Стратегия выживания. Одомашненный костер

Олан Дуг
 Из цикла «Стратегия выживания»

Мастер Сэм         http://www.proza.ru/2013/01/08/1242

История печей.

Печь - это одомашненный костер в доме. Сначала, костёр просто обкладывали камнями. Затем, с развитием цивилизации, настала нужда разрабатывать печи для конкретных помещений: бань, кухонь, подвалов, замков, домов, зданий, дач и других строений. С течением времени были разработаны такие модели, чтобы отдавали тепло по максимуму, потребляли мало топлива, были компактны, эстетичны. Технический прогресс коснулся и печей. Появились печи из различных искусственных материалов, из металла, с использованием для горения не только дров, но и угля, кокса, нефти, газа, керосина и даже электричества. Также печи уменьшались в размерах. С древних времён печь выполняет свои основные функции: обогревает, готовит пищу, создает уют в доме.

У нескольких авторов увидел интерес к очагам. Последней каплей стал Мастер Сэм со своей миниатюрой о печах. Текст отточен. Такой текст может быть размещен на рекламном постере выставки достижений коммунального хозяйства или музея истории печей. У меня своя история любви к печам.

Печь - это одомашненный костер.

15 сентября 1975 года на автобусе Апшеронского лесного техникума меня завезли в поселок Кош, который за три месяца до этого передали на баланс техникума, как учебно-производственную базу.

Поселок представлял из себя одиннадцать двухквартирных  одноэтажных кирпичных домов, построенных в двадцатых годах по английским проектам при строительстве нефтепровода Грозный-Туапсе. В Отечественную войну отступая, наши взорвали насосную станцию, а после войны восстановили её в другом месте.

Поселок передали на баланс лесокомбината, там поставили пилораму и в домах жили расконвоированные заключенные, которые валили лес и пилили его на доски. Потом лес вырезали и пилораму убрали. Там  ещё долго жили две старушки, но и они одна за другой умерли в 1974 году.

Стройматериалы тогда были в большом дефиците, а тут добротный материал и без присмотра. Пока руководство лесокомбината сориентировалось, пять домов разобрали до фундаментов. От греха подальше лесокомбинат передал поселок на баланс только  что образованному лесному техникуму.

Поселок находился на вершине хребта водораздела рек Пшехи и Пшиш На равном расстоянии от городов Апшеронск, Хадыженск и станиц Тверской и Кубанской, которые образовывали почти равносторонний четырехугольник площадью тысяч в сто гектар. Эти населенные пункты возникли на месте стоянки полков Кубанской оборонительной линии, созданной Суворовым, и носили их имена.

Техникум столкнулся с той же проблемой. За три месяца охотники сожгли ещё один дом, а потом и разобрали его по кирпичику до основания. Срочно требовался сторож. Я в это время искал возможность поселиться в лесу. Переехал из Краснодара в Апшеронск (там жила моя бабушка) и устроился работать в лесокомбинат электриком, с далеко идущими целями перейти впоследствии на работу в лесную охрану.

Чтобы зря не терять время, поступил на заочное отделение лесного техникума, и там узнал о том, что техникум ищет желающего жить в лесу.  Это было время, когда люди покидали далекие хутора и поселки и уходили жить в города и центральные усадьбы колхозов и совхозов, вокруг которых разрастались большие станицы. Это была государственная политика.

Желающих вернуться в лес, где до ближайших людей  14 километров, грунтовая дорога проходима только летом, без электричества и водопровода, не было, и, поэтому, когда я выразил желание, тут же был заброшен в этот поселок. Директор на радостях разрешил мне взять все, что я найду на складе.

Раскладушку я взял у бабушки, в техникуме мне дали комплект постельного белья с матрасом и парой шерстяных одеял, пару ведер и алюминиевый молочный бидон для воды, пару лопат, топор, ножовку, молоток, килограмм пять гвоздей и набор каменщика в дерматиновой сумке, куда входили уровень, отвес, кирочка и мастерок.

Директор меня инструктировал.
- Сейчас там группа студентов с преподавателем, они тебе помогут. И жить ты там будешь не один. Я разрешил занять один дом таксидермисту, он чучела делает. Но он, гад, первый и растаскивает всё. В основном от него и надо охранять. Он дом строит в Ханской под Майкопом и с Поселка всё туда тащит.

Мы с женой и дочкой, которой исполнилось тогда полгода, жили у бабушки. Жена безропотно шла за мной, и когда я собрался жить в лесу, мы решили родить второго ребенка, что бы дочери было там не скучно одной. Мы постарались, и пока я готовил в лесу жилье, жена вынашивала и рожала сына.

На этом заканчиваю общее описание места и обстоятельств, приведших меня туда.

Поселок поразил меня.
Во-первых, чистотой воздуха и тишиной. При вдохе, казалось, что пьешь его из родника, и тишина после городского шума поражала, особенно ночью.
Во-вторых, необычной архитектурой домов. Какой-то английский колониальный стиль.
В-третьих, громадными вековыми дубами, росшими между домами.
И в четвертых, полной разрушенностью этих домов. Отсутствовали окна, двери, полы, печи. Остались только стены и крыши, крытые добротным кровельным железом.

Целой была только квартира, в которой жил Таксидермист. В этой квартире до него жили те самые старушки и её не разобрали. На мою просьбу пожить с ним, таксидермист возмутился и ответил отказом, он прекрасно понимал, с какой целью я появился здесь, и что его  лафа с материалами закончилась. Естественно, он питал надежду, что я не выдержу, и старался всеми силами усугубить положение.
- Выбирай любой дом и делай, - только и ответил он.

Я выбрал дом, бывший фельдшерский пункт, отличающийся от всех остальных необычным расположением комнат, одна из которых была больших размеров и имела два широких оконных проема, из которых открывался прекраснейший вид на Фишт и плато Лагонаки. Утром чуть левее их вставало солнце и ярко светило в эти окна. Вид был изумительным. Тем более, сразу за домом начинался крутой склон, на котором росли молодые сосны. Но жить в нем было нельзя. Он был в само худшем состоянии.  В нем старушки держали свиней.

Я решил, что свиньи не ртуть, свинец или уран, жили там два года назад, а студенты за неделю вычистили мне его  и оббили всю оставшуюся штукатурку. Потом у них практика закончилась, начался учебный процесс, они свернули палатки и уехали. Но жить в этом доме, всё-таки, было нельзя.

Наступил октябрь, а с ним и заморозки. Таксидермист, поняв, что ему ничего здесь не светит, исчез, но в квартиру не пускал, появляясь периодически и проверяя состояние своего жилья, в надежде, что я уже бросил всё и уехал.

Я нашел одну небольшую комнату с целыми полами, поставил раскладушку и ночевал там, соорудив в ней свой первый одомашненный костер. Там были остатки старой печи. Пришлось только заменить колосники,  вставить дверцы, положить сверху чугунную плиту с конфорками и заменить несколько кирпичей в припечке.

 Раз в неделю приезжал колесный трактор с телегой, привозил заказанные мной материалы и продукты, с трактористом я передавал новые заказы. Так мне в техникуме сделали двери, рамы на окна, дверные и оконные коробки, привезли половую доску, ящик стекла, ящик гвоздей, печные атрибуты и, даже, чудо техники того времени, бензопилу «Дружба-4», которую, никто, в том числе и я сам, так и  не смогли запустить.

Когда директор через месяц убедился, что я могу задержаться, он мне сделал царский подарок. Мне привезли серого коня, пятьсот килограмм сена, седло, упряжь и двухколесную бедарку.

Первый одомашненный костер был действительно костром. Пламя просвечивало в щели просто положенных друг на друга кирпичей, дым уходил в ничем не перекрываемый дымоход. Я вставил новую раму в окно, навесил дверь, закрывшись от прямого сквозняка. Хотя внутренняя деревянная стена с оббитой штукатуркой состояла из сплошных щелей, тем не менее, когда огонь горел, возникал относительный комфорт.

Следующей проблемой оказались дрова. Студенты жгли остатки деревянного барака, который завалили трактором.  Эти же остатки и меня выручили в ту зиму. Но каждое утро у меня начиналось с расчистки этих завалов от снега, отрывания досок и балок, и рубка их топором на мелкие части. Доски легко рубились, но балки приходилось пилить ножовкой. Вначале я заготавливал  на один раз, потом через руки понял, что костер должен быть готов всегда, что бы можно было только чиркнуть спичкой и огонь начал гореть. И дров должно быть с запасом потому, что вечером, после работы, когда уже полностью выложишься, сил не остается чтобы и готовить еду, и заготавливать дрова. Если не поесть и не выспаться, то на следующий день работать сил нет.

Начались дожди, и трактор в очередной раз не смог добраться до Поселка. Зима выдалась снежной. В конце ноября выпал снег и не сходил до середины апреля. Это была зима одиночества. Но я не скучал, меня согревала мечта о том, как моя жена весной приедет вместе с детьми ко мне жить. Я восстанавливал свой дом. Учился в бою.

Постепенно у меня появился инструмент. Через руки я понял, что работать лучше наточенным и отрегулированным инструментом. Каждое последующее вставленное окно или навешенная дверь имели меньше щелей, и плотней закрывались. В техникуме библиотекари нашли для меня через знакомых книжку «Как построить сельский дом»  и она стала моим руководством к действию. Целая глава в ней была посвящена кладке печей. Начиналась она с описания способа приготовления раствора.

Изучив эту книгу, я понял, что печи ложить необходимо только на глиняном растворе, любой другой быстро выгорает. Кирпичи  используются только красные, керамические. Силикатные кирпичи и бетон от действия огня разрушаются мгновенно.
Последующий опыт показал, что и керамический кирпич в топке больше года не выдерживает и очаг, при регулярной топке нужно перекладывать ежегодно. Выход был в применении специального огнеупорного кирпича. В последующем, топки, сложенные из огнеупора больше у меня не требовали ремонта.

Для раствора необходимо использовать специальную глину, используемую для производства кирпича.
В последствии, когда мне приходилось ремонтировать или ложить печи, я просто ехал на ближайший кирпичный завод и там набирал несколько ведер глины. В поселке мне повезло. Он стоял на пласте такой глины. Достаточно было выкопать метровую яму, и можно было открывать производство кирпичей.

В книге было написано: «Размочите глину до сметанообразного состояния, а после, заливая полученной массой просеянный песок, добейтесь необходимой консистенции раствора».

На деле, глина так просто не размокает, она может месяц стоять, залитая водой, и оставаться в комках.
Её необходимо постоянно размешивать. И процедура эта занимает несколько дней. Поэтому размачивать её необходимо в объеме, необходимом для кладки всей печи. А для этого необходима соответствующая емкость.
Мне пришлось искать двухсотлитровую металлическую бочку, вырубать зубилом одно дно и в ней размачивать глину. Хорошо я это успел сделать, пока дорога была проходима для трактора.

В бочку наливал пару ведер воды, бросал несколько лопат глины, и начинал периодически перемешивать полученную смесь, Перемешивал всё время, как только появлялась свободная минута или вспоминал о растворе. И все время доливал воду и добавлял глину. (Если сразу заполнить бочку до краев, вы её просто не перемешаете, сил не хватит, и будете потихоньку выцарапывать глину).

Через несколько дней я действительно получил сметанообразное состояние. Но если оставить бочку в покое, через неделю глина осядет и расслоится на глину и воду, а через месяц она уплотнится и процесс будет необходимо начинать снова, но уже с одним плотным комком глины.
Поэтому каждое последующее утро я эту глину перемешивал, поддерживая это самое сметанообразное состояние. И так до тех пор, пока не завершил работу с печами. 

По завершению работы остатки глины нужно выливать, иначе, когда вновь возникнет необходимость в этой бочке, вы столкнетесь с комком глины, который намертво прилип к бочке и его снова будет необходимо размачивать и размешивать несколько дней.

Приготовление раствора так же имеет свои особенности. И главная - его долговечность. Глиняный раствор можно хранить до бесконечности, просто следи, чтобы не пересох и не слежался, т.е. доливай воды и перемешивай. В ведре его сложно перемешать, неудобно, да и объем раствора небольшой, быстро заканчивается, положил несколько кирпичей и вновь необходимо замешивать. Лучше корыто, а ещё лучше боек. Когда я увидел боек  у одного из мастеров, я тут же сделал и себе такой же.

Два листа железа свариваются под тупым углом и с боков привариваются полосы железа, которые служат бортиками и не дают растекаться раствору. Получается то же самое корыто, но определенной формы.
На прямых металлических листах лопата легко скользит, а наклон листов позволяют в удобном положении (не сильно наклоняясь) легко загонять лопату в раствор и опираясь на бортик, легким движением вниз переворачивать раствор, орудуя  лопатой, как рычагом.
Физических усилий для приготовления раствора в бойке тратишь раз в пять меньше, чем приготавливая тот же объем в простом корыте и раз в десять, чем в ведре. (Это в случае ручного, не механизированного приготовления раствора).
Начинал же, конечно я с ведра, потом перешел на корыто, и лишь через несколько лет сделал себе боёк, который часто использую и сейчас.

В книге были приведены конструкции нескольких типов печей. Конечно, я хотел сложить первую печь «по науке». Вставив и застеклив окна, навесив двери, я приступил к кладке первой печи. Дом был закрыт от ветров, бочка с разведенной глиной стояла в доме, также в дом я занес  отсеянного песка и  натаскал старых кирпичей с одного из разобранных домов.

Используя послойную схему самой простой печи, которая наиболее подходила для моих целей, я приступил к кладке.
К этому времени поселок был уже завален снегом и начались довольно сильные для наших мест морозы. Градусов десять, пятнадцать. По теории подлости, это была самая суровая зима за всю нашу жизнь в этом поселке. Снег не сходил ни разу до середины апреля.

Моё жилье находилось всё время в замерзшем состоянии. Окончив работу, я зажигал свой одомашненный костер, от чугунной плиты начинал идти жар и немного прогревал комнату, я готовил или разогревал еду и воду, ел, пил чай и ложился спать.
Спал я полностью одетым, натянув на голову шапку и укрывшись всем, чем можно было. Так, как никаких задвижек в печи не было, через двадцать минут после того, как пламя гасло, дымоход, как насос, выкачивал теплый воздух на улицу.
Вся вода и еда к утру замерзала.

Утром, проснувшись, я, высунув нос из-под одеяла, несколько минут собирался с духом, потом подскакивал и бегом бежал на  улицу, где очистив от снега несколько очередных досок, рубил их на дрова, разводил огонь, растапливал и грел еду и воду. Позавтракав, шел в свой дом и продолжал ремонт.

Закончив ложить печь, я поспешил развести в ней огонь и обнаружил полное отсутствие тяги. Весь дым шел в дом.
Разобрав часть печи, я обнаружил, что перекрыл одним из слоев дымоход. Толи схема была с ошибкой, толи я что-то пропустил. Я плюнул на все схемы и стал  элементарно думать, представляя себе, как теплый дым стремится вверх. Больше я в жизни никакими печными схемами не пользовался.

Собирал и разбирал я эту печь пять раз, пока не добился необходимого результата, хотя она была очень проста: очаг и переход в вертикальный дымоход. Но эта печь была уже оборудована двумя задвижками.
Топить её я начал, не дав ей просохнуть. Она у меня пару дней парила, но просохла, я её оштукатурил, и дальнейшая работа велась уже в комфортных условиях.
За окном были сугробы снега,  а в запотевшее от парящей печи окно заглядывал постоянно мой серый конь, которого звали «Колобок». Ему также было скучно и он, пожевав сена, приходил под окно и заглядывал ко мне в комнату. Я топил снег, поил его водой и угощал сухариком.

Я оштукатурил стены комнаты, настелил черновые полы, уложил на них ДСП, побелил и покрасил и в конце декабря перебрался жить в эту комнату.

То ощущение праздника, которое я испытал, перенося свои вещи в эту комнату, нельзя сравнить больше не с одним праздником в моей жизни. В комнате стоял полный молочный бидон воды. Печь за ночь не остывала, и утром в комнате было тепло. Еда на припечке стояла теплой, чайник на плите всё время горячим. Появилась возможность постирать белье и спать, раздевшись и укрываясь одним одеялом. А главное, рабочее место под боком и также воздух стал теплее и раствор уже не замерзал. Работа пошла быстрее.

Заготовке дров я стал уделять больше внимания. Соорудил козлы, нашел двуручную пилу, а в конце зимы техникум получил несколько новых бензопил, и одну, которая, в отличии от старой, работала исправно, отдали мне. Дрова перестали быть проблемой. Проблемой стало место, где их хранить. После этой зимы у меня всегда был запас наколотых и сухих дров, позволявший без проблем перезимовать не одну зиму.

А я принялся за центральную печь. Мне уже было жалко того тепла, которое напрямую улетало в трубу. Его нужно было задержать в доме, и я начал мастерить теплообменник - дымовые каналы. Я уже не смотрел ни на какие схемы, сказался  приобретённый опыт, а печь заработала сразу, с первой попытки.

Я понял, что тяга зависит от высоты прямого дымохода и степени его прогрева. Хорошо прогретый дымоход работает как мощный насос и выкачивает воздух из дома, поэтому его «дурную силу» можно использовать в полезных целях.

Из большого очага к вертикальному дымоходу вело два дымовых канала. Один напрямую, а второй вел в систему вертикальных и горизонтальных каналов, которые, извиваясь змеёй, пронизывали кирпичный куб, сооруженный мной в центре квартиры  между стенами в проеме, предусмотренном строителями именно для этих целей.  Вся эта система регулировалась тремя задвижками. Одной в летнем дымоходе (прямой канал), другой в зимнем (системе теплообмена), и третья в верху прямого дымохода, что бы по окончанию топки прекратить выход тепла на улицу.

В этот куб была вмонтирована железная духовка, которая быстро нагревалась и начинала отдавать тепло через несколько минут после начала топки. Сам же куб, который весил несколько тонн, прогревался только после нескольких часов горения полностью заполненного дровами очага.
Равномерное тепло, излучаемое им, чувствовалось во всех уголках этого большого дома. Было невероятно приятно, придя с улицы в морозную или дождливую погоду, прижаться всем телом к  разогретой поверхности и стоять, впитывая в себя это живительное тепло.

Это тепло успешно боролось даже с потоками холодного воздуха, струящимися от окон вниз по полам. Излучаемое тепло прогревало  полы и на них целыми днями возились наши дети.

Процедура топки протекала следующим образом.
В печь закладывалась щепа хвойных пород, которая оставалась у меня после плотницких работ, сверху укладывались сами дрова и открывались все заслонки. Щепа загоралась с первой спички.
Печь топилась в течении получаса, после чего летний дымоход закрывался, дымоход начинал выполнять функции воздушного насоса и прокачивать горячий воздух из очага через каналы теплообменника. 
В зависимости от температуры  воздуха, печь топилась или несколько часов или, если были морозы, круглые сутки. По окончанию топки, мы следили, чтобы угли все прогорели, хорошо их перебивая и выгребая всю золу. Потом мы закрывали все задвижки. Движение воздуха прекращалось, а вместе с ним и потери тепла.

Уже в прогретом воздухе я поштукатурил и побелил все оставшиеся комнаты, постелил полы, все покрасил.
28 мая 1976 года жена родила сына, и через месяц  я привез жену, дочь и сына в сверкающий побелкой и свежей краской, теплый, удобный  дом.
У нас начался самый прекрасный период нашей жизни.

Впоследствии, я сложил не один десяток печей. Я не стал профессиональным печником, но и никогда не звал никого, когда требовалось отремонтировать, восстановить или сложить новую печь.

Печь требует за собой постоянного ухода.
Раз в полгода мы ремонтировали,  подмазывали и белили печи.
Потом начали сажей забиваться дымоходы, пришлось их ежегодно чистить.
Потом начали забиваться дымовые каналы теплообменника, пришлось пробивать в них дыры и выгребать ведра сажи.
Потом я вставил во все эти места небольшие чугунные дверцы и каждый раз, после чистки промазывал их швы глиной. Начал делать очаги из огнеупорного кирпича, регулярно раз в год чистить дымоход и дымовые каналы.
 Дровяники располагать так, чтобы легко было подносить дрова. И ещё множество всяких мелочей, которые были уже индивидуальными решениями, учитывающими особенности строения домов,  рельефа местности проживания и индивидуальных пожеланий домочадцев.

Отдельно хочу остановится на проблеме первой топки печи.
Когда печь долго не топится, дымоход остывает. И первая топка после длительного простоя может вызвать  проблемы даже в печи самой лучшей конструкции.
Всё зависит от внешней температуры воздуха. Если она выше, чем температура дымохода, тяги не будет, как ты не старайся. Возникает обратная тяга, дым валит в дверцу, не желая идти в дымоход. И это может продолжаться часами.

Объясняется просто.
Когда открываешь задвижку, холодный воздух идет вниз, теплый воздух, попадая сверху в холодный дымоход, остывает и также стремится вниз. Образуется обратная тяга и теплый воздух из очага идет в комнату, а не в дымоход.
Спасение одно: забраться на крышу и зажигая скомканные листы бумаги, бросать их в дымоход до тех пор, пока не пойдет дым от очага.. Их пламя нагреет воздух, он устремится вверх и потянет воздух из очага. А как только горячий воздух из очага попадет в дымоход, тяга восстановится.

 Я забирался на крышу несколько раз, но потом перед первой топкой я просто прогревал дымоход паяльной лампой, которая не коптит и не дымит и, работая как реактивный двигатель, нагнетает теплый воздух и легко пробивает столб стоящего в дымоходе холодного воздуха.
После первой же топки, это явление исчезает потому, что дымоход всегда теплее окружающего воздуха.

Мы живем сейчас в городе в квартире с центральным отоплением.
Нет проблем с дровами и сопутствующим им мусором. Но воспоминания о печи с её негромким потрескиванием и неяркими бликами на стенах от огня сквозь небольшие щели в дверце, приятного тепла нагретых кирпичей и завывания зимнего ветра, стремящегося ворваться в дом сквозь задвижки печи,  окна и двери остались навсегда с нами.
 И мы по ним скучаем.