(дневниковые записи)
Мой добрый читатель, сразу оговорюсь: не мои это записи. В текст не вмешивалась, только чуть сократила их, уточнив пунктуацию. Хозяин исповедальных страниц мне не известен. Жаль, безусловно. А попали они мне в руки случайно и давно.
Если жизнь – это категория земного времени, то время – что молния, блеснувшая на небе в перистых облаках, начинающих кучеваться. Молния неожиданна и мгновенна, бесследна. Так молниеносна жизнь человеческая (мне видится).
Меня, как молодого специалиста, поселили в коммунальной квартире. Отдельная большая комната, чистая, солнечная – что ещё надо?! После неблагоустроенной районной гостиницы – роскошь. Обустраиваясь, наткнулась в нише на стопку старых пожелтевших газет «Красная Звезда». Достала, а из неё выскользнула толстая, на сто листов, общая тетрадь, каких за студенческие годы нами исписывалось десятки.
Тетрадь поизношена, видать, немало по свету путешествовала. Открыла: «Тетрадь № 4. Размышления над прожитым». Стало как-то неловко самой перед собой читать чужое…Вот вспомнит автор о своей потере, вернётся и заберёт – так тогда решила и положила на то же место. Не вернулся, ни через год, ни через пять.
Как-то в час досуга всё-таки заглянула на страницы, исписанные аккуратным мужским почерком, мелким и убористым, да и залпом – все сто страниц… Передо мной возник образ человека, про которого говорят: из ада, с того света, не раз возвращался, снова туда бросался – и вновь оттуда выходил, благодаря МАМЕ, что за него молилась в далёком сибирском краю все четыре года Великой войны. Удивили и его размышления о мужской доле, неудовлетворённостях в семейной жизни, что молча несут в душе, будучи примерными мужьями и отцами.
Не буду копировать все записи, а извлеку из них только самое важное, как мне сейчас кажется. То важное, что лежало в основе жизни человека, прошедшего пекло сороковых огневых, дважды раненого лётчика, трижды менявшего самолёт, поскольку был трижды подбит, но каждый раз чудом дотягивал до своего аэродрома. И только четвёртый… Как из пепла поднимался и вновь – в небо. После войны остался в авиации. Правда, не летал – здоровье не позволяло. Как он обозвал себя – « слуга на коленях» под самолётами, чтобы надёжно их провожать в небо.
« 23 июня.1945 г.
Сегодня ровно два месяца, как я в госпитале, в Москве. Попал сюда
из-под Берлина: « гостинчики» в логово Гитлеру доставляли, да так
торжественно вручали – огонь сплошной, дым и грохот. А вот мягко
сесть на своём аэродроме не получилось: бетонка полуразбита – при
посадке мой «звездолёт» споткнулся чуть, в результате
нога и плечо вывихнуты. Теперь, можно сказать, всё позади. Доктора
к выписке готовят, да ещё санаторием угрожают.
А мне бы в свою эскадрилью… Эх, жаль, не моя бомба была последней по
звериному логову… И Победу отликовал на больничной койке… Вспомнил!
Сегодня ровно пять лет, как мы, выпускники-воробышки, прощались
на выпускном 1940 года. Разлетелись кто куда, но знаю, что все
поступили в вузы, а я вот вихрем ворвался в лётную школу.
Где вы, мои школьные друзья? Живы ли? Четыре года бойни столько нас
перемололи …
Как-то моя мама… Должен написать ей, что жив-здоров, и всё мне
нипочём, и скоро буду дома, как только получу отпуск. Только ты
держись, мама, ты у меня святая…».
Надо ли читателю объяснять, кто перед нами. Это один из тех «воробышек» 1923 года рождения, из которых только 3% вернулись с полей сражений. Он не жалуется на судьбу, нет, несмотря на потерю отца и двух братьев. Скуп на слова о себе. Волнуется за своих сверстников. Мама для него – святая. А разве о выстоявших в тылу женщинах с детьми можно сказать иначе? Да, святые…
Вот оно, письмо к своей матери:
« 26 июня 1945 г.
Моя мама, не писал тебе целую неделю. Выхожу из госпиталя абсолютно
здоров, Из части – к тебе, а не в санаторий. Ты мне – все санатории
вместе взятые. В каждом бою ты была рядом. Выруливал на взлётку и,
как молитву, твердил: моя мама, из боя мы с тобой вернёмся,
обязательно… И возвращались, даже на изрешеченном пулями крыле,
даже трижды подбитыми, даже из пылающей своей машины мы с тобой
успели вывалиться и не совсем удачно, но приземлиться… Стропы
парашюта чуть спутались. В последние секунды падения я отчётливо
слышал твой голос: сынок, будем жить…
Моя мама! До очень скорой встречи! Сын».
Сколько раз возвращаюсь к этой записи, столько и соглашаюсь с философской мыслью: самая сильная духовная связь – это связь матери с сыном. И какая мать не просит Силы Небесные не дать прерваться этим невидимым, но спасительным нитям…
Встрече суждено было быть. Запись о ней:
« 14 июля 1945 г.
Утро. Подхожу к дому. Мама полет грядки. Платок с головы сбился,
как лунь, седая… А ведь нет ещё и пятидесяти. Стою, боясь испугать
словом. Вдруг она повернула голову – и осела в борозду… Я нёс маму
в дом на руках, лёгкую, исхудавшую от горя и недоедания.
Слабенькая, захлопотала у печки. На столе появились картошка да
свежие огурцы. Не могли начать разговор, боясь ранить друг друга.
Но мама моя
оказалась «мужественней» меня и достала из сундука … три похоронки:
на отца и братьев моих – Павла да Ивана. Прочёл: погиб под Москвой,
погиб на Ладоге, без вести… Нож ползал по моему сердцу. У мамы не
было слёз: видно, отрыдалась уже, обессилела.
А затем она сказала: « Сынок, расскажи про 14 апреля 44-го года,
что с тобой… Это был первый день Пасхи». Я содрогнулся: в тот день
я был сбит, горела машина, а я всё никак не мог её покинуть –
застрял, но всё-таки…
Рассказал. Обычное задание – смешать с землёй вражеские эшелоны с
танками. Дело привычное. Всё получилось – звено наше славно
поработало. Уходим домой. И тут откуда ни возьмись их стервятники:
раз, два, три … десять, а нас пять. Завязалось…
Пошёл к земле, полыхая, первый крестовый, второй… Мы старались.
Слышу сдержанный голос ведомого: слева, Лёня, слева. Успел левого
угостить – пошёл на землю третий, кресты в огне.
Ведомый Серёга в крик: дьявол норовит вверх – пори ему очередью
брюхо! Удалось и это – кресты горят.
Серёга кричал: Ванюша, прикрываем Лёню!
Это была его последняя команда: подбили, сгорел…
Слышу голос Ивана: заходи справа!
Тут затрясло мою машину. Дым, гарь. Штурвал не подчиняется рукам.
Земля стремительно летит мне навстречу. Не могу выбраться из
кабины – удалось. Успел раскрыться парашют, но поздновато… Именно в
последние секунды полёта я отчётливо слышал, мама, твой голос:
будем жить, сынок… Не жить бы, если бы не принял меня стожок
старого сена на лугу. На него и, как на подушку, шлёпнулся. А
машина моя угодила почти рядом, штопором вошла в речку – хвост,
вижу, из воды торчит, дымится ещё…
В бою потеряли две машины и друга Серёгу Вернулись всё равно
впятером – ты, мама, была рядом, пятой, чувствовал…
Она в тот Пасхальный день стояла до вечера на коленях перед
образами».
Чья душа не дрогнет и не обольётся слезами при чтении такого чистосердечия… Суждено было матери дождаться сына Лёни. Чудеса материнской молитвы ещё никому отменить не удавалось Связь между матерью и сыном, говорят, вечна, не прерывается даже когда они уже в разных мирах. Кто знает, может, и так…
Опять проводила мать сына на службу, только теперь уже мирную, спокойную. Каждый год он приезжал в отпуск, сначала один, а потом уж со своей семьёй (записи об этом опускаю).
Невестка оказалась не очень ласковой к матери, но Лёня, заметив это, раз и окончательно сказал своё слово. Вот оно:
« 5 августа 1950 г.
Запомни, дорогая и единственная на сегодня, если тебе моя мама
не совсем приятна, то и ты нам не ко двору. Вас – много, а мама у
меня одна. Решай.
Мало-помалу начали они друг к дружке притираться… Подумать только,
они стали настолько близкими, что в наших с женой размолвках мама
принимала её сторону, чему я в душе радовался и любовался ими:
какие ж они у меня мудрые…».
Теперь уж перевелись такие мужчины, к великому сожалению. Разве это мужчина, когда им баба (извините) правит? Так, безвольное существо – отсюда и не клеятся семьи, дети-сироты, забытые родители. Катастрофа – всего и всея, одним словом.
Не надо думать, что те семьи только и купались в солнышке да радуге, нет. И их корабль, бывало, покачивало. Но разум брал верх над некоторыми желаниями, увлечениями… К слову сказать, есть там вот такая запись:
« 9 мая 1968 г.
День Победы – самый святой Праздник моей Родины. После парада с
супругой были в кафе на вечере. Как же привлекательны офицерские
жёны… Моя такой, кажется, никогда не была. Любил ли я её?
Наверное, на свой вопрос и не отвечу.
Только, признаюсь, часто стал ловить себя на мысли: с той ли я
шёл по жизни. Может, та, мной не встреченная, подарила бы нам
жизнь более счастливую. Хотя на судьбу мне грех жаловаться – дети
вон в курсантах, жена пока здоровая…
Прочитал тут недавно: всякий мужчина, семейный и бессемейный,
ждёт до самой смерти ту, самую единственную, и умирает, так и не
дождавшись… А что? Может, и так. Не признаёмся же…».
Последняя мысль « ждёт до самой смерти… и умирает, так и не дождавшись» …
Может ли она оставить читателя равнодушным?! При всех плюсах и минусах жизни каждый
из нас о том единственном или той единственной хоть раз, да задумывался… Не правда ли?
16.01.2013 г.