Вот Степан. Долговязый парень с незатейливым лицом. Сварщик 4 разряда. Подхожу. Здороваюсь. Беру интервью.
- Ну что, - говорю я, - Степан, есть ли у тебя любимая женщина?
Степан делает задумчивое лицо. Теребит щетинистый подбородок матерыми рабочими пальцами с не пафосной грязью под ногтями.
- Есть Альфия. У нее муж на две недели на вахту уезжает, и ее вахту принимаю я. Но это так, чисто поебаться, - толе с гордостью, толе с сожалением отвечает он.
- Хаха, - продолжает через паузу, - ****а у нее плотная, хоть и ***в в ней не меряно побывало.
- Ну, да, - соглашаюсь я, - плотность решает многое.
Идем дальше. Пенсионерка. Баба Дуся. Фронтовичка. Женщина прожившая простую и правильную жизнь.
- Вот ****ь! Где тОнко там и рвется, - без злобы ругается она, меняя водопровод.
- Как жить бабушка, скажите?- робко вопрошаю я.
- Как жил, так и живи сынок. Ты такой молодой еще… - по матерински отвечает она.
- Если я буду жить, как жил, то скоро умру от цирроза. А если буду жить по другому, то потеряю себя. Так как же мне быть?
Бабушка тяжело вздыхает и, пожимая плечами, бесследно уходит в водопровод.
Края у нас холодные. Дикие. Зима лютая. Народец задавленный жизнью. Побитый. Хорошо, как правило, только сукам. Суки у нас особая масть. Почетная. Им везде дорога. Что в любви, что в политике. И вообще по жизни зеленый свет. Их отличают крепкие здоровые зубы, очень нужные им, чтобы вырывать куски живой плоти из туш добродушных мамонтов.
Суки в большинстве. Их численность преобладает. Они внешне толерантны. Есть конечно и хорошие, но их мало. И они, как правило, совершенно беззубые.
Мужчинка задрипанного вида, в старой потертой дубленке, проходит мимо. Семенит в сторону. В руках его пиво советского образца. Давно уже не видел таких бутылок. Делаю ему жест рукой. Он не видит. Пытаюсь закричать, но рот стирается с моего лица, и вся моя физиономия плавно превращается в одну бессмысленную и прозрачную каплю.
Патлатая дивчина шаловливого вида, проезжающая мимо на старом кабриолете, кричит мне:
- Держись парниша! Наша вся изыйдет!...
И смеется безумно так и весело.
Я немного привожу в порядок лицо. Чувствую рот. И проясняются другие принадлежности.
Пару слов обо мне. Мне 47 лет и я ебу кур. Спички ебу и нитки. У меня веселый нрав, но иногда я переживаю не переживши. Зовут меня Ярий Пакля. Любовь к курам у меня с семи лет. К остальному пристрастился позже.
Сквозь кариозную дырочку в переднем зубе я наблюдаю окружающий мир. В связи с этим все мне является в несколько искаженном виде. И я ни о чем не имею точного представления. К людям у меня отношении двоякое – я их редко, когда могу долго.
Кондукторша скрипит зубами. Ей не ведом страх и отчаяние. Она всегда знает, откуда выехала и куда вернется. Маршрут стабилен, как восхождение Солнца над темной планетой или розовая щетинА на губах грузчика в продуктовом магазине. Порванные катышки. Измельченный скрепыш. Коварный гравий.
Мужчина у окна прилип морщинкой к стеклу. Всего его развезло по окну расслюнявленным обалделым пятном. Он сказал мне, что его зовут Витя. И что ему всегда мало лет, от того, что он постоянно пьет.
Кондукторша еще более значительно скрипит зубами. От злобы скрипит, не от холода. Я еду немного уставший и не выспавшийся. В авоське моей замерзший картофель и немного мертвых овощей. Она встает и, держась за поручни, дабы не упасть от ритмичных пошатываний троллейбуса, подходит ко мне. Из промежности ее вываливается что-то маленькое и склизкое. Бесформенное такое и довольно скверно выглядящее. Оно издает терпкий, отталкивающий запах. Всем своим видом просит уйти, но вскоре разъедает пол и избавляет само. Кондукторша делает вид, что ничего не происходит. По прежнему скрипит и в холостую напористо тужится.
- Вам выходить! – не выдерживает, наконец-то она.
- Знаю-знаю, - спокойно киваю я, поднимаюсь, - но, погоди еще немного. Не успел. – говорю я и сажусь обратно. Но через остановку другую все-таки выхожу-выхожу. Мне важно.