Семья Баштовенков жила на самом краю куреня, у реки. И может от того, что река была рядом, может, по какой другой причине росли у них в саду самые крупные и сладкие черешни и вишни. И было их столь много, что батьки заставляли своих четверых дочерей обрывать плоды и разносить соседям в угощение.
И вот однажды самая младшая и самая пригожая из сестер – Мотря обрывала черешню в саду. Крупные сладкие ягоды падали в плетеную корзину, быстро заполняя ее. Скоро корзина была полна с верхом, и Мотря хотела уж было нести угощенье соседской девочке Марусе, как вдруг услышала голос…
- А не подашь ли, красавица, горсть черешенки мальца накормить?
Девушка обернулась на голос и увидела незнакомого мужчину с мальчиком. Удивилась Мотря, ибо всех казаков в курене знала в лицо, а этого видела впервые… Был он одет не по-казачьи: в какой-то черный плащ, в черную шляпу, надвинутую на глаза… Мальчик тоже был одет в черное.
Мотря, девушка обычно добрая и отзывчивая, вдруг рассердилась.
- Чего это ради я тебе должна подавать?! Ишь, повадились тута попрошайничать! Не дам я тебе и одной черешенки!
- Да ведь у тебя ветки ломятся от обилия плодов! – сказал с укоризной мужчина. – А ты мальцу жалеешь нескольких черешенок! Глянь-ко, как смотрит малыш на черешни твои!
- А и нечего тута глазеть! – пуще прежнего разъярилась Мотря. – Проваливайте отсель, пока собак не спустила!
Мужчина с мальчиком вдруг исчез, словно в воздухе растворился…
И тут стыд великий обуял дивчину. «Да что ж это я?» - подумала Мотря. – «Мальцу черешни пожалела, коей в саду немерено!»
Опрометью бросилась она на улицу, да только пуста была улочка, хотя уйти нежданным гостям было некуда: спереди река, позади – длинная, упирающуюся в церквушку улица…
Мотря добежала до соседской усадьбы и увидела деда Архипа, сидевшего у калитки.
- А что, диду, не видел ли ты мужчину с мальчиком во всем черном? – спросила дивчина.
- Никто не проходил, дочка! – ответил дед Архип, попыхивая глиняной люлькой с турецким табачком. – А ты что такая заполошная?
- Да, попросил мужчина черешни мальцу, а я отказала. Да еще и накричала на них.
- Э-э, девонька, то Господь тебя проверял, видать, - задумчиво промолвил дед Архип. – Ибо никто не проходил по улочке ни вперед, ни взад. А скажи-ка, не случалось ли с тобою чего-нибудь необычного в энти дни?
- Не-ет, диду! – протянула Мотря. – Хотя, два дни тому нашла я в поле крестик нательный. Да еще и злата червонного. Вот, надела его на себя.
- Не гоже на себе чужой крест-то носить! – покачал головой старик. – Ить так ты судьбу чужую на себя принимаешь! Отнеси-ка ты крестик в церкву, дочка, от греха!
- Вот еще! – закопылила губу дивчина. – Чего это я златой крестик кому-то отдавать буду?!
- Как знаешь, дочка, как знаешь! – дед Архип осуждающе посмотрел на дивчину из-под кустистых бровей. – Только знай, что чужая судьба может злой быть…
Прав был дед Архип иль не прав, а только после этого случая, ух, и тяжелый же норов проявился у Мотри: никому уступать не хотела, хотя и страдала часто из-за этого. Вскорости вышла она замуж за казака из Конских Раздоров Миколу Серошапку. На загляденье пара была, – что Микола, что Мотря - писаной красы молодые! Да как-то не заладилась у них супружеская жизнь: с первых дней Мотря ни в чем уступать мужу не хотела, все на своем стояла… Промучившись лет пять, ушел Микола в поход на турка, а Мотрю стали недуги всяческие одолевать.
Через год воротился Микола в родной курень, а Мотря и видеть его не схотела… Так до самой его смерти и не пустила на порог ни разу, а Микола тяжко помирал, да все Мотрю призывал пред смертью.
А как помер Микола, так вдруг словно прозрела Мотря. Вспорола она все одеяла, перины да подушки в дому, а там… И иголки, волосьями закрученные, и клубки ниток черных, и бумажки с письменами непонятными… Словом, весь сглаз аль проклятие там какое, тут же как рукой сняло!
Ох же и рыдала тогда Мотря, жизнь свою никчемную вспоминая… А потом уж другими глазами, слезами горючими омытыми, на мир вкруг себя посмотрела, понимая, сколь много ошибок она наделала.
А только после этого стала Мотря совсем другой. И когда люди сказывали, какой ведьмой была она раньше, не верили в то молодые ее родственники. Но сама она всем близким и дальним всегда говорила, что прожила чужую судьбину тяжкую. Не дал ей Бог счастья, хоть и раскрасавица была первая. «Каждый поступок наш – плохой иль хороший влияет на всю дальнейшую жизнь», - сказывала бабка Мотря племяшам да племянницам. – «Провинилась я когда-то, не дав человеку прохожему черешни, вот и страдала за то. Поскольку, прав был дед Архип, сказав, что то Господь приходил испытать меня. А я испытания того не выдержала»…
Скончалась Мотря тихо, в окружении многочисленной родни. И хоть своих детей не дал ей Господь, племянники и племянницы окружали ее любовью. Потому что, от нее только любовь и видели…