Я в этом времени жила.
Я этим воздухом дышала.
ДНЕВНИК. 1981
23 декабря
Нравственный запас человека – величина переменная, непрерывно меняющаяся. И надо постоянно следить за его уровнем, стремясь хотя бы не опускать свою собственную планку. Любая уступка себе – маленькая нравственная смерть. Нет работы тяжелее нравственной. Может быть поэтому, многие готовы спрятаться за любую другую работу, даже за ее иллюзию, за мелочную суетню, беготню, видимость действия, чтобы хоть как-то оправдаться перед собой за душевное бездействие.
А оправдание всегда найдется. И для других и для себя, если захотеть себя обмануть, заткнуть голос совести и закрыть глаза на реальность. Причем, чаще всего это происходит бессознательно. Люди бегут от душевной боли, от работы души, прикрываясь занятостью «делом». Но разве можно убежать от себя? И что может быть важнее самого главного человеческого дела: быть Человеком? А как часто мы об этом забываем. Потому что нет ничего труднее, чем быть честным человеком в нашей современной действительности.
Природа жестоко мстит за предательство. Ложь убивает и самого лжеца и тех, кто рядом. Может быть, поэтому так много неврозов. Лжец готов винить всех в своих несчастьях, и видит кругом только ложь.
25 декабря
Мне всегда как-то жалко тех, кто не понимает, что только ежедневными, пусть даже самыми маленькими победами над собой, своими слабостями можно облегчить себе же жизнь. Но как трудно, Господи, как трудно преодолевать собственную лень и инерцию! Иногда просто вставать не хочется для тех скучных дел, которыми наполнена ежедневность.
«Но семьи тихие милости, но птенцов лепет – увы!…»
Я не могу жить этим! Завидую тем, кто может. Пытаюсь мочь, но не могу. Все время «сбиваюсь». От быта я обессиливаю. И тогда вообще ничего уже не могу.
Силы человека определяются не физическим, а душевным состоянием. Когда душа полна сил, даже физически слабый человек очень многое может. Но он почти ничего не может, если его душа еле-еле трепыхается, придушенная постоянными заботами, хлопотами, потребительским отношением к ней, к ее носителю – человеку, к его внутренней жизни.
Душа не может и не должна быть средством для достижения каких-то «важных» целей, когда ее потребностями пренебрегают. Мол, глупости все это, нам бы ваши заботы, мы заняты «делом», нам не до эмоций. Как будто есть что-то важнее души,Человека, который в каждом из нас в той или иной мере живет.
Я абсолютно убеждена, что дело, которое делается не ради человека, а ради любой идеи – аморально. Человек первичен, идея – вторична. Ее нельзя ставить выше человека!
Нельзя человека использовать для ее реализации, какой бы прекрасной она ни казалась. Даже той, которая задумана для осчастливливания человечества (и ради этого готова пренебречь отдельным человеком). Нельзя в нее вкладывать всю душу. Она мертворожденная. И душа, вложенная в нее постепенно умрет, задохнется от отсутствия жизни.
Душа может жить только в другой душе, для другой души, с другой душой. Причем, чем больше ты вкладываешь в другую душу, чем больше отдаешь своей души людям, тем больше она становится, наполняется, расправляется, тем счастливее ты себя ощущаешь.
Недаром же Франциск Ассизский молился: «Господи, сотвори меня не любимым, но любящим!»
Я это так хорошо понимаю. Мне необходимо любить другую живую душу. Необходима потребность этой души в моей, моя надоба ей. Необходимо ощущение своей духовной (душевной) потребности, полезности. Нужно, чтобы кто-то с моей помощью открыл для себя другой мир, узнал и полюбил что-то новое, что-то понял, перестал заблуждаться, обрел зрение, слух. И я ощущаю в себе эту силу, знаю, что могу, умею. Только не всегда имею возможность и способ реализоваться.
29 декабря
Не оттого ли большинство предпочитает «трибуну» и общие фразы, что это гораздо проще, чем общение от «сердца к сердцу», которое требует душевного обнажения, полной искренности, умения слушать и понимать не только себя.
Или из-за боязни обнаружить собственную душевную несостоятельность, собственное ничтожество? Самообман? Или инстинкт самосохранения? Сначала инстинктивно стараются избегать того, в чем чувствуют слабинку, потом привыкают, и забывают, что это такое – быть самим собой.
Одна из «непричесанных» мыслей Ежи Леца: «Чтобы быть самим собой, надо быть кем-то».
Прикрываются, закрываются словами и фразами, создавая словесный барьер, дистанцию, чтобы, не дай бог, не разглядели, что «король-то – голый!».
Гораздо легче говорить с «народом», чем с отдельным человеком, который при этом смотрит тебе в глаза и ждет от тебя конкретной помощи, конкретного ответа.
В результате – сплошная трескотня. Все говорят, и никто никого не слышит. Говорят, чтобы не слышать, главным образом, самого себя, свой собственный внутренний голос. Отсюда такая фальшь.
Меня всегда подводил мой абсолютный слух: безошибочно определяю, когда фальшивят. И у меня аллергия на фальшь. А врущий сразу видит, что я – слышу. И, в лучшем случае, начинает избегать меня. Зачем ему истина, зачем ему искренность? Ему хочется видеть и слышать только то, что хочется, а не то, что есть на самом деле. И зачем ему такие сложности, когда вокруг сколько угодно тех, кто слышит только то, что ему говорят, и видит только такую картинку, которую ему рисуют.
Очень удобно. Каким ему себя нарисуешь, таким он тебя и принимает. Удобный человек. Приятный человек. Равно-душный (с равной душой или, наоборот, без всякой души относящийся ко всему и ко всем). С таким легко лгать.
Не потому ли так много «художников» развелось.
Интересно, наедине с собой они тоже «рисуются»? И спят тоже в очках? И какие сны видят? Розовые?
Дорогостоящее лицедейство.
Ну почему они так уверены, что кругом дураки, и съедят все, что им предложат? Потому что съедают?
Впрочем, вся моя «глубокая философия на мелком месте» не оттого ли, что сама, грешна, люблю «повыступать»? Причем, никогда специально, сознательно. Просто вдруг начинает «нести». Национальная генетичесая особенность? И ведь осуждаю в себе это качество, и борюсь с ним, но порой так заносит.
Иногда посреди такого выступления или сразу после него, вдруг, как током: «Ну, что ты мелешь? Зачем? Тебе ведь этого не надо. Надо не это!»
Может, мы такие «разговорчивые» из-за того, что иначе не слышат? Так привыкаешь болтать, что, если, вдруг, рядом оказывается слышащий, то, даже поняв это, услышав себя его ушами, и придя в ужас от услышанного, не сразу можешь остановиться. Не так-то легко быстро перестроиться с передачи на прием.
30 декабря
С возрастом люди, обычно, теряют свой максимализм, становятся рассудительнее, осторожнее в суждениях, терпимее, великодушнее (или объективнее, или равнодушнее, или мудрее?)
Я отношу к своим немногим достоинствам, что не научилась приспосабливаться.
Да, пристрастна. Или люблю, или нет. Но не равнодушна. Но не говорю то, что от меня ждут услышать, если так не считаю. Я не из тех, кто «режет правду матку» в глаза. Но не тешу ни себя, ни других иллюзиями. И если не могу похвалить, то просто молчу. И только на прямой вопрос отвечаю, то, что думаю.
Да, такая. Но ведь если буду делать или говорить другое, то это уже буду не я. Придется принимать меня такой, какая есть. Переделываться не считаю нужным. Мне так неловко и стыдно за тех, кто кривит душой, чтобы купить чужое расположение. Почему же я сама должна это делать? «Главная обязанность на земле человека – это правда всего его существа.» (М.Ц.)
По мне, будь ты кем угодно, но будь честен, будь самим собой. Пойми себя, поймешь другого. «Имеющий уши, да слышит». Кому и когда помогали розовые очки? Рано или поздно их теряешь, так лучше раньше – не так болезненно.
И когда от нетребовательности, облегченности, уступок, искажения истины мир становился лучше? Мне такая «легкость», такое из последних сил стремление уйти от проблем, уйти от обвинения себя, заменив это обвинением других, кажется источником всех бед. Потому что главное теряется – Человек.
Говоришь, вроде, на одном языке, а как с иностранцем – не понимает, не слышит. Видит не то, что есть, а то, что хочет видеть в данный момент, то, что ему удобно видеть. А потом предъявляет претензии искаженному, собственными усилиями созданному представлению о ком-то. И доволен: «Это не я, это он такой плохой. Значит, можно не любить его, а не себя».
Как просто. Не удобен – отвернулся. Не вижу – значит нет. Предел мечтаний. Себе бы так. До седых волос дожила, а все не легче. Наоборот, все чувствительнее, все обостреннее восприятие. Не хочу такой легкости. Не хочу пошлости. Не хочу фальши, лжи. Душат она меня. Я ведь все равно фальшь и ложь вижу, чувствую.
Лучше честный враг, чем нечестный «друг».