Автобиографические бытовые зарисовки II

Елена Путник
II
Прогуляемся немного вокруг дома. Пусть сейчас будет лето.
Для начала - огород, сада нет, только пара кустов смородины и деревце черешни, оно еще маленькое и ягод созревает всего две-три штучки. Зато сбоку мы имеем вполне приличный малинник, правда слегка (не совсем слегка) заросший крапивой и чередой, но это, как говорится, мелочи жизни. Есть у этого малинника куда более грязная тайна. И это не фигуральное выражение. Дело в том, что все кухонные отходы, которые в городских домах сливаются в канализацию и уносятся по трубам невесть куда, у нас сливались в яму, именуемую «колодец». Вот только в этом колодце вместо чистых грунтовых вод собиралась вонючая серая жижа, временами слегка подтекающая. И находилась эта прелесть аккурат посреди малинника.
 Но если не обращать внимания на яму с нечистотами, малинник был отличным местом. Надо лишь придавить ногой крапиву и забраться вглубь, и тебя уже не видно ни со двора, ни из дома. Только ты, ягоды, да еще клопы и жужжащие мухи. Стоишь себе, жуешь и наблюдаешь за улицей из своей засады, или включаешь воображение и окунаешься в один из выдуманных миров, пригретый солнцем и спрятанный от всего внешнего мира колючими кустами.
Ах да, не будем забывать про теплицы. В разгар огороднического энтузиазма они были возведены у противоположной стены. Три отделения: для огурцов, помидоров, и маленькое – под перцы и баклажаны. Все это прекрасно росло и плодоносило, правда теплица почти полностью закрывала мое окно, поэтому летом мне неизменно открывался один и тот же живописный вид на огуречные плети. А уж как внутри нее было душно…
А сам огород – он и есть огород. Обычный набор овощей и корнеплодов, не считая маленького клочка с клубничными кустиками. Набираем мисочку спелых ягод, пару штук сразу кладем в рот, остальным отрываем хвостики, добавляем холодную сметану, посыпаем сахаром и блаженствуем.
Еще щавель, яркий и кислый, мимо которого нельзя пройти, чтобы не сорвать и не сжевать листочек.
Семейный лук – самая первая зелень весной, у него нет головки, зато сочные перья можно собирать все лето. Отличная начинка для пирогов.
Ненавистная мне кинза, она же кориандр. Против сухих семечек я ничего не имею, но ботва ее воняет совершенно омерзительно, если дать ее понюхать псу, он непременно начнет фыркать и чихать.
Капуста, вечный рассадник гусениц. Она же поставщик объектов для моих энтомологических экспериментов. Вспомню, расскажу о них позже.
Про картошку можно даже и не говорить – жуки, жуки, жуки…
Идем дальше, за калитку, во двор. Здесь топчутся куры и индоутки (они же мускусные утки), и в разные периоды даже гуси и индюшки. Есть сарай с подвалом, где хранится уголь и всякий рабочий инвентарь, сбоку к нему привалилась поленница с дровами. Есть сарай для птицы, где обитают еще, опять же в разные периоды, свинья, козы или овцы. Есть сарай для коровы и сена. И клетки с кроликами. И не забудем про будку с псом по кличке Бим.
Помню нашего первого поросенка – малюсенькую смешную черную свинку, чавкающую молоко из мисочки на террасе. Потом ее поселили в собственный загон (закуту), где она и провела всю свою недолгую жизнь. Движимые порывами гуманизма, мы с мамой и тетей иногда выпускали ее размяться во двор. Откуда вдруг взялась мама? Мама приехала в отпуск. Она приезжала один раз в год.
Так вот о свинке - как и следовало ожидать, история ее была заведомо трагичной. Причем не только для нее самой, но и для нас. Наверное, я ни до, ни тем более после, не плакала так, как в тот день, когда бабушка позвала приехавших в гости сыновей Клавдии Петровны. Жизнь свинки стремительно подошла к концу, длинный нож между ребер - и ее больше нет. А я ведь так хорошо помнила ее смешной и маленькой. Мир вдруг круто изменился, ткнув меня носом в собственную беспомощность и бессилие перед необходимостью.
Поговорим теперь о хорошем. О корове по имени Малина. Она пока еще жива и прекрасно себя чувствует. Дает молоко и каждую весну приносит по бычку (только не спрашивайте меня, куда они деваются осенью). Лично меня в свое время удивил тот факт, что беременность у коровы длится девять месяцев, что, по моему мнению, сильно роднило ее с людьми. А вот молоко у стельной коровы делается горьковатым, и на каком-то этапе ее вовсе перестают доить. Когда это происходило с Малиной, молоко нам одалживала соседка, и бабушка брезгливо процеживала его через двойную марлю. Вообще молоко всегда надо было процеживать, так как с коровы в ведро неизменно осыпались всякие шерстинки, соринки и тому подобное. Но Клавдия Петрована этой ерундой никогда не заморачивалась, и особой чистоплотностью вообще не отличалась. В селе это простительно.
А какая гадость парное молоко. Теплое, как только что сданная кровь в пробирке, с запахом коровьего тела и чего-то неуловимо омерзительного. Уверенная, что это сильно улучшит мое здоровье, бабушка каждый день заставляла меня выпивать его по кружке. Отказов бабушка не принимала.
Еще не устали от моего животноводческого экскурса? Можем заглянуть в клетки к кроликам.
История кролиководства началась с трех самок «серебристого» окраса. Потом их поголовье выросло почти до сотни. Для первых экземпляров я ежедневно вручную рвала траву, была у меня и такая обязанность. Но для сотни кролей голыми руками травы не напасешься. Траву косил дед. Откуда вдруг дед? – спросите вы. И это будет не самый простой вопрос.
Дело в том, что дед с бабушкой разошлись еще задолго до ее отъезда. А потом все неким образом извернулось, и они сошлись обратно. Нет, это не история возродившейся любви, скорее безвыходности с одной стороны и жалости с другой. Они и сейчас просто терпят друг друга, вынужденные существовать вместе, потому что поодиночке двум пенсионерам выжить труднее.
Приезд деда казался поначалу делом хорошим. Он, кстати говоря, и соорудил ту теплицу, и построил клетки для кроликов, и подремонтировал сарай для сена. Большой любитель техники и электроники, он провел свет в туалет, сделал мне светильник над столом и даже смастерил хитро работающую сигнализацию для кроликов. 
При нем у нас появились овцы. Глупы, но быстрые животные, которых каждый вечер приходилось отлавливать и возвращать домой. Догадываетесь кому? Мне. Ибо тетя в тот период уже была в положении (она вышла замуж за местного шофера), и не старикам же было за ними бегать. 
Вообще весь деревенский мелкий и крупный рогатый скот пасся единым общим стадом. Пас его пастух, снабженный лошадью - неопределенного возраста вечно пьяный дядька по кличке «Кыл» (другого его имени я не слышала). В помощники ему выделялся кто-то из тех, чья живность паслась в стаде. То есть была очередь, от дома к дому, с улицы на улицу, по цепочке. За корову надо было отпасти один полный день, за козу или овцу по половине. Утром скот сводился в одно и то же место, потом его угоняли и вечером пригоняли обратно.
Кажется скучным? На деле это было совсем не скучно. Хозяева собирались на косогоре у окраины села, взрослые общались небольшими группками, дети играли, у каждого в кармане была припасена хлебная горбушка.
И вид с этого место открывался замечательный – на пойму реки, за рекой начинался подъем, и тянулась березовая посадка, и дальше поле, до самого горизонта, с полосой темных сосен посередине, напоминающих ирокез на лысом черепе. В другую сторону – деревья, овраги, снова деревья, и где-то очень далеко шпиль старой церкви и кусочек купола. Да, про нее я тоже еще обязательно должна вспомнить.
Все ждут. Но стадо ведь не поезд, четкого расписания у него нет, пастухи старались пригнать животных примерно к девяти вечера, плюс минус полчаса. И вот, наконец, в отдалении слышался резкий щелчок кнута, потом доносились голоса блеющих овец, рев коров, и из-за поворота появлялась большая движущаяся масса, окутанная клубами пыли. Хаос и упорядоченность. Восторг и трепет. Увидев это подвижное море впервые, я была уверена, что никогда в жизни, ни за что на свете не смогу вычленить в этом потоке свою животинку. Почти все коровы были одинаковыми – серо-коричневыми, но у нашей Малины кончик рога был подкрашен розовым лаком для ногтей. Вообще животных помечали многие, оставляя на боку козы или овцы мазки голубой или зеленой краски. Краски у нас не нашлось, поэтому рог покрасили лаком. Потом лак стерся, но к тому времени я могла опознать Малину не только по морде, но даже по виду сзади и в полумраке.
Пожалуй, хватит на сегодня. Получились какие-то «заметки фермера». Но ведь деревня, куда же от этого денешься.