Студенткой подрабатывала в детской газете «Зорька».
Вместе с младшим литсотрудником, Лоркой Мяковенко, вскрывали и
сортировали письма.
Правило было такое - какое письмо зарегистрируешь - на то
обязательно надо ответить.
Мы хохотали, зачитывая перлы сумасшедших
пионеров, которые писали стихи, поэмы и разгильдяйские частушки с матерными словами.
Были рисунки на листочках в клеточку, переведенные с книжек, самодельные
ребусы с,трогательные рассказы про любимую учительницу.
Видишь, есть обращение конкретное: «Здравствуй художник», - значит
регистрируешь и - в папку художнику.
Видишь, стишок пионер написал — над ответом литсотруднику корпеть.
Иногда письма приносили мешками. Все в редакции стонали от такой нагрузки, только фотографу Фомичу всегда везло: ему никогда ничего не приходилось писать в ответ.
Фомич - пожилой уже дядя, и напрочь лишённый
юмора. Страшный мучитель пионеров и школьников.
Он выстраивал живописные композиции из детей.
Долго поправлял им галстуки, прически, бантики и воротнички,
говорил, куда надо смотреть, за что руками держаться.
Иногда эта сьёмка длилось по нескольку часов.
Пионеры плакали и просились в туалет, но Фомич не разрешал выходить из кадра.
Он был очень изобретательным - ставил детей на стульчики,
специальные скамеечки, некоторым подкладывал толстые канцелярские книги,
таким образом выравнивая всех по росту.
Мы с Лоркой сочинили для Фомича письмо из глубинки примерно такого содержания:
«Дорогой Фома Фомич !( будет зарегистрировано и надо отвечать)
Я зрабіў з картонкі фотаапарат , а цяпер навучыце мяне рабіць фотаздымкі.
Жду атвета, як салавей лета».
Обратного точного адреса не было - это должно было объяснить малосерьёзность письма, но бедный наш Фомич до обеда ходил по коридорам редакции с письмом в руках и останавливал всех вопросом :
— Ну что мне ответить на это письмо.
А нам было счастье.
Вот вчера, вспоминая эту историю, я зрабіла з картонкі фотааппарат,
чтобы снимать нашу окружающую среду. Жаль, что нету рядом Фомича, он бы
меня научил своим замечательным композициям, где всё хорошо, все улыбаются и безоблачное счастье существования сияет над головами.