Глава 11 «Будет больно?»
- Так ты говоришь, что Лёню избили?
- Да. Но сейчас не об этом – Отброс выжидательно посмотрел в глаза Свину – Если ты хочешь, чтобы я помог тебе убрать Кислого, то, сначала, расскажи мне о нём. Ну...?
Юрка тяжело вздохнул, и сложил ладони вместе. Сейчас на Каретном никого не было.
- Мы с детства были хорошими друзьями... даже не так. Нет, нет, нет... – он задрал голову и улыбнулся - Мы были братьями. Я не знаю, так ли это по крови, скорей всего, нет, но всю свою жизнь я только и помню, как он ходил за мной. С самого начала. Жили впроголодь, на улице, часто приходилось воровать – ему совсем не нравилось заниматься этим, но ради меня он делал всё – потом детдом, там мы, конечно...
- Прибереги своё детство для остальных ребят. – «Чёрный» нахмурился – Я сейчас не об этом спрашиваю.
- Разве? Ну, в подростковом возрасте, мы прикончили двоих вместе. Вернее, в основном, он. За то, что меня побили – так разозлился тогда... И в дурку тоже сел из-за меня. Всё для меня делал. А я ему платил чем мог.
- Уже ближе. Я хотел спросить про Мафию.
- Чт... – Перетряс запнулся и с дрожью в голосе посмотрел на собеседника – Ты что-то знаешь об этом?...
- Почти всё, кроме того, что хотел спросить. Тогда, в Германии ( ты побоялся сунуться, но он то – нет), когда ему предложили дело, помнишь?
- Сам же сказал... Меня там не было, откуда знать.
- Об этом ты точно знаешь. Вспомни, мечту Кислого, а? К чему он так сильно стремился?
- Найти своих настоящих родителей, меня защищать... Больше первое, конечно.
- Так всем казалось. Но... ладно, расскажи о его мечте и предках.
- А причём здесь немцы? Окей... Знаешь, он был одержим этой идеей. С восьми лет, и дальше – может даже до сегодняшнего дня. Всюду искал их, последние гроши доставал, чтобы узнать что-то. Мы ничего не нашли – даже я тогда не смог помочь, потом наши пути разошлись, мы работали на разных хозяев...
- Он нашёл их – Отброс, вроде как, с грустью глянул на асфальт – Возможно, ты даже не представляешь какой ценой. Не случись сейчас того, что случилось, они бы уже жили вместе, и горя бы не знали – ведь эти люди тоже стремились его найти. Плюс – те бабки, что ему пообещал босс. Кислый был бы в раю...
- Предлагаешь его туда отправить?
- Поздно. Но теперь я попрошу тебя вспомнить и твоё собственное самое важное задание.
- А, ну это было...
- Не-ет, рассказывать не надо. Просто вспомни. Вспомни всю картину, и ты поймёшь. А сейчас, я пошёл. Как только закончишь – развернёшь вот эту бумажку. Прощай.
Парень встал, и действительно свалил через минуту.
- Вспомни – и ты поймёшь? Что пойму? Философ, блин.
Свин только покосился ему вслед, потом, встал с перилки на которой они сидели, и, расположившись под деревом, закрыл глаза. Он попытался вспомнить.
Весна. Москва. (Тогда то Москва, об этом сейчас только мечтать можно было.) Перевоз наркотиков за рубежи. В этот раз, с заданием повезло. Много бабок срубить можно, если связи есть – а их у Свина хватало всегда. Значит, деньги обеспечены – а что ещё нужно? – главак волновался почему то насчёт Берлина. Говорил, кого то там чего то подослали, но Перетрясу то чего дрожать? Он своё дело сделает. Перевезёт сколько нужно. Если кокаин – то и для Киева накосячить сумеет. Там порадуются.
Тогдашний Юра закурил сигарету.
Ещё вчера эта работа так его задрала, что он думал бросать. Но тут попалось... Москва. Менты, наверное, схватили одного – и он теперь на замену. Но, ничего, если понравится верхним, то, может, и надолго заберут. Платят здесь от неба. Да уж!
(Панк напрягся, пытаясь вспомнить дальше)
Вот он поднимается по ступеням, довольный, сигарету сплюнул по дороге. Вот, открываются двери, там сидит начальник. Он обеспокоен. Говорит, таки в Берлин поедешь, заполни сякие такие бумажки, язык знаешь хоть? Язык. Вот ещё. Основы то Юрка знал, а за остальное не волновался – там, в этом городе, - Кислый! Он то уж точно поможет. Он, чтобы ни случилось, поможет – и с языком, и с другими заморочками.
Туда, сюда – главак согласился. И вот, уже Берлин.
Как приехал – сразу Кислому и позвонил. Тот дал адрес, сказал как доехать. Но голос был каким то безрадостным - или показалось? – наверняка.
Переночевал в гостинице, через два дня – уже пошёл за товаром.
Перед этим, снова разговаривал с другом. Появилась надежда, что он – он будет с ним до конца, и уж точно не сдаст, как другие. Подумав так, зашёл по указанному адресу. За креслом, как и в Москве сидел старичок. Большие двери, за панком, захлопнулись сами по себе. Немец начал что-то говорить. Свину было скучно, и, разглядывая комнату, он, минута за минутой, начинал понимать, что это совсем не то место, куда надо было приехать. Из двери напротив показалось несколько вооружённых людей. Перетряс побледнел и уставился в гущу. Среди них был Кислый.
Все, кто вышел – остались рядом со стариком. А брат детства, напротив, подошёл вплотную. И приставил дуло ко лбу. Немец что-то одобрительно сморозил, и, всё что смог понять из этого Свин было «твой заказ».
Так вот оно в чём дело... его таки кто-то выдал. И теперь, Германия, конечно, прикончит нежелательный объект. Тем скорее, раз попросили Кислого – он никогда позиции не сдавал.
Кровь стыла в жилах, в глазах мутилось, а сердце просто не хотело верить, что сейчас, перед ним друг, который его же и убъёт.
Юра в последний раз посмотрел на него. Мутно-зелёные глаза выражали ужасную боль, но чувствовалось, что он всё равно не отступит. Ему пообещали нечто важное... может быть.
- Будет больно?
- Ты не успеешь подумать об этом.
- Тогда стреляй.
Пауза продлилась ещё несколько мгновений. Ба-бах!
Толпа загудела, послышались ещё бомбёжки из дробовика. Свин открыл глаза – босс Кислого лежал мёртвым. Последний же, гнал к выходу, торопя и свой заказ.
В последний момент, он перевёл свой прицел на заказчика – видимо так – и теперь, сам получал удары в спину. Нужно было спешить.
Они пробежали несколько часов, не останавливаясь, до самого вокзала – только там, отдышавшись, Саша начал молоть пояснения.
- Сейчас садишься на рейс, вот тебе бабло и билет. От меня так просто не отстанут, так что я ещё побуду тут. А ты линяй.
- Стоп, стоп, стоп. За какую плату ты готов был...?
- За очень ценную. Не важно. Давай, ищи свой вагон, времени мало, мне бежать надо.
- Билет у тебя готов заранее, я смотрю. Ты знал, что так будет?
- Нет, я надеялся, что справлюсь. Но приберёг и на случай.
- Почему же ты тогда не справился? – наркодиллер остановился, разглядывая своего раненого запыхавшегося друга со страхом и восхищением.
- Не смог. Ты важнее. Ты нужен. Ты брат мне. Пошёл к чёрту. С тебя пиво.
И оба рассмеялись.
- Ла-а-адно. Вали уже – абзац на мгновение прижался к Юрке, а затем похлопал его по плечу – Вали на все четыре стороны. Я следом.
Так то оно всё и закончилось тогда.
Свин открыл глаза, и разогнул в руке бумажку.
Прочитав её, в груди что-то ещё сильнее сжалось.
- Даже так... – он засунул её в карман – Мало того, что твой босс пообещал тебе найти твоих предков, и сказал, что знает их – потому что они сидят тут, в Берлине, под его контролем – так он ещё и поручился прикончить их обоих, если ты не выполнишь заказ. Так как они оба были осуждены на смерть, не мудрено, что, кроме как на кладбище, сейчас их негде искать. И ты знал, на что идёшь. Они, или я.
- Ну так что? – Возле стены опять возник Отброс – Этот сумасшедший пожертвовал своей мечтой, чтобы ты сейчас был жив, и вы могли бы снова увидеть друг друга.
- Я ведь и делаю то же самое – встал из под дерева Перетряс – Моя мечта - за руку с ним пережить всё, что вчешет нам судьба. Но, что поделаешь... чтобы спасти ему жизнь – ей придётся пожертвовать.
Лохматый, в который раз, шагал по больнице.
- Вы, верно, ищете Леонарда Власова? – осведомилась старенькая уборщица – Он в двадцать восьмой палате, как и всегда. Шумел сегодня ночью, спать никому не давал...
- Нет, я не к нему. Хотя... шумел, говорите?
- Да, да. Звуки, как будто бьют кого-то. Не знаю, что там могло происходить.
- Ладно, я зайду к нему. А Леонида Ромашкина не знаете где положили?
- Тридцать вторая. Ваш друг...?
- Д-да нет, не друг... Так, знакомый.
- А-а-а. Ну, понятно. Милый мальчик. Тихенький, вежливый... не то, что олух Власов. Тот совсем сдурел – представляете: вчера утром хотел сбежать? А я ещё пол мыла, так он поскользнулся, шарахнулся, хорошо хоть не сильно. Крепенький, видно, спортсмен. А вообще: поговорите с ним. Он, баран, никого не слушает. Даже родителей своих – говорит, скучно лежать, и всё тут.
- Ну, я к нему тогда. Бывайте.
- И тебе здоровья, сына.
Витя зашёл к Хрюше.
- Чувак, это уже чересчур.
- Ну что не так?
- Это я должен спрашивать! Ты пытался удрать, эй, даже не предупредив меня!
- Я и не мог, вы же в поход ушли.
- Зачем тебе вообще бежать?
- Это... не важно. Что с Лёней, я слышал, на него опять напали?
- Да. Хер знает кто. Но панки, определённо - нарисовали анархию на роже, после того как избили до полусмерти.
- Не видел у нас кого-то такого... Может, всё таки, гопота?
- Да нет, Отброс их видел – двое с ирокезом, один с могиканом и ещё несколько.
- Слушай, зайди к нему, а? К хиппи. Может, он сам что-то скажет?
- Может быть. Сейчас там МистерПанк. Не нравится мне всё это.
- И мне. Вот как выйду – полрайона поубиваю. Достали. – Хрюндель недовольно ударил подушку – Ещё хоть одно такое избиение, и им всем хана. Будто, забыли, кто в центре главный. Пф-ф..
- Да ладно тебе.
- Ну...
Власов упрямо уставился в стену. Башка болела, но собственное бессилие раздражало ещё больше. Он готов был сорваться с места хоть сейчас. Пойти, и накостылять нацистам, гопникам – всем, кто раздражал. Если бы только выздороветь поскорее.
- Когда меня выпишут?
- Не знаю. Надеюсь, что скоро.
Лохматый ухмыльнулся и протянул больному руку.
- Ну, я к Лёне.
- Давай. Разберёшься там.
В палате царил сумрак. Пациент лежал, с ног до головы в бинтах. Сильней всего ударили в живот – и рана была глубокой. Поэтому, пришлось зашивать.
- Сейчас, он ещё не отошёл от наркоза – кивнув, осведомила Крылова Порося – Бредит немного. Но на вопросы отвечает. Похоже, это был Гриб.
- Гриб?! Но он мирный!
- За то – жадный. Слушай.
Лохматый прислушался к разговору Федьки и Лёни.
“
- Крестик? Какой крестик?
- Серебряный, на цепочке, маленький... о нём ещё Хрю с Лохматиком говорили, а я подслушал. Решил помочь...
- Я тебя спрашиваю: что от тебя хотели эти пятеро?
- Шестеро. Ой, смотри, потолок едет...
- Ладно, Шестеро. Они досаждали тебе раньше?
- Они мне – нет, а я им – да. Гриб был охоч до денег с самого начала. (Странно, что панком стал). Вот он и решил ограбить гопников. У Лихача нашёл крестик, у Семки – золотое ожерелье и три кольца. Хотел продать.
- Куда продать?
- В Екатеринбург. У него там знакомые, они за любую бижутерию в тридорога платят. Вот он и уцепился за этот крестик. А я его украл...
- Ты?!
- Ну да, чтобы Лохматому вернуть, чтобы он отдал Хрюнделю, и они дружили в мире и согласии. Ой... шарики...
- Тогда как Гриб узнал о том, что это ты сделал?
- Не знаю...
- Вот чёрт.
- Этот чувак всегда не любил меня. Он бил меня и шантажировал, чтобы я воровал для него женские украшения – и я так делал, а теперь перестал. Но тогда он был пьяный, а я провинился, а с ним были ещё чуваки, те, что всех подряд бьют – и у них были ножики... а ты красивый... мммм... почти как Свин...
Порося злобно вперила свой взгляд в Ромашкина. «Так это ты, сука, воровал мои серёжки, и делал вид, что тебе жаль, что они потерялись... Тварь.»
- Ну всё, ребята. Я больше не буду помогать этому трусу. Вы как хотите – а я домой.
Дверь захлопнулась.
Абумев нахмурился и резко произнёс.
- Лохматый. Мы достанем этот крестик для Хрюнделя, пока Гриб ещё в городе. Но сейчас, попробуй позвонить тем хиппи, которых найдёшь тут – он указал на телефонную книжку на тумбочке – Лёньке здорово досталось, но я не думаю, что он того заслуживает. Пусть рядом с ним хоть немного побудут его друзья. И присмотри, чтоб их тоже по дороге не трогали. А я заскочу на подкову и к Металлеру – думаю, там мне скажут что-то более существенное. Пока.
«Крестик...» - Витя опустился рядом с кроватью потерпевшего и улыбнулся ему.
- Спасибо тебе. Большое.
Глава 12 « Смотри, день догорает»
Лёня вздохнул, и грустно посмотрел на Лохматого.
- Пожалуйста. Только теперь, мне снова придётся торговать куревом у растаманов, чтобы денег на жизнь хватало. И Порося меня никогда не простит. Всё кончено.
Тот только улыбнулся:
- Булавка тоже так говорил: «всё кончено», пока не понял, что конец себе каждый назначает сам. Чем плевать в потолок, лучше действовать.
- А я не хочу.
Ромашкин попробовал пошевелиться. Было больно.
С момента его приезда сюда из Москвы, произошло столько всего ужасного, что сейчас, находясь в больнице, он желал только покоя.
Но нет. В палату ворвался Кислый.
Пока Лохматый искал номера в записнушке, абзац подошёл вплотную к хиппи, и запыханно выдохнул:
- Как выглядел Гриб?
- А-а-а... Э-э-э...
- Мекать будешь в стойле. Я тебя спрашиваю: как он выглядел?!
- Будто бы сам не знаешь... остроносый крючколапый карлик с буроболотными патлами. Он ещё так страшно улыбается ( когда вообще улыбается) и любит несмешно шутить... э-э-э... Ещё у него наспинник ворованный. С «Exploited». Вроде...
- Окей. – Кислый злорадно засмеялся и мгновенно удрал, лупанув хиппи по плечу на прощание.
- Ай! – поморщился тот – Всё таки свихнутый он у вас. Конкретно.
- Это да. – Крылов положил телефонную трубку, и бросил книжку обратно на тумбочку. – Немного же у тебя друзей. Придут только двое. Моисей и Ромаш. Остальным не дозвонился.
- Это потому что они в Москве... ладно. Моисей тоже умеет разговаривать. Ты можешь идти. Дорогу они расчистят сами.
- Выздоравливай.
На улице шёл мелкий дождик. Аккуратно переступая лужи, и поглядывая на нежно-серое небо, Витька задумался. Он не шёл сейчас на Каретный – и даже на Подкову, тоже. Он направлялся домой. Вернее, в то место, которое он готов был назвать своим домом только из-за матери. Сердцем, он не любил его.
Капающая на лицо вода была тёплой.
Вспоминалось детство – отец приходил домой усталым, поздно, но зато квартира была уютной, красивой – и мебель дорогой. У него даже был маленький котёнок, Листик, которого он подобрал осенью на улице, и которого разрешили оставить. Сам Лохматый был ребёнком поздним, и его родители не были молоды. Жизнь измотала их обоих. Но, казалось, тихими вечерами, дома – они находили то маленькое счастье, которое их согревало. В такие моменты, мать прижимала Лохматика к груди и шептала: «Смотри, день догорает. Видишь?». И малыш, прижимаясь к родной душе ближе, отвечал: «Где?». «А вот, за окошком». И, хоть там ничего и не было, Вите становилось так хорошо на сердце... и он смотрел, как догорает невидимый день.
- Пора бы и отдохнуть – тяжело вставал отец, заправский моряк, и отправлялся в комнату, полную всяких зарубежных сувенирчиков.
- А ты покажешь мне, где находится Турция? – подрывался мальчик.
- Тише. – с ласковым упрёком останавливала его мать – Твой папа очень устал, ему завтра рано вставать надо.
- Но как же...?! Он же уже давно мне пообещал научить играть в футбол, разве мы не поиграем?
- Нет. – мама скорбно качала головой, и уводил его в другую комнату – нужно работать. Нужно плыть.
И Лохматик обижался, закрываясь одеялом с головой. Но обида никогда не могла долго сидеть в нём – через часик, он уже беспокойно ворочался: «А что если он уедет навсегда?» И становилось жутко холодно, как ни кутайся и куда не денься.
Поборов всё, приходилось засыпать так.
Эта сцена повторялась очень часто, после чего, в один из таких дней, папа действительно не вернулся.
В тот вечер, Вите особо не спалось. Хотелось бежать, дрыгать ногами, что-то делать, и клочьями вертелось в голове: «Уедет. Уедет. Уедет...».
Натянув свои белые шортики до пуза, встал ранним утром, и, чудом избежав встречи с матерью, прямо так, босиком, побежал за папой. Тот отправлялся в порт. Его уже ждали. На полпути он заметил Лохматика, и, почему-то, прослезившись, крепко обнял его.
- Не иди за мной дальше. Я не скоро вернусь. Этот рейс долгий.
- Почему мне нельзя?
- Ты же не можешь прямо так оставить маму, верно?
- Но...
- Иди, и помогай ей. Сейчас нам всем будет трудно. Но это пройдёт – мы снова встретимся, верь мне. Ни одна разлука не вечна.
- Ладно. – неуверенно отпуская отца, бормотал мальчик.
Но, на самом деле, он тогда провёл его до самого порта. Это было недалеко – и там, притаившись за ящиками, Витя наблюдал как огромное судно покидает свою гавань. Вслед ему, малыш кинул камешек – он думал, что сможет попасть прямо в корабль, и тогда его отец услышит его, обернётся, и обрадуется – но камешек плюхнулся в воду. Далеко. И как наивно...
Все беды начались тогда.
У матери был кровный брат – и он очень много пил, постоянно влезая в долги. Собственная жена его бросила, позже, и все остальные, кроме матери.
Его смерть была вторым ударом по её, уже не молодому сердцу.
Чтобы отдать всю сумму оставшегося долга, мама потихоньку продавала мебель, вещи, а вскоре и квартиру. Их новая была куда дешевее и гнусней, зато тоже находилась возле порта. И каждое утро, рано-рано они вставали, и шли смотреть на волны. Ждать отца. Это было чем-то, вроде правила. А скоро воспиталось и в привычку.
Многие панки всегда удивлялись – и почему этот Лохматый встаёт ни свет ни заря? Даже, когда очень спать хочется? Ведь, никогда особо парень жаворонком не был.
Просто, в то утро на почту пришло письмо. Ровно в пять мама открыла его – и улыбка надолго исчезла с её лица, неимоверно состарив женщину, и сделав её апатичной. «Погиб.». С того времени, как бы сильно ни клонило в сон Витьку, он, словно от невидимого толчка, просыпался, и уже не мог снова заснуть. Это укоренилось на всю жизнь. Даже уже тогда, когда горе утихло, и время скосило его остатки. Всё равно.
Мама изменилась. С восьми лет парнишка научился играть в футбол, и, устроившись в команду начал быстро набирать там популярность. У него действительно был талант. Нападающего. И ни один вратарь, будь то даже самый опытный, ни разу не подхватил посланный им мяч. Появлялись первые медали. Футбол стал всей жизнью, самым ценным Лохматого – но мама лишь вздохнула:
- Отец бы гордился тобой.
И больше ничего не сказала об этом.
Она старела. Старела так, что страшно было смотреть – и... больно. Уже ближе к четырнадцатилетию своего сына, стала снова улыбаться, прижиматься к нему, и поглаживать так, будто хотела крикнуть: «Не трогайте! Не трогайте никто: пусть он останется рядом.» Но судьба сложилась по другому. Витя слишком хорошо играл. Он отправился на междуобластные соревнования, потом на соревнования меж городами – пока не одержал победу в Киеве. Тогда, на время, отпустили, пообещав, большую игру и в Москве. Стена была увешана медалями, наградами... ( может, тогда он и приобрёл удовольствие от коллекционирования). Но – это сильно разделило их с матерью. Пока он выигрывал где-то далеко, она сильно заболела, и, хотя, спасти её удалось – женщина осталась навсегда слепой.
А долг как будто и не уменьшался...
В порыве ярости, Витька бросил футбол навсегда. Не разлюбил, но бросил. Нужно было отдавать долг – мать не могла и дальше работать.
И «маленькое счастье» детства ушло в никуда, слыв потерянным. Вот в этот момент появился Федя. Его собственная мать, директор школы, в которой работала мама Лохматого, услышала о беде. Но помогать не стала. А вот МистерПанк – её сорвиголова-никчёмный сын – помог. Рискнув всем, что у него самого было. И погасив весь долг. (Сумму которого было трудно даже запомнить)
Лохмик стал панком, и вскоре все на улице оценили его быстроту – с которой так никто и не сравнялся. Он поклялся никогда не разлучаться с Каретным, и друзья оттуда часто помогали ему с деньгами, которые он, из-за брошенной школы, почти нигде не мог добыть.
Из привычки вставать рано тоже удалось извлечь пользу. Пока все остальные спали, он подрабатывал дворником, и мотался в порт – там, недалеко от того места где они стояли с мамой, был подходик к самой воде. Его любимый – нашёл в девять лет, и каждое утро сидел: пел, или просто бормотал что-то из старого. Вода успокаивала его.
Прошло много происшествий с тех пор.
Но, мир не рухнул, и море не высохло. А значит, жить ещё можно.
Хлюп! Лужа оказалось глубже предполагаемого, и Лохматый, задумавшись, вляпался в неё, конкретно обмочив ногу.
«Надо ещё хлеб по дороге купить» - вытирая кроссовок, шмыгнул он, и заскочил в ларёк. Пахло свежими булками.
- Ой... кто это? Ви-и-и-итенька! – продавщица, похоже узнала его, хорошенько протерев свои очки, и достав именно такой батон, который любила его мама – Каким ты вы-ы-ырос. Красавец, а! Девчонки ещё не верещат под окнами?
- Не слышал.
- Была бы моложе, сама влюбилась бы – пошутила женщина, старательно упаковывая продукт в плотную бумагу, чтобы не залило под дождём – Но ты к маме то своей загляни: пропал так надолго, она волновалась...
- Конечно. Спасибо – Крылов заплатил, завернув хлеб в платок, и поспешно зашагал дальше.
Вот уже и дворик. И нужная дверь.
Лохматый открыл её и зашёл, быстро разложив всё на кухне, и поставив кипятится чайник. Пока он ставил всё по полкам, сзади кто то подошёл и нежно обнял за поясницу. Парень погладил руки: морщинистые, гладкие, со вздутыми синими венами. «Мама...»
Он обернулся, и крепко поцеловал её.
- Ты устал?
- Ни чуточки, мам.
Она погладила его сначала по непослушным и торчащим во все стороны волосам, потом опустилась, погладив по векам, щеке, и так до шеи.
- У тебя великолепное лицо. Скулы, нос, и подбородок – совсем как у твоего отца. Только у того всегда щетина ощущалась жёсткая...
- Да, мам.
- Боже, а какие мускулы – ты что, до сих пор играешь?
- Нет, я просто много двигаюсь, и отжимаюсь, когда скучно.
- И что, и девушка уже наверно есть?
« Опять они за своё...»
- Нет, мам. У меня нет девушки.
- Что за странность. – старушка поманила его из кухни в комнату – Когда ни спрошу – никогда нет. Ты что, грубишь девочкам?
- Нет, мам.
- Ты обижаешь их?
- Нет.
- Тогда почему так, сынок?
- Я... я не хочу никого обманывать. Конечно, мне нравятся девушки, и я вполне бы мог встречаться с одной из них – но я не знаю, затянется ли это надолго. А если нет – то нам обоим будет больно. А я не хочу делать больно... девушке. Я знаю, как это, когда больно красивой девушке, и я этого не хочу. Не выношу, когда женщина плачет. К тому же... кроме тебя мама, мне не нужна ни одна женщина.
Витя сжал её руку в своей.
«После того, что случилось с тобой после отца. Этот ужас... я никогда не допущу, не позволю, чтобы сам сотворил такое. Никогда. Лучше жить одному хоть вечность. Но кидать девушку... нет. Нет, мама. У меня не будет невесты.» - так он подумал.
- Ну, ладно, сынок. Всё придёт со временем. Ты, пойди, поспи. Знаешь, я хорошо вяжу – так говорят люди. Тётя Галя, с привоза, продаёт всё, что я делаю. Ты занесёшь ей утром шарфы? И вот этот ковричек ещё. Хорошо... Хорошо, мой сын... Спи. Я утром скажу.
И Лохмик задремал. А в пять опять проснулся.
Наскоро сварил еду – ( уж в этом был спец пожалуй) - оставил деньги под иконой, и, прихватив шарфы, отправился на улицу.
- Чтобы лучше понять, что там с этим Грибом и крестом – придётся лезть к «Чёрным». - С порога оповестил Мистерпанк.
- То-то будет веселуха.
- Это точно. Помочь с шарфами?
- Ха-ха, ну давай. Не удивлюсь, если ты рано встал лишь за этим.
- Ну да. – улыбнулся вожак – Не спалось как-то, знаешь.
- Не верю. Ты дрыхнешь как убитый.
- Но не тогда, когда тебе скакать по лужам на Привоз!
- Ладно уж. Пошли.
Ведь вряд ли дружбе страшны лужи...
Глава 13 «Это люди»
- Pаскpасавица Одесса-а-а-а-а , ты откpыта всем ветpам. Я плыву, как каpавелла, к pазвесё-ё-ё-ё-ё-ёлым беpегам. Я гуляю по Одессе, золотые каблучки-и-и, а за мной, как на буксиpе, - молодые моpячки-и-и-и!..
- Вася, помолчи. – Свин нервно теребил в руках прибор со странными чернилами, уже минут двадцать старательно вертясь над его татуировкой. – Если будешь меня так веселить – я никогда не доделаю.
- Ладно, ладно. – Джифер ещё раз удручённо вздохнул.
Ему казалось, что он уже целую вечность вот так стоит, опираясь руками на перилку, с тех пор как Юрка пообещал «всё сделать за пять минут». Видимо, он действительно торопился – иначе, выбрал бы место поудобнее. Да уж. Руки чесались, ноги затёрпли, и, когда Васька пытался хоть как то размять их – Перетряс наступал своими, при этом ругаясь и фыркая.
Кроме них, на Каретном был только Нарик – но он сидел достаточно далеко, изредка потирая руку, и тормознуто оглядываясь. Можно сказать, одни.
Вонючая скука.
- Свин, а Свин..?
- Ну что опять.
- А расскажи мне ещё про женщин.
- Девушек.
- Ладно, про девушек. Много их было у тебя?
- Когда как. Тебе зачем..?
- Просто. Ты, вроде, не смазливый, не вежливый – чё им там ещё надо – а всё равно в выигрыше. Вот, мне интересно, как вышло так.
- При желании, могу быть и вежливым, и смазливым. Но ты мало знаешь. Им не это нужно.
- Правда? А что?
- Разное... Одним – чтобы им поклонялись. Другим – идеальный кумир, достойный поклонения. Третим – ребёнок. Четвёртым – отец, старший брат, к которому прижмёшься – и в безопасности. Пятым – мечтатели. Шестым – точные и постоянные. Восьмым – всё равно, лишь бы был, и не бросил. Тут можно вечно продолжать.
- Ну да, ну да. Тебе то откуда известно?
- Да это почти всегда видно. Будь внимателен, и сам поймёшь.
- Ну не. Так просто не отвертишься. Отброс говорил, ты в этой сфере прям таки совсем мастер – так что давай, рассказывай.
- Отброс? У него вроде нет источников... но ладно. Началось всё лет в пятнадцать. Конечно, для отношений ещё совсем рано, но, тело я начал строить уже тогда. Тут это, как крючок, понимаешь? Если ты хорошо выглядишь, то шанс заинтересовать людей значительно возрастает. Я бы даже сказал, это одно из основных правил.
- Ерунда! Внешность – последнее дело. Можно быть калекой, или уродом, зато если ты крут –всё равно заметят. Ведь бывают же смелые некрасавцы, добрые некрасавцы, сильные некрасавцы...
- Ну да. Только смелый, сильный и добрый красавец всегда будет в выиграше перед смелым, сильным и добрым уродом, ага? Ты тут не спорь. Я лучше знаю. Жалость, конечно, дело серьёзное – если говорить о калеках – но не она движет этим делом.
- Бл*.
Свин уже дорисовывал чешуйки, мастерски добавляя, при этом, чернил.
- К шестнадцати-семнадцати годам я уже довёл свою внешность до той точки, которая и не идеал, но берёт славно. Тогда и начал продвигаться. Знакомился, интересовался – это как ремесло. Важно руку набить на практике, и тогда всё хорошо будет. Признаться честно, любовь мне была не нужна, как и верность, я искал только новые «уровни» своих продвижений. Это, как когда качаешься – вроде, не столько для людей вокруг, не столько для спорта, для силы – сколько для самоутверждения. И чем больше – тем выше ты в собственных глазах. Мне нужны были только числа.
- О как. И что?
- Что «И что?» - Юра убрал краситель, достав некрупный препаратик – Я так далеко продвинулся. До сих пор жалею.
- Чего жалеть то?
Железяка зажужжала, и иголка начала быстро двигаться, зрительно сливаясь в одну сплошную массу.
- Это люди, Вася. С ними так нельзя – поигрался, и бросил. Кто то забудет это, кто-то нет, но ты в любом случае останешься дешёвым маленьким тупицей. А я был ещё и жутко самовлюблённым, ко всему. Надоело мне это.
- Та ну врёшь – Джифер слегка съёжился от покалываний, тем не менее не двигаясь с места, чтобы чего не споганить – Я тебя на пляже видел. Ты форму держишь, ещё как.
- А иначе бы сдох. Мне нужно себя уважать хоть за что-то. Потому что, когда до меня по настоящему дойдёт, что я говно – жизнь потеряет смысл. Я ведь очень-очень на себе помешанный. Был. Да и сейчас тоже – не сотрёшь всего. Но, игры кончены. Я вряд ли буду пытаться найти себе пару снова. С меня хватит на пока. Тошнит уже.
- Пф...
На Каретный забежал Кислый. Сначала и не узнать было, что это именно Кислый – настолько запатланным, драным, и грязным он был. Обе руки, до локтя, исцарапаны, как будто кошкой; на левой из них Вася заметил странную татуировку – в виде нескольких цепей, вырывающихся из под кожи, и тщательно сковывающих руку вплоть до кисти. Из его лап вывалилось буро-болотное тело, смутно напоминающее Гриба.
Джифер и Перетряс недоумённо переглянулись.
- Можете передать МистерПанку, что этот - труп. Хотя на самом деле он ещё не совсем труп, тем не менее...
- Крэз, ты сдурел, да?!! – неожиданно взорвался Юрка, почему то назвав его этим странным именем – Кто тебе, блин, разрешал его так избивать? Да я тебя...
- Да ты меня...?
- Да мы с тобой. Под луной – хихикнул Вася. – Лучше доделай мою наколку, Свин.
- Не до этого.
- Да ладно. – пихнул зеленоволосого «Крэз» - Если по делу, он меня выбесил. На хипаря насрать – его я бы тоже побил не меньше, а вот за жидовство этого можно и прикончить. Бесят мажоры. Знаешь, сколько у него денег?
- Мне плевать.
- А мне нет. Он у своих ворует, дрянь. Я его, на самом деле, давно знаю. Кое что он мне пообещал, и не выполнил. А я предупреждал, побью. Вот и побил. Честно всё.
Свин склонился над, измазанным в болоте, воришкой. Он уже давно не слушал Кислого. В мыслях сновали старые картинки – багатеев, бедных, молодых, взрослых – все они были удостоены той же участи, что и сейчас этот жалкий. А всё почему? Потому что они чем то неугодили Кислому. Который был, вроде, и простым, и открытым – а в то же время ужасно агрессивным типом.
Юра выпрямился, некоторое время просто постоял, а затем со всей силы вмазал ему в живот.
Ответная реакция не заставила ждать, и снова, будто по команде, ребята начали сражаться.
- Ну вот опять. – вздохнул Вася, и, достав свою чернушку, начертал своё привычное: «Привет, дневник»
«.... Эти двое опять за своё. Честно, я не знаю, что за херня между ними происходит, но, эти размолвки заходят всё дальше. Вообще, крови как то больше стало. Сначала Хрюндель, потом суд, потом ещё какой-то Войс ни к месту, Лёня... а теперь вот Гриб... За этим стоит нечто большее, чем просто невезуха. Каретный, конечно, часто лез на войну, но чтоб между собой?! Да, чёрт дери, клянусь, что ни один гопник так просто Хрюшу не подкосит; никакой Шеф дом вот так, с пустого, не сожжёт; до крови и до полусмерти Лёньку и Гриба тоже доводить преступление. Тут нечисто... Однако, славно же дерётся Свин.. не подумал бы. И чего разозлился то так? Всегда такой стратег, а тут на тебе. Конечно, наверное и в этих его действиях есть скрытый смысл. Но я туповат, чтобы понять, наверное. Мне ближе Кислый. Его глаза не врут. Не умеют. Эхх... и за что так ненавидеть то? Хотя, чего это я... Абзац – действительно человек, бояться и сторониться которого стоит. Он, по настоящему кровожаден – это только Свина не осмеливается так бить, как, например, того же Грибка. Возможно я сейчас скажу ***ню, но, кажется, он не совсем нарочно это всё делает. Его эмоции гораздо сильнее, чем он сам, и, только поэтому он так безжалостно готов избить. Просто, не понимает другого, с силой поглощаясь в себя. Не знаю... у меня впервые такое, когда я всерьёз хочу помочь. И, всё верно, - у Свина уже есть соратники. Его цель - изжить психопата, и Отброс что-то знает, чего никому неизвестно. Они предпримут что-то вдвоём. А Кислый, всего лишь, хочет разобраться. Я тоже. Пора бы и узнать что с Перетрясом... Однако, погоди. Драка прервана.»
Два противника остановились, тяжело дыша. Свин привалился к стене, потирая разбитую губу, и смазывая с рук болото. Абзац стёр рукавом кровь из под носа, и, шмыгнув, поник.
- Извини.
- Ты... – Юрка вытащил из кармана салфетку, для чего-то разглаживая её – Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, что происходит здесь. Ничего.
- Но...
- Гавно. Ты и понятия не имеешь, сколько Каретному будет стоить Грибье увечие. Милиция и родственники – хрен с ними, а вот Подкова помнит всё. И там у него приятелей больше, чем у нас.
Кислый пожал плечами.
- Ну, можно и их всех тоже...
- Вот ещё.
Юрка схватил чокнутого за руку, и старательно начал вытирать салфеткой кровь, пока ладонь не осталась идеально чистой, и он не принялся за следующую.
- Тоже мне, заботливый... – одёрнулся было Абзац, но выкрутится не смог.
Перетряс довёл до крайнего чистоплюйства и этот кулак, только потом отпустив его.
- В следующий раз, перед тем как лупить своих, меня позови. Не всё в этом мире решается дракой.
- Но многое.
- Нет, не многое.
Вася пригляделся повнимательней, и удивился: сейчас, когда Свин от жары снял с себя куртку, он очень точно смог рассмотреть татуировку на его руке – точно такую же, как и у Кислого.
Юра протянул её врагу, предварительно также протерев салфеткой, и изрёк:
- Больше мы не дерёмся. Если поспорим, то будем, лучше, в карты играть.
- Хитрец ты, конечно. Всегда же всех обыгрываешь, нечестно так – он с грустью посмотрел на протянутую ему руку, и опустил её.
- Пожмём, когда перестанешь дуться. Адьё!
С этими словами, Гриб и его садист исчезли.
Перетряс подошёл к Васе, снова взял свой дребезжащий препарат и, спустя пять молчаливых минут, объявил, что сеанс окончен. Джифер сразу погнал к ближайшей витрине магазина – рассмотреть себя в отражении.
Доселе незаметный, и, чёрт знает когда появившийся Отброс, протянул Свину его дневник.
- Ты это видел, да?
- Что?
- То, что он написал здесь.
Панк неторопливо просмотрел начертанное.
- Не стоит волноваться.
- Как знать.
Новиков почесал за ухом, и достал серебряный крестик.
- Нашёл?!
- Нет. Это его отца. Вчера вечером гопники отобрали.
- Тьфу ты... А насчёт Войса?
- Вот как раз хотел сказать. И насчёт него, и насчёт Кислого.
- Хорошо, что хоть ты поможешь убрать последнего.
Отброс усмехнулся, и помотал головой.
- Ошибаешься. Я пришёл тебя отговаривать.
Глава 14 «Дьявол слаб без людей»
- Отговаривать? В смысле?
- Мне много чего стоит рассказать тебе – пожал плечами Отброс – просто помолчи и послушай. Я попытаюсь прояснить.
Свин усмехнулся.
- Ну давай.
- Тогда начнём сначала. – Славик прокашлялся – В нашем городе есть одна старушонка. Прорицательница, шаманка и просто умная женщина. Уже доживает свой век. Однажды, по её словам: «тёмной осенней ночью, когда птицы боятся своих голосов, а люди – мыслей», к ней в дом постучался маленький мальчик, Гор. Из Питера. Он не сказал, где его родители, и как он сюда попал – сказал только, что в Одессе есть его сестра, которую он ищет. Бабуля приютила его на несколько дней. Потом он ушёл. Через два года снова постучались. Она открыла – Гор. Но, теперь, с каким то, не в меру большим вороном. «От него веяло смертью – призналась старушка – эта птица могла принести только зло». Шаманка опять впустила. Мальчишка сидел молча. К вечеру, его птица стала постоянно вертеться возле старого шкафа, в котором прорицательница держала книги, и заклинания – она почти никогда не пользовалась ими, просто хранила. Для коллекции. Также, там был какой-то магический шар, позволяющий видеть будущее, и добывать личную информацию, узнавать чувства других людей. «Дьявольская сила. Но страшная. Очень страшная» - сказала она мне. Ворон, странным образом учуял этот шар, и Гор потребовал его. Старуха отказала. Она спросила, что ему нужно видеть там. Гнида (это фамилия его) ответил, что ищет сестру. И что её зовут «Анх», и что она рядом. Бабуля неплохо знала людей в городе, и готова была поклясться, что девочек с таким именем здесь нет смысла искать. Гор не ответил. Он просто ушёл. А к 80-тым годам уже разнёсся слух, что на кладбище снуёт девчонка в чёрном, и худощавый паренёк с большим вороном. Люди думали, они просто увлекаются мистикой. Но дело обстояло не так: Анх нашла второй такой шар, и теперь, они связались с даже им ещё неведомым злом.
Первый удар пришёлся на желания – шар выполнял всё, абсолютно всё, чего они хотели, требуя взамен какой либо гадости определённым людям. С помощью ворона, он указывал на них, и говорил, что именно нужно сделать. Он ни разу не сказал зачем – но им и не велено было знать. Чёрные получали то, что хотели, шар получал то, что хотел. Прошло около месяца, когда Анх неожиданно стала лунатиком. Во время сна, она вставала, и шла рисовать, писать стихи – которые указывали на тех, кого следует обрабатывать. Всё это было не очень ясным, и они с Гнидой только и делали, что расшифровывали подобную дребедень. Однажды, «он» пожелал – привести к «Чёрным» третьего. Было много кандидатур, в конце концов, выбор пал на Войса. Тройка сатанистов объединилась в культ, начертав на себе характерную метку, только с наличием которой, представитель мог пользоваться шаром, предвидеть, исполнять указы, и получать своё. Дух шара – «хозяин» - разрешил им исследовать древне-языческие знаки, и узнавать судьбу любых людей, кроме представителей культа. «Только лишь потому, что вы можете изменять своё будущее по желанию, другие же – нет» - указывал он. И не было смысла не верить. Та самая старушонка, шаманка, догадалась о чём их просит шар – ведь когда-то, он и её просил об этом. «Но оттуда лишь ложь – пыталась образумить Гниду она – Любой, абсолютно любой человек может изменить свою судьбу. Ваша гордость склоняет вас думать, что вы особенные, что вы лучше остальных – и шар прекрасно играет на этом. Очнитесь! Он погубит других, с помощью вас, а потом вас, с помощью других. Это и есть его тактика. Дьявол слаб без людей – сам шар не может ничего сделать. Если бы вы, и такие как вы не трогали его – возможно, гораздо больше людей на планете остались бы счастливы.» Но, кто станет слушать праведную бабульку, когда обещаны золотые горы? Молодёжь не верит в опыт стариков. Гораздо привлекательнее испытать жизнь на своей же шкуре. Так и продолжалось несколько лет. Однако, в отличии от помешанных на своём «хозяине» Гора и Анх, Войс был гораздо проще, и непосредственнее. Ему быстро всё надоело. Шар чаще общался с Гнидой и девчонкой, оставляя пареньку только самую мелочную работу – чтобы двое первых не тратили времени на это. Конечно, дьявол и его желания тоже, иногда, выполнял – очень быстро Войс разбогател, нашёл себе хорошую работу... Но он уличный рокер, а не кто-нибудь. Совсем быстро богатство стало в тягость, работа через силу, и скука по старым друзьям, песням – тяжелела с каждым днём. Он жаждал вернуться к прежней жизни. Уйти из культа. «Багатей» вывел всё это на воду перед двумя остальными. Те посовещались и изрекли что-то навроде: «Коль надоело одно – закажи другое. Хозяин милосерден». Но, разве нужно было что-то другое? Нет. Жить своими силами, добиваясь самому, радоваться и находить друзей, которым плевать на твой ранг. Общаться с людьми – общаться, а не портить им жизнь за обещанные неким шариком ценности. Что может быть хуже вечной жизни, и исполнения любых твоих прихотей по щелчку? Настоящий кошмар. Ни жизнь, ни радость, ничто. – а ведь именно подобное и пророчил «хозяин». В конце концов, Войс почти ни разу не общался с ним – это делали Анх и Гор. Поэтому, он и не испортился особо, и особо смерти от предательства не боялся. Просто ушёл – и всё. Сама парочка «Чёрных романтиков» плевать хотела на этот поступок. Им удобнее было вдвоём, им так лучше работалось – и так они быстрее нашли и раскопали склеп, в котором, с тех пор, стали проводить сатанинские обряды. (Для увеличения собственных возможностей, и ублажения хозяина). Но шар не успокоился быстро – он велел извести Войса, и, сначала Чёрные пытались свести его с ума - ночными кошмарами, и т.д.(отсюда шизофрения). К сожалению, не вышло. Позже, как сам знаешь, сожгли. При помощи Шефа – он, будучи металлистом, интересовался многогранностью этой музыки, с энтузиазмом углубляясь в богохульные тексты. Видимо, чувствовал себя – умнее, что ли? – повторяя их. Снова чего-то наобещали – и дело сделано. Вот только Войса, в Шефовской среде слишком многие знали. Пришлось отступать сюда.
- Ты это всё шутишь сейчас, так ведь? – Юра сосредоточенно выкуривал сигарету, сбрасывая пепел на землю – Каретного это не касается.
Отброс грустно повертел головой.
- Ещё как... ты не дослушал. Дело в том: у «романтиков» бывают промашки. Вот, например, пять заказов в стихах. Расшифровали – выполняйте условие. Первого – втесать в дурную компанию, второго – соблазнить на измену жене, третьего – лишить работы и хлеба, четвёртого – заразить болячкой, пятого – убить. Допустим, они справятся со всеми, а вот второй – слишком верный. Не выходит. И так, и сяк – упёртый, ну и всё. После нескольких попыток его откладывают в дальний угол, и принимаются за следующих. Когда сделают ещё тридцать заказов – вынимают его, пытаются снова. Когда людей вроде него становится много – самых «сложных» откладывают в специальный ящик. И, пока не трогают. Народ из этого ящика крайне опасен и неприятен «хозяину». Так вот, на данный момент, Федька единственный в том ящике лежит. Думаю, его бы и не трогали, если бы тихо сидел. Но, чувак, ты лучше меня знаешь Федю... Теперь вот тебе ещё один секрет: Все ребята «Каретного» были заказаны, и отложены как «упрямцы». Ими занимались серьёзно, но при каждой вот-вот уже победе, появлялся Абумев, и спасал, дочиста стирая всю грязную работёнку Гниды и Анх. Сначала, плевали и на это. Но вы взрослели, с вами ничего нельзя было сделать, и грянуло худшее из опасений шара – объединение всех «недоступных» под «Каретным». МистерПанк всё ещё в ящике. Его будут долбать последним. И это уже очень серьёзно, Свин... Я, правда, не шучу. В такую ярость, как при виде кого-то с Каретного, «хозяина» не приводит ничто. Первое, что он делает – пытается вас рассорить. Любым путём. Расколоть – так ему легче. Я был очень рад, когда Хрю объявил Лохматому дружбу – именно она будет держать Каретный. А ведь, Хрюшку первого пытались убить – потому что он самый «камень» - с места не дёргается. Что, ж облом для них. Федя и Кислый очень вовремя пришли. Ко всему, Каретный ведь и с другими панками там, металюгами дружит. Лёня, Гриб – всё это тоже раздерёт вас, оставив в одиночку. И с вами Шеф – когда рокеры узнают об этом, накинутся тоже. Сейчас Кислый и ты друзьями – просто необходимы! Пожалуйста, не гони его!
- Много же ты знаешь о врагах... – выпустив дым, наконец отозвался Перетряс – Только о нас самих – ничего.
- Неправда, мы со старушкой смотрели в шар. Я всё про тебя и Крэза знаю. Ты был заказом (в первую очередь, «Чёрных»). Но он не выстрелил в тебя по дружбе – тогда она не дала тебе умереть. И не даст, если вы помиритесь. У нас нет времени медлить.
Нависла пауза, после которой Свин рассмеялся.
- Ты... совсем как Кислый. Ничего не знаешь, догадываешься – и думаешь что правильно, после всего делая попытку всех спасти. Но... ладно. Псих не уйдёт отсюда. Мириться с ним я не стану, однако, общение уже можно и разрешить. На время.
- Чёрт подери, Юра!
- Да?
- То, что я сказал тебе, сугубо секретно. У меня и была возможность – рассказать всего одному человеку. Если больше – я труп.
- Федьке надо было.
- Нет. Ему нельзя. А то...
- Ладно, ладно. Ты и не представляешь, на что я сейчас иду. – он повернулся к Кислому, что возвращался из больницы, и немного помявшись, подошёл к нему.
- Ты... что нужно? – Абзац устало помял шею сзади.
- Да так. Э-э-э-э-э... может, пойдём навестим Хрюнделя?
- А с чего это ты...?
- Я пьян, и меня опять бросила баба.
- Да?
- Именно. Уродливая страшная мерзкая баба бросила умного и красивого меня. Пошли!
Они, почти наперегонки, побежали обратно. Кислый очень устал, но отставать и не подумал. Уж очень этот момент был похож на те, прежние времена, когда солнце светило поярче.
Отброс улыбнулся им вслед, и зашагал в другую сторону.
На душе было легко – он впервые выложил всё, недоговорив лишь единственного... Ведь сам он тоже был предателем культа, и теперь мог только ждать, когда нагрянет смерть.
Глава 15 «Одним махом»
Комната была обставлена в готическом стиле: старое большое окно с чёрной рамой, неразборчивые картины, мебель... На круглом столике посреди комнаты лежал тёмный, глубоких оттенков, шар. Похожий на те, которые продают гадалки. Стены были холодными, а потолок высоким – отчего казалось, что здесь всегда темно и пусто.
Анх проснулась – тоже не так, как это делают обычные люди. Её пробуждение было больше похоже на театральную постановку. Вот, лёг человек, закрыл глаза, открыл глаза – и всё. Даже не шелохнулся во сне ни разу. Вообще, она была девушкой достаточно диковинной – никогда не ходила в обычной домашней одежде, нижнем белье, и т.д. по дому – для этого тоже были свои отдельные наряды, обязательно чёрные, с редким исключением на тёмно-серое и белое. То же самое с причёской – та всегда была улажена как на «пойти в ресторан». Готесса причёсывала волосы каждый раз, когда было нечего делать – так что мало кто вообще видел их запутанными хоть однажды.
Её лицо напоминало очертания старых британских леди с раритетных картин. Те же строго сжатые, либо расслабленно-ироничные губы, вдумчивые глаза, правильный нос, старые серёжки в ушах...
Первым делом после сна девушка, зачастую, читала свои ночные очерки ( а точнее, очерки хозяина), потом, звала Гниду, и приступала к работе. Приблизительно в шесть утра они встречались и шли решать кому, как и чем обгадить жизнь.
Сегодня, к её удивлению, стихов на столе не оказалось. Это был просто полностью чёрканный-перечёрканный листик, из которого лишь несколько строчек, абсолютно нерифмованных, были выписаны на поля.
Анх бегло прочла их и нахмурилась. Нужно было звать Гниду.
Кстати, насчёт этого, - для такой задачи «романтикам» тоже было совсем необязательно друг другу звонить. Достаточно было прочитать очередные древне-шмевне-начертания, и у того, кого зовут, начинала кружиться голова. Так и напоминали о встрече.
- Карррр! – больше прокряхтел, нежели каркнул, ворон «Эндориал», как только его хозяин появился на пороге.
- Проходи-проходи – Готесса (настоящим именем которой было: «Ариадна») прибрала кровать.
- Кого на сегодня?
- Проблемных. Будем ящик изничтожать, и панков этих... вот. – она подала Гору исчёрканный листик.
- Так-с. Хм... – он прогнал со своего плеча Эндориала, и, прокашлявшись, зачитал:
Один из них упрямей всех упрямцев.
Второй из них давно ушёл, но жив.
Третий - тот, кого боятся стоит, с проклятой кровью
Четвёртый – неясно зачем он
А пятый – наихудший. Убейте.
Шестой – его к нам вести надо. Поможет.
Седьмой – не ясен путь чей.
Восьмой – пусть угробит третьего.
Девятый – свидетель ненужный.
...Гор замолчал, а потом произнёс:
- А как нумеровать их? И... что это за «неясен путь чей»?
- Меня больше рассмешило «Чётвёртый – неясно зачем он».
- Ладно – Гнида усмехнулся – В любом случае, доставай фотографию, будем разбираться.
Ариадна послушно достала чёрно-белые фотографии ребят.
- Ели считать от начала нашей встречи, то первым мы принялись за Хрюнделя. Фигово конечно дела наши шли. Было велено, вначале, чтобы ему в детстве выбили правый глаз гопники – но гопники отвлеклись на подростка-Федьку, которого тогда каждый встречный рад был побить. Затем, сказали, что Власова нужно отвлечь на девчонку, которая потом его бросит. Тоже фигня – он был настолько ревнивый и угрюмый, что они даже просто пообщаться нормально не смогли. И трагедии из этого не вышло. Ещё позже, хозяин указал навлечь на него лень, чтобы он перестал заниматься. Но, как только получилось пропустить один урок – он ударил себя за это, и пошёл тренироваться сам. После этой череды провалов, наконец, нам удался ломающий шаг – уничтожение его тренера. Вот с чем мы не проиграли, и на чём, казалось, должна была отыграться его скрытая чувствительность.
- Но парня спас футбол...
- Ага. Чтобы отвлечься от мыслей, он выходил на улицу, и садился на колёса вокруг футбольного поля. Так получалось, что попадал на игры Лохматого – а тот играл хорошо, сам знаешь. После этого, Леонард стал его фанатом, и только и делал, что футбол смотрел. Тут мы и подключили его родителей... М -да...
Гор невесело поёжился:
- Военачальник в отставке, и снайперка. Неудивительно, что их сын вырос таким воинственным. Кстати, помнишь, как мы разбирались с самим отцом Хрюнделя?
- Ага – самодовольно кивнула Анх – Раздробили ногу, и увели друга, после чего он верить в дружбу катастрофически перестал.
- Славно. Вот и сынку не даёт дружить ни с кем – упёртый же, уверен, что с ним так же будет. Не хочет парню больно делать.
- Подожди – Готесса запнулась, перебирая в своём мозгу информацию – Мы раздробили папаше ногу, так? Я помню, ему её собрали, и он ходил с костылём, всегда прихрамывал... В больнице он был без него!
- Конечно. – Гнида откинул клок волос – ведь он точно такой как Хрюндель. Умеет терпеть, и упёртый до точки. Вот и Леонарду сейчас в больнице не сидится. Но ты не своди тему: для Власова, подружится с кем либо – это такой же резкий шаг, как и продать всё своё богатство для богатого человека. Его жизнь на этом стоит – никаких друзей – его воспитали так. Но, под действием этого самого футбола, он отвлёкся на Лохматого. На того самого Лохматого, который, несмотря на смерть – даже не тренера, отца! – продолжает выполнять его задание. Тогда то, парень и вернулся к тренировкам. И у него впервые появилась мечта.
- Нет, нет, и нет! – резко выпрямилась сатанистка – Не стоит винить во всём футболиста! Сам же прекрасно знаешь, мы бы угробили Леонарда даже после мечты. Он вообще бы не исполнил её сам, это Федя всё!
Зависло молчание.
Тот случай... он был действительно странным. Хрюша – неразговорчивый, грубый и, как всем известно, невыносимый собеседник – он, даже толком ни разу не поговорив с Витькой, действительно к нему привязался. Это мало кому было понятно: вообще не иметь друзей, не от ситуации, а из принципа. Парень хотел подружиться со своим кумиром, но не мог себе этого позволить. Его тянуло – но он даже никогда не здоровался с Лохмиком, когда тот с ним здоровался. Это было очень трудно. Это разрывало его изнутри. К тому же, внутренняя чувственность и ревность – любой, кто нравился, уже был под страхом потери. Он ревновал соседскую собаку, потому что, в глубине себя, очень её любил; ревновал своего тренера к другим ученикам, потому что, не хотел, чтобы его разочаровывали; ревновал Лохматого ко всем, кто с ним разговаривал – потому что знал, что никогда не сможет сделать этого сам. Леонард был очень крепким и сильным внешне, никому не давая при этом понять,что у него внутри.
И тут, появился Федя. Абумев что-то понял тогда, что-то важное – и стремился рассказать это миру. Хрюнделю тоже рассказывал.
- И что, ты действительно хочешь помогать всем, кому это нужно? - недоверчиво спросил тогда боксёр.
- Конечно! Оно того стоит, правда... Я не прощу себе зря прожитую жизнь. А жизнь без помощи другим – она и есть зря прожитая.
- Ха-ха-ха... скажешь ещё.
- Я серьёзно.
- М-м-м. А моё желание ты выполнил бы?
- Почему нет?
- Тогда... – Хрю остановился и тяжело вдохнул в себя воздух, покосившись на футбольное поле – Ты ведь знаешь того паренька?
- Ну да! Он же такой...
- Если ты... – Хрюндель схватил его за шиворот, нагнув к себе – Если ты сделаешь так, чтобы мы стали лучшими друзьями - я положу за тебя всё.
Федя недоумённо заглянул в глаза тогдашнего Хрюши – черноволосого, вечно хмурого, с мускулистыми руками, которые он совал в карманы. В тот миг он был каким то... другим, что ли? Он впервые в своей жизни просил. Да ещё и о том, о чём никому не смел даже сказать раньше. На какую то секунду, всё это донеслось до Абумева, но, потом, Власов отпустил его, и быстро зашагал в другую сторону.
Идея создания Каретного, кстати, принадлежала не только Феде, но и, даже больше, Лохматому, который просуществовал там от и до. Так сказать, они с Леонардом стали здесь первопроходцами.
- Но, даже тогда, он не осмелился заговаривать с Лохмиком, всё равно. – нарушив наконец молчание, сказал Гор - МистерПанк привёл его туда, конечно. Он дал ему шанс. Но ты и сама знаешь – Ли боялся им воспользоваться долгое время. А сейчас... Да, чёрт подери, какого хрена он ржёт с ним, когда мы уже, по идее, почти всё закончили? Вот уж точно «упрямей всех упрямцев»!
Гнида помолчал немного, затаив злость на потом, и, вкрадчиво спросил:
- А не добить ли его прямо сейчас, а? Или нет, не его, а этого Лохматого? Вот было бы весело – только сдружились, и облом. Плюс ещё долбанная операция, слабость, и всё такое... двоих одним махом. Как тебе?
Анх зевнула, и, достала вырезку из газет.
- Четверых одним махом. Пятерых одним махом. Каретный одним махом – Да, да, это можно. Если ты помнишь, у скинов тоже есть предводитель. Огромный такой, лысый – Черепом звать. Он, наверное, и Кислого одним пальцем. Вчера из тюрьмы вышел. Натравим его.
- Ура.
Оба замолчали. План им понравился.
Булавка и Федя стояли напротив Хрюши, которого перевели в общую палату. Он и Лохматый мирно играли в крестики нолики, Нарик заторможено смотрел на лампу, а позади всех дурачился Вася – то ли флиртовал с медсестрой, то ли пугал её.
- Ты знаешь, мне если и повезло в чём-то, так это с интуицией. – издалека забормотал Булавка.
- Что на этот раз? – беззаботно улыбнулся Абумев.
- Война.
- Чего?
- Не делайся придурком. Ты и сам должен был почувствовать: происходит что-то не то.
- С нами всегда что-то не то происходит.
- Но, чтобы так?! Это всё из-за Кислого наверное.
Вася подошёл к поэту, и взял его за волосы.
- Вам всем лишь бы обвинить его лишний раз!
- Не всем. – МистерПанк, в ответ, взял за кез Ваську – Здесь гораздо многие могут поручиться за него, чем наоборот.
- Ага – кивнул Лохматый – в нашей гвардии есть гроза гопников, а, Кислого можно поставить и на «грозу скинхедов». Они ещё помнят его с прошлого раза. Таких отчаянных ценить надо, а не гнать.
- И не отчаянных, а глупых. – появился на пороге Свин – Кто его вообще гонит?
- Вот только не говори, что те оба раза были просто «ласковым намёком на «уйти»» ! – подбежал к нему сам Абзац – Я согласен с Булавкой, все вокруг охренели! Это война, просто война!
- Тише. – прокряхтел Хрюндель.
Он медленно приподнялся с кровати, и вышел на середину комнаты ( двое остальных жителей палаты смотрели на это сборище с удивлением ).
Под недоумевающие взгляды всех присутствующих, Хрю начал неторопливо стягивать с себя одежду.
- Все вы знаете, или слышали – между тем, сказал он – какой подписью начинает свои побоища Череп. Да, это тот самый здоровяк, который, по младенчеству, лупил нашего Федю. В каком состоянии не были бы скины, и куда бы их не гоняли – когда приходит он, им не страшен никто. Так вот, перед тем как появиться среди них, он ловит какого нибудь яркого пионера, и предупреждает о своём возвращении, нацарапывая, как правило, какую нибудь формальность на его спине\руке\животе. Подходит сзади к сопляку какому-то, слегка душит, и царапает. Так вот... – футболка уже миновала бинт головы, и свалилась на пол – Вчера я решил прошвырнутся, и вышел на улицу. Вобщем, он немного ошибся, а я его не заметил, и...
«Ждите гостей» - рассмотрели на всей спине Хрюши панки, с мелкой подписью внизу «Череп».
- Он здесь! – ужаснулся Булавка – я так и думал!
- Хрю, я же говорил тебе не вставать! – в свою очередь, не обратив внимания на сам ужастик «присутствия Черепа», обиделся Лохматый – Неужели нельзя было просто полежать на месте?
- Нельзя.
- Так, всё, хватит. – Свин поднял руки, предлагая всем замолчать – завтра Скелет, Фан, и поскотики устраивают митинг. Не знаю, в честь чего там – но лысые обычно всегда прибегают подраться на подобное.
Вася расхохотался
- Митинги? Мне казалось, на них только одни идиоты ходят.
- Ну, тогда тебе тем более нужно пойти – отрезал Юра – а ещё лучше, нам всем. Потому что, антифашисты с Подковы не станут драться, а это будет нужно, уж точно.
- Да вы вообще уверены, что махнут драки эти? – с последней надеждой в голосе, спросил Нарик – Может, оно стороной обойдёт...
- Нас ничего не обходит – почти хором ответили ребята.
- А Васю, раз он такой умный, пошлём ментов отвлекать. – предложил абзац.
Булавка только вздохнул, и настрочил стихотворение.
Ребята ещё поговорили, и разошлись, оставив этот листик на кровати.
Оставшись снова один, Хрю поднял его и прочитал:
Грядёт война. Я чую телом,
как враг куёт свои мечи.
Сидеть на месте надоело.
Я знаю: рядом палачи.
Я знаю: скоро будет больно.
Оно всегда со мною так.
Грядут шторма, бои, и войны.
Быть может, нас разгромит враг.
Быть может, злясь, нахмурив брови,
Мы сами справимся с собой.
Грядёт война. Война без крови.
Она страшней любой другой.
Но не смотри, что тихо сзади,
И ни намёка впереди -
Я чувствую: нас ждут в осаде
На каждом правильном пути.
И что-то злое где-то рядом,
И с каждым вздохом меркнет свет
Лишь мы сразимся с этом адом.
Война. Назад дороги нет.