Автобиографические бытовые зарисовки I

Елена Путник
Предисловие
События происходят в глухой деревне со странным названием Ёржино, расположенной на юге Тульской губернии, на берегу речушки Розка (впрочем, встречается и вариант «Роска», который лично мне нравится больше).
Воспоминания основаны на реальных событиях, какими они мне запомнились, так что если где и проскочит доля вымысла, винить за это стоит дырявую девичью память.
Станет скучно читать – смело бросайте. Захочется ответить – не стесняйтесь.

I
Итак – деревня. Лето. Я закончила первый класс и была привезена за тридевять земель к бабушке, отбывать каникулы. Не подумайте, что бабушка моя - коренная сельская жительница, отнюдь нет. Всю жизнь она прожила в городах и военных городках, переезжая с мужем и детьми из одного заграничного гарнизона в другой.
Не стану вдаваться в подробности, как так вышло, но имеем факт  - год назад занесло ее с младшей дочкой и малолетним внуком в хрен знает какую глухомань. Дочка, то есть моя тетя, устроилась учительницей математики в школе, и дом им предоставила местная администрация.
Сосредоточьтесь и представьте себе на минутку двух женщин с ребенком, никогда не имевших ничего общего с сельскими реалиями, но вынужденных вдруг стать деревенскими жительницами. Выйдет чистой воды курьез. Печка, удобства во дворе, черноземная грязь по колено и тому подобные прелести. Дом;вые мыши, которых тетя боялась панически, и коровы, которых она опасалась не меньше.  И, конечно, как порядочным селянам им пришлось держать и ту же корову и кур, и огород… В общем, думаю, всем все понятно.
Помню, как они со смехом рассказывали, что однажды им принесли целую телячью голову, угостили, стало быть, и они топором пытались разрубить ее на кухне, уделав в процессе все стены брызгами крови и ошметками костей, но так и не добившись особого успеха. Или о том, как тетя не могла дойти до туалета, не поскользнувшись и не шлепнувшись при этом в жирную густую жижу, в которую превращалась тропинка после дождя.
Так вот, привезли меня туда на лето, да так уж вышло, что там и оставили. Не скажу сейчас, была ли я сильно против, но даже если и была, вряд ли это существенно могло изменить ситуацию.
И стали мы жить вчетвером: бабушка, тетя, мой двоюродный брат и я.
Дом наш раньше служил школьным общежитием и был поделен на две автономные половинки с отдельными входами. Во второй части обитала соседка - Клавдия Петровна. Пожалуй, на ней можно и остановиться поподробнее.
Была она постарше моей бабушки лет на десять и некогда работала в школе. Преподавала немецкий язык. Знаете почему? Потому что еще помнила немцев, и, стало быть, квалификацию имела вполне достаточную. На момент нашего приезда она уже почивала на пенсии, но после того, как из школы ушла очередная учительница языка (имя у нее было чудное – Домна Фроловна), Клавдию Петровну ненадолго вернули на пост. Уроки она исправно вела по ветхому учебнику и любила повторять одну присказку:
«-Понял, внучек?
- Понял, бабушка.
- Что ты понял, внучек?
- Ни х...я, бабушка.»
 Да, старушка не стеснялась в выражениях и матом ловко изъяснялась по любому поводу. Первым делом при знакомстве, а я при нем присутствовала, она посадила моего брата на деревянный порог своей терраски, вручила ему пригоршню малины и сказала: «А теперь, Сашок, буду учить тебя матом ругаться», отчего бабушка моя, как женщина культурная, пришла в неописуемый ужас.
Хорошая была старушка, из тех, что входят в горящие избы и останавливают буйных коней. На нас, городских, поглядывала с неким удивлением и снисхождением, как на явление чуждое, но по-своему забавное. И в помощи никогда не отказывала, правда на свой грубоватый и прямолинейный манер.
Бабушка моя ее слегка, как мне казалось, побаивалась. И поначалу время от времени робко просила оттяпать выбранной на убой курице голову, пока в один прекрасный день та не отказалась наотрез и со словами: «Руби уже, бл…дь, сама, а то не научишься», вручила ей топор. И бабушка научилась.
Все убиенное, как любому ребенку, мне было жалко. И кур тоже. Еще утром птичка копалась в пыли под сараем, и вот уже торчит из жестяного ведра, подергивая в последний раз лапками. Потом мертвую тушку ошпаривали кипятком и выдирали перья, и с этого момента она становилась просто едой. Как отрубают голову, я никогда не смотрела.
Я, наверное, буду перепрыгивать с темы на тему, уж простите. Воспоминания такая штука, никогда не знаешь, куда их понесет.
Дом… Просторная кирпичная развалюшка, легко осыпающаяся, если провести пальцем между кирпичами, ибо скреплял их какой-то подозрительно похожий на обычный песок раствор.
Вода, конечно, только холодная. Газ в баллонах. Отопление печное, в систему батарей вручную заливалась вода, и так отапливались комнаты. Но зимой на окнах изнутри все равно намерзал толстый слой льда.
Топили дровами и углем. Дрова – для растопки, уголь - для тепла. Сначала за углем приходилось ходить к школе, где хранилась казенная куча. Санки, два ведерка – и вперед, если не хочешь за ночь превратиться в сосульку. Потом уголь (ура!) стали подвозить прямо к дому; он мог быть просто колотыми кусками, прессованными прямоугольными брикетами или небольшими шариками. Обычный уголь, конечно, привозили чаще всего, а прессованный казался мне какой-то необыкновенной ценностью.
Комнат было три. Вернее изначально их было две, но одну, самую большую, еще до нас разделили перегородкой, образовав узкий «аппендикс» в самой удаленной от печки части. Это была моя комната. У меня было окно, стол, шкаф и книжный шкаф, все как у людей. По стене вдоль кровати шла труба отопления, и вечером, пока она была еще теплая, к ней можно было прижаться всем телом и греться.
Зато утром приходилось бегом напяливать на себя кучу одежды, умываться ледяной водой и топать во двор, в туалет. Кстати, был у нас и «титан» – это агрегат для нагрева воды, снизу в топке разводился огонь, а внутри проходила труба, в которой, собственно, эта вода и нагревалась. Был даже душ и полноценная ванна. Прямо в кухне.
Одно из приятнейших воспоминаний, когда вечером окна занавешивались простынкой, дверь закрывалась, и я оставалась одна, с полным тазиком воды. В печке тихо потрескивали дрова, а я отмокала в свое удовольствие. Тепло, спокойно, чудесно… Потом ополаскивалась под душем и чувствовала себя счастливым человеком. Увы-увы, титан через какое-то время потек и вышел из употребления.
Хуже всего, разумеется, были походы по естественной необходимости. Особенно вечером и в мороз. Вокруг в темноте всегда что-то шуршало, поскрипывало, пощелкивало. В сарае рядом копошились крысы. Правда, в сильный холод существовала альтернатива – можно было пописать в ведро с золой, стоящее на террасе. Не сказать, чтобы там было сколько-нибудь теплее, чем на улице, но зато идти далеко не надо. Единственная опасность - если зола была только недавно из печки, то от соприкосновения с влагой, само собой, вздымалась туча пара и пепла, словно из жерла маленького вулкана. Неприятная штука.
Вышло слишком много быта? Постараюсь исправиться в дальнейшем.