Zopa

Роман Александра Мешкова "Zopa" в остроумной, увлекательной форме детектива иллюстрирует известную гипотезу перуанского психиатра Хосе Бальдомеро Перейры (1900 - 1978 гг.), суть которой сводится к существованию автономной мыслительной подсистемы, с центром генератора генетической памяти в жопе человека.
     Три друга-детектива расследуют серию таинственных убийств. В процессе следствия они выходят на нацистских преступников, проводивших в годы войны бесчеловечные опыты над людьми, и убеждаются, что гипотеза Хосе Бальдомеро Перейры имеет достаточно убедительные эмпирические подтверждения...
     Роман написан на основе реальных событий. Некоторые имена и фамилии, а так же место действия по известным причинам изменены. Книга рассчитана на раскрепощенного, интеллектуального читателя, любителя "черного юмора".



      
 Содержание:

Покой мне только снится
Убийство проктолога
Моя крепость
Жаннет
Маменька приехала
Убийство офтальмолога
Секретная лаборатория
Сара
Митька
Моя семья
Актуал Мангуст
Утро хорошего человека
Предупреждение
Шеф
Волшебный мир Гера
Третий
Мой друг, Сели
В плену порядочности
Стелла
Таможня дает добро
Полет в небесах памяти
Три товарища
Мы, в сущности, дети
Другая жизнь
Канн
Лима
В прекрасном, новом мире
Малькиадос
Учитель
Тот самый случай
Тайна жопы
Я знаю, как жить


К читателям:

   "Читатель, друг!
    За эту книгу сев,
    Пристрастия свои преодолей,
    Да не введет она тебя во гнев:
    В ней нет ни злобы, ни пустых затей.
    Пусть далеко до совершенства ей,
    Но посмешит она тебя с успехом.
    Раз ты тоскуешь, раз ты чужд утехам,
    Я за иной предмет не в силах взяться:
    Милей писать не с плачем, а со смехом,
    Ведь человеку свойственно смеяться."

(Франсуа Рабле
"Гаргантюа и  Пантагрюэль")


1. ПОКОЙ МНЕ ТОЛЬКО СНИТСЯ

    Во мне с детства живут как бы два человека: Хороший и Прекрасный. Они живут в перманентной борьбе с переменным успехом. Правда, не без гордости скажу, что с приближением зрелости Прекрасный все чаще одерживает верх. С утра я просыпаюсь во власти Прекрасного. Я всех люблю. Я люблю утро за радость благих желаний. Чуть позже Прекрасного просыпается - Хороший. И начинается… Подавай ему пива, сигарету, бабу… Телефонный звонок Гера застал меня в сортире. Ну а где он меня еще мог застать, если по закону подлости расстройство желудка у меня началось именно в тот момент, когда меня посетила дама. Я, правда, не уловлю причинно-следственной связи: то ли приход дамы - причина расстройства желудка, то ли - наоборот.
     - Тебя к телефону! - сказала Стелла через дверь, и деликатно просунула в двери трубку.
     - Ну, ты совсем что ли!!! - возмутился я. Стелла счастливо засмеялась. Это у нее приколы такие! В другой ситуации я бы непременно посмеялся вместе с ней. Мы с ней любим порой хорошую, такую циничную и скабрезную шутку в духе Бивиса и Батхеда. Но когда это касается тебя, то вы меня извините…
     Натянув твидовые штаны (Bukkardi . $ 250) я вышел из сортира. Неудовольствие было написано на моем еще недавно привлекательном лице. Какие у меня сегодня были чудесные планы! Какие благородные цели! С утра я сделал себе укладку в салоне Salem, маникюр, педикюр, побрил под мышками, произвел эпиляцию в носу, тщательно подбирал цвет рубашки, под васильковый цвет моих новых контактных линз. И вот такая мелочь, такой пустяк, и все планы летят к черту…
     - Алло! - сказал я в трубку безрадостно.
     - Пьешь? - спросил Гер. Скорее даже не спросил, а констатировал. У нас с Гером - пари на сто баксов - кто дольше протянет без алкоголя. Правда, никто пока еще никому не проигрывал, да и, собственно и не выигрывал, поскольку пить мы не прекращали ни на один день.
     - Не угадал! - с наигранной грустью сказал я. - Стелла невинно смотрела на меня, листая новый каталог "Otto". - Я… У меня желудок болит! Какой уж тут… Не до пьянства.
     - Ох - ох - ох! Ладно, уж! Мне-то ты можешь не лгать! Лгунишка! Нажрался, поди, намедни! - рассмеялся Гер. - Короче, тут такое дело… Убийство тут, интересное. По твоей части.
     - Я не могу! Гер! Скажи, что не застал меня! Я тебя очень прошу! - взмолился я, чуть не плача, поглядывая на Стеллу, целомудренно сидящую на диване, в красивом черном платье из тканого шелка и органзы, (Trussardi $ 450) поджав под себя свои длинные ноги. Она невинно посматривала на меня, хлопая длинными ресницами. Стелла, Стелла! Не для тебя я сегодня такой нарядный и обаятельный. Не для тебя! Не тобой заняты мои мысли, мои скакуны! Не тобой одной живу я нынче в этом прекрасном и таком противоречивом мире!
     - Да я бы с удовольствием, но наша машина стоит под твоим окном… - вздохнув, ответил Гер.
 Я понял, что и на этот раз судьба откладывает мое счастье на неопределенный срок. Сашенька! Моя Сашенька! Юная и чистая. Утонченная и нежная, ироничная и романтичная, впервые согласилась провести со мною целый вечер! О! Боги! Как я ждал этого момента! Как долго я шел к нему, осторожно, словно сапер, ступая по ее, заминированному страхом, тревожному сознанию, боясь одним неловким движением, неосторожным дыханием пошлости, случайным внезапным пуком цинизма взорвать тишину зыбких наших отношений, испугать ее и потерять навеки. В ней поразительно было все. Точеное лицо, подвижные, смеющиеся карие глаза и выражение спокойной тайны в ее отрешенной улыбке…
     - Он узнал тебя? - спросил я Стеллу. Циничную, развратную и притягательную мою крошку.
     - Ты что! - Стелла сделал огромные глаза. - Я сказала так: Аллеу! - пропищала она противным голоском.
     - Стелла! - я сделал паузу и скушал Твикс. - Exquzi moi… Je doit alles! Меня вызывают на службу…
     - …Что ж… Это очень печально. - Сказала она томно, тем не менее, приподнимая юбочку, чтобы показать мне свое сокровище, как бы подсказывая мне, что время еще есть, что одно другому не мешает. У нее была удивительная способность вызывать желание в самых экстремальных ситуациях. Однажды она овладела мной на балконе в полупустом оперном театре, во время исполнения "Аиды" Джезеппе Верди. Джузеппе, наверное, перевернулся у себя в гробу от такого кощунства..
     - И это… - я немного замялся, подыскивая нужные слова. Нужных слов было очень мало. В основном попадались ненужные. - Вобщем… Я не хочу так больше…
     - Начинается! Как ты не хочешь? Стоя? Или лежа? - Стелла нервно одергивает юбочку.
     - Ну, вот так… Я не хочу быть вором.
     - А что ты воруешь?
     - Тебя!
     - Опять двадцать пять! У кого?
     - У Гера. Ты думаешь, он не догадывается?
     - Гер? Да я уверена, что он убежден в том, что ты спишь со мною.
     - Спасибо на добром слове. И как, по-твоему, я должен себя чувствовать?
     - А как же ты себя чувствовал раньше? Когда соблазнял меня? А?
     - Это я тебя соблазнял?
     - Нет! Наверное, это я сама пригласила себя к тебе домой!
     - Я не думал, что это закончится так плачевно…
     - Ой! Не ври! Все ты знал!
     Подобная сцена с различными вариациями повторяется у нас на протяжении вот уже пяти лет. Время от времени мне просто напросто невыносимо хочется стать Прекрасным, чистым и светлым, как родник. Сейчас мне хочется это особенно. Рядом со мной появился человек, с которым нельзя быть иным. У Блейка где-то говорится о девушках из нежного серебра и яркого золота. Это он сказал о моей Сашеньке… Моей чистой и прекрасной словно забытый детский сон, Сашеньке…
     - Ну, хорошо! Я был подлец! Я был мерзавец! Но ведь человеку свойственно меняться. Ему хочется быть лучше.
     - Или хуже…
     - Это была роковая ошибка! Я теперь раскаиваюсь! Я мучаюсь
     - Ничего! Помучайся! Соблазнил несчастную слабую женщину - теперь мучайся!
     - Но я так больше не могу!
     - Подожди… Он тебе что-нибудь говорит? - Стелла закуривает сигарету. Дома, при Гере, она не курит. А у меня можно все! У меня царство разнузданного Порока. Хочешь, кури - хочешь, пей граппу, канью, самогон…
     - Еще этого мне не хватало….
     - Ну, так что же тебе надо? Значит и его это устраивает…
     - Это никого не может устраивать. Никого!
     - Чушь! В семейных отношениях нормальных людей наступает момент, когда они становятся просто родственниками. Понимаешь? Близкими родственниками. И если я делаю что-то такое, что доставляет мне радость, то это нужно и ему. И все нам! Если хочешь - всей семье! Для того чтобы в нашем доме был мир и порядок! Ты хочешь, чтобы в нашем доме был мир и порядок?
     - Хочу… - ответил я виновато. Вся беда была еще в том, что Стелла была, не только красива, но еще и умна. И противопоставить что-либо ее железной логике, (и не только логике!) было не в моих силах. - А это зависит только от меня?
     - В данном случае - только от тебя! Если ты меня прогонишь, я превращусь в ведьму! В злою и страшную ведьму. Я буду рвать и метать! Гер знает, какой я бываю. Ему нужно. чтобы я была счастлива и он пойдет на все! Он очень меня любит… И детям моим необходимо, чтобы я была весела и счастлива! Это ты понимаешь?
     - Я этого не понимаю!
     - Потому что ты никогда не любил по настоящему…
 Я вышел в ванну и внимательно оглядел себя в зеркало. На меня глядел совершенно лысый морщинистый старичок с красным носом и заплывшими от пьянства маленькими глупыми глазенками. Это мой слуга - Трофим.
     - Отойди от зеркала! - сказал я ему строго. - Опять лосьон мой хлебаешь?
     - Никак нет! - отвечал он, виновато улыбаясь и вытирая пухлые потрескавшиеся уста рукавом малиновой атласной рубахи, подаренной ему мною к Пасхе. Трофим у меня щеголь, каких свет не видывал!
     Трофим, пятясь словно большой трепанг, вышел из ванной. Теперь на меня глядел довольно симпатичный мужчина сорока пяти лет. Стрижка "Боб". Длина челки - до скул. Пряди подчеркнуты. Фронтально - боковые части укорочены. Умный проницательный взгляд. Гладкое чистое лицо. Без прыщей и пигментных пятен. Неглубокие, красиво расположенные симметричные морщины украшали его благообразный лик, придавая ему мужественность и мудрость. Из ноздри торчит волосок. Признак атавизма. Как это я его утром не заметил? А мы его, гада - щипчиками! Ну, в остальном все вроде бы в порядке. Никто не скажет, что еще пять минут назад этот прекрасный благородный мужчина тужился в сортире с искаженным от напряжения лицом, с вздувшимися на висках жилками. Я набрал самый любимый номер и после нескольких гудков услышал ее волшебный голос. Нежный, чуть-чуть притворно детский.
     - Алло!
     - Это я! Поди, не ждала моего звонка?
     - Я уже давно только твоих звонков жду…
     Ах! Если бы в этих словах была хоть капелька правды. Она говорит такие вещи легко просто, не подозревая, что в моей душе они вызывают целую бурю чувств. Что в эти моменты внутри меня волшебным непостижимым образом начинают играть скрипки и стучать кимвалы. И многоголосый слаженный хор подхватывает чудесную небесную музыку и поднимает меня и раскачивает на ее нежных обволакивающих волнах… Я знаю, что она не вполне искренна. Что она просто ведет увлекательную игру, играет маленький спектакль, где ей досталась роль игривой и озорной девчонки, в которую влюблен знатный пожилой граф. ( Это - я!) Но я притворяюсь, что, верю. Мне хочется верить. Я обманываю себя. Мне нравится находиться в этом приятном заблуждении и пусть оно продлится долго…
     - Саша! Вы играете мной…
     - Отнюдь! Как можно!
     - Ты знаешь, меня срочно вызывают на службу.
     - Ну что ж… - Она притворно вздыхает, - Вот так всегда!… А я прическу чудную сделала. Так хотела поразить тебя…
     - А ты ее сохрани… До завтра.
     - А завтра и послезавтра я буду занята. Завтра у меня аэробика, А послезавтра - зачет!
     - Ну … Я сам весьма огорчен.
     - Значит не судьба.
     - Во всяком случае, знай, что я всегда рядом с тобой. Всегда и везде. И утром и вечером, и глубокой ночью…
     - Боже! Неужели везде? - тревожно спросила она.
     - Нет… До известных, разумеется пределов! Есть места, куда я не позволяю себе входить…
     - Ты меня успокоил…
     - Я тебе позвоню…
     - Хорошо… Только не обмани!
     - Пока!
     - Пока…
     Я не могу точно сказать, где она настоящая, а где она играет. Думаю, что у нее это пополам. Ей интересно играть в эту странную игру. Игру в любовь. Мы оба как бы не торопимся окунуться в омут настоящих чувств, растягивая спектакль еще на несколько актов…
     - Однако… прошу вас! - возвратившись в залу, я жестом пригласил Стеллу к выходу. Стелла была, конечно, очаровательна, обворожительна, обаятельна, и сексуальна. Она очень любит себя и следит за своей внешностью. Даже самый проницательный сыщик никогда не догадается о том, что она мать троих детей. Причем, один из них - младший Кирилл, по ее утверждению - мой.
     - Трофим! - кликнул я слугу.
     - Слушаю, барин! - Трофим встал передо мной, как лист перед травой. Теперь он был наг и бос, с копьем в руке, в странном наряде, сооруженном из набедренной повязки и головного убора племени ирокезов из перьев павлина. В своем стремлении придать себе боевой индейский вид Трофим явно переусердствовал. Прямо на голых ляжках он старательно нарисовал гуашью казацкие лампасы. Он был большой мастак на всякого рода мистификации, этот Трофим, неистощимый выдумщик и затейник. Он меня немало забавлял на своем веку своими наивными детскими спектаклями. Причем, к его чести (если слово "честь" вообще применима к этому человеку) он никогда не повторялся.
     - Трофим! Проводите даму через задний проход! - сказал я этому индейскому казаку.
     Любо! - гаркнул во все горло Трофим, обдав меня фонтаном слюны.. При всех его недостатках, врожденный идиотизм из которых не самый худший, этот парень бывает порой удивительно собран и трезв. И главное - он умеет хранить тайны!
     - Рэй! - окликнула меня Стелла, когда я уже почти дошел до двери.
     - Ну? - я осторожно обернулся. Сейчас она поставит меня на место!
     - Я приду завтра! Ты понял?
     - Понял, - сказал я.
     - Мы нужны друг другу! Повтори!
     - Мы нужны друг другу! - повторил я покорно я. Если честно, то я и сам в глубине души так считаю. Но мне всегда казалось это недостаточным основанием для того, чтобы наставлять рога своему единственному другу!
     Изо всех луж одновременно в лицо мое брызнул яркими брызгами теплый солнечный свет. Это была правильная весна. С шумными сверкающими ручьями и звонкой капелью, с сумбурным веселым балаганом возбужденных птиц, и самое главное - с волнующей, захватывающей любовью, от которой по коже бежали мурашки, и становилось немножко жутко, словно ты вываливаешься из самолета в голубую бездну… С любовью, которая с каждым днем, с каждым плюсовым градусом, с каждой набухшей почкой, становилась все отчетливее и сильней… Роскошный служебный Rols - Roys Гера с огромной кокетливой мигалкой на крыше стоял аккурат возле ворот моего особняка.
     - Как ты прекрасен! - сказал мне с усмешкой Гер, открывая передо мною двери. - Неужели Сашенька?
     - Свинство, какое! - сказал я возмущенно, усаживаясь в автомобиль. - У меня по конституции могут быть выходные? Я могу раз в неделю провести с девушкой в театре, а не с трупами?
     - Парламент внес поправку в первом чтении - ответил Гер. - Выходные отменили! Но ты, парень, будешь благодарен мне, если узнаешь, какой сюрприз тебя сейчас ждет!
     - Ты полагаешь, то, что я сейчас увижу, может по красоте соперничать с моей Сашкой?
     - По красоте - вряд ли… Я имел в виду только уровень эмоционального накала…

Глава 2 - УБИЙСТВО ПРОКТОЛОГА

    В шикарном особняке на улице Шугульва - ворота настежь. Возле решетчатых железных ворот - штук пять наших машин. Еще штук пять не знаю - чьих. Взлетаем по лестнице стремглав. В просторной зале полно этих нарядных ребят из отдела мониторинга и аномальных явлений какими-то приборами. В синих сплошных комбинезонах. В серебристых гермошлемах! Ими командует наш однокурсник Костя Чубко. Все вокруг выглядит так таинственно. Так фантастично! Такое ощущение, что снимается полнометражный фантастический фильм. Все суетятся, волнуются, мельтешат. Ничего не поймешь.
    - Радио " Гулкое Эхо"! Можете ли вы назвать имя убийцы? - стремглав кинулась ко мне взлохмаченная симпатичная девушка с микрофоном в руках. Ноги длинные, пушистые. Черные шорты Coty. Желтый трикотажный топ (King $ 25) на голое тело. Стрижка " Гарсон". Цвет волос - светло коричневый. Концы прядей - мелированы.
    - Какого? - спросил я удивленно. Ее вопрос застиг меня врасплох. Меня в последнее время что-то все застает врасплох. Это очень странно, если не сказать больше.
    - Ну, того… - растерялась горе-журналистка. - Который убил профессора…
    - Что? Здесь кого-то убили? - Вы кого-нибудь подозреваете? - не отставала журналистка. Она наверняка видела мои фотографии в газетах. Я иногда получаюсь на них умным и проницательным. Ее непосредственность меня просто растрогала до слез, и я сжалился.
    - Конечно, подозреваю! Еще бы! Вот вам телефон моего сотового, позвоните вечером, я вам все расскажу…
    - Правда? - удивленно спросила девушка.
    - Шоб я так жил!. Приезжайте в любое время! Желательно - ночью! - я протянул ей визитную карточку.
    Лично сам труп лежит возле горящего камина, накрытый простынею. Простыня насквозь пропиталась кровью в районе ниже пояса.
    - Убери репортеров! - сказал я Геру, отодвигая от своего рта микрофон, который тыкал мне какой-то симпатичный негр в тюбетейке, похожий на Джимми Хендрикса. Гер с готовностью передернул затвор автомата..
    - Ты не понял меня… - остановил я его жестом.
    Я подошел к трупу и приоткрыл краешек простыни. Мужчина моих лет. Средний блондин. Длина волос до ушной раковины. Челка филированная, асимметричная. Седые аккуратные виски. Ухоженный. Засохшая сопля в уголке ноздри. Гноящаяся ранка на нижней губе. Ветрянка. Сера в левом ухе. Пиджак Garady $580, рубашка Dino Bazzi $ 80. Но умер явно не от простуды.
    - Фарнер. Отто. Фридрих. Немец. Пятьдесят лет. - Стал зачитывать мне откуда-то из-за спины как по бумажке Гер. - Врач - проктолог. Очень известный врач. Светило! Доктор медицинских наук. Профессор. Труды там всякие разные. В области жопы. Работает в институте косметической проктологии. Сложнейшие операции по трансплантации таза, пересадки ягодиц, косметические разные дела… Всякие там звезды разжиревшие…
    - Ближе к делу! - оборвал я его. - Короче, по предварительной версии он сначала был усыплен… Предположительно каким-то препаратом. А смерть наступила примерно в шестом часу утра. От потери крови. Тут одна деталь. У трупа как бы удалили жопу!
    - Всю? - тупо переспросил я.
    - Всю до основания. - Гер с каким-то сладострастием и излишней угодливостью откинул простынь. Картина моим глазам предстала, конечно, еще та! Гер, судя по сладострастной улыбке, просто ликовал. Ему - чем абсурднее и загадочнее дело -тем лучше.
    - А где сама жопа?
    - В том-то и дело, что жопы нет!
    - Ищите! Жопа не может исчезнуть бесследно! Она - материальна! Следов борьбы не обнаружено? - с надеждой спросил я, обходя комнаты первого этажа, внимательно глядя себе под ноги, надеясь найти окурки, отпечатки ног, стреляные гильзы, оружие… Следы борьбы значительно облегчили бы мне работу.
    - Нет! - грустно ответил Гер, и стыдливо потупил взор. - Никаких следов борьбы я не обнаружил. А что, жопа правда материальна?
    - Очень интересно, - сказал я, внимательно приглядываясь к борцовскому ковру в правой части просторного спортивного зала. А это что?
    - Это борцовский ковер! Персидский! Шестой век нашей эры…
    - Прислугу допросили?
    - Прислуга ничего подозрительного не заметила! - прочитал в своих записях Гер.
    - Странно.
    - Ничего странного. Прислуга слепая!
    - Вся?
    - Как сговорились!
    - Но слышать они что-то могли!
    - В том-то и дело, что не могли!
    - Неужели - глухие?
    - Как на подбор!
    - Хоть с ногами?? С этим полный порядок! Есть прехорошенькие!
    - А привратник?
    - Что - привратник?
    - Ну, привратника допросили?
    - Нет!
    - Это никуда не годится! Привратника надо допросить. Обычно привратники все знают! Но скрывают! А это что? - я кивнул ему на борцовский ковер посредине спортивного зала.
    - Это? Я ж тебе сказал - борцовский ковер! - Гер пощупал ковер. - Персидский! Шестой век нашей эры… Ручная работа!
- Сам вижу, что Персидский! Уж как-нибудь персидский от китайского отличу! - повеселев сказал я. - Глянь, кося сюда! - Я показал ему на ковре валяющуюся борцовку "Adidas" и мертвого пожилого усатого судью международной категории с бабочкой Bally на белоснежной рубашке S* Oliver ($ 150) и небольшую коричневую кучку, по запаху, да и по виду не вызывающую сомнения в ее органическом происхождении.
    - А ты говоришь, нету следов борьбы! -радостно хлопнул я его по накладному плечу пиджака Zuffer $120, после того, как понюхал кучку. -Позови мед эксперта и хронометриста. Пусть установят время самоубийства судьи.
    - Ты думаешь, это самоубийство? -спросил меня ошарашенный Гер.
    - Я в этом убежден. - Твердо ответил я. -Ставлю десять долларов!
    Я поставил десять долларов и спокойно пошел в ухожую. Я знал, по личному опыту, что судьи международного класса по борьбе обычно в это время года кончают жизнь самоубийствами. Так, по крайней мере, было до сегодняшнего дня..
    -Что думаешь обо всем этом? - спросил Гер А где тут туалет? - спросил я неожиданно.
    - Что? - Не понял Гер, и от неожиданности вздрогнул.
    - Туалет… Уборная, где тут у вас?
    Гер восхищенно смотрел на меня. Он громко хлопнул себя по лбу ладонью. Двое молодых полицейских из оцепления в испуге бросились на пол и заняли оборону по всем правилам.

    - Умница! Умница, Рэй! - сказал Гер, - Боже мой! Как я сам не догадался! Как я сам не догадался! - Туалеты! Там же всегда бывает полным полно всяческих улик! Мы же это на втором курсе проходили!

    Я снисходительно похлопал его по плечу. Ведь я не зря получаю жалование. Опрометью кинулся я в указанное место. Благо там было свободно. Я еле-еле успел снять штаны. Спустя немного воду, я успокоился и стал рассуждать. Итак - убит проктолог. Ну и что? Подумаешь -убийство! Подумаешь - проктолог! И не таких убивали! Хотя, убийство проктологов в наше время большая редкость. Убивают чаще всего политиков и бизнесменов. Проктологов, как правило, не трогают. На моей памяти не было еще случая, чтобы меня отрывали от свидания с моей Сашенькой из-за убийства какого-нибудь проктолога. Из-за офтальмолога, помнится, отрывали, а что бы из-за проктолога - не припомню… Кто-то нервно постучал в двери сортира…

    -Занято! - отозвался я.

    - Ну, что там? - раздался нетерпеливый шепот Гера.
    - Исследую. - Нагло соврал я. И тут вдруг я обратил внимание на немаловажную деталь. В сортире не было бумаги! Чертовщина! Сортир профессионального проктолога - без бумаги! Это, по крайней мере, подозрительно, не говоря уж о том, что это просто негигиенично и негармонично. Хотя на полу валялась какая-то скомканная серая невыразительная бумажка, коими обычно подтираются в общественных уборных бомжи и транзитные пассажиры. Но для меня мелочей не бывает. Иначе я не был бы лучшим следователем в нашем ведомстве. Я осторожно взял бумажку двумя пальцами. Какая-то сволочь уже использовала ее.
    - Гер! - тихо позвал я.
    - Я здесь, шеф! - ответил Гер, появившись откуда-то сбоку, из стены.
    - Дай бумажки! - попросил я.
    Гер поковырялся в карманах и, вытащив откуда-то рулон, отмотал мне немного. С локоть, наверное.
    - Отправь на экспертизу! - я протянул найденную скомканную бумажку Геру.
    Гер брезгливо принял от меня бумажку и положил ее в целлофановый пакетик, коих у него в карманах было превеликое множество. Вообще он был неплохим малым. Этот Гер. Не зря он был моим другом. Единственным другом. В моем возрасте друзей уже не обретают. Его карманы были всегда набиты всякой всячиной, из которой при желании можно было в нужный момент отобрать что-то нужное, а в ненужный - ненужное. И это - не единственное его достоинство…
    - А что делают здесь эти люди? - спросил я Гера, кивнув в сторону парней из подразделения Кости Чубко, снующих по комнатам со своими зловещими приборами в руках…
    - Это? Ах… ну да! Я забыл сказать! - Гер снова хлопну себя по лбу. Стоявшие неподалеку специально обученные молодые полицейские из оцепления снова бухнулись на пол, заняв круговую оборону.
    - Оставь в покое свой лоб! - посоветовал я ему.
    - Это парни из центра мониторинга и аномалий обнаружили здесь повышенный радиационный фон. Похоже, профессор держал в доме что-то радиоактивное…
    - Так что же ты молчишь, придурок? -возмутился. - Мотаем отсюда быстрее!
    Мы стремглав, короткими перебежками, приседая и уклоняясь от потоков радиации, бросились к выходу, расталкивая пеструю многоязычную толпу криминалистов, репортеров, детективов и простых зевак.
    - Срочно выясни с кем профессор находился в интимных отношениях. Как правило, эти люди знают больше всего! - говорил на ходу я Геру, стремительно пересекая гостиную и ухожую.
    - Правда? - удивился Гер. - А мы это, на каком курсе проходили?
    - Можешь проверить! Я знаю по своему опыту. Я был женат!
    - Ах! Ну да! - вспомнил Гер. - Хотя… Я ведь тоже как бы женат…
    - Ты - это совсем другое дело…
    Гер оказался прав. Мы снова оказались лицом к лицу с необъяснимой и страшной тайной. Тайной, которая два года назад погубила Сели… В тот раз тоже был труп проктолога. И тоже - без жопы! Мы были почти на волосок от ее разгадки. Почти… Мы всегда бываем почти на волосок к разгадке. Но этот волосок всегда рвется в самый последний момент, не выдерживая тяжести наших улик… Находясь в плену размышлений, на выходе я по привычке и по рассеянности дал чаевые какому-то мужику, как выяснилось впоследствии, заместителю министра оборонной промышленности, который оказался по счастливой случайности одним из пациентов профессора. Министр по рассеянности чаевые принял за взятку.


3. МОЯ КРЕПОСТЬ

    Зачем люди убивают проктологов? Вертелся у меня в голове навязчивый извечный вопрос. Но его перебивал другой, не менее мучительный - зачем они живут? Возвратясь, домой, я, выпил бокал текилы и рухнул как подкошенный на диван, едва успев снять штаны, утомленный неудачным днем, незавершенностью всех моих планов, поносом, душевным дискомфортом и моментально заснул. Мне приснился сон, начало которого я видел пару месяцев назад. В том сне, бродя в тени староанглийских рощ, или скитаясь по брегам пустынным Рейна, блуждая в зарослях смоковниц, словно беспокойный дух Вергилия, отягощенный памятью пришедших из глубин сознания мифов, я вышел на зеленую равнину чьей-то жизни. Не знаю, откуда вдруг ко мне во сне приходят ощущения временного бессмертия Ахилла. Как будто я читаю судьбу свою в старинной ветхой книге только мне открытых символов. В том сне, под Бранденбургом, убил я человека, наивного поэта, наверное - случайно. И чтобы замести следы упрятал его у себя дома, в зале, под досками. Он рослым был и храбрым. Из рода славного Ангольда. Меч в грудь ему вошел по рукоять, немного ближе к сердцу. Он как подкошенный упал на землю и в одночасье стал ничем. Напрасно ждет его красавица подруга нежная - Орнальда. Он на меня глядел безмолвно и упрямо, пугая отраженьем амальгамы. Сегодня я пытался перепрятать труп в другое место. Он стал смердить, и излучать свеченье… Проснулся в четвертом часу утра, в тревожном сумеречном состоянии. В голове шумело. От шума проснулся кот, спавший у меня в ногах и полез целоваться. Я, стараясь не обидеть его, отстранился от участия в этих нежностях. С кем было то, что вижу я во сне? Откуда мне даны те жизни, что словно вспышки зажигаются во мне? Кем прежде был я? Кто поможет разобраться мне в том хаосе воспоминаний, что даны мне в переплетеньях ощущений незнакомых? Откуда в памяти моей латинский стих, переведенный мною, что вдруг явился мне на мертвом языке? Зачем склоняюсь я над картой с перевязанной глазницей. Решаю за кого я ход сражения, исход которого я вижу и без боя! Куда спешу я, словно тать, спотыкаясь, под ношею согбенный извилистой тропой Итаки, забыв о своем царе, уплывшем много лет назад под Трою? Быть может я Улисс? А может - царь Бхарата? А может - злобный Дурьодхана, задумавший убить Арджуну? Я каждый раз схожу по лестнице своих ночных видений во владения Аида в эпоху Кали- юги, и тень фиванца Тересея мне путь пересекая, в какой-то миг вдруг возвращает вновь меня из сна ? Так кто же я? Я сон свой собственный или чужая тень? С кем было все, что вспоминаю? И в памяти ли рождены видения, пришедшие ко мне, лишь только разум мой утратил свой контроль? Сегодня я под Бранденбургом убил наивного поэта. Я принял контрастный душ, накинул свой любимый просторный темно-синий шлафрок, подаренный мне к сорокалетию моей матушкой, развалился на диване, включил увертюру Роберта Шумана к "Манфреду" в исполнении Нюренбергского филармонического оркестра (condaktor Max Loy) и велел Трофиму, явившемуся на звуки музыки, своему преданному русскому слуге, подавать первый завтрак.
     - Четвертый час всего однако! - как всегда, чтобы пробудить меня окончательно, возразил было опухший Трофим, явившейся на этот раз мне в костюме Пьеро с длинными рукавами, до пола, с ярко разукрашенным лицом.
     - Что? - взревел я и швырнул в строптивца тапочком.
     - Я просто время сообщить изволил вам… - ловко уклонясь от тапочка, ответил Трофим и вприпрыжку, вихляясь и кобенясь, скрылся за дверью.
     При всех своих недостатках, а у него их было великое множество, и пьянство - далеко не худший из них, Трофим имел одно неоспоримое и важное для меня достоинство: он был неплохим изысканным поваром, авангардистом кухни и смелым экспериментатором, футуристом салатов и изощренным художником от кулинарии. Я всегда с нетерпением ожидал очередного произведения искусства от своего Трофима. При этом следует отметить, что Трофим учитывал в своих изысканиях и мой панический страх перед ожирением.
     Обыкновенно, независимо от того, где, с кем, и в какое время я ложусь, я просыпаюсь в одно и то же время. Часа в четыре утра. Мне нравится это время. Весь мир вокруг тебя еще погружен в глубокий сон и лишь ты вырвался из цепких лап Морфея и с горделивым чувством победителя взираешь на спящих. Я привык к размеренному темпу жизни. Ранний подъем дает мне возможность никуда не торопиться , дает мне радость степенного покоя, неторопливой рассудительности. Потом, после обеда, я конечно добавляю пару часиков сна своему организму. Сиеста для меня - святое дело!
     Сияя от осознания своего величия и совершенства, Трофим внес в залу на серебряном подносе миндальные эскалопы с пореем, картофель "бешамель" со стручками бамия и молча поставил на низкий столик рядом с диваном.
     - Вы, Трофим - Гегель кулинарии! - сказал я ему, вдыхая изумительнейший аромат.
     Трофим, в кокетливой кружевной наколке, смущенно переминаясь с ноги на ногу и теребя кончик передника из набивного шелка, стоял рядом , готовый к смене блюд.
     - Ну уж вы скажете тоже - Гегель! Гегелю до меня ишшо срать да срать! - с присущей ему народной прямотой возразил Трофим.
     - Нет! - передумал я, когда попробовал эскалопы. - Вы не Гегель!
     - А кто? - улыбаясь во всю ширину своего щербатого рта, спросил Трофим. - Шлегель что ли?
     - Вы, Трофим - Паганини! Вы настоящий Паганини! Трофим Паганини! А это - это Каприс ля минор!
     - Да ну… - неуверенно возразил Трофим. - Капрису до меня ишшо…
     - Я вам точно говорю! Вам бы следовало выступать на международных конкурсах кулинарного искусства! Ваше место знаете - где?
     - У параши, что ль?
     - Вовсе нет! Полноте вам, Трофим! Ваше место, Трофим… - я не успел сказать Трофиму, где его настоящее место, потому что зазвонил телефон. Я взял трубку. Трофим весьма кстати промокнул мне уста салфеткой.
     - Слушаю! - сказал я.
     - Рэй! Это я - Гер!
     - Да ну?
     - Я насчет гавна, что ты мне дал. Спектральный анализ кала дал интересные результаты. - заорал на другом конце Гер.
     - Так-так! Продолжай! Только - не ори так! У меня мембрана выскочит! - я жестом приказал Трофиму подать мне бокал Шабли.
     - Характер экскрементов свидетельствует о том, что их обладатель человек интеллигентный. Любит музыку. Изобразительное искусство. Кинематограф. Скорее всего - Скорпион. Характер мягкий, спокойный.
     - Так-так. Интересно! Это хорошая зацепка! А кому оно принадлежит?
     - Что - кому?
     - Ну это гавно твое!
     - Мое? Ах, ну да… Ты все об этом… Черт его знает! Одно знаю точно - обладатель экскрементов за час до дефекации имел сильное душевное потрясение. Я бы сказал - шок. Консистенция кала дает основания, судить о его внезапности, несвоевременности что ли…
     - Это хорошая зацепка! - похвалил я Гера. Я почувствовал, как ну другом конце провода зарделся от счастья мой напарник Гер. Как мало все-таки необходимо для счастья бывает порой людям!
     - Но самое главное - таинственно снизил уровень громкости Гер, - это то, что гавно радиоактивно!
 Я чуть было не выпал из кресла. Все было как в прошлый раз!
     - Уровень радиации?
     - Примерно шестьдесят микрорентген в час… Тебе не страшно?
     - Страшно…- ответил честно я.
     - Сказать тебе причину смерти судьи? - спросил Гер.
     - Я знаю! Самоубийство! - ответил самоуверенно я. - А то б тебе! Если это самоубийство, то очень уж изощренное. Самоубийца схватил смертельную дозу рентген!
     - Да… - в раздумье сказал я. - На самоубийство мало похоже. Тогда что это? Может - убийство? Ведь отчего-то он умер!!!
     - Представь себе! От этой какашки! Да, и еще…- замялся Мун. - Не знаю, может это и не важно, но бумажка, которая была использована пользователем в сортире, не что иное как авиационный билет!
     - Билет? Интересно - куда?
     - В Лиму!
     - Куда-куда?
     - В Лиму, в Лиму!
     - Может, в Баден-Баден?
 Бокал с вином выпал у меня из рук прямо на персидский ковер ручной работы. Трофим, привыкший к таким метаморфозам и катаклизмам тут же подал мне новый. Еще полнее прежнего.
     - Дьявольщина! Что же ты молчишь? Чертенок! Это же хорошая зацепка! - сорвалось у меня.
     - И еще, шеф. Вы сейчас подпрыгните от удивления!
     - Ну? Давай! Не томи! Что там? Есть какая-нибудь зацепка? - подпрыгнул я от нетерпения. Трофим осторожно перехватил у меня бокал, готовый вот-вот отправиться вслед за первым.
     - Покойный имел любовницу!
     - Проктолог? Любовницу? Быть не может? Проктологи не имеют любовниц! - прорвало меня.
     - Клянусь честью! Это не простой проктолог!
     - Любовница - женщина? - перло из меня, как из прорвавшейся канализационной трубы.
     - Похоже на то! По крайней мере ее зовут - Жанет Мцари. Улица Большого Шлема, 20!
     - Прекрасно! Это уже - зацепка! Поезжай к Актуалу Мангусту, а я займусь девчонкой! - сказал я, с неудовольствием отмечая про себя, как по телу пробежала мерзкая похотливая дрожь.
     - Что ж тут прекрасного? Всегда ты так, шеф! Мужиков мне, а баб - себе!
     - Всегда разве? - стал припоминать я.
     - Всегда-всегда! - подтвердил Гер.
     - А надо как?
     - А надо - наоборот!
     - А привратника вы хоть допросили? - спросил я, чтобы как-то замять неприятный разговор.
     - А как же! - ответил беспечно Гер. Иногда он совершенно упускает из виду довольно значительные факты. Поэтому мое участие во всех делах просто всегда жизненно необходимо.
     - Ну и что привратник?
     - Сознался! Это он и убил.
     - Я так и думал. А жопу зачем отрезал? Из озорства?
     - Из куража!
     - Совсем озверели привратники!
     Привратников мы всегда время от времени привлекали к ответственности. На всякий случай. Следуя великому методу Сели. Это нам было необходимо для того, чтобы повысить процент раскрываемости. В случае, если мы находили настоящего убийцу, мы приносили извинения привратнику и отпускали его с миром. Обижались ли привратники? Нисколько! Скорее- наоборот! Если их привлекали к уголовной ответственности - они благодарили судьбу за то, что отменили высшую меру. А если отпускали на волю за недостаточностью улик - они еще долго приносил свои благодарности Правосудию, за торжество справедливости.
     Я некоторое время сидел , погрузившись в раздумье, размышляя о превратностях нашей судьбы. Вот живет на свете человек - проктолог, имеет жену, любовницу, любимое увлечение, проктологию, к примеру, а потом - бац! Явился какой-то привратник и нету человека! Вот вам и превратность судьбы!
     Одеваться! - крикнул я Трофиму, озорно хлопнув его по плечу, отчего тот, стоявший доселе в каком-то оцепенении, вздрогнул и упал на персидский ковер ручной работы , не опрокинув при этом однако бокала с вином.
     Потрясенный Трофим, привыкший к моим странным выходкам, укоризненно покачал головой и сказал с досадой, наконец опрокинув в свое бездонное нутро бокальчик хереса и аппетитно отрыгнув:
     - Как дитя малое, ей Богу!
 Я оставил реплику старого кулинара без внимания.
     - У вас сегодня на пять часов - дама! - крикнул вдогонку мне Трофим. При всех его недостатках и многочисленных пороках, педофилия из которых - самый безобидный, Трофим обладал феноменальной памятью и успешно выполнял при мне обязанности секретаря.

Глава 4 - ЖАНЕТ

    Я легко, играючи, ловко запрыгнул в свой седан (Maxima OX $ 50 000) и через пятнадцать минут уже был на улице Большого Шлема. Ветхий двухэтажный барак, в котором меня должна была встретить очаровательная Жанет, стоял под опасным углом, словно Пизанская башня, вот-вот норовя развалиться. Я стремительно взлетел по скрипучей шаткой деревянной лестнице, готовый сокрушить своей энергией и обаянием все преграды на своем пути. Двери мне открыла очаровательная девчушка, лет шестнадцати, тонкая как Сильфида. Черная в белый горошек джинсовая курточка (Versace. $50) на голое тело, светло оранжевые шорты (Benetton, DM 100.) Курчавая и светлая как ангел. Я предъявил ей фальшивый милицейский значок, значок ГТО, проездной билет, пластиковую карточку и страховой полис, после чего она впустила меня.
    - Мама дома? - спросил я, потрепав ее по светлой курчавой головке и сунув в ее руку изрядно подтаявшую шоколадку, совершенно кстати подобранную мной перед домом.
    - Мамы нет! - ответила девчушка, брезгливо рассматривая шоколадку. - Я одна живу. Где вы это нашли?
    - Вот как? - изумился я, пропустив мимо ушей вопрос. - И не страшно?
    - Чего бояться, когда кругом одни менты!
    - Дерзко! - оценил я ее замечание. - Тогда держи! - Я протянул ей букетик калов, совершенно кстати нарванных мною в палисаднике соседнего дома.
    Через полчаса, уже лежа в постели с хозяйкой, я записывал ее показания в свой потрепанный блокнотик. Лежа записывать было не совсем удобно, поэтому я чуть-чуть привстал. Как бы даже - присел. Я узнал массу интересных вещей. В частности, я узнал, что Жанет было не шестнадцать, а двадцать семь лет. Мне стало стыдно за свой прокол. Я узнал так же, что Жанет никогда не была замужем. Что работает менеджером по менеджменту в крупной фирме. Кроме того, я узнал, самое важное :у нее были маленькие упругие сиськи, и очень подвижный передок.
    - Я тебя больше не интересую, как женщина? - напомнила о себе Жанет, поглаживая меня по лохматой груди.
    - Я - при исполнении! - напомнил я ей, вежливо убрав руку с груди. - Меня интересует, знаете ли вы Отто Фарнера?
    - А тебе как лучше?
    - Мне - чтобы знала!
    - Нет. Я его не знаю!
    - Говори, засранка! Не то… - я притворно сделал ужасное лицо и легонько сдавил ей горло.
    - Что? - захрипела она, пытаясь оторвать мои руки от горла. - Что - "Не то."?
    - Не то я подвергну тебя самым изощренным пыткам, от коих содрогнутся и перевернутся в гробу великие инквизиторы Игнатий Лойола, Шпрингер и Иститорис!
    - Похоже, больше - чем на один раз тебя не хватит, лейтенант! Да. Я знаю его. Он… - Жанет вдруг замолчала и закрыла лицо руками.
    - Говорите, Жанет! Говорите! Чистосердечное признание поможет вам при оглашении приговора.
    - Ну… В общем… Он помог мне стать женщиной!
    - Старый распутник! Я вызову его на дуэль! - взревел я взбешенно.
    - Вы меня не поняли, лейтенант! Он помог мне в прямом смысле стать женщиной! Он исправил ошибку природы!
    - Так вы…
    - Да!
    Меня вырвало прямо на покрывало. Но я быстро взял себя в руки. Чем только не приходится заниматься во имя торжества истины! Знали бы об этом налогоплательщики!
    - Хочешь жить? - спросил я этого Жанетта, моментально по тревоге одевшись и приняв достойный вид.
    - Не надо меня пугать! - бесстрашно с вызовом ответил он.
    - Да ладно тебе, - миролюбиво сказал я. -О том что случилось - молчок! А не то…
    - Опять ты за свое!
    - Ну ладно, извини… Давай по-мужски! Помоги мне, а потом я помогу тебе…
    - По мужски мне не надо! Спрашивай… -безразлично ответил Жанет. Я с удовлетворением отметил, что он окончательно утратил мужские черты. Этот Отто просто мастерски отделал его.
    - Не вел ли профессор каких-нибудь недозволенных исследований? - продолжал я осторожно допрос.
    - Ну а как же! - ответил простодушно Жанет. - Он же профессор! Что-то исследовал. Я в этом ничего не соображаю: что дозволено, а что не дозволено… Меня, во всяком случае, это нисколько не интересовало. Он помогал мне… Денег давал. Одевал, кормил. Наблюдал меня весь послеоперационный период. Он же мне жопу пересадил! Да вы что думаете, я у него одна такая? К нему со всего мира приезжали трансвестисты! Из Африки, из Австралии и даже из Америки!

    - Где производились операции? -переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, спросил я.

    - В клинике! Прямо у него в клинике! Совершенно официально! У меня даже дубликат договора есть, в котором я обещала не иметь к нему никаких претензий, в случае неудачной операции…

5. МАМЕНЬКА ПРИЕХАЛА!

    Подъезжая к дому, я заметил возле ворот сутулую, сухощавую фигуру Трофима. Он понуро стоял опираясь на сучковатый дрючок, вытянув вперед бурую, словно высохший корень, руку для подаяния, в потрепанной телогрейке, из рукава которой торчал кусок ваты, в шапке ушанке, без одного уха. Я закрывал глаза на эти его шалости. В хорошие дни он таким образом мог набрать за день до десяти долларов. Его жалкий вид политического каторжника вызывал у прохожих умиление, доходившее до потрясения, и великое сострадание… Я сам видел, как люди плакали, когда он , сбиваясь, пересказывал им какую-нибудь историю из Варлама Шаламова.
     - Маменька ваша приехали! - хмуро объявил он.
     - Крепись! - ответил я.
     Все ясно. Маменька снова выставила его за порог. Она считает, что держать слугу в наше тревожное нестабильное время непозволительное расточительство. Она каждый раз выгоняет беднягу Трофима на улицу, считая его халявщиком, пьяницей и лодырем. Отчасти она права…Я тоже так иногда считаю, однако это не повод, чтобы лишать себя радости общения с таким человеком! - Здравствуйте , маменька! - кричу я с порога. Маменька, маленькая сухонькая, подвижная старушка, торопливо спешит мне навстречу счастливо улыбаясь. Я подхватываю ее и кружу по комнате. В ней совсем нету весу! Эх! Гады, годы… Я ведь отчетливо помню то время, когда маменька моя была стройной неприступной красавицей, веселой, озорной, острой на язык. У нее в молодости были прекрасные русые волосы, которые она заплетала в толстую косу. Она всегда выглядела моложе своих лет. Но потом в одночасье состарилась. Буквально за один год она превратилась в обыкновенную старушенцию. Она перестала следить за своей внешностью, перестала краситься, наряжаться. Стала религиозной и пугливой.
     - Мама! Зачем вы выгнали Трофима?
     - Да ты посмотри, как он запустил тут! - возмущалась мама, показывая мне мои комнаты, - Ты посмотри! Посмотри какая здесь паутина! А кастрюли! Разве мужик может так почистить кастрюли? Ты меня лучше возьми к себе домработницей! Так как я тебе не уберет никто!
     - Мама! - завожу я старую пластинку. - Трофим у меня уже десять лет! Я к нему привык! Он мне как дядька!
     - Правильно! Трофим тебе как дядька! А мать тебе как тетка! Не нужна уже совсем!
     Я не в силах спорить с нею. Она стала обидчива, как ребенок. Мы уже договорились с Трофимом, что на время ее приезда, он будет ночевать в гараже. Мы даже лежанку ему там для таких случаев устроили. Он туда в мое отсутствие водит деревенских девок. В доме царил полные переворот. Каждый раз, приезжая ко мне в гости, маменька устраивает генеральную уборку. В ней умерла великая уборщица. Убирает она с такой любовью и самозабвением, словно пишет картину. Нет, не пишет, создает! Убирает Она везде, куда ни забрасывает ее судьба. На вокзале, в зале ожидания, она непременно найдет швабру и веник и будет убирать до прихода поезда. А если не найдет, то будет просто вытирать пыль. Так вот она устроена. Доля нее - чистота - великая цель! Она видит мир чистым и прибранным.
     - Ну, - маменька, отложив тряпку, которой она старательно вытирала пыль, усаживается напротив, с любовью рассматривая меня всего с ног до головы. - Рассказывай!
     Я знаю, что ее первую очередь интересует. Ее в первую очередь интересует, не собираюсь ли я жениться. Это самый больной вопрос.
     - Кажется, я опять влюблен , мама. - говорю я улыбаясь идиотской улыбкой.
     - Ох, сынок… Небось опять - дите! - мама всплескивает руками.
     - А что делать, мама. Я никак не могу заставить себя полюбит старушек! Никак!
     - Да миленький… - вздыхает тяжело маменька. - Да угомонись ты, родной. Да найди ты женщину постарше…Об этой я и слушать не желаю! Опять будешь плакать, да слезы лить… Бросит она тебя, вертихвостка… Бросит!
     - Ну и пусть! Зато я сейчас счастлив!
     - Ох! Видно не дождусь я… Умру… Погляди ты на себя! У тебя уже голова седая! Ищи себе женщину на жизнь, сынок! Не успеешь оглянуться, как станешь ты не нужен никому… Дряхлым стариком… И не будет возле тебя никого, кто бы позаботился о тебе в трудную минуту. Ведь так?
     - Так, мама… - соглашаюсь я, потому что это действительно так. - Но сердцу, мама, не прикажешь. А сердце мое любит молодость, грацию и красоту! И не любит оно старушек, честных и благородных, заботливых и хозяйственных! Ведь и ты, мама, в молодости любила любовью неразумной, необъяснимой… Ведь не полюбила ты хорошего, спокойного юношу, а полюбила ты разбойника и душегуба…
     - О - хо - хо… - тяжело вздыхает маменька и замолкает, не то в обиде, не то в раздумье…
     Мы с мамой прожили трудную, но счастливую, наполненную музыкой и поэзией часть нашей жизни вместе. Бок о бок. Может ли трудная жизнь быть счастливой? Получается именно так, что только трудная наполненная тревогами, сомнениями и борьбой жизнь и делает человека счастливым. Обратите внимание на эту удивительную странность человеческого восприятия жизни. Меня когда-то буквально потрясли слова академика Лихачева, о том, что самыми лучшими годами в своей жизни он считает годы проведенные в ГУЛАГе.
     Первый самый трудный, самый длинный и самый омерзительный этап своей жизни - детство, я провел в ужасной нищете и унижении. Мы жили вдвоем с моей бедной одинокой мамочкой в нищем грязном квартале, отгороженным от чистого большого города речкой Вонючкой, которая брала свое начало из трубы, вытекающей с большого химического комбината. В этой речке круглый год была горячая вода. Этой горячей водой на комбинате обмывали огромные цистерны и резервуары с какими-то химикатами. Мы, мальчишки не знали об этом и с удовольствием купались в горячем источнике даже в холодное время года. Над рекой всегда поднимался зловонный пар. После такого купания голова всегда была в каких-то нефтепродуктах и все мы, дети негритянский кварталов, круглый год воняли дегтем.
     Наша маленькая комнатка с единственным окошком была расположена в длинном одноэтажном бараке, где комнаты отделялись одна от одной фанерными перегородками. В бараке был длинный узкий коридор, пропахший керосином, а возле каждой двери стояли керосинки, на которых кипятилось, жарилось, парилось, варилось, шкварчало, журчало… Тут же стояли и помойные ведра, от которых несло мочой, гавном и гнилью. Уборная у нас была общая во дворе. Каждый раз туда не побежишь, особенно ночью. Да и ведро каждый раз не будешь выносить.
     Слышимость в бараке была такая, что я всякий раз, прежде чем заснуть, всегда слышал, как рядом со мной, через тонкую стенку каждую ночь какой-нибудь пьяный мужик громко кряхтя, сопя, пердя и матерясь совокуплялся с немолодой и страшненькой соседкой, тетей Машей, для которой умение совокупляться было единственной возможностью зарабатывать на жизнь. Мужики платили ей видимо очень мало, поэтому она не была так уж чтобы ослепительно роскошна. Ходила всегда в одном и том же ветхом клетчатом платье. Мужиков она снимала у пивной бочки, возле гастронома, невдалеке от нашего дома.
     Тетя Маша была доброй русской женщиной. Однажды мама купила мне пластмассовый кораблик, который в этот же день я запустил в первое плавание в канаве, наполненной сточной вонючей водой и нечистотами. Но какой-то жирный мальчик из соседского дома из озорства подбил мой кораблик камнями. И он пошел ко дну. Я сидел на берегу и горько плакал. У меня в детстве совсем не было игрушек. Отца своего я никогда не видел. Теперь-то я знаю, что он отбывал срок за убийства. Будучи офицером НКВД, он принимал участие в массовых расстрелах на оккупированных Россией территориях. А потом пошла волна разоблачений и он попал под раздачу. Мама зарабатывала мало, и нам едва хватало на жратву. Игрушки она делала мне сама. Брала крышку от консервной банки, приколачивала ее к палке и получалась такая каталка. Я возил ее впереди себя и получал от этого видимо какое-то удовольствие. Потому что в тяжелые минуты вновь и вновь просил ее приколотить крышку в к палке. Этот кораблик был моей первой настоящей пластмассовой игрушкой. Яркий такой! Блестящий! Я в течении целого месяца приходил в магазин, чтобы просто полюбоваться на этот кораблик, лежащий на витрине под стеклом. Продавщицы меня уже знали и завидев всегда улыбались.
     - Ну что, малыш, кораблик пришел посмотреть? Ну смотри, смотри!
     И я смотрел на него часами. Потом целый месяц я уговаривал маму купить мне его. И вот, наконец, дождавшись этого праздника, я сижу на берегу канавы и плачу от горя, отчаяния и страха перед будущим. Я не знал, как я объясню маме отсутствие кораблика…
 Мимо проходила тетя Маша с очередным клиентом.
     - Что ты плачешь, маленький? - спросила она меня. А я, растроганный таким участием, расплакался еще пуще прежнего, не в силах даже объяснить ей свое горе. Наконец она добилась от меня вразумительного объяснения и тогда она совершила подвиг, который я никогда не забуду. Она, скинула свои стоптанные туфли, задрала подол своего ветхого клетчатого платья, обнажив темный треугольник под бледным и худым животом, ежась от холода, и смущенно хихикая под моим пристальным испуганным взглядом, стала ощупывать ногами дно канавы. Она нашла мой кораблик! Чтобы достать его Ей пришлось нагнуться и уйти в зловонную жижу с головой. Она выходила из сточной канавы, дрожащая и хрупкая, вязкая серая жижа стекала с ее волос, платье прилипло к телу… Но Она казалась мне Прекрасной феей, Богиней, выходящей из морской пены… Мария… Она, улыбаясь щербатым ртом, вручила мне мой героический кораблик, ласково погладила меня по головке и пошла домой. Уже без клиента. Тогда я понял, что люди бывают добрые и злые.
     Тетя Маша! Если ты читаешь эти строки, знай, что я помню тебя и ценю до сих пор твой поступок! Ты дала мне больше, чем потерянную игрушку. Ты дала мне первый урок доброты. Ты заставила меня задуматься о добре и зле, о смысли жизни человека, о его предназначении на Земле!
     В детстве я задумывался о некой несправедливости, царящей вокруг меня. Почему у одних детишек есть лошадки и книжки, а у других нет? Почему одни кушают мороженное, а другие только смотрят , как его кушают. Я уже тогда был скромен в своих желаниях. Когда мама спрашивала меня: "Хочешь мороженного, сынок?" Я отвечал, что и не люблю мороженного. Я знал, что у нас нет денег. Это трудно было порой не заметить. Иногда мы довольствовались с ней только хлебом, политым растительным маслом и посыпанным сахаром. Это было вкусно.
 Я помню, как первый раз пошел в школу. Это был для меня черный день. Дело в том, что в то время у мамы было трудно с деньгами ( впрочем, как и в любые другие времена! Мы всегда жили с ней бедно!) и она не смогла купить мне школьную форму и портфель. Она сшила мне сумку из куска старой фуфайки. Но это не самое страшное. Я бы это пережил. Самое страшное, это то, что у меня не было длинных штанов. Были только короткие. Летние. Они раньше были длинными, но обтрепались и были обрезаны. И вот наутро страна с песнями и цветами отправилась учиться. Детишки шли с родителями. Праздничные, гордые, счастливые. Лишь только я шел один, понурив от стыда стриженную головку, поднимая пыль стоптанными сандаликами. Конечно же в школе бездушная расфуфыренная пацанва, наряженная в серую школьную форму, в фуражках с кокардами, подпоясанные хрустящими ремнями, подняла меня на смех с моими куцыми штанишками. Я убежал из школы и прогулял весь день, плача от стыда и бессилия. Маме я ничего не сказал, чтобы не расстраивать. Я даже очень весело прощебетал ей о своих ярких впечатлениях о первом учебном дне. Потом я щебетал о втором, о третьем, о четвертом…
     Через пару месяцев ко мне пришли из школы, обеспокоенные тем, что я не посещаю. Меня дома не было. Когда я наконец возвратился " после уроков из школы", я как всегда оживленно хотел поведать маме о радостях школьной жизни, но неожиданно схлопотал по губам. Схлопотал за ложь. Это был второй суровый урок. Я понял, что маме нельзя лгать. Даже если это необходимо для сохранения мира и покоя в доме.
     Чтобы как-то содержать меня, маме приходилось работать уборщицей в трех местах. Кроме этого она, будучи все-таки выпускницей вокального класса консерватории, пела в хоре оперного театра. Чтобы я не болтался без дела и не попал под дурное влияние улицы, маменка всюду таскала меня с собой. Я по сто раз смотрел одни и те же оперные постановки, все балеты, где она еще подрабатывала статисткой.
 "Русалка" Даргомыжского, "Пиковая дама" Чайковского, "Лоэнгрин" Рихарда Вагнера, "Влтава" Вирджиха Сметаны, опера "Манас" Малдыбаева и Власова, "Вертер" Жюля Массне! Господи! Сколько раз я слушал эти произведения - не счесть! Я в десять лет мог не прерываясь напеть от начала до конца "Тайный брак" Доменика Чимароза!
     Там в оперном театре я впервые столкнулся с магической красотой красочной праздничной карнавальной мистерии. Волнующая и трепетная обстановка театральных кулис оказала на меня неизгладимое впечатление и перевернула всю мою жизнь. Я частенько, пользуясь тем, что я маленький подглядывал не таясь за тем, как переодеваются балерины, тонкие, грациозные, воздушные, хрупкие существа. Для меня было страшным до слез обидным открытием то, что мои сказочные феи ругаются нехорошими словами, как и мужчины. А когда я случайно стал свидетелем, потрясающей сцены, когда старый, обрюзгший режиссер Арнольд Каспарович, наклонив перед собой повернутую задом стройную лебедушку, совершал с ней унизительные развратные действия, я убежал в художественную мастерскую и горько расплакался.
     - Как все несправедливо, - думал я в отчаянии. - Почему старые обрюзгшие дядьки могут позволять себе так обращаться со слабыми хрупкими балеринами? Почему? Я не допускал даже и мысли о том, что балеринам это может нравиться. Пройдет немало лет, прежде чем я пойму, что это нравится всем: совершать развратные действия и быть объектами этих действий. Такое вот странное меня ожидало открытие.
     Собственно и решение посвятить свою жизнь борьбе с несправедливостью и беззаконием было продиктовано наверное чувством обиды за боль слабых и угнетенных балерин. Ну и, разумеется, материальными соображениями. Я не мог себе позволить сидеть а слабой материнской шее. Я хотел независимости и самостоятельности. В высшей школе милиции нас обеспечивали питанием, обмундированием и даже платили стипендию - девять рублей с копейками. Этих девяти рублей мне хватало на дешевую выпивку с друзьями по субботам, перед танцами.

Глава 6 - УБИЙСТВО ОФТАЛЬМОЛОГА

    Я отвез маменку домой, и приняв ванну, сел в кресло у камина, лениво листая третий том пособия по онанизму "Познай себя сам!" Альвареса де Кеведо и незаметно задремал.

     Мне вновь приснился давешний тот сон, где я пытаюсь отодрать от пола в зале доски, чтоб перепрятать куда-нибудь в другое место, труп того поэта, которого убил я в прошлом сне. Я убивая истину познал. А он - всего лишь превратился в прах! Из тех, кто силится понять себя сквозь призму созданных стихов, себя увидеть за зеркальной гладью бытия. Себя - или другого ( что одно и то же!) Забвение кажется кому-то карою жестокой ! Кому-то незаслуженной наградой Бога для радости и горя человека! Какое горе тем, кто ничего не забывает! Как тягостно порой носить в себе чужое горе, вину неведомых судеб, грехи безжалостных убийц, живущих памятью чужой в тобой непонятом сознании! И каждому из нас судьба даст шанс хоть раз распятым быть на призрачном кресте, сколоченным из грубых досок памяти прожитых кем-то жизней. Я был никем и не изведал рвенья убивая этого поэта. Я был в том сне всего лишь путником , отставшим от родного каравана. Я уже видел рукава рубашки бедного поэта через образовавшуюся щель. Но неожиданно у парня зазвонил мобильный телефон, который крепко он держал в своей руке… Стряхнув свой сон, как перхоть с пиджака, и отмахнувшись как от назойливого комара, от сверкающей саблями страха ночной погони, я взял трубку. Это звонил Гер.
    - Я не помешал? - спросил он меня с преувеличенной заботой.
    - Нет. Я уже кончил. - с достоинством ответил я… - А ты? Ты еще не кончил?
    - Поздравляю. Ты разве не у Жанет? -спросил Гер.
    - С какой стати я должен быть у нее?
    - Прошу меня простить за неучтивость. Сейчас ты еще раз кончишь. Тут - убийство! Улица Синих рабочих, десять!
    - Да они что - сговорились? Взяли моду -людей убивать!!! - возмутился я, готовый сию секунду жестоко покарать и наказать незадачливых убийц. - Жопа хоть на месте?
    - Приезжай - увидишь!
    - Значит отрезали! - заключил я.
     Я ловко оседлал в свой седан (Maxima QX. 6 цилиндров, 24 клапана, объем цилиндра 3 литра) и через пятнадцать минут был уже на Синих рабочих. На стоянке ко мне подбежал рыжий сопливый мальчишка-газетчик и бесстрашно прокричал мне в лицо, размахивая газетой
:    - Убийство проктолога! Убийство проктолога! Проктологу отрезали жопу! Проктологу отрезали жопу!
    - Не надо мне два раза повторять, Мальчик! Я хорошо слышу! - Я небрежно бросил ему двадцать центов и взял газету. На первой полосе была размещена крупная фотография Отто Фарнера. Искаженное от ужаса лицо. Выпученные глаза. Полураскрытый окровавленные рот. Невдалеке от него стоял я. Я получился неплохо. Выражение лица сосредоточенное. Губы плотно сжаты. Волосы красиво уложены. Укладка с гелем. Хотя, по моему -получилось не очень отчетливо. Надо непременно отослать газету маме. Мама любит собирать криминальные газеты с моими снимками.
    Возле железных ворот особняка меня встретил участковый милицейский Кузовер, высокий, стройный малый, работавший раньше у меня в агентстве моделью.
    - Опять без жопы! - радостно сообщил он мне, глупо улыбаясь.
    - Следы какие-нибудь нашли?
    - Никаких! - отвечает он. - Только следы чеченской мафии. - Он показывает мне каракулевую чабанскую овечью папаху и бурку, найденную во дворе, у калитки.
    Как и в прошлый раз по комнатам под чутким руководством нашего Кости Чубко суетливо сновали туда-сюда вездесущие парни из отдела мониторинга и аномальных явлений со своими громоздкими приборами, в диковинных серебристых гермошлемах, делающими их похожими на космических пришельцев.
    Невдалеке, у окна, несколько молодчиков в оранжевых флюаресцентных жилетках из отдела дознания обрабатывали кулаками какого-то несчастного малого. А может быть -девицу. Разобрать в этом кровавом месиве половую принадлежность было уже невозможно. Политическую еще куда ни шло!
    - Кого это они так? - сморщившись от отвращения, кивнул я в их сторону. Я не любил присутствовать при допросах и пытках. Мне становилось дурно. Я всегда старался найти причину, чтобы пропускать во время учебы практические занятия по методике допросов. Сели всегда смеялся над этой моей слабостью.
    - Привратника. - мрачно ответил Гер. -Отпирается, гад!
    - Ничего! - успокоил я его. - Они сначала все отпираются. Потом раскалываются. Я не помню такого привратника, который сразу бы раскололся! Сколько я уж привратников на своем веку расколол и не счесть!
    - Это точно! - весело отозвался Гер.
    Детектив Гер смотрел на меня торжествующе, словно именинник. Словно это ему, Геру, в очередной раз отрезали жопу. Несомненно, привратник уже что-то ему сказал. Но Гер любит откладывать сюрпризы на потом. Я привык к этой своеобразной его манере, и не тороплю его.
    - Актуал Мангуст. Сорока семи лет. Пол мужской. - читал он мне по бумажке.
    - Ты проверил?
    - Что? - не понял Гер.
    -Пол! Вот что!
    - А что проверять? Там видно невооруженным взглядом! - обиделся Гер.
    - Ты проверь на всякий случай! А то знаешь как бывает. С виду - вроде баба! А чуть копни - мужик! И наоборот!
    - Хорошо! Вот он лежит. Сам посмотри! Я тебя когда-нибудь подводил?
    - Нет! Никогда! - поспешно на всякий случай успокоил я его. - Отпечатки пальцев нашли?
    - Только отпечатки жопы! - сострил Гер.
    - Не смешно!
    - А я и не пытаюсь тебя рассмешить. Я тебе не Бени Хилл какой-нибудь! - слегка обиделся Гер и покраснел, - Актуал Мангуст - известный офтальмолог! Профессор! Доктор наук! Светило! Он был ассистентом Фарнера. - продолжал он, говоря уже куда-то в сторону. - Его правой рукой.
    Гер приоткрыл простынь. Актуал Мангуст был несимпатичный, но аккуратный мужчина. Ничего особенного. Лысый. В спортивном ярком костюме " Reebok" ($100). Знакомые парни в синих комбинезонах и гермошлемах, приветливо улыбаясь беззубыми ртами, кивнули мне, как старому знакомому, осторожно, чтобы не уронить, пронося мимо меня на лопатке кучку какого-то коричневого блестящего вещества, распространяющего отвратительный запах.
    - Дьявольщина! Гер! - воскликнул я в отчаянии. - Это же опять радиоактивное гавно! Бежим отсюда скорее!


Глава 7 - СЕКРЕТНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

    В жизни каждого человека наступает определенная высота, когда он с ужасом осознает себя на краю бездонной пропасти, величайшей опасности перед духовной несвободой, сулящей тяжелые испытания падением в эту жуткую непостижимую пустоту. И тогда его начинает постоянно преследовать неотступная мысль о собственном предчувствии перед очевидностью, что все вещи, которые нас волновали в разное время, приносят нам Благо! И тогда ты осознаешь, что жизнь всегда разными способами лишь подтверждала одну непреложную истину, что все явления: и весенняя капель, и утренний понос, и гибель лучшего друга, и измена любимой женщины, и твои сомнения и заблуждения, и неожиданный триппер, и непредсказуемая гнусная клевета, в одночасье превратившая тебя в глазах твоих друзей из честного и благородного паренька, в гнусного мерзавца, из полного жизненных сил юноши - в смердящего немощного глупого старца, и сны и тревоги, войны и землетрясения, все это оказывается в скором времени, а нескорого времени - не бывает - тем, что это было необходимо для тебя! Для сегодняшнего твоего счастливого состояния. И ты вдруг с неким трепетом осознаешь, что постиг великую Истину Жизни! И тебя поражает удивительная простота этой Великой Истины! И ты становишься счастлив оттого, что ты наконец - то понял, что счастье Жизни уже в том, что ты Жив!!! Иногда я так хорошо размышляю, что мне кажется я смог бы начать проповедовать Новую Веру. Мои чудесные размышления прерывает ворвавшийся без доклада , взволнованный Гер. Сзади него виновато крутится Трофим в украинском национальном костюме, в красных шальварах, в папахе, с кривой саблей на боку.
    - Я прошу прощения, шеф…
    - К черту формальности! - машу я благосклонно рукой.
    - Ваше превосходительство! Он меня оттолкнул! - пожаловался Трофим, потирая ушибленное плечо.
    - Рэй! Мы нашли лабораторию! - выпалил горячо Гер.
    - Жанет?
    - Она!
    - Как по плечу меня шарахнет! -продолжал жаловаться потрясенный бестактностью Гера, слуга.
    - Оперативную вызвал?
    - Все - в сборе!
    Я был бы не я, если бы не установил круглосуточного наблюдения за трансвестистом. Я был горд собой.
А через полчаса я уже мчался с крепкими молодчиками из оперативной группы по колдобинам проселочной дороги, в убегающую темноту ускользающего призрачного пространства. Гер, в присущей ему скупой, лаконичной манере, рассказывал мне о последних событиях.
    - Вчера, эта твоя Жанет Мцари…
    - Чего это она вдруг - моя? - возмутился я.
    - Ну хорошо… Не твоя. - согласился Гер. -Наша Жанет Мцари после твоего стремительного ухода ( похоже, этот негодяй, вел наблюдение за моим визитом! Иначе, чем объяснить его дебильную кривую усмешку? Гер - отличный сыщик. Но у него есть дурацкая привычка работать впотай ) вдруг проявила нехарактерную активность. Она сняла со своего счета все деньги. Более десяти тысяч долларов. После чего отправилась в агентство аэрофлота и купила себе билет в Лиму!
    - Куда, куда?
    - В Лиму, в Лиму!
    - Может, в Баден-Баден?
    - Нет! Точно - в Лиму! На завтра. После чего взяла такси и отправилась в Новобухеево, где и пребывает до сих пор. Наши ребята ведут наблюдение.
    Через пару часов мы были на месте. На трассе нас встретил Костя Чубко, из отдела мониторинга. Он был бледен, встревожен, если не сказать - испуган. Глаза его округлились. Гермошлем сполз набок.
    - Братцы! - сказал он. - Это хандец! Тут такое!!!
    Мы осторожно ступая пошли за ним в глубину чащи, продираясь сквозь густые влажные сплетенные ветви. Мы старались продвигаться незаметно, но под ногами все время противно чавкала и хлюпала весенняя холодная жижа.
    Где-то в ночи громко рявкнула какая-то ночная птица. Ей отозвалась простуженным хриплым лаем, разбуженная собака. Немного погодя цвенькнул коростель, потом квакнула лягушка. Это ребята из внешнего оцепления, чтобы не заснуть ненароком, переговаривались про меж собой на одном только им понятном языке.
    - Стой! Кто идет? - тревожно раздалось из темноты.
    - Свои! - ответил Костя.
    - Пароль! - не унимался досужий часовой.
    - Клод Велибальд Глюк! - сказал Костя в темноту.
    - Карлхайнц Штокгаузен! - ответили ему. -Проходи!
Деревья стали редеть. Почва под ногами стала тверже. И из сумерек на нас выплыл темные неясные очертания силуэта особняка.
    - Здесь! - прошептал Костя. - Смотрите!
Я сделал шаг вперед и почувствовал, что наступил на чью-то голову. Подо мной кто-то крепко нецензурно выругался.
    - Извините!
    - Ничего, приятель! - донеслось снизу, - Я в каске!
    Мы залегли в кустах дрока, рядом с двумя вооруженными парнями из Костиной группы. Возле особняка что-то происходило. Непонятно, только - что. Какое-то смутное движение.
    - Не видать ни хера! - недовольно пробурчал Гер. Костя протянул ему бинокль ночного видения.
    - Твою мать! - воскликнул Гер. И передал мне бинокль.
    - Твою мать! - Воскликнул я, хотя дал себе слово больше не употреблять в своей речи бранных выражений. Но тут такой случай!
    То, что я увидел не поддавалось никакому описанию. Волосы на моей голове тихонько зашевелились под гелем, нарушая укладку. Возле дома стоял странный металлический цилиндр серебристого цвета с маленькими дырочками по периметру, из которых пульсировало слабое мерцание. У основания цилиндр имел утолщение, а на самой его верхушке - мачту. На траве возле цилиндра лежало какое-то белое пупырчатое бесформенное образование, состоящее как бы из двух одинаковых по размеру полушарий. Оно было живое! Оно - колыхалось. От него исходил не то дым, не то - пар!
    - Что это? - спросил я.
    - А хер его знает! - ответил Костя. - Оно живое. Что будем делать? - спросил я его, возвращая бинокль.
    - Ты меня спрашиваешь? - Костя нахмурился. - Ты командир, тебе и карты в руки.
    - Жанет внутри? - спросил я, сосредотачиваясь. Мгновенно оценивая обстановку.
    - Да.
    - Надо выручать! - сказал я решительно.
    - Стой! - осадил меня Гер. - Ты же помнишь…. Не повторяй ошибки Сели!
    - Во всяком случае, надо их прогнать! -настаивал я.- Там - человек в беде! А может быть уже мертв! - сказал я сурово. Необычное возбуждение охватило меня. Мне надо было что-то делать! И я скомандовал ребятам: - Ребята! Приготовится к атаке! Оружие к бою! Стреляем по моей команде!
    - Хорошо! К бою - так к бою! - Ответили ребята и защелкали предохранителями. Я не любил казенщину. У меня была своя манера обращаться с бойцами. За это мне частенько доставалось от педантичного Кащея.
    - Эй вы там!!! - крикнул я страшным голосом сложив руки рупором. - Сдавайтесь! Вы окружены! Мы обещаем вам жизнь, девочек и водки!
    От моего дерзкого крика белое существо вздрогнуло сжалось и со страшным звуком разрывающейся ткани вдруг бесследно исчезло. Цилиндр тряхнуло. Свет из отверстий стал вдруг ярким и ослепительно - белым. В воздухе раздался пронзительный свист, потом скрежет. В воздухе запахло говном. Под цилиндром вспыхнуло, рвануло и он с резким хлопком, словно большая петарда, взмыл ввысь и исчез в темноте неба.
    - Пошли, - сказал я ребятам. - Быстрее!
    И ребята пошли. А мы с Гером остались. У нас не было гермошлемов.
    - Костя! - сказал я Косте вдогонку, - Там должно быть такое коричневое гавно, ты его убери! Потом нас позовешь!
    У меня в запасе было несколько минут и я решил их использовать с максимальной пользой. Я вытащил свой сотовый телефон и набрал любимый номер.
    - Сашеньке звонишь? - с какой-то затаенной завистью спросил Гер.
    - Да. -ответил я, - А что?
    - Да нет… Я просто подумал… - смутился Гер. - Просто рано еще. Четыре часа утра! Я подумал, может она спит…
    - Алло! Ты не спишь? - спросил я нежно в трубку.
    - Вы с ума сошли! - раздался недовольный голос ее мамочки. - Ночь на дворе! Вы что там - пьяны?
    Я испуганно закрыл телефон. Иногда я нарываюсь на ее мамочку. Это всегда омрачает мне мое настроение.
    - Что там? - участливо спросил Гер.
    - Спит еще. - ответил я, не показывая своего смятения.
    - Странно, - сказал Гер.
    Где-то в сумерках снова тявкнула собака. Ей отозвался петушок. Слева крикнул испуганно павлин. Потом тяжело ухнул филин, Свистнул рак. Это часовые внешнего оцепления, чтобы не заснуть, переговаривались своим, только им одним понятным языком. Я люблю иногда на рассвете слушать эти неторопливые глубокие звуки пробуждающейся природы.
    - Знаешь, - задумчиво сказал Гер, -Иногда я по человечески завидую тебе… Вот ты сейчас позвонил своей Сашеньке. Это так прекрасно! Так чисто… Понимаешь, у тебя есть человек, о котором ты думаешь всегда. Ты стремишься к нему, ты всегда с ним в своих мыслях. Тебе хочется быть светлым и чистым как родник…И все так чисто и так божественно… И глядя на тебя мне хочется тоже стать лучше, чище как-то… И этот островок счастья, посреди моря безразличия, грязи, островок надежды… - Гер осекся на полуслове, отвернулся и вытер слезы.
    - Спасибо, дружище! - я в темноте пожал его теплую руку. Слезы предательски блестели далекими безымянными звездочками в небесной глубине глаз моего друга. Через двадцать минут Костя вышел на крыльцо, почесал свое лицо и крикнул
:    - Готово! Командир! Говно по вашему приказанию убрано!
    Мы почти бегом проследовали вслед за ним по полутемной зале, через какие-то комнаты, минуя колонны и узкие сводчатые коридоры. То тут, то там, попадались следы борьбы - в различных неестественных позах, друг на дружке лежали трупы охранников в камуфляжной форме, привратники и санитары.
    - Жанет - жива? - спросил я на ходу Костю.
    - Нет, командир. К сожалению - она мертва.
    - У нее все в порядке? - спросил я деликатно.
    - Да! Если не считать того, что она мертва!
    - А части тела - все на месте?
    - Нет. То, что вы имеете в виду у нее отсутствует!
    - Все ясно! Отрезали, значит опять!
    Когда спустились в подвал особняка по массивной мраморной лестнице, устланной ярким ковром, запах медикаментов и экскрементов шибанул в нос, так что пошла кровь. Слегка закружилась в вальсе голова. В большом, хорошо освещенном керосиновыми лампами помещении стояли какие-то приборы, вились в замысловатом рисунке трубки различных диаметров. Мерно гудели машины. Мигали какие-то лампы. Попискивали и потрескивали датчики. Жанет лежала возле открытого настежь пустого сейфа, окровавленная и ужасная. Бедная девочка! Да! Девочка! Девочка! Она девочка! Она хотела ею быть и она ей стала! Наперекор всему! Наперекор природе! Вот пример тому - как надо стремиться к своей цели! В слабо освещенном углу, на белой подставке, опутанный многочисленными проводами лежало что-то белое, пупырчатое, похожее на то, что мы видели возле странного цилиндра во дворе, полчаса назад. Я присмотрелся повнимательнее. Гладкая белая шершавая поверхность предмета, казалось живой. Она словно бы дышала. Костя стоял рядом со мной и внимательно следил за моими движениями.
    - Что это? - спросил я его, не выдержав.
    - Не пугайся, инспектор! Это - жопа! -снисходительно ответил Костя, словно он каждый день сталкивался с жопами в такой вот непринужденной обстановке теплоты, сердечности и взаимопонимания.
    - Жопа, говоришь?
    - Жопа, жопа! Самая настоящая жопа!
    - Интересно… Я и сам вижу, что не… - я склонился над столиком пониже, стараясь внимательнее рассмотреть жопу. Она, несомненно принадлежала женщине. Теперь я уже различал обе половинки. Волосики, царапинки, следы от резинки рейтуз, прыщик… Я заметил, как при моем приближении, жопа вдруг конвульсивно дернулась и взволнованно задвигалась! И вдруг… Неожиданный резкий звук ворвался в тишину и одновременно с ним мощная струя какой-то зловонной горячей массы выплеснулась прямо мне в лицо. Я отпрянул, но было поздно! Все лицо, рубашка и пиджак (Bugatti clab $400) были покрыты говном! Настоящим говном! Сомнений у меня на этот счет не оставалось! Я узнал этот запах!
    - Дьявольщина! - вырвалось у меня. Теперь я уже не сомневался, что передо мной самая что на ни есть настоящая жопа с говном!
    - Осторожнее, лейтенант! Тут дамы! -одернул меня тактичный Костя Чубко. Он всегда отличался в нашей школе милиции, изысканными манерами, особым чувством такта и невероятной деликатностью. Говорят, что он происходил из древнего дворянского рода Чубко. Тех самых знаменитых князей Чубко, представителей старого боярства, соратников земских безобидных князей Мстиславского и Бельского, стоявших у истоков опричнины. Именно к ним, к князьям Чубко, на два месяца перешла руководящая роль опричнины после Захарьиных и Годуновых после 1572 года.
    - Прошу простить меня - сказал я нашей лаборантке Наташе, из криминалистического отдела, которая снимала отпечатки с приборов.
    - Я ничего не слышала. - ответила она, прыснув в кулачок. Очень смешно! Понабрали, понимаешь, детей!
    - Она очень агрессивна! - с небольшим опозданием предупредил меня Костя, наблюдая, как я пытаюсь очистить свой пиджак от говна сорванной со шкафчика кокетливой занавеской в голубенький цветочек.
    - Да? - я с опаской взглянул на Наташу.
    - Да я не о ней! - рассмеялся Костя.
    - А!… Ты все о своем!
    - О нашем. Пройдем в другой отсек! Там еще интереснее!
    Я с досадой плюнул прямо в жопу, попав ей в самый центр и в сердцах бросил свой обосранный пиджак на пол. Мне показалось, что жопа проводила меня презрительным взглядом. Мы прошли в другой зал и взгляду моему предстала страшная картина. На кровати в углу лежала на каких-то металлических подпорках молодая изможденная женщина с закрытыми глазами. Гляди! Она подключена к аппарату "искусственная жопа"! - сказал Костя, проявив незаурядную медицинскую компетентность.
    - Откуда ты знаешь?
    - Ну, своя-то у нее отсутствует ! И потом смотри: вот тут видишь - все устроено как у настоящей жопы. - Костя Чубко кивнул мне на странной приспособление состоящее из каких-то шлангов, насосов, резервуаров и реторт. - Вот сюда закладывается жрачка. Вот здесь она проходит, проходит, проходит, вот тут она перерабатывается. Вот отсюда выходит масса! Я в тревоге отпрянул от искусственной жопы, прячась за спиной Гера. Не бойся! - рассмеялся по доброму Костя. - Эта неагрессивная!
    - Знаю я их! - недоверчиво пробормотал я.
    - У тебя лицо - в гавне! - Гер внимательно присматривался к моему лицу, протянул мне платок.
    - Ты находишь?
    - Без сомнения!
    - Ну тогда - заканчивайте тут без меня. Допроси женщину и если сможешь - жопу! Я поехал мыться! Да… Чуть не забыл… Допроси привратника. Привратники обычно все знают!
    - Привратники? - задумался Гер. - Хорошо! Я непременно допрошу привратника!
Проходя через зал я хотел забрать свой обосранный пиджак, но в нем уже щеголял неизвестно какими судьбами здесь оказавшийся, проворный участковый, сержант Кузовер, хотя пиджак был ему явно мал в плечах. Морщил. Я поманил его пальцем.
    - Сымай!
    - Я думал, он вам уже не потребуется! -оскаблился своей белоснежной улыбкой гнусный коп.
    - Рано ты меня хоронишь!
    - Я не в том смысле! - он с явной неохотой стягивал мой обосранный пиджак.
- А я - в том!

8. САРА

    Подъезжая к своему дому я увидел чужую машину. Серый Пежо с помятым крылом. RUS - 45603. Меня ждал сюрприз в лице очаровательной журналистки. (Белый жакет и жаккардовая юбочка, едва прикрывающая попку. Silk and rayon velvet. By Alberta Ferretti. $1358 Брови прямые, проработанные черным карандашом. Верхнее веко - с растушевкой, горизонтально. Нижнее веко вместе с ресницами запудрено светлой пудрой. Тени матовые. Растушеваны и мягко переходят от черного через коричневый, в насыщенный желтый). Она сидела в холле, пила херес Malaga blanko dulce и играла с моим Трофимом в Monopoly. Я кивнул ей насколько мог приветливо и поспешно, стараясь не навонять, прошмыгнул в ванную. Я уже привык, что стоит мне только попасть в какую-то переделку, как тут же появляется на горизонте очаровательная девушка. Или же наоборот, стоит только появиться на горизонте очаровательной девушке, как я тут же попадаю в какую-нибудь вонючую переделку! Что за чертовщина! - думал я, смывая с себя говно под душем. Коричневые зловонные разводы стекали на дно ванны и исчезали в дырке ванной, образуя причудливые узоры. - Почему эта жопа в подвале так агрессивно повела себя по отношению ко мне? Что это за лаборатория? Может быть, в этой лаборатории готовили жопы для трансплантации! Жопа ждала своего заказчика! Эта версия мне понравилась, и я не стал ее отвергать. Пусть будет.
     Я появился перед своей очаровательной гостьей во всем чарующем блеске своего великолепия. Я решил, что смокинг будет вполне уместен (Kurt Mail $300, Рубашка Mercury $80, Бабочка Gold Galley Долларов примерно сто! Не знаю точно. Я ее у кого-то украл. Не помню у кого. Пьян был изрядно. На какой-то вечеринке).
     Трофим при моем появлении с видимым сожалением убрал свою заскорузлую руку с ее девичьей коленки, потупясь и что-то недовольно бурча удалился за коктейлем. Девица была в самом деле хороша. В принципе она вполне могла бы заменить мне в моей жизни недостающего удовлетворения в молодости и красоте, которое я пытаюсь найти в своих жалких попытках соблазнить целомудренную Сашеньку.
     Я нахожусь в том критическом возрасте, когда необходима постоянная эстетическая подпитка. Дело в том, что со мной охотно делят ложе в основном женщины бальзаковского возраста, и старше. Только для них я еще представляю мало-мальский интерес. Но и на этом, как говорится - спасибо! Спасибо хоть за тех, обездоленных, от которых легкомысленная молодежь воротит морды. А моей увядающей душе необходима молодая энергетическая подпитка. Хотя, конечно, силы мои уже не те! На исходе, что называется. Я еще хорохорюсь, петушусь. Сегодня, на пятом десятке своей жизни, я наконец-то понял, отчего старичков всегда тянет на молоденьких девчонок. Происходит обыкновенный процесс энергетического обмена. Старички подпитываются энергией молоденьких девочек. Выступают в роли энергетических вампирчиков. Хотя кроме этого такая необходимость в молоденьких девчонках существует и для самоутверждения и самообмана. А! Я еще нравлюсь юным девчонкам! Значит я еще не стар! Панический страх перед старостью толкает старичков на безрассудные романы, на абсурдные эксперименты со своей внешностью и физиологией. Страх перед старостью, не перед смертью, заметьте, толкает старичков на то, чтобы отказать себе в самом обыкновенном удовольствии: надраться, накуриться и нае…ся всласть ! Старичок оставляет себя еще на разок! Про запас! В молодости же наслаждаешься на полную катушку, не задумываясь, а хватит ли еще на разок. О! Безрассудная молодость!
     Однажды мой друг, Гер, пришел неожиданно ко мне навеселе и застал у меня двух очаровательных легкомысленных шлюх. Он посмотрел на них, вдохнул с сожалением и сказал, покачав головой:
     - Ну надо же! А я как раз сегодня с женой … так сказать… баловался! Какое безрассудство!
     Этот пример очень красноречиво свидетельствует об эманации наших чувственных притязаний во времени.
     - Знаете, детектив, я хочу об этом преступлении написать так, как до меня еще никто не писал! - сразу приступила к делу Сара. Так звали эту талантливую журналистку, о чем свидетельствовала надпись на двух языках на аккуратном квадратике картона, висевшему нее на груди: "Сара Рени"
     "Чувашка!" - безошибочно определил я.
     - Я хочу , чтобы в моем материале главным была не жертва и не преступление, не кровь и жестокость, не трупы и полицейские, а простые человеческие отношения. Человеческая доброта. Тепло души. Любовь! Вы меня понимаете? - с надеждой смотрела она прямо в мои бездонные глаза.
     - Любовь! Понимаю! - с готовностью поддержал я. - Именно этого не хватает в милицейских сводках! В мире так много жестокости, Сара. А в сводках - в особенности! Людям вовсе не обязательно знать всю правду! Вы правы! За каждым преступлением стоит человек! Да, да! Человек! Как бы это не казалось странным и невозможным! Человек с его радостями и несчастьями. Каждый человек любил и был любимым! Вот что главное в каждом преступлении! Найти те ниточки, связывающие жертву и преступника, любовь и ненависть, добро и зло, милосердие и жестокость!
     Сара невольно заслушалась меня, приоткрыв свой очаровательный ротик.
     - Вы, случаем, не поэт? - спросила она меня неожиданно.
     - О, да! Конечно. Песенник! Каждый детектив - это всегда непременно - поэт! У нас все детективы уже опубликовали по парочку стихотворных сборников. Я уж не говорю, сколько наших стихов передается из уст в уста, ходит в народе в многочисленных списках! К сожалению, не все стихи сейчас можно опубликовать. Некоторые содержат информацию, которая может помешать следствию, но кое-что все-таки публикуется…
     Я подлил ей хереса в бокал. Я всегда подливаю дамам в бокал, чтобы они побыстрее закосели. Мне кажется, что бухие дамы гораздо умнее трезвых. С ними тогда гораздо интереснее вести беседу. Сара сделала несколько мощных шумных глотков. Она всосала добрую половину бокала. Потом подумала и высосала и злую половину.
     - Мне кажется, что в подаче криминальных событий у журналистов существует стереотип, который они не могут и не хотят преодолеть. Они прежде всего видят преступление, а не человека!
     - Абсолютно согласен с вами, Сарочка! - я от волнения шумно сглотнул и одобрительно похлопал ее по руке, да так и оставил свою руку на ней.
     - Я же хочу, чтобы прочитав мой материал о том или ином преступлении, читатель почувствовал сострадание, чтобы он стал чище, честнее, добрее…
     - Как я вас понимаю! Ведь это так похоже на то что делаем мы! Ведь раскрывая преступление, мы хотим, чтобы каждый преступник осознал всю меру своей вины перед общество, и перед каждой своей конкретной жертвой. Чтобы преступник стал добрее, человечнее. Чтобы преступления приобрели какое-то человеческое лицо!
     - Правда? Вы тоже считаете, что в подаче криминальных материалов не хватает душевности и человечности?
     - Ее и в обыденной жизни не хватает, Сарочка! Ох, как порой не хватает! - я неожиданно притянул ее своими сильными руками и жарко поцеловал в губы. Она словно ожидала этого и приняла меня в свои жаркие объятия, прижалась ко мне своим хрупким дрожащим от страсти телом. Рука моя как-то сразу вроде бы и против моей воли оказалась у нее между ног. Там было жарко и уютно. Тут по закону подлости должно было что-то произойти. Я не удивился и даже не вздрогнул всем телом, когда сзади что-то громыхнуло. Я оглянулся. Так и есть. Это пришел мой великовозрастный балбес. Мой сын. Митька!



Глава 9  МИТЬКА

    Он приходит ко мне раз в неделю. Сегодня как раз - родительский день, о чем я совершенно забыл… А вообще Митька постоянно живет со своей мамой. Моей первой женой. Дай ей Бог здоровья! Это я говорю совершенно искренне, потому что у моего сына такой же отвратительный характер, как и у меня. И жить с ним (так же как и со мной) не всем под силу. Вот оттого-то со мной и никто до сих пор не живет. А только встречается и дружит! Слово-то какое хорошее - дружит!

    - Здравствуй, сынок! - сказал я как-то вяло неубедительно и уныло. Я сегодня не в педагогическом настроении. Вообще-то мы с ним дружны. А что нам ссориться. За те пару часов в неделю, что мы общаемся мы не успеваем поссориться. Да и ни к чему это нам. Я пока что ему нужен. - Привет! - буркнул сын. Он не называет меня "папой". Он никак меня не называет. Для меня у него нет названия. Принципиально. Потому что я его по мнению света, по мнению толпы - бросил. Кинул! В сущности, конечно, так оно есть. Но признаваться в этом себе или кому бы то либо как-то не очень приятно. Гораздо удобнее говорить себе, что не сложилось, что такая судьба -злодейка. Но одно становится очевидно, что в любом случае, ничто не мешало мне уделять своему ребенку чуть-чуть больше внимания. И вот сейчас он стоит передо мной, худой, нескладный, ершистый, с большими оттопыренными ушами, с малиновым ирокезом на голове…

    - Ну, проходи! - пригласил я его. Он внимательно, из под лобья, искоса, испытующе оглядывает Сару. Не по мальчишески похотливо блестят его глаза.

    - Сын мой! - представил я его Саре. -Митька!

    - Большой мальчик! - оценила Сара.

    - Да уж и не мальчик поди… - предположил я.

    - Да у них это сейчас быстро…

    - Как там мать? - спрашиваю я из вежливости. Хотя мне абсолютно неинтересно, как там его мать.

    - Пьет! - отвечает сын лаконично. Дело в том, что моя бывшая жена как-то однажды не очень удачно упала, сломала себе обе ноги, и теперь сидит инвалидом, изнывая от безделья и безысходности, ну и потихонечку как бы спивается. Но самое ужасное в этой истории то, что я, вместо того, чтобы сочувствовать и переживать, злорадствую в глубине души, потому что не могу избавиться до сих пор от гнетущей, испепеляющей, изнурительной и совершенно ненужной неприязни, хотя прошло около пятнадцати лет с тех пор как мы расстались. Я уверен, в том, что она спивается, напрямую виновата моя отрицательная энергетика, моя обида и отвращение. Но сделать с собой ничего не могу.
    - Как учишься? - задаю я вопрос, который, как мне кажется наиболее подходит для родительских отношений. Самое, что называется - то!
    - Отвратительно. - отвечает сын и в смущении начинает кушать банан. Да я это и без него знаю. Но мое влияние на него весьма условно. Я не могу от него требовать, поскольку виноват перед ним. А журить я не умею, да и не хочу.
    - А на голове у тебя - что?
    - Прическа! - отвечает он смутясь.
    - Сейчас так уже не носят! - деликатно замечаю я.
    - Ты безнадежно устарел. - парирует сын. У него свое мнение, и мой авторитет не в состоянии его поколебать.
    - Поди, денег надо? - спрашиваю я утвердительно, чтобы нарушить неловкое молчание, хоть чем-то заполнить паузу. Хочу дать ему откупные и взять отгул.
    - Надо! - соглашается сын, оценив обстановку. Вообще-то он молодец - не хапуга. Всегда сдержан в своих желаниях.
    - Надеюсь не на оружие и наркотики?
    - На девочек!
    - Ну это - ладно! На девочек - можно! Лишь бы не на мальчиков…
Взгляд его многозначительно останавливается на бутылке хереса.
    - А ты видел, чтобы я пил? - спрашиваю я его. - Это для гостей!
    Я каждый раз при наших встречах пытаюсь убедить его в том, что алкоголь и наркотики, страшная и непоправимая заразная болезнь, и что избежать ее можно лишь полностью отказавшись от них. Сам я несколько раз лечился от алкогольной зависимости, но все бесполезно. Пью по прежнему. Окончательно спиться мне не дает моя постоянная занятость и напряженный график работы. Я просто вынужден время от времени быть трезвым. Но при нем я не пью!
    - А я ничего! - отвечает сын благодушно и жадно поглощает банан…
    - То-то же… - Я выделяю ему пару сотенных.
    - Добавить бы надо, хозяин… - замечает он, пытаясь вымогать деньги остроумно. У него это получается. Я стараясь скрыть печаль, добавляю ему еще пару бумажек.
    - Ну, я пошел? - спрашивает он.
    - Ну, ступай! - отвечаю я. - Бананов возьми с собой!
    - А! - он, с набитым ртом дожевывая очередной банан, машет рукой.
    - И это… Маму слушайся!
    - О! Непременно! - отвечает он, сделав страшное выражение на и без того непривлекательном лице, и скрывается за дверью вихляющейся независимой походкой.


Глава 7 - МОЯ СЕМЬЯ

    По существу моего брака могу заявить следующее

:    Мой брак был изначально сомнительным и совершенно абсурдным. Юлия, моя будущая жена, была полной противоположностью мне. Во первых -она была женщиной, во вторых - была дочерью крупного партийного чиновника. Избалованная и тупая, как бревно. В отличии от меня - утонченного, умного и неприхотливого. (Не исключаю, однако, что она, может быть, на самом деле - обыкновенная, умная женщина! Как и все! Да, скорее всего - так оно и есть! Она скорее всего - умнейшая женщина, чуткая и добрая! Для какого-нибудь болвана!) Она закончила философский факультет университета, умудрившись не прочитать ни одной книжки, не будучи даже записанной в библиотеку, ни разу не посетив театр, не говоря уж о филармонии, музее. О пивных и рюмочных я вообще молчу! Она умудрилась прожить совершенно бездарную студенческую жизнь. Диплом она защищала по какой-то там странной непонятной мне теме "Роль Коммунистической Партийной идеологии в секуляризации этрусских эсхатологических мистерий" или что-то в этом роде… На пятерку защитила.
    С самого раннего детства она воспитывалась в обстановке лицемерия и лжи. (Я же, как вы уже заметили рос в обстановке духовности, добра и высоких гуманистических идеалов!) Мама у нее была сначала комсомольским, потом партийным, а уже потом - и общественным лидером. Ну что можно было ждать от этой женщины, воспитанной в духе псевдо-пуританской коммунистической морали? В той жизни перед Юлей были открыты все двери. Она каждый год ездила отдыхать в пионерский лагерь "Артек". Была круглой отличницей.
    Я знал ее с самого детства. Она меня, разумеется не знала. Мы росли в разных детствах. Познакомились мы с ней на какой-то вечеринке, в университете. Нас, курсантов высшей милицейской школы частенько приглашали туда на танцевальные вечера целыми подразделениями. Это была скрытая форма сводничества. Девчонкам с философского факультета необходимо было время от времени предаваться пороку, для того, чтобы не сойти с ума и не погрязнуть в мутной пучине словоблудия. Я попал туда случайно, будучи в состоянии крайнего опьянения. Процесс нашего знакомства помню смутно. Я увидел устремленный на себя похотливый взгляд двух огромных густо накрашенных глаз, показавшихся мне в тот миг какими-то до боли знакомыми. Словно какое-то огромное покрывала, сотканное из чистых детских воспоминаний, очень теплое и приятное накрыло тебя своим едва ощутимым нежным прикосновением. Мы тут же сцепились в страстных объятиях, словно два сбесившихся первобытных зверя, и расцепить нас было уже невозможно. Неделю мы не вылазили из постели. Потом - другую, третью. Я теперь понимаю, что и для меня и для нее главным было -удовлетворение гипертрофированной юношеской сексуальной энергии. Но, видимо - не только… Поначалу мне, выросшему в лачугах негритянских кварталов, даже как-то льстило, что в меня втюрилась дочка высокопоставленного партийного чина. В университет ее доставляла служебная машина папочки. Она ходила в ярких импортных дефицитных нарядах, выделяясь среди других девчат, облаченных в перешитые мамины платьица. Папа доставал ей дефицит через специальные распределители, и очень этим она выгодно отличалась от своих сверстниц. Да и от меня тоже. Я, как сороченок, с детства любил все яркое и блестящее.
    Меня тогда не очень-то удручала и раздражала ее неотесанность, жадность и пугающая безвкусица. Как-то не до этого было. Все неприятные чувства тонули в мутных потоках бесконечных животных совокуплений. Потом она понесла. И потом, как водится - родила. Вот тогда-то и начались настоящие войны. С родителями-коммунистами она жить не захотела (впрочем родители-коммунисты не очень-то настаивали на этом!) и переехала в мою халупку лубяную, да так там и осталась навсегда, вытеснив впоследствии оттуда меня, словно лисичка зайчика. Мы часто стали браниться. Точнее сказать - мы бранились всегда! Кто сказал, что милые бранятся - только тешатся? Ложь это все! Мы не тешились! Мы дрались не на жизнь, а на смерть! Никто не хотел уступать. Правда я все-таки довольно быстро устал от этой суеты, от этих безобразных, грязных скандалов и драк. Это было смешно и нелепо! Она подскакивала ко мне как сбесившаяся курица и била меня по щекам, по башке, по чреслам и удам. А я, прекрасно владеющий приемами рукопашного боя, неоднократный чемпион областных соревнований, лишь беспомощно подставлял для ударов руки. Чуть позже я стал умело избегать разборок, и сразу же при первых признаках надвигающегося скандала, нахмуренных бровей, насупленных глаз, дрожащих от негодования губ, трясущихся от ярости рук и ног, быстро удалялся. Это случалось довольно часто. Потому что мое появление уже вызывало у нее желание обозвать меня скотиной. Я стал для нее эдаким раздражителем, как соляная кислота для лягушачьей лапки. Нельзя сказать, что в периоды наших вынужденных разлук я вел себя, как ангел. Нет! Напротив! Я с каким-то нечеловеческим отчаянием предавался пороку прелюбодеяния. Я всегда предавался этому пороку с каким-то отчаянием. А в то время - особенно. Бедный Митка ничего не понимал и, глядя на наши безобразные драки, жутко плакал. Тогда, я укладывал его у коляску и поскорее уходил надолго из дома. Мы целыми днями бесцельно бродили с ним по городу, сидели в пабах, кабаках, у друзей, у случайных знакомых. Он всюду бывал со мной, познавая жизнь в ее не самых лучших проявлениях. В пивных меня пропускали с коляской без очереди. Как льготника. Уважали мои родительские чувства.
    В конце дня, нагулявшись вволю, я сдавал его матери и убирался прочь во избежании скандала. До следующего раза. Сказать, что я во время наших сор вел праведный образ жизни - было бы не совсем искренне. Я вел прямо противоположный образ жизни, а именно - порочный. Прямо-таки погряз в пороке, если считать прелюбодеяние - пороком. Чего скрывать, у меня было достаточно много женщин. Поэтому все произошедшее со мной впоследствии я воспринимал, как звено причинно-следственной связи.
    Так продолжалось где-то около трех лет. А именно - четыре года. В это время душа моя разрывалась на части. Я любил своего сына и ненавидел свою жену. Я ненавидел свою жену, но меня тянуло к ней со страшной силой. Потом, когда мы уже расстались, я узнал от одной из ее подруг, что она еще до замужества, в начальной стадии наших отношений ходила к старухе - колдунье и они что-то там колдовали над моими фотографиями и манипулировали с моими трусами, танцевали над ними какие-то гнусные мистические ритуальные. В конце концов по настоянию колдуньи мои трусы были порезаны на мелкие кусочки и съедены женою в два приема. Кстати, подруга моей жены заколдовала своего мужа намного удачнее. Ей тоже пришлось съесть пару его трусов, маек. И ничего! До сих пор живут! Эх! Хоть бы краешком глаза посмотреть на эти языческие танцы с трусами!
    Тогда, я, обуреваемый жаждой мести думал, вот подрастет мой сын, я все ему расскажу и он меня поймет. Я расскажу ему о той жуткой страшной ночи, сыгравшей роковую роль в судьбе моей непрочной семьи.
    В тот день, вернувшись с работы трезвым, я застал Юльку в коком-то странном оживлении. Она шутила и смеялась, суетилась и прихорашивалась. Я отнес это к неосознанным проявлениям радости от моего появления. Часам к семи вечера она вдруг засуетилась пуще прежнего, забегала, как сорока по чужому гнезду, и вдруг вспомнила, что ей срочно надо отправить телеграмму подруге. Поворковав еще пару минут она исчезла. Исчезла на всю ночь. Через два часа я забил тревогу. Кое-как запеленав малыша, я схватил его в охапку побежал на телеграф. На телеграфе ее конечно не было. Я мотался по всем почтовым отделениям, спрашивал не появлялась ли тут девушка в замшевой крутке. Я обежал соседей и знакомых. Но никто не видел ее. Митька поплакал, поплакал, да и уснул у меня на руках.
    Обессиленный я сел возле своего дома на скамеечку и придремал. В часа три ночи зашуршали шины и к дому подъехала машина. Я спрятался в тень. Чу! В машине была конечно же Она. Некоторое время она целовалась с водителем. Фигура водителя мне тогда показалась до боли знакомой, но я с негодованием отбросил невероятное подозрение. Да и какое это имеет значение? Я не хотел уподобиться тем обманутым мужьям, которые ищут виноватых в том, что жена наставляет им рога. Я не винил никого. Я просто понял, что совершил ошибку! Я совершил, а не кто-нибудь другой. Ну подумаешь - рога! Ну и что тут такого? Миллионы людей живут с рогами и -ничего! Я просто не захотел жить как миллионы людей - рогами. Я вообще был немного чудаковатым малым! Друзья мне потом говорили: Да ничего страшного! Живи с рогами! Нет! Решительно заявил я, - С рогами я жить не буду! Режьте меня, жарьте меня! Поите меня водкой - но жить с рогами -извините! Не хочу и не буду!

    Я тихо вернулся в дом, уложил в кроватку Митьку, и притворившись спящим, наблюдал, как она тихо раздевалась в темноте, стараясь не разбудить нас, своих глупеньких мужчин. Через некоторое время, я сделал вид, что случайно проснулся и стал приставать к ней. Она не отвергла приставаний… Это было последнее наше совокупление. На посошок!

    Утром я ушел. Ничего не объясняя. Ничего не выясняя. А что выяснять? Мне было все ясно. Своим знакомым и родным Юлька объяснила, что я ушел к другой. Она почему-то так и подумала! Меня это объяснение устраивало больше, чем образ рогоносца-неудачника. Я специально культивировал эту гипотезу, подтверждая ее своими частыми неразборчивыми связями. Да! Уйти-то я от нее ушел, но выбросить из своего сердца так и не смог. В образе рогоносца есть одна существенная деталь. Он навсегда остается в своем сознании стороной страдательной, обманутой. Эта деталь его постоянно угнетает. И тогда от этой своей несостоятельности он кидается в другую крайность и становится ****уном. Обратите внимание - все отъявленные ****уны - в прошлом - образцовые мужья-рогоносцы!

    Путем нечеловеческих усилий я заставлял себя поддерживать образ неутомимого весельчака, бабника и балагура, острослова и кутилы! Я кидался из компании в компанию, я таскался с самыми отпетыми безотказными шлюхами. Спасибо вам, отпетые шлюхи! Слава вам! Вы помогли мне тогда! Ах! Если бы вы только знали, отпетые шлюхи, как вы помогли мне!

    Я был в такой жуткой депрессии, что даже серьезно заболел. Сначала - триппером, потом - полиартритом. У меня чуть было не отнялись ноги. Но я нашел в себе силы побороть это притяжение. Я ушел в творчество. И конечно же, кроме отпетых шлюх, мне помогли выжить мои друзья, плотно окружившим меня своим шумным обществом. Именно им я благодарен освобождению от ненависти и тоски. Они помогли мне на первой стадии просто залить мое горе водкой. Водка, водка! Спасибо тебе! Ты помогала мне в тяжелые минуты страшной тоски и безысходности, в тяжелые минуты похмелья. И пиву тоже - слава! И вообще… Всем - слава!!! В конце концов я наконец-то влюбился! Влюбился наконец-то в чудесную юную прекрасную нежную немецкую девушку Катрин. И вздохнул с облегчением и простил! Я понял, что Создатель дарит мне новую прекрасную жизнь, полную любви, счастья и радости. Радости первого свидания и первого поцелуя. Первой близости, второй близости, третьей … Горечь разлук и радость новой встречи… И этот взамен всего лишь одной пустой взбалмошной бабы…

    И тогда возблагодарил я Бога! Возблагодарил его за те страдания что он мне подарил, за те муки и болезни, через которые я прошел. Через слезы и унижения, через гнев и позор… Именно это страшное испытание приблизило меня к Нему. Слава разбитой любви! Очищающей и мучительной! Слава страданиям! Если бы не было их - я не был бы так счастлив сегодня! Самое ужасное в этой истории то, что моя неприязнь к моей бывшей жене каким-то образом бессознательно распространяется и на Митьку. Хотя он-то уж точно ни в чем не виноват. Просто иногда я замечаю в нем какие-то едва уловимые ее черты и мне становится неприятно. Когда он был совсем маленьким я его конечно любил больше. Я вообще с самого детства мечтал о маленьком сыне. Мы с ним были в то время неразлучны. Я его брал с собою даже в пивные. Я в то время был уже достаточно известным человеком в в пивных и пабах нашего города. Когда я входил в пивную с ребенком на руках, меня встречали приветственным гулом мои знакомые и друзья. Я садился за столик, давал Митьке хвост селедки а сам потихоньку постепенно накачивался пивом, вел с парнями те неторопливые пивные бесконечные беседы о жизни, о любви, о дружбе, о верности… Когда он пошел в школу, мы стали видеться реже. Примерно - раз в год. На день его рождения. В этот день мы обычно встречались в центре города и шли куда-нибудь гулять. Сын был во время наших свиданий чрезвычайно молчалив и скрытен. Я тоже не знал, о чем с ним разговаривать.
    - Как жизнь?
    - Хорошо…
    - Как учеба?
    - Нормально…
    Вот тебе и весь разговор. Так мы и ходили молча по улицам. Стесняясь друг друга, пряча взгляды. Сидели в каких-то кафе, разглядывая прохожих. Иногда ходили в кино. Потом я сажал его на такси и мы прощались до следующего дня рождения. И только в последнее время, когда он стал уже взрослым мальчиком, мы стали видеться чаще. Я вдруг с удивлением и радостью стал отмечать, что мой сын обладает чувством юмора. Я брал Митьку даже на какие-то вечеринки, с гордостью представляя его своим знакомым. Хотя повод для гордости был весьма сомнительный. У всех моих знакомых тоже были дети. Разница была в том, что я в отличии от них вдруг неожиданно для себя открыл рядом с собой уже готового, взрослого сына, пропустив такую фазу, как детство.
    Иногда он приходит поиграть ко мне в компьютерные игры или посмотреть какой-нибудь дешевый боевик по видео. Я почти не вмешиваюсь в его жизнь, если не считать то, что время от времени, к его большому неудовольствию, заставляю его заниматься по компьютерной программе английским языком. Люди не знающие иностранных языков кажутся мне неполноценными и вызывают у меня смесь сочувствие и отвращения.

    Мы пока еще страшно далеки друг от друга. Порой я с неудовольствием ловлю себя на мысли, что не испытываю к нему никаких родственных отцовских чувств. Ну приходит ко мне мальчик. Спокойный, скромный, молчаливый… Ну и что? Если он долго не приходил, я не испытывал необъяснимой тоски, острого желания увидеться… Но успокаивал себя тем, что эти чувства даны далеко не всем мужчинам. И я, по всей видимости, не одинок во вселенной. Это такой же дар, как Любовь!     - Итак возвратимся к нашей беседе! - сказал я Саре. - Позвольте предложить вам другое место, где нам, надеюсь не помешают!

    Сара с готовностью поднялась.

    И мы уже почти скрылись за дверью, спальни, как вдруг меня окликнул Трофим, появившейся в дверях гостиной в сверкающей щегольской ливрее дворецкого, расшитой изумительным золотым нитяным рисунком. Он два года умолял меня скроить ему настоящую ливрею по старинным чертежам и теперь надевал ее только по особым торжественным случаям. Выделывался перед другими слугами.

    - К вам - господин Актуал Мангуст! -гаркнул он хорошо поставленным, хорошо прокуренным голосом и громыхнул огромным массивным позолоченным посохом с костяным набалдашником, купленным мной по случаю в антикварной лавке.

 
Глава 11 - АКТУАЛ МАНГУСТ

    Колени у меня подогнулись от изумления. Перспектива встретиться с покойником мне показалась малопривлекательной.
    - Проси! - сказал я облизывая пересохшие от волнения губы. - Прошу прощения… Это ненадолго.
    Сара недоуменно пожала плечами. Мы вернулись в гостиную. Через минуту в нее, сопровождаемый сверкающим Трофимом, вошел невысокий, плотный лысый человек, в странном одеянии, напоминающем больничную пижаму. Глаза его сверкали от возбуждения. Он был не то чтобы напуган. Нет! Он был в страшной панике! Он был в каком-то лихорадочном полуобморочном состоянии. Губы его дрожали. На подбородок стекала слюна. Он дрожал крупной дрожью, озирался по сторонам. Садитесь - пригласил я его.
   - Я на минутку! - сказал он. - Я из больницы.
    - Я почему-то так и подумал!
    - Вы расследуете дело Отто Фарнера?
    - Я! Хотя какое…
    - Откажитесь от этого дела! Я вас умоляю! Если вы хотите жить! Если вам дорога жизнь ваших родных! Откажитесь!
    - Успокойтесь! Я непременно откажусь от этого дела, если это так опасно! Я терпеть не могу дел, связанных с опасностью для моей собственной жизни. Спасибо, приятель, за то что вы предупредили меня! - я лихорадочно соображал, как бы мне незаметно вызвать скорую помощь и выдворить этого безумного Актуала побыстрее, чтобы попытаться все-таки еще разок склонить к интимной близости строптивую журналистку!

    - Выпейте немного хереса. Это замечательный херес. Называется Педро Хименес! Вот она уже его пробовала! Мне его привозят прямо из Мадрида. Прямо с мадридского двора. Там его производят. Во дворе. - Я понимаю, вы мне не верите… Можно я присяду. Можем мы поговорить с глазу на глаз?
    - Да, я пробовала! Очень хороший херес! -неожиданно встряла Сара.
    - То есть - один на один? - уточнил я на всякий случай.
    - Во-во… - подтвердил Актуал присаживаясь в кресло и наполняя себе стакан.
    - You can go to the bedroom and undress. I shell appear some later. -сказал я девушке смущенно. Она послушно встала и пошла в спальню. На полпути она вернулась и смущенно прихватила с собой со стола бокал и бутылку Malaga Larios ($56, Сахара 10%, Крепость 15-23%.) Правильно! Чего теряться! Бери! Хватай - что плохо лежит! Когда дверь спальни за ней закрылась Актуал залпом оглушил фужер и выпучился на меня.
    - Вот закусите бананчиком.
    - Спасибо. - он взял из моих рук банан и стал его чистить. Руки его дрожали. - Я, как вы уже наверное догадались, сбежал из сумасшедшего дома.
    - Да я понял.
    - Я туда вернусь. Лучше я буду сумасшедшим, чем мертвым. Но я просто хочу предостеречь вас и остальных, кто будет за вами. Чтобы не лезли в это дело.
    - В какое дело? - осторожно спросил я.
    - В дело ЖОП!
    - Жоп? - я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, настолько забавным мне показалось название этого дела.
    - Жоп! - ответил строго Актуал, не расположенный к юмору. - А если вам смешно, то не поленитесь и позвоните в Лиму и спросите Хосе Бальдомеро Перейру! 247-684! Запишите! Лима! 247-684! Вы говорите на испанском?
    -Нет, - смущенно ответил я, пряча глаза.
    - А хотя бы на кечуа?
    - А на кечуа не говорю, - еще более смущаясь ответил я, еще более пряча глаза.
    - Плохо! - с нескрываемой досадой сказал Актула и от расстройства налил себе еще хереса в бокал.
    - Да уж куда хуже… - согласился я, впервые пожалев о том, что не уделил в свое время внимания изучению кечуа. - А зачем мне позвонить этому Хулио?
    - А вы спросите его, что случилось с теми, кто занимался делом ЖОП!
    - А что с ними случилось?
    - Они лишились своих жоп и погибли. Потому что человек не может жить без жопы.
    - Ровно как и жопа без человека!
    - А вот это, батенька, утверждать наверняка не можете! Потому что жопа без человека жить может! Еще как может!
    - Вам в лечиться надо. - заметил я.
    - Я знаю! - ответил он, - Но скоро и вам потребуется медицинская помощь. Если не послушаетесь меня.
    - В самом деле? - вызывающе спросил я.
    - Послушай, сынок! - он тронул меня за рукав смокинга. - Подумай, зачем мне, человеку, спокойно лежащему в психбольнице искать себе на ЖОПУ приключения? У меня что дел больше нет, чем прыгать через заборы, убегать от охраны, рискуя быть избитым, и уж наверняка впоследствии посаженным в карцер и на электрошок. Не будь таким неблагодарным. Ты ведь уже тоже не мальчик. Сейчас я тебе скажу одну вещь, а ты тут же постарайся ее забыть. Договорились?
    - Тогда, может и не надо говорить?
    - Нет! Иначе ты не откажешься от этого дела.
    - Откажусь, откажусь! Вот увидите! Ну их, эти жопы!
    - Не гордись особо-то! Не насмехайся, а послушай! - он наклонился ко мне поближе и стал говорить торопливо и приглушенно. - Жопа - это автономная мыслящая субстанция! Это - монада! Психически - активная субстанция, воспринимающая и отражающая мир! Воздействующая на него! Понимаешь? - он оглянулся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного он продолжал. - Жопа появилась на земле гораздо раньше человека! Вначале она существовала в виде беспозвоночных животных. Болеe 130 тысяч видов жоп! Некоторые виды доисторических жоп сохранились до сих пор. Некоторые жопы защищались от воздействия окружающей среды раковиной! Жопа имеет рот и мыслительный орган, который мы так и не смогли выявить в лабораторных условиях. Я говорил Отто, что не следует вести дальнейшие исследования в этой области. Но надо знать Отто! Не такой он человек, чтобы бросить исследования, тогда, когда найдена наконец-то нить ведущая к разгадке появления жизни на Земле и жалкой роли в этой жизни человека… Он знал, что Они найдут его и убьют!
    - Кто - Они?
    - Жопы! - Актуал еще раз с опаской оглянулся по сторонам.
    - Но ведь жопы есть у всех!
    - Жопа жопе - рознь! - поднял указательный палец Актуал. - На определенном этапе развития жизни на Земле, очевидно перед лицом какой-то опасности, жопа объединилась с человеком!
    - А как же до этого она существовала?
    - Племенами! Стаями! На земле существовали стаи жоп. Они расселялись по первобытным лесам. Обитали в пустынях, в морях…
    - В морях?
    - Да! В морях водились морские жопы! Наиболее хищные представители этого вида. Они потом с китами объединились.
    - Боже! А как же она питалась?
    - Сначала - планктоном. Потом - травами и плодами деревьев…
    - Деревьев?
    - Да, да, мой друг. Жопа - это сгусток мышц, которые при сокращении могли позволять ей прыгать достаточно высоко! Потом жопа научилась добывать пищу убивая животных!
    - Какой ужас! А человек? Человек! Как он срал?
    - Обыкновенно! У него было отверстие, через которое выходили продукты жизнедеятельности.
    - А разве жопа, это не отверстие через которое происходит эвакуация продуктов человеческой жизнедеятельности? - воспоминания о продуктах человеческой жизнедеятельности, с которыми мне сегодня пришлось столкнуться заставили меня содрогнуться. И лишь мысль о том, что за стеной накачивается вином очаровательная строптивая девчонка, заставила меня отмахнуться от этого навязчивого видения.
    - Мой друг! Я посвятил изучению жопы более двадцати лет! И уж я-то знаю, что жопа - это далеко не просто отверстие, через которое происходит эвакуация фекальной массы. Жопа - это целый Космос! Это целый мир! Знакомо вам ощущение опасности, которое исходит как правильно нам кажется из жопы. Недаром в народе говорят :"Жопой чую!" Вам знакомо это выражение?
    - Конечно! Я и сам так говорю! Но я никогда не думал…
    - Народ зря не будет говорить это на протяжении многих веков. Или вот, говорят - "Все делается через Жопу!" Слыхали?
    - Да я и сам порой делаю все через жопу!

    - Это выражения свидетельствует о неординарности мышления жопы. То есть - все нестандартные поступки мы каким то образом совершаем по подсказке нашей жопы! И порой именно эти поступки ведут нас или к гибели или же наоборот - помогают избежать опасности и смерти!

    - А от чего это зависит?

    - От наших взаимоотношений с жопой!

    - Слушайте! Чертовщина какая-то! У меня голова кругом идет! - я наполнил бокал хересом. Бутылка была уже пуста. Я позвонил в колокольчик. Явился пошатываясь уже изрядно косой Трофим. Без разговоров выставил на стол еще одну бутылку хереса Malaga blanko dulce с укоризной взглянув на меня.

    - Надеретесь ведь! - заметил он мне деликатно, покачав кудлатой сивой головой…

    - Ступай прочь! Болван!

    Трофим, шумно волоча шлепанцы по полу, удалился, напоследок громко стукнувшись о дверной косяк. Не вписался.
- А какие у меня могут быть с жопой взаимоотношения? - спросил я Актуала.

    - А что - никаких? - Актуал хитро посмотрел на меня из под своих кустистых бровей. -Вот, к примеру, вы чем подтираетесь?

    - Бумагой! - сказал я ехидно. - Иногда -лопушком! Если жопа захотела посрать в поле!

    - Понятно. - грустно сказал Актуал. - не удивлюсь, если узнаю, что вы со своей жопой не в ладу!

    - А чем же ее прикажете подтирать? Бархатом? Парчою? Органзой или муаром?
    - Вас похоже это веселит? - печально спросил Акутал. - А между тем, этому вопросу в древности уделяли весьма большое значение! Да, да! Кое-какое отражение этот вопрос нашел в творчестве Франсуа Рабле. Вам знакомо это имя?
    - Ну, что-то слыхал…
   - Что-то слыхал… - передразнил меня Актуал. - Разве можно такое не знать? У Рабле в "Гаргантюа и Пантагрюэле" наследник престола Гаргантюа на двух страницах рассказывает своему батюшке Гарнгузье о способах подтирания. Он испробовал множество способов, прежде чем нашел оптимальный. Он подтирался и бархатной полумаской придворных дам, шляпой пажа, (исцарапал себе зад бриллиантами и перьями!), мартовской кошкой, тыквенной ботвой, шалфеем, свекольной ботвой, латуком, листьями шпината, пролеской, пеньюарами, охотничьей сумкой, корзинкой, голубем, бакланом, адвокатским мешком, чепцом, но нашел, что самая лучшая подтирка в мире - это пушистый гусенок!
    - Пушистый гусенок? - переспросил я, не зная, как относится к словам мудрого доктора.
    - Да. Именно! Пушистый гусенок.
    - И что, вы рекомендуете ублажать жопу именно таким способом?
    - Ее вообще-то подмывать надо! Подмывать! Вы никогда не слышали об этом?
    - Черт! - выругался я в сердцах. - Тогда все кончено! Мы с моей - враги!
    - Я не удивлюсь… В нашем темном государстве, где даже слово "жопа" считается чуть ли не отборной матершиной, где ее рассматривают только как источник говна, не мудрено быть ее врагом. А между тем, вы заметьте, как вольно обращается с понятием"жопа" Франсуа Рабле! Он не считает жопу носительницей вульгарного начала. Сколько жизнеутверждающего юмора сколько любви в его строках о жопе
:    "Кто подтирает зад бумагой Тот весь обрызган желтой влагой!
    - Замечательные строки! - одобрил я.
    - Или вот, не обращая внимания на мои одобрительные реплуки, продолжал Мангуст
:        "Харкун, писун, серун,
        Не раз ты срал, а кал стекал
        На нас.
        Валяй, воняй! Но знай…
                и так далее…

Или вот:

        " Мой зад свой голос подает
        На зов природы отвечая
        Вокруг клубится вонь такая
        Что я зажал свой нос и рот…

    - Кстати, вы никогда не замечали, что ваша жопа подкладывает вам свинью?
(перевод стихотворений Франсуа Рабле Ю.Корнеева)

    - Свинью?
    - Свинью, свинью… Ну, допустим, в самый неподходящий момент вдруг подавала какой-нибудь неуместный звуковой сигнал?
    Я от души расхохотался. Такая постановка вопроса меня несколько позабавила. Разговор становился уже все более и более увлекательным. Самое интересное было в том, что я сразу вдруг вспомнил с десяток случаев, когда жопа подкладывала мне свинью! Актуал подождал пока я отсмеюсь и сказал

:    - Я вижу, вам очень весело!

    - Честно говоря - очень!

    - А припомните, не было ли у вас случая, когда поведение вашей жопы вынуждало бы вас изменить ваши намерения?

    - Вы знаете, у меня совсем недавно был случай, когда из-за своей жопы мне пришлось отложить одну любовную интрижку. Очень забавная, надо сказать, история… Случилось это еще в те далекие времена, когда… - Я вам верю! - прервал меня старик.
    - Но послушайте! - воскликнул я, - Ведь если рассуждать по вашему, все в этом мире можно привязать к жопе!
    - А ничего и не надо привязывать! Все и так привязано к ней!
    - Может быть, вы хотите сказать, что дебаты в парламенте по созданию земельного кадастра - это тоже связано с жопой?
    - Самым непосредственным образом!
    - А военно-промышленный комплекс?
    - Это - жопа!
    - А дефолт?
    - Это - полная жопа!
    - Этнические конфликты?
    - Жопа! Жопа!
    - Любовь?
    Актуал замялся.
    - Любовь это тоже - жопа…- неуверенно сказал он.
    - Ну уж нет! - решительно возразил я. -Любовь оставьте все-таки человеку!
    - Ну хорошо! - неожиданно согласился Актуал.- Любовь - это не жопа! Если для вас это так важно!
    - То-то же! - удовлетворительно хмыкнул я, обрадованный доблестной победой. - Так что же получается: жопа главнее человека? - взволнованно спросил я этого человека.
    - Выходит так! - печально подтвердил Актуал.
    - Какой ужас!
    - А то!
    - Скажите… А зачем все это нужно жопе? Зачем ей эти несчастья на жопу человека? Выходит, что жопа - враг человека? Не всегда. Вы позволите? -Актуал кивнул в сторону коробки сигар Romeo y Julieta Churchill (Куба. $100 за коробку) лежащей на столе.
    - Конечно, конечно… - я поспешно подал ему ножнички и зажигалку.
Актуал умело отрезал кончик сигары, ловко прикурил и с удовольствием, выдающим в нем заядлого курильщика, затянулся.
    - Жопа - это одна из многочисленных форм организации разума. Вероятно - разума космического. Уж не земного - это точно. Не ухмыляйтесь! Вы что не допускаете других форм существования разума? В каком мире вы живете? Так вот, по мнению психолога Хосе Балдомейро Перейры жопа была прислана на Землю для установления контакта с земной живой субстанцией. Время в Космосе и на Земле, как вы знаете категории неодинаковые. И в то время, когда на Земле менялись целые эпохи, в Космосе промелькнул всего лишь - миг! Миг за который жопа должна была установить контакт с мыслящей субстанцией Земли. Однако жопа столкнулась с непредвиденными трудностями. Мыслящая земная субстанция имела самостоятельную и достаточно сложную порой непостижимую для космического сознания систему мышления, которая с трудом поддавалась Космическому анализу. Жопа и человек не понимали друг друга! Даже после воссоединения! Это была трагедия для жопы! Крах всех ее планов! Человек в некоторых моментах подчинил себе жопу! Но в планах той цивилизации, представителем которой является жопа, был захват земли, подчинение человека. Попытка использования его потенциала в интересах жопы!

    - А разве жизнь человека и без того не подчинена интересам жопы?

    - Да… В какой-то мере! Но у жопы есть собственные интересы! Жопы хотят автономии!

    - Они что там, с ума посходили? -возмутился я.

    - Тс-с-с-с - Актуал Магуст приложил палец к губам, опасливо оглянувшись по сторонам.

    - А как они себе это представляют! - я стал говорить шепотом, - Ведь после стольких веков совместного проживания у нас все общее! Общие органы, общая, если хотите, экономика!

    - Все правильно! - согласился Акутал. -Вы это жопе объясните!

    - Да… - я на мгновенье задумался, но тут же снова пришел в себя. - Я попал под магию вашей гипотезы! Но, если быть все же объективным, то воссоединение жопы с человеком - это всего лишь на всего - гипотеза! Заманчивая, захватывающая -но гипотеза!

    - К сожалению, имеющая целый ряд доказательств, позволяющих существовать этой гипотезе уже много-много веков! - возразил Актуал.

    - Насколько убедительны эти доказательства?     - А насколько убедительны доказательства существования Бога? Вот вы интересные все! Значит, в непорочное зачатие мы верим, в нелепую книгу Иова - верим! А в совершенно реалистическую гипотезу об автономном существовании жопы - не верим! Вот в чем странность земного мышления: безоговорочно верить во всякие нелепицы и в тоже время подвергать сомнению и анализировать все реальное происходящее в мире и в сознании на примитивном бытовом уровне. Уровень анализа! Вот в чем разница! Этим -то и отличается наше мышление от мышления жопы. Жопа анализирует явления на совершенно другом более высоком уровне, характеризующимся совокупностью эзотерических и трансцендентальных знаний. Вы спрашиваете доказательства?

    - Да, неплохо было бы какое-нибудь убедительную улику, в пользу жопы! Зацепочку какую-нибудь… Я же все-таки детектив. Для меня ваших умозаключений маловато будет…

    - Пожалуйста! Ну хотя бы … - Актуал неожиданно задумался замолчал. Потом встрепенулся и посмотрел на настенные часы. -Понимаете, Рэй, их так много, что я выбираю наиболее убедительные из них… Но вот хотя бы вот… Вы можете проверить! Нет! Вы должны это проверить! В Мексике есть известный всему миру "Камень солнца" памятник цивилизации ацтеков. Весит этот камень 24 тонны. Он высечен в честь местного правителя ацтеков Акайякотля в 1479 году. Там изображены пять солнц. По всеобщему мнению ученых-историков эти пять солнц символизируют существование пяти працивилизаций с развитыми общественными отношениями и высокоразвитой наукой и культурой. Иначе, как вы объясните невероятно высокую, недоступную современным приборам, точность древнейших расчетов движения космических тел? Всякая цивилизация заканчивалась с остыванием очередного солнца. Ацтеки знали о существовании пяти таких цивилизаций. Так вот ваше внимание несомненно привлечет лик пятого нынешнего солнца - Солнца Тонатиу. У вас непременно вызовет сомнение то, что это лик. Складки, морщины. И главное - анальное отверстие , из которого выходит кинжал. А вот у нас, у ученых не вызывает никакого сомнения, что ацтеки изобразили в виде солнца -жопу! Обыкновенную жопу! Это предупреждение нам! Нынешняя эра - эра жопы!
    - Жопы? - глупо переспросил я.
    - А вы сами не замечаете что ли? А удивительная бессмысленная на первый взгляд традиция ацтеков приносить в больших количествах человеческие жертвы? Одно из таких самых массовых ритуальных жертвоприношений унесло более двадцати тысяч жизней!!! Разве это не доказывает нам, что такая античеловеческая традиция продиктована не человеком, но жопой! Этот кровавый ритуал пришел в культуру ацтеков из глубокой древности, когда человек полностью находился под властью жопы!
В это время за окном послышались вой сирены скорой медицинской помощи, вскоре однако прекратившийся, после чего в комнату с жутким топотом вбежало с десяток высоких и крепких, ладно скроенных парней в белых халатах и в таких же белых шапочках, в белых тапочках и в белых марлевых повязках на лицах. Санитары держали в руках обыкновенную рыболовецкую сеть с какого-то сейнера. Рассредоточившись во комнате, они, перемигиваясь и делая друг другу многозначительные знаки, стали украдкой красться к нашему дивану.
    - Эх! - с сожалением покачал головой Актуал, - Не успел! Вот что, любезнейший… Я вижу, вы мне так и не поверили…
    - Да нет, отчего же …
    - Да я вижу! - он в отчаянии заломил руки, - Но вы найдите в Лиме Хосе Бальдомеро Перейру! 247 -684! У него материалы доктора Фарнера и Менгеле! Актуал говорил торопливо, поглядывая на подкрадывающихся на цыпочках со всех сторон санитаров. - Он вам все расскажет… Он вам поможет! Разыщите материалы по делу доктора Менгеле! Это он руководил бесчеловечными опытами над людьми в концлагерях Рейха… Он доказал автономность нервной системы жопы…
    - А-а-а-а-а-а! Вот он! Он здесь! -одновременно глухо взревели санитары сквозь марлевые повязки и кинулись на Актуала Мангуста. Актуал гордо поднялся им навстречу и запел красивым чистым тенором прямо им в лицо
:    Наверх все товарищи! Все по местам! Последний парад наступает!
    Последняя строчка потонула в яростном охотничьим крике набросившихся на него дюжих санитаров. Они опрокинули мой стеклянный столик (Тайвань, $300) и замечательную стеклянную вазу, подарок моей мамочки мне на сорокалетие.
    - Постойте! - крикнул я ему, барахтающемуся в куче ослепленных яростью тел, -А кто же тот мужик, который лежал в вашем доме без жопы?
    - Это двойник! - хрипел Актуал, - Я на всякий случай завел себе двойника. Сразу после того, как они убили Отто Фарнера и забрали у него жопу!
    - Значит можно жопу провести?
    - Теоретически - да! Смотря, конечно, какую жопу!
    - Значит, правду говорят, на хитрую жопу есть…- спросил я с улыбкой.
    - Правду! - обиделся неожиданно Актуал. -Вы не смейтесь! Проверьте по документам, если не верите! Я попал в сумасшедший дом терпимости за две недели до убийства! Я жопой чуял, что за мной придут!
    - Значит, ваша жопа - за нас? - спросил я задумчиво.
Громадный санитар вдруг вырос у меня за спиной.
    - Эй! Парень! У тебя все в порядке? -подозрительно оглядывая меня, участливо спросил он.
    - Моя - за нас! А вот за вашу - не ручаюсь! - кряхтя прокричал Актуал, на минуту показавшись из кучи тел. Рожа в сетке.
    - Блять! Руку! - вскричал какой-то санитар.
    - Значит вы со своей жопой провели их?
    - Не думаю! - донеслось из кучи.
    - А как проверить? - крикнул я ему. А санитару сказал уже тише: 0! Благодарю вас, приятель! У меня все в порядке!
    - Руку! Блять! - продолжал кричат какой-то санитар.
   - Это невозможно! - хрипел Актуал, задавленный массой копошащихся тел. - Жопа может прикинуться своей! Это очень коварные создания!      Они могут проявить свое отношения к вам в самый неожиданный момент!
    Наконец санитары связали жгутом яростно отбивающегося Актуала и поволокли его по ступенькам за ноги к выходу. Один санитар остался лежать бездыханно на полу. Рядом, в луже крови, валялась оторванная рука. Актуал, приподняв голову, чтобы она не билась о ступеньки, на ходу отдавал мне последние распоряжения. Постарайтесь забыть все что я вам рассказал! И никогда не звоните в Лиму! Никогда! Слышите? Не ищите доказательств гипотезы! Иначе… Да дайте же мне сказать, сволочи! Иначе они доберутся до вас! Они уничтожают всех, кто подходит близко к разгадке тайны жоп!
    По тому, как Актуал яростно подмигивал мне обеими глазами, я понимал, что говоря " забудьте все, что я вам сказал" он имеет в виду совсем обратное. Он передает мне эстафету! Он пытается обмануть жопу!
    - Я понял вас! - крикнул я. - Я вытащу вас из этого плена!
    - А вот э-то-го не на-до! - строго возразил Актуал. Голова его подскакивала на высоких ступеньках. - По-по-звольте мне остаться в живых!
    Санитары деловито и небрежно, словно говяжью тушу, с грохотом зашвырнули Актуала в фургон. Дверца за ним захлопнулась. Потом они вернулись и прихватили своего раненного, а может быть, и уже мертвого, товарища. Его они бросили в фургон уже бережнее. Рядом положили окровавленную руку. Машина скорой помощи фыркнула, пукнула, дернулась и стремительно резко рванув с места, унесла Актуала в черную дыру незвестности. Возвращаясь в дом, я чуть было не споткнулся в прихожей о тело спящего мертвецким сном в камуфляжной форме, пьяного в стельку, обсосанного Трофима, обнимающего помповое ружье "Remington" 1984 года. ($200). Трофим при всех своих недостатках, из которых нечистоплотность - не самый худший, был весьма исполнительным малым. По ночам он подрабатывал у меня в качестве телохранителя.


Глава 12 - УТРО ХОРОШЕГО ЧЕЛОВЕКА

    Я, слегка оправившись в туалете от жуткого происшествия, вернулся к своей гостье и совершил с ней чудное феллацио. Почему - феллацио? Очень просто. Дело в том, что во время поста нам, христианам, запрещено прелюбодействовать и вообще совершать развратные действия даже в мыслях своих, как с женщиной, так и с мужчиной. Но, братья и сестры! Я специально проштудировал всю Библию от корки до корки и ничего не нашел, про то, что во время поста запрещено совершать феллацио с ближним своим! Ну нет там ничего про феллацио! С тех пор я во время поста всегда совершаю только феллацио! А именно сегодня начался великий пост. Таким образом я научился избегать Божьего наказания и в то же время удовлетворять свои низменные, животные страсти. Я вообще феллацио не могу отнести к животным потребностям. Покажите мне пожалуйста такого животного, которое увлекалось бы феллацио! Может быть только специально обученные, дрессированные зверюшки в цирке Дурова? Я бы не хотел совершить феллацио со зверюшками! Хотя про феллацио со зверюшками в Библии тоже ничего не сказано!
    После феллацио, совершенного мною с особой жестокостью, в отместку жопе за ночное покушение на мою жизнь, Сара побежала полоскать рот, сверкнув своей жестокой и коварной, но такой прекрасной попкой. А тут вдруг проснулся Прекрасный человек и сразу же набрал номер своей утренней мечты, своей юной очаровательной, невинной Сашеньки. Он это проделывает каждое утро вот уже на протяжении почти полугода в надежде, что однажды эта прекрасная крепость не выдержит телефонной осады и падет, пораженная его настойчивостью и полюбит его.
   - Алло! - сказал я весело. - Не ожидала, поди, моего звонка?
    - Даже и представить себе не могла, что ты можешь позвонить!
    - А то! Я хотел тебе сделать сюрприз!
    - У тебя это получилось! Я чуть было не лишилась чувств от неожиданности!
    - Может быть сегодня сходим куда-нибудь?
    - Куда же?
    - В исторический музей! - говорю я наугад.
    - Ой! Как это, должно быть, интересно! -воскликнула она.
    - Там есть настоящие питекантропы!
    - Ты уверен: они настоящие? Не поддельные
:    - Нет! Настоящие! Фирменные!
    - Позвони мне поближе к обеду! Я буду готова!
    - Хорошо! Пока! - говорю я, абсолютно уверенный, что к обеду ее уже не будет дома.
После звонка хорошее настроение возвращается ко мне и я резво одеваюсь в спортивную форму, чтобы пробежать пару кружков в парке для бодрости. После сорока лет я начал совершать утренние пробежки, чтобы держать себя в форме. Мне сказали, что это помогает держать себя в форме. Не знаю, но пока я в состоянии совершить утреннее феллацио, я чувствую себя в форме, и мне даже кажется, что это благодаря именно утренним пробежкам.
     Доброе утро, барин! - приветливо приподнимает широкополую фетровую шляпу Трофим, обнажив в улыбке свой беззубый рот. Он всегда с утра, если трезв, подстригает какие-нибудь кусты в моем саду. Розы, там, рододендроны, жимолость… Все подстригает. При всех его недостатках, из которых воровство - не самый худший, этот негодяй является замечательным садовником. Выращенные им розы, калы и ностурции, пользуются таким высоким спросом на рынке, что я уверен, что смогу прилично жить после ухода в отставку, без пенсии, благодаря лишь только торговле цветами.

 ***

    Пробегая мимо соседнего особняка я вижу во дворе тетушку Амаль, матушку моего приятеля - одногодка, толстяка - Макса, старшего следователя прокуратуры. Я иногда зову его с собою на пробежку, чтобы убедиться на его примере, в какой я отличной форме. Тетушка Амаль выбивает ковер. Я приветливо машу ей рукой! Она распрямившись и сложив руку козырьком, смотрит на меня и приветливо улыбается.
    - Здравствуйте, тетушка Амаль! - кричу я ей, улыбаясь, - Макс проснулся? Он побегать не собирается?
    - Нет! - отвечает тетушка Амаль! - Не собирается! Нету Макса!
    - А где же он? - спрашиваю я.
    - Нету больше Макса! - отвечает тетушка Амаль. - Убили вчера в перестрелке!
    - Спасибо! - совершенно глупо отвечаю я и убегаю, несколько потрясенный случившимся. Сообщение тетушки Амаль, еще раз наводит меня на мысль о быстротечности земной жизни и о необходимости ею дорожить! Я утверждаюсь в своем непоколебимом решении сегодня же пойти к шефу и отказаться от этого дела. Передо мной из Вечности возник вдруг укоризненный взгляд моего бесшабашного друга Сели, жизнелюба и кутилы, волокиты и бретера, забияки и поэта… Не все так просто в этом мире. Не все! А в другом мире - проще? Я пробегаю мимо стройных кипарисов, стоящих ровными рядами вдоль чистенькой, аккуратной аллеи, мимо кустиков рододендрона и жимолости, мимо гордых мамочек, катящих свои коляски со спящими крохотными детишками, и чувствую себя счастливым оттого, что я живу, совершаю утреннее феллацио, что я кому-то нужен, что кто-то в свою очередь нужен мне, что я наслаждаюсь этим ласковым весенним утром, и тем, что вокруг меня живут и умирают прекрасные люди. Мое тело бежит по весеннему парку и вихрь моих шальных мыслей уносит мою духовную субстанцию в далекое прошлое.

 ***

     Детство было не самой очаровательной страничкой в моей жизни. Бывали и получше. Поинтереснее. В том далеком причудливом далеке я вижу себя худеньким бледным мальчишкой, одетым в казенные тусклые стандартные ветхие одежды. Летом мама уезжала на сессию в Москву, а меня пристраивала пожить к своей тетке. Тетка была трудолюбивой зажиточной женщиной. Она работала с утра до вечера не покладая рук своих, добывая хлеб свой насущный в прямом смысле в поте лица своего. А когда я прибывал к ней на побывку, то еще и в поте лица моего. Я вынужден был с самого раннего утра возить воду бочкой, установленной на громыхающей тележке из колонки на огород. Я всегда испытывал панический генетический страх перед физическим трудом. Но судьба, как бы в насмешку. Посылала меня на самые важные участки народного хозяйства. Тетка была женою крупного хозяйственника и жила в особняке, расположенном в районе Всеобщего Благоденствия, в районе дач работников партийно-хозяйственного актива. Там-то я впервые и повстречал свою будущую жену. Детишки партийных лидеров, вместо того, чтобы беззаботно предаваться перевозке в бочках воды на участки и сельскохозяйственные угодья, озабоченно бегали туда-сюда по дачному поселку, пили вино, играли в карты, водили девочек в кабинеты. Я с завистью наблюдал за ними, чистенькими, ухоженными, аккуратно подстриженными, горластыми, раскрепощенными, дерзкими и отчаянными… Мне очень хотелось поиграть с ними. Но на меня они смотрели, как на батрака, на грязного вонючего крепостного, с утра до вечера вкалывающего на господ. Обидно мне было. Частенько, проходя мимо них со своей громыхающей тележкой, груженой ненавистной бочкой, я ловил на себе презрительные насмешливые взгляды. Особенно заливисто смеялась эта девчонка, со светлыми прямыми волосами, глазастая и ротастая. Но такая манящая и милая…
    Однажды, после сытного ужина, с жаренной картошечкой, да с грибочками, да с мясцом, да с молочком (тетка кормила меня как на убой! Ей нужен был сытый, сильный работник!) теплым летним вечером я стоял возле калитки теткиного дома и, тихонечко порыгивая, смотрел на улицу, в надежде, что увижу ее. Недоступную и сказочную свою красавицу. И надо же такому случиться Бог услышал мои просьбы. Я увидел ее с подружкой, оживленно беседующих и неторопливо направляющихся к моему дому! В руках у подружки был мяч.
    Я пригладил всклоченные непокорные вихры, сделал умное, задумчивое, такое поэтичное выражение на лице, и стал смотреть в другую сторону, как бы не замечая их. Как бы никакого интереса к ним не проявляя. Мало ли девчонок шатаются по тропинкам нашего дачного поселка! Но краешком глаза я видел, как они вроде бы замедлили свой ход, приостановились…
    - Мальчик! - услышал я.
Выдержав паузу я медленно повернул к ним свое поэтичное лицо.
    - Простите, вы это мне? - спросил я как можно учтивее.
    - Вам, вам! Вы не хотите поиграть в мячик?
    - В мячик? - переспросил я, не зная, как должен поступать в таких случаях взрослый, уважающий себя джентльмен. - Я не играю в мячик… -нашелся наконец я. Заметьте! Изначально я, как бы, стою на правильном пути! Я противлюсь всем своим существом провокации!
    - А почему? - засмеялись девчонки.
    - Не знаю… - ответил я. - Не люблю, наверное…
    - Ну пожалуйста! А то нам скучно!
    - Ну, если немножко… - Я сдался!!! Но видит Бог, я сопротивлялся. Господи! Как я был счастлив в те короткие минуты. Моя мечта! Моя красавица, Моя госпожа сама пригласила меня для знакомства! Она предложила мне дружбу! Она предложила мне любовь! Да! Это не просто предложение поиграть в мячик! Значит я ей понравился! Значит между нами нет преград! Значит… Мы отошли от дома на небольшую полянку, окруженную густым чапыжником.
    - Меня зовут Юля! А вас как? - сказала девчонка весело и открыто.
    - Меня? - язык мой словно присох к челюсти. Где же мой искрометный юмор? Где мое красноречие? Моя раскованность и непринужденность? Куда это все подевалось?
    - Да! Вас!
    Я поклонился и лаконично представился, щелкнув босыми пятками. Вторая девчонка тоже назвала свое имя, но я его сейчас уже не помню. Кажется Каргалыш! Точно - Каргалыш! Ветерок памяти внезапным легким порывом принес мне пожелтевший увядший лепесток ее имени.
    - Давайте играть в выбивалы! -предложила Юля. - Вы с Каргалыш становитесь друг против друга вот так… А я буду посередине… А вы меня выбивайте!
    И мы стали выбивать. Каргалыш удалось выбить ее с первого раза. Потом мы выбивали Каргалыш. Я выбил ее с первого меткого и мощного броска. Мой мощный разящий удар сшиб ее с ног и Каргалыш, крякнув от неожиданности и боли, упала, как подкошенная, задрав кверху кривые ноги, сверкая белыми трусиками! Потирая ушибленную ягодицу она заняла место напротив Юлии. Теперь наступил мой черед продемонстрировать свою дьявольскую ловкость и сноровку. Я встал между ними, сконцентрировавшись и сосредоточившись. Сейчас вы увидите, как должен уходить от ударов мяча настоящий ковбой!
    Юля бросила мяч в меня и я моментально отпрыгнул, увильнув от мяча в ловком прыжке. Но я легкомысленно не сделал поправку на свой, непривычный к обильной жирной пище, набитый до отказа желудок. И в момент моего ловкого прыжка, воздух сотряс такой мощный и резкий звук вырвавшихся на свободу газов, что с Каргалыш слетела белая панамка. Все вокруг замерло. Напряженная тишина повисла в воздухе словно уставший от жизни висельник. Я, с выпученными от ужаса глазами, с нетерпением ожидал того счастливого мгновения, когда подо мною разверзнется земля и я с радостью и вздохом облегчения провалюсь навеки в царство мертвых. Но земля стояла незыблемо. Где-то вдалеке слышались веселые детские голоса. Музыка. Кто-то наигрывал на пианино что-то из Штокхаузена. Кажется "Песнь трех отроков в огненной печи". Да! Точно! Именно "Песнь трех отроков"! В кустах беззаботно пела свою песнь пичужка. И вдруг эту тишину нарушил гром! Страшный разрушительный гром! Это смеялась моя хрупкая стройная светловолосая девочка, моя летняя песня Мавка, моя волшебная мечта. От смеха она упала в траву. Следом за ней упала и Каргалыш. Оглушенный, потрясенный и мертвый, я, медленно ступая тяжелыми непослушными ногами, пошел прочь. Я плакал всю ночь. На следующий день я сказавшись тетушке больным не вышел на полевые работы и ей пришлось самой возить воду на огород. Я провалялся три дня, чтобы забыть происшедшее. Но такое забыть было невозможно! Через три дня я все-таки вышел со своей тележкой на тропу труда. Я умолял Бога, чтобы Она исчезла с лица Земли, раз уж он не мог устроить так, чтобы исчез я. Нам, после случившегося, не было места двоим в этом мире. Кто-то должен был уйти. Но Бог на этот раз, почему-то не внял моим просьбам, а наоборот поспешно выслал ее ко мне на встречу. Она шла в компании пацанов. Завидев меня пацаны оживились, заржали, заулюлюкали, засвистели.
    - Пердун! Пердун! Вонючка! - кричали они неистово, прыгали вокруг меня, словно языческие жрецы, перед жертвенным животным. - Пойдем в выбивалы играть? Пердун? А? Один из них, самый противные и самый маленький, изловчился и дал мне сильного пинка прямо в жопу! Прямо в копчик. Было очень больно. Но я, стиснув зубы, наклонив голову, чтобы не видеть злобные смеющиеся лица, прикрыв полные слез глаза, шел со своей тележкой сквозь строй оголтелой партийной детворы, шел в свое будущее. Этот случай был маленькой моделью моей жизни.
    Ну почему так несправедливо поступила со мной моя жопа! Почему? Ведь я был в сущности святым! Ну как теперь не верить Мангусту?

 ***

     Когда я, набегавшись вволю, возвратился в свой дом, моя гостья Сара, одетая в мой шлафрок, сидела в зале возле камина и так знаете ли пытливо просматривала мой ежедневник. Заметив меня, она испуганно вскрикнула, закрыла лицо руками, и смущенно отбросила книжку.
    - Ха-ха-ха… - нервно засмеялась она мне в лицо неизвестно с чего. Смешинка в рот попала, видимо. Смешно дураку - что рот на боку! Дуракам закон приличия не писан. И не какан! Вы находите смешным читать чужие записи? - спросил я стараясь сохранить остатки хладнокровия и мужского достоинства. Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
    - Я случайно! Честное слово, случайно! -не переставая смеяться сказала Сара. - Простите меня, ради Бога, Рэй! Но я просто представить себе не могла, что вы - такой серьезный и взрослый мужчина, ведете список ваших сексуальных побед!
   - Ах, вы про эти невинные записи… Я это не называю сексуальными победами, Сара. Эта нехитрая статистика необходима мне, чтобы как-то корректировать свой образ жизни в соответствии с моим возрастом!
    - Это как?
    - Это очень просто! В конце года я подвожу итог. Количество половых актов в год и является показателем моего здоровья. Я должен контролировать их и вести строгий учет! Так что эти записи - скорее медицинского характера, нежели фискального. Когда я вижу, что не хватает до нормы - я увеличивая частоту половых сношений. Если половых актов слишком много - я сдерживаю себя. После сорока, моя дорогая, мужчина должен следить за своим здоровьем, если не хочет стать дряхлым стариком!
    - И сколько же , интересно, для вас -норма?
    - Для себя я определил примерно сто пятьдесят половых актов в год. Плюс - минус…
    - …сто! - хохотнула Сара.
    - Нет! Не сто! - не поддержал я ее радости. - Всего-навсего - десять!
    - Да. Но ведь у здорового человека просто-напросто не может оказаться под рукой половой партнерши!
    - Наличие половой партнерши это и есть -показатель твоего здоровья. У здорового мужчины должна быть подружка. А лучше - две! На случай, если одна из них заболеет.
    - Или умрет?
    - Или умрет! Смертность среди подружек моего возраста достаточно высока.
    - Может, тогда, лучше - три?
    - Я ценю ваше остроумие, но я определил для своего возраста оптимальное количество - две подружки.
   - Вы явно льстите себе.
    - Я - объективен. Мне нет смысла кокетничать с вами. Я вас уже обольстил Или вы меня. Как вам будет угодно. А после этого всяческие похвалы в свой адрес теряют смысл. Не так ли?
    - Не думаю! Мужчины могут хвастать без конца!
    - Чем же они могут хвастать - БЕЗ КОНЦА? -скаламбурил я.
    - Можно смеяться? - спросила Сара и нервно закурила. - А я у вас, простите, какая?

    - Сегодня - первая! Да вы не переживайте! Вы не подружка мне! Вы - случайная половая связь!
    - Я не пойму - вы хамите или откровенничаете?
    - Боюсь, что невольно откровенно хамлю! Не скрою, ваше любопытство и бесцеремонность меня огорчили, если не оскорбили. Возможно моя резкость обусловлена этим. Простите меня, если я перегнул палку. Я постараюсь быть сдержаннее. Ведь все-таки вы сегодня были источником моего высшего наслаждения!
    Зазвонил телефон. Я облегченно воздохнул. Я не любил отрицательных эмоций пустых перепалок и всегда старался бежать их. Давным - давно, когда я был еще женат , я научился всякий раз бежать из дома, едва только замечал на лице своей супруги хотя бы намек на недовольство. Я в жизни очень редко ругался. Еще реже дрался. Хотя имею черный пояс верности по карате.
    - Алло! - радостно гаркнул я неизвестному спасителю. Им оказался конечно -Гер.
    - Хочешь испорчу тебе настроение? -сказал он.
    - Спорим - не испортишь? - ответил я. -Ставлю десять долларов, что я тебе скорее испорчу!
    В это время в комнату вошел Трофим с подносом, в японском кимоно и, склонившись в почтительном поклоне, мелко ступая в деревянных садэ, поставил на столик суши в глиняных чашечках и бутылку сакэ. По пятницам у нас был японский день. Я удовлетворенно показал ему большой палец! Трофим враждебно поглядел на Сару , потом на мой палец. На лице его были написаны тревога и неудовольствие. Он в свою очередь тоже показал мне палец. Только-средний.
    - А я - двадцать! - согласился Мун. -Актуал Мангуст - вовсе никакой не Актуал! И уж тем более - не Мангуст! - если бы вы слышали, с каким торжеством он это сказал! Мне прямо стало как-то неловко портить ему праздник.
    - Ты - проиграл! С тебя тридцать долларов! - сказал я. - Ты меня просто рассмешил! Я тебя уже тогда предупредил - тщательнее проверь пол клиента, проверь тщательнее пол! А ты - Я никогда не ошибаюсь!
    - Настоящий Актуал Мангуст обнаружен сегодня в психиатрической клиники имени Луначарского без жопы!
    Трубка выпала у меня из рук. Трофим выходя опять громко ударился плечом о косяк. Не вписался. В коридоре раздался грохот, от которого вздрогнула Сара и задрожал столик. Видимо Трофим в своем стремлении стать похожим на японца превзошел себя и перебрал саке.
    В сущности - ничего страшного! Все очень даже хорошо! Я - молод! Полон сил! Передо мной сидит красивая, хотя несносная и язвительная девчонка! В перестрелке убили соседа, а не меня! Я живу гармонично и не смотря на это -весело. Умение радоваться тем, что дает мне Бог, делает меня счастливым. У меня есть один друг, две любовницы, относительное материальное благополучие, дело которое мне приносит доход и другое - не менее важное дело, приносящее мне моральное удовлетворение, а людям - радость. Я выпил саке и поел суши. Поставил еще одну галочку в ежедневнике, оделся в темно синий твидовый костюмчик с фиолетовой искрой от Kenzo (958 тысяч йен) и вышел во двор. Ярко светило солнце отражаясь в маленьких лужицах. Пели коростели, пичужки и дрозды. В углу сада в зарослях жимолости и крыжовника, возле деревянной русской уборной ХIХ века, деловито копошился соседский ежик. Трофим, в синем ситцевом комбинезоне кропотливо возился в моторе моего седана Maxima OX. ($50 000)
    - Готово, барин! - хитро подмигнул он мне, кивая на смущенную Сару, вытирая свои заскорузлые иссиня-черные, как смоль, руки, моими старыми белоснежными трусами из вареного французского габардина (14 су за локоть!). Надо отдать должное этому хитрому и циничному мужичку. При всех его пороках, из которых склонность к гомосексуализму была чуть ли не добродетелью, он был все же неплохим механиком.

    - Ты сам сосал когда-нибудь? - спросила Сара со своей репортерской непосредственностью, усевшись в автомобиль, глядя на себя в зеркальце.

    - Нет! - ответил я.

    - А если честно?

    - Честно! - сдерживая раздражение ответил я.

    - Сосал, сосал! Обманщик! - вульгарно расхохоталась она, любуясь моей растерянностью.

Расстались мы, тем не менее, друзьями. Договорились на следующий уик-энд сходить в зоопарк или на бейсбольный матч между Уральским "Нефтяником" и Бакинской "Весталочкой". На прощание я легонько кулаком двинул ее по челюсти.

    - А ты молодчина! - сказал я.

    - Ты тоже классный парень! - ответила она легонько шлепнув меня по кулаком в пах.


Глава 13 - ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

    Предо мной предстала страшная картина погрома, устроенного санитарами из психушки. Столик был опрокинут. На полу валялись бутылки. Фужеры. Вазы с цветами. Я был огорчен. Но одна мысль успокаивала меня. В спальне меня ждала прекрасная юная, очаровательная чувашка. Я прошел в спальню. На красных простынях, (моя мама застилает мне всегда красные простыни. Они меньше пачкаются, считает она. И на них не заметно крови!) в красном свете ночника, Сара лежала на животе без движения, жутко, с присвистом, храпя. Обнаженная и прекрасная, она словно бы нарочно представляла мне для обозрения предмет нашей давешней беседы с Актуалом, словно дразня и в то же время маня. Порожняя бутылка из под хереса валялась на ковре. Я склонился над ее попкой. Назвать жопой эту очаровательную круглую, упругую часть тела у меня не поднимался язык. Язык у меня не поднимался… Я провел по ней пальцем. Неужели есть хотя бы крупица истины в том, что я сегодня узнал. Неужели Она - живая? Неужели Она имеет автономное мышление? Разум? Мне стало страшно. Словно в подтверждение моих мыслей попка вздрогнула, дернулась, реагируя на прикосновение. Я нежно погладил ее, нежно поцеловал и словно погрузился в какую-то сладкую пучину небытия…
    Из памяти, словно умерший лепесток лилии, медленно всплыл казалось бы незначительный эпизод моей жизни, оказавший, тем не менее весьма значительное влияние на становление моего мировоззрения и отчасти на линию моего поведения.
    Однажды у меня вдруг засорился унитаз и вызвал я слесаря. И пришел в мой дом сантехник -симпатичный молодой мужчина, в светлом чесучовом костюме Bezotti ($47), отороченном мехом голубого соболя (среди соболей тоже встречаются извращенцы!), с книжкой "Улисс" Джойса, торчащей из подсумка. Пришел и к моему унитазу сразу бросился, даже не взглянув на меня. Я, кстати, тоже был одет в костюм Bezotti, но из светлой шерсти ($240).
    Оглядел сантехник унитаз мой со всех сторон. Обнял. Поцеловал. Прижался к нему, прислушался, ухо к нему приложив.
    - Что вы с ним сделали? - спрашивает со слезами на глазах.
    - Ничего мы с ним не делали! - ответил я уверенно. Я и в самом деле не поминал, чтобы я когда-то делал с унитазом что-то такое, не предусмотренное его функциональным назначением. Может, извращенец Трофим надругался над ним, невольно закралась подозрение, которое я тут же отбросил от себя с отвращением.
    - Что я, не вижу, что ли? - воскликнул сантехник. - Разве можно так обращаться с унитазом? Вы же срали в него! Так? Отвечать! -Вскричал гневно сантехник, вперив в меня свой пристальный твердый взгляд.
    - А что такого? - стал вдруг отчего-то виновато оправдываться я. - Все срут… - А вы на всех не равняйтесь! Все будут в окно прыгать, и вы тоже? - наседал на меня странный сантехник.
    - Нет! Я не буду! - гордо отрекся я.
    - Да и не в том дело, срали вы или нет! Вы же своим равнодушием довели унитаз до такого состояния, что он с вами и общаться уже не хочет! -парень погладил унитаз по корпусу. - Хороший! Хороший унитаз! Как нас зовут?
    - Кого? - не понял я.
    - Унитаз ваш?
    - Да никак! Как можно называть унитаз! Так и зовут - унитаз!
    - Эх вы! Унитаз! - передразнил сантехник. - Да вы другого отношения-то и не заслуживаете! Разве вы не знаете, что каждая вещь имеет душу! Она такая же частица мироздания, такая же думающая тварь, как и вы. Только формы мышления у нас различные, как и формы существования! Вы вроде бы неглупый человек, известный следователь. В какой-то степени - глубокий аналитик и даже где-то философ! Неужели вы и в самом деле не допускаете других форм существования во вселенной? К примеру - Жизнь в форме унитаза! Вот вы кто? Детектив? А ведь не исключено, что в прошлой жизни этот унитаз был каким-нибудь поэтом. А в следующей жизни, наоборот, вы станете унитазом! А он - детективом! Вот тогда помучаетесь! Вот увидите! Он вам еще задаст в следующей жизни! Он вас в тюрьму посадит!

    - Да ну… - недоверчиво сказал Я тогда, приглядываясь к унитазу повнимательнее. Я и впрямь стал припоминать, что иногда в тиши сортира мне слышались какие-то вздохи снизу, похожие на стихи, но я не обращал на них никакого внимания.

    - Да не "да ну", а точно! Каждый день, просыпаясь, необходимо поприветствовать каждую вещь, которую ты видишь! Каждый свой орган! Каждый свой член! Кстати! Вы с членом-то здороваетесь?

    - Нет! - ответил я честно.

    - Ну вот… О жопе я и не спрашиваю… Неужели это так трудно - подарить частичку тепла тем, кто находится рядом с тобой? - спросил в укоризной сантехник.
    - Да не трудно… Да так целого дня не хватит - всех приветствовать-то! - засомневался я.
    - О Господи! Да я не удивлюсь, если окажется, что у вас ничего не стоит! Вы же черствый эгоист! Вы же можете со всеми поздороваться одним разом, а с теми, с кем соприкасаетесь - в отдельности! Идете писать -поздоровайтесь хотя бы с писой своей! Неужели это так трудно? И вы увидите, как изменится мир вокруг вас! Как все заиграет разноцветными огнями. И вы измените свое отношение к этому миру, населенному добрыми людьми, добрыми тварями и добрыми вещами. Жить с миром в согласии - не в этом ли смысл нашего существования?
Я бы, возможно, никогда бы не воспринял всерьез слов этого безумного сантехника, но неожиданно, сразу после его ухода, унитаз как-то легонько вздрогнул, фыркнул, зажурчал и… ожил! Я вдруг с изумлением обнаружил, что унитаз исправно работает, весело журчит, как-то по-особому оживленно, поэтично и ласково.
    Вечером, улучив минуту, когда Трофим напившись текилы заснул возле телевизора, я тихонько проскользнул в туалет, развернул небольшой сверточек, который украдкой достал из кармана, и сунул в пасть унитаза кусочек торта, оставшегося после ужина. Потом я некоторое время мялся в нерешительности возле унитаза, глядя, как исчезает в бездонном горле пища, потом набрался духу и сказал
:    - Ты это… Брат… Извини… если я что-то не так… Как-то забываешь в суматохе-то…
    Я это сказал просто так, чтобы как-то оправдаться перед собой за свое равнодушие к окружающим меня вещам, но получилось все очень забавно и я не выдержал и рассмеялся, как дурак. Однако в тот миг мне вдруг показалось, что мой Унитаз по-доброму, благодарно улыбнулся мне в ответ. Хотя вполне возможно отнести эту улыбку на счет выпитого за ужином Портвейна. С тех пор я имею обыкновение, которое кому-то может показаться странным, громко здороваться по утрам со своим членом. Почему именно - с членом? Почему именно - со своим? Почему - громко? Много вопросов возникает в связи с этим! А ответ - один! Да потому, что именно мой член является моим самым лучшим, самым близким другом. Именно с ним я подолгу беседую, коротая томительные зимние часы сладкого одиночества. Именно ему, члену моему, я доверяю самые интимные тайны своего существования. Ему я рассказываю о своих чувствах, о своих радостях и заботах.
    У каждого человека в жизни есть какое-то близкое существо. У кого-то это - жена. У кого-то это - дети! Кто-то заводит собачку. У кого-то, как я теперь узнал - это жопа! А у меня есть мой член. Мой молчаливый собеседник, умный, преданный и понимающий. Он не требует особого утомительного ухода, отдельного питания, обязательных ежедневных прогулок. Иногда он требует женщину. Иногда простой братской ласки и внимания. Порой достаточно простого дружеского пожатия, чтобы успокоить его. А как он радуется, когда я с ним разговариваю! Я почти уверен, что редкому члену достается столько внимания, как моему! И он отвечает мне взаимностью и пониманием…
    …Мне снилось продолженье сна, который снится, как мне кажется, с рожденья. Я наконец от пола доску оторвал, чтобы перетащить куда-то труп того поэта, которого я убил я в прошлом снах. Он попросту тогда хотел развеселить меня. Он был шутом! Шутя закрыл глаза мне на цыпочках подкравшись сзади. Я резким отработанным движением локтя, как научил меня Сели когда-то, попал ему в висок. Потом достал свой меч и в грудь его вонзил. Упал поэт и мертвым стал. Под доски спрятал я его. Я знаю, что когда-нибудь в одном из снов и я нечаянно паду, сраженный пулей иль мечом. Я, шепчущий сегодня строки эти, вдруг стану мертвым, как стал живым однажды в давнем сне. Живым, одним из многих в безлюдной бесконечности вселенной, где властно только Слово, сливающееся в строки. Когда приду во сне к концу круговращенья, бесценный опыт смерти этого поэта извлеку, хлебну забвенья ледяного, чтобы остаться навсегда счастливым и влюбленным. Где череда тысячелетий? Где миражи клинков, несущих смерть поэтам и шутам? Есть лишь сегодняшнее завтра. Между рассветом и закатом нашего сознанья пучина тягот и лишений, неясных вспышек радости и горя, любви, разлуки и смертей. Из треснутого зеркала сознанья ночного тебе ответит " Да!" тот самый - посторонний, которого убил мечом случайным пробужденья своего. А сейчас он уже стал вонять! Жутко вонять! И я решил побыстрее убрать его из под пола своего дома, пока не пришел Трофим, или кто-нибудь еще. Я нагнулся над проемом и у меня перехватило дыхание… Проснулся я от того, что кто-то сильными руками сжал мне рот и нос, накрыв чем-то теплым лицо, прекратив доступ воздуха. Я, ничего не соображая со сна, заметался в панике, стараясь сбросить с себя противника, но все было бесполезно. Я забился в конвульсиях и почувствовал, что через несколько секунд все будет со мной кончено. Тогда я уперся ногами во что-то твердое и поднявшись на мостик все же сбросил с себя противника. Взору моему предстала удивительная картина. Прямо на меня смотрела жопа! Самая настоящая жопа! Я в ужасе закричал страшным совсем немужским криком. Эта жопа во сне обхватила мое лицо и сдавила своими сильными упругими ягодицами!

    - Что случилось? - услышал я нежный девичий голосок. Я вскочил. На моей двуспальной кровати лежала развалившись очаровательная обнаженная журналистка.

    Я облегченно вздохнул, найдя объяснение в своем сознании этому на первый взгляд происшествию. По всей видимости, вчера я заснул, разглядывая эту очаровательную попку. А утром девушка, обладательница этой прекрасной попки - повернувшись, накрыла меня ею. Чуть не убив при этом меня. Двери спальни резко открылась ударом ноги и на пороге предстал бледный, как смерть Трофим, в бронежилете, в каске, с дробовиком в руках. Не выпуская ружья из рук, он ловко сделав двойное сальто, оказался возле Сары, грубо приставил ствол к ее виску. - Что случилось, шеф? - спросил он хриплым, пропитым, как у певца - Рода Стюарта голосом, пристально оглядывая помещения в поисках вероятного противника. - Что сделал эта сучка?
    Трофима я взял на службу несколько лет назад из службы внешней разведки, откуда его поперли за пьянство, разврат, взятничество и мародерство. Однако навыков, приобретенных во время службы в разведке он еще не утратил. При всех своих недостатках, из которых болезненная склонность к садизму - не самый худший, Трофим был незаменимым телохранителем. Это подтверждали даже специалисты самого высокого класса. Трофима в прошлом годе приглашали работать в охране Президента, но Трофим с негодованием отверг это заманчивое предложение. "Не люб он мине! Боюсь убью я его!" объяснял он всем.
    - Все в порядке, Трофим! - успокоил я его. - Мне приснился дурной сон.
    - Опять про мертвеца?
    - Да, Трофим…- грустно сказал я.
    - Вытащили вы его из-под пола?
    - Нет еще… Там доски не отрываются…
    - Гвоздодер нужен! - мудро посоветовал Трофим. - И потом, настойку чабреца вам надо на ночь пити! Ту, что я вам давеча давал! Что бы сон был крепкий! Да с девками пора бы кончать! Развели притон! - заворчал Трофим.
    - Хорошо, хорошо Трофим! Ступай!
    Трофим убрал ствол от виска Сары, умудрившись на прощание все же больно двинуть ее прикладом по шее, склонился в почтительном поклоне, ловко подобрал с пола пустую бутылку из под Malaga blanko dulce, и, попятился к дверям задом, словно рак какой. Уже в дверях он печально и волооко поглядел на меня своими косыми от рождения глазами цвета винегрета и сказал
:    - Жениться вам надо!
- Спасибо, Трофим! - ответил я учтиво.

Глава 14. ШЕФ

    Через полчаса я был уже в кабинете шефа. Кащей, угрюмый мужчина неопределенного возраста, с красным одутловатым грузным лицом, встретил меня не вставая и не подав руки. Он никогда не вставал, встречая меня. Да и не только меня. И не мудрено. Он вообще никогда не вставал. У него не было обеих ног и рук.
     - Сидите! - сказал я ему, заметив, что он заворочался, собираясь привстать. Он лишь кивнул мне своей жирной головой , приглашая сесть в кресло.
    - Докладывай! - сказал он. - Что у нас там по жопе?
    - По жопе у нас следующее. - я открыл папку с делом, которое так и не удосужился начать из-за нехватки времени. Я терпеть не могу бумажной волокиты. Но, тем не менее, я невозмутимо стал читать по пустым листкам. - - Темная история, шеф. Два трупа. Оба без жопы. Это на первый взгляд, странное обстоятельство объединяет оба убийства. Один труп принадлежит доктору проктологии Отто Фарнеру. Другой - неопознан. Однако является двойником доктора офтальмолога Актуала Мангуста, труп которого обнаружен сегодня в психиатрической клинике имени Луначарского. Разумеется - тоже без жопы! Актуал мангуст находился на излечении в клинике с двадцатого декабря прошлого года с диагнозом обширная шизофрения, амнезия, последствия шока, вызванного дефолтом.

    - Скажи пожалуйста! - сочувственно покачал головой Кащей.

    - Шеф! - сказал я твердо, честно и правдиво глядя прямо в глаза старому чекисту. - Я хотел бы попросить вас об одном одолжении…
    - Я тебя слушаю, Рэй!
    - Шеф! Нельзя ли передать это дело кому-нибудь другому.
    - А что случилось, Рэй! Боишься? - шеф стал суровым. Хотя и был совсем не ласковым.
    - Я неважно себя в последнее время чувствую… Давление… Понос!
    - Понос? - испуганно переспросил Кащей и тревожно поглядел на дверь. Я прикрыл дверь поплотнее.
    - Понос!
    - Об этом кто-нибудь еще знает?
    - Ни одна душа, шеф! Надеюсь, и вы никому не скажете!
    - Могила, Рэй! - твердо сказал Кащей. -Это - климакс! Обыкновенный нормальный мужской климакс! Это пройдет!
    - Да, но…
    - Никаких - Но! От дела я тебя освободить не могу! Взгляни на меня! На кого я похож?
Я смущенно улыбнулся. Мы все называли шефа про себя "Жопа с ручками".
    - Вот именно! - сказал шеф, прочитав мои мысли. - У меня есть ноги?
    - Нет! Нет у вас ног!
    - У меня есть руки?
    - Нет. Нет у вас рук!
    - У меня - туберкулез в открытой форме, саркома - в закрытой, геморрой, желтуха, свинка, падучая… Я - покойник! Рэй! Ты понял? Покойник! Но я работаю! Потому что знаю, что я нужен людям! Я нужен обществу! Надеюсь ты меня понял? Я
    - Так точно, шеф! Простите меня!
    - Дай-ка мне выпить! Расстроил ты меня!
    - У меня нету с собой, шеф!
    - Достань из сейфа! И налей!
    Я налил шефу стакан кальвадоса и поднес к его рту. Шеф одним махом выдул весь стакан. Я промакнул ему рот папье-маше.
    - Проклятая зависимость! - покачал он головой. - Никак не могу бросить! Ведь знаю, что вредно - а бросить не могу!
    - Да у меня та же история! - успокоил я его.
    - Правда! - оживился Кащей. - То есть, ты знаешь, что это вредно, а все равно пьешь?
    - Еще как пью! Как сапожник, право!
    - Во беда-то! - сказал шеф, немного приободренный моим признанием. - И никакого спасения от этой заразы нет! Ну ты меня понял!
    - Так точно! Шеф! - гаркнул я, так что зазвенел опустошенный стакан на столе.
    - Свободен! Иди - работай! И помни: мы нежны людям! А пока мы нужны - мы должны отдавать себя всего без остатка! Как я! Ничего себе не оставил! Докладывай, сынок, мне обо всем через каждые полчаса! Это очень важное дело! Я жопой чую! Кстати, где у нас сегодня Гер?
    - Гер?
    - Да! Гер, Гер!
    - Он в библиотеке!
    - Вот как ? Интересно, что он там делает… Я его редко вижу на работе. Мне это кажется подозрительным. Ты, сынок, повнимательнее присматривайся к этому парню! Что-то в нем меня настораживает! И это… - Кащей замялся, покраснел. Как-то пожух, стал еще меньше, неприметнее. Хотя и так, казалось бы, куда еще неприметнее. - Там у тебя нет чего-нибудь на меня…. Поизящнее… У нас в управлении намечается бал инвалидов… Мне бы хотелось не ударить лицом…
    - От кутюр или прет-а-порте? - спросил я.
    - Да лучше - от Кутюр! -- смущенно сказал Кащей.
    -Сделаем, шеф! - ответил я бодро. Затем отдал честь и чеканя шаг вышел из кабинета. Вообще у шефа, конечно потрясающее чутье. Он не зря подозревает Гера. Гер и в самом деле не так прост, как может показаться. Но такая уж у нас работа - подозревать друг друга. Но я не боюсь нашего шефа. У нас есть на него компромат. Мы с Гером нашли документальные подтверждения, о том, что наша "Жопа с ручками" является совладельцем сети ресторанов чукотской кухни в нашем городе. Но мы держим эту информацию на крайняк . Всякое может случится в нашей необычной жизни.


Глава 15 - ВОЛШЕБНЫЙ МИР ГЕРА

    Я припарковал свой седан на стоянке в двух кварталах от моего любимого ресторана чукотской кухни " Ямал". Ко мне тут же подбежал черномазый мальчишка и стал старательно протирать стекла машины. Я кинул ему шестипенсовик. Мальчишка поймал его ртом и хитро подмигнул. Мы знакомы с ним уже почти два года. Я старый клиент. Едва я только отошел от стоянки, как ко мне подбежала шустрая пышнотелая вульгарная девчонка.
    - Парень! Беспроигрышная лотерея! Беспроигрышная лотерея!
Я больно ущипнул ее за ляжку. Девчушка испуганно ойкнула и проворно отскочила от меня словно газель.
    - Больно? - спросил я ее.
    - Больно. - ответила она, потирая ущипнутую ляжку.
    - Вот так и мне больно за таких, как ты, доведенных до отчаяния, вынужденных вместо того, чтобы заниматься самосовершенствованием, постигать науки и тайны искусства, любоваться картинами мастеров Эпохи Возрождения и слушать волшебную музыку природы, выходит на улицы и мошенничеством и проституцией зарабатывать себе на жизнь и приличную одежду.
    После этой тирады, я все же протянул ей двадцать долларов. Она недоверчиво посмотрела их на свет.
    - Бери, бери! Не бойся! - только обещай, что будешь заниматься самосовершенствованием! Хорошо?
    - Хорошо…- растерянно ответила девушка, во все глаза глядя на странного дядьку, в длинном светло-кремовом пальто от Kenzo ( $ 1250 )
    Ресторан " Ямал". Одно из моих любимых злачных мест, которое по какой-то необъяснимой причине облюбовали городские безработные учителя. ( Мороженная рыба -строганина, салат из ягеля, морошка, оленина. После 12 ночи - танцует шаман. Ужин на двоих - около ста долларов! Шведский стол, шведский стул и шведская семья на ночь. Еще двести долларов!)
    Возле входа - резиновое чучело оленевода с оленем. Гостей встречает записанный на магнитофон рев раненного в тундре бандита гарпуном в жопу. Очень впечатляет. По крайней мере, здешние шаманы утверждают, что благодаря этому крику бандиты обходят этот ресторан стороной.
Я прошел мимо чучела оленевода, легонько, как бы -шутя, двинув его по челюсти кулаком, кивнул приветливо вышибале Койчу, двухметровому мордовороту - нанайцу с узкими глазками, обладателю высшего черного дана по нанайской борьбе, чемпиону мира по перетягиванию удавки. Его я тоже слегка шутя двинул по челюсти кулаком. Таков здесь был обычай, шутя так, легонько двигать друг друга по челюсти. Не больно так, слегка. Койчу плохо понимал по русски, по английски, по французски и т.д. , но хорошо понимал язык ласки и добра. Он заулыбался мне, растроганно заморгал, вот-вот готовый расплакаться от наплыва хороших чувств. Последние годы ему совсем не перепадало ласки и доброты. Зато доставалось порой не слабо по хлебальнику от загулявших посетителей. В просторной зале, освещенной всего лишь несколькими неяркими лампами, направленными на небольшую сцену, царил седой от дыма полумрак. Потолок был талантливо расписан сценками из страшного суда, столь откровенными и устрашающими, что наверняка заставили бы покраснеть и доминиканца и иезуита. Каждый час здесь звонил звонок. Чтобы разгулявшиеся учителя могли наблюдать плавное течение времени. Несколько немолодых, лысоватых парней, с тусклыми опухшими лицами, в бумазейных полосатых пиджаках тусклого невнятного цвета ( фабрика "Большевик" $ 0,2. ГОСТ 234. ) с виду - учителей математики и труда, пили пиво у стойки и подозрительно оглянулись на меня, едва я только вошел, смерив презрительными насмешливыми взглядами. Они явно искали ссоры.
    В дальнем углу зала, скучившись за одним столиком местные шлюшки, выпускницы музыкально-педагогического училища имени великого комузчи Токтогула Сатылганова, всего человек шесть, играли в тресете, время от времени оглашая тишину радостными воплями. Они тоже на минуту прервали игру, изучая меня на предмет дальнейшей раскрутки Ресторан чукотской кухни пользовался незаслуженной дурной славой малопривлекательного места, где можно надраться что говориться - в жопу, и снять классную тетку. Сюда ходят в основном классные руководители, завучи, училки, педагоги, синие чулки, сиреневые подтяжки, красные трусы, старые девы, старые парни, старые мужики. В основном они ходили сюда для того, чтобы послушать пение моего друга -Гера, и заодно найти себе хорошего полового партнера! Но как правило находили - плохого. Хорошие половые партнеры здесь не водились. Хорошие половые партнеры водились в других, в более хороших местах. Они были прикормлены. Вообще-то, здесь наверняка были какие-нибудь партнеры, но только не половые!
    - Половой! - позвал я. И словно по мановению волшебной палочки буквально через минуту после моего горлового крика, подбежал далеко уже не юный, сморщенный как сухофрукт, малый, с половой тряпочкой наперевес на сгибе локтя. В нем я не без труда узнал своего вездесущего слугу Трофима. Но виду не подал, чтобы не обидеть его. Трофим был обидчив и раним , словно дитя малое! Тем более, что вне дома мы предпочитаем не общаться, чтобы не надоесть друг другу. Надо отдать должное этому парню. При всех его пороках, из которых противоестественная страсть к домашним и диким животным я вообще считаю добродетелью, он всегда был неплохим остроумным мистификатором, мастером остроумного и доброго розыгрыша.
    - К вашим услугам! - склонился он в почтительном поклоне, очаровательным движением половой тряпки смахнув пыль и рыбные крошки со столика.
    - Ты вот что, половой. - сказал я. -Принеси-ка мне что-нибудь выпить!
    - Выпить? - переспросил на всякий случай половой. - Это можно!
    Он с достоинством удалился, на ходу стряхивая рыбные крошки тряпкой с других столов. Весь пол был усыпан рыбными крошками. У меня есть жизненный принцип: жить надо так, чтобы каждый день гордиться собой и желать себе такого же друга, как и ты сам. Каждый имеет такого друга -какого он заслуживает! В этом смысле я превзошел даже свой жизненный принцип. Друг у меня такой, до которого мне еще очень далеко! Гер был невероятно талантливым человеком. Он был прекрасным виртуозным блюзовым музыкантом, талантливым композитором, певцом, поэтом. Играл практически на всех инструментах. Прекрасно владел вокалом. Говорят, он учился у Лучано Паваротти. Не знаю. Он очень скромен, мой друг Гер. На мои вопросы лишь загадочно улыбается. Но фотографию, на которой он стоит в Пизе в обнимку с великим тенором всех времен и народов, я у него в альбоме видел!
    Многие прочили ему лавры русского Пако де Люсия. Гер замечательно играет фламенко. Замечательно! Это не только мое мнение! Однажды он играл на вечеринке в Мадриде вместе с великим Армиком. Я был на этой вечеринке! Ca, s, est quelque chose!!!!
    - Je vous demend pardon! - вернул меня к действительности половой, откуда-то из-за уха. - Я совсем забыл спросить, что вы предпочитаете из напитков в это время суток.
    - А сейчас что?
    Половой достал из кармана жилетки массивные серебряные часы "Буре" 1890 года с Российским двуглавым орлом на серебряной крышке, на толстой желтой цепи ( мои, кстати! Антикваритат. $ 1500) и взглянув на них ответил.
    - Полдень, сэр!
    - Пожалуй, немного ликера. И кофе -отдельно.
    - "Godiva Liqueur"! Сa vous plaireit?
    - Oui! D, accord!
    - Внял! - сказал половой и снова скрылся.
    А я закурил сигару Tiparilo Sweet ( $ 20 за пачку.) и снова предался своим размышлениям. Эх! Жизнь наша бекова - нас дерут а нам некого! Наверняка Гер мог бы стать великим вокалистом, если бы не его неистребимая страсть к розыскной работе. Эта страсть сгубила многих талантливых людей. В частности - меня. Да и Сели тоже, если разобраться, тоже сгубила страсть, неистребимая страсть к розыскной работе. Ведь сейчас он мог бы спокойно заниматься своими рыбками. Если бы не она. Человечество могло бы наслаждаться искусством многочисленных музыкантов, картинами тысяч неизвестных художников, великими литературными произведениями , так и ненаписанные вследствии вечной занятости талантливых людей, посвятивших свою жизнь поиску преступников и раскрытию преступлений.
    - Ваш ликер и кофе! - торжественно объявил половой, поставив предо мной высокую рюмочку с янтарным напитком и дымящуюся маленькую чашечку великолепного ароматного бразильского кофе " Pele" по - чукотски. Если бы вы знали, как умеют здесь готовить кофе! Это не кофе - это музыка! Это "Море" Клода Дебюсси! Это девятая симфония Людвига ван Бетховена на слова Шиллера! Оп. 125 ( 1824г) Вот, что такое бразильский кофе по-чукотски!
    Однако! Как грустно и скверно, наверно, видеть так много одиноких стареющих людей! В этом ресторане собирались именно такие люди. Я вижу одиноко сидящих за отдельными столиками не утративших еще былой привлекательности стареющих женщин, одиноких, потерявших веру в свою неотразимость. Женщина, утратившая ощущение своей неотразимости - обречена на одиночество! Все люди подвластны старости, болезням и смерти. Бодхисатву, сына великого царя Суддходаны, будущего Будду эта мысль побудила оставить отчий дом и облачиться в желтые одежды аскета. Меня же, сына убийцы и певицы, эта мысль заставила одеться в вызывающие одежды распутника и волокиты. Иногда и мне тоже хочется быть заточенным во своем дворце, как Сиддхартха, где кроме Трофима ничего не напоминает мне о бренности бытия. После своих редких выходов в народ, меня настигает великая печаль. Я вижу трясущихся в лихорадке, больных людей, озлобленных своим несовершенством и нищетой, голодом и болезнями. И никто не может заречься от ненависти, от болезней и нищеты, не говоря уж о смерти.
    Я гляжу на них и вижу, что они прекрасны, ( были когда-то!) но им об этом просто никто не говорит! Они чудесно одеваются, следят за собой. Они начитаны и умны. Они аккуратны и хозяйственны. Они нежны и заботливы. А какие мастерицы в постели! Они честны и порядочны. Они ничего у вас не украдут, пока вы будете принимать душ! Не волнуйтесь! Самое большая мерзость, на которую они способны - это пролистать вашу записную или чековую книжку. Он небогаты и неприхотливы! Почему же - одиноки? Почему все эти качества остаются невостребованными? Почему? Потому. Потому, что в молодости вы страдали завышенной самооценкой, потому. Что вы не успели воспользоваться своим чарами в юности, откалывая радость плотской жизни на потом. Потому. Что вы надеялись встретить необычного, богатого, умного, сильного, красивого, любящего, непьющего, нежного….Что глупым мужикам нужны порочные молодые, глупые, безнравственные, грубые, неотесанные, вульгарные девки! Почему порок так притягателен? Увы! Это необъяснимо! Это один из необъяснимых и непостижимых парадоксов человеческого мышления. Они стараются показаться веселыми и непринужденными. Они охотно идут на знакомство. Они устали мечтать. Они устали от затянувшейся мучительной связи с бесстыдной мастурбацией. Им хочется любить! Им хочется метаться в страстных объятиях сильного неистового любовника. Но вокруг одни лишь усталые потухшие , полузадушенные своими комплексами и пороками, поникшие вялые цветы, с каким-то неуклюжим и пугающим похотливым мерцанием огонька в тусклых глазах.

    А мужчины! Кто сказал. Что мужчины не страдают от одиночества? Кто сказал, что одиночество можно утопить в вине? Запомните :Одиночество - не тонет! Вот они сидят, лысеющие, стареющие герои, одиночки. Сумевшие убежать от семейного быта, от пеленок и распашонок, от семейных скандалов. Кому вы теперь нужны? Мужики? Кому, кроме ваших состарившихся, уставших от вас смешными от жалких приторных проявлений своей любви, мамочек, вырастивших вас страшными эгоистами и избалованными дуриками, так и оставшимися на всю жизнь беспомощными мальчиками. Почему вы не соединитесь сейчас? Что вам мешает? Да то же, что и раньше! Ваш эгоизм. Вы не привыкли заботиться о ближнем. А жить рядом с другим человеком это значит в чем-то отказать себе. Отказать себе в одиночестве! Да и кому вы нужны сейчас? Мужики? Вы после каждого бокала пива спешите в туалет! Вас объединяет постоянная малая нужда. Я смеюсь над вами, стареющие леди энд джентльмены! Вы стараетесь казаться молодыми изо всех сил! Надеваете на себя нелепые молодежные тряпки! Делаете модные молодежные стрижки. Но взгляните на себя ранним утром, с похмелья! Что вы можете прочитать в своих глазах! Ужас! Да,да!"! Ужас! От своего вида! Как бы кто-нибудь вас не застал в таком виде! Потому что в их глазах вы прочтете словно окончательный смертный приговор: Старик! Когда человек начинает считать себя стариком или старухой - он им тут же становится. Я из последних сил стараюсь отогнать от себя этот приговор. Я проживаю уже третью или четвертую молодость. И знаю, что впереди есть еще штук пять или шеть молодостей. Главное не отдавать свое тело во власть старости. Дряхлеющий человек - жалкое зрелище!
    Вот мне порой говорят, что я имею некоторую странную склонность к плотским утехам с несовершеннолетними девочками. (Меня даже пару раз пытались привлечь к уголовной ответственности, но благодаря усилиям Сели, дела всякий раз прекращали за недостаточностью улик.) Отчего это так? Да оттого, что я в душе юн! Мне самому в душе лет пятнадцать- шестнадцать! Ну как, скажите мне на милость, я могу совокупляться с женщинами старше себя? ( Всякая женщина, старше шестнадцати - мне в матери годится!)

 ***

    Девочки-школьницы всегда влюбляются в своих учителей. Я имел счастье в этом убедиться, когда работал воспитателем в пионерском лагере труда и отдыха. Прямо скажем, моя кандидатура для роли инженера неокрепших пионерских душ была более чем неподходяща. Трудно было бы найти более неподходящую кандидатуру. Со мной в этом плане мог бы соперничать только какой-нибудь Чикатило. Меня как раз только что поперли из прокуратуры лишь только за то, что я склонил к соитию несовершеннолетнюю обвиняемую. Ну что значит -склонил? Мы в общем - полюбили друг друга. Так получилось. Прямо во время допроса. Полюбили страстно и нежно. Я стал вызывать ее на допросы все чаще и чаще. А потом и вовсе перестал отсылать ее в камеру и в интересах следствия поселил ее прямо у себя в пыточной. Принес из дома матрац, одеяло, подушки, и стал с ней жить, как муж с женой. Месяц, другой живем, третий. А тут какая-то сволочь жене моей настучала. У нас в прокуратуре сволочь на сволочи сидит и сволочью погоняет. И так до самого верха.
    Вообще, как справедливо замечено нашими историками, в мире нет существа похотливее прокурора. Все прокуроры любят девочек, даже - генеральные. И я теперь понимаю -почему так. Потому что работа изматывает! После допросов, изнурительных, изматывающих, после жестоких пыток, стонов обвиняемых, истерических криков о пощаде подозреваемых, хочется нежности, обыкновенной женской ласки, миньета - на худой конец!

    Долгое время не мог найти работу, до тех пор пока мой друг, Сели, не предложил мне пойти повоспитывать ребятишек в пионерский лагерь труда и отдыха. У него какой-то приятель, скрывался от правосудия в пионерском лагере. Под видом директора. Я никогда в жизни не воспитывал ни одного ребенка и о воспитании имел весьма своеобразное представление. Тем не менее роль воспитателя меня определенно устраивала. Всю жизнь воспитывали только меня. А тут такая возможность повоспитывать ребятню. Во мне вдруг проснулось острое желание воспитывать, воспитывать и воспитывать. Доселе оно как-то дремало и не давало мне о себе знать. Я даже почувствовал в себе некий педагогический талант. У меня сразу и концепция воспитания определилась.

    В лагерь меня взяли безо всяких проверок и почти без документов. Я только предъявил свой паспорт и меня записали воспитателем старшего отряда, как в партию. Директор лагеря, небритый, усатый мужчина, с обезображенным глубоким шрамом лицом, взглянул на меня и не нашел в моем лице явных следов порока. Я ничем не выдал этих качеств. Наоборот, в тот момент мое лицо излучало целомудрие, покорность, смирение, благодать, умиротворение, доброту, приветливость, любовь и святость. Над головой мерцало слабое свечение. С меня впору было писать икону.
    Записав меня в свою красную книгу рекордов Гиннеса, директор истово перекрестился мне вослед. Первый день я занимался тем, что принимал прибывающих пионеров и, заметьте, пионерок. Пионеры, ладно, шут с ними, все на одно лицо, зато пионерки мне сразу понравились. Ладные, стройные, попастые, ногастые, сисястые, ротастые, носастые: одна другой краше. И все смотрели на меня с нескрываемой похотью. Вполне возможно я глубоко заблуждался, но время показало, что не очень. Далеко не все воспылали страстью ко мне. Несколько девчонок не воспылали. Ну да и бог с ними. Не всем же такое счастье. Да и я отдавал себе отчет, что я далеко не Апполон Бельведерский и не Адонис, да и старше их на добрых пятнадцать лет, что является впрочем весьма сомнительным препятствием для создания крепких прочных интимных отношений. Признаюсь, я вовсе не ставил целью склонить к интимной близости весь пионерский отряд. Я знал, что это чревато. Я был скромнее в своих мечтах…
    Я присматривался к воспитательницам и пионерским вожатым, студенткам педагогического института. Дальше студенток мои мечты не распространялись. Правда, они здорово уступали своим пионеркам в красоте, лучезарности, соблазнительности и обаянии. Куда им старым 20-летним вешалкам с их старческими рылами в калашный пионерский ряд!
    Мальчики в нашем отряде были инфальтильные и вместо того, чтобы с первого же дня кадрить своих телок, они, несмотря на то, что я при обыске изъял у них всю водку (14 бутылок!) нажрались все, как один, как свиньи где-то в лесу. Я еле их выловил и запер в общей палате. Молодежь! Они всегда думают, что это успеется! Что завтра будет лучше, чем вчера! Нет! Не будет! Завтра будет такое же как и вчера, если его не сделать сегодня! (Глубоко же я копнул!). Да и вообще - завтра может не наступить! И останется только вчера!
    В спальном корпусе у меня была своя маленькая келья, в которой самой важной достопримечательностью безусловна была электрическая розетка. Одна на весь корпус! В других детских палатках розетка была не предусмотрена из опасений, что несмышленные пионеры непременно будут совать туда свои незрелые пальцы. Да и зачем пионеру розетка, ведь у него не должно быть электробритв и кипятильников! Это было в какой-то степени логично. Тем не менее розетка была необходима пионеркам для того, чтобы осуществлять прически при помощи электрощипцов, перед тем как предаться танцам на танцплощадке шумными пионерскими вечерами. Девочки наполняли мою комнату шумом, смехом звонким, песнопениями, шутками, танцами и тонким девичьим запахом предчувствия первой пионерской интимной близости. Они открыто заигрывали со мной, строили глазки, ножки, грудки, попки. Ужас какой-то! В какой-то момент я даже хотел, как святой Антоний, отсечь себе уды, или как отец Сергий хотя бы пальчик. Но так и не отсек, несмотря на сильное искушение. Я возлежал раскинув члены, на своей солдатской казенной кроватке и как бы углублялся в книгу и видел фигу, а вернее загорелые бесстыдные упругие ляжки пионерок. Какая уж тут книга, какая уж тут фига, если эти ляжки норовили меня коснуться, больно задеть за живое… Они бессовестно садились рядом со мной на кровать, терлись об меня.
    - А давайте я вам массаж сделаю! -предложила шустрая такая девочка с претенциозным именем Жанна, дочь водителя дальнобойщика, когда причесанные девки убежали шумною толпой на танцплощадку.
    - Ну что ж! - снисходительно разрешил я. -Давай! Массаж я люблю!
    Девочка старательно делала мне массаж, который все больше и больше напоминал нежные ласки возлюбленной. Она шумно дышала (от усилий!) и никуда не спешила. Нужны ей были какие-то танцы-шманцы! Куда как интереснее было делать массаж этому красавцу (ой-ой-ой!) облаченному какой-то скрытой властью и таинственностью.

    - У вас тут прыщик! Выдавить?

    - Дави! Жанна! Не жалей!

    Жанна стала делать массаж мне каждый день по несколько раз на день! Это стало хорошей традицией, неотъемлемым ритуалом пионерской жизни. Во время тихого часа, когда я под угрозой наказания трудовой терапии и отлучения от речки запрещал всяческие перемещения по корпусу, она оставалась у меня и с нетерпением ждала минуты, когда я раздевшись до трусов позволю ей прикоснуться к своему телу. Однажды нас застукала старшая воспитательница-наставница, мать-настоятельница. Она вошла без стука и оторопела.
    - Рей!… Я прошу прощения… Ты не мог бы завтра съездить в город?
    Еще раз извинившись, она вышла огорченная. Ведь это она должна быть на месте Жанны! Мне пришлось объяснить этой старой деве, что у меня застарелые раны, радикулит, люмбаго, отложение солей, свинка, чушка, геморрой и врачи прописали мне строгий режим и ежедневный массаж! Ее это нисколько не успокоило, и она строго предупредила меня об уголовной ответственности за массаж и другие действия с несовершеннолетними.
    Однажды Жанна зашла в своем стремлении улучшить качество массажа дальше обычного, когда массировала мне живот и грудную клетку. Рука ее нечаянно (?) коснулась причинного места, которое тут же подтвердило свою причинность резким рывком. Однако, отважная пионерка не растерялась, не устрашилась этого и отвела руку не слишком поспешно.
    Этого оказалось достаточно, чтобы я быстро среагировал и легко подтолкнул ее руку обратно на место. Девочка правильно восприняла мой сигнал и впилась в мои губы, тяжело задышав и даже чуть-чуть захрипев, чего я просто таки не ожидал! Мы словно бы освободились от крепких пут, бросились в объятия друг друга. Я поспешно сорвал с нее пестренький легкий халатик и бережно уложил рядом с собой. Жанна, закрыв глаза крепко сжимала, словно гранату, мой свосем очумевший яшмовый стержень, готовый сию же минуту взорваться предательскими взрывами. Ей достаточно было сделать несколько легких движений, как произошла серия выстрелов, обдав ее ручку жизнетворной жидкостью. Я облегченно вздохнул. В конце концов я не преступил черту закона!
    Остаток дня я был угрюм, недоступен, задумчив, хмур, мрачен и жесток. Я заставил пацанов мыть с мылом полы в корпусе, лишь за то, что они курили в спальном помещении. А сам ушел купаться на речку. После отбоя я не стал запирать по обыкновению двери в своем кубрике (у моих парней была скверная привычка мазать морды зубной пастой спящим людям!).
    Я лежал в темноте, поглаживая свои уды, и мысленно передавал импульс Жанне: "Жанна! Ко мне! Быстро!" Импульс был настолько мощным, что через час она приползла (в прямом смысле этого слова) ползком по длинному коридору, мимо спальни старшей воспитательницы. В одной ночнушке тонкой, пахнущей ее детским телом, запрыгнула ко мне под одеяло: "Ты не спишь?" - она жарко поцеловала меня в губы. "Вот как? Мы уже на ты?" - подумал я уже как настоящий воспитатель.

    Я задрал ее рубашку, ощутил под ладонями горячую нежную кожу, мягкие волосики, трепетные лепестки губ… "Только,… Я еще девочка", -прошептала она скороговоркой, так что я сразу не понял. "Что?". "Я еще девочка… Осторожно, ладно?" Я проявил небывалую осторожность, целовал ее горячую и влажную, оттягивая момент близости насколько мог. Я действовал как сапер, столкнувшийся с неизвестной моделью мины, словно от любого неверного моего движения зависело судьба моя и моих однополчан. Я не стал в эту ночь портить девку, опасаясь последствий психологического и юридического характера, хотя Жанна жутко стонала от нетерпения и желания. Я только немножно, чуть-чуть. Мне было и так хорошо. Главное действо произошло только на следующий день в лесу прифронтовом, куда мы отправились с ней по ягоды. Счастья ее не было конца. Более счастливой девочки я никогда не видел ни раньше ни впоследствии. Она прыгала как зайка, пела, обнимала меня, плакала, болтала без умолку, несла какую-то чушь, пургу, белиберду… Впечатление было такое, что девственность ее сильно тяготила, словно горб, словно болезненный нарост. Я выступил в роли народного целителя, избавившего прекрасную принцессу-лягушку от ее позорного недуга, избавил ее от лягушачьей шкуры, расколдовал, изгнал беса. И мне тоже было легко и свободно. Я сделал человека счастливым и свободным! Глядя на осчастливленную девушку, я радовался вместе с ней и прыгал словно молодой козел на выгуле, выпущенный по весне на лужок после суровой зимы, проведенной в вонючем стойле. Ах, как мы бесились и гарцевали, как два молодых жеребенка, чистокровных и вольных. Мы играли в прятки, я катал ее по лесу на своих тщедушных плечах, забыв о долге воспитателя и наставника. А в это время во вверенном мне пионерском отряде царили анархия и разврат. Пионеры прелюбодействовали, пьянствовали и чревоугодничали, пользуясь попустительством с моей стороны, весьма довольные таким положением дел. И было всем хорошо… до следующего утра, когда в пионерский отряд нагрянула с проверкой моего аморального облика моя суровая, почуявшая неладное, ревнивая, равзратная, жестокая педантичная старуха-жена. Ой что тут началось!
   - Ну и кого мы ****? - спросила она, с присущей ей грубой партийной прямотой, как инквизитор, пристально глядя на мою довольную, загорелую, лоснящуюся, ухмыляющуюся от удовольствия, сладкую рожу. Я не мог в то время скрыть своего торжества.
    - Дорогая! Бог с тобой! Они же дети!
    - Дети? - она проводила взглядом грудастую деваху с жирными ляжками проплывшую мимо, специально вульгарно вихляя бедрами, как на панели.
    - Дети, дети… - успокоил я ее.
    - Хочешь угадаю? - спросила она.
    - Да полноте!
    - Эта?
    К чести Юлии, она безошибочно вычислила Жанну. Во взгляде Жанны было столько боли и обиды, отчаяния и безысходности, что только даун мог ошибиться. Она стояла одиноко под вязами и не отрываясь смотрела на меня.
    - Пойди успокой, ребенка, скотина! Я сейчас уезжаю!
    - В конце концов, дорогая, это уже не смешно! Ей тринадцать лет!
    - Вроде это тебя когда-то останавливало… Хочешь я с ней поговорю по душам?..
    - Пожалуй тебе в самом деле лучше уехать…
На том и порешили.
    - Не надо меня провожать! Я тебя больше видеть не хочу, гадина - сказала Юлия гордо и независимо, обдав меня презрительным взглядом, метнув пару молний в Жанну, и летящей походкой удалилась прочь, взметая пыль столбом.
    В этот же день, который по счастливому стечению обстоятельств оказался еще и родительским, приехали и родители Жанны. Симпатичная мама и огромный, квадратный дальнобойщик. Дальнобойщик подозрительно оглядел меня и спросил.
    - Ну как тут наша Жанна? Не балуется?
    - Нет! - горячо и искренне ответил я. - Очень дисциплинированная и послушная девочка! Я ее всегда ставлю в пример другим девочкам! Если бы все так себя вели, это был бы не лагерь, а Эдем.
От последней фразы Жанна прыснула в кулачок.

***

    Мои сладкие воспоминания прерываются изумительным зрелищем. На сцене появляется ослепительный Гер с гитарой. Он не спеша подключает гитару в усилитель. Садится на высокий крутящийся стульчик. Он одет в белоснежную рубашку из тончайшего китайского шелка и шикарный сценический костюм цвета кофе со взбитыми сливками ( embroidered cotton vest by Romeo Gigly. $700 .) За ним выходит его клавишник - Лин. Длинноволосый малый. Индеец из Малоярославца. В рваных джинсах Wrangler и в грязной серой майке. Босиком. Гер настраивает гитару и рассеянно осматривает зал. Увидев меня, он приветливо улыбается и машет мне рукой. Показывает мне денежными знаками, что сейчас подойдет. Он разминаясь играет кусочек чудесного соло от Риччи Блэкмора из композиции "Child in time" из альбома " Deep purple in rock". Это, чтобы сделать мне приятно. Ну и заодно - чтобы показать собравшимся свой высокий класс! Лин дает "Ми". Они о чем-то тихо переговариваются и вот наконец звучит великолепная Summer Contry Sohg Эла Ди Меолы. Ах! Знал бы старина Эл, как чудесно исполняет его произведения мой друг Гер! А как бы они могли здорово играть вдвоем! Ведь играл же Ди Меола с Пако де Люсия! Я не думаю, что Гер играет хуже! Не думаю! Я уверен, что если бы не работа следователя, Гер непременно играл бы с Ди Меолой и с Пако!! Ведь играл же Гер с Марком Джонсоном, с Армиком! Тогда, летом, в Мадриде ему аплодировали и Сантана и Сатриани, Тейтельбойм и Исраэл бен Азария!
    Ко мне подсела вульгарно накрашенная девица - Salaud . ( $ 10 за ночь) На вид - учительница русского и литературы. Светлые волнистые волосы свободным водопадом падают на плечи. Голубой вязанный джемпер Bradleys of London. Где-то долларов пятьдесят - шестьдесят. Короткий черный жакет . Голубой вязанный джемпер Bradleys of London. Где-то долларов пятьдесят - шестьдесят. А.. Ну да… Я уже это говорил… Крепкий ликер! Короткий черный жакет с большими белыми пуговицами, Stockman, пятьсот долларов, не больше. Короткая юбочка Gabanna. Coty. Двести шестьдесят пять долларов. Черные туфли на высоком каблуке Crocus Inter. Не знаю сколько такие стоят. Не знаю! Не дорого!
    - Bonjour! Tien! J, ei quelque chose isi! - сказала она криво ухмыляясь, чуть расставив ноги, таким образом, чтобы я увидел черную норку между ног, слегка прикрытую юбочкой Gabanna Coty. - Tou ca est a toi! Ca vous plairait?
    - Pur moi? - удивился я. Ну и жизнь! Мне это нравится! Совсем оборзели учительницы французского! Совсем совесть педагогическую потеряли! Вот до чего их довела современная порочная система образования!
    - Merci, Madame! Je suis tre nerveuse ce soir! - вежливо ответил я, стараясь говорить спокойно. Я знал, что в этом ресторане с учителями лучше не грубить , а вести себя учтиво. Не то - можно запросто схлопотать по роже! Учителя никогда не давали в обиду своих. Они пристально наблюдали за всем происходящим в ресторане и всегда были готовы к бесчинствам. Учителя имели обыкновение проводить здесь свои традиционные голодовки и забастовки, турниры, педсоветы и прочие тусовки. Чужаков они не любили. И поэтому частенько били. Чужаки же в свою очередь недолюбливали учителей, и поэтому не совали свои поганые носы в эту чертову дыру. В это время у меня в пиджаке зазвонил сотовый. ( Eriksson $ 400) Я извинился перед девушкой и , слегка отвернувшись, прикрыв трубку рукой сказал
:    - Алло!
    - Алло! - я узнал в трубке голос ленивый голосок Стеллы. Я совершенно забыл! Какой позор! Какой климакс! Сегодня же был ее день!
    - Как ты меня нашла? ( Ах! Да! Это ж по сотовому!)
    - А ты - у Гера?
    - Как ты догадалась?
    - А я слышу музыку! Дорогой! Ты не забыл? Сегодня мы играем в фашистские застенки! Я специально купила полосатые трусики, как у заключенных! - тоненьким голоском капризной девочки томно сказала она. Честно говоря, в последнее время я старался под благовидными предлогами, коих у меня было всегда в достатке, пропускать дни свиданий со Стеллой, поскольку мои разум и сердце принадлежали другой, недоступной и желанной. Я же не животное какое-нибудь, чтобы так вот сразу, без разбора, без сердца, поддаваться инстинкту. Тем более, что инстинкт меня уже не очень сильно тревожил… Я делал это скорее для поддержания формы, что-то вроде тренажера… А вот сердце меня тревожило!
    - Aber nein!!! Ich bin besoffen!!! Der Teufel soll das buserieren! Lecken Sie mir Arech!* - ответил я резким тоном и закрыл трубку. Стеллу я избаловал в свое время изощренными сексуальными играми. Она настолько втянулась в это дело, что уже не представляла себе секс без сюжетно- ролевых игр. Каждый раз она заставляет меня придумывать какие-нибудь сюжеты. То я хирург в полевом госпитале, а она- раненная беженка из Косово, то она заложница, а я свирепый арабский террорист… Сегодня, как раз , я должен был блестяще исполнять роль фашистского изверга, начальника концентрационного лагеря, военного преступника, безжалостного садиста, палача и фанатика, изощренного педанта, эстета и гурмана -оберштурмбанфюрера СС - Пауля Зигфрида Штраузе. Мой резкий тон - и мой грубый отказ - были как раз частью этой игры! Частью моего образа! Я же был фашист! Садюга! Пусть помучается! Ха-ха-ха-ха!
    - Das ist aber eine Hure! Sie will nicht mit mir schlafen!** -пояснил я сидящей со мной девушке, выпучившей на меня небрежно накрашенные глаза. Я ужу был в роли. Я был Паулем Зигфридом Штраузе.
    Наконец ко мне за столик подсел Гер.
    - Иди, погуляй! Зайчик! - легонько шлепнул он по попке засидевшуюся училку. Училка надув губки ушла к своим товаркам, встретившим ее гулким хохотом. В темноте сверкнуло стекло моего монокля и тут же погасло. Я вкратце рассказал Геру о вчерашнем госте.
    - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил меня Гер, прикладываясь к моей рюмке. По его изнуренному виду, по кругам под глазами, было видно, что он не спал всю ночь, пытаясь найти разгадку. Я в деталях рассказал ему о своих вчерашних приключениях, особенно усердствуя в метафоричности своего повествования, беззастенчиво привирая и приукрашивая смакуя описание процесса феллацио.
      
  ( сноски)      *- А вот и нет! Я - пьян! ( Грязное немецкое ругательство) Поцелуй меня в жопу! ( нем.)

                ** - Вот ведь шлюха! Не хочет спать со мной! ( нем.)

    - Эй! - крикнул Гер половому. -Принеси-ка, братец, мне этого же, но бутылку! Знаешь, Рэй, ( я возьму сигару? Спасибо! У-у-у-й! Какой аромат!) по моему в этом что-то есть! Я всю ночь продежурил у постели несчастной женщины, той, с искусственной жопой. Мне удалось кое-что узнать у нее. Ее зовут Арманда Зихуль. Двадцать семь лет. Незамужем. Гражданка ЮАР. Ты, кстати, когда улетаешь в Канны?
    Половой Трофим, с иронической улыбкой на толстых чувственных губах, принес ему на подносе пузатую полукруглую бутылочку ликера Codiva ( $ 125. alk 17% 750 ml ) Осторожно поставил на стол. Открыл. Налил в высокую изящную рюмочку. Гер был сластена. Он мог пить ликер в больших количествах. И ничего у него не слипалось.
    - Завтра! - ответил я, несколько обескураженный его осведомленностью. Два года работы в службе внешней разведки не прошли для него даром.
    - Спасибо Сопл! Спасибо, любезный! -поблагодарил Гер Трофима, сделав небольшой глоток из рюмочки. Трофим с умилением глядел ему в рот. В ресторане он подрабатывал по вечерам, убегая от скуки и безделья, когда в доме делать было нечего. Здесь его называли просто - Сопл. Ему так нравилось…
    - Ступай! - сказал я ему, зная его привычку подслушивать наши разговоры. Трофим обиженно засопел, побагровел и ушел к площадным развратным учительшам за дальний столик.
    - Как я тебе завидую! - с грустью вздохнул Гер, - Завтра ты будешь в другом мире! В мире, где торжествует красота и гармония, добро и любовь! Ты везешь коллекцию?
    - Нет. Я еду в качестве гостя! -насколько можно скромнее ответил я. Скромно не получилось. Рожа моя в этот момент просто сияла от самодовольства. Ничего с ней поделать я не мог. Гер не мог не заметить моего торжества.
    - Поздравляю! - сказал он с чувством и пожал мне крепко руку. - Это свидетельствует о высокой мировой оценке твоего творчества.
    - Спасибо! - ответил я, весьма польщенный словами скупого на похвалы Гера.
    - Она уверена, что ей до сих пор делают операцию по трансплантации жопы. - безо всякого перехода продолжал Гер. - У нее в истории болезни записана гипертрофия зада! Он всего лишь хотела, чтобы ей пересадили нормальную жопу! Отто Фарнер предложил ей лечиться не в клинике, а в его лаборатории! Он якобы, как он ей объяснил, не хотел раньше времени афишировать успех операции. В Претории он, оказывается, дал объявление в газете о том, что делает такие операции. Из более чем сорока потенциальных претендентов на уникальную операцию он отобрал только ее! И вот почему! Арманда Зихуль - одинока! Понимаешь? О ней никто не будет беспокоиться! Они в лаборатории профессора Фарнера отделили жопу Арманды, подключили ей автономную систему жизнеобеспечения и стали производить опыты! Кстати! Ты знаешь, что подобные опыты уже производились нацистами в лагерях смерти?
    - Да ты что?
    - Да. Я это выяснил! Я вчера сидел в архиве. Всю ночь! Но я выяснил! В секретных лабораториях Рейха вились комплексные исследования жопы, как автономной замкнутой мыслительной системы! Исследования велись под руководством профессора Гюнтера Нихтмахена. Они изучали изменение физиологического состояния жопы под влиянием внешних раздражителей. Оказывается, у жопы существует скрытый механизм, позволяющий ей ориентироваться в окружающей среде, некий дополнительный орган чувств, позволяющей ей формировать адекватность реакций при отражении объективных свойств среды! - Так значит… - страшная догадка мелькнула в моем мозгу.
    - Не обольщайся! Фашисты не оставили почти никаких материалов по жопе. Все сожгли! Все эти крохи, которые мне удалось все же достать, составлены по материалам Нюрнбергского процесса. Хотя не исключено, что они, эти материалы, гипотетически где-то и есть! По характеру аппаратуры в лаборатории Мангуста-Фарнера можно судить и о характере опытов! В первую очередь они хотели знать -обладает ли жопа автономным мышлением? Автономной нервной системой? Они исследовали характер биогенных и абиогенных раздражителей жопы. Изучали реакцию жопы на физический, химические, психологические и энергетические раздражители! Они кажется нашли раздражители генетически не соотнесенные с человеческим анализатором. Ты понимаешь?
    - Не совсем. - признался я.
- Господи! Да это же просто! - воскликнул Гер громко. На него оглянулись сидящие у стойки бара угрюмые бунтари - педагоги. - Понимаешь… Вот к примеру, сетчатка обуславливает возникновение зрительных ощущений как при воздействии светом, так и при механических и электрических воздействиях на глаз! Так? - Наверное!
    - Ну так вот, жопа же реагирует на неизвестные нам раздражители!
    - Да ну нах?
    - Точно к таким выводам пришел в 1944 году и профессор Гюнтер Нихтмахен из Наумбурга! То есть, я полагаю, что этим парням знакомы некоторые материалы исследований немецких ученых!
    - Отто Фарнер - немец!- сказал я задумчиво.
    - Вот именно! Немец!
    - Но Гер… Я тебе говорил о предупреждении Актуала Мангуста! А вдруг жопа действительно опасна для нас?
    Гер посмотрел на меня своими чистыми, детскими глазами и сказал тихо, но настойчиво. - Я боюсь тебе показаться излишне эмоциональным и, но ты ведь отлично понимаешь, что если Отто Фарнер действительно владел тайной жопы, и, наверняка, кто-то кроме него, может ее использовать против человечества! Мы должны открыть людям эту тайну! Должны! Понимаешь, Рэй! Быть может это хоть как-то поможет нам предотвратить грядущую катастрофу? - Но ведь мы можем погибнуть! Ты даже не представляешь себе той опасности, что нас подстерегает! Ты не знаешь жоп! Меня вчера одна из них чуть не задушила!
    - Жопы бояться - в лес не ходить! -Остроумно заметил Гер. - За такое дело, Рэй, и погибнуть не страшно! Честное слово! У меня никогда не было такого дела, за которое было бы не страшно погибнуть! - сказал Гер и глаза его предательски заблестели. Я с чувством пожал ему руку.
    - Один за всех? - спросил он, дрожащим от волнения голосом.
    - И все - за одного! - ответил я тоже дрожащим голосом. Мы мысленно обратились в своих мыслях к тому, третьему, нашему другу и судье, кто нас наверняка в эту минуту слышал. К нашему другу - Сели. Он погиб два года назад в перестрелке с бандитами при задержании одного пахана. Сели был с нами всегда - когда нам необходимо было принимать трудное решение.


Глава 16 - ТРЕТИЙ

    Погиб он страшно и нелепо. У меня до сих пор перед глазами стоит ужасная в своей ирреальности картина. Мы в тот день попали в страшный перелет. Специальным секретным распоряжением по нашему управлению, было создано специальное подразделение, из самых лучших сотрудников, предназначенное для ликвидации конкретных лиц, занимающихся преступной деятельностью, криминальных авторитетов, находящихся под покровительством высших правительственных чинов и, следовательно, недоступных для закона. Подразделение было разбито на группы по три человека, каждая из которых была автономным подразделением со своей спецификой. А каждой группы были свои задания, о которых знал только ограниченный круг лиц. В нашу тройку входили я, Сели и Гер. Руководителем был Сели. Это он разработал операцию "Мошонка" по устранению депутата Пертунова, убийцы и насильника, на счету которого было более сорока совершенных в различное время убийств. Его арестовывали уже несколько раз, но каждый раз он откупался у правосудия. Мы готовились к этой операции три месяца на нашей специальной базе, в лесу и тщательно отработали схему, до мельчайших подробностей. Особенность преступлений Пертунова как раз и состояла в том, что у всех его жертв отсутствовали жопы. Это ставило нас в тупик. Мы так и не смогли в тот раз разгадать загадку этих убийств. У нас забрали дело и передали в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Потом оно вообще затерялось! Убить Пертунова мы должны были в его загородном доме. Потому что текст информационного сообщения о его гибели уже давно был составлен каким-то бездарным журналистом и начинался словами :"Вчера, в своем загородном доме был убит… "
    Мы подъехали к загородному дому в пять часов утра. Охрана спала непробудным сном. Вчера горничная, наша сотрудница Наташка, внедренная в обслуживающий персонал Пертунова за месяц до операции, подсыпала им в этот вечер в чай снотворное. Она и открыла нам двери. Мы благополучно пробрались в дом, хладнокровно расстреляли Пертунова, изнасиловали Наташку с особым цинизмом, для пущей достоверности и разошлись по комнатам, чтобы немного помародерствовать вволю. Нам это было необходимо, для того, что бы придать картине убийства характер бандитской разборки. Я, ловко, с одной гранаты, взорвав гранатой сейф, стоящий в кабинете Пертунова, набивал подсумок пачками долларов ( впоследствии оказавшимися фальшивыми!) как вдруг услышал выстрел в одной из комнат. Затем - автоматную очередь! Я стремглав бросился на выстрел. В соседней комнате я увидел уже склонившегося над телом Сели Гера. Он в отчаянии тряс голову Сели. Возле головы, на полу, растекалось черное кровавое пятно. Невдалеке, растопырив руки, лежал один из охранников…
Выстрелом Сели разнесло череп. Оказывать помощь было бессмысленно. Приоткрыв на секунду глаза, он поискал взглядом меня и прошептал одними губами
:    - Не верь! - и сразу после этого умер. Это были его последние слова. Тогда я не понял смысл этих слов, и принял просто за бред . Их истинный смысл дошел до меня позже. Гораздо позже…
    Сели был с нами с самого начала: еще со времени учебы в Высшей школе милиции. Мы все учились понемногу в одной группе. Он был, несомненно, самым талантливым из нас. Мы с Гером всегда списывали у него домашнее задание. На втором курсе он перевелся на заочное отделение и ушел работать в органы. Во внутренние. Мы по хорошему завидовали ему. Ведь он уже занимался настоящим делом. У него была самая высокая раскрываемость по стране и самая высокая зарплата. Сели приглашали работать в Интерпол, но он отказался, потому что не хотел расставаться с нами. Несмотря на кажущуюся жестокость и грубость , он был чертовски сентиментален. Для него самыми важными в жизни были идеалы дружбы. Дружбу он ценил превыше всего, даже превыше рыб! Да, да! Превыше рыб! Ведь Сели был в отличии от нас уже тогда известным в мире человеком! О нем писали газеты и журналы. О нем снимали телевизионные сюжеты.
    Сели был известным в нашей стране и за рубежом рыбаком, ихтиологом, коллекционером , другом, знатоком и защитником рыб, этих умнейших, ласковых , нежных, бессловесных созданий, автором нашумевших работ: " Ловля форели на опарыша", " Ужение хариуса острогою","Ловля головля на кивок ", " Глушение сома ударом весла". " Ловля Дунайского лосося на гишпанскую мушку". "Лунки для ловли налима", " Навозные черви России". А его последняя книга " Ловля в морды, в натычку, на глиста" была даже экранизирована на киностудии "Worner brothers". ( реж . Андреа Игуаран. 90 мин.)
    Дома у него всегда было полно рыбы. Тут и сям: на подоконнике и в чулане, в кровати ив холодильнике. Постоянно в доме жили какие-то бродячие рыбаки, в макинтошах и в резиновых сапогах. Сели отлавливал и выхаживал больных и раненных рыбок, потом выпускал их снова в море. Он написал много интересных книжек о рыбках, об их нравах, традициях и особенностях психологии. Он всегда стоял перед мучительным выбором - или рыбки или же работа детектива. Ему казалось, что эти две вещи в его жизни одинаково важны для человечества. Но выбрать он так и не успел… Именно Сели стоял у истоков возрождения тимуровского движения в нашей стране. Он выступил застрельщиком этого движения в нашем училище. Наша троица: я , Гер и Сели, обычно отпрашивались во внеочередное увольнение для того, чтобы помочь какой-нибудь вымышленной старушке, а сами , конечно, шли в пивную, где предавались пороку возлияния, соревнуясь друг перед другом в искусстве пития. Такой вот он был неутомимый выдумщик, наш друг Сели! .
    Память снова и снова дарит мне чудесные мгновения соприкосновением со своей юностью, со своим прошлым, светлым туманным пятном, смутным и волшебным. Я благодарен своей памяти, я благодарен своей юности подарившей мне прекрасные мгновения, радость истиной дружбы, любви…
    Давно это было. Но тот далекий Новогодний вечер надолго мне запомнился. Что называется запал в память! В то время все мы еще были курсантами школы милиции. Юными, романтичными. Чистыми и непорочными. Мы верили в любовь без секса, в справедливость без насилия, в равенство и братство без отвращения, в мир без войн и смертей. Сели долгое время любил одну девушку по имени Таня. Месяца три наверное, если не больше. Хотя вполне возможно, что ее звали и не Таня. Но жизнь шла вперед, требовала все новых и новых впечатлений, и наш Сели незаметно для себя встретил новую девушку,незаметно увлекся и незаметно стал жить у нее. Но чтобы девушка Таня не досталась врагам и не простаивала попусту, с ней стал встречаться я. В то время трудно было встретить девушку с жильем. А для курсанта девушка с жильем, все равно, что… Все равно, что пистолет с патронами! Практически наша Таня ни дня не провела в безутешном горе. Я был ей необходим так ж как и она мне. Зимой нельзя оставаться одному, ни мужчине, ни женщине. Тем более курсанту, которому просто необходимо место, куда он может пойти в увольнение и насладиться сполна уютом, комфортом, свободой и равенством, женской лаской и чудесной кухней. К празднованию Нового года мы отнеслись в этот раз несколько легкомысленно, как впрочем и ко всему остальному, да и не только в этот раз. И, когда нормальные законопослушные граждане, в том числе и предусмотрительные курсанты страны рассаживались за праздничные столы, мы с чувством глубокого неудовлетворения и внутренней тревоги обнаружили, что нам фактически некуда рассаживаться, что нас никто почему-то не пригласил. То есть мы практически остались без праздничного ужина, без шумной, веселой, дружеской компании, без нарядных зовущих девушек, без жратвы, в конце - концов и без денег… Обзвонив всех знакомых девушек, мы пришли к неутешительному выводу: жизнь повернулась к нам кормой. Мы даже позвонили своим старым знакомым, неразлучным друзьям ребе Иехошуа Тейтельбойму и Исраэлу бен Азария. Но они уже были изрядно пьяны и пригласить нас были уже не в состоянии. И тогда, на худой конец, на крайний случай, незваный гость хуже татарина, мы решили сделать сюрприз нашей Танюшке. Пусть в этот праздничный Новогодний вечер у нее, в отличие от других простых русских девчат, будет не один парень, а целых два! Два! Да непростых, а прекрасных, сильных, крепких юноши. Умиляясь своему благородству, чуть не плача от предстоящего радостного созерцания счастливых, полных слез восторга Танюшкиных глаз, мы, купив на последние деньги "Агдама", приперлись к ней домой. Однако, несмотря на столь поздний для отсутствия час, нашей Танюшки не было дома. Мы долго возмущались вслух, негодовали. Благо, у меня, как у полноправного, настоящего члена ее семьи был свой ключ. На кухне мы обнаружили шампанское, торт, кое-что из закуски. Налицо была полная готовность к встрече Нового года. Это обнадеживало, вселяло уверенность в сегодняшнем дне, вечере, ночи… Мы решили порадовать нашу Танюшку и сделать ей сюрприз. Мы разделись донага, завернулись в простыни и стали с нетерпением ожидать ее прихода, время от времени прикладываясь к "Агдаму" и вспоминая особенно трогательные и волнующие события прошедшего года. Наконец мы услышали в прихожей долгожданный характерный шум - звук открываемой двери. Я торопливо взобрался на плечи своего мощного друга. Мы закрылись простынями, и страшное, двухметровое привидение с ревом вышло в прихожую. То, что открылось моим глазам, конечно несколько отрезвило, ошарашило меня, и я тут же прекратил орать дурным голосом. У меня просто язык отнялся. В дверях стояла Танюшкина мама с сумками и баулами. Приехала из далекой глубинки навестить свою дочурку. Я представляю, что открылось ее глазам, потому что она, смертельно побледнев, начала медленно сползать по стене. Я стал виновато хихикать, покашливать, дергать Сели за ухо и хлопать его по темечку, пытаясь унять его рев, напоминающий крик раненного зрелого динозавра из фильма Спилберга. Однако благородное стремление моего друга доставить радость своей (нашей) девушке было настолько велико, что он воспринял мои сигналы неадекватно, приняв их за знаки ободрения и, поощряемый моими шлепками, стал кричать пуще прежнего и при этом приплясывать, пытаясь воспроизвести антраша. В конце концов он споткнулся сослепу, и мы, два голых, обнаженных дурака рухнули, как подкошенные на пол, прямо под ноги простой деревенской женщине из глубинки, недвижимо лежащей на полу без чувств. Мы долго потом приводили в себя бедную женщину, впервые в жизни увидевшую сразу столько голых ревущих мужиков, да еще и привидение… Так мы и встретили Новый год в хлопотах вокруг Танюшкиной мамы. К счастью все обошлось. Наша невинная целомудренная курсантская шалость была ею милостиво прощена, и мы даже посмеялись слегка по этому поводу…
    Такие вот мы били затейники! Такие -забавники! Эх…
    В день трагической гибели, перед самой операцией он подошел ко мне и, волнуясь протянул мне скомканные листочки, исписанные красивым аккуратным почерком, и сказал равнодушно, с наигранной небрежностью.
    - На…Почитай как -нибудь на досуге.
    - Что это?
    - Стихи.
    - Твои?
    - Мои… - он застеснялся. Впервые я видел его смущенным. Своего друга - бретера, циника, скандалиста и драчуна.
    - … почитай как-нибудь на досуге -равнодушно сказал он.
    - Ты меня поразил! - Сказал я тогда с неуместной иронией, натягивая пуленепробиваемые чулки с подтяжками.
    - Дурак! - сказал Сели и, покраснев до самых кончиков волос, закрыв лицо руками, в смущении убежал, позвякивая амуницией и оружием.



    Вот эти стихи.

            Куда еще мятежный рок поманит,
            Где суждено еще оставить след.
            Ошибки наши гроб один поправит
            Через один, другой десяток лет.

            Ни любви, ни друзей - все потеряно мной,
            За окошком беснуется вьюга.
            Пой, гитара, звени серебристой струной,
            Вспоминай о забытом, подруга.

            Вспоминай без укора, упреков,
            Все, что прожито, пережито,
            Что ушло по весенним протокам,
            Что по снежным равнинам ушло.

            Ты, гитара, во всем мне поверишь,
            Все простишь - ошибки и блажь,
            Только ты одна не изменишь
            И тоске в залог не отдашь.

            Вспоминай о забытом, подруга,
            Серебристою, звонкой струной.
            Там за окнами плачет вьюга,
            Мы не плачем, гитара, - поем!

            Подмигнув изменнице - судьбе,
            Позабыв обо всем на свете,
            Я сижу с колодою в руке
            На скрипучем старом табурете.

            Поглупев от угольного жара,
            Бывший мастер преферансных дел
            В "дурачка" с племянницей на пару
            Две конфетки выиграть сумел.

            Вот теперь уж точно развернусь.
            Ну-ка, дед, давай на сигареты. …
            Помяни меня, святая Русь,
            Был картежником, им же кану в лету!

             Розовеют вдали облака,
            Разгорается новый рассвет.
            Зарастет лебедою тропа,
            Смоют росы твой легкий след.

            Гаснет в небе ночная звезда,
            Словно отблеск влюбленных глаз.
            Я запомню ее навсегда
            Мы в последний встречались раз.

            Когда струится синевою вечер,
            С волнением я жду какой-то встречи.
            Пусть звезды, откровение тая,
            Мерцают, опьяняя и маня,

            Когда струится синевою вечер,
            Забытое мне повторится вновь,
            Воскреснет вдруг распятая любовь,
            Сойдет с креста обмана и разврата,

            Предстанет вдруг опять чиста и свята,
            Забытое мне повторится вновь.
            Все в жизни станет ясным и простым,
            Чуть-чуть смешным, веселым и не злым.
            И ты придешь, шагнешь в неслышный вечер
            Любви, с креста поднявшейся, навстречу.
            Все в жизни станет ясным и простым

( Это в самом деле стихи моего друга -Сели. Он вручил мне их за месяц до гибели. Прим. Автора.)

     Никогда не думал, что в его душе звенит такая щемящая тоска и нежность. Пошто вы, друзья, скрываете друг от друга свое истинное доброе лицо за маской дебоширов и гуляк, развратников и пьяниц? Почему вам так нравится роль циников и грубиянов? Почему нечаянные проявления доброты и духовности вызывают у нас чувство неловкости?
    Человек никогда и ни с кем не бывает абсолютно искренним, Только наедине с собой. Да и с собой он не всегда искренен до конца. Есть такие вещи, в которых он сам себе боится признаться. Боится признаться себе. В том, что он трус. Он находит оправдание своей трусости, сове низости. Боится признаться себе, что он безнравственен. Любой святоша, завидев дамские трусики приходит в возбуждение, старается отвести стыдливый взгляд. Я не такой! Я - нравственный. А сам вожделенно сглатывает слюну. Другой, набожный, молится и выполняет все религиозные предписания. Он доказывает себе, что он близок к Богу но боится признаться, что эта вера ему нужна для спасения от боли, от неминуемой смерти. Он не осознает себя вечным. Он боится смерти. Поэтому-то и приходит к Богу! Трус! Третий лжет сам себе. Что он честный. Да нет честный людей! Человек рожден лживым! Ложь так же естественная для человека, как и испражнения! Говно воняет у всех ! А сове - не так как чужое! Но признаться себе в том, что твое говно такое же как у всех- ты не можешь! Потому что считаешь себя лучше других! Сели не боялся смерти. Он как-то сказал мне. "Знаешь, старик, если вдруг случится, что мне придется сесть в тюрьму, клянусь, я безо всякого сожаления уйду из жизни! Потому что я неплохо жил! Я отлично пожил! И мне нужна только такая жизнь, которой я сейчас живу! Другая мне не нужна! От другой - я откажусь!

    Такой вот он был, Сели…

 
Глава 17 - МОЙ ДРУГ, СЕЛИ.

    Он всегда заботился о моем нравственном здоровье. Когда меня по недоразумению, после окончания высшей школы милиции распределили на стажировку в Караганду, Сели предпринимал многочисленные попытки перетащить меня в столицу, где он в то время проводил независимое расследование преступлений в Высших эшелонах власти. Ему тогда очень хорошо платили за молчание.
    Они были разные эти попытки. Не все мне подходили. Вот, например, как выглядела одна из этих попыток.
    Когда Сели присудили международную премию "Золотой карась" в области рыболовства, за огромный вклад в дело развития и пропаганды рыболовства в России ( в частности за его разработки методов ловли речного сига на унгу, метода ловли чолмужского сига плавом на живца, ловли на жирлицы, на дурилки, на сельжи. Прим. Автора.) я прибыл на торжества в столицу. Банкет проходил в Колонном зале Дома Союзов. Кроме Гера и нескольких известных политиков я там никого не знал и чувствовал себя как-то не очень хорошо. Как-то неловко, неуютно что ли…
    Там в этот торжественный день собрались в основном рыбаки из разных стран. Было много негров, индусов, китайцев, и даже индейцев в национальных нарядах в головных уборах и разноцветных перьев павлина. Присутствовали даже представители министерства рыбного хозяйства и Государственной Думы. Сели ходил важный и торжественный, во фрачной паре, в цилиндре. Потом, попозже, во время бала, когда Сели изрядно поддал, он умудрился-таки оторваться от преследовавшей его толпы журналистов и подойти ко мне.
    - Жениться тебе надо! - задумчиво произнес он, когда я, наплясавшись, раскрасневшийся и запыхавшийся, словно финалист-марафонец, возвратился к своему столику.
    - Да я вроде бы как бы это… женат.
    - Да разве это брак? - Сели с презрением взглянул на меня, и презрительно сплюнул прямо на паркет колонного зала Дома Союзов. - Ты погляди, на кого ты похож? Худой, общипанный, ледащий… Посмотри, в чем ты ходишь? Ты что, панк? Ты посмотри на меня… В нашем возрасте нужна основательность, солидность, живот… Баба, пахнущая борщом…Тебе, Славка, москвичка нужна, домовитая, справная. Видишь, сколько их! Выбирай на вкус! - он с удовлетворением и с затаенной гордостью оглядел зал. - Люба кто из них тебе?
    - Вон та нравится… - неуверенно показал пальцем я на высокую красавицу блондинку танцующую гавот с каким-то сомалийским рыбаком.
    - Нет, эта нам не пара. Она живет в Мытищах! Будешь каждый день трястись в электричке. Тебе это надо?
    - Не надо! - представил я себя трясущимся в электричке, и легко отказался от блондинки.
    - Тогда вон та! - показал я на маленькую, шуструю, подвижную юную девушку, курчавую, как арапчонок.
    - Посиди-ка, - Сели грузно поднял свой солидный круп, поправил бабочку, провел ладонью по вискам и направился к мулаточке. В своем стремлении казаться солидным он превзошел себя. Курчавая перепугалась, смотрела на него, моргая виновато глазками, словно он застукал ее за постыдным занятием. Сели что-то спросил ее, потрепал по курчавой головке, показал ей пальцем на меня и вернулся к столику.
    - Десять минут ходьбы от метро "Варшавское". Я думаю, это неплохо. А? Сегодня будешь ночевать у нее.
    - А поближе нет? - обнаглел я.
    - Ты сначала на Варшавской закрепись, а поближе мы поищем. Зовут ее просто - Лена.
    После этого Сели со спокойной душой принялся накачиваться водкой и через час уже, утратив былую солидность, сбросив пиджак и утратив в суете галстук- бабочку, плясал какой-то жуткий еврейский танец под мелодию вальса. Вскоре я его совсем потерял. Я спросил Гера, куда он подевался, но Гер к тому времени уже плохо понимал мою речь. Но внезапно объявилась курчавая душка. Она подсела ко мне и защебетала, защебетала… Я был для нее чужеземцем. Далекая таинственная Караганда казалась девчушке чуть ли не заграницей и я отчего-то даже стал говорить с ней с каким-то жутким карагандинским акцентом. Наплясавшись, мы (прихватив с собой бутылочку винца) собрались было уже отправиться домой, но тут меня перехватила длинноногая блондинка Юлия, та самая, из Мытищ. Она была уже хорошенькая.
    - Ты уже уходишь? - спросила она меня, как старого знакомого.
    - Да.
    - А я?
У нее были такие соблазнительные выпирающие части… Глазки косые блестят… Да и Мытищи - это не так и далеко… Всего-то пару часов…
    - Да мне просто ночевать негде…
    - У меня переночуешь!
Шикарная грудь. Белоснежный водопад волос. Длинные ноги. Зовущие губы. Стук электрички. Вокзальная сутолока…
    - Да меня уже пригласили…
    - Ну мне что, прикажешь на колени перед тобой встать?
    -Давай завтра…
    - Я сейчас встану на колени. Тебе будет стыдно! Поехали, не пожалеешь!
    - Ну, я готова, пошли? - Лена выросла откуда-то сбоку и, обхватив меня за талию, потянула к выходу.
    - Это что еще за п…а? - успела бросить вслед Юлия прощальную тираду. Как жаль, что она живет в Мытищах!
    Мы шли по темным улочкам Москвы, а курчавое радио передавало последние известия.
- …вот она и бесится, а Борька не виноват, что она такая дура, он гуляет, и она гуляет, это у них нормально. Мне сегодня нельзя, у меня менструация, но тебе я дам, ты все же гость, и нормально, это безопасно, все дают, а завтра уже купим что-нибудь, а потом неизвестно, как еще обернется, у меня после сессии были такие загулы, что чуть не выгнали, а у нее родители шишки на ровном месте, вот она и корячится, а если у нее длинные ноги, то значит, что умом бог обидел, на дураков не обижаются…
    Я бы, в принципе, мог бы спокойно обойтись и без близости, и не настаивал, поскольку был измотан длительной дорогой, потом изнурительной пьянкой, и поэтому на ходу засыпал. Но Ленка ради того, чтобы не обидеть меня, чтобы угодить мне и соблюсти законы гостеприимства, шла на такой страшный компромисс с совестью и честью. Она даже постелила свежие простыни. Принесла вино в бокалах, фрукты. И заснуть после такой подготовки было бы просто оскорбительно. Я вытерпел испытание до конца. Несмотря на усталость, слипающиеся очи, менструацию ("Там совсем немножко… это ничего…"), я все же героически эякулировал и моментально заснул прямо на ней.
Проснулся я от того, что Лена совала мне под ухо телефонную трубку.
    - Это тебя!
Я даже не удивился, что в чужой квартире меня вот так запросто с утра приглашают к телефону. Воспринял это как должное. Подумаешь…
    - Рэй!!! - заорал Сели на другом конце, -Как устроился? Как квартирка?
    - Ничего!
    - Метраж каков?
    - Да я… даже и не знаю!
    - Болван! Какое поразительное легкомыслие! Надо было сразу обмерить! Ну ничего, сейчас я приеду! Дай-ка Ленке трубку.
Ленка по телефону продиктовала ему адрес. Потом сказала: "А я его и не обижаю… Хорошо!.." - и положила трубку.
    - Наказано кофе в постель принести! -она быстро соскочила с кровати и ускакала на кухню. Маленькая, смугленькая, как мальчонка.
    Через час прибыл Сели с Гером и две девицы, шумные, как товарный поезд.
    Они привезли магнитофон, стереоколонки и море винища. Торжества по случаю вручения Сели международной премии "Золотой карась" продолжались. Гуляли мы три дня и три ночи. Гремели из колонок неистовые цыганские танцы Пабло Спрасате, фанданго Армика и Мануэля де Куэньи, хабанеры Нуньеса де Муреньи и Пруденсито Аркадио Гуахиро…
    Спали все вперемежку, правда, без промискуитета, благопристойно и целомудренно. Да и не в состоянии были предаваться разврату, нам и без этого было весело. Правда, ежедневно, по несколько раз за ночь ко мне приползал неугомонный Сели и предлагал поменяться девушками. Но мне хотелось спать. Я был жаворонком. Развратным таким жаворонком. Все остальные были целомудренными совами.
    Как-то раз, ранним утром я, единственный жаворонок на всю компанию, встал по обыкновению и, как был, без трусов, пошел принимать бодрящую ванну. Из кухни на меня с изумлением смотрели глаза какой-то пожилой дамы, пьющей чай. Я приветливо, насколько мог, кивнул ей и прошел мимо. Воды не было. Назад я возвращался уже застенчиво обмотанный полотенцем и снова улыбаясь и кивая, как японский гейш, даме, кушающей пирожок.
    - Там! Там какая-то женщина! - тревожно сказал я людям.
    - Это моя мама! - успокоила меня Лена, не открывая глаз. - Она приехала из командировки.
    - Как это кстати! - Сели вдруг восстал, его осенила идея. - Одевайтесь, быстро! Сейчас пойдешь делать предложение, пока не уехала.
    Он стал активно помогать мне одеваться, причесывал, разглаживал… Я вяло сопротивлялся. Делать предложение я не умел и всегда терялся в этих случаях.
    - Ну зачем все эти условности, ритуалы, традиции?
    - Народ, утративший свои традиции, обречен на вымирание! - отрезал Сели.
    - Тогда уж будь последователен. Надо засылать сватов!
    - Обойдешься! Тебе, может, и конюшего и виночерпия?..
    - Ну пусть Ленка хоть предупредит…
    - Ленка! Иди предупреди, что тебе сейчас будут предложение делать! Подготовь валидол, трихопол, бициллин, английскую соль, скальпель, тампакс…
    Ленка, словно мышка, выскользнула из комнаты. Вся компания смотрела на меня выжидающе. Сели убирал невидимые пылинки с плеч моих.
    - Зовут! - объявила торжественно Ленка.
    Меня вытолкнули из комнаты в коридор. Я чуть было не упал. Несмело, словно студент на экзамен, я ступил на вражескую территорию. На кухне, словно инквизитор, сидела крупная женщина, испытующе глядела на меня. В уголке губ - крошка пирога.
    - Так это вы, значит, Рэй? - это прозвучало так: "Так это вы тут насрали?".
    Мне даже стало стыдно признаваться. Хотелось сказать, нет, это там…
- Да… - тихо сказал я, опустив глаза долу.
- Имечко у вас странное, - сказала она поморщивщись. Я  смущенно пожал плечами, не найдя, что ответить.
    - Садитесь!
Я присел на краешек стула.
    - Работаете?
    - Да.
    - Кем?
    - Следователь я…- скромно ответил я. После этих слов старуха сразу подобрела. Она даже не спросила - женат ли я. И напрасно! Полчаса она пытала меня. (Позже выяснилось, что она - работник крупного военного ведомства, и чин у нее немалый!).
    - Ладно! - она удовлетворенно откинулась. - Женитесь. Только вы, наверное, не знаете, что у Ленки скверный характер?!
(Милая вы моя! - подумал я, - знали бы вы мой характер, вы бы не разбрасывались словом "скверный"!.
    - Когда заявление подаете?
    - Завтра, - ответил я, не задумываясь.
    - Почему не сегодня?
- Сегодня дел много!
- Я проверю завтра… - криво ухмыльнулась она.
    Мое возвращение компания встретила криками "Ура!", визгами, стонами радости, чечеткой, акробатическими этюдами, словно я возвратился из космоса или из плена. Тут же послали Гера в магазин, чтобы как следует обмыть это замечательное событие! Обмывали мы его по традиции три дня. Мы все обмываем три дня. Три дня - это оптимальный срок для того, чтобы осознать величие или ничтожность того, что ты обмываешь. Каждое утро я встречал вопросительный гипнотизирующий взгляд кухонной женщины, мечтающей побыстрее стать моей тещей, тепло приветствовал ее светлой японской улыбкой рта своего и, растираясь полотенцем, удалялся в свою (свою!!!) комнату. Улучив момент, зажав меня где-нибудь в коридоре, неугомонная, настырная военная старуха все же спрашивала меня время от времени, когда я подам заявление. Она становилась назойливой, а ее вопрос некорректным. Я стал ее избегать, и в конце концов совсем избежал, когда она, вдруг ворвавшись в нашу комнату, сказала громко: "Вон отсюда! Все!" Это относилось и ко мне! Такого амикошонства не мог стерпеть даже такой выдержанный человек, как я. Увы! А мы могли бы стать неплохой семьей! Разумеется, если бы я не был к тому времени женатым.

 
Глава 18 - В ПЛЕНУ ПОРЯДОЧНОСТИ

    Каждое утро я звоню Сашке. Я боюсь показаться навязчивым, но ничего поделать с собой не могу. Она как раз в это время обычно собирается в Университет.
    - Привет!
    - Привет!
    - Ты думала обо мне?
    - Ну а о чем я еще могу думать, кроме тебя?
    - Я так и знал. Ты собираешься сегодня ко мне?
    - Не знаю, Вряд ли..
    - Ты напрасно не даешь волю своим чувствам. Я ведь чувствую, как в тебе горит огонь.
    - Поэтому я и боюсь к тебе приезжать. Вдруг не выдержу и надругаюсь над тобой.
    - А ты не бойся! Дай волу чувствам!
    - А вдруг мне понравится и я захочу остаться у тебя на всегда?
    - Я к этому внутренне готов.
    - А внешне?
    - Внешне я сейчас встану и подготовлюсь.
    - Ну перезвони мне в полдень
    - Хорошо. - отвечаю я. Хотя мы оба знаем, что в полдень ее не окажется дома. Но эта сладкая изнурительная игра нам обоим очень нравится. Меня она держит в постоянном напряжении и ожидании чуда. Вот ждешь этого чуда, хотя знаешь. Что оно не случится, но отгоняешь от себя эту мысль и остаешься с той мыслью, что тебя устраивает. Я не хочу лишаться этой игры. А ей просто забава. .
    И снова и снова переменный, непредсказуемый ветер моей памяти уносит меня к дальним берегам моей мятежной юности. Я начинаю по новому рассматривать все кардинальные события своей жизни и с удивлением обнаруживаю, что все они так или иначе оказываются связанными с жопой. Да. У меня были случаи, когда моя жопа вступала со мной в необъяснимые необоснованные противоречия. Однажды она воспрепятствовала моему вступлению в брак. Лучше бы она всегда препятствовала этому! Так нет же! Она выбрала для этого именно тот далекий случай! Возможно ли это? Возможно ли, чтобы жопа, обыкновенная жопа, могла управлять поведением человека, влиять на его судьбу, на образ его мыслей? Теперь, по новому взглянув на устройство мира в свете автономного мироощущения жопы, я могу с уверенностью заявить :Да! Жопа может влиять на судьбу человека. На мою, в частности она повлияла. Тихонько, на цыпочках входит Трофим в своей дурацкой ливрее. Несет утренний кофе. Знает, что я люблю кофе в постель. Аккуратно, чтобы не пролить на меня, выливает его в постель, любуясь темно коричневой тонкой струйкой, в которой отражается утреннее солнце, пробивающееся сквозь светлые жалюзи.
    - Массаж будем делать? - Спрашивает он заискивающе. Вчера он крепко нагвоздился и его мучает совесть. Знает ведь, чертенок, мою слабость к восточным видам массажа. При всех его недостатках, из которых недостаток денег самый невинный его недостаток, Трофим является признанным мастером и знатоком всех экзотических видов массажа.
    - Давай! - охотно соглашаюсь я.
    - Какой прикажете?
     - Нанайский! - заказываю я. Из всех видов массажа я предпочитаю именно этот. Он делается поверх одежды с применением оленьего масла.

В юности, будучи еще безусым курсантиком, я был весьма влюбчив, что служило даже предметом легких насмешек со стороны моих друзей. " О! Господа! Поздравляю! Рэй опять влюбился!" -говорили они, заметив лихорадочный блеск в моих печальных глазах, ответы невпопад, вопросы не по теме, рассеянное внимание, иногда необоснованные срывы, а то и непредсказуемые безудержные слезы по ночам в подушку… Но надо отдать должное, парни очень чутко реагировали на мои срывы, понимали, что мне тяжело, что у меня произошла очередная жизненная трагедия, утрата, разлука, которая через неделю с лихвой восполнялась очередной великой любовью на всю жизнь. Но одну девушку я действительно полюбил на всю жизнь. Любовь, как всем известно, зла - полюбишь и козла. ( Кстати, такой отказ от логики, на мой взгляд продиктован как раз склонным к абсурду мышлением жопы! А уж если отнести эту пословицу к зоофилам, то козел -вовсе не самое ужасное животное в этом мире!) Замечали ли вы когда либо на улице довольно странную пару: он - писанный красавец, видный, статный, богатый, умница… Она же- кривоногая, прыщавая, скандальная, дура, подлая мразь… Но глаза его светятся необыкновенным счастьем и для него она - самая прекрасная на свете. Он не замечает никого вокруг. Он счастлив! Нормально ли это для человеческого мышления? И любовь ли зла? Человек, наделен великой радостью - Любить! Жопа -лишена чувств. Но она наделена другими качествами, позволяющими ей диктовать условия Великой Игры - под названием Жизнь! Она наделена недоступной нам Логикой, недоступными нам программами, содержащими информацию, которую мы никогда не получали в этой жизни, интуицией. Так произошло и со мной. Я полюбил . Полюбил вопреки логике. Объект моей страсти выглядел более, чем странно. Это была девушка, с жуткой, бесчеловечной химией, изуродовавшей ее обесцвеченные перекисью водорода волосы, с непропорциональными уродливыми частями тела. Худая, с большим опущенным задом и худыми ногами. У нее была нечистая кожа. Пупырчатая такая, с прыщами и угрями… Неровный большой сизоватый нос, перебитый в двух местах. Но венцом ее лица были конечно железные зубы. Полный рот железных зубов! Прикинь, пельмень! Зубы из нержавейки. Терминатор какой-то! Какой-то Электроник! Слесарная ручная работа. Зубами - щелк! Щелк-пощелк! Но попробуй мне в то время сказать о том, что она уродина. Я мог запросто убить за такие слова. Любого. Даже друга! Да что там - друга! Президента убил бы не задумываясь! Забил бы ногами до смерти. (Я уже в то время, на первом курсе, обладал черным поясом верности по нанайской борьбе - самой страшной, жестокой и беспощадной борьбе в мире. Нам было строжайше запрещено даже в мыслях применять приемы этой борьбы в мирных целях самообороны! Они все были смертельными! Даже в мыслях! Такая вот ужасная эта нанайская борьба! Я был свидетелем, как однажды в московском метро какому-то нанайцу, обладателю черного высшего дана, наступили на ногу. Наступивший через десять минут, в страшных корчах был госпитализирован в тяжелейшем состоянии сразу в морг, хотя нанаец даже не повернулся к нему! Ну это я так - к слову!) Я познакомился с ней на балу. Каждую субботу командование нашего училища в актовом зале давало бал. В просторную актовую залу, прозванную актовой, за то, что там всегда проводились какие-нибудь акты, обыкновенно набивалось много девчат разного сорта и пошиба. В основном обиженных судьбой, забитых, прыщавых, худых, без сисек, нищих- побирушек, воровок всех мастей, проституток-любительниц, носатых, губастых, грудастых, конопатых… Нормальная девушка, уважающая себя, берегущая свою честь смолоду туда не сунется. Курсанты нашего училища славились своей изысканной извращенностью и редкой изобретательностью в этих делах. Бывало девчат портили прямо во время танца. Уводили в аудиторию и там портили. Случалось - одновременно сразу несколько курсантов. Впервые я , признаться был слегка задет столь своеобразным обращением с дамой. И даже хотел вызвать этих парней на дуэль. Но это желание прошло буквально через несколько минут. Случилось это так. Как-то раз, во время очередного бала, я неспешной походкой проходил по коридору учебного корпуса по направлению к актовой зале. Дверь одной из аудиторий чуть-чуть отворилась и кто-то позвал меня сиплым сдавленным дискантом: "Курсант! Бабу будешь?" Это был зазывала. Он угощал. Чисто по-русски. От всей души! Я тогда еще не научился говорить: "Нет". В аудитории теоретической механики кроме меня уже было человек шесть приглашенных. В то время, как с женской стороны я заметил всего лишь одну участницу. Такая форма организации досуга меня несколько покоробила и в то же время значительно расширила мой кругозор, бывший до этого дня узким как анальное отверстие младенца. ( Да простят мне проктологи мира за столь вольную и дерзкую метафору ). А потом, выйдя из аудитории, едва оправив свои одежды, я увидел ЕЕ! Увидел и вспыхнул, словно факел. Факел -чемпион! Краска стыда бросилась мне в лицо. Я уклонился. Замерев от восторга и упоения, я несколько минут стоял как вкопанный Кариатид. Каким пошлым и вульгарным, каким грязным и мерзким, гадким и низким , каким недостойным и скверным я казался себе в эти минуты! То, чем я занимался в аудитории всего несколько мгновений назад, показалось мне сейчас каким-то постыдным и каким-то нехорошим делом! Я готов был провалиться сквозь землю! И тут духовой оркестр нашего училища грянул котильон. Словно в сомнамбулическом состоянии, я, едва живой от страха, на полусогнутых ногах подошел к ней и, щелкнув каблуками, учтиво поклонился. Она опустив глаза долу, ответила мне тяжелым книксеном. На меня повеяло запахом потных подмышек, смешанным с одеколоном "Сургут", фабрики "Красный духан" ( $ 0,5 за литр) Я положил свои руки ей на талию, почувствовав под пальцами тугую, впившуюся в тело, резинку от ее трусов. Она же положила свои тяжелые руки мне на плечи. Мы пустились в пляс. Да, да! В пляс! Именно -в пляс! Иначе это было трудно назвать! Ах! Господа! Как мы вспотели тогда! Пот катился крупными мутными каплями по нашим счастливым лицам, стекая за воротник парадной шелковой рубашки. Как это было восхитительно! Разве можно было сравнить это неземное удовольствие с тем, давешним, в аудитории! Нет! Нет! И нет! Я до того волновался, что перепутал движения и чуть было не зашиб на вираже какого-то зазевавшегося мичмана. Передо мной на минуту возникло из небытия искаженное от боли, окровавленное лицо валяющегося на полу мичмана, и прекрасное , блестящее от пота, лицо моей любимой!

    Ах! Если бы вы знали, что это были за упоительные мгновения. Да! Именно - мгновенья! Хотя мы встречались почти полгода. Я даже не помышлял об интимной близости с этой феей! Она казалась мне сотканной из Зари, нежной и бесплотной. Однажды мы с ней встречали рассвет в скверике, недалеко от морского порта. Мы немного поцеловались. Немного! Только в щечку! И в локоток! Большего я себе никогда не позволял, боясь неловким движением вдруг оскорбить ее. Вдруг я ненароком задену ее грудь, святая святых? Или же, не приведи Господь, ее лядвеи или чресла? Или же , не к ночи будет сказано - лоно!!! И тогда все! Прощай любовь! Ведь одним нечаянным движением я мог разбить хрустальную тонкую вазу нашей непрочной любви. Она заснула у меня на коленях, обвив мою шею своими лебедиными руками. Я не смел шелохнуться, сидел завороженный ее таинственным волшебным дыханием, упоенный внезапно нахлынувшим на меня ночным бризом необыкновенной нежности. Никогда больше в жизни я не был так счастлив. Моя рука в момент засыпания оказалась у нее в промежности, и я боялся пошевелить ею, дабы не разбудить свою повелительницу. Она жутко храпела всю ночь. Руки и ноги у меня затекли под тяжестью ее мощного тела, в особенности сами понимаете, какой его части, растекшийся по моим коленям, и свисающей с них, словно вчерашнее забродившее тесто. Временами я слышал, как переливается в ее животе и бурлит несвежая пища. Иногда она пукала. Негромко так. Тихонько. Тогда ягодицы ее инстинктивно сжимались, пытаясь задержать вырывающийся воздух, но все же выпустив его с тонким чарующим звуком, тут же разжимались и успокаивались. Я слышал как просыпается город, как раздаются первые гудки пароходов, Я слышал звук заводящихся машин и первые утренние шаги проснувшегося народа. Я боялся ее разбудить. Мне надо было спешит в училище к подъему. Меня могли наказать, но разве это имело для меня какое-то значение? Для меня имело значение только Она! Только теплота маленького участка ее сладкого хрупкого тела между ног. Потом на занятиях я сидел, блаженно улыбаясь нюхал свою руку, а пацаны посмеиваясь на перемене подходили и просили, притворно стесняясь

:    - Рэй! Дай ручку понюхать!!

Кто-то из озорства рассказал о моей руке и курсантам из других групп, и на следующей перемен ко мне подходили уже курсанты со старших курсов с аналогичной просьбой. Я не обижался на них. Я был счастлив и великодушен! Настал день, когда я должен был сделать ей предложение. Я окончательно созрел. Я понял, что дальнейшая жизнь без нее - просто невозможна для меня. Я мечтал о том, как мы будем с ней жить. У нас будет много детей. Я буду приходит с работы и она будет меня встречать жарким поцелуем в губы. Дальше этого мои мечтания почему-то не распространялись. Это был предел моего счастья. Это случилось, как я сейчас помню - на Старый новый Год. Мы повстречались с ней на Приморском бульваре. Было тепло. Только что прошел теплый дождик. Дул легкий ветерок с моря. Мы сели на скамейке, недалеко от памятника Пушкину. Я достал из кармана шинели бутылку вермута. И, дрожащим от волнения голосом сказал
:    - Людочка! (ее звали - Людмила!) Сегодня такой день…
    - Какой такой? - игриво спросила она, скосив на меня густо накрашенные косые глаза.( Она была к тому же - косая на оба глаза!) обдав меня зловонным своим дыханием. ( У нее жутко воняло изо рта особенно во время регул!) Она чувствовала, что что-то должно произойти. Но откуда ей знать - что! -Давай, сначала выпьем этого прекрасного вина, этой божественной амброзии, как символ …
    - Как символ чего? - спросила она в нетерпении схватив мою руку своей грязной ручищей. ( Руки у нее были всегда отчего-то грязные, шершавые, все в шрамах, под обгрызенными ногтями всегда грязь!)
    Я жутко покраснел. Покраснел от своей патетичности и излишней на мой взгляд, экзальтации. Я прильнул жадными страстными губами к бутылке и в каком-то забытьи высосал полбутылки. Надо сказать. Что насчет амброзии, я конечно несколько преувеличил. Ну сами подумайте. Какая могла продаваться в то время амброзия всего за восемьдесят копеек за бутылку? Я не мог оторваться от бутылки потому что меня просто напросто парализовало от такого ужасного вкуса этой амброзии. Ca, s, est quelque chose! Это - что-то!
    - Ce vin est une saloperie!!! - не удержавшись воскликнул я тогда сдавленным голосом, пытаясь прийти в себя.
    - Что? - просила она? - тревожно глядя на мое красное, искаженное гримасой отвращения лицо. (Она ко всему еще и не понимала по французски! Надо мной смеялось все училище! Но в ту минуту для меня это не значило ровном счетом ничего! Я вот- вот готов был сблевать прямо на свою парадную шинель! Позор! ) Но я нашел в себе силы, чтобы не сблевать и передал ей бутылку.
    - Теперь - ты!
Она послушно, словно под гипнозом, приняла у меня бутылку и стала пить. Ну она, конечно, послабее меня была и сблевала тут же: после третьего или, уже не помню, четвертого, что ли, глотка прямо себе на ветхий длинный и тусклый кардиган, траченный местами молью, перешитый из морского бушлата времен Октябрьской революции. ( Одеваться она не умела. Да и раздеваться, собственно - тоже. Полная безвкусица. Чудовищная нелепая эклектика. Под такой кардиган надеть яркую юбку из кашемировой саржи с кружевами! Ужас! Просто ужас! Но для меня тогда это не имело ровным счетом никакого значения! Никакого! ) Мне пришлось допить оставшееся вино. Не выбрасывать же такую амброзию. С деньгами у меня в то время было туговато. И я не мог позволить себе подобную расточительность. Да и не только подобную. Я никогда в жизни не выливал вино, считая это страшным грехом, сравнимым разве что с прелюбодеянием! Что произошло потом, описывать тяжело и больно. Но придется! Взялся за гуж - не говори… Буквально через минуту в животе у меня начался невообразимый шум и гвалт, словно сотня пьяных биндюжников одновременно стали призывать к мятежу. Причем этот шум появлялся волнообразно и исчезал. Я чувствовал, что вот вот он наступит в моем многострадальном животе, и чтобы заглушить его я начинал взволнованно громким голосом, перекрывающим шум, рассказывать первое, что приходило на ум.
    - Понимаешь! - взволнованно говорил я, покраснев от натуги, - Концептуалисты культивируют искусство достижения максимального эффекта минимум средств! Но непременно с каким-нибудь оригинальным нюансом. Чтобы шокировать и атаковать наше сознание! Заставить его искать ответ на поставленную загадку. И пусть этот ответ будет не совпадать с вопросом, задача концептуалиста вовсе не в адекватности оценки воспринимающим субъектом! Понимаешь? Они пытаются выразить мистическое начало в искусстве!
    - Да.да…- успокаивала она меня, с тревогой и опаской глядя мне в лицо. А когда шум проходил , я начинал лихорадочно соображать, что говорить , когда наступит следующий приступ бурляжа. А когда он все же наступал, я , так и не придумав ничего путного и подходящего, вдруг не своим голосом начинал орать
:    - Да пойми ты! Людка! Само понятие истины относится именно к мыслям, а не к вещам и средствам их языкового отражения! Если придерживаться теории Шлика, то получается что любое новое предложение может быть введено в систему не нарушая ее внутренней непротиворечивости! Быть истинным - значит всего лишь элементом непротиворечивой системы? Так? А как же быть с теми положениями, которые не вписываются в систему? Как?
    - Не знаю…- дрожа от страха, отвечала вспотевшая Людочка.
    Неожиданно шум в животе прекратися. Наступила какая-то страшная пауза. Так тихо бывает на море перед ураганом. Когда тучи уже собрались над тобой, но ждут молнии и грома, сигнала для начала урагана. И тогда стихия прорывается сметая все на своем пути уничтожая все живое и мертвое, сокрушая горы, скалы, леса и строения…
    Дальше я почувствовал в своем организме понос неслыханной и не виданной, неземной , но космической силы! Меня словно разрывало. Жидкая масса давила изнутри на стенки прямой кишки с такой страшной силой, что у меня мгновенно распух живот и выпятился наружу на полметра.. И мышцы жопы уже были не в силах сдерживать этот бурный поток, эту лаву, эту горячую магму! Я держался за края лавочки, стараясь усилиями рук увеличить давление на свою жопу, чтобы меня не прорвало. Достаточно было дать легкий щелбан по моему животу, достаточно было легкого подземного толчка, что бы из жопы тут же брызнула зловонная жижа. Я замолк, прижался жопой к лавочке. От напряжения набухли жилы на моем лице. Людочка, бедная Людочка, глядела на меня с ужасом, не понимая, что со мной происходит. Отчего я в одночасье стал таким красным. Красный молодец! Эх! Господи! Да все могло бы быть иначе - - объясни я ей, по простому, по братски, что у меня понос. И на минуту отлучиться в ближайший туалет. Он находился буквально в трех метрах от нас. Я даже чуял запах человеческих экскрементов, который доносил до нас морской бриз. В тот миг, он казался мне самым прекрасным и манящим на свете! Но мне, воспитанному в дворянской семье, с суровыми ханжескими традициями, казалось нескромным и ужасным - признаться даме ( да еще вдобавок -любимой!) в этой постыдной естественной нужде. Когда меня чуть - чуть отпустило. Я вдруг сорвался с места как ужаленный и сказал с невероятной тревогой в голосе
:    - Господи! Как же я это забыл! Я же сегодня должен читать доклад в главном Управлении!
    КАКОЙ- ТАКОЙ ДОКЛАД? КАКОЕ ТАКОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ У КУРСАНТА ПЕРВОГО КУРСА?
     - Но ты меня проводишь? - с надежной спросила она, - Ведь меня могут изнасиловать!
    - Изнасиловать? - я с сомнением посмотрел на нее, - Ах, ну да.. Да, да… Непременно! Непременно! Бежим!
    Схватив ее за руку, я , как чумной припустил по бульвару расталкивая и сбивая с ног многочисленных прохожих, опасаясь, что каждую минуту страшный Позыв вновь настигнет меня на ходу. И он настиг. Тогда я резко, с лету , в прыжке, присел на удачно, ко времени попавшуюся на пути лавочку и опять прижал свою задницу к доске. Чтобы не прорвало. Я сел так резко, что Людочка, бедная Людочка, перепуганная насмерть, бледная как покойник, , проскочила лавочку и пробежала по инерции несколько метров вперед, пока не заметила моего отсутствия. Она вернулась и села рядом, с опаской глядя на меня.
    - Сейчас! - сказал я искаженным от напряжения голосом. - Мысль пришла!
    Едва только позыв прошел я тут же словно вихрь вскочил и пустился снова с такой бешенной скоростью. Что Людочка буквально волочилась за мной по воздуху, тяжело дыша. Она была к тому же совершенно натренирована. Она в отличии от меня не бегала каждый день многочасовые кроссы во время физической зарядки. Но несмотря на это я ее все же любил, любил, любил. Потом позыв настигал меня на пустынном пространстве и я, присев на одну ногу, подставив пяточку под зад, принимался вроде бы завязывать, некстати развязавшийся шнурок на ботинке. Я завязывал его подолгу, минут по десять, пока не закончится позыв. Это был стыд и позор! Мне хотелось умереть тут же, на проспекте! Чтобы Никто не узнал о моем позоре. О том. Что у меня -Понос! Потом, когда я ее все же проводил, я сел в первой попавшейся подворотне и задрав шинель в одну секунду освободился от разбушевавшегося вермута в моем желудке. Всего одна секунда! А сколько я из-за нее пережил?


Глава 19. СТЕЛЛА

    - Там - эта… еврейка ваша! - встретил меня у порога Трофим, принимая пальто и трость. - Два часа дожидается! Может сказать, что вас нет и не будет?
     - Да нет, Трофим… уже поздно! - рассеянно сказал я, проходя в гостинную.
     В гостиной, у камина, повернувшись ко мне спиной сидела в креслах обворожительная куртизанка Стелла. ( Платье гляссе из прозрачной тафты с рукавами a la Fontanges $ 1500) Волнистый шелк ее волос как у Аплориевой Юдифи в Палаццо - Питти, освещенный зыбким светом свечей в серебрянных шандалах. Безукоризненность ее туалета подчеркивалась достоинством ее благородной осанки и изящностью ее манер. Легкий синий дымок сигареты плавным причудливым узором парил словно нимб над ее головой. В руках она держала раскрытую книгу "Schiller,s Werke".
     - Представляешь, он прячет от меня деньги! - - сказала она не поворачиваясь.
     - Какое изощренное издевательство! - возмутился я.
     - Ты будешь смеяться - он вчера стал меня упрекать в том, что я много трачу на свои наряды!
     - Каков неслыханный нахал! - я поставил перед ней на столик бокал хереса.
     - А что он хотел? Чтобы я ходила как вульгарная шлюха в дешевом тряпье?
     - Вот именно!
     - Я уже в том возрасте, когда мне необходимы дорогие вещи и украшения! Это юной девочке достаточно своих упругих сисек для того чтобы свести с ума!
     - Правильно! А нам уже для того чтобы свести с ума необходимы сумасшедшие деньги!
     - Я - мать его детей! Уже только за то, что я три раза рожала, мне нужно поставить памятник!
     - Ты ему намекни насчет памятника!
     - Я кроме шуток…мы с ним вчера поругались конкретно!
     - Надеюсь - без драки?
     - Я ему отказала в близости! Он целый вечер к ней готовился, брызгался духами…
     - Это может свести его с ума! Вспомни несчастного Алонсо Кихано! Рыцаря Ланселота! Да зачем далеко ходить! Вспомни ребе Иехошуа Тейтельбойма! Или Исраэла бен Азарию!
     - Ты думаешь?
     - Конечно! Он пойдет к шлюхам! По крайней мере так поступил Исраэл бен Азария!
     - Шлюхи ему дороже обойдутся!
     - Он неприхотлив. Найдет дешевых! Ребе Иехошуа Тейтельбойм знает такие места!
     - Он заметил, что я взяла у него из сейфа пятьсот долларов и устроил базар! Из-за пятисот долларов! Интеллигентный человек! Читает Джойса, Кафку и слушает Густава Малера и Вирджиха Сметану! Разве можно спать с таким человеком? - говорила Стелла ловко снимая с себя черное обтягивающее трикотажное платье с блестками, оставаясь в ажурных трусиках и чулках.
     - Нет! С таким человеком спать нельзя! - согласился я. Стягивая с себя штанишки и скидывая ботинки.
     - Нет! Ну скажи! Я не права?
     - Ты права! Он не должен был отказывать тебе в деньгах!
     - Я такой костюмчик себе присмотрела! Закачаешься!
     - Там, где Амур свои воды несет! Деньги Абрам своей Саре сует! - пропел я красивым сочным баритоном.
     - Я завтра в нем приду. Такое драпированное бюстье, украшенное кружевами Шантили, юбка с тюрнюром, пояс, украшенный стразами…Я же все- таки сперла у него эти деньги! Думаешь - Стелла - дура?
     - Нет! Стелла - не дура!
     - Какие же вы , мужики все жлобы! Подожди, я сниму сама… Я просто не могу с вас!!! А мы сегодня - кто?
     - Мы - люди! Прежде всего люди! Не надо об этом никогда забывать!
     - Подушка пахнет женскими духами! - вдруг возмущается она.
     - А ты хочешь чтобы моя постель пахла мужскими духами?
     - Кто она?
     - Не говори глупостей! Ты же знаешь, что я одинок, как солитер… - успокоил я ее.
     - Да… - вздыхает она, - Редкая дура будет терпеть от тебя такие унижения…

    В десять часов вечера я приказал Трофиму отвезти Стеллу к себе домой. Трофим с неудовольствием поклонился . Он не любил Стеллу. Она не давала ему чаевых.


Глава 20 - ТАМОЖНЯ ДАЕТ ДОБРО!

    Свобода, свобода! Я давно уже понял, что свободный человек не может быть счастлив. Счастлив по настоящему только раб, имеющий Прекрасного господина Свободу не уподобишь подарку или награде, за которую пьют шаманское. Свобода это повинность , это изнурительный бег в одиночку. Ни шампанского, ни друзей, поднимающих за тебя бокал, ни любимых… Никого! Только свобода! И человек судорожно хватается за рабство, за любые его проявления. Он всю жизнь ищет себе господина, и оптимальную форму рабства. И я нашел себе рабство. И обрел себя в нем. В полдень я звоню Сашеньке. С удивлением обнаруживаю ее дома.
    - Привет! - говорю я. - Ты уже сделала прическу к вечеру?
    - А можно я приду просто так… Без прически?
    - Конечно! - отвечаю я, хотя знаю, что она найдет причину, чтобы не прийти.
    - Во сколько мне прийти? - спрашивает она.
    - Ты в самом деле собираешься ко мне прийти?
    - Ну ты же приглашаешь?
    - Но это не означает, что ты приходишь!.
    - Ну так вот, сегодня я приду!
    - Я сегодня улетаю.
    - Куда?
    - В Канн! Хочешь со мной?
    - Нет. У меня завтра зачет!
    - Жаль. А нельзя его потом сдать?
    - Нет. У нас строго.
    - Жаль. Знаешь… Я хочу тебе сказать… Я давно хотел тебе это сказать, но не по телефону…
    - Ты меня интригуешь…
    - Я считаю, что ты должна это знать…. Даже если мы больше не увидимся…
    - Почему мы не увидимся?
    - Я сказал - если! В общем, слушай… Я тебя очень люблю!
    Воцарилась неловкая пауза. Я чувствую, что она не ожидала такого поворота дела. У нас до этого был такой полушутливый диалог. Она просто не знает, как ей реагировать? Считать ли мое признание продолжением нашей игры, или игра уже кончилась? Я осторожно закрываю крышку телефона.
    На таможне ко мне неожиданно приклепались. Видимо им показалось подозрительным то, что я, такой респектабельный мужчина, ехал без багажа. Раз респектабельный -значит должен иметь багаж: такова железная логика таможенника. Раз ты без багажа - значит совесть у тебя нечиста. Короче, они завели меня в особую кабинку и заставили раздеться догола. Они зачем-то слазили мне даже в задницу. Почему-то она показалась им особенно подозрительной. Они шурудили в ней каким-то особым прибором с лампочкой на конце. Тщательно просвечивали в поисках неведомых сокровищ, или микропленок. Чем их привлекала именно моя жопа - сказать трудно. Хотя в очереди были жопы гораздо привлекательнее моей. Я с неудовольствием воспринял процедуру досмотра моей жопы.
    - Вы уж нас извините - смущенно проговорил молодой таможенник, - протягивая мне мой паспорт визу и билет, Но сейчас такое напряженное время. Все стараются пронести что-нибудь в жопе. Взяли моду в жопах контрабанду прятать, а нам таможенникам - нюхай! Думаете нам приятно в них копаться? Хорошо, когда еще жопа ухожена! А то ведь бывают такие отвратительные неухоженные жопы, что просто ужас! А мы все нюхаем. А нам даже за вредность не платят.
    - Они, наверное, там наверху, думают, что копаться в жопах полезно? - легкомысленно предположил я. Чтобы поддержать разговор.
    - Вот именно! А мне эти жопы уже по ночам снятся! Представляете какой кошмар?
    - Да уж представляю! Врагу не пожелаешь такого кошмара, чтобы жопы снились… Тут наяву ее увидишь - и чуть ли не в обморок падаешь…Хотя… Кому-то может быть нравится во сне жопы смотреть! Есть такие извращенцы.
    - Знаю. Жопофилия называется. Мы это на втором курсе проходили. Нарушение психосексуальной ориентации человека, обусловленная социогенными, психогенными и соматогенными факторами. Жопофилией страдает более 80 процентов населения земного шара. Но у большинства это отклонение имеет характер легких девиаций, а так же переверзных тенденций…
    - Гляди-ка как вы хорошо подготовлены! -подивился искренне я.
    - О! Да! Я на жопы уже смотреть не могу, не то что говорить! Я при слове "жопа" вздрагиваю! Вот видите? - таможенник демонстративно вздрогнул мощным вздрогом, отчего кабинку тряхануло.
    - Да, братишка…- сочувственно пожал я ему руку, вкладывая в нее большой глубокий внутренний смысл в виде зеленой мятой бумажки, достоинством в двадцать долларов США. - тебе не позавидуешь!
    - А то… - согласился он, пряча взятку, - И знаете что обидно! Я же пять лет в институте учился на таможенника! У меня- золотой диплом! А меня на жопы поставили!
    - Это скверно! С одной стороны! А с другой - может и ничего? Может быть, это особая форма доверия? Форма оценки ваших знаний? Способ достойного их применения?
    - Да? Вы так думаете? - лицо таможенника засветилось искоркой надежды, постепенно возгоравшегося в пламя - Вы правда так считаете?
    - Да конечно же! Ведь жопа - тончайший инструмент нашей природной организации. Соответственно соприкасаться с ней и осматривать ее должен человек очень тонко чувствующий ее. Ведь можно легко обидеть ее.
    - А что? Она может обидеться?
    - Еще как! - горячо воскликнул я. - Вы же каждый раз подозреваете ее!!!
    - Черт! - огорчился таможенник, - Я как то об этом не думал. Спасибо вам! Спасибо! Огромное спасибо! - глаза таможенника предательски заблестели. Он резко наклонился и неожиданно поцеловал мне руку.
    - Ну что вы! Не надо…- застеснялся я, убирая руку и испуганно оглядываясь: не заметил ли кто этой неловкости?.
    - Нет, нет… Дайте! - запротестовал таможенник. - Дайте я поцелую! Еще разок! Ну дайте! Ну дайте же!
Я оглянулся. Все были заняты своими делами. Некоторые таможенники неистово целовались с пассажирами и на нас никто не обращал внимания. Я глубоко вздохнул и незаметно протянул ему руку. Черт с тобой! Целуй! Целуй охальник!!! Таможенник приник к ней долгим чувственным поцелуем, изрядно ее обслюнявив.

 
Глава 21 - ПОЛЕТ В НЕБЕСАХ ПАМЯТИ

    В салоне самолета я занял свое место и наконец немного успокоился. Мимо меня, развязано обнявшись по парам, громко матерясь по немецки, прошли члены экипажа. Лицо командира, корабля, рябое и наглое одновременно, показалось мне подозрительно знакомым. Бегающие вороватые глазки цвета винегрета, блестящий подвижный затылок, морщинистые дряблые подагрические щеки, вислые мешки под набухшими, словно весенние почки, глазами…
    - Трофим! - негромко окликнул я. - Ты?
    На мой адресный оклик, как по команде, обернулись одновременно все члены экипажа и пару сотен пассажиров. Они все показались мне в какой-то момент на одно лицо. Те же дряблые висящие мешочки под опухшими глазами, одутловатые испитые лица, бегающие бесстыдные глазки. Крупные пористые красно сизые носы.
    - Halt Maul, du Elender! - небрежно бросил в мою сторону командир корабля. Я уклонился. Слова отборного ругательства пронеслись со свистом мимо моих ушей и застряли в обшивке салона, ойкнув при этом голосом Бориса Виана. .
    Я отмахнулся от преследовавшего меня видения ( видения отмахнулось от меня) и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза черной повязкой, сшитой из рукава моей старенькой вязанной кофточки, и унесся в страну воспоминаний и реминисценций…
    В Высшей школе милиции имени Нельсона Манделлы наша троица, Гер, Сели и я, были довольно известными людьми. Мы были дружны и неразлучны. Наша взаимоотношения строилась на основе крепкой дружбы и взаимопонимания. В основе ее лежали добрососедские отношения и одна общая цель- повышение своего культурного уровня и профессионального мастерства, творческое отношение к поставленным задачам и служение людям. Уважение к старшим и младшим. Наши фотографии не сходили с доски почета " Ими гордится наше училище!". Им просто не давали сходить! Они - сбегали! В течении года наши фотографии украшали так же городской стенд " Ими гордится наш город" и два дня стенд "Ими гордится наша Страна!". Мы два раза выдвигались на стенд "Ими гордится Европа и Азия" но почему-то оба раза не прошли. Причиной видимо тут было наше беспробудное пьянство. Что - что а выпить мы были не дураки! Особенно в этом усердствовал Сели. Никто из нас не мог его перепить. Как мы не старались. Да и не только - из нас! Вообще в училище никто его не мог перепить. Даже прапорщики. Да что там в училище. Как-то Сели вызвал побухать дюжину прапорщиков из хозчасти гвардейского авиационного полка, славящегося на всю страну своим пьянством, перед славой которого снимали свои кепки даже американские солдаты, и уже через пару часов, все прапорщики облевались как свиньи, а сели - хоть бы хны! Знай только посмеивается , да прихлебывает из чашечки антифриз, вперемешку с техническим спиртом, любимый напитком авиационного прапорщика.
    Сейчас, прожив большую половину своей жизни, и повидав всяких пропойц на своем веку, я могу с уверенностью сказать, что в стране не найдется человека, который мог бы состязаться с Сели по части выпивки. Я немало поездил по свету в силу разъездного характера своей основной работы: выставки, показы заносили меня в самые отдаленные уголки земного шара и всякий раз, наблюдая как люди кругом меня пьют, я сравнивал их с Сели. И всегда сравнение было явно не в их пользу. Будучи даже в столице Ирландии - городе Дублине, славящимся своими гуляками и пропойцами, на родине самого славного Пьяницы ХХ века, великого виртуоза слова, моего любимого писателя Джеймса Джойса, я поразился, насколько жалки они в своих нелепых потугах сравняться с великим Сели!
    Кроме того, Сели славился своими очаровательными дебошами. В чем, в чем. а этом ему не было равных! Сколько озорства, сколько выдумки и фантазии вкладывал он в эти буйные мистерии. Сценарии этих дебошей спонтанно рождались в его замутненной алкоголем голове. Он мог устроить дебош в любом, даже в неприспособленном для этого специально месте. Он устраивал дебоши в самых невероятных местах, в театрах, в кино, в музеях, в трамваях, в автомобилях, в подъездах, в купе поезда, в кабинке сортира, в артистической уборной, в общественной уборной, в камере хранения, в кунсткамере, в камере-одиночке ( ! ) в самолете, на подводной лодке, на лодке-казанке, на воде и в воздухе, на коне, в горящей избе и даже -на бабе! Такой вот он был человек. Он был убежден, что пьянка без дебоша - зря изведенная водка!
    Даже после окончания Высшей школы милиции имени Нельсона Манделы, частенько, а точнее всегда, мы уходили в запой всей троицей одновременно. Кто-то начинал первый, а остальные подтягивались уже постепенно, доделав свои дела. Ах! Что это были за чудные запои! Мы собирались дома у Гера ( он тогда еще не был женат!) , закупали бухала и начинали пить! Мы пили, играли в карты, пели песни. Гер играл нам на гитаре произведения из сокровищницы мирового музыкального искусства. Сели зачитывал фрагменты своих новых книжек о рыбках.
    Через определенное время я начинал скучать без женской ласки, потребность в которой у меня возникала примерно после третьего, четвертого стакана, мы начинали обзванивать девочек. Приезжали девочки и наше веселье принимало характер шабаша. Такая Вальпургивая неделя основательно подрывала наши силы, и после запоев мы неделю отходили, оттягиваясь пивком.
    Веселились мы всегда продуктивно и весело. Наши вечера всегда носили эдакий карнавальный мистический оттенок! Как-то во время такого оттяга мы втроем, будучи уже старшими следователями уголовного розыска, ( Сели уже был к тому времени автором многочисленных монографий по рыбоводству в России, непревзойденным мастером ужения нахлыстом поверху, Гера знал весь музыкальный мир, как виртуозного гитариста, автора нашумевшей симфонии "Мастурбация" оп. 125. для гитары, хора и оркестра!) сверлили Зайке жопу. Такая у нас была забава.
    Случилось это так! Как-то Гер, будучи в изрядном подпитии, притащил из детского парка огромного деревянного Зайку. Страшного, гигантского истукана, напоминающего выражением своего длинного ушастого лица истуканов острова Пасхи. Зайка был выше нас ростом, шире в плечах, в жопе, угрюмый, тяжелый и бурый.
    Первым заметил отсутствие жопы у Зайки не терпящий беспорядка, дотошный и скрупулезный Сели. Он пришел в гости к Геру в тот памятный день на предмет похмелиться. .Увидев Зайку, он долго стоял , замерев от восторга. В целом он одобрил предприимчивость и хороший вкус Гера. Произведя первичный беглый осмотр Зайки, Сели обнаружил, что у того отсутствует анальное отверстие. Более тщательный досмотр и кропотливый поиск анального отверстия в других местах был так же неутешительным. Это обстоятельство Сели очень сильно огорчило. Он не мог бухать спокойно, пока у Зайки был такой дискомфорт.
    Они все-таки, конечно, сели бухать, в смысле похмеляться, но мысль о том, что бедный Зайка живет без анального отверстия не давала им покоя. После третьего стакана они решили, что так дело оставлять нельзя и решили сделать Зайке достойную жопу ручной работы. Достойному Зайке -достойную жопу! Так решили друзья и стали готовить Зайку к операции. Наметили место для дырки, произвели необходимые замеры. Определили предполагаемую глубину, исходя из предполагаемых функций этого отверстия. И пошли искать по соседям коловорот. ( Это в разгар лета!)
    Сосед Степан был немало озадачен нашей просьбой и долго лазил в кладовке в поисках завалявшегося коловорота. На него свалилась тогда полка с банками с солениями и варениями. Все банки как одна разбились о его башку! Матерясь, как сапожник, облитый с ног до головы солениями и варениями, с веточкой укропа, кокетливо повисшей на носу, сосед вручил нам коловорот. Знал бы он, зачем на коловорот, в середине лета, вряд ли он был бы столь же добросовестен.
    А тут как раз и я проходил мимо, на предмет похмелиться. Увидали меня мои друзья замахали мне руками. Кричат
:    - Рэй! Рэй! Айда с нами Зайке жопу сверлить!
    Я конечно же с радостью согласился. В жизни я еще никому не сверлил жопы. И вот представьте себе, три взрослых мужика, лауреаты премий и всяческих наград, авторы признанных произведений, великолепные детективы, на счету которых раскрытие многих громких и тихих нашумевших политических самоубийств, находясь в здравом уме и трезвом рассудке, сверлят коловоротом Зайке Жопу!!!
    Только сейчас до меня доходит глубинный эзотерический смысл происходящего! Только сейчас! Ведь это в очередной раз наши жопы пытались наладить с нами контакт, давали нам возможность остановится и задуматься, а что это мы делаем? А зачем это? Откуда у взрослых мужчин такое странное желание - сверлить Зайке Жопу? Мы перешучивались, подсмеивались над Гером, не прекращая ни на минуту своей работы. Мы приводили мир к гармонии! Чтобы нам было веселее работать, Гер играл на фортепиано веселые юморески Шумана, Грига, Дворжака и Тактакишвили. Мы смеялись до слез. Но сверлить мы не прекращали. Иногда к нам заглядывали соседи, узнать, как идут работы. Приносили еды, водки, чтобы мы не прекращали работы. Всяк помогал как мог. Забежали даже неразлучные друзья: ребе Иехошуа Тейтельбойм и Исраэл бен Азария. Принесли мешок мацы, капрас, марор, харасет, парочку бутылочек вина " Царь Давид", по быстрому совершили урхац, устроили небольшой шульхен орех и убежали по своим делам, пошутив на прощание:.
    - Теперь, Гер, у тебя будет полноценный Зайка с жопой. А то - урод какой-то! У всех Зайки, как Зайки, а у тебя - безжопый! Непорядок! Смотри, не маловата ли дырочка? Примерь-ка! .
    Когда кто-то из нас уставал, он передавал коловорот следующему. Зайка был сотворен из очень твердой породы дерева. То ли бук, то ли дрок, то ли вообще - сандал. Сил на Зайкину жопу ушло немало. Сверлили мы три дня и три ночи. Пока наконец не высверлили отверстие глубиной в шешнадцать сантиметров.
    - Мне это много! - скромно говорил Гер.
    - Ничего, - говорили мы. - Мало ли, какие гости у тебя будут! Мы придерживаемся общеевропейского стандарта. Шестнадцать сантиметров.     Чтобы и Зайке было хорошо!
    По завершению плановых работ по сверлению Зайке жопы, мы как и водится устроили грандиозный банкет по случаю сдачи объекта. Несмотря на то. Что это была наша первая работа в области проктологии, жопа удалась ну просто на загляденье! К нам во время работ приходили друзья. Интересовались, как там Зайкина жопа. Но мы раньше времени никому ее не показывали.
    - Рано еще! - говорили мы. Мы боялись, что жопу сглазят и она у нас не получится. И она получилась! Потому что никто не сглазил!
Можете себе представить , наши чувства. Чувства коллективного торжества художников, создавших шедевр! Мы украсили жопу Зайки гирляндами и надутыми гандонами и пригласили на наш тожественный банкет веселых девчонок. Мы устроили им замечательное эротическое шоу :Мужской эрегированный стриптиз. Надо сказать. Что наша замечательная троица вообще стояла у истоков отечественного мужского эрегированного стриптиза. Да и жопы Зайкам у нас в стране никто до нас не сверлил. Если по большому счету. Да и Заек домой не так часто приволакивают с детских площадок. Я редко у кого видал дома хотя бы какого-нибудь завалящегося деревянного Зайку. Не говоря уж о том, чтобы у него была такая замечательная жопа ручной работы, созданная такими виртуозами, как мы.
    А уж как мы танцевали стриптиз! Равных нам в этом не было в мире. Девчонки сидели потрясенные увиденным зрелищем. Идея стриптиза пришла нам случайно. Сначала я просто предложил девчонкам станцевать для нас топлесс за десять долларов. " Сначала - вы!" смущенно ответили они. Это были студентки балетной школы. Стеснительные и закрепощенные. Как и все студентки балетных школ. " А что? - спросил я своих друзей. - Слабо нам друзья станцевать для девчат топлесс? Да что там топлесс- отвечали друзья, После такой жопы мы готовы горы свернуть! Будем танцевать стриптиз!
    Мы вышли на кухню и быстренько сварганили устный сценарий нашего шоу. Моментально скинули штаны и плавно под музыку ворвались в комнату к притихшим настороженным студенткам. Надо сказать, что наши старания были вознаграждены по достоинству. Вскоре слух о нашем мужском стриптизе разнеслась далеко за пределы нашего города. Потом - за пределы страны. Нас стали приглашать на торжества. Поначалу мы отказывались. Но когда впоследствии выяснилось, что мужской стриптиз может приносит немалые бабки, мы махнули рукой на ложную скромность, на условности общественной морали и стали профессиональными стриптизерами. Два года мы катались по Европе. И только сегодня до меня доходит глубокая онтологическая суть наших выступлений. Они были продиктованы не нами! Жопы делали очередные безуспешные попытки обратить на себя внимание людей, как на автономные мыслительные субстанции!!!
    Неожиданно я почувствовал, как чья-то сильная рука трясет меня за плечо.
    - Проснитесь! Проснитесь же вы наконец! - услышал я тревожный женский голос, срывающийся на крик. - Да что же это такое? Помогите же кто-нибудь!
    Я открыл глаза, но передо мной была тьма. Руками я старался нащупать пространство вокруг себя, чтобы понять, где я нахожусь. Рука нащупала небольшую упругую женскую грудку. Потом вторую. Спустилась ниже, потом еще ниже… Чулки, пояс, подтяжки, трусики, волосики…     Я задрожал от страсти, дыхание у меня перехватило в зобу.
    - Кто вы? - спросил я в темноту, шумно сглотнув набежавшую вожделенную слюну.
    - Я стюардесса! Да снимите же вы эту чертову повязку!
    Я сорвал с глаз долой чертову повязку и с облегчением вздохнул. Я оказался в салоне лайнера. Передо мною стояла симпатичная стюардесса в белой кофточке и синей короткой обтягивающей юбочке из крепа. В руках она держала небольшой поднос, на котором стояли стаканчики с какой-то жидкостью и улыбалась приятной дежурной многообещающей улыбкой.
    - Пить будете что-нибудь? - спросила она, облегченно вздохнув.
    - А что у вас есть?
    - А что вы хотели?
    - Давайте без этих вот штучек! - отрезал я, - Мы не в Израиле! Дайте мне хотя бы каньи двести грамм!
    Стюардесса понимающе улыбнулась, на этот раз менее многообещающе и пошла за каньей. А я снова откинулся и предался воспоминаниям. А что еще можно делать в полете старому сыскному волку, если рядом нет хорошенькой девчонки?


Глава 22 - ТРИ ТОВАРИЩА

    Мы с Сели частенько расходились в вопросах нравственности. Сели, как я говорил , был большим циником. Он грубо попирал законы, если они не вписывались его жизненную систему. Он попирал любые законы, кроме одного. Не писанного Закона дружбы. Он был неисправимым романтиком, возросшим на идеалах романтических героев Ремарка.
    Он был сторонником допросов с пристрастием. На его допросы съезжались посмотреть специалисты из многих зарубежных стран. Сели читал курс по методике допросов в высшей школе милиции и написал несколько монографий по этой теме. В частности им написаны следующие книги: " Крючение подозреваемого", "Ловля подозреваемого на живца и поставуши", "Блеснение подозреваемых ", " Подледный зимний допрос нахлыстом на унгу", "Ловля подозреваемых мережами и малушками", " Допрос с багром, куканом и жерлицами". Сели был общепризнанным мастером допроса с пристрастием. Как правило все преступники раскалывались на третьей минуте допроса и с радостью подписывали любые показания. Сели даже порой не успевал задать вопрос, а подозреваемый уже признавался во всем, едва только взглянув на него. Такой вот он был мастер.
    Я же более всего любил вести хитрую и нудную паутину интеллектуальной игры. Но эти незначительные расхождения не мешали нашей дружбе.
    Мои друзья всегда почему-то были против моего брака , хотя сами ужу были женаты по нескольку раз. Они боялись, что брак отнимет меня у них. Как-то раз, тем не менее, задумал я в очередной раз жениться. Я время от времени задумывал жениться. Такая у меня была причуда. Я даже будучи уже женатым, по привычке время от времени задумывал жениться.
    Это была как всегда юная девчонка, лет восемнадцати от роду. Плотная, грубоватая деваха, в которую я влюбился как я теперь понимаю, только из-за ее юности. Я с восторгом глядел на нее, боясь прикоснуться, чтобы не напугать ее неловким движением, чтобы не разочаровать . Девчонка, видимо привыкшая, как я теперь понял, к менее утонченному обхождению, была до того растерянна, что просто не могла вымолвить ни слова. Она глупо улыбаясь принимала от меня цветы и скромные подарки. Когда я целовал ей руку, она стыдливо озиралась по сторонам. В ее жизни поцелуй руки у дамы считался чем-то постыдным. Ее окружали дворовые пацаны и девки, кино, "ромашка", семечки и "оставь покурить".
    - Приводи! - сказал Сели, когда я рассказал ему о своему намерении. - Смотреть будем.
    Когда я, сияющий словно новая луна, торжественно ввел ее на смотрины в квартиру к Муну, где меня уже ждали нарядные мои друзья и накрытый стол, я сразу и не заметил скептического настроения моих друзей, ослепленный неземной красотой своей очередной избранницы. Мы посидели всего каких-то пятнадцать минут, после чего сели встал и сказал девчонке
:    - Пойдем-ка… Поговорим!
    И они ушли. Их не было ровно пятнадцать минут. Потом они вернулись и мы стали как ни в чем ни бывало славно веселиться. Ничего подозрительного я не заметил. Потом с ней уходил Гер. Потом - снова Сели. Я один с ней никуда не уходил. Я был ослеплен навалившимся на меня счастьем. Я понимал, что ребята ведут с ней кропотливую, необходимую работу, разъясняя, как надо меня беречь, что мне готовить на завтрак, обед, ужин. Какой делать мне массаж утром, какой -вечером…
    И лишь только потом, когда я вернулся к друзьям, проводив свою целомудренную невесту домой, Сели сказал мне, положив руку на плечо
:    - Ты это, брат, извиняй…. Но мы твою невесту того… - он сделал красноречивый жест. Свернул пальчики колечком и потыкал в него указательным пальчиком. И лишь тогда я с ужасом понял, для чего они удалялись время от времени на пятнадцать минут! Сомнений быть не могло! Мои друзья, мои преданные мушкетеры - попрали ее честь! И - неоднократно! Честь той, о которой я только лишь мечтал в своих снах, той, с которой я наяву позволял себе только невинные ручные поцелуи!
    - Ты не обижайся. - сказал Сели, - Но так надо! Так надо для всех нас! Тебе ( читай - нам!) такая не нужна!
    Я, конечно же обиделся, но ненадолго. Минут эдак на пятнадцать. А что я мог поделать с такими верными друзьями? Ничего! Друзей надо принимать такими - какие они есть!
    А еще мы очень любили природу-мать! Инициатором наших туристических мистерий был всегда неутомимый путешественник и большой Друг природы, юный натуралист - Сели. Как-то мы поставили палатку на берегу небольшой экологически чистой речушки, на предмет половить мережами корюшки или снетка . Сразу выяснилось, что забыли взять в свой поход по крайней мере четыре необходимых вещи: котелок, хлеб, спички и саму мережу, чем ловят корюшку. Зато мы взяли много водки. Это нас немного успокоило и Сели, бывалый турист,принялся добывать огонь трением, утверждая, что всегда поступал таким образом, когда забывал в походах спички, а забывал он их чаще, чем ходил в поход. Мы с Гером как менее опытные туристы, в это время просто купались и загорали в этом живописном райском, забытом богом уголке.
    Но - чу! В тишине раздалось не то кваканье лягушки, не то трели соловья, не то шлепанье весел по мокрой воде. К нашему берегу пригребала лодочка с очаровательным названием "Ласточка". Греб лодочку смешной усатый паренек в очках, с большим, словно с чужого лица, носом. С виду - физик или химик-лаборант. А на борту лодочки сидела чудная пассажирка, вихрастая рыжая конопатая деваха с пышными формами и деревенским наивным улыбающимся лицом. Она оживленно махала нам руками. Мы оживленно замахали в ответ. Даже Сели в одночасье прекратил бессмысленное трение палочки об палочку и выкинул их подальше. Приосанился, оправил плавки, выпятил грудь, спрятал живот, напряг мышцы.
    - А что, спичек нету ли у вас? -осведомился он изысканно у физика.
    - Имеются в наличии! - по-военному остроумно ответил физик.
    Я же, опередив Гера, подал даме ручку при сходе ее на берег. Ручку я задержал в своей дольше, чем предполагали международные правила приличия. Более того, я придержал ее за талию, если не сказать - ниже.
    - Чай, кофе, виски? - предложил я легкомысленно, рассчитывая на деликатный отказ.
    - Виски! - выбрал неприхотливый физик, сверкнув металлической улыбкой.
    Следовало отдать должное его изысканному вкусу. Быстро развели костер при помощи спичек. Познакомились. За неимением виски, кофе и чая, выпили водки.
    Завязалась оживленная беседа об энтропии неравновесной термодинамической системы, о поэзии Тао Юньмина и Сапфо, о рентгеновском структурном анализе, о ловле сига-лудоги продольниками-масельгами, о формах материально-правовой ответственности в международном праве и так далее. Я заметил, что Гер и Сели в своих репликах обращаются непосредственно только к Римме (так звали девушку физика), в то время, как физик-ядерщик -только ко мне! Хотя Римма за всю беседу не произнесла ни слова, а только улыбалась и понимающе кивала головой, несколько чаще, чем следовало по контексту. Гер что-то горячо доказывал ей, хотя возражал в основном физик-ядерщик, который оказался не таким уж и физиком, как показалось на первый поверхностный взгляд, а обычным поваром турбазы, расположенной вверх по течению.
    - Римма! - набравшись духу, обратился я к девушке. - Пойдемте с вами по дрова!
    - Пойдемте! - легко согласилась Римма и поспешно взметнулась на ноги.
    Собеседники мгновенно замолкли. Осекся Аристотель, замер с открытым ртом, не договорив последней фразы, Эмпидокл на слове "эмпириокритицизм…". А Клод Адриан Гельвеций вообще выпал в осадок. А мы с Риммой, взявшись за руки, словно Филемон и Бавкида, пошли в лесок. И, как всем нам показалось, дело было вовсе не в каких-то там дровах, которых вокруг костра было превеликое множество. Едва только мы зашли за первое дерево, как тут же без слов свалились, как подкошенные, на траву-мураву. Все произошло быстро и буднично. Не было ощущения праздника, победы, не шумели в голове торжественные мессы и фанфары. Мы восстали с мать-сырой-земли и, так же взявшись за руки, возвратились к костру, где в той же позе, с открытыми ртами сидели три философа афинской школы.
    …если предикат, как субстанция, может высказывать о понятии и единичном бытие… - снова ожили они, не обратив внимания на тот факт, что возвратились мы из леса без дров. Посидев для приличия минут десять, я решил, что мы с Риммой несколько мешаем этим трем умным людям. Тогда я взял за руку Римму и повел ее, как к венцу, в палатку. Римма, блаженно улыбаясь каким-то мыслям, покорно, словно мул, пошла за мной.
    - Рэй!! Погоди минутку, - вскричал философ Гер. - Я сигаретку возьму!
    Он нырнул в палатку и через минуту позвал меня. Когда я влез к нему,он зашептал :"Ты это… Я там как? Вписываюсь?"
    - Я тебя покличу, если что… - пообещал я.
    Гер ушел к костру, а я с Риммой в палатке снова предался развратным действиям. Успешно завершив и сдав вторую очередь, я наказал ей неопределенно: "Полежи-ка вот так, я сейчас…" Римма замерла в растопыренном положении, ожидая моего возвращения. А я вылез из палатки, славно потянулся, хрустнув суставами, и пошел к костру. Гер, восприняв это как приглашение, вскочил и почти вприпрыжку поскакал к палатке, забыв о своем высоком философском предназначении. А я занял его место рядом с физикеом и Сели.
- Лично мне кажется, что основная ошибка Секс Эмпирика в том, что он не торопился судить о неочевидном… - сказал я задумчиво.
- Секс у эмпирика всегда очевиден, - добавил Сели.
    - Дурдом какой-то! - мрачно ответил физик, угрюмо глядя на ходившую ходуном палатку, из которой доносились кряхтение и любовная возня.
    После выхода торжествующего и сияющего, удовлетворенного Гера , Сели поднялся и хрустнув костями, сказал, крякнув:
    - Пойду, разомнусь… на посошок!
    На какой- такой посошок, он не стал пояснять. Что еще за посошок такой? Никто так и не узнал! После этого физик-повар окончательно потух, разочаровавшись в верности женщин, поскольку его никто не пригласил к любовной трапезе.
    - Нам, наверное, пора… - сообщил он печально.
    - И это правильно! - не стал я возражать, поскольку поступления новых женщин, по всей видимости, ожидать от него не приходилось.
    Мы долго стояли втроем на диком берегу и, глядя вслед удаляющейся лодке,махали на прощание руками. Потом хором прокричали
:    - Приезжайте еще-о-о-о-о-о!
    Нам в ответ весело махала только Римма. Физик налег на весла, словно финалист международной регаты. На следующий день Римма, восприняв наше легкомысленное приглашение буквально, прибежала к нам по суху, предусмотрительно принесла вина и яблок. За это мы неутомимо обслужили ее втроем по первой категории, как высокопоставленного гостя, приравненного к официальному лицу, к дипломатическому корпусу, как персону-грата, мироносца и миротворца.
    Целый день провела она с нами, предаваясь ласкам, даря нам тепло своей души и тела, принимая от нас неистощимый жар первозданной страсти. И не было в этом нашем поведении никакой пошлости, никакого разврата, а была только эдакая светлая языческая радость торжества плоти над интеллектом. По всему было видно, что Римме у нас нравится. Мы ее понимали целиком и полностью и принимали такой, какой она была, со всеми ее достоинствами и недостатками. Все мы были молоды и свободны! В этом был единственный, и прекрасный смысл наших взаимоотношений.

    Сели учил ее ловить рыбку на джардиновскую снасточку, нахлыстом понизу, рогулькой и жерлицей. Гер пел ей арии из " Тристана и Изольды" Рихарда Вагнера, из " Лулу" Альбана Берга аккомпанируя себе на гитаре. Я читал ей стихи Гарсиа Лорки и Габриэлы Мистраль и танцевал сарабанду, джигу и зажигательный жок. Ей было с нами хорошо. А нам с ней - прекрасно! А что делать на скучной турбазе? Кому она там нужна? Все заняты отдыхом да спортом. А тут так много настоящих мужчин! Нас тоже в принципе устраивала такая упрощенная донельзя форма взаимоотношений. Не надо было суетиться, куда-то бегать, кого-то уговаривать.
    Зато на следующий день к нам наконец-то неожиданно пришла симпатичная незнакомая женщина.
    - Вы Рэй? - спросила она меня, пытливо вглядываясь в мои честные бездонные глаза, выдающие во мне бретера и волокиту Рэя . - Здравствуйте, - ответил я, чуть было не предложив ей с ходу передохнуть с дороги в палатке.
    - Я хотела вам сказать, - продолжала женщина, пренебрегая необходимыми правилами дипломатии, - что вам не следует больше видеться с Риммой, поскольку Римма психически нездорова. Я вас предупреждаю, как мать, что с юридической стороны это наказуемо. Вступать…
    - Что? - не понял я.
    - …склонять к половому контакту умственно неполноценных и несовершеннолетних!
    - Да кто ж знал… да я и не склонял… Мы просто друзья…Беседовали… - залепетал я, слегка ошарашенный диагнозом Риммы.
    - Не ебите мне мозги! Беседовали вы! У нее нулевой интеллект! Хотя, возможно, для вас она и хороший собеседник! Но если это повторится, я могу предъявить ее трусики на анализ. Там ваши следы…
    ( Женщина! Дорогая! Если бы только мои! )
    - Так ведь…
    - Вы меня поняли?
    - Так точно! - ответил я и чуть было по курсантской привычке не отдал честь.
    Женщина повернулась и гордо, чуть ли не строевым шагом, пошла прочь. Я успел отметить, что мама была весьма недурна и душой, и телом, и одеждой, синеньким бикини. И как это она так смело пошла в логово разврата и порока?
    - Понял? - строго рявкнул подошедший Сели. - Нельзя тебе больше! Кончай с этим развратом!
    - Да… Ты это… - поддакнул Гер, Ты это, брат, кончай с этим!
    - А вы? - спросил я глупо.
    - А про нас ничего не было сказано! -сказал Сели. - Ты, Гер, слышал что-нибудь про нас?
    - Никак нет! Лейтенант! Ничего об нас не было сказано!
Такие мы были дурачки в молодости. Чистые и в сущности - святые. Но понять это было не всем под силу.

Глава 23 - МЫ, В СУЩНОСТИ - ДЕТИ!

    Нет. Назвать нас ангелами, у меня как-то не поворачивается язык и не поднимается рука. Все мы были в каком-то смысле - порочными. Вопрос - в каком- таком смысле мы были порочными? Я за свою жизнь видел столько порока, что начал сомневаться в правомерности существования такого понятия, или по крайней мере в необходимости его реформации! В какой -то мере к званию ангела приближался спокойный и рассудительный семьянин - Гер. Но не сильно… Не больше нашего.
    Как-то раз, много лет тому назад, на работу мне позвонил Сели ( я тогда работал в прокуратуре!) и слегка заплетающимся языком попросил меня немедленно явиться к нему домой, а не то хуже будет. Это означало, что если я замешкаюсь, то потеряю его как собеседника.
Перспектива сидеть с пьяным Сели меня не очень устраивала, поэтому я взял с собой бутылку водки и Настеньку, мою юную воспитанницу и наложницу. Она проходила у меня по одному делу, как подозреваемая. Я вовсе не рассчитывал найти в ней альтернативную собеседницу, достойную замену Сели, но как наложница она меня вполне устраивала. Она совсем не пила.
    Сели я застал еще в состоянии не только беседовать и даже острить. К моему удивлению он был не один. На кухне сидела дама лет тридцати в золоте и в цивильном платье, с умным выражением лица деловой женщины. "Директор магазина!" -определил я и почти попал в точку. Марина оказалась директором какой-то коммерческой фирмы. Приехала из провинции в наш город, естественно, за кредитом.
    Мы куртуазно сидели в зале, потягивая Martini, слушая музыку Эрика Сати к балету "Парад" в исполнении Лондонского филармонического оркестра. ( Сели был в восторге от Сати. Я не разделял его восторгов, хотя и отвращения музыка композиторов Аркейской школы у меня не вызывала.) Сели был оживлен и пока еще элегантен. Он даже негромко подпевал . Негромко так, чтобы не перекричать проигрыватель.
    Причину моего срочного вызова он не в состоянии был скрыть. Я должен был оценить новую подружку Сели и умереть от зависти. Было у нас такое негласное социалистическое соревнование. Оно проходило почти на подсознательном уровне, но каждый из нас всегда норовил показаться с новой пассией. Нельзя сказать, чтобы я сражен наповал. Я ведь пришел тоже не один. И у меня тоже ничего. Моложе по крайней мере в два раза, хоть и не директор товарищества с ограниченной ответственностью, зато отличница, умница и послушница. ( Правда, ей грозил срок, от восьми до пятнадцати, по статье 93. Пункт 1. Хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Но она тогда еще рассчитывала на мою беспринципность. )
    Сели явно не рассчитал своих сил и через полчаса уже с трудом ворочал языком. Марина с грустью смотрела на меня, сдержанного и трезвого. Когда Настенька вышла пожурчать, а Сели уткнулся лицом в стол, она положила мне руку на плечо и дружески сказала: "Давай уедем к тебе?" Я заметил ей, что я вроде как бы не один. На что она резонно возразила, что девочка не сможет дать мне того, что даст она. "И потом, я уеду, а она - останется!" Против таких аргументов я ничего не мог возразить, хотя я порой страшно упрямым спорщиком. Мы договорились встретиться через полчаса на остановке и сопроводив Сели на ложе, разошлись с миром.
    Когда мы мчались на такси ко мне домой, Марина загадочно шептала мне на ухо: "Ты будешь в восторге!" Я ничуть в этом не сомневался. Надо сказать, что меня, человека эмоционального, приводят в восторг и бабочки и пчелки, солнце и море, женщины, грибы, омары, музыка, вино, кино, даже простая яичница! То есть, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы привести меня в восторг. Меня приводили в восторг такие женщины, которые казалось бы уже никого в восторг привести не могли. Такой вот у меня характер. Восторженный. Я уже в машине пришел в восторг, когда залез ей под трусики и мой директор фирмы сбросив маску бизнес-леди вытащила на свет моего младшего брата и склонилась над ним обдавая его жарким дыханием. К сожалению мы слишком быстро доехали. Стремглав взбежали на третий этаж. Когда я, чертыхаясь, пытался вставить ключ в замочную скважину (как это символично мне тогда показалось) ее рука сжимала до боли моего братишку. Едва только двери впустили нас внутрь, как мы, словно сорвавшиеся с цепи дикие вепри набросились друг на друга рыча и слюнявя друг друга, нисколько не заботясь об эстетичности зрелища соития, забыв о правилах приличия. Я спустил с нее колготки и прижав к стене вошел в нее. Она выругалась матом. Может быть у них в коммерческой фирме это и принято, но мне это несколько резануло слух. Ближе к концу она стала периодически выкрикивать в пространство замечательное матерное слово, словно ругаясь на кого-то. Кого она имела при этом в виду - было непонятно. Кто из нас более отвечал смыслу этого слова? Со стоном мы сползли на пол и лежали минут десять не шелохнувшись. Восторг мой постепенно проходил.
    Через некоторое время она уже деловито расхаживала по квартире в моем синем шлафроке, отдавая негромкие команды по хозяйству:"Штопор! Подай тарелку! Рюмку!" Вечер обещал получиться весьма насыщенным.
    Я сидел на диване и смотрел на эту бизнес-леди и думал, что, пожалуй, к такой бы на улице не подошел бы, по той причине, что у нее слишком строгий вид, начальственный, учительский. Она могла бы быть завучем в школе для трудновоспитуемых неполноценных сирот. Неожиданно, во мне вдруг пробудилась месть к строгим педантичным учителям, и я, поймав ее в момент, когда она проходила мимо, задрал халат и наклонил ее, уперев в диван. У нее были стройные ноги и круглая пропорциональная попка, которая через мгновение уже ходила ходуном перед моими глазами. Завуч стала тихонько постанывать… Я ощутил себя школьником-хулиганом, вымещающим накопившуюся злобу на систему образования…
    - Рэй!! Ты? - раздался вдруг взволнованный, до боли знакомый голос.
    Что это значит? Как я, опытный опер, лучший следователь прокуратуры, мог забыть закрыть двери в порыве страсти! В дверях стоял мой целомудренный друг - Гер.
    - Дверь у тебя открыта.. Здравствуйте… Я вот… - Гер явно торжествовал, застав меня впавшим в порок прелюбодеяния, причем во время поста!
    - Здравствуйте, - ответила Марина и, ничуть не смутившись, прошла мимо него, вульгарно вихляя бедрами, в ванную. Гер одобрительно показал мне большой палец и вопросительно поднял брови. Несколько минут мы обменивались информацией при помощи мимики и жестов, корчания рож. Таким образом, я ему все рассказал. Гер меня одобрил и спросил жестами, а не мог бы он просто так, по товарищески, - посидеть с нами и выпить? Не покажется ли он в этом случае слишком навязчивым? Я ответил ему молча, что в принципе обязательную программу для себя я уже выполнил, так что его присутствие не будет нам помехой. А уж если я чего-нибудь захочу еще и еще, то неписанные правила, заведенные в моем доме, позволяют мне сделать это и в его присутствии, если он, разумеется, не против. "А если?.." - спрашивал взглядом Гер. " А это уж - как получится!" -ответил я носом. Павел заметно повеселел и оживился.
    Когда во время трапезы я кратко в лапидарной форме изложил Марине свои прогрессивные взгляды на прелести группового секса, обратив внимание на ее завидное преимущество в этой ситуации перед другими женщинами мира. Ведь она вызывает желание сразу у двух симпатичных следователей прокуратуры одновременно. Я не настаивал, но в легкой и ненавязчивой форме предлагал ей принять наше чистосердечное предложение рук, сердец и прочего. "Ну что ж!" - сказала просто Марина, -"Давайте попробуем!" - словно речь шла об открытии нового филиала.
    Право начать сеанс я предоставил по закону гостеприимства своему другу, Геру. Тот как-то слишком поспешно и взволнованно разделся и лег вместе с Мариной на мой сиротский диванчик. Я сел в кресле и стал наблюдать, потягивая вино из бокала. По всему видно было, что Марину это ситуация весьма забавляла. Она принимала ласки Гера со снисходительной усмешкой. Гер это ощущал, и никак не мог настроиться. Марина не проявляла былой активности и пыла, но и не препятствовала ему в его стремлении возбудить себя. Павел хотел было войти в нее и в неготовом состоянии, но это выходило у него весьма неловко. К тому же моя роль наблюдателя ему тоже видимо не очень нравилась. Он изредка оглядывался на меня и виновато улыбался. Вот тебе и групповой секс! "Ну-ка, дай - ка я!" - сказал я, как наставник своему ученику-слесарю. Глядя на их любовные игры я порядком возбудился и это придало мне уверенности. К тому же сразу же после того как я взошел на ложе, Марина впилась в меня словно очумелая, и мы, явно позируя, и играя, продемонстрировали Геру замечательный акт животного совокупления, который впору было снимать хорошему режиссеру, Феллини, Пазоллини, или даже хоть тому же - Питеру Гринуэю.. Гер лежал рядом и активно морочил безжизненные уды свои, целовал Марину, тискал ее за маленькие упругие груди, лез к нам в пах, теребил мои и ее гениталии, но это никому не помогало. Впрочем , и не мешало особо… Разгоряченные и взопревшие мы уселись на диване. Марина рассмеялась, не скрывая издевки. "Мда-а-а!.. - потянул Гер, - "Ну, ладно! Не беда! Зато мы все вместе!".
    "И это главное!" - подтвердил я, тайно, словно Миллер какой, гордясь собой. Хотя такие ужасы как с Гером со мной тоже происходили достаточно регулярно, по причине моего бытового пьянства. Мы сидели на диване, попивали принесенное Гером винцо и несли всякую чепуху. Нам было весело весьма. Через некоторое время Марина снова стала приставать ко мне и видимо выражая презрение Геру, нисколько не стесняясь, стала целовать мои уды. При этом мы с Гером не переставали вести оживленную беседу. Гер смотрел свирепо на свой поникший член и грозил ему пальцем. Я показывал своему одобрительно большой палец. Так у нас началось снова… Гер целовал и ласкал Марину, я же был как бы его членом, одним на двоих, вернее на троих. Спать Гер лег на полу, рядом с нашим диваном, на случай, если его уды вдруг дадут о себе знать. Всю ночь скрипели пружины, ворочался рядом в темноте пространства Гер, несколько раз пытался залезть на Марину, но возвращался на пол ни с чем. Его словно заколдовали. Закодировали от прелюбодеяния. Я, кстати, ему об этом потом сказал. Меня буд-то бы тоже заколдовали. Только - наоборот, в другую сторону. Я в ту ночь впервые в жизни перешагнул десятикратный рубеж. Утром я записал в ежедневнике фламастером "Марина - 12!!!". А когда она уехала, то, перелистывая страницы я обнаружил цифру 12 перечеркнутой, зато сверху ее рукой было выведено: "Таня - 13".
    Такие вот мы были озорники!
    А Нина! Что за прелесть эта Нина!
    Нина была безумно влюблена в Сели. Сели в то время был влюблен в кого-то другого, я уже не помню, я же - я точно помню - был влюблен в Нину. Такой вот был многогранник любовный. Я никак не мог склонить Нину хотя бы к духовной, я уже не говорю об интимной близости. Хотя встречались мы с ней достаточно часто. Гер убеждал меня в том, что я не должен отступать ни на минуту, но продолжать свои попытки изо дня в день. "Ни дня без попытки! Женщины, - говаривал он, - существа амбивалентные! Сегодня не хочет, завтра не хочет, а вот послезавтра обязательно захочет!".
    Он как в воду с оптимизмом смотрел, этот мудрый Гер.
    Однажды то самое долгожданное послезавтра внезапно наступило, и моя непокорная и неприступная Нина так сильно захотела, что я просто не знал где срочно, пока она не расхотела, овладеть ею в извращенной и в традиционной форме. Ко мне ее везти было далеко, по дороге она могла расхотеть. Дорога была каждая минута, каждая секунда, каждое мгновение. Да и жена моя могла нас неправильно понять!
Я тогда купил пару бутылок вина для пущего разжигания страсти и помчался к моему другу -оптимисту Геру, ( у него семья была в отъезде) разжигая страсть по дороге, на ходу. К счастью оптимист Гер был дома. Он понимающе кивнул мне и удалился в другую комнату, предоставив мне спальню и кровать, где мы и предались пороку. Истощенная душа и тело молодой женщины и в бесплодной борьбе за обладание женатым объектом желаний требовали немедленной сатисфакции. Чем я и занялся с присущим мне неистовым пылом. Я призвал на помощь всю свою богатую фантазию. Нина обладала не менее богатой фантазией и наши действия очень сильно напоминали тренировку цирковых воздушных акробатов-эквилибристов. Мы с легкостью выполняли парные пластические этюды, строили пирамиды и замки на песке насколько хватало сил. В своем стремлении поразить ее я превзошел себя и того парня. В конце концов она обессиленная заснула крепким богатырским сном Брюнхальды.
    Полюбовавшись на свою работу, я потихоньку вышел на кухню к своему другу. Строго повелев ему охранять ее сон и спокойствие, я попрощался и отправился обессиленный и изможденный домой к своей жене.
    Жена встретила меня приветливо, однако видимо мое лицо с глумливой блуждающей ухмылкой настолько сильно излучало порок и сладострастие, что уже через пару минут она заподозрела меня в полной измене и стала оскорблять меня действиями, а именно - толстой книгой "Познай самого себя" Альвареса де Толедо по башке и унижать оскорбительными подозрениями.
Пооправдавшись, насколько позволяло мне мое терпение и совесть, я с негодованием покинул свой дом, свою крепость. В чем-то она была конечно права. Отчасти. Ведь душой я был всецело с нею, в ее уютном гнездышке.
    Через пару дней я почувствовал в паху знакомый до боли легкий зуд. Внимательно и глубоко изучив свой пах я пришел к логическому выводу, что ангел-хранитель моей жены и на этот раз, как всегда, спас ее от бесчестия и мандавошек. Мандавошки всегда несут с собой несчастия и бесчестие. Есть такая народная примета. Мандавошки - к беде!
    Я немедленно позвонил Геру, своему другу-оптимисту и сказал ему так: " Дорогой Гер! Если вдруг воля провидения пошлет тебе в подарок близость с известной нам дамой, ты пожалуйста воздержись от этого подарка! Не испытывай судьбу!".
    После некоторой паузы, которой я вначале не придал никакого значения, он спросил с тревогой в голосе: "А в чем, собственно, дело?".
    "А дело, мой друг, в том, что дама эта, как бы это сказать… Ну, не совсем здорова…".
    На другом конце телефона на этот раз воцарилось долгое молчание. Видимо мой друг-оптимист со свойственным ему оптимизмом собирался с мыслями.
    - Знаешь, - сказал он после долгого сопения в трубку, - я боюсь, что твое благородное предупреждение несколько запоздало!".
Я чуть было трубку не выронил из цепких рук своих. Теперь настала моя очередь собираться с мыслями.
    - Это безнравственно и подло! Это… Вульгарно! В конце концов! - только и выговорил я. Но потом пришел в себя и предложил ему внимательно изучить свой пах на предмет обнаружения в нем мелких насекомых-грызунов. Гер в то время уже имел свой собственный кабинет. Он закрыл его на ключ и сидя у окна долго изучал свой пах. "Вот какими исследованиями, кроме марксизма, занимаются работники прокуратуры!" - злорадствовал я.
    Гер успел-таки поделиться своими насекомыми с женой своей. Вот к чему приводит грубое нарушение заповеди: "Не возлюби жены ближнего своего!". Но самое любопытное в этой истории, то, что этой горькой участи не избежал и целомудренный Сели. Когда я позвонил ему , чтобы предостеречь от внебрачных половых связей, он с грустью ответил мне, что лучше бы я позвонил ему вчера!
Такие вот у нас были иногда приключения. Ох и проказники мы были!!!
    А Оля! Господи! Разве можно забыть Олю? Маленькую, мстительную, горячую мулатку - Олю!

    Оля была чудной маленькой, глазастой девчушкой. Все в ней было прекрасно. И душа и тело и упругая грудь, и круглая попка. Но появилась она в моей праведной жизни не вовремя , как бы не очень кстати. Я был в это время страстно влюблен в другую девушку. Такое часто бывает. Ты любишь одну, а тебя любит другая ( или - другой!) Но поскольку пропускать мимо себя прехорошеньких девушек у нас считалось дурным тоном , я пригрел ее у своего сердца.
    Оля оказалась простой, покладистой и темпераментной девушкой.
    Я метался между любимой девушкой , женой, однако и с Олей отношений не прерывал, поскольку был хозяйственным и рачительным мужиком. Я всегда считал, что лишняя девушка не помеха, даже если очень любишь другую или других. Другая ведь может в любой момент исчезнуть, уйти из жизни, полюбить другого, третьего, четвертого. И вот тогда и настанет время той, запасной. Настоящий хозяин, рачительный и бережливый никогда не останется без девушки, считал я. В этом смысле мною руководила некая генетическая программа, переданная мне кем-то из кулацких предков. Но поскольку я любил свою основную девушку, моя жена и Оля оставались как бы не у дел. Я не мог уделять им достаточно времени, денег и внимания. Любовь требует полной отдачи. С основной девушкой необходимо куда-то ходить, поскольку она - основная, куда-то ее водить, развлекать. С женой тоже надо время от времени разговаривать, ругаться… А материальное положение гарантировало меня от возможности содержать кроме семьи еще двух любимых сразу. Жену никуда не денешь, таков закон. А вот Олю необходимо было срочно законсервировать, чтобы не ушла к другим, то есть держать ее пока в своем кругу, с тем чтобы однажды перевести ее в разряд основных. Такую возможность я предусматривал. И тогда я решил ее пока на время отдать в пользование лучшему другу, чтобы попусту не постаивала. Я напрямую спросил Гера "А что, как тебе нравится моя Оля?". Гер сказал: "О! О!". При склонности к лаконичному изложению мыслей, такая болтливость свидетельствовала о высокой оценке. "Хочешь я тебе ее на время отдам? У меня пока есть. Потом вернешь!".
    Гер благодарно кивнул в знак согласия головой, всплеснул руками, ногами, всем телом всплеснул Саша, как гутаперчевая кукла. Это означало, что он всеми руками и ногами - за!
    Но как это сделать? Я разработал хитроумный план, определил стратегию и тактику наших действий. И вот однажды пришел к нему в гости с Олей и, посидев некоторое время, вдруг якобы заторопился на работу. Сказал, что вскоре, через часов пять-шесть вернусь как ни в чем не бывало.
    Следует отметить, что мною руководило чувство долга и товарищества: поделись с другом последним, может и друг когда-нибудь поделится с тобой.
    В какое-то время я прочитал в глазах Оли тревогу, но мне показалось, что мне это показалось. Во всяком случае я в этом себя очень быстро убедил. Я вообще себя могу очень быстро убедить в чем угодно. А вот другим до этого необходимо время. Наказав Геру действовать стремительно и прямолинейно, настойчиво и в то же время деликатно, я спокойно отправился к своей любимой, мучаясь однако при этом совестью. Признаться, мне было не совсем приятно. Я даже чувствовал себя в некоторой степени - говном! Но ведь говно не бывает в некоторой степени! Он бывает лишь только говном! Однако - мосты были сожжены, трапы убраны, люки задраены, ключ утерян. Я дал слово кавалера, джентльмена. А слово джентльмена - закон для подчиненных.
Наутро Гер позвонил мне и сообщил сладким голосом, что операция прошла успешно и безболезненно. Он горячо поблагодарил меня за подарок и поклялся в верности до гроба. Я было совсем успокоился, но однако вечером ко мне в кабинет пришла грустная Оля и спросила меня, глядя прямо в глаза:
    - Рэй! Ты меня продал?
    - Ну почему, малышка? Гер - отличный парень… Он мой лучший друг!
    - Интересно, а кто же следующий? Сели?.
    Я жутко смутился оттого, что она была в общем-то права в своем предположении. Глазки у меня забегали, как у вора. Что-то невнятно залепетал, но тут же нашелся и строго спросил:
    - Так что же получается? Тебя даже на минуту нельзя оставить с моими друзьями? Что у вас было? Как тебе не стыдно?
    Говно так и перло из меня. И остановить этот поток я уже был не в силах!
    Оля печально посмотрела мне в глаза и ничего не сказав, повернулась и ушла. Напоследок она оглянулась. В глазах ее были слезы. Мне стало не по себе. Не по тебе. Нехорошо стало мне. Я хотел даже догнать, остановить ее, приласкать, успокоить, овладеть ею… А может мне просто показалось? Но вот почему так, встречаешь хорошую девчонку, а приходится быть с ней сволочью, думал я с тоской? А почему -приходится? Может быть - это и есть твоя истинная сущность?
    Однако жизнь продолжась. Надо было идти вперед, к новым свершениям. И я пошел, пошел, пошел. С моей любимой мы вскоре расстались, поскольку у нас возникли неразрешимые противоречия по поводу ее социального статуса. В свои 20 лет она считала себя старой девой, поскольку все ее подруги были уже замужем, а некоторые уже разведены. А дурной пример -заразителен. Совсем спятила моя любимая старуха. Не хочу, говорит быть тебе подстилкою порочную, а хочу быть хозяйкою домовою, детей рожать, да дом в порядке содержать. В мои планы не входило создание еще одной семьи и связанное с этим размножение. Да и другого дома, который она собиралась содержать в порядке у меня не было как такового.
    Вот такое, на первый взгляд незначительное противоречие и привело нас к полному и окончательному разрыву.
    А через неделю я снова влюбился по уши и художницу-модельера элитного ателье и забыл об этом незначительном эпизоде, хотя Гер несколько раз вежливо предлагал мне назад мою Олю..
    Казалось, ничего не предвещало беды, но огромные тучи нависли надо мной откуда и не ждал.
    Однажды в конце рабочего дня, прямо во время допроса, ко мне в кабинет неожиданно влетела моя Ольга возбужденная, озаренная, сияющая и загадочная. Она кинулась ко мне в объятия, которые я тут же распростер. "Я хочу тебя, - прошептала она, - прямо здесь! Сейчас! Я не могу больше без тебя!". Это приятно задело мое самолюбие, и я сказал ребятам из конвоя, чтобы увели подозреваемого и освободили кабинет минут на пятнадцать - двадцать.
    Мужики недовольно ворча проклятия и грязные ругательства, увели подозреваемого в камеру, а я, прикрыв дверь на швабру, стал торопливо раздеваться. Ольга разделась гораздо быстрее меня, словно новобранец, за 45 секунд, сбросив одежды свои прямо на грязный пол. Я овладел ею торопливо, по-воровски, без подготовки, украдкой поглядывая на часы. Уложился в 7 минут 28 секунд, улучшив рекорд для закрытых помещений на 1 минуту 16 секунд. Весьма довольный собой и Ольгой я поспешно распрощался с ней, бегло чмокнув ее в щеку, стремглав, словно черт из табакерки, взъерошенный, пошел в шефу на доклад.
    Через пару дней мне стало не по себе, ни по себе, ни по кому-либо еще. Страшная догадка озарила меня. Я проконсультировался с Сели, ветераном половой жизни, большим специалистом в области венерических заболеваний, что это такое, когда справляешь малую нужду и щиплет.
    Сели, безо всяких анализов, без обязательного в таких случаях внешнего беглого осмотра, уверенно и торжественно поставил диагноз
:    - Триппер!
    Я, пораженный не столько страшным диагнозом, сколько скоростью его постановки, тогда подумал, что в нем умер величайший венеролог наших дней.
    Сели публично поздравил меня и сказал, что теперь я, - настоящий мужчина. Мужики из нашего отдела рукоплескали и качали меня. А потом все вместе повели нас с Гером дружною толпой, смеясь и радуясь словно дети, к специалисту.
Такие вот мы были безрассудные, бестолковые, сумасбродные, словно дети! А в сущности - святые были люди!

Глава 24. ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

    Почему я еду в Канн? Связано это каким-то образом с моей розыскной работой? И да , и нет! Дело в том, что работа в уголовном розыске - не единственная в моей жизни точка приложения моего таланта и творческого потенциала. Главное дело, которое кормит и одевает меня, позволяет достойно существовать в этом мире, содержать какую никакую прислугу в лице несносного вуайериста Трофима, это модельный бизнес и мой Дом Моды. Фамилию я вам свою не скажу, ( она слишком известна!) а звать меня по правдешнему - Слава! Не Тот Слава! Не подумайте! Я - другой! Но отнюдь - не худший!
     Рэй - это творческий псевдоним. А работа детектива для меня - хобби! Нелегкое, опасное , полное риска, грязи , говна, слез, крови и тяжелых утрат - увлечение. Мы не выбираем родителей, увлечения и любовь. Они выбирают нас. Еще давно, в школе милиции я увлекся искусством дизайна. Однажды я так переделал свой парадный мундир, что меня чуть было не выгнали из училища, за то что я порочу честь мундира. Зато пацаны со всего училища стали носить мне свои кителя, чтобы я их ушил, приталил. И знаете - у меня появились первые деньги. Потом - вторые, третьи… Я почувствовал их вкус, их запах. Первым делом я купил себе оверлок и автомобиль. Ко мне уже обращались с просьбами ушить брюки и приталить китель кое-кто из старшего офицерского состава. Однажды даже сам начальник училища, генерал, орденоносец, ветеран войны, нелепо переминаясь от смущения с ноги на ногу, остановив меня в коридоре учебного корпуса, бессмысленно крутя пуговицу на моем кителе, сказал:
     - Ты это… Как ее.. Ты ничего не подумай… В общем… Тут такое дело… Ты не мог бы мне кое что перешить? И бабе моей…
 Разумеется, я никому не отказывал. Просто не мог. Я шил и курсантам, и офицерам, генералам и старшинам, адмиралам и мичманам. Один раз я шил даже Самому. Правда мне об этом открыто не сказали. Просто подняли срочно по тревоге среди ночи, дали мерки и сказали:
 - К десяти часам утра чтобы было готово!
     Я не задавал вопросов. Я все понял! Так было нужно! А на следующий день, по телевизору, в "Новостях" я увидел пальто сшитое мною на Президенте. Гордостью наполнилось мое сердце! К сожалению, я никому не мог об этом сказать. Мое время еще не пришло!
     Само осознание, что ты кому-то нужен, помогало мне жить, помогало обрести себя, дало мне веру в своих силах, уверенность в завтрашнем дне. Потихоньку я сумел собрать деньги и на свою первую коллекцию. До сих помню первое дефиле в Бутурлиновке. В ветхом деревянном клубе! Собравшиеся в клубе старушки бурно аплодировали моим моделям и для меня не было в тот миг публики более изысканной и благодарной. Я стоял за кулисами и плакал. Слезы счастья стекали бурным потоком по моим небритым щекам. Да и как мне было не плакать. Разве мог я, простой курсант школы милиции, тогда даже мечтать о подиуме? Потом была Рогачевка, Нижний Кисляй, Борисоглебск, Сыктывкар, Памары, Ужгород, снова Бутурлиновка, снова Нижний Кисляй… Мои работы уже тогда сравнивали с экспериментами Жана Поля Готье. Мне это льстило. Я тогда еще не подозревал, что наступит время и сам Жан будет с восторгом пожимать мою вспотевшую от волнения ладонь в Нью-Йорке на церемонии вручения мне премии Coty.
     - Славка! Ты должен открыть свое дело! - твердили мне мои друзья. - Ты должен! У тебя - талант! Ты понимаешь?
     - Ну а как же милиция! - недоумевал я. - Как же моя неистребимая страсть к розыскной работе? Как это все? Куда это все девать?
     Но друзья стояли на своем. Все кругом словно сговорились. Открывай им свое дело и все тут! Хоть кол им на голове теши. Ведь можно совмещать эти два дела, два необходимых, словно бы дополняющих друг друга призвания! Ведь Всевышний не всем дает столько призваний одновременно! Надо использовать их на всю катушку для службы человечеству! Дурашка! Так говорили они. И я сломался! Открыл свое дело!
     Мне пришлось долго выбирать между работой в милиции и искусством дизайнера. Я был далеко не молодым, но тем не менее уже достаточно известным кутюрье. Я не пренебрегал в своих работах никакими средствами. На моих показах можно встретить и татуировки, как неотъемлимая часть ансамбля, и пирсинг, лифтинг и даже пластические операции, создающие эффект завершенности моим композициям. Мои коллекции демонстрировались на ежегодном конкурсе Elit Model Look в Берлине и в Стокгольме. И Шаров и Чапурин и Юдашкин - это мои хорошие друзья. Мы работаем в различных направлениях. Они - эстеты и сибариты. Я - маргинал, хулиган от моды. Я им не конкурент. Впрочем, как и они мне. Это так кажется , на первый взгляд. Хотелось бы так думать! Но тем не менее меня знают в мире моды и ценят. Без моих шокирующих коллекций не обходится ни один крупный показ. Я бывал в гостях у Ричарда Тайлера, у Жана поля Готье, у Ива Сен Лорана и Лулу де ла Фалез. Она такая милая… Мы с Ивом как-то у нее на вечеринке крепко нагрузились шампанского brut и чуть было не подрались из-за какой-то девчонки Доменики. ( Шутя, конечно! Дурачась, как всегда!) Красавица Доменика пришла тогда с Джоном Гальяно. С тем самым , из Дома моды Christian Dior! Но мы это как - то даже не приняли во внимание. Сам Джон отнесся к этому снисходительно. Он уже привык к нашему ребячеству, но Лулу тогда очень сердилась.
     - Вы - как мальчишки! Ей Богу! - говорила она нам, безнадежно махнув рукой. - Когда вы станете взрослыми?
     А уже через минуту, когда в зале появилась Амира Казар в чудесном кремовом рединготе из сжатого шелка и в норковом бюстье, в замысловатой шляпке от Стивена Джонса, ( кстати он и сам там был!) талантливая актриса, француженка с огромными, печальными глазами, мы забыли все на свете и окружили ее своим вниманием. Потом, после баньки, мы сидели с Ивом на берегу огромного бассейна , утопающего в цветущих зарослях бугенвилля, пили свое любимое шампанское Piper Heidsieck, и смотрели на восток, где занималась восхитительная, нежная, трепетная , томная словно проснувшаяся юная невеста - Заря, окрашивая в упоительный розовый цвет высокие деревья агавы и мараскиновой вишни. Легкий утренний муссонный пассат слегка шевелил верхушки пальм. В кустах гаоляна заливалась утренней радостной песней любви голубая сойка. Ей вторили где-то невдалеке сонные коростели и пестрые мудянки.
     - Знаешь, Ивка, - сказал я тогда, - Я верю, что то - что мы делаем с тобой, нужно людям так же, как вот эта Заря! Как вот этот утренний воздух, наполненный ароматами шафрана и мускуса.
     - Ты прав, Славка, как никогда! - ответил Ив, с чувством сжав мою руку. - Мы творим красоту. А красота способна изменить людей. Сделать их чище и добрее!
     Я запомнил эти слова навеки. В трудные минуты, в перестрелках и засадах, в погонях и во время утомительных жестоких допросов и пыток, я вспоминал их и мне как-то немножко становилось легче воспринимать уродливую и омерзительную действительность.
 Частенько, чтобы ускорить процесс подготовки новых коллекций, я проводил кастинги прямо у себя на вилле, Верхних Чушках, под Н-ском, к великой радости моего преданного неутомимого вуайериста и неисправимого эксгибициониста Трофима. Я частенько заставал его подглядывающим через щелку за тем, как переодеваются девчата. Я резко отчитывал его за это и отправлял на конюшню, с тем, чтобы ему всыпали плетей. И когда он понурив голову безропотно уходил, шепча под нос грязные ругательства, я, сгорая от стыда, занимал его место. Я тоже любил подглядывать за тем, как переодеваются девчата . Честно говоря, ничего восхитительнее я еще не видывал. Я понимаю своего Трофима. В то время я еще не подозревал, что тяжелый психический недуг вуайеризма постепенно завладевает моим сознанием. Я подхватил его от Трофима.
     Немного позже я подхвачу от него и эксгибиционизм. Но эксгибиционизм, слава Создателю, сегодня уже излечим! Но пару лет, я все же был подвержен легким приступам эксгибиционизма. И нет - нет, да обнажу свои гениталии где-нибудь во время какого-нибудь кастинга, а то и прямо во время дефиле. Но наши девчонки - модели привыкли к моим странностям и не особенно пугались. Они ведь и сами были больны эксгибиционизмом. Иной раз я выскочу со спущенными штанами, а они тут же свои спускают. И мы стоим - друг друга пужаем! Кто первый дрогнет и испугавшись, закроет срамное место! Вот потеха! Хоть святых выноси! А святых и нету вовсе! Откуда в нашем мире святые! Все грешные! Ведь Иисус принял муки не за святых - а за нас - грешных!
     Финал конкурса Elit Model Look в этом году состоится в Ницце. Но это будет только в сентябре. А сейчас я еду туда по другому поводу. Меня пригласили на Круазет, благотворительный вечер устраиваемый миллиардером Аднаном Кашотти. Я каждый год езжу на Круазет и наверняка знаю, что получил это приглашение благодаря Оливье Пикассо или Мишель Мерсье. В принципе это было для меня неважно. Важно было то, что я действительно должен там быть! Отказаться я не мог. От этого зависело мое участие в предстоящем конкурсе! Ведь на кон ставился престиж моей страны! А для меня - престиж моей страны стоит выше моего собственного престижа. И собственных амбиций. Такое вот наше беспокойное поколение, помешанное на высоких идеалах патриотизма, на идеалах высокой бескорыстной любви , романтической дружбы и преданности! Финальное шоу в сентябре будет проходит в Theatre de la Ville и транслироваться телекомпанией France - 3! Пропустить такую возможность для себя я не мог! Ведь я почти два года создавал новую коллекцию "Erors of natur" и был уверен в ее ошеломляющем эпатажном успехе.
     Я пошел дальше Жана, который берет в свои показы толстух и кривоногих! Я не зря проводил в своем имении еженедельные кастинги. Не зря! От моей коллекции содрогнутся даже привыкшие к моей манере коллеги. Никто еще не знает о готовящемся сюрпризе! Никто! Я храню это в строжайшей тайне! Я плачу за тайну!
     Дело в том, что мои изысканные наряды на этом показе ложны будут демонстрировать топ - модели с физическими отклонениями: яйцеголовые, горбуньи, длиннорукие, кривоногие… А что? Мне нравится поприкалываться!


Глава 25. КАНН

    Канн встретил меня ослепительной роскошью и великолепием. Хотя за десять лет успешной работы модельном бизнесе я должен был бы привыкнуть к этому, но - никак! Ну никак я не привыкну к этой роскоши! Мне был забронирован номер в отеле Noga Hilton. Сам Ришар Дюваль встречал гостей в просторном холле. Дармовая выпивка. Мелькают знакомые лица: Княгиня Ира де Фюрстенберг, шахиня Шарах Марахская с младшим сыном Манохом, Роберт Оссейн, Карла Бруни, Джина Лоллобриджида, вся княжеская семья Монако в полном сборе. Ребе Иехошуа Тейтельбойм и Исроэл бен Азария, Элис Эванс и Дидье Лепинуа, Элтон Джон и Эрик Клэптон, Клаудиа Кардинале и князь Ренье и принц Альберт. Из наших я встретил там стилиста Уолтера Бейрендонка, Триш и Джона Гальяно, Ив Сен - Лорана, Керолайн Мерфи, Ивану Трамп… Вся тусовка происходила на пляже отеля Noga Hilton. Да… Там были еще какие-то незнакомые мне эмиры. Я их всех не знаю. Просто не упомню всех их по именам. Имена у них длиннющие, а у меня память - короткая. Они сидели кучкой и казалось ничего на свете не замечали. Когда я появился на публике в своем светлом бежевом костюме - футляр из пармского крепа с асимметричным воротником из сатина Tarani, отложные манжеты, в просторной белой блузе из хлопкового поплина, созданными мною специально к этому Круазету, все кругом стали горячо аплодировать. Даже кучка незнакомых мне эмиров привстала , пораженная невиданным зрелищем. Мне было некоторое время просто неловко от такого внимания к себе, но после того, как Джон Гальяно подошел и обняв меня дружелюбно похлопал по плечам, вся неловкость мигом прошла. Мне даже стало как-то неловко за то что я испытал неловкость.
     Я стоял под бездонным Канским звездным небом с бокалом шампанского Piper Heidsieck в правой руке, вдыхал в себя ароматы этой волшебной праздничной ночи, атмосферы благополучия и пристойности, и непокорными своими мыслями уносился в далекое, и в то же время такое близкое и родное время своей юности, когда у меня даже не было носков. Мне приходилось подрисовывать их черным фломастером. Друзья подшучивали тогда надо мной. Именно тогда я понял, что бедность унизительна. Что она причиняет не только душевную боль, но и физические страдания. Я не мог пригласить в кафе понравившуюся девушку. Я стеснялся своего внешнего вида, своих протертых , залатанных джинсов, стоптанных башмаков. Я с завистью поглядывал на своих обеспеченных беззаботных раскованных сверстников , завидовал и понимал. Что богатство - это и есть причина их раскованности и внутренней свободны. Может оттого-то я и стал модельером, что всегда хотел хорошо одеваться и завидовал черной завистью богатым людям, их роскошной жизни, их великолепным одеждам и запахам…
     Мне то ведь долгое время были недоступны прекрасные дамы в строгих дорогих нарядах, пахнущие другой дорогой, таинственной жизнью, ведущие куртуазные изысканные беседы, в дорогих роскошных особняках… Зато были доступны чудовищные, страшные, уродливые и доступные дамы низшего света. Глядя на высокомерных, прекрасных и недоступных девиц выходящих из дорогих автомобилей у шикарных отелей, я чувствовал себя побирушкой, стоящим у витрины ювелирного магазина и ждущего, вдруг кто-то обронит драгоценное украшение, и я тогда, воровато оглянувшись по сторонам, подберу его и скроюсь в темноте своей жизни.
     И вот я, несчастный русский мальчишка, пройдя нелегкий путь тяжелых жизненных испытаний, полный радостей, любви и расставаний, тревог, разочарований и потерь, изрядно постаревший и потрепанный судьбой, но не утративший аристократического лоска, стою на Лазурном берегу в компании милых элегантных людей, не обремененных материальными и нравственными заботами и пытаюсь избавиться от назойливых неприглядных видений. Невдалеке от меня сидят Шарлотта Рэмплинг и Ванесса Демуи, Грейс Джонс и Гунилле фон Бисмарк, Шахер Махер и Шумахер, Тьерри Руссель и принцесса Сорейе.
     Здесь, за границей, я чувствую себя свободно и раскованно. Здесь, понос никогда не был запрещен. Поэтому я о нем и не думаю. Никто здесь не думает о поносе. Я за свою жизнь побывал во многих странах и всякий раз с удивлением и огорчением отмечал, что только в нашей понос преследуется по Закону. В некоторых странах конечно предусмотрены меры наказания за запор в виде тюремного заключения, но сроком не более десяти лет. Но чтобы расстрел за понос - такого я не встречал нигде! (Как известно, у нас существует вилка: от десяти до пожизненного, за расстрел при поносе в особо крупных размерах с отягчающими обстоятельствами! Прим. Автора.)Удивительно, что мы как-то к этому уже привыкли и не считаем этот Закон несправедливым. Но когда я рассказываю об этом своим друзьям и коллегам, они думают, что я прикалываюсь.
     Под небом, выкрашенным черной и алой краской состоялся великолепный импровизированный концерт. Элтон Джон с Эриком Клэптон сбацали несколько своих известных шлягеров под гитару и фортепиано. Мы им подпевали. Всем было весело и уютно. Потом - состоялось красочное дефиле коллекции Ричарда Тайлера. Выставка драгоценных безделушек из коллекции Иры де Фюрстенберг.( Я прикупил себе одну мельхиоровую штучку для Саши . $800)
     И завершился этот пир духа , как всегда - танцами до упаду. Я помню какие-то бледные плечи в сиреневой дымке. Отблеск ночного звездного неба в голубой воде бассейна. Запах жимолости и цецилий. Я подглядываю в декольте даме с которой танцую. Музыка, волшебная музыка проникает в меня, просачивается сквозь поры, я шепчу нежные слова, идущие откуда-то из глубины моего сознания, придуманные каким-то изощренным средневековым автором. Дама хохочет и я вижу, как вздрагивают ее сиськи в огромном декольте.
 У мраморной колонны какая-то толстая дама в мехах. Знакомое до боли лицо! Трясущиеся мешочки под опухшими маленькими свиными глазками, свисающие подагрические щеки, нелепый неумелый макияж… Боже мой! Трофим! Дама торжествующе подпрыгивает и истерично хохочет мне прямо в лицо…
     Я понимаю всю нелепость и неуместность моего гнева, Что с него возьмешь? Озорство и страсть к мистификациям не самые страшные его недостатки. Лишь бы не влип здесь в какую-нибудь грязную историю. Он был большой дока по этой части. Я не помню, чем закончилась вечеринка. Я последнее время страдаю странной формой амнезии. Стоит мне только надраться как свинья, как память старательно стирает этот ненужный файл
     Мне опять снился мой странный сон. На этот раз я вытащил наконец-то труп того несчастного малого из под досок в зале. Мне пришлось немало попотеть. Что бы перетащить его в сад. Я свалил его под куст сикомора, замаскировал листьями тимьяна и шафрана, решив. Что закопаю его в следующий раз.
     Я очнулся на рассвете, одетый и обутый, в чужом номере в обнимку с какой-то пожилой дамой тоже одетой и обутой. ( Черное платье из трикотажа с люрексом V- образный вырез и узкие рукава. Туфли черные, на высоком каблуке от Christian Louboutin.) Ширинка у меня была расстегнута и распахнута настежь! Заходи! Выноси что хочешь!.
     - Кто вы - прекрасная незнакомка? - воскликнул я с неподдельным испугом, тряхнув даму за накладное плечо. - Что вы здесь делаете?
     Дама посмотрела на меня мутным взглядом и пробормотав себе под нос что-то вроде: "Mistvieh! Himmeldonnerwetter!" ( это слишком грязное ругательство, что бы переводить его на страницах этого романа! Прим. Автора.) она резко перевернулась на другой бок и нарочито демонстративно пукнув в знак величайшего ко мне презрения, и через минуту громко захрапела. Что она хотела этим сказать? Русский мальчишка так и не понял! Мне стало невыносимо противно и больно и я сблевал прямо в красивую высокую синюю вазу, стоящую рядом с кроватью. Потом я без особой надежды обшарил все свои карманы, но так и не нашел в них ничего путного. Ни ювелирных безделушек, накупленных мною для моих малышек, ни какой-нибудь валюты. Вот так всегда, так хорошо все начинается, так куртуазно и изысканно, а кончается - как всегда!
     - Выходит, вы из тех девиц, о чьих гнусных похождениях можно прочитать в сочинениях господина Франсуа Мориака? - огорченно вздохнув, произнес я и стал потихоньку собираться. А что поделаешь? Такова жизнь! В общем зря съездил…
     Уже из своего номера, сидя на унитазе, я позвонил Сашеньке.
     - Привет! - сказал я.
     - Привет - ответила она сонным голосом.
     - Я тебя разбудил?
     - Да! Я вчера поздно легла.
     - Ты думала обо мне?
     - Да. Мысли о тебе не давали мне заснуть. Ты в Каннах?
     - Да. Тут хорошо. Я думаю, что ты зря не поехала.
     - Зато я сдала зачет.
     - Может, приедешь? Хотя бы на денек. Искупаемся в море. Оно - теплое.
     - Не могу. Завтра концерт Гребенщикова.
     - Да. Конечно это важнее, чем увидеть меня! - обиделся я.
     - Скажи мне…- Сашка замялась. - А вот ты мне тогда сказал… Это - правда?
     - Да.
     - Но почему?
     - Не знаю… Это никому не дано знать…Я очень редко говорю эти слова. Я знаю им цену. Надеюсь, что сказанное мною - не оскорбило тебя…
     - Если ты сказал их искренне - то скорее - наоборот! - ответила мне тогда моя Сашенька, - И потом… Это всего лишь - слова…


Глава 26 - ЛИМА

    Прилетев в Лиму, я был приятно удивлен, узнав, что это оказывается столица Перу, а не Колумбии. В Колумбии столица - Богота. Я все перепутал! Я не люблю Колумбию вместе с ее колумбийской мафией. Не нравится мне она. Я ей по всей видимости тоже не нравлюсь. Года два назад мне пришлось в составе международного следственного комитета заниматься расследованием причин знаменитого Колумбийского землятресение. Следы вывели меня на Карлоса Мигеля Ваняйроса, в то время исполняющего обязанности старшего помощника секретаря палаты представителей Национального Конгресса Колумбии. Это дело мне не дали завершить, меня просто напросто отстранили от дальнейшей работы и перевели в Нижний Кисляй, Бутурлиновского района, Воронежской области. Там, кстати , благодаря моим слаженным действиям, был наконец-то пойман с поличным знаменитый аргентинский щипач Мурена Харкерос, скрывающийся в Нижнем Кисляе с 1998 года под именем Орест Косых. Ну да разве в этом дело? Карлос Мигель Ваняйрос по моим сведениям до сих пор на свободе. Обвинение с него снято за недостатком улик. Едва я только прошел таможенный досмотр ( я был опять же приятно удивлен простоте, с которой это производилось. Никто не лазил с фонариком ко мне в жопу! Замечательный народ!) я тут же выскочил из здания аэропорта и взял тачку, чтобы сию секунду отправится в Национальный музей естественной истории " Хавьер Прадо". Знаете, наверное у каждого человека есть какая-то маленькая мечта, какой-то пунктик, который нудным москитом терзает потихонечнку его сознание, не дает покоя. Но неназойливо, а так слегка. Вот таким пунктиком у меня был имузей естественной истории "Хавьер Прадо". Разумеется, специально я бы никогда не собрался в Перу. Чтобы сходить в музей. Кто-то из знакомых, не-то Гальяно, не -то Стинг, рассказывал мне о нем. Как бы между прочим. И вот засел у меня в душе этот музей, хоть кол на голове теши! Не дает покоя средцу моему! Нельзя сказать, что мне было там чертовски интересно, хотя история человечества меня всегда интересовала, но я очень хотел, чтобы эта мечта осуществилась, чтобы раз и навсегда покончить с этим пунктиком. Бегло осмотрев достопримечательности музея, я облегченно вздохнул, хватил стакан теплой текилы в кафе на улице Либертал, занюхал плодом гуайявы и только после этого я отправился на поиски Хосе Бальдомеро Перейры.
    Я никому не сказал о том, что поеду в Лиму. Я боялся. Я боялся всего. Ну а если быть до конца откровенным - то боялся и жопы. За всеми этими разговорами, за всеми этими смертями, стояла какая-то великая Сила. И я был уверен, что бороться с нею невозможно. Я бы мог, конечно спустить дело на тормозах. Никто меня за это бы не ругал. Я бы списал все убийства на жестоких обезумевших привратников и дело с концом! Но мне хотелось узнать Правду. Узнать, а потом жить себе спокойно. Такая мелочь - Правда! А как ее не хватает. Эта загадка будет мучить меня, лишит меня сна, покоя… Это ведь, как музей "Хавьер Прадо"! Как туалет! Сходил в него и свободен! В главном управлении полиции не без труда отыскал своего друга Педро Дорчиноса. Это с ним мы вели дело Карлоса Мигеля Ваняйроса. Мы тепло обнялись с Дорчиносом. Он совсем не изменился, этот метис, спасший мне когда-то в Колумбии жизнь, закрыв во время перестрелки своим телом от пули.
    Трудность моей ситуации заключалась еще и в том, что никто не понимал моего кечуа. Педро немного говорил по английски, на уровне начальной школы. Но прекрасно знал испанский и кечуа. Я же прекрасно говорил по французски, немецки и немного по английски. Кечуа я разучивал прямо во время полета в самолете. Немудрено, что где-то я мог и ошибаться. Язык нелегкий. Я бы сказал - трудный язык!
Педро очень обрадовался мне. И наотрез отказался говорить о делах в первый день. Угостил чашечкой матэ. Потом - бутылочкой каньи. Потом - бутылочкой текилы. В общем нарезались мы с ни ним в жопу. И лишь только на третий день я на ломанном кечуа сумел втолковать этому немного туповатому от выпитого парню, причину моего приезда.
   - А!Ё!… Так тебе нужен Хосе Бальдомеро Перейра? - спросил Педро. - Ха-ха-ха… Это тот, который жопами занимался? Ха-ха-ха…Так его нету!
    - Как нет? Вообще - нет?
    - Вообще нет! С этим Хосе вообще смешная история произошла. Его нашли убитым в своей лаборатории. Но самое смешное - это то, что у него не было жопы!
    Я из вежливости посмеялся за компанию со своим другом педро Дорчиносом над незадачливым доктором Хосе Бальдомеро Перейрой. Весть о том, что с ним произошла такая вот история лишь только подтвердила мои предположения, что я на правильном пути! И Актуал Магуст и доктор Отто Фарнер - они ведь тоже якобы погибли!
    Уж я-то знал наверняка, что Хосе Бальдомеро Перейра жив. Такой мудрый человек, как он, наверняка сумел обмануть какую-то там жопу! Что-то мне подсказывало, что я должен его разыскать, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. А иначе, зачем бы мне это было бы надо?
Я попросил Педро Дорчиноса похлопотать за меня перед Национальным конгрессом о предоставлении мне перуанского гражданства. Нет! Я вовсе не собирался жить здесь постоянно, я не знал языка. Но мне нужна была относительная свобода перемещений по стране. Я решил во что бы то ни стало разыскать Перейру.
    А вечером , из небольшого отеля, Magic, я позвонил своей милой , славной Сашеньке. Мне так хотелось сказать ей самые прекрасные слова. Хотелось сказать, как я по ней скучаю! Как я люблю ее! Она должна слышать это каждый день! Она должна знать. что я думаю о ней всегда! Что я не могу без нее жить!
    - Алло! Сашенька! - воскликнул я, едва только на другом конце мира сняли трубку.
    - Саши дома нет! Она в библиотеке! Что ей передать?
    -Нет! Спасибо… Ничего… Хотя… Передайте ей, что я ее очень люблю!



Глава 27. В ПРЕКРАСНОМ НОВОМ МИРЕ

    Я снял комнатку в небольшом, утопающим в зарослях бегоний, отеле " Magic" в живописном местечке, в тени миндальных деревьев, на улице Кангальо. Я стал жить спокойной тихой жизнью, наслаждаясь свободой, тишиной и радостью. Время здесь текло плавно и незаметно. Я редко смотрел на часы. Я научился ориентировалться во времени, как и все перуанцы полагаясь больше на свой организм. Он мне подсказывал, какое сейчас время суток. Когда мне пора спать, когда - есть, когда пить, когда заниматься любовью…
 Тем не менее, я не терял времени даром. Я сразу же не спеша засел в Национальной библиотеке, наняв себе в переводчицы студентку университета, прекрасную мулатку Соледад, тонкую и подвижную в постели, словно молодая ласка. Я узнал много интересного и полезного о нравах и чаяниях этого замечательного народа.
     Следует наверное отметить, что Педро не случайно так развеселило воспоминание об удивительном убийстве доктора Перейры. Вообще перуанский юмор имеет свои особенности. Согласно традиции, самым смешным в Перу считается, это когда у человека нету Жопы. Жопа, считается в Перу - святым местом. В Перу - поклоняются жопе. Хотя перуанцы сами об этом не догадываются. Все дело в том, что это поклонение происходит в скрытой незаметной для них форме.
     Вот яркая иллюстрация моей гипотезе, найденная мною в Национальной библиотеке в Лиме. В начале века, на южных склонах плоскогорья Пуна были обнаружены гигантские плоские образования неизвестного происхождения. Каково же было удивление ученых когда при более детальном изучении и осмотре, они обнаружили что эти образования имеют формы - жопы! Сфотографировать их и продемонстрировать миру эти жопы американским ученым удалось только в 1962 году с помощью аэрофотосъемки, с расстояния 25 тысяч километров.

 Рис. 1. Так выглядит "жопа с яйцами" на южном плоскогорье Пуна с высоты 10 тысяч метров. Снимок сделан американскими учеными Сидни Реймондом и Льюисом Джоном Уиклифом в 1962 году. Опубликован впервые в материалах международного антропологического симпозиума в Баия - Бланка (Аргентина).
     Нельзя сказать, что я только и делал, что искал следы доктора Перейры. Я жил, я дышал волшебным замечательным воздухом этой страны, где переплелись в причудливых узорах пространство и время древних эпох и таинственных космических цивилизаций. Легенды и мифы, старинные предания и научные гипотезы, обычаи и непостижимая трансцендентная информация переполняли мое сознание и заставляли почувствовать себя частью космического мироздания.
     По утрам прекрасная, покорная м нежная Соледад приносила мне флан, приготовленный из яиц и молока, и кофе, напоминая мне прекрасные времена, когда я жил в другом мире, мире счастливой дружбы и неясной любви, в мире полном необъяснимых тайн и нелепых убийств, в мире детских грез и красивых женщин… и страха перед неизведанным миром бесконечного будущего, манящим и пугающим своей непостижимостью…
     Будучи человеком от природы добрым и общительным. Я быстро обзавелся друзьями, прекрасными парнями Сесаром Ромиросом, Орасио Оливьерой, Андреа Гутьерос… Встретил в Лиме я и своих старых знакомых : ребе Иехошуа Тейтельбойма и Исроэла бен Азарию. Они были несказанно рады этой встрече. Да и я был рад несказанно. Более всего мы сдружились с парнем - гаучо по имени Орасио Оливьера. Старина Орасио был удивительно похож на моего русского слугу - Трофима. Иногда мне казалось, что это и есть Трофим. Я его так и называл на свой лад - Трофимом! Он не обижался! Меня же наши ребята тоже прозвали на свой лад - Мендоса! Мне это тоже нравилось. Частенько мы с Трофимом крепко нагвоздившись каньи и граппы, до хрипоты спорили о творчестве Андреа Арканьо или Мануэля Понсе, Теодора Адорно и Арнольда Шенберга. Иногда, устав от споров, мы просто слушали у меня в прохладном полутемном номере гостинице старенький патефон. В основном - мы любили ставить антикварные пластинки, купленные мною в лавочке старика Педро Гутьероса со старинными перуанскими песнями в исполнении таинственной и непостижимой, словно пришедшей из глубины веков индейской колдуньи, Имы Сумак. Странный он был, этот Оливьера. То - задумчивый и грустный, то веселый и озорной, как юноша…
     Однажды, после сиесты, он подошел к моему столику, смущенно переминаясь с ноги на ногу, пряча взгляд, и сказал глухо, охрипшим от волнения и граппы голосом, дыхнув на меня трехдневным перегаром:
     - Ты это… Мендоса… Не пойми меня привратно… ( Тут я вздрогнул, вспомнив о привратниках!) Здесь, в Перу, тебе нелегко… одному…Без друга… Баба твоя, она ведь так не поймет, как мужик мужика… Верно ведь? В общем, тебе нужен преданный слуга. А я как раз не у дела… Мне ничего не надо! Я обеспечен… Просто мне необходимо быть рядом с тобой, быть тебе полезным… Это важно прежде всего для меня…
     - Ну что ж, Трофим… - ответил я радушно. - Я согласный! Приступай! Только предупреждаю: я ужасный привереда!
     - Так это же замечательно! - обрадовался Трофим. - Это же мечта каждого слуги…
     Хороший он был парень, этот Трофимка! А как он читал стихи! Какой он был чудесный декламатор! Иногда в наше уютное кафе " Альмагро" специально приходили пайсано со всей округи, чтобы послушать стихи в исполнении моего друга, Трофима. Он выпивал подряд два стакана граппы, вытирал рот уголком пончо, становился на деревянный ящик из под водки и вытянув вперед правую руку , чуть прикрыв глаза, читал своим хриплым, бархатистым голосом, исполненным вселенской грусти и печали чудесные стихи Франсиско Кеведо-и-Вильегаса:
 Si esta vivo quien to vio Toda su historia es mentira, Pues si non murio, te ignoria, Y si murio no lo afirma
     ( Перевод для тех читателей, который по какой-то причине не понимают по испански: " Если тот кто тебя видел жив, зря нам рассказывает сказки. А кто уже умер - тот молчит. Ничего не скажет!"
     Мы каждый вечер встречались в маленьком кафе "Альмагро", утопающем в зарослях бугенвилля, на улице Талькуано и проводили замечательные вечера, слушая пенье саэтерос и игру замечательных музыкантов, парней из Ла - Риоха: Эрнесто Кардиналь, Марсело Варгаса и Хорхе Рохаса. Я научился танцевать харабе, пуканос и упанго. Рамирос научил меня играть куэне и окарине, и даже на охулеле!
 Ах! Думал я порой, как жалко . что здесь со мной нету моей Сашеньки! Ужо! Как она была бы счастлива! Как жаль! Как жаль, что нету со мной моего друга Гера! Уж он-то наверняка показал бы им класс игры на гитаре!
     Я не заметил , как научился говорить на кечуа. Как превратился в простого перуансокго паренька. Парни со всей округи Мадре де Риохо называли меня просто - Мендоса! Мне это нравилось. Время от времени, чтобы как- то занять себя и чтобы не вызвать подозрения у полиции, я нанимался на сельскохозяйственные работы, помогал простым и веселым перуанцам сажать маниоку и пропалывать сахарный тростник.
 Иногда я выходил с перуанскими рыбаками в море, чтобы ловить миног и лангуст. Иногда, накинув старое пончо, просто играл на деревянном маримба, сидя в своих чапарахос прямо на брусчатке площади Хавьер де Виана и прохожие гуачо и мучачес, улыбаясь щедро бросали свои песо в лежащее передо мной расшитое сомбреро. На меня с высоты, время от времени, беззлобно какали серые перуанские голуби. Иногда они спускались и миролюбиво садились прямо мне на плечи, совершенно меня не боясь.
     Возвращаясь в свою комнатку на улицу Кангальо, ( Buenas noches, senorita Blanca!О! Добрый вечер, сеньорита Бланка! ) где пряный запах огненных бегоний тревожно будоражил воображение и, разжигая страсть, заставлял сильнее биться уставшее сердце. Я неспешно, как уставший гаучо, ужинал вместе с Соледад маисовой кашкой ( Маис. 42 сентаво за кГ ), по воскресеньям - барбакоа де карне, пил мискаль - напиток гуайявы, и засыпал в ее объятиях, утомленный ее молодостью и жаром, под прекрасные ночные мелодии маньенито и кансиньоне.
 Каждое воскресенье, сразу после церкви, мы отправлялись с покорной, как Трофим, красоткой Соледад на петушинные бои в гелере Аурелиано Буэндиа. Ах! Как это было трогательно и забавно! Под слезные причитания Соледад, и под аплодисменты пьяных гаучо, я добросовестно просаживал заработанные честным трудом деньги, а сам старался ненавязчиво затеять разговор с ребятами из галере о докторе Хосе Бальдормеро Перейре.
     Иногда мне казалось, что я напрасно теряю время. Просыпаясь среди ночи, в объятиях Соледад, я спрашивал себя: что я делаю? Ради чего? Почему ты не вернешься к своей любимой Сашеньке? Кому нужна такая жертва? В объятиях Соледад! И сам себе отвечал. Это надо прежде всего мне! Зачем - это уже другой вопрос!
     Я два раза ездил в Мексику, чтобы увидеть "Камень солнца". Не потому, что я не поверил Актуалу Мангусту. Нет! Я ездил туда оттого, что сам хотел прикоснуться к тайне нашей жизни. Я был в "Храме воинов" в Чичен-Ице, я видел изображения Солнца в храмах Чиуауа и в Сюдад-Хуарес, в Тихуана Мехикали и Кульякане и был поражен их удивительным сходством с жопой.

***

    Там, в Лиме, мне в какой-то миг показалось, что мне наконец-то удалось убежать от тревог и забот прежней беспокойной и суетной жизни. Я даже на какое-то время перестал видеть свой старый сон, в котором я отдирал доски от пола. Но это мне только показалось, Сон не отпускал меня ни на минуту. Просто он приобрел совершенно другую форму. Он приходил ко мне всякий раз в виде легкого забытья, крадучись преследуя меня во время бодрствования. Не прикрывая глаз я видел этот сон, где я, укрывшись от сторонних глаз своею альмавивой по самые глаза, словно тать, срываю доски и отбрасываю прочь. Перебирая старые альбомы, и глядя на папируса листы, читаю я свою судьбу. Непостижимый труд. Вот я в обнимку с Данте, когда поставил точку он в своей "Комедии". История не может продолжаться без Распятья и цикуты. Без отвергнутой любви. Фигуры зла учетверенные кривыми зеркалами. Но среди них и та, которой бредил я, уйдя в мир грез! Чернец увидит долгожданный якорь. Елена не вернется к Менелаю! Слепой мудрец, не то Гомер, не то Бхаратов отпрыск - Дхритараштра, меня ведет в какой-то лабиринт. Меня Ахилл встречает и Арджуна. А где-то вдалеке и Шрила Рупа Прабхупада в оранжевых одеждах приветливо рукой мне машет. Я припадаю к лотосным ногам учителей своих и выражаю им глубокое почтенье. Хе Кришна каруна-синдхо дино-бандахо джагат-пате гопеша гопика-канта радха-канта намо сту те!!! О мой дорогой Кришна, Ты друг всех ищущих и жаждущих любви. Ты - повелитель гопи и возлюбленный Радхарани. Я склоняюсь пред тобой в глубоком почтении…
     Из памяти всплывает разговор с Сели. Врывается как вихрь без спросу в омраченное сознанье. Он произошел меж нами в тот самый вечер, перед гибелью его. В засаде. Мне отчего-то захотелось исповедаться пред ним. Всегда, идя на смерть, стараешься избавиться от груза, чтобы легче было покидать прекрасный этот мир.
     - Ты знаешь… Я должен сказать тебе одну вещь… - сказал я, когда мы, сидя в засаде, ожидали сигнала к атаке. - Если вдруг что-нибудь случится… В общем я… Я - сволочь! Я мразь! Пред Гером и его детьми. Пред миром, пред тобою…Но я хочу снять с себя этот грех… Ты должен знать! Я сплю со Стеллой!
     Сели посмотрел на меня внимательно, усмехнулся и покачал головой.
 Да… - Сказал он…- Я хочу тебя успокоить… Ты тоже должен знать! Я тоже сплю со Стеллой… Только я, в отличии от тебя, не считаю себя сволочью. Это ведь ее проблемы.
     - Как!!! - чуть было не задохнулся я от ярости. - И ты?
     - А что ты удивляешься? - спокойно спросил Сели. - Это началось еще задолго до того, как они стали мужем и женой! Порою происходит и сейчас. Иногда это случается даже в присутствии Гера. Когда он пьяный спит. А мы со Стеллою на кухне… Мы включаем воду, вроде как посуду моем…
     - Какая грязь!!!
     - Ну-ну-ну… Не надо так ! Это жизнь… Мы ведь близкие друзья…
     - Подожди… - неожиданная страшная догадка обожгла меня своей очевидностью. В сознании яркой вспышкой промелькнула картина того ночного поцелуя с Юлькой. Тот тип в машине! - А с Юлькой случаем не ты ли был в ту ночь…?
     Сели загадочно хмыкнул.
     - Она не в моем вкусе!


Глава 28 - МАЛЬКИАДОС

    Хосе Бальдаморе Перейру я все-таки разыскал. Вернее , он сам меня разыскал. Я сидел в патио , потягивал матэ из бамбильи, курил сигару Bahianos $12 за пачку, и неспешно, как и все окружающие меня парни: жестянщик Мигель Марти -и -Перес, капитан де партидо из округа Анабана -Аурелиано Буэндиа, студент Муниципального мужского училища Рафаэль Мария Альваро, поэт и прогрессивный деятель Хулиан Дон Сабос, аккордеонист Рафаэль Эскалоне, ребе Иехошуа Тельтейбойм, и бывший узник политической тюрьмы Сан-Лазаро - Исраэл бен Азария, наблюдал как умирает солнце в зарослях бегоний, и размышлял о превратностях судьбы. В углу, под пальмовым навесом, на пыльной пианоле, что-то тихое и синее из Пуленка наигрывал заезжий негр Марио Пармисиано. Трофим, подсев к нему поближе, импровизировал, напевая прекрасные строчки из Леопольдо Лугонеса, стараясь хоть иногда попасть в такт чудесной мелодии
:    Al promidiar la tarde aquel dia Cuando iba mi habitual adios a darte Fue una vaga congoja de dejarte Lo que me hizo saber gue te gueria
( для тех, кто по какой-то причине не силен в испанском - перевожу: "При расставании в тот вечер, когда пришло время сказать привычное прощай, печаль разлуки заставила меня понять, что я люблю тебя!" Ну не прелесть ли - этот Трофим!)
    Как вдруг, на пыльный ветреный порыв похожий, в патио вошел какой-то незнакомец мятый, неопрятный, бородатый, пахнущий буйволом и навозом, цыган в сомбреро, в чапарахос, в клетчатой ковбойке, с двумя револьверами в кожаных кобурах, болтающихся у него на бердах. Надвинув пыльное сомбреро на нос, пододвинул к себе деревяный грубо сколоченный табурет, уселся задом на него - наперед и на меня уставился своим умным проницательным цепким взглядом.
    - Эй! Гринго! Это ты ищешь доктора Хосе Бальдомеро Перейру?
    - Хосе Сальваторе Пердейру? -переспросил я. - Кто это такой? Этот Пердейра? Разве я похож на человека, который разыскивает Хосе Паскуале Пердейру?
    Цыган вытащил из кожаного подсумка пожелтевший дагерротип 6х9 и, внимательно взглянув на него, сравнил изображенного на нем мужчину со мной. - - Клянусь котомкой Агасфера!. -ковбой вытащил из-за пазухи мою цветную Это ты, Гринго! - Он еще ближе придвинул деревянный грубо сколоченный табурет, к нежно сколоченному моему столу.
    - Меня зовут Малькиадос!- протянул он мне свою смуглую заскорузлую натруженную руку.
    - Мендоса! - ответил я, принимая крепкое рукопожатие.
    - Меня прислал за Учитель за тобой! Он говорить с тобой желает!
    - Учитель? Говорить? Со мной? Желает? -посыпались из меня вопросы, как горох из торбы. -Но скажите , Малькиадос, как обо мне узнал он?..
    - Да ты всю Перу, гринго, на уши поставил в поисках его! Гаучо только и твердят о странном гринго, что задает вопросы словно полицейский! Вставай! Пошли! Путь предстоит неблизкий! Ты этого хотел!
    Признаться , мне вдруг стало страшно как-то. Как-то стало вдруг не по себе. Как буд-то я вдруг очутился пред вратами некого другого мира, в который если ты войдешь, назад отрезан будет путь тебе. Взглянув печально, словно в отраженье прошлого, в последний раз, на лица милые, родными ставшие мне здесь, в Перу далеком, я поклонился всем учтиво, оставив на столе 50 сентаво, за обед , за флан из молока и двух яиц паучьих, за мацу и марор, за карпас и бейцу, за зроа, за варенье из гуайявы и арники, за матэ, потрепал по жесткой голове Трофима, негра-пианиста, кивнул прощально всем своим друзьям, притихшим в смутном ожидании, и молча вышел вслед за Малькиадосом. И в сонный час сиесты я покинул Лиму вместе с брадолицым Малькиадосом. На барнасе, сахарным груженым тростником, уехали мы на восток, туда, где под сенью апельсиновых деревьев, живут неспешной жизнью рыбаки-индейцы. Где в сонных гамаках средь маковых полей, в сияньи алебастровом является тебе лик смерти. Своим мачете разрубая, жесткую плетень пурпурных ирисов, переплетения бамбука и живой стены из папоротника, меня в густую сельву увлекая, под гомон перебранки обезьян, мудрец из Мемфиса, древний Малькиадос в плюмаже солнечных лучей, вел чужестранца по тропе вождей царя ацтеков - Моктесумы. А где-то там, в другой, явившейся сознанью моему внезапным озареньем, странной жизни, встречает ликующая Тласкала вернувшегося с победой юного Хикотенкала. На золотых носилках, усыпанных жемчугами, что блещут на солнце , словно слепящее очи пламя, он в город свой родной вплывает. Его приветствует стража. И триста девственниц юных и прекрасных , вдоль улицы восставших строем, в лицо ему бросают: " Позор побежденным!"
    И тут же переносит время Хикотенкала, в другую жизнь, в знакомую и близкую эпоху. Я упираюсь! Я вырваться хочу и убежать позора тех воспоминаний. Но неподвластно мне мое сознанье… Поэты всех времен твердили нам о той печали, что охватывает влюбленного при расставании. Когда влюбленный человек с надеждой расстается навсегда, теряет временно рассудок, а порой и навсегда… В унынии страдает рыцарь Ланселот. В безумии пребывает безнадежный Алонсо Кихано. Франческо и Паола впадают в страсть греховную, в мучительных объятиях утопая… Каждый из нас определен навеки мгновеньем счастья, когда встречается с самим собой. Любовь превыше людского суда! Любовь это Бог! А Бог не подсуден!
    Мы мало знали о личной жизни Сели. Он был скрытен необычайно. Мы даже никогда не были у него в гостях. Мы знали, конечно, что он женат, что жена у него красавица, что у него есть дочка, прикованная к постели… Все наши попытки влезть к нему в жизнь, как-то помочь ему своим нарисованным на хрупком стекле мироздания участием что ли…он умело и тактично пресекал. Но в тот раз он неожиданно пропал. Его не стало. Он не выходил на службу. Перестал звонить. Говорят и дома его не было с тех пор. Исчез из нашей жизни. Первым тревогу забил шеф     - Кащей.
    - А что это я не вижу детектива Сели? -спросил он однажды.
    - Он на спецзадании! - нагло соврал я.
    - Отзовите! Он мне срочно нужен! -буркнул Кащей.
    Вот только лишь тогда я стал его шукать! Но что - толку. Сели как сквозь землю провалился. Я ездил к нему в имение, в Хрящевку. Управляющий имением Збигнев Сметана лишь в недоумении развел руками. Ему не было дано никаких указаний. Он ничего не знал. Гер тоже ничего не знал. Ребята из центра мониторинга и аномальных явлений тоже молчали, словно в рот гавна набрали, да простят мне Боги мое дерзкое сравнение! Я на всякий случай подал в розыск. А через пару месяцев после его исчезновения, как-то поздно ночью возвратясь после ресторана к себе домой изрядно на веселе, а точнее - пьяный как кол, застал у себя Ее!
    - К Вам - дама! - сверкая в предвкушении забавного зрелища прошептал мне сладострастно в прихожей Трофим, принимая у меня трость и шляпу.
    - Хорошенькая? - спросил я
    - О! Да! - восторженно воскликнул Трофим. - Такой у нас еще не было!
    Она сидела в полутемной зале, в кресле, напротив камина, освешаемая только мерцающим огоньками углей, в салопе из шелкового муара с деталями из дюшеса, ( из коллекции Оскара де Лоренте $ 4000) в манто из королевской норки. Каштановые кудри небрежно разбросаны по обнаженным плечам, словно мускус.
    - Зачем ты пришла? - спросил я, почувствовав неладное.
    - А ты боишься? - спросила она.
    - Я просто думал, что у нас все кончилось?
    - А что у нас было?
    - Ну я не знаю… Если для тебя это ничего не значило…
    - Не я от тебя ушла, а ты меня бросил…
    - Как можно тебя бросить… Ты же замужем !
    - А ты когда это понял?
    - Всегда…
    - Однако тебя это не остановило, когда ты соблазнял меня…
    Соблазнял. Разве можно назвать это совращением, когда два охваченных страстью существа бросаются друг другу в объятия, срывая одежду, осыпая все тело и лицо и руки и ноги поцелуями и слезами… Я часто возвращался туда один, в этот маленький старинный отель под Киндбергом, с широкими низкими галереями. Возвращался в тот дождь, когда передо мной сидело маленькое мокрое существо… И волосы влажные, но камин уже ждет в комнате с огромной кроватью эпохи Габсбургов, с зеркалами до полу, со столиком, бахромой, тяжелыми шторами… Ма ништана халайла хазе миколь халейлот? Шебехоль халейлот ану охлин бейн йошевин увейн месубин, халайла хазе кулану месубин?
    - Сели - твой друг! Как же так? Ты ведь всегда кичился своей порядочностью! Ты по- моему гордился этим?
    - Поэтому я и ушел…
    Постель холодная, белая, и вдруг -ничего, пламя охватывает нас целиком, руки скользят по спине, по волосам, по упругим ягодицам, тела подчиняются общему ритму, еле слышится тихий стон, прерывистое дыхание, медленное струение волос, полупротестующее сонное бормотание, подожди, я еще не проснулась, маленький театр взаимного узнавания…
    - Это все лицемерная ложь! Однажды обманув - ты обманул навсегда! Обмануть немножечко нельзя! Ты обманул меня, себя и Сели!
    - Ты пришла, чтобы высказать мне все это?
    - Я пришла… Я пришла, потому что люблю тебя!


Глава 29 - УЧИТЕЛЬ

    На третий или четвертый день мы с моим проводником Малькиадосом оказались вдруг перед огромной каменною глыбой, в неясных очертаниях которой, при желании, можно было различить прекрасной жопы силуэт. Она открылась нам окутанная саваном петуний, в переплетениях ветвей акаций, гаоляна и лиан. Гроздья бузины словно праздничные гирлянды украшали это величественное сооружение. И музыкальным фоном дополнял картину тихий шорох игуан, сливаясь с пением коростелей, тревожным криком пустельги и попугаев трескотней.
    Да! Этот монумент был несомненно человеческого разума и рук творенье. Искусно обработанный мастерской рукой гранит. Этот истукан могла бы видеть даже Кетцакоатля, получеловека, полу божество, когда, исполненный добра, он шел, увенчанный короной из петуний и нес в руках зеленую оливковую ветвь, и чашу полную ароматных осенних фруктов. Тогда еще никто не знал, что содрогнется вся земля от ужаса кровавых жертвоприношений.
    О мир! О тишина! Кто б мог подумать, что царство варварства с жестоким угнетеньем воли установится над славною землею. Людская кровь -жестоким удобреньем на почву ляжет глупости людской. Все погибает - и таков закон Вселенной. Та планета, прекрасная живая, лишь труп уродливый другого мира! Которого не стало!
    Малькиадос провел меня в глубь монумента, через огромную дыру, меж половинок жопы. Нас окружали прозрачные воины-сталактиты. Мы продвигались по длинному, освещенному коптящими факелами мрачному, словно прямая кишка, коридору, извилистому лабиринту сознания. Мы вышли в круглую большую залу, стены и двери которой были облицованы зеркалами, так что, войдя, мы оказались в центре бесконечного лабиринта, лабиринта представляющего собой громадный амфитеатр, без дверей и окон, лишь зеркала, в которых отражался облик Минотавра.
Посреди этой залы на гранитном пьедестале , освещенная мерцающим светом факелов стояло огромное, метра в три высотой изваяние жопы из чистого золота. Такой большой жопы я еще не видел за всю свою жизнь. У этой жопы на обеих половинках были нарисованы три больших красных глаза, а из анального отверстия торчало копье - знак могущества. Монумент жопы был обвешан гирляндами цветов гераниума и цицилий, а так же венками любви из петуний.
    Чуть сбоку, вправо, стоял огромный каменный трон, покрытый кроваво красным покрывалом, на котором восседал старец в пурпурном одеянии, с чеканными, правильными чертами, подчеркнутыми морщинами, словно нанесенными искусным чеканщиком на медь его лица.
    Вокруг трона стояли люди в странных пурпурных одеждах, ниспадающих до самой земли. Лица многих из них мне казались знакомыми. Я увидел среди них и Актуала Мангуста, и Отто Фарнера. Красивый юноша с длинными распущенными черными волосами показался мне похожим на Шри Кришну ( возможно я и ошибался!) Рядом с ним стояла его прекрасная супруга Шримати Радхрани , и очаровательная Драупади, жена братьев Пандав из-за которой началась война между Дхритараштрой и Панду. Глядя на меня огромными печальными глазами, стояла возле трона чилийка Мага, держа за руку бледного малыша Ракамадура. Ирландец пьяный с бегающим взглядом, на Джойса чем-то показавшийся похожим. Сеньора Бланка. Тетя Маша. Каргалыш… Певец - комузчи Токтогул. Мне даже вдруг показалось, что где-то сзади мелькнуло хитрое лицо моего друга - Сели. Но я отбросил столь нелепое предположение. Показалось…
    Малькиадос тихонько, но настойчиво, подтолкнул меня к престолу осторожно и сам колени преклонил. Последовал и я его примеру.
    - Я слышал, ты меня искал? - спросил старец низким , не лишенным приятности голосом.
    - Да! Я искал вас, доктор Перейра!
    - Зови меня - Учитель! - скромно попросил меня Перейра. - Малькиадос! Принеси матэ для гостя!
    Учитель, шушра тканями одежды, сошел с трона, потянулся, хрустнув костями. Обошел вокруг меня, рассматривая, словно диковинного зверя. Окружающие трон люди, словно по команде, сели прямо на пол.
    - Ты проделал немалый путь, лишь для того, чтобы найти меня?
    - Я хотел всего лишь узнать, правду о жопе!
    Малькиадос принес в чашке горячий матэ. Перейра взяв меня под локоток, проводил в ярко освещенный угол. Мы сели прямо на пол, на шкуру ламы.
    - Вы не боитесь потерять рассудок? Ведь правда не всегда бывает постижимой для простого человека? Она способна повредить и даже стат причиной смерти.
    - Я смерти не боюсь. - ответил я бесстрашно. - Боюсь я только боли… . - Ну-ну… -усмехнулся по доброму Перейра. - Знаете, мой друг, прежде чем я начну свой рассказ, а он будет достаточно непростым для восприятия человеческого разума, в силу непостижимости некоторых его моментов, мне хотелось бы сделать некоторый экскурс в историю… - Даже не знаю, с чего начать. - задумался Учитель. - Когда начинаешь говорить о жопе серьезно, люди начинают смеяться! Вот и вы уже улыбаетесь! Но тем не менее, рассказать я должен. Быть может вы найдете форму, доступную для людей, чтобы поведать им всю правду… Чтобы не вызвать скептических улыбок или даже гнева! Я имею горький опыт публичных выступлений. Был бит! И не один раз! Вот Малькиадос подтвердит! Но это удел всех неофитов! И Павла - великого Апостола частенько тоже били…
    Ну пожалуй начну с того, что учеными всего мира собран уникальный материал по истории нашей цивилизации и находятся на пороге раскрытия величайшей тайны. Тайны человеческого существования, тайны жизни и загадки смерти. Остается сделать лишь только вывод. И вот это пожалуй на сегодняшний день остается самым трудным. Метафоры и символы древнейших текстов содержат уникальную информацию о свойствах нашего сознания. Астрономы убеждаются в том, что различные сферы Вселенной подчинены удивительной гармонии, на которую указывали наши предки. Земная жизнь - это состояние отчуждения и лишь только смерть приносит воссоединение и духовное освобождение. Перед смертью человека, память получает сильный эмоциональный импульс. Человек переходит границы индивидуального сознания, испытывая общую боль т страдания группы людей. Откуда эти ощущения? Можно предположить, что в данном случае активизируется коллективная память человечества, заключенная в глубинах подсознания. Я скажу, что входило в сферу моих исследовательских интересов в концлагере. Мы занимались поисками органа коллективной памяти человечества…
    - Так значит, он в жопе?
    - Не спешите, друг мой… Не спешите!
    По одной из версий, люди обладают от рождения генетической памятью и воспоминания предков закодированы в их психике. Память связывает прошлое с настоящим и будущим. Но как тогда определяется избирательность воспоминаний? Можно ли говорить в этом случае о коллективной памяти человечества , закодированной в конкретной психике? Мне тяжело вспоминать о характере наших опытов. Но они делались ради блага человечества. Поверьте мне. Мы пытались найти центр генетической памяти. Ведь раньше , до нас, память всегда связывали преимущественно с активностью отдельных нейронов и их популяций, а так же более постоянные изменения на биохимическом уровне полушарий головного мозга. В молекулах РНК и ДНК. Эти процессы обычно считаются субстратом кратковременной и долговременной памяти. Однако все опыты проводились на целом человеке, что мешало чистоте опыта. И только в концлагерях мы получили возможность отдельно изучать деятельность головного мозга при удаленной жопе! Функциональная структура памяти оказалась куда боле гибче, чем нам казалось! Оказывается - жопа имеет более совершенную, более гибкую мыслительную систему, чем человек! Жопа усваивает информацию на основе неизвестных нам рецепторов, минуя словесно-логическую и наглядно- образные фазы! Без сложного предметно организованного материала! Жопа, если хотите знать вполне может существовать без человека!
    - Да это я видел!
    - Конечно, нас можно осуждать . Но мы действовали во первых под принуждением. Во вторых - нами двигала благородная цель -разгадать загадку бытия! Человек так устроен, что он не остановится ни перед чем, чтобы узнать тайну своего происхождения!
    -Меня сейчас нравственный аспект не интересует. - успокоил я его. - Меня вообще интересует, почему человеку могла прийти в голову такая абсурдная мысль - рассматривать жопу отдельно от человека! Ведь это - абсурд!
    - Верую - ибо абсурдно! Сказал Квинт Септимий Тертуллиан! Как мудро! Вы только вдумайтесь! Все изыскания гностиков - ничто по сравнению только с одной этой фразой! Чистота веры - вот путь к истине! Есть истины и явления не нуждающиеся в толковании, потому что разгадка их приведет к величайшей трагедии! Я рад, что вы мне верите! Тогда - слушайте! - Профессор уселся напротив меня в кожаное кресло и вытянул ноги. -Слушайте и запоминайте! Первые сведения о жопе, как и каком-то страшном неземном чудовище мы можем найти еще в писании. Пророку Иезекилю в Вавилоне предстало видение - четверо животных, " и у каждого - четыре лица", " подобие лиц их - лице человека и лице льва…" На что по вашему похоже лице льва?
    -Ну это еще как посмотреть…
    - Далее мы находим упоминание о жопе у Святого Иоанна в "Откровении". " И первое животное было подобно льву…". Исполненное очей! Честертон во "Втором детстве" пишет об этом так
:    Я не хочу дожить до сверхпреклонных лет, Чтоб видеть ночь чернее всех ночей, И тучу, что закроет белый свет, И чудище из мириад очей.
    - Да что вы льва-то с жопой отождествляете! - возмутился я. - Царя зверей!
    - Вот именно! Царя! - поднял перст Учитель. - А известно ли вам, что в самой древней, вавилонской астрологии вместо знака Лев, был знак "Ж" - знак Жопы! А знаете ли вы, что обнаружил британский археолог Леонард Вулли в 1934 году при раскопках Шумерского города Ура.
    - Да откуда мне уж знать!
    - Он обнаружил на стенах царских захоронений и зиккурате надписи на аккадском языке, прославляющие Жопу! Жопу Нанна - бога Луны.      Посмотрите на что похожи эти зикккураты! Они же построены в виде полушарий!
    - Дык мало ли что у нас в форме полушарий!
    - Вот именно! Такой нездоровый скепсис, такой подход и не давал возможности человеку долгое время рассматривать жопу как самостоятельную единицу бытия! Человеку просто не хватало воображения чтобы взглянуть на это чудовище, как на представителя другой цивилизации! Согласитесь, что жопа -малопривлекательное зрелище!
    -Ну уж не скажите! - заступился я за жопу. - Я знал такие жопы - глаз не оторвать!
    - Да но видели бы вы эти жопы , так сказать, в действии! Фу! - Перейра сморщился, сполюнул и растер ногой плевок. - Так вот, мой друг… Это все прелюдия! А главное - впереди! Впервые серьезное исследование о взаимоотношении жопы и человека можно встретить наверное у известного богослова Иринея, епископа Лионского, жившего во втором веке, как вы понимаете, нашей эры. Он изложил свои взгляды на жопу в сочинении "Пять книг против ересей". Или , как еще оно называется: " Обличение и опровержение учения, ложно именующего себя знанием.". Правда Ириней избегает в своем труде слова "жопа" и заменяет его словом "дьявол".
    - Вот это поворот! Так значит в религии слово "дьявол" и слово "жопа" - суть синонимы? - подпрыгнул я от удивления.
    - Ну я бы не торопился с таким выводом. Но вот в проповедях Иринея, сохранившихся в списках, мы уже находим точное подтверждение этой гипотезы. В одной из них " О природе Зла" он уже открыто называет Зло - "жопой"! Он утверждает, что все поступки обусловлены природными свойствами. Те силы, чьи природные свойства стоят ниже, подчиняются силам, чьи природные свойства стоят выше. Тела низшего порядка - на земле - подчиняются телам высшего порядка - на небе! Отсюда вытекает, что скверна совершается главным образом демонами низшего порядка. С точки зрения человека, стоящего выше жопы, мерзости, совершаемые жопой, считаются низкими и отвратительными. Слово "Дьявол" проистекает от слова "defluens" - что в буквальном переводе с латыни означает "растекающийся", и в свою очередь восходит к деревнелатинскому образованию "dafunit", что означает - "выделять" , то есть - по нашему -"срать". Тогда у этого слова не было бранного оттенка. Тогда у слов вообще не было бранных оттенков. Все слова были равны и не предназначались для брани. Брань появилась с началом религиозных противоречий, когда было необходимо все святые понятия прежней религии низвергнуть в бездну. А теперь, если хотите небольшой экскурс в историю имен дьявола. Хотите?
    - Да можно…
    - Имен у Дьявола много. Вот например Belial - означает безъяремный, без хозяина. Это название относит нас к тем временам, когда жопа существовала еще отдельно от человека. Вы никогда не задумывались, отчего мужчин так привлекает в женщине именно попка?
    - Ну… Наверное потому, что она близко к…
    - Фу! Как вульгарно! А вот и нет! Мужчина - охотник, воин. В нем говорит генетическая память о тех далеких временах, когда дикие племена людей враждовали с племенами жоп и вели с ними непримиримую войну. Когда люди употребляли жопу в пищу!
    - Фу - сказал я, притворно сморщившись.
    - Вот вам и "Фу"!!!. А у барана вы какое место предпочитаете кушать? Вот именно! Это тоже в нас говорит генетическая память! Другое имя жопы - Beelsebub ( Вельзевул). В переводе это означает - муж, повелитель мух! Сами понимаете, почему жопа - повелитель мух! Еще жопу называют Satanas или Behemoth. По нашему - зверь. Лев, если хотите знать! Жопа раньше в доисторические времена была покрыта густой растительностью и уж больно походила на Льва! А не только потому, что жопа -носитель звериного низменного начала в человеке. Это название восходит к тем временам, когда жопы были дикими и человек охотился на них в густых сельвах. А знаете, что означает Asmodeus?
    - Наверно - жопа?
    - А вот и не угадали! Асмодеус - означает - "носитель суда". Вы помните конечно Содом и Гоморру, города, в которых жопы вышли из повиновения человека и стали диктовать ему стиль его жизненного поведения. Люди были не виноваты. Они просто оказались заложниками жоп. Жопы впервые в истории так организованно показали свою силу и власть над человеком. Ведь жители Содома готовы были изнасиловать Божьих посланников! Ангелов небесных! И отговорить их было невозможно! Вот какова сила жопы! Она может лишить человека рассудка! Вы представляете, если бы они это сделали? Ну и наконец демон Leviathan -переводится как - "добавление", так как при искушении Адама и Евы он обещал добавить им Богоподобия. Но что интересно, слово Levia в языках макуа, тсонга, маконде, тхунгу и мазюи - означает ни что иное - как жопа! Далее! Демон скупости и богатства носит название Mammon ( Евангелие от Матфея, 6) Не так ли? А в языках народов динка, нуэр, шиллук, кпелле, сикон, ваи, афары и ибасуто в слово жопа входит слог Mam. Забавно, правда?
    Я слегка даже хохотнул, прикрыв ладошкой рот, чтобы показать , насколько мне это показалось забавным. Похоже, в своем стремлении я немного переборщил, потому, что профессор посмотрел на меня с укоризной и какой-то печалью.
    -Жопа с одной стороны старалась наладить контакт с человеком, чтобы объединить свои усилия в борьбе за выживание, с другой стороны, зная коварную сущность человека -всяческими путями мешала человеку узнать правду о себе. Ей важно было подчинить себе человека! А информация - это уже победа! До сих пор никто в научном ни в богословском мире не может дать сколько нибудь внятного объяснения, куда подевались десять внутренних страниц из рукописного издания сочинения Иоанна Дамаскина, греческого богослова восьмого века. И как раз те самые страницы, где Иоанн рассуждает о истиной природе дьявола. Все последующие издания этой книги выходили без этих рассуждений. Но ведь они были! Об этом свидетельствуют в своих работах его Современники! Но след их затерялся. Кому нужно было уничтожить этот документ? Другую загадку жопы нам представляет Климент Александрийский, великий учитель церкви конца второго века в сочинении "Строматы". Климент Александрийский пытается осознать сущность космического происхождения жопы. И опять же мы не находим в его сочинении ни строчки об этом. Но упоминание о попытках Климента Александрийского рассмотрения жопы, как явления космического порядка, мы находим у турского епископа Мартина , жившего в четвертом веке. Куда девались эти документы? Рассуждения о жопе тщательно вырывались из контекста сочинений таких великих мыслителей и писателей древности, как Вергилий, Гораций, Ювенал. Вы когда-нибудь читали у них что либо о жопе!
    -Нет! - ответил я уверенно. Кроме этого, кажется, о жопе не упоминается ни у Маркса, ни у Энгельса, ни тем более - у Ленина. Думаю, что неведомые фальсификаторы истории прилично потрудились! Они убрали сведения о жопе практически из всей литературы!
    - Вы напрасно иронизируете! Похоже даже трагические события последних лет не поколебали в вашем атеизме!
    -Вы думаете, что люди руководствовались соображениями нравственности?
    -Ну а если допустить, что так? - Тогда ведь модно допустить, что эти соображения были им кем-то продиктованы!!! Вы правильно делаете , молодой человек, что подвергаете мои высказывания сомнению. Так вам будет лучше самому разобраться в этом далеко не простом вопросе. Давайте рассуждать вместе!
    - О! Давайте!
    - Вы верите в непорочное зачатие?
    - Ну… Почему бы и нет?
    - С научной точки зрения такое возможно?
    - С научной - нет! Но речь идет о вещах сверхъестественного порядка. Думаю, что к науке они не имеют никакого отношения.
    - Так почему же вы не допускаете существования разума в форме жопы? Ведь даже с научной точки зрения это более объяснимо нежели непорочное зачатие! Вот ведь какой парадокс! Люди верят в колдовские чары, в священные мощи, в приметы, черт знает что… А в то, что жопа обладает мышлением - поверить не хотят!
    - Почему - не хотят! Они еще просто не готовы! Ведь и христианство принято было не сразу! Человеку нужно время, чтобы привыкнуть к мысли…
    - Совершенно верно! Кстати, история борьбы с жопой начинаются с приходом монотеизма. Язычество относилось к жопе благосклонно. Поскольку язычество допускало двойственную природу человека. То есть - спокойно относилось к идее существования в нем другого непознаваемого мышления. Зачем с ним бороться, когда лучше искать приемлемые формы существования! Ну чем не благородная позиция!
    - Да уж…
    - Заметьте, что согласно раннехристианской догматике сфера дьявольской деятельности жопы ограничивается исключительно некрещеными и язычниками! Впоследствии было сделано допущение, что дьявол позволяет терзать и верующего! Какая уступка! Чувствуете влияние жопы!     Человек- существо - земное! Со всеми вытекающими последствиями. Ему присуще земное мышление. Жопа же обладает знаниями космического порядка. Почему у женщин так развита интуиция?
    - Потому что жопа больше?
    - Верно! А что такое интуиция?
    - Ну… Когда предчувствуешь что-то!
    - Тепло, тепло…Скажем так, интуиция -это момент выхода за границы сложившихся стереотипов поведения и логических программ поиска решения задачи. Интуитивное знание опосредованно опытом практической и духовной деятельности многих поколений человека, а возможно и не только человека. Тогда, почему жопа выбрала именно женщину , как носителя этой непознаваемой генетической программы?

    - Ну, наверное потому, что они живут дольше.

    - Совершенно верно! Мужчина более подвержен риску. Женщина же - носитель жизни! Осторожная и более жизнеспособная.

    - Хорошо! Но ведь жопа - женского рода! -возразил я.

    - Кто это вам сказал? - иронично спросил Перейра.

    - Ну, жопа - Она!

    - У жопы нет рода! Как вы знаете, жопа не разборчива в видах чувственных наслаждений… Она может быть мужчиной и женщиной одновременно…Кстати , знаете ли вы , что экзорцизм, или изгнание дьявола из одержимых на ранней стадии развития христианской инквизиции носил характер простой экзекуции палками по жопе! Почему по жопе? Вы никогда не задавались таким вопросом? Почему мама делает ребенку а-та-та именно по жопе? Наказывать за поведение человека во все времена именно ударами по жопе, как по носителю необъяснимых порой загадочных и не всегда оправданных с точки зрения морали поступков. Причем все конечно сваливалось на человека! Но наказывалась - жопа! На уровне подсознания! Утраченная информация о доминирующей роли жопы в формировании поведении человека находила выход в таких вот необъяснимых на первый взгляд традиций. Еще Гермас, ученик апостола Павла, упоминаемый им в "Посланиях к римлянам", говорил, что лучшим средством обезопасить себя от тлетворного влияния жопы, от необоснованных нелепых и трагических поступков, является богобоязненность и религиозное рвение. Вера душит все греховные порывы идущие от жопы.
    - То есть жопу можно победить?
    - Никогда! Жопа - необходимое условие существование человека! Можно только озлобить ее. И сделать из нее врага! И тогда не ждите пощады от жопы! Она сметет все со своего пути! Жопа безжалостна и жестока, когда ее обижают.
    Я незаметно погладил себя нежно по жопе. Уж я - то теперь знал, что моя жопа - меня любит! Что она мой лучший друг во все века! У меня были основания для такого вывода!

 
Глава 30 - ТОТ САМЫЙ СЛУЧАЙ…

    Это случилось много лет назад, в бытность мою опером. Признаться, я не совсем отчетливо помню, как сел в поезд. Помнится мне, что проводница была весьма недовольна, тем, что я был не совсем трезв. Или еще лучше сказать, пользуясь новой терминологией - в жопу пьян. Ну, ее проводницу , понять можно. Неизвестно, что мне пьяному взбредет в голову. Я ведь и трезвый-то сам порой от себя не ожидаю тех гадостей, что я совершаю, а уж в невменяемом состоянии, в коем я и имел счастье пребывать в момент посадки и подавно. Я намеренно нагвоздился, чтобы придать моему присутствию в поезде естественный , непринужденный характер, избежать ненужных формальностей, связанных с процедурой расставания. Не люблю…
    Будучи пьяным, я - таки умудрился облапить юную проводницу и даже сделать ей интимное предложение . Она меня за это поместила в изолятор - в отдельное нужное мне купе. Видимо, мое предложение, показалось ей не таким ужи абсурдным. А может быть, опасалась, что такого красивого юношу, как я могут объединившись побить пассажиры других купе. Она даже заперла меня снаружи, пообещав открыть мне через пару часов, когда я окончательно протрезвею. Но сама не вынесла испытания разлукой и принесла мне крепчайшего чаю. Не терпелось прелестнице протрезвить меня, чтобы предаться немедленно своему проводницкому пороку со мной. Да! Я красив, чего скрывать. Особенно , когда пьян… Каким бы я не был пьяным, но все же первым делом, едва только за ней закрылась дверь, тут же стал быстренько разбирать свой Кольт, с тем, чтобы спрятать его в батарее на время таможенного осмотра. Я знал, что таможенник здесь лютует. По моим расчетам границу мы должны были пересечь часов в 10 утра.
    - Я тебе попутчицу нашла! - сообщила она загадочно, но с видимым разочарованием, что не придется воспользоваться моим интимным предложением. - Не возражаешь?
    Я возражал, но кому это было интересно? Как будто мои возражения имели бы какую-то силу! Да уж это было для меня лучше, чем пьяному сидеть без собеседника. Вы пробовали когда-нибудь пьяным побыть без собеседника? Тогда вы представляете себе, что это за мучение! Попутчица оказалась пухлой теткой лет пятидесяти, весьма приятной моему пьяному глазу. Тетка оказалась весьма компанейской, она тут же достала бутылку дорогого коньяка и закуску. Знают только пассажиры соседнего купе, как поладили Они. Представляю, как забавлялись эти несчастные, слушая всю ночь наше пыхтение, сопение и любовную борьбу. Я бдительно не смыкал глаз всю ночьдобросовестно исполняя роль волокиты и бонвиана. Роль мне удалась на славу. Где-то там, в других мирах, мне негромко, с известной долей иронии и легким налетом профессиональной зависти, аплодировал Константин Сергеевич Алексеев, по прозвищу Станиславский. Тетку звали, кажется Иришка. Она оказалась директором ресторана. Это был мой первый, но далеко не худший, сексуальный опыт с директором ресторана. Сошла она за два часа до границы. Я помог вытащить к выходу ее довольно-таки увесистые сумки. На перроне ее встречал муж-рогоносец и очаровательная девчушка-подросток, состроившая мне глазки. А я-то! Я-то! Хорош! Тетку-то пятидесятилетнюю охаживать всю ночь! Ох! Грехи наши тяжкие!
    - Как я тебе попутчицу подбросила ? -хитро спросила меня Люба, когда я снова попросил у нее чайку. Обломилось ей в эту ночь со мной. Но ведь у нас есть еще пару часов! До границы! -Дурачок! Иди отдыхай!
    - А нельзя ли Люба у тебя на время проверки спрятать одну вещицу в купе?
    - О ! Нет! Благодарю за доверие! Но нас пограничники в первую очередь шмонают, Рэй!
    - Вы - сама любезность и предупредительность! Не возражаете против сигары?
    - Вы бы шли к себе, Рэй! Там в вашем купе теперь уже я попутчика подсадила. Вы как к мужчинам? Равнодушны? А то среди них встречаются и душки!!!
    Да ! В моем купе уже сидел бледный парень с длинными волосами в дорогом блестящем костюме, более подходящего для коктейля или файв-о-клока. При моем появлении он как-то встрепенулся и напрягся. Похоже он тоже что-то прятал. Все мы боимся пограничников. Каждый что-то везет, что-то прячет. Совсем не осталось честных людей с чистой душой и биографией! Он приветливо кинвул мне и представился. "Эахим!". "Рэй" - ответил я.
    Эахим оказался иностранцем, как я и предполагал, почему-то - бельгийцем. У вас в Бельгии всех зовут Эфраимами? Ах! Конечно - Эахим! Я просто сегодня ночь провел с дамой и с коньяком. Границу лучше всего пересекать пьяным, чтобы избежать стрессов. Пограничники очень грубы! Да! Да! Разговорились, насколько позволял мне мой английский. Мой попутчик оказался ветераном Югославской войны. Ранен в ногу. Я только сейчас заметил трость: прислоненную в углу купе. Я пошел умываться и главное для моего состояния - чистить зубы! Долго: остервенело, так чтобы стать если не трезвым, то хоть не спугнуть и не растревожить , не распугать нежных чутких пограничников, своим русским духом. Пограничники нагрянули внезапно :когда их совсем не ждешь. И каждый миг стал вдруг удивительно хорош! И ты - поешь! Я предъявил документы. Командировочное удостоверение - мой главный козырь. Пограничники по моему предположению должны были вытянуться в струнку и спеть гимн при виде моего удостоверения. Но они как-то равнодушно , как-то совсем бегло взглянули на него. Зато документы моего попутчика они изучали основательно: как древний манускрипт. Потом нас, по обыкновению тех мест, попросили выйти из купе на время шмона. Волновались мы с ним оба на пару. Я думал, что если они обнаружат своими искателями мой разобранный пистолет, я никакого пистолета не знаю! Не мой! Я простой скромный сотрудник ЮНИСЕФ. По крайней мере об этом свидетельствуют мои документы! Проверьте :если не верите! Почему Они не сделали мне документы работника ЮНЕСКО? Почему именно ЮНИСЕФ?
    Эахим нервничал больше моего. Ручонки его дрожали, когда он прикуривал. Правильно я сделал, что напился накануне и провел бурную с жирной директоршей ресторана. Мне не так обидно будет попасть в лапы буржуазным ненасытным пограничникам. Я теперь неделю смогу прожить без женщины. У меня к ним непреодолимое отвращение. Я попрошу в камеру только пива и священника. Чтобы было с кем поговорить о душе!
    Ох! Не зря! Не зря волновался и переживал ветеран Югославских событий, раненный в жопу, Вышел главный пограничник и попросил у югослава трость. Без того бледный ветеран, чуть было сознание не потерял. Нервы не в ****у у ветерана. Нельзя с такими нервами становиться на шаткий преступный путь наркобизнеса. Один пограничник встал рядом с нами, чтобы мы не успели воспользоваться оружием или не проглотили бы отравленный воротничок. А через десять минут вынужденного курения я, уже как понятой, был приглашен в свое купе для того, чтобы поставить свою закорючку на какой-то бумаге. На столе лежала отвинченная рукоятка трости . Горка белого порошочка на белом листочке. Я, как словно бы жопой чувствовал, что мой нервный сосед по уши погряз в дерьме! Я сочувственно переглянулся с бывшим бельгийским Эахимом, который каким-то чудом держался на ногах, поддерживаемый с двух сторон дюжими пограничниками. Так тебе и надо! Наркоман несчастный! Будешь знать, как спекулировать на людском несчастье, продавая втридорога опиум для народа. Ату его! Ребята! Когда пограничники с довольными радостными лицами пританцовывая от счастья стали по одному покидать мое купе, я чуть было сам не станцевал с ними зажигательную джигу. Хорош был бы наш танец! Как бы он диссонировал с унылым , каким-то невыразительным поведением бельгийского проказника. Мне чертовски повезло в том, что мне попался такой замечательный сосед. Все внимание было сосредоточено на нем. Они вполне могли бы и более тщательно осмотреть мою сумочку. Просто непростительная, недопустимая халатность. Головотяпство пограничников конечно же было следствием дружеского расположения ко мне мой жопы.
    В случае, если бы меня все-таки задержали бы, мне бы наверняка некоторое время пришлось бы провести во вражеских застенках, как это уже случилось в Нигерии. Я два месяца томился с черными уголовниками, пока за меня не внесли залог и я не был под охраной переправлен в Рим подальше от черной руки страшного нигерийского Немезида. Я к тому времени достиг крайней стадии пауперизма. Я и выглядел последнее время как Челкаш. Мне пришлось даже продать свою машину. Я все деньги потратил на эту мерзкую вульгарную девчонку. Большую часть пропил, заливая горечь предстоящей разлуки с ней. Так вот я горячо люблю свою малышку. Свою маленькую взбалмошную, бестолковую и оттого веселую, и беззаботную как щенок, Люси. Вот ежели вернусь живым из этой поездки, в наказание женюсь на ней, пусть познает все тяготы и лишения семейной жизни со мной, думал я. Пусть познает всю скорбь ночных бдений, в ожидании меня с моих традиционных дружеских попоек. Пусть познает тяжесть нелегкого женского домашнего труда: стирки моих носков и трусов, приготовления для меня лангустов и жареных кальмаров! Пусть ! Пусть познает! Я отыграюсь на ней, дайте только срок! Я полез в свою сумочку, чтобы проверить, не украли ли чего у меня злые и коварные пограничники, не обнаружили ли они заклеенные в обложках книг купюры и чеки. Да нет…Но вот это мне уже не очень то нравится. На самом дне моей замечательной кожаной сумки лежала посторонняя вещица - какой-то цилиндр. Рядом - еще один! Я осторожно вытащил цилиндры на божий свет. Это были обычная банки кофе Neskafe. Но я уже в ту минуту точно знал, что они необычные, потому что собирал сумку будучи трезвым и точно помню, что кофе я не брал. Я никаких продуктов вообще никогда с собой не беру. Ну нет у меня такой привычки… Я все же счел нужным закрыть на замок двери. Ощупал одну банку. Внутри ничего не тикает. Понюхал. Ну я же не фокстерьер. В дверь кто-то осторожно постучал. Я спрятал банку в сумку. "Хто тама?" - спросил я по русски. " It s me!" - ответила проводница. Чудесно! Я снова ощутил прилив сил . Похоже и отвращение к женщинам начинает пропадать. " Пусти!" сказала она беззлобно, пытаясь выскользнуть из моих крепких объятий: ускользнуть от поцелуя. Но разве от меня ускользнешь! Я - парень хваткай! Люблю тискать ихнюю сестру в своих жарких объятиях - хлебом не корми! Корми мясом! Небольшое сражение за обладание ее маленькими грудками закончилось в мою пользу…Но ненадолго.
    - Что случилось то? - наконец смогла спросить она оправляя кофточку спереди: где мои сильные цепкие ручищи только что тискали маленькие детские сиськи.
    - А… Ничего… Героин у парня нашли. Только и делов-то.
    - Да не лезь ты…Натрахался со старухой, теперь ко мне лезет. Алкаш…Ты мне лучше расскажи как это он влип. Где нашли-то…
    - Где- где…
    - Молчать, поручик! Я серьезно спрашиваю…
- А я серьезно отвечаю… Мы его пасли от самого Бреста. Я же не могу тебе рассказывать все подробности операции…
Проводница вытаращилась на меня как баран на новые ворота.
    - Врешь…Так ты опер?
     - Ну…Скромно отряхнул я с ее кофточки невидимую пылинку, - Если тебе так уж нравится это неблагозвучное слово…Пусть будет опер.
    - Да не может быть… Так ты не был пьяным?
    - Конечно нет. Притворялся…
    - А баба с сумками?
    - Подсадная! Наш человек. Подполковник… В отставке… - зачем-то добавил я. И тут не выдержав, заржал от одного только вида выражения лица этой милашки. Лицо у нее буквально вытянулось. А я - дико ржал, схватившись за живот. Нервы стали ни к черту! Никакой выдержки. Проводница Люба, поняв, что я ее разыгрываю, что никакой я не опер, и к врагу никакого отношения не имею, заржала вместе со мной, свалившись от смеха прямо так удачно на меня… Про бабу я конечно хватил лишку!
    - Ох, ты и дураа-а-а-а-к…Я таких еще не встречала… - сказала она одеваясь.
    - А таких больше нет…- заверил я ее.
    Мне почему-то всегда кажется, что настоящие приключение еще только впереди. В этот раз я словно в водку глядел. Попал, что называется, пальцем в жопу. Когда Люба, бессовестно преувеличивая и искажая действительность, недовольно приговаривая сквозь зубы с обидой.
    - Эгоист несчастный… импотент задроченнный, - наконец-то покинула меня я вновь обратился к своей банке. Чутье не обмануло меня и на этот раз. Оно вообще меня когда-нибудь обманывало, мое Чутье? Да и вообще, это чутье называется по другому!
    В банке был героин. Не надо быть большим аналитиком Менделеевым -Кюри: чтобы определить это. Не казеиновый же клей спрятал бельгиец от обыска в мою сумку, когда я ходил срать. От бельгийская морда! Мало тебе в Югославии пиз…ли! Надо было вообще ногу оторвать! А я его еще пожалел! А он, пидарас, меня подставить хотел! Гневу моему не было конца. Да собственно и начала ему не было. Еще и с Любкой отчего-то не получилось! Герой-любовник! Это все из-за бельгийца! Ненавижу брюссельскую капусту! Куда я теперь с этими банками? Выкинуть от греха? Сейчас! Разбежался! Не такой я скучный человек, чтобы отказаться от сотни-другой тысяч баксов.
    В купе постучали. Я подумал, что это Люба пришла повторить не засчитанную попытку. "Хто тама?" спросил я тонким идиотским голоском, как Буратино. Но какой-то мужской бас сказал "Open pleas!" Он принадлежал явно не Любе, если она, конечно, за такой срок не произвела коррекции пола. Сейчас тебе! Разбежался я открывать! Чтобы ты меня убил за полкило героина? Если уж кого убивать, так лучше тебя!
    - Одну минуту! Я переодеваюсь! - крикнул я по русски. Пусть пока переводит. А сам не спеша стал собирать пистолет. Сейчас я тебя встречу! Я находясь при таких деньгах не могу рисковать. Я становлюсь супер - осторожным. Меня не проведешь! Я вогнал патрон в патронник и открыл двери. За нею никого не было. В коридоре, возле окна курил какой-то амба л. Выход из вагона тоже контролировали два отважных бойца в одинаковых кожаных куртках. Форма такая у международной наркомафии что ли ?" You knock at my door?" Амба л пожал плечами. Моя не понимайт! Ихъ бин больной! Кажется начинаются те самые приключения, о которых предупреждала моя жопа! Назвать их приключениями у меня даже не поворачивается язык! Знают ли они, что бельгиец заныкал банку с героином? Знают ли, что он ее мне в сумку заныкал? Может ли быть такое, что они запланировали перевезти героин в моей сумке?
    - У вас купе освободилось? - спросил вдруг амбал по русски.
Сейчас тебе!
    - I m waiting for my brother! This sleeper is occupied ! -находчиво сбрехал я не моргнув глазом, не поведя бровью, не дрогнув мускулом. Все амбалы тут же переглянулись, а я закрыл двери на чапок и стал быстро, как только мог собираться в дорогу. Голому собраться - только подпоясаться. Застегнул сумищщу на молнию, ремень потуже. Открыл окно и струя свежего прокладного воздуха чуть было не заставила меня отказаться от моей затеи. Но в двери опять кто-то осторожно постучал. Назад мне пути не было. Я перекрестился и ловко вскочив на столик протиснулся в форточку. Иногда я хвалю себя за то, что я не очень большой детина. Я в умищще пошел. " Слава! Открой! ", - призывно и ласково просила меня из-за двери Люба.
    " Оставьте меня, коварная потаскуха!" - крикнул я на прощание. Сумку через плечо и за спину. Столба нету! Пошел! И закрыв глаза , я словно бешеная птица, взмахнул лепо крылами, оторвался от поезда и полетел!
    Боже мой! И как после этого безоговорочно не поверить в ту белиберду, что навешал мне на уши мой замечательный Учитель? Как объяснить ту чудовищную не поддающуюся никакому объяснению уникальную, дающуюся только один раз в жизни интуицию, свалившуюся, словно дар всех Богов, на мою грешную пьяную голову?
    Я не успел даже подняться на ноги, как услышал страшный грохот , от которого содрогнулась земля под моими дрожащими ногами. Черный столб из земли и дыма взметнулся всего в пятистах метрах от меня по ходу поезда. Поезд! Мой поезд, из которого я только что благополучно, словно птица, выпорхнул на полном ходу, на моих глазах превращался в адский ревущий столб, состоящий из груды железа, стонов, скрежета, огня и агонии уходящих жизней. Никогда больше в жизни я не был свидетелем такой глобальной катастрофы. Судьба в тот самый миг преподнесла мне самый важный, самый ценный подарок - новую жизнь, и возможность увидеть ее конец!
    Я считаю этот случай в прямом и переносном смысле - началом отсчета новой эпохи. Я вышел из этого приключения - другим человеком :обогащенным наднаучным знанием о жизни и смерти, и, к тому же - достаточно для своего возраста и положения - состоятельным. Те два часа, до приезда команды МЧС, я старательно собирал небывалый урожай драгоценностей с этого страшного мертвого поля. Мертвым злато ни к чему! Никого в живых не осталось. Никого! Ни единого человека! Ни единого свидетеля!
    Никто не знал о моей страшной тайне. Почти - никто! Мой отчет не содержал никаких сведений, относительно моего нечаянного мародерства, или касающихся каких-нибудь порочащих мое честное имя, деталей незавершенной операции по задержанию бельгийского наркокурьера Эдмонда Ван Гассельта. Лишь только Сели, вручая мне деньги за героин, который он любезно помог мне сбыть, сказал задумчиво, но без осуждения
:    - Поезд-то зачем надо было взрывать?


Глава 31 - ТАЙНА ЖОПЫ

    - Взаимоотношения человека и жопы еще долго будут тайной для человечества в силу кажущейся абсурдности самой идеи автономности ее мыслительной системы. - продолжал доктор Перейра, - не заметив моего секундного отсутствия в радиусе его мысли, - А что вы хотите от цивилизации, где само употребление слова "жопа" находится по запретом, относится к числу вульгарных и нецензурных?
    - Ничего я уже не хочу от такой цивилизации! Лишь бы меня не трогала! - поддакнул я, как мне показалось - к месту! Знаете, когда слушаешь какой-то нудный доклад, я знаю это по опыту учебы в высшей школе милиции, надо время от времени вставлять какие-нибудь остроумные реплики, чтобы у докладчика складывалось впечатление, что его великолепный дорклад вызывает у слушателей небывалый интерес!
    - А ведь человек постоянно находится рядом с разгадкой этой тайны! Но существуют силы, не заинтересованные в том, чтобы тайна мышления жопы была раскрыта! Большинство секретных материалов по исследованию жопы безвозвратно исчезли. Вполне возможно, что именно жопе мы должны быть благодарны за этою. Но остаются документы, которые уже не могу быть уничтожены в силу их общественной значимости и распространенности. Я имею религиозные документы косвенно дающие нам возможность судить о масштабах разума жопы. Вот вы знаете, отчего повелась традиция на Руси почитания дурачков - людей, имеющие неординарное жопное мышление, мышление явно неземного происхождения, ирреальное, абсурдное… Нет! - честно признался я. Эта традиция восходит своими корнями к почитанию византийского юродства. В "Алфавите духовном" сказано " Урод есть, иже естеством уродится что каково…, а урод наречается буй и несмыслен". Дураков на Руси называли еще и "пахаб", "блаженный", "буй". Это отнюдь не синонимы. Кстати, святые отца церкви, на подсознательном уровне выступали в защиту таких людей еще на раннем этапе развития христианства. Помните у Павла в послании к Коринфянам? А как же!… воскликнул я горячо. Словно в самом деле читал это послание. Доктор уважительно посмотрел на меня, и процитировал нараспев: - " Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?…Кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным… Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом!" Вы следите за ходом моих мыслей?
    - Так выходит, что и христианство…
    - Увы! Я этого не говорил! - Хитро посмотрел на меня доктор, улыбнувшись. - Эти слова, как бы мы к ним не относились, и сейчас могут служить теоретическим обоснованием преимущества разума жопы.
    - О Боже! - всплеснул я в отчаянии руками.
    - А тут нет ничего ужасного! Принимайте это как естественное положение природы в мире. Спокойнее относитесь к моим словам. Потому, что дальше вы узнаете вещи еще более интересные. Главное чтобы у вас не поехала крыша! - он потрепал меня по голове и легонько двинул кулаком по челюсти. - Самым древним обозначением дурачка, было обозначение "буй" или"буякъ, буявъ. Так по крайней мере обозначает кирилло -мефодиевский перевод Послания к коринфянам . В последующих редакциях оно вытесняется словами "оуродъ", "юродивый". И вот что интересно в первой русской редакции жития Василия Нового, двенадцатый век, говорится: " Иже оуродством мудраго злобу победиши". Чуете мудрость жопы? Юродство ставится уже выше мудрости человеческой! Дальше - больше. В житии Феодосия Тырновского, это болгарский документ Х1У века, рассказывается о появлении в Тырнове двух еретиков - богомилов Кирилла Босоты и Лазаря. Вот как рассказывается в его поведении Доктор раскрыл одну из книг, лежащих на его столе на месте закладки и прочитал: "Уродовати начеть и обхождени нагъ до конца весъ град, на срамных же оудах и жопъ тикву ношаще, тех покривание имоуще, стране и крозьн позорь въсемь зрещиим". Это уже явное привлечение внимания верующих к жопе! Церковь потерпеть такого издевательства конечно же не могла, и на Соборе 1350 года еретики были осуждены и изгнаны из Болгарии. Но самое интересно, что традиция демонстрировать свою жопу и навешивать на срамные уды что-нибудь была известна в Византии как форма чрезмерной аскезы!!! Иоанн Цец упоминает о "навешивающих на уд колокольчики" . ( см. Ioannis Tzetzae Episulae Ed. P. A. M. Leone. Leipzig, 1987, p. 151. Прим. Автора ) Впоследствии кольца, колокольчики и другие украшения на жопе и других половых органах стали носить и русские юродивые! Теперь понимаете, откуда пошло название - " мудозвон"?!!!
    - Так вот оно как! - произнес я ошарашено. - Отсюда значит. Из святой Руси?
    - Так вот эти мудозвоны бродили по Руси с голой жопой и пытались обратить на себя внимание на свою жопу. На уровне подсознания, на уровне неясных позывов , на уровне подчинения какой-то силе (а мы с вами знаем - какой! ) эти люди пытались донести до нас правду о жопе! Они ходили по городам и весям и звенели своими мудями, возвещая о новой эре - эре жопы.
    - Интересно! Захватывающе! - воскликнул я.
    - Юродивый так же необходим Русской церкви, как его секуляризованное отражение -Иван-дурак Это же любимый персонаж! Он всегда -прав! Понимаете? За дураками правда! За людьми неординарного абсурдного мышления! И эта любовь и вера в глупость вовсе не на пустом месте? Хотя по нашей логике, было бы правильнее, если бы это мнение родилось вопреки сложившемуся стереотипу. Но ведь именно юродивые на Руси обладали пророческим даром и способностью творить чудеса! К ним прислушивались! Прокопий предсказывает Божий гнев и великий град на Устюг. И столетия спустя мы можем видеть следы поваленного каменным градом леса в двадцати верстах от города. И святой Михаил из Клопского монастыря под Новгородом и Исидор из Ростова. Все эти юродивые, пахабы, имели провидческий дар.
    Причем, заметьте, что явление юродства, проявляющегося в демонстрации жопы, гениталий, публичного унижения - не было ограничено географией Европы. Оно было поистине всемирным, не знающим границ. Теоретик суфизма в исламе Мухаммад Али Ал-Термези к высшей категории святых относит тех, кто принимает осуждение -"малама" Доктрину "маламатийя" ( тоже, что и юродство в христианстве) разработали впоследствии Абу Салих б. ал- Касар и Абу Йазид Тайфур ал-Бистами еще в 1Х веке.. Маламати" - это тот, кто сознательно напрашивается на осуждение людей, совершая по отношению к людям нечто провокационное написано в персидском сочинении Х1 века "Кашф аль-Махджун". И что провоцирует людей на осуждение? Внимание! Демонстрация жопы и гениталий! Но самое главное! Это то, что только настоящие "юродивые" и "маламатийя" умели предсказывать будущее и совершать чудеса! Очевидцы и историки указывают на феноменальную способность Муса Шахи Сухаг вызывать дождь во время засухи! Именно от бродячих дервишей, умеющих совершать чудеса произошло нынешнее понятие "факир"! Многие формы индуистской духовности напоминают нам юродство. В частности адепты секты "пашупатас". Их стремление к бесчестью достигало высшей точки. Они могли запросто подрочить в храме в пристутствии женщин!
    - О Боже! - в ужасе закрыл я от стыда лицо руками.
    - Да, юноша! Именно так! Брахман стоит выше дихтомии приятия - неприятия мира! Как вы это объясните? Но к сожалению люди так ничего и не поняли. И наступил эпоха яростной борьбы человека с проявлениями неземного мышления. Начались гонения на "дураков"! Уже в ХУ веке по рекам Германии поплыли знаменитые Narrens - chiffen -"корабли дураков". Города ( а первым был Нюрнберг) стали избавляться от своих "сумасшедших". Со временем корабль дураков заняла клиника для душевнобольных. Между посланцами космического разума и социумом вырастали больничные стены, а значит - решить кто нормальный, а кто безумный , кто святой , а кто грешник - не представляется теперь возможным. В этом смысле очень красноречива этимология романского слова "cretin". В современно французском оно означает - слабоумный. Но восходит к латинскому "christianus". Не оттого ли что истинным христианином считался носитель юродства - истинного мышления? Вспомните слова Пелагия , сказанные еще в У веке. "Творение мира - дело Божьей мудрости. В ней при посредстве мудрости природной должен был постигаться Творец. Но поскольку люди Его не познали, им дана была глупость" Глупость - обратная сторона мудрости для постижения Загадки бытия! Обратная сторона! Вы меня понимаете? Голова - жопа! Обратная сторона!
    - Понимаю ! Жопа!
    - Что такое сознание жопы? Это совершенно новый уровень восприятия и анализа информации! Вы понимаете, что мы зашли в тупик со своим научным сознанием!!! Вы это понимаете?
    - Понимаю! - успокоил я его.
    - Наука - это ни в коем случае не окончательная и не высшая форма общественного сознания!!! Существует более высокая форма сознания!
    - Сознание жопы?
    - Называйте это так! Хотя, конечно, для большинства людей это звучит эпатажно. Назовем его лучше - Надсознание! Постнаучное надсознание!
     - Наднаучное надсознание!
    - Отлично! Ведь от скольких заблуждений и догматов науки нам пришлось отказаться после открытия Альберта Эйнштейна! Вернера Гейзенберга! После революции в генетике, Биологии! Мы уже по другому стали относиться к Библии, Корану и Ведам! Но на нашем пути стоят какие-то силы, препятствующие познанию. Значит, что-то мы делаем не так! А такое явление как мужской гомосексуализм? Это же противоестественное явление? Так?
    - Думаю - да!
    - Ведь согласитесь, что куда боле естественно, когда мужчина оплодотворяет женщину, нежели другого мужчину! У него-то и органов для оплодотворения нету!
    - Да вы меня не убеждайте!
    - Так вы говорите, что жопа не старалась обратить на себя внимание? Вот пожалуйста живой пример! Педерастия! Человек! Гляди! Жопа тебя зовет! Откликнись! В словаре Гезихия имеется более 70 выражений для определения педерастии и мужской проституции. Это в 4 веке до нашей эры! Но человек, вместо того, чтобы возмутиться и изучить явление явного отклонения поведения жопы, наоборот узаконивает сексуальные отношения между мужчинами! В Спарте педерастия - кинедизм вообще была старинным славным боевой традицией, обычаем! Вдумайтесь в слово - обычай! Великий Нерон состоял в браке с двумя мужчинами Спором и Пифагором! Тиберий, Калигула, Август, и даже благородный Тит! Все были гомосеками! Коммод имел гарем из 300 мальчишек! А Гелиогабал!!!
    - О! Не говорите мне о Гелиогабале! Меня сейчас вырвет! Это ужасно! Такого педераста не знала история!
    - Попейте воды! Малькиадос! Принесите воды! А лучше - граппы! Или - текилы!
    - Да.да! Текилы лучше! - подтвердил я.
    - Успокойтесь! - Учитель погладил меня по спине. - Вам конечно не терпится узнать о результатах опытов, проводимых в лабораториях Менгеле? Во первых, одним из важнейших открытий того времени было уже то, что Менгеле стал исследовать жопу отдельно от остального тела. Оказалось, что после остановки сердца и кровообращения, жопа остается жить довольно длительное время. То есть она черпает силы из отдельных энергетических ресурсов! Отдельная энергетическая система жизнеобеспечения! Это уже одно из главных доказательств того, что жопа жила отдельно в начале эволюционного развития. Далее встал вопрос о характере взаимоотношений человеческого организма и жопы. Обусловленной стремлением к совместной деятельности. Включающий в себя обмен информацией, выработку единой стратегии взаимодействие и понимание. Обмен информацией жопа осуществляла доступными знаковыми средствами однако человек в силу своей ординарности своего мышления, не воспринимал эту знаковую систему. Вы когда-нибудь прислушивались, к тому, что пытается сказать вам ваша Жопа?
    - Моя? Нет! К сожалению, к своей я не прислушивался. Нет пророка в своем отечестве. Зато вот чужие жопы мне говорили о многом!
Попытка жопы навязать свою знаковую систему выступает в данном случае как форма жизнедеятельности, следует очевидно говорить о специфичности задачи жопы - найти единую знаковую систему с человеком, доля обмена информацией! Ведь жопа обладает феноменальным запасом генетической памяти, огромным запасом культурной и научной информации. И кто знает, если бы мы поняли язык жопы, мы сегодня не были бы, как говорится в жопе! Простите за каламбур!
    - Прощаю!
    - Жопа достигла лишь некоторых аспектов межличностного общения с человеческим организмом на уровне регуляционно-коммуникативном уровне. Однако синдикативную функцию, функцию сплочения - жопе выполнить не удалось. Вернее - человек не захотел прислушаться к жопе! И как следствие -невозможность осуществления фиксации места каждого участника отношений в системе ролевых, статусных, связей. Системы организации пространства, и интерпретации межличностного восприятия причин и мотивов поведения как человека, так и его жопы. В частности отклонений Каузальной атрибуции жопы от логических норм под давлением субъективных мотивационных факторов… Например, когда срать хочется! Это явление адекватно реальному вкладу в результат деятельности как жопы, так и человека! Мы отдаем себе отчет, что информация полученная нами недостаточна для адекватного взаимодействия и нуждается в достраивании. Как ведет себя жопа лишившись человека? Как ведет себя человек без жопы? Любопытно вам узнать? Самое страшное -человеческий мозг без жопы лишается способности анализировать! Знаете почему? Потому что не хватает памяти! Знаете как в компьютере? Не заложена программа! Недостаток информации! Мозг содержит только информацию полученную в процессе жизнедеятельности! Опыт прошлых поколений сохраняется в файлах, которые записаны в жопе! Информация человеческого мозга становится совершенно бесполезной, поскольку нет ключа для ее расшифровки"! Нету! Она записана на недоступном языке. А пароль - жопе!
    - Но ведь и жопа без человека тоже бессильна!
    - То-то и оно-то! Но человек не прислушивается к жопе и использует ее потенциал только на 0,4 процента. Всего 0,4 процента! Вы понимаете насколько это ничтожная часть? Есть отчего жопе прийти в отчаяние! Ведь оттого, что человек не идет с ней на контакт страдает первую очередь она! Существо высшего порядка! Ей мешает человек. Тупое животное не желающее понять свою мудрую жопу!
    - Если она так мудра, то отчего она не подскажет человеку?
    - А вы ее слушаете? Вы к ней вообще когда-нибудь прислушиваетесь?
    - Честно говоря - не очень… Я языка не знаю! - оправдался я смущенно…
    - Да вы и не пробовали… А вообще - в последнее время с развитием военно-технического потенциала Земли, возникла серьезная опасность уничтожения земной цивилизации вместе со всеми живущими здесь жопами. Поэтому жопы, живущие вне Земли в последнее время проявляют заметную активизацию. Кстати, то, о чем писали газеты, о ваших каких-то там встречах с металлическими цилиндрами и прочее - это и есть ни что иное, как резиденты внеземных жоп.
    - А чего они хотят?
    - Им важно забрать часть наиболее продвинутых жоп с собой, для размножения.
    - А как жопы размножаются там, в других мирах?
    - Очень просто! Делением! На две половинки!
    - Но одна ягодица - это уже не жопа!
    - Жопа, жопа! - успокоил меня доктор. -Вторая потом приростает! Хотя, вы знаете, главная задача - это все же - подсказать человеку выход из положения! Указать ему путь к спасению! Но пока результатов нет. Как еще ему подсказывать! Она и пердит! И зовет его и кричит и поет! Вы слыхали как поет жопа?
    - Нет
    - О! Ну что же вы молчите! - профессор всплеснул руками укоризненно. - Хотите послушать?
    - С удовольствием!
    Учитель встал ко мне задом, подоткнул свой пурпурный шлафрок, поднатужился, крякнул натужно и неожиданно в воздухе раздалось мелодичное пение. Звук, извлекаемый Учителем из жопы чуть-чуть напоминал звуки окарины, голос Айгу Сумак, индейского шамана: протяжный и изменчивый, как мир. ( Песня жопы в исполнении профессора. Исполняется впервые! К сожалению формат романа не позволяет передать такое неземное явление - как песню жопы. Но надеюсь, что кинематографическая его версия будет более информационно емкой! Я, признаться с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.)
    - Скажите , О, Учитель! - обратился я, сложив руки на груди, как только стихли последние звуки Песни песней. - А как жопа относится к предательству? К адюльтеру?
    - Отрицательно! Жопа не прощает измены! Она очень нравственна и даже где-то - романтична! Жопа - приятель, это и есть носитель моральных свойств человека. Человек рождается с заложенными в нем моральными установками. Но жизнь и социальная среда вносит коррективы в эти установки!
    - Ну и как же теперь, после всего, что я узнал, дальше жить, учитель? - спросил я.
    Перейра посмотрел на меня своими добрыми глазами, погладил по вихрастой голове. Вытер руки о свой пурпурный хитон и сказал со вздохом
:    - Жить надо в согласии с собой и со своей жопой. Она подскажет - как достичь согласия! Прислушивайтесь почаще к ней, к ее голосу! И главное- распространяйте Знания о жопе повсюду, куда вас занесет судьба! Не бойтесь! Рассказывайте людям Правду! И не смейтесь над жопой больше никогда! Слышите? Никогда!!!
    - Я понял, учитель! Никогда!!! - после этих слов я преклонил колени и поцеловал краешек его пурпурного одеяния…


Глава 32 – Я знаю, как жить!

    Просветленный и умудренный я покинул Храм Жопы. Мне хотелось поделиться с кем-нибудь своими знаниями. Хотелось петь, кричать, смеяться, танцевать! Я хотел обнять весь мир, всех больных и убогих, одиноких и несчастных. Я любил всех на этой земле и всех на других планетах! Мир без пространства вдруг предстал передо мной. В нем были лишь сознания чужие и музыка. Без пианино, скрипок и без флейт, без арф и опулеле, без цитр и балалаек, без нот, без голосов…Весь мир спал и лишь бесшумная река времени струится по земле. Время проходит мимо меня бесшумно в тот самый миг, когда событья созданные мною уж далеки, как эти облака, который уносит ветер в вышине. Я осознал себя смущенным Гераклитом, стоящим пред рекой, в которую собрался он войти повторно. И глядя на поток, в котором утопали лица, судьбы и событья, взгляды, встречи , недоразуменья и обиды, я видел, как и злая боль, кружась в водовороте, тонула в мутных водах. И я с рекою этой бурной, подхваченный потоком в Вечность уплывал. Я утекал во все вчера всех тех, что жили до меня. Я утекал во все влюбленности и чувства, в настоящие и прошлые. В мгновенья, охватывающие все города и межпланетные пространства, и в будущее, еще не появившееся, но уже рожденное во времени.
    Как страшен должен выглядеть, наверное, образ Вечности! Я был бы уничтожен, сломлен, если бы вдруг предстал пред ней, во всем ее величии! Как хорошо, что у меня есть дни и ночи, часы, минуты и секунды, и мгновенья не поддающиеся исчислению, и будущее, которое предчувствую, к которому стремлюсь и тайно от себя - боюсь…

    Во мне живет Улисс, от Пенелопы убежавший, прошедший Геркулесовы столпы, чтоб солнцу вслед увидеть мир безлюдный, внезапно осознать себя планетой, почувствовать тоску по дому, по любви и ласке близкого родного существа.
В тот день я решил позвонил Сашеньке. Я знал, что я ей скажу! Я созрел! Я сегодня решил сделать ей официальное предложение. В конце концов довольно беззаботно жить. Я еще хочу любить. Я хочу иметь детей! Я хочу простого человеческого счастья. И возвратясь с работы хочу я обнимать в прихожей пахнущую супом и пеленками жену. И утопая в волосах ее ей говорить слова любви…
    Я бродил по пустынному берегу океана, под шумные раскаты могучих сильных волн, я любовался бесконечностью воды и непокорной силой стихии. Я хотел, чтобы она услышала как шумит безбрежный океан моей любви, сливаясь с шумом настоящих волн.
    - Алло! - крикнул я в трубку, едва услышал легкий щелчок поднимаемой трубки. -Сашка! Ты слышишь, как шумит прибой?
    - Кто это? - спросил недовольный, простуженный голос строгой мамы. Я забыл, что у них там ночь…
    - А Сашеньку можно услышать? - в некотором смущении, от нетерпения у меня перехватило дыхание. Слезы вдруг неожиданно набежали на глаза. - Озверели совсем… -проворчала мать и бросила трубку.

***

    И вспомнил я единственный волшебный день, когда передо мной на миг явился истинный блик Мира. Мы лежали с тобой на диване, глядели не мигая друг на друга. Я слушал дивную музыку твоего дыхания и любовался твоей сказочной улыбкой. Губы дрожат, не слушаются рта. Вот - вот растянутся и обнажат в улыбке ровный ряд зубов. Вокруг тебя таинственные знаки из тусклых звезд загадочных огней. И сократилось расстояние от Неба до Земли и я рукою достаю до Неба. И вдребезги, как зеркало, пространство разбиваю.
    - Ты смеешься?
    - От счастья, родная, от счастья…
    - Ты счастлив?
    - Очень…
    И половодье света затопляет пространство счастливого ожидания и я вхожу вослед за тобой в какой-то странный мир неясных откровений, ненужных слов о блуде и невинности, о раскаянии и покаянии, о смерти и прощении, о плясках Саломеи, о странностях изображенного пространства, чудесным образом рожденного в сознании твоем. Таинство нас соединяет словно чьи-то голоса в церковный хор. Таинство вдруг на миг приводит хаос наших душ к вершине совершенства. Светящимися созвездиями струится в жилах кровь, к ожившим членам приливая вновь и вновь…Где-то там, во времени ушедшем, Мария, укрытая роскошным саваном волос из слез своих, почти уже совсем святая, покидает неф, пустынный смирный лев ей помогает удержаться на краю моей могилы.
    Орфические гимны, мускус, амбра… тут ты пахнешь Сардониксом. А тут хризопразом. Тут ты пахнешь ночным кремом, медом, водорослями. Ты Мага или Пола? И разом обрываются все запахи и все становилось вдруг вкусом, исконные соки обжигали рот и все проваливалось в первозданную темноту и замыкалось на этой животворящей ступице, вокруг которой вращалась сотворенная ею жизнь… И в этот миг, когда острее всего чувствуешь свою общность с животным, являются взору образы, венчающие начало и предел бытия, и во влажной впадинке, что дает тебе лишь ежедневное облегчение, вдруг задрожит Альдебаран… Мы говорим на разных языках любви. Ты вдруг забылась, меня приняв за сотворенного твоим воображением кумира… Забилась… Вспыхнули гены и созвездия, сливались воедино Альфа и Омега, тысячелетья, отражение в зеркале, игральный стол сукном покрытый изумрудным, и…

    Я счастлив оттого что видел этот миг. И пусть он более не повторится, но если мне придется расставаться с жизнью, ( а расставаться все-таки придется!) то я скажу себе спокойно: Я видел Бога! …и я покину этот мир счастливым.
    Осторожно ступая входит Трофим. Несет вечерний матэ.
    - Опять глядишь в углы… - ворчит он, -Какой уж день… Небось все писем ждешь, депеш да эстафет… Не жди… Ей не до нас! Сейчас, поди, в России осень… Балы!
    Он ставит передо мной чашечку с ароматным напитком, поправляет сползшее пончо с моих ног.
    - Да нет, старик… - смутясь бормочу я, глядя на седину бровей, на строгие очки, на розовую плешь… - Сыграем в дурачки? Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш…
    Последние слова мои тонут в глухих рыданиях…



    А мой Сон? Как он? Чем он закончился? Мой сон закончился внезапно и ужасно. С трудом я вытащил убитого гаучо из под пола. Стараясь не смотреть в его лицо, я потащил его из дома, через патио, чтобы закопать по старым баобабом на Пласа де лос Марьячос. Но я нечаянно увидел обращенные в мое сознанье полные мольбы глаза гаучо. И на беду свою узнал я этот взгляд. Узнал я взгляд своих друзей, укора полный. Огнем в лицо мне полыхнуло горечью. Один тревожный взгляд из страшного безмолвья! Тревожный и зовущий взгляд моих друзей. Ночь на четыре четверти разбита. Грохочут Оры! И солнце блещет золотом лазури и черный пес со злобой рвет на части корень мандрагоры. Пусть я нечаянно украл спартанскую царицу, у друга своего. Но смерти для него я не желал! Она - Язычница! Она помрет в своем аду. Здесь собственный мой дух сплотит тесней двоякий мир видений и вещей! То головы змеи Лернейской, то ламия,с глазами полными укора и любви, (в зеленом платье от Лоренто $ 1450) . и трупы Стимфалид и торжествующий над ними богатырь Алкид. Дриады жрут мацу на шульхен орех и совершают кадеш и урхац! И вдалеке мой лучший друг, мой верный Гер, рукой приветливо мне машет, словно бы зовет к себе.
    Тогда, в последний раз, во время нашего прощания в аэропорту, Гер выглядел каким-то взволнованным и тревожным. Он словно бы думал о чем-то тягостном. Я тогда принял это за простое сожаление, о том, что нам приходится расстаться. Мы еще не знали, что это - надолго.
    - Если увидишь Армика, или Ди Меолу -передай привет! - сказал он, рассеянно провожая взглядом симпатичную стройную стюардессу, тяжело ступающую мимо нас, согнувшись в три погибели под тяжестью холщевого мешка, который она несла на своих хрупких плечах. Стюардесса заметила его взгляд и обернувшись приветливо помахала нам ручкой.
    - Хорошо… - сказал я. Мне казалось, что Гер хочет сказать мне что-то важное. Я даже немного боялся, что это может оказаться упреком или обвинением… Мне хотелось, чтобы побыстрее объявили посадку, чтобы прекратилось это тягостное молчание.
    - Наверное там и Пако будет! - сказал задумчиво Гер.
    - Да, он в списке приглашенных. И Клэптон тоже приглашен…
    - Счастливчики!
    - Может поехали просто так? Я договорюсь с Рошаром Дювалем! Он тебя знает и любит. Я ему твою пластинку подарил в прошлый раз… "Masturbaition". Или попрошу билет у шахини Шарах Марахской…. На худой конец - есть княгиня Фюрстенберг! Уж она-то точно что-нибудь придумает!
    - Нет! - твердо отказался Гер, - На худой конец нам не надо! Мне младшего в поликлиннику завтра вести. Ушко что-то воспалилось…
    А вообще было видно, что ему очень хотелось поехать со мной. Когда диспетчер объявил посадку, Гер заволновался еще больше. Он неуклюже переминался с ноги на ногу, затем полез в боковой карман и протянул мне небольшую тетрадочку.
    - Что это? - Спросил я удивленно.
    - Стихи… - ответил он, отводя взгляд в сторону.
    - Чьи?
    - Мои!
    Гер как-то торопливо, неловко и смущенно поцеловал меня в щеку, и повернувшись, опрометью побежал прочь, спотыкаясь и петляя, словно подстреленный заяц, по кафельному полу. Для меня это было, конечно, новостью необычайной! Я и не знал, что Гер пишет стихи. Ну почему мы все такие скрытные?

Вот эти стихи.

            Как тень Адама на аллеях рая
            Я шел из ниоткуда в никуда.
            Но кто-то на прощанье, умирая,
            Открыл мои незрячие глаза.

            Слеза прощанья, как роса на травах,
            Рассыпалась на тысячу дождей.
            Где откровенье брошенного взгляда
            На тень, что в эту ночь была твоей.

            Постель лесная - бархат мягких мхов
            Нас ждет.
            Прощайся с пылью трона.
            Лишь фея бросит нам букет цветов,

            Мы колокольного уж не услышим звона.
           Сгорают два дерзких слова: ЛЮБОВЬ и СВОБОДА.
            Я, обезумев, спасаю еще живую ЛЮБОВЬ.
            Мне говорят, что на все у нас воля народа,

            Кто-то, когда-то за это лил свою кровь
            Оденьте меня в смирительную рубашку,
            Смотрите все, как я становлюсь уродом,
            Оденьте меня в смирительную рубашку.

            Сегодня я отрекся от слова СВОБОДА.
            Перестану кормить я себя зловонной правдой.
            Отвернитесь друзья - перед вами безмозглый кастрат.
            Упиваясь неведением, как запоздавшею СЛАВОЙ
            Сладкая ложь - это плата за тяжесть утрат.

            Но зачем мне свобода, Некого больше любить.
            Я один из миллиона бездарных ослов.
            И выхода нет, остается покорно дожить.
            Я когда-то ошибся в выборе слов.

            Оденьте меня в простую рубашку.
            Вы подарите радость больному уроду.
            Оденьте меня в простую рубашку.
            Я когда-то отдал за минутное счастье - СВОБОДУ.

            Обгорел. Обожжен.
            Зимний ветер безжалостно лижет
            Лохмотья изорванных щек.
            Наклоняюсь к огню все ближе.

            Обгорел. Обожжен.
            Между жаром и лютым холодом.
            Покрываю лысину снегом.
            Прикрываю невежество голодом.

            Вечно между какими-то крайностями.
            Между Сталиным и Мао Цзе Дуном.
            Между ****ством и непорочностью
            Между смертью и уличным шумом

            Обгорел. Обожжен.
            Из-за пепла ресниц не вижу,
            Я бы сам сегодня пошел
            Вырезать у общества грыжу.

            Пасынок теплого года,
            Отлученный от прочих благ,
            Выходил каждый день на дорогу,
            Чтобы ночью спуститься в овраг.

            Он шел босиком по глине,
            По песку и по камням.
            Пасынок теплого года
            Пел колыбельную дням.

            Подходил он к реке, чтоб напиться,
            К огню, чтобы руки согреть.
            К церкви, чтоб от нее отлучиться,
            К тюрьме, чтобы в ней не сидеть.

            Пасынок теплого года
            Слыл любителем снов.
            Жил он без друзей, без печали,
            Без зарплаты и без чинов.

            Поднимался он в горы, чтоб скрыться,
            Опускался в шум площадей
            Посмотреть, как будут молиться
            За исход свободных людей.

            Но однажды пришли морозы,
            Снег завалил овраг.
            И пасынок теплого года
            Узнал, что он чей-то враг.

( Это действительно настоящие стихи моего друга. Он покинул Землю, когда ему было 26 лет.)

    Мы ведь могли бы читать эти стихи тихими зимними вечерами, сидя за бутылочкой каньи у жаркого камина, задумчиво глядя в живой, подвижный и щедрый огонь. Мы могли бы радоваться и наслаждаться замечательным порядком знакомых слов, плавными мелодиями звуков, рожденных этими словами… Мы могли бы жить еще интереснее и насыщеннее. Ведь поэзия дарит нам ту недостающую в обычной жизни искренность и близость…Зачем мы лишаем себя таких чудных мгновений? Почему мы никогда не задумываемся. Что однажды мы лишимся радости взаимного узнавания, взаимного проникновения и радости прикосновения к живому, любимому существу… Не оттого ли, что считаем себя вечными? Но радость земного общения вовсе не похожа на другие радости, как бы прекрасны они не были! Почему мы не дорожим Земной жизнью? Не оттого ли, что подсознательно убеждены, в том, что нас ждут другие прекрасные миры?
Весть о страшной трагедии застала меня в Перуанской столице. Сообщение о смерти Гера и некролог я прочитал в газете " Dearea Ofisialle". Оно было напечатано большими буквами и обведено в рамочку. В красивую такую рамочку. С цветочками. Там было написано, что ушел из жизни великий композитор и музыкант, но ни слова не говорилось о том, что ушел из жизни мой лучший друг. Мой единственный друг. Мой последний друг.
    Я сидел в кабачке "Альмагро" у Санчеса на улице Талькуано, утопающей в зарослях бугенвилля, и плакал. Передо мною остывал в чашечке горячий матэ. Напротив Трофимка и Соледад тщетно пытаются меня успокоить, подливая мне мутной каньи в чашку из пузатой бутылки. Трофимка вытирает слезы с моего лица батистовым платком. Он был трогательно заботлив. Все-таки при всех своих пороках, капрофагния из которых была несомненной добродетелью, Трофим был очень чутким и нежным парнем.
    Он говорит какие-то странные ненужные слова, без смысла, без значенья,о том, что всех нас ожидает смерть. Словно один ребенок пересказывал другому содержание пророчеств Библии. И в чем-то он конечно был и прав. Но легче мне не становилось. Я прожил жизнь почти что без страданий. И то, что вдруг судьба мне посылает смерть моих друзей, меня по настоящему пугает. Случится все, чему случится суждено. Но все-таки не надо так со мной…
    Играют тихо на куэне и окарине ребята ил Ла - Риоха: Эрнесто кардиналь и Марсель Вергаса. Поет чилийская девчонка Мага. На ней опаловое платье с большим декольте, перчатки по локоть, цвета слоновой кости, накидка с собольей оторочкой и кирпичным подбоем, в волосах гребень с брильянтом и эгретка. И взгляды - полные любви… Весь мир объят ее любовью…
    Я уже знал, что здесь, в краю сиесты вечной, мне счастья не видать. Что жизни новой не начать, лишь потому, что в старую еще не затворил я двери…
    Прощай, еще одна страна, мне радость подарившая неспешной поступью истории своей…
    Мне нравились светлые и приветливые перуанцы. Простые и добрые люди. Мне нравилась их неспешная , спокойная жизнь, словно все они обладали каким-то Великим знанием о жизни и Вечности. Они никуда никогда не торопились! Пропустить сиесту здесь считалось дурным тоном. Вот в чем заключалась главная загадка их жизни. Они знали что впереди у них - вечность! Мне нравилось здесь даже то, что понос тут не бал запрещен, а наоборот даже как-то поощрялся. Во всех аптеках свободно продавалось слабительное. Но для счастья этого оказалось недостаточно!
    Вылететь из Лимы я смог только через два дня. Я долетел до Мадрида. И только оттуда вылетел в Москву. Потом поездом добрался до дома.
Мы стояли со Стеллой возле гранитного камня, на котором было высечено имя моего друга и даты его жизни. Ветер с дождем хлестал мне в лицо, словно тоже негодовал за то, что я опоздал к своему другу.
    - Ну вот мы и остались с тобой одни на всем белом свете… - сказала Стелла, зябко прижимаясь к моему плечу.
    Я легонько, стараясь не обидеть ее, освободился от ее прикосновения.
    - Нет… Стелла. Мы не одни. Они с нами. Рядом с нами. И они сейчас как раз видят все как никогда! И Гер, и Сели! Они всегда будут рядом с нами! Помни об этом. И живи так, будто они с тобой рядом. И сверяй свою жизнь с этим. Мы ведь любим их, правда? Гер! Сели! Ребята! - обратился я к небу. -Я знаю, вы здесь, рядом! Простите меня! Нас простите! Я люблю вас, пацаны! Я читаю ваши стихи, ребята! Это замечательные стихи!    Века - это миг в просторах Вселенной Сегодня я Солнце, завтра - Луна. Я буду кружиться рядом с тобою, Я не уйду от тебя никуда!
    - Это мои стихи, - сказал Гер, улыбаясь. Он впервые слышал как звучат его стихи в исполнении другого человека.
    - Все в жизни станет ясным и простым, Чуть-чуть смешным, веселым и не злым. И ты придешь, шагнешь в неслышный вечер Любви, с креста поднявшейся, навстречу. Все в жизни станет ясным и простым.
    Зачитал я громко другое стихотворение, чтобы не обидеть Сели. Сели, смущенно улыбаясь, пробормотал: " Ну зачем ты…"
    - Он очень хотел поговорить с тобой. Очень… - Стелла заплакала. - Ты посмотри его бумаги… Может, он оставил тебе записку?
- Не плачь! - Сказал я Стелле. - Плакать не надо! Ты же знаешь, что мы не выносим женских слез! Не надо огорчать его!
    - Я не буду больше…- сказала Стелла, испуганно вытирая глаза.
    Записки на его рабочем столе я не нашел. До меня уже там побывали парни из отдела убийств и из центра мониторинга и аномальных явлений. Поиски у него дома тоже не дали никакого результата. Но записка все же была! Я нашел ее только через неделю после приезда, когда включил свой компьютер. Он послал мне ее по электронной почте. Вот она!
    " Рэй! Я чувствую, что мне приходит конец! Это - жопа! Когда в ночи я просыпаюсь с неистребимым но отчетливым желанием убить тебя, я считаю, что наступит тот день, когда я не смогу удержаться. Бороться с жопой человек не может! Он слаб! Но он может обхитрить ее! Я должен тебе признаться в страшном преступлении. Я убил Сели! Следующим должен был бы быть ты! Но я не хочу! Ты должен жить! За всех нас!!! Жопа - непредсказуема! Прости, если сможешь! Сели меня простил… Живи в ладу с собой… Со всем собой! Камни когда-то станут живыми Солнце когда-то растопит лед, Мы останемся молодыми, Пока это время не придет.

    Целую тебя! Гер."

    Уставший и опустошенный, подняв воротник своего войлочного пальто, я брел по унылым серым поникшим улицам и переулкам родного города со стороны Мэббот-стрит, не замечая ничего вокруг себя. Я брел, окруженный чахлыми домишками и редкими столбами фонарей без ламп, погруженный в бездонную свалку своих мыслей, пытаясь найти среди них что-то полезное , способное как-то изменить мою жизнь. Смутные фигуры грязных карликов в неестественно убогих одеждах раскорячились у перевернутого мусорного контейнера. Увидев меня они насторожились, замерли в неестественных позах, скрежеща зубами и злобно сверкая мутными зрачками. Один из них старается взвалить на себя огромный серый мешок с тряпьем. Старуха с чадящей масляной лампой помогает мешконосу, заталкивая в его мешок сломанный корпус керогаза. Рахитик , сидящий невдалеке на кучке бутылок цепляется ей за подол и встает на слабых ножках. Где-то разбиваются громко посуда, визжит баба. Мужская брань сотрясает воздух, затем резко , словно от удар, прерывается и затихает. В лачуге , у окна, прыщавая худая девка, глаза бессмысленно выпучены в пространство, позже понимаю, что она слепа, вычесывает грязному детенышу перхоть из головы…
    Всю свою жизнь я жил согласно однажды написанному кем-то правилу: делать лишь только то, что приносит радость только тебе! Я расследовал преступления и разрабатывал модели одежды, я любил прекрасных женщин и дружил с замечательными людьми, музыкантами и художниками, писателями и детективами. Я потерял в этой жизни семью, друзей и любовь. Я не захотел менять свободу на призрачное семейное благополучие. И вот печальный итог- я один! Мне не к кому пойти и поплакать, не с кем выпить бокал хорошего вина. Впрочем и плохого - тоже, Я остался наедине со своей свободой! Со своим одиночеством, которым я упивался и которого мне всегда не доставало. Сейчас у меня его навалом! Навалом! Я погружаюсь в это одиночество с головой и пытаюсь вырваться из него, но не могу.
    Наступает старость. Да! Старость наступает тогда, когда одиночество становится в тягость! Лишь только в молодости не хватает одиночества, в старости его - с избытком! В мои годы уже не обзаводятся друзьями. Подруги? Ясное дело, что любить они меня будут уже не вопреки чему-то, как положено, а за что-то - за материальное благополучие и состоятельность. За славу. За мудрость! Но это не та любовь, пылкая , юная и не имеющая никакого объяснения! Та -настоящая! Которая - ни за что! Это - космическая любовь! А вот когда любишь за что-то - это любовь человеческого разума и тонкого утилитарного расчета!
    Я вдруг понимаю, что больше не могу себя сдерживать. Все это время я старался не думать о той, ради которой я вернулся сюда, в эту клоаку грязных политических преступных страстей, в этот рассадник порока и вместилище сплетен и унылой безысходности. Я боялся этим признанием оскорбить память своих друзей. Я боялся признаться себе в том, что только Она, далеким и зыбким миражом занимает все безграничное пустынное пространство моих мыслей.

    Я сел на шаткий стул, за грязный пластмассовый столик, стоящий под дырявым зонтиком уличного кафе с ласковым названием "Etualle" и заказал угрюмому официанту в трикотажном спортивном костюме стакан водки с огурцом и пачку "Примы". Я закрыв глаза , с отвращением выпиваю страшный напиток, результат бесчеловечных химических опытов, и набираю знакомый телефон
:    - Алло! - кричу я, едва обрываются гудки. - Сашенька! Я - вернулся!
    - Вам кого? - спрашивает на другом конце ее мама.
    - А Сашеньку можно к телефону? - слезы наворачиваются на глаза мои. Все это так трогательно. Так прекрасно!
    - Сашенька - вышла замуж! И уехала в Канн! - с каким-то сладостным торжеством говорит мама и трубка Nokia с грохотом падает под ноги на асфальт и, несколько раз подпрыгнув - безжизненно замирает.
    И солнце Тонатиу движеньем резким ко мне вдруг повернуло лик, глазами нарисованными на потускневшем золоте пронзило насквозь все мое сознанье от слепого Дхритараштры до Дедала, задев слегка смешное одеяние кадия с широким кушаком на Леопольде Блуме. Из мрака выплывает темное меченное ртутью лицо, фигура под вуалью. Приблудный мокрый пес, хвостом виляя, усердно трется о мои штаны. В ладони тычется холодным мокрым носом. Переплатил шесть шиллингов, пять пенсов. Размалеванные куклы глядят из окон, куря дешевые сигареты. Сладковатый тошнотворный дымок плывет кольцами по воздуху. Зажав гусиное перо в зубах, проходит служащий в замызганной визитке, с уголком платка торчащем из нагрудного кармана. Я в Дублине или в Макондо? На смену зову джунглей уже пришли законы Моисея? Клянусь Стиксом, что меня уж нет в живых…
    Очнулся я продирающимся сквозь толпу каких-то демонстрантов с ветхими транспарантами, с текстами написанными от руки на каком-то странном языке. Через мгновенье я с ужасом осознаю, что это - русский!!! Долой! Смерть! Нет! Позор! Какой-то окровавленный мастеровой в шахтерской каске, задавленный безликой многочисленной толпой. Ярость на лицах. Жуткая, слепая ярость! Оратор, стоящий на гранитном постаменте, вместо сваленного истукана с протянутой рукой, прервав речь, устало зажимает одну ноздрю пальцем и извергает из другой мощную соплю. Ветер гонит по мостовой пожелтевшие обрывки "Ирландского велосипедиста".
    От реки медленно подползают зловонные струйки сизого химического тумана. Неясный образ тети Маши вдруг возникает из тумана. И струйки жирной вязкой грязи струясь с волос ее стекают… Она протягивает мне кораблик, как зыбкий символ нерушимой мощи моей отравленной туманом сизым, уставшей от войны Отчизны. Там брезжит зарево на юге, невдалеке от устья грязной речки детства моего. Трясется в смехе Каргалыш, La belle dame sans merci, а вместе с ней трясется сотрясаемый раскатом смеха шар земной.
    Я поднял глаза. Прямо на меня смотрит согбенная старуха. На ней долгополый кафтан сионских старейшин, покрытый с одной стороны засыхающей грязью, серая ермолка с вишневыми кисточками. Роговые очки сползли на сизый нос. Желтые потеки яда на бескровном лице.
    - Десять долларов! Целка! Свежачок! -хрипит она мне в лицо, воровато оглядываясь. -Пятнадцать лет! И никого! Только ее папаша бухой в доме… Десять долларов!
    - Извините! - я отталкиваю старуху и бегу прочь. Но старуха не отстает.
    - Не телитесь, Рэй! В приличном заведении такую целку не найдете!
    Я отрываюсь от старухи, замедляю шаг и с удивлением замечаю, что незаметно для себя вышел на улицу Лобковую, к магазину О. Бейрна, где мое детство плавно переходит в старость, где удивление зовет меня на помощь, в испуге тонет в вязкой жиже отвращенья, где прожил я свою короткую и жуткую семейную жизнь, полную неистовой абсурдной любви, рожденной, несомненно, где-то в глубинах сознания жопы! А где же еще могла родится такая любовь: необъяснимая и противоестественная?
    Кошки убегают с помойных ям, клопы прячутся в стенные щели, покидая потные тела, покидая нежные шейки юных непорочных дев. Мужчины и женщины копошатся под одеялами в надежде получить хоть немного эфемерного, ускользающего с каждым мгновеньем удовольствия. На углу Ривертона старик с бурой бородой, как будто бы из пакли, выставляет на лоток свои товары. Индейский перец, магнит, огромное увеличительное стекло с рукояткой, дынные корки, пикули, мережи и жерлицы, удильники и донки, опарыш и массельги, жохи и волокуши… Среди этого барахла небольшая потрепанная книжка " Ловля хариуса в морды,в натычку и на глиста" Я знаю, кто написал эту книгу!
Шекспир всю жизнь прожил под башмаком строптивой. Жена Сократа заклевала мудреца. Взнуздала Стагирита нежная мегера. Лишь только я сумел избавиться от страсти безумной злой колдуньи, Цирцеи злобной , мои трусы сожравшей в жертву своей власти. Как говорил Заратустра: " Deine Kuh Trubsal melkest Du Nun trinkest Du die susse Milch des Euters!" Ты доишь корову по имени - скорбь. Ныне ты пьешь сладкое молоко ее вымени!
    К черту -скорбь! Сладость твоего молока - приторна и противна! Она от дьявола! От жопы!
    Унынье, скорбь - великий грех! Ведь если ты остался жив, то должен жить за тех, кто мир покинул твой. Неважно по какой причине. Бог точно знал, кому какая честь. Мы рождены для счастья, как птица для полета! А слово " человек" звучит пока что еще гордо! И если ты впадаешь в скорбь - то нарушаешь волю Бога! Ведь воздержание - это скорбь, унынье! Дурное испытанье, укрощенье плоти, придуманное теми, кто от немощи своей завидовал здоровым, сильным, юным, молодым!
    И если воздержание противно молодому существу - такое - в жопу воздержание! Прелюбодеяние - великое благо! Ведь если ты своей любовью, своим телом немного радости доставишь тем, кто любит, кто торбой любим, то это благо! А если домогания твои кому-то неприятны - ты тогда свой пыл, направь к другому человеку. А если ей твоих не надо приставаний, тогда познай ты плоть свою и без нее! Подумаешь! Какие цацы!
    А брак? Ведь это воздержания венец? Как ограничивать себя одним лишь человеком на свю жизнь, не смея думать даже о других? Я в браке разрешаю всем любить других партнерев и не считаю больше адюльтер грехом! Любите люди сколько надо! Не бойтесь! Больше нет греха! Грехом теперь считается лишь то, что скорбь несет другим или страданье!
    А вот мой серый дом, седой барак. Он постарел. Облупился. Как-то даже осел, стал ниже ростом. Покосился. Он с укоризной смотрел на меня слезящимися грязными глазами своих окон, как трогательный милый старичок - Максим Максимыч . Мне стало грустно, стыдно и больно. Я погладил дом по шершавому холодному боку. Прости меня, дом! Прости, родной. Здесь в вонючем подъезде когда-то я, юноша кудрявый, с пылающим взором, до изнеможения занимался петтингом с соседкой, девочкой-скрипачкой. У нее воняло изо рта, но разве эта мелочь могла тогда остановить меня, взбешенного юного гумпо! Я тогда не подозревал, что заниматься любовью можно с успехом и стоя!
    Поднялся по знакомой лестнице. Здесь стало все другим. Облупились стены. Вонь на лестничной площадке стала еще сильнее. Всюду валялись кучи мусора, какие-то старые худые ведра, сломанные детские коляски, пачки старых денег, стопки книг, обрывки журналов, пустые бутылки, жестяные банки из-под пива, сломанные доски, тусклые смердящие тряпки, разлагающиеся трупы домашних и диких животных… Потрепанная книжка друга моего " Глушение сома веслом по голове"… Я подошел к своей двери, обшарпанной и с облупившейся краской и нажал кнопку звонка. Звонок не работал. Тогда я постучал Услышал торопливые шаги. Открыл мне Митя. В стареньком трико и линялой майке, в очках.
    - О! Ты? - удивленно спросил он. Я никогда не приходил в нему домой.
    - Ну не ты же! - ответил как можно веселее.
    - Проходи!
    Я сразу увидел Ее. Она сидела в инвалидной коляске и курила. Молли Блум! Худая, седая, сморщенная , почерневшая, взлохмаченная всклоченная неухоженная баба, ( Эк, меня, лаконичного, понесло на эпитеты!) в какой-то грязной, дырявой мужской майке навыпуск. Юлия, увидев меня, испугалась, растерялась, стала взволнованно и неловко собирать на груди эту майку судорожными движениями дрожащих рук, словно пыталась прикрыть худые кости грудной клетки.
    - Привет - прохрипела она, выпуская дым мощной струей из ноздрей. Она была похожа на сказочную колдунью, пытающуюся запугать добра молодца.
    - Привет- как можно приветливее ответил я, оглядывая убогую обстановку маленькой комнатушки. На веревке протянутой через всю комнату сушились ее старые трусы, майки, лифчики, носки, кофточки. На облупившемся подоконнике в жестяной банке из под пива, доживал последние деньки на этом свете сиротливый цветок, с поникшей чахлой головой. На полу бумажки, квитанции, бычки, тряпочки. За шкафом -раскладушка сына, с серым ворохом одеял и простыней… Она так и не захотела переехать в особняк своих родителей, предпочитая счастье грязной, призрачной свободы, сомнительным радостям сытой, куртуазной жизни.
    - Как вы тут поживаете? - спросил я заботливо.
    - Отлично - ответил беспечно и иронично сын.
    - Ну и прекрасно! Тогда, пельмень, собирайся! Мы с тобой пропустили родительский день!
    - И не один! - ответил Митька, повеселев.
    - Куда это ты его забираешь? -подозрительно спросила старая ворчунья, куртуазно стряхивая пепел на пол..
    - На дискотеку ! В ночной клуб! -стараясь придать своему голосу очаровательные интонации, сказал я.
    - Ура! - сказал Митька. - Ты классный парень!
    - Я же обещал!
    - Слышь… А что, этот твой Гер… Он что из за жены покончил собой? - спросила неожиданно Юлька. Сигарета у нее закончилась и она от нее прикурила следующую.
    - С чего ты взяла?
    - Все говорят! Она гуляла от него напропалую!
    - Неправда!… Стелла очень порядочная женщина…- возразил я слишком горячо.
    - Поговаривают, что она гуляла с Сели…
    - Ложь. Грязная ложь. - я старался говорить спокойно, - Сейчас много мути поднимется вокруг его имени. Он просто упал с балкона. Пьян был сильно.
    - И ты, говорят тоже пользовал ее…
    - Прекрати сейчас же! - не выдержал я.
    - Не хочешь, не говори…- она хрипло закашлялась.
    - Какая гадость! Говорю же тебе - по пьянке!… По пьянке. - сказал я. - Даже уголовного дела не возбуждено.
    Я старался не глядеть на Юльку. Уж больно она была страшна. Эдакая Баба Яга, костяная нога. Скорее всего, она знала об этом. Во всяком случае, считать себя привлекательной в этом положении, по крайней мере - заблуждение. -Что морду воротишь? Не нравлюсь? - со злобой спросила она.
    - Не говори глупостей. Обыкновенная. -сказал я без всякой иронии. А про себя подумал - и страшней видали! Да! Вот такой она мне и нравилась! Такой вот я говно! Она вызывает во мне всего лишь на всего - гадливость. Гадливость - это чепуха! Легкое, ни к чему не обязывающее чувство. Примерно, такое возникает к какашке, в которую вы вляпались на живописной лужайке во время пикника. Но видит Бог, я рад хотя бы тому, что мной владеет всего лишь гадливость - чувство куда более нежное и прекрасное нежели ненависть! Какашку нельзя ненавидеть! И любить ее нельзя! Ее можно воспринимать только как какашку! Как нечаянную необходимость в череде закономерных случайностей! Какашка слишком мелкая неприятность по сравнению с теми радостями, которые дарит нам Жизнь! Да здравствует какашка, дающая нам сравнительную радость нравственного очищения!
    - Если ты не возражаешь, Митя поживет некоторое время у меня… Ему надо уже учиться… прибиваться к делу… Да и тебе будет легче…
Заметив, что она собирается сказать мне пару ласковых фраз, я опередил ее и сказав Митьке, "Я тебя во дворе подожду!" вышел прочь.
    И я покинул дом, что в прошлой жизни был моим. На улицу я вышел, где сошлись уже в единой фразе немытый сонный вечер и геометрические плоскости бетонных чудищ. И мертвый холодок от дремлющих раздетых тополей в саду за кованой оградой, в отсветах жухлой позолоты прошедших словно дым, осенних одеяний, забытых снов или воспоминаний, поглотил меня. Растущая тень вечера ползла по кругу, густея на закате, уносившем своим печальным угасанием дурные воспоминания чужой греховной жизни. Да, да. Чужой! Ведь каждое мгновенье прожитое мной уже не мне принадлежит. И это тот, другой, бесстрашный и влюбленный гринго, бродил недавно по пустынным берегам большого океана, внимая шуму волн, мечтая о любви, и к тайне прошлых поколений прикасался… Не мной ты создан сын! Не мной, а всеми, кто доныне бесконечными родами, сменяли на посту столетий меня собою, словно караул, неистовое бешенство натур смиреньем и покоем. И череда людей, в грехах погрязших, ведя братоубийственные войны, себя друг в друге убивая в метафизических потемках путаясь, блуждая , готовила пространство для тебя. Твой час пробил. Распознаю живую творческую силу тысячелетнего сознанья ожившую в тебе, мой сын. Как хорошо порой, очнувшись ото сна, вдруг осознать, что Сущность вечна во временном - чья форма скоротечна! И я вдруг понял истину простую. Что надо просто жить! Жить как песня, рожденная в красивом, чистом небе! Чтобы всем хотелось петь тебя! Петь тебя с тобою вместе!
    Когда наконец Митька вышел ко мне сияющий, словно слиток перуанского серебра, я сказал , как бы между прочим
:    - Слышишь, гринго! Ты можешь жить у меня, пока не надоест!
    - А как же мама? - спрашивает он настороженно.
    - А мы будем ей помогать! А, потом -заберем ее к себе… возможно… - добавляю я, спохватившись, что в своем стремлении казаться благородным, хватил лишка.
    - А я тебе не помешаю? - спрашивает он обрадовано. И вовсе он не похож на нее! Он похож на меня! Такой же деликатный!
    - Мне? Да ты что! Наоборот! Ты мне будешь помогать!
    - Правда? Пап! А на компьютере правда -научишь? - я видел, что парень чуть не задохнулся от счастья. Интересно: " папа" - это у него случайно вырвалось, или так задумано?
    - Без базаров! Сынок!
    - А английский не будешь заставлять учить? - спросил он, еле сдерживая радость.
    - Не дождешься! - ответил я и легонько, шутя двинул его кулаком по челюсти. Но легонько не получилось и Митька смеясь, шлепнулся в лужу, подняв вокруг себя фонтан разноцветных искрящихся брызг…

К О Н Е Ц