Отключили воду, и баня сегодня не работает. На улице ужасный холод, небо заволокло тучами, и какой день идёт временами дождь. Передо мной встал вопрос, провести вечер дома за чтением книги или поехать в театр. Долго думаю и хожу по комнате из стороны в сторону, по подоконнику стучит капель дождя, подхожу к телефону, набираю привычный для меня номер, на том конце прорезает мне слух женский голос. – Театр, слушаю вас. – скажите пожалуйста, что у вас сегодня идет, спрашиваю я. – Господин ДЕ МОПОСАН. Я отвечаю – большое спасибо, и кладу трубку. Я решаю идти в театр и начинаю не торопливо одеваться. Натянув штаны, надев рубашку я выключаю свет набрасываю джинсовою куртку, одеваю часы, подхожу к зеркалу , фу отвратительная физиономия говорю я глядя на себя в зеркало. Быстро засунув ноги в ботинки, я выхожу в коридор захлопываю дверь и выскакиваю на улицу. Быстро и легко я дохожу до остановки так быстро, что и сам этого не заметив как оказался на остановки. И тут же сажусь в подошедший трамвай. Как не странно он подошёл к стати , что нельзя сказать об этом всегда. И так театр, и так господин ДЕ МОПОСАН. Езда в трамваи заставляет меня задуматься , что бывает можно стоять на остановки целую вечность и рядом с тобой стоят такие же глупые ротозеи как и ты, уставившиеся в даль в надежде увидеть там это чудо под названием трамвай, а его всё нет и нет и все стоят и переминаются с ноги на ногу и ждут ну вот, вот ну когда же он приедет и все стоят и молча смотрят то друг на друга, а то опять в даль. И создаётся впечатления, что в доли должно случиться какое то чудо или ново пришествия Христа. Так именно можно сказать по тем лицам, которые ждут оттуда из доли, чудо, которое всё не едет и не едет. И это чудо иногда происходит и тогда всё радостно оживляются. Увидев в этой дали долгожданный их транспорт. Но когда подходит трамвай к остановки, то опять становится мало приятного, потому, что влезть в него практически не возможно. И все начинают толкаться кидаться в трамвай в надежде всё-таки впихнуться в него и уехать. Тут поднимаются неимоверные скандалы, ругни. И многие как не скорбно остаются с печальным и разочарованным лицом ждать следующее своё чудо, и чудо приходит, а вернее сказать приезжает. И всё повторяется заново. Но иногда бывает и такие дни их можно прямо назвать праздник. Это когда можно спокойно зайти в трамвай и даже сесть на сиденье. Вот это истинное наслаждение особенно для старых ворчунов , но правда иногда бывает и такое, что эти приятные моменты всё равно могут быть испорчены своими ужасными бульдожьими рожами и собачьими разговорами, кондуктора. Наглые с коричнево синими лицами и с исключительно нахальными манерами, они начинают проверять и продавать талоны. Становится очень страшно, при виде их. Они готовы растерзать тебя, если ты вдруг едешь, без денег. А деньги стало зарабатывать всё труднее и труднее и половина страны взвыло от безработицы и безденежья. О как они смотрят тебе в руку, в которой нет денег, в твой карман они готовы залезть всем своим нутром лишь только для того, чтобы получить свой поёк мелочи вот с этих людей начинается бесчеловечность и бездушие к ближнему своему им же сегодня хорошо они работают, а если бы им дать в руки автомат то они бы применили его и плевать им на всё, также как и плевать тем кто правит государством и устанавливает законы. Тут, в самом деле, испортится любое даже самое оптимистическое настроение. Да бывает когда они словно группа отборочная из службы по найму, скажем, немецкого эсес, вышвыривают, кого не будь, какого то бедолагу из вагона, сопровождая отборным матом. Тем самым показывая очень дурное и не этичный пример. И это на показ тем кто всё наблюдают, а наблюдать могут все и даже дети которым совсем не в пример всё это. Вот мы потом говорим об культуре от куда ей взяться. И так я ехал в трамваи в так называемый праздничный день. Трамвай был на половину пустой, я сидел и смотрел в окно. За окном трамвая была скудная картина осени. Дул ветер, раскачивая деревья, прохожие торопились скрыться в свои тёплые квартиры. И одежда на них была ещё летняя- это имена та пора когда за теплыми днями пришли в свою осеннею власть холодные и дождливые ветра, акутов своей осенний пеленой всё небо. Мелькали быстро проезжающие машины, мелькали дома, люди , деревья, и это всё было окутано пеленой осени, осени нового тысячелетья.
Меня вёз трамвай, покачивая и гремя своими колёсами, и я смотрел задумчиво в окно вокруг, на эту серую дымку жизни. Вдруг я заметил, какое то тёмное пятно двигающиеся не торопливо между сиденьями трамвая, оно встало и прошлось по всему вагону и село возле меня. Это была облезлая псина жалкого вида с кудряшками. и глядя на неё тяжело было сказать её истинное собачее происхождение. Но что-то напоминало в ней всё же чёрного пуделя. Да точно, это был чёрный пудель, он был грязный , на боку у него была сильная ссадина, такая, что даже казалось ещё совсем свежая кровь виднелась на его чёрных кудрях. Его мелкий хвост был поджат от страха и не уверенности в завтрашнем дне. Его лапа была подбита, и он её любезно лизал своим языком, уши свисали и закрывали его грустные и слезливые глаза. Безнадёга, подумал я, и мне его стало ужасно жалко, что аж сердце заёкало у меня в нутрии. Здорово же тебя потрепали, бродяга! Вот она твоя бродячая собачья жизнь! Она была похожа на нашу суровую действительность. Да, да, на нашу, потому что мы оказались в этой системе мерзких подонков, политической борьбы, которая загнала нас именно в такую поставленную жизнь, в которой мы все стали похожи именно на такого же побитого временем и суровой действительностью жизни пса. Многие уставились на него своим пристальным взглядом как и я, а он жалобно смотрел на нас как будто бы что-то хотел нам сказать, но боялся, именно боялся, потому что знал, что если скажет, то тогда точно его уж не что не спасёт. Или это всего лишь мне так казалось, что как будто он своими честными глазами говорил нам простите, что досаждаю вам своим присутствием, но не могу двигаться, не могу! И его боль была в его глазах чётко выражена, и слёзы катились у него, и он лежал и смотрел как будто сквозь нас всех. Как он мне напоминал того пса который несколько лет назад прибился к моей двери и я его накормил тёплым борщом со сметаной. Он был весел и лизал мне руку. И каждое утро, он встречал меня с радостным настроением, он подпрыгивал и пытался лизнуть меня в щёку. А я давал ему какой не будь лакомый кусочек. Каждое утро, когда я выходил из дома он ждал меня у порога, и он получал лакомый кусок и провожал меня до остановки. А потом я прощался с ним и он бежал по своим собачьим делам, а я по своим но вечером он тоже иногда бывало, встретит меня и бежит махая хвостом вроде бы говорит, привет как твои дела!? Это был точно такой же чёрный пудель. А потом он, куда-то пропал и я его больше не встречал. Наверно ему надоело встречать меня по утру и получать эти сладкие конфеты, наверно он прибился к другой двери, где есть тёплый коврик и там дают каждое утро тёплое молоко. А может он решил путешествовать, а не сидеть возле какой-то двери и ждать когда его погладят. А быть может и вовсе попал под машину от этой бродячей собачей жизни. Я не знаю, куда он делся, но только я его больше не видел и не слышал его резвое лаянье по вечерам во дворе. А может это он, может вот это тот самый пёс который встречал меня по утру!? Как же он похож на того самого который был так резв, все те же глаза только у этого они печальны и тело его всё избито, его собачей не лёгкой жизни. Трамвай остановился, и двери открыли, я повернулся посмотреть в окно. За окном дорожные рабочие трамвайных путей вели работу и что-то сваривали сваркой. Меня ослепила яркая сварка и в глазах запрыгали так называемые в народе зайчики. Когда у меня прошла рябь в глазах и двери закрыли, а трамвай поехал, я взглянул на то место где был пёс, и увидел, что его уже там не было. Вот и он исчез так же как тот. А может это и был именно он, тот самый который встречал по утрам. Но вот теперь я знаю точно, что его, я уже не когда не увижу. Трамвай продолжал идти дальше, а моё настроение было грустным лирическим даже можно сказать трагичным.
фотография из интернета.яндекс.ру