слегка порыкивающий на Василия Курт.
Никита вернулся ближе к вечеру. Устало сел на лавку. Потом, не раздеваясь, лег на кровать и заснул. Мы с Марусей ходили по комнате чуть не на цыпочках, боясь его разбудить.
Пришла Петровна. Она поглядела на него, перекрестила и сказала:
- Устал сердешный! - потом села к столу - Если бы не вы, не знаем, чем дело бы кончилось... Спасибо вам. Танька, ведь, с моей Иринкой дружит.
- Я даже не знаю, куда он их отвез, - сказала я.
- В Москву, - вздохнув, сказала Петровна. - Не в районную же больницу везти. В гадюшник этот!
- А муж Татьяны не вернулся еще? Он же с ними поехал.
- А чего ему вертаться-то. Он, небось, дома в Москве сидит. Водку пьет. Сына пропивает!
- Я ее в первую градскую отвез. Там ей отчим палату подготовил, - проснулся Никита.
- Как она? - спросила я.
- Хорошо все. Разрывов нет. Парень - Три-девятьсот! Богатырь. Тоже все в норме.
- Покормить тебя, Никитка? - засуетилась Петровна.
Я укоризненно взглянула на нее.
- Спасибо. Сыт я. Меня мать накормила.
- Ну, пойду я, засиделась я у вас, - она подошла к Никите, нагнулась к нему и крепко поцеловала. Затем, смахнув слезу, ушла домой в деревню.
http://proza.ru/2013/01/18/548