Шахидка

Григорий Родственников
Саида проснулась с мокрым от слез лицом. Странно. Ей казалось, что она уже разучилась плакать. За те месяцы, что она провела в «Рияд-Ус-Салихийне», она изменилась. Она больше не была серой испуганной мышкой, боящейся поднять голову в присутствии мужчины. В ее осанке появилась стать, а в глазах гордость. И даже инструктор Бекхан отныне смотрит на нее с уважением. А как же иначе? Кто осмелится презирать Невесту Аллаха?
 Но отчего так жарко в груди? Отчего ее щеки пылают?
 Конечно. Это все сон. Она видела Казбека – юношу, для которого готова была пожертвовать всем. Если бы он только попросил, она с радостью отдала бы свою жизнь. Жизнь. Потому что больше у нее ничего нет.

 А он? Так хочется верить, что она не была ему безразлична.

 Саида вспомнила их последнюю встречу, и глаза вновь наполнились влагой. Казбек взял ее за руку и хотел что-то сказать. Но тут появился ее младший брат Али и с криком «Бесстыжая!» ударил по лицу палкой. Закрывая руками окровавленное лицо, она побежала в дом.

 Больше Казбека она не видела. Сказали, что он уехал учиться в Москву. А на ее щеке появился уродливый шрам. В тот день она умерла. Она знала, что родилась некрасивой, но, как и всякая девушка, мечтала о счастье. Теперь надеяться было не на что. Единственным человеком, который мог пожалеть ее, была мама, но она скончалась, когда рожала Али. Ближайшие родственники: брат и дед - не скрывали своего презрения к ней.

 Однажды к ним в гости приехал дядя Амир. Саида в это время ухаживала за могилами отца и старшего брата, погибших на войне с федералами. Дед зыркнул на нее черными глазами и процедил: «Отойди!»

 Саида бесшумной тенью скользнула прочь и замерла за спинами мужчин.
 Амир ткнул пальцем в развевающиеся на могилах зеленые флажки:
 – Тяжело видеть неотомщенную кровь.
 Дед сжал кулаки.
 – Я уже слишком стар, а Али еще слишком юн. Вся надежда только на тебя.
 Амир оглянулся на стоящую в отдалении девушку.
 – Как выросла Саида. Если бы не этот шрам – была бы красавица.
 Дед отмахнулся:
 – Что от нее проку?
 – Если сломалась верхняя перекладина, переходи на нижнюю, – процитировал гость кавказскую поговорку и хитро подмигнул.

 Вечером дед позвал ее:
 – С тобой хочет поговорить твой дядя.
 Саида подошла к гостю, низко опустив голову.
 – Сядь, – приказал Амир.

 Когда девушка покорно села у его ног, дядя печально вздохнул:
 – Мне нелегко говорить это, Саида. Но ты должна знать. Все видели, как вы с Казбеком любили друг друга. Вы были бы хорошей парой, но случилось несчастье. Казбек погиб…

 Саида вздрогнула и недоверчиво посмотрела на дядю. Тот закрыл лицо руками и хрипло продолжал:
 – Его убили неверные псы. Грязные язычники. Он умер, как мужчина. Ты должна гордиться им, потому что он Муджахидун. Он чист перед Аллахом, и даже ангелы Мункир и Накир не посмеют подвергать его допросу.

 Амир замолчал, потому что Саида зарыдала громко и надрывно.

 Дед взглянул на сына с немым укором и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. А Амир нетерпеливо барабанил пальцами по столу, ожидая, когда девушка прекратит плакать.

 – Саида, хочешь ли ты быть достойной Казбека?

 На другой день дядя отвез ее в диверсионный лагерь смертников «Рияд-Ус-Салихийн» (Сад Праведников).
 Каким красивым во сне был Казбек. Саида вытерла слезы. Не зря ее имя переводится как счастливая. Немногие женщины и девушки удостоились чести называться Невестами Аллаха. Только лучшие. Скольких забраковали, а сколько способны к действию только под влиянием наркотиков. Она не такая. Она лучшая.

 Москва – город порока. Город, забравший ее любовь. Город проклятых язычников и их прихвостней. Чем больше гяуров она сумеет отправить в ад, тем большую заслужит любовь Аллаха.
 На ней просторная красивая шубка. Достаточно просторная, чтобы скрыть широкий матерчатый пояс с нашитыми пакетиками пластита, туда впрессованы поражающие элементы: гвозди, стальные шарики и обрезки проволоки. В кармане обычный мобильный телефон. Нужно лишь снять блокировку и нажать одну кнопку, только одну маленькую кнопку…

 Саида гордо шествует по перрону, цокая каблучками белых сапожек.
 Впереди два русских полицая, но ей не страшно. Она обворожительно улыбается им и небрежно взмахивает гривой белокурых крашеных волос. Шрам на щечке под слоем пудры почти невидим, зато хорошо видна серебристая горошина на нижней губе. Эта дурацкая штуковина называется пирсинг. Как сложно было заставить изуродовать себя. Еще сложнее научиться носить эту позорную одежду. Полгода назад Саида умерла бы со стыда. А сейчас она себя чувствует вполне уверенно. Она лучшая. Вспоминаются слова инструктора Бекхана: «Аллаху не важно, как ты выглядишь. Ему важно, на что ты способна ради Него».

 Полицейские провожают ее похотливыми взглядами.
 «Смотрите, смотрите, сыны Ифрита. Вы запомните меня на всю жизнь».

 На окраине Москвы, в невзрачной полупустой квартире над ноутбуком склонились два человека.
 Инструктор Бекхан с ухмылкой следит за маленькой красной точкой на мониторе.
 – Села в электричку на Рижской. Едет.
 Амир нетерпеливо прищелкнул пальцами:
 – Ну, так нажимай свою кнопку!
 – Зачем? Она сама выберет нужное время. Девочка очень хочет в Рай.
 – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
 – Знаю. А также знаю, что нецелесообразно было жертвовать ею ради такого жалкого теракта. Она способна на большее.

 Народу много, но свободных мест все равно хватает. Саида опустилась на потертое кожаное сидение. Слева сидит толстуха неопределенного возраста, грызет семечки, шелуха падает прямо на пол. «Грязная свинья, где ест – там и гадит». Справа свесил голову на грудь пьяный мужик самого бомжового вида. От удушливого перегара у девушки закружилась голова. А еще чувствительные ноздри уловили тошнотворный запах мочи. «Свиньи! Вонючие свиньи! Животные пахнут лучше!»

 Саида хотела пересесть, но свободные места уже заняты. «Аллах посылает мне последние испытания. Благодарю тебя, Милосердный, ты знаешь, как я жду встречи с Тобой».

 Лицо шахидки спокойно, глаза полуприкрыты. Но в душе пылает огонь. Напротив нее сидят молодые люди: юноша и девушка. На глазах у всего вагона целуются. У девушки расстегнута куртка и рука юноши шарит у нее за пазухой.

 Саида хочет зажмуриться, но какая-то сила заставляет ее смотреть. Даже под толстым слоем пудры ее лицо горит от стыда. «О, Всемилостивейший, это не люди! Они не достойны жить!»
 Худая ладошка девочки скользит по коленке избранника все выше и выше. Замирает на ширинке джинсов и тянет молнию вниз.
 У Саиды перехватывает дыхание. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Она больше не может ждать. Ее рука ныряет в карман шубки. Пальцы сжимают холодный корпус мобильного телефона. Губы шепчут суру «Аль Джума»: "Воистину, смерть, от которой вы бежите, настигнет вас, и потом вы вновь предстанете перед Тем, кому ведомо сокровенное и явное. И Он покажет вам то, что вы вершили".

 Чужой безжизненный голос врывается в сознание, мешает сосредоточиться: «Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция Сухаревская».

 Саида закрывает глаза и шепчет громче: «Если бы Аллах пожелал, то отомстил бы им Сам, но Он пожелал испытать одних из вас посредством других».

 Она не замечает, что произносит слова молитвы вслух.

 «Он никогда не сделает тщетными деяния тех, кто был убит на пути Аллаха!»

 Кто-то настойчиво теребит ее за плечо. Она открывает глаза и вскрикивает от ужаса. Перед ней стоит Казбек.
 – Саида, это ты?

 «Этого не может быть! Казбек мертв. Дядя Амир сказал, что он Муджахидун. Он чист перед Аллахом, и даже ангелы Мункир и Накир не посмеют подвергать его допросу».

 Казбек улыбается.
 – Ты так сильно изменилась. Я узнал тебя по голосу.

 «Станция Сухаревская. Осторожно двери закрываются. Следующая станция Тургеневская».

 Виски лопаются от боли, где-то внутри разрастается уродливый колючий кустарник, пронизывает внутренности, нанизывает на иглы сердце, оплетает горло холодной шершавой плетью.

 С губ смертницы срывается хриплый стон. Она отталкивает от себя Казбека и бежит. Бежит прочь. Юноша выскакивает следом. Двери вагона закрываются за его спиной.

 – Стой, Саида! Куда ты?!

 – Смотри! – Бекхан тычет пальцем в монитор. – Она вышла! Она же бежит! От кого?!
 – Менты! Менты ее вычислили! – Вопит Амир. - Жми кнопку! Жми быстрее!

 Взрыв!

 Раскатистый гром сотрясает станцию, эхо глухим ревом плющит своды метрополитена. Запах. Запах гари и крови. Запах смерти.
 В воздухе кружатся грязные снежинки – обрывки некогда белоснежной шубки. Медленно оседают на пол. Разорванное тело Саиды отброшено к стене. А рядом, всего в пяти метрах вздрагивает в предсмертных конвульсиях Казбек. Стальная начинка бомбы изорвала в клочья дорогое пальто. На губах пузырится черная пена. Последние судороги. Глаза стекленеют.

 Два кровавых ручейка бегут параллельно друг другу. Масляно блестят в электрическом свете и подсыхают на сером гранитном полу, так и не сумев соединиться.
                16.01.13