Взгляд на прошлый век. Уговоры
Решиться перейти на новую работу вслед за своим бывшим начальником Вера Ивановна долго не могла. Так месяц за месяцем тянулись вялые разговоры на эту тему, и надоели они уже и Вере Ивановне и Геннадию Ивановичу. Да и попытка поменять работу уже была, и оказалось неудачной, и теперь этот опыт не позволял сделать еще одно решительное движение.
- Решай быстрее. Ждать не буду, - заметил Геннадий Иванович решительно.
Сам же новый директор старого чужого института и знакомый Веры Ивановны чувствовал себя хорошо, новое место ему нравилось, и он был рад, что одинокое сидение в кабинете для него закончилось. И его назначение произошло за день до того, как появилось новое в управлении в стране, и президент Горбачев оказался в таком месте, что название этого места стало просто известно любому – Форос. И потом и Форос закончился, а место директора осталось, а к этому месту и два здания, одно на первом этаже жилого дома в Ясенево, а второе почти в центре Москвы. Не почти в центре, а просто в центре, на улице Пятницкой.
- Голова кругом идет, - говорил он радостно, стоило спросить о работе Геннадия Ивановича.
- От радости, наверное, - отвечала Вера.
- И от забот, почти триста человек, это не отдел в двадцать пять человек.
У нового молодого директора Геннадия Ивановича, которому только исполнилось сорок три года, появилась и машина, что числилась за этим институтом раньше. Машина была не очень видная, но на ходу. На такой машине председатели колхозов по полям разъезжали. Сейчас директор ехал на работу и вез с собой и Веру Ивановну, и нового своего первого заместителя Петра Михайловича. Путь был дальний, нужно было пересечь всю Москву от Проспекта Мира до Ясенева. Петр Михайлович внимательно присматривался к Вере Ивановне. Что-то искал он особенное в ее внешности, что могло привлечь директора института, если тот так ее уговаривал перейти к нему. Но не находил ничего особенного. Рост средний, брюнетка. Разговаривает спокойно, уверенно.
- Уговаривают ее, - произнес он задумчиво.
Сам Петр Михайлович пришел из учебного института, и всех рассматривал, как своих студентов или аспирантов, а оттого видел работников бессловесными и бесправными. Чуть что поставит двойку, а там и без стипендии, а потом и без института. И смотрел он на подчиненную Веру Ивановну с удовольствием, и все пока ему нравилось в ней, и ее ответы, и смех какой-то тихий, и шутки, тоже такие легкие, которые она себе позволяла. Правда, подчиненной она пока не была ни ему, и ни директору Геннадию Ивановичу.
- Приглашают на работу, нужно идти, какие разговоры, - сказал он строго, обращаясь к Вере Ивановне.
- Я особенно не возражаю, только ездить далеко, - ответила Вера Ивановна.
- Даю срок месяц, и все. Пока заявление, пока отработка, все сделать, и день в день приступите к работе на новом месте, - высказал Петр Михайлович свое окончательное решение.
По виду Веры Ивановны Петр Михайлович определил, что женщина эта, по всей видимости, нужна директору, как старательный и неконфликтный работник, хотя знал, что из своего отдела, с которым проработал лет десять, не взял Геннадий Иванович никого. И понимал, что отказа ему в его требовании уже не будет, и через месяц Вера Ивановна появится в институте.
Так и случилось, теряя на дорогу около двух часов, стала работать Вера Ивановна в новом коллективе, в котором знала пока только двух человек. Пошли первые увольнения и первые новые назначения, потом появилась и работа. Направление экологическое было модным, и все старались выполнять новые требования по сохранению всего, что окружало и город, и предприятие, и человека.
Встречалась теперь Вера Ивановна с Петром Михайловичем часто, приходилось объяснять ему и тонкости работы с предприятиями, и особенности, с которыми приходилось ей сталкиваться и до этого места работы. Ведь был Петр Михайлович больше теоретиком, чем практиком. И все, казалось, было обычным. И Вера Ивановна была такой, как и раньше, и ходила к директору свободно, когда нужно, и даже, когда и не нужно. И мимо Петра Михайловича.
- Знаешь, Вера, - сказал ей как-то Петр Михайлович, - мы с тобой, по всей видимости, сработаться не сможем.
И видела Вера, что смотрит он на нее внимательно, и слова произносит он осторожно, ожидая всякой необычной реакции. И не хочется ему ничего объяснять, но приходится. И к своим словам начинает какой-то рассказ о своей учебе, и студентах, и аспирантах, и о том, что преподавать проще, но денег не стало, там, где ему было хорошо и привольно. И он, автор таких важных справочников, должен что-то объяснять всяким людям их обязанности, и что он хочет привести в коллектив своих бывших учеников, что они окончили аспирантуру. И у них семьи, и уже и дети, и что им нужны деньги, но не только, но и работа. И всем сложно. Сложно. И молодым нужны перспективы. Потом Петр Михайлович вспомнил, как мечтал, что поступит в тот институт, что окончила Вера Ивановна, но не решился, а пошел в другой.
- И что из этого?
- Тебе придется уйти самой, надеюсь, что ты сделаешь это спокойно, и не будем вмешивать в это директора.
- А что случилось?
- Поспешил я, когда поторопил тебя перейти к нам.
- Но я ведь перешла к вам, как ты говоришь. Место мое прошлое занято. Но объяснить-то мне можно причину такого предложения.
- Думал я, что ты женщина спокойная, ласковая и добрая, а оказалось что все не так. Споришь часто. Перечишь.
- Так это же рабочие моменты. Что тут особенного?
- К такому я не привык.
За окном темнело, время для разговора было выбрано позднее. Там далеко за гаражами была дорога, кольцевая дорога вокруг Москвы, вся в рытвинах и ухабах, она издавала стоны, когда колеса машин, часто грузовых преодолевали препятствия в темноте. И в тишине вечера эти звуки были особенно отчетливы, и по этим звукам можно было, если захотеть, то и считать даже и количество машин. Завязла, заскрежетала, выехала. Вера Ивановна с тоской смотрела в эту темноту, вспоминая пустынную остановку, к которой нужно было еще спуститься к гаражам, где было еще темнее, чем у дома, где свет от окон, еще позволял видеть тротуар. Вера надеялась, что из пустого уже здания она выйдет вместе с Петром Михайловичем, хоть он и высказал ей какие-то претензии, но они было ей не очень понятными и не имели к работе, что следовало из его слов, никакого отношения.
- Так я же не студентка. Не пойду рыдать с зачеткой в угол. И не жену ты себе выбирал. Там нужно и ласковой быть и спокойной.
- Нам нужно договориться, - гнул свое Петр Михайлович.
- Ничего толком из того, что ты сказал, не поняла. К работе есть претензии? Нет.
- Нет.
- А ты видишь, что вокруг происходит.
Имела привычку Вера Ивановна называть человека на ты, если обращалась к кому-нибудь по имени и отчеству, и на вы, если произносила только имя.
- Государства нет. Работы у многих, вообще, нет. А дети у меня есть. Значит, я пойду на улицу, а ты будешь своему ребенку в две ложки еду совать. Так не пойдет. Да, ты ошибся во мне. Но это не роковая ошибка. Если мне уходить, то мы уйдем вместе. Одна я не уйду. Ты хотел, чтобы о нашем разговоре никто не узнал, так и сделаем. И я хочу, чтобы никто не узнал. И больше никогда к этой теме не вернемся.
Ничего не сказав, Петр Михайлович вышел из своего кабинета. Вера Ивановна посидела в одиночестве и тоже вышла в темный длинный коридор, который шел через весь первый этаж длинного здания, что стеной стояло, как последний дом столицы, дальше были только гаражи и дорога. Дежурный сказал Вере Ивановне, что Петр Михайлович уже ушел, и она последняя, кто еще остался в здании.
На остановке стояла Вера одна, страх был какой-то мерзкий и скользкий, но к ее радости появился на конечной остановке последний автобус, и, не смотря на холод в нем, и грязь, этот автобус был самым радостным местом в этом городе, а может и на всем свете.