("Размазня" Антон Павлович Чехов. окончание.)
...
"На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.
— Садитесь, Юлия Васильевна! — сказал я ей. — Давайте посчитаемся. Вам наверное нужны деньги, а вы такая церемонная, что сами не спросите... Ну-с... Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц...
— По сорока...
— Нет, по тридцати... У меня записано... Я всегда платил гувернанткам по тридцати. Ну-с, прожили вы два месяца...
— Два месяца и пять дней...
— Ровно два месяца... У меня так записано. Следует вам, значит, шестьдесят рублей... Вычесть девять воскресений... вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только... да три праздника...
Юлия Васильевна вспыхнула и затеребила оборочку, но... ни слова!..
— Три праздника... Долой, следовательно, двенадцать рублей... Четыре дня Коля был болен и не было занятий... Вы занимались с одной только Варей... Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда... Двенадцать и семь — девятнадцать. Вычесть... останется... гм... сорок один рубль... Верно?
Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла, засморкалась, но — ни слова!..
— Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля... Чашка стоит дороже, она фамильная, но... бог с вами! Где наше не пропадало? Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок... Долой десять... Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять... Десятого января вы взяли у меня десять рублей...
— Я не брала, — шепнула Юлия Васильевна.
— Но у меня записано!
— Ну, пусть... хорошо.
— Из сорока одного вычесть двадцать семь — останется четырнадцать...
Оба глаза наполнились слезами... На длинном хорошеньком носике выступил пот. Бедная девочка!
— Я раз только брала, — сказала она дрожащим голосом. — Я у вашей супруги взяла три рубля... Больше не брала...
— Да? Ишь ведь, а у меня и не записано! Долой из четырнадцати три, останется одиннадцать... Вот вам ваши деньги, милейшая! Три... три, три... один и один... Получите-с!
И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.
— Merci, — прошептала она.
Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.
— За что же merci? — спросил я.
— За деньги...
— Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Водь я украл у вас! За что же merci?
— В других местах мне и вовсе не давали...
— Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам... Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Но разве можно быть такой кислятиной? Отчего вы не протестуете? Чего молчите? Разве можно на этом свете не быть зубастой? Разве можно быть такой размазней?
Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: «Можно!»
Я попросил у нее прощение за жестокий урок и отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!"
(Антон Чехов)
...
(подражание А.П.Чехову)
"Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!"
Сильным быть легко. И слабым быть легко. Так в чём же сила и в чём слабость? Когда слабый может стать сильным, а сильный - слабым?
Остаток дня прошёл в раздумьях о завтрашнем дне: настало время ехать к губернатору.
Простояв почти четыре часа в приёмной, я думал о том, кто кем в этом бренном мире управляет: деньги людьми или люди деньгами.
- Прошу Вас, Евстафий Спиридонович, проходите-с, - отвлёк меня от мыслей услужливый секретарь Семён, с гладко прилизанными волосами и пригласил в кабинет.
Я вошёл и остановился сразу за дверью.
Губернатор сидел за столом и смотрелся сошедшим героем Бородинского сражения. Он в таковом не учавствовал, но грудь его украшали не только кресты, а и другие ордена. Он почти никогда не выезжал за пределы не то что губерни, но и города. Страдал ногами и жаловался на плохой аппетит. Приближался праздник.
- Доброго здоровица! - поприветствовал я.
После затянувшейся паузы, губернатор пробасил:
- Здоров! Ну что ты там стоишь и мнёшься с ноги на ногу? Проходи!
Я подошёл к столу заседаний.
- Да ближе, я не кусаюсь!
Я приблизился ещё на пару шагов.
- Ну рассказывай. Как дела? Как там наш скот? Удои? Овец вовремя стрижёшь? Яблок много?
- Да, всё хорошо. Справляемся-с.
С этими словами я подошёл к губернатору почти вплотную и поставил рядом с его креслом небольшой портфель и краем глаза увидел, что между тумбами его стола ещё с десяток таких же портфелей. Губернатор сверкнул глазами и спросил:
- Это наперёд или за прошедший год?
- Как обычно-с... пятнадцать. За прошедший год.
- Хм... Я вот что думаю: не много ли у тебя заливных лугов? Может поделить их с твоим соседом Тимофеем Казимировичем Заблодским? Он давно меня просит об этом.
- Ну что Вы, Поликарп Поликарпович...
- Да ладно шучу, шучу. И вот ещё... У моей супруги, ну ты знаешь, на следующей неделе день рождения. Подари ей какую-нибудь брошь из ювелирной лавки Стрёмберга. У него хороший вкус. Знает чем можно побаловать наших женщин.
- Непременно-с.
- Да и ещё. Ты лучше с утра вручи ей подарок, зато целый день свободен будешь. А то вечером в этот день у нас всегда много народу. Ещё затопчут тебя!
Губернатор расплылся в улыбке и продолжил:
- Ну ты не робей! Если надо чего или может идеей какой-нибудь захочешь поделиться, так милости прошу, приходи. Сколько ещё там осталось просителей, не считал?
- Да шестеро, по-моему.
- Ты смотри, уже и домой пора, а у меня ещё столько работы. Скажи Семёну пусть следующий заходит. Ну давай, до встречи.
- Будьте здоровы.
Вырвавшись на свежий воздух, наконец-то вдохнул полной грудью.
- Какой же он кровопийца, - думал я, - Всё ему мало.
А что подумал губернатор?
"Хорошо при власти. Почёт, уважение и деньги. Теперь можно и к Государю ехать. В самый раз поговорить об инвестициях. Надо бы пару заводиков построить. А то много людей без пользы болтается."
...
Как аукнется, так и откликнется.