Сны продолжались каждую ночь, словно я смотрел многосерийный фильм, в котором сам играл главную роль. Проснувшись, сразу же записывал полученную информацию, чтобы по возможности проверить. И однажды даже прошёл той самой дорогой, которую преодолевал во сне, и увидел её дом. Он сохранился и в наши дни, там кто-то живёт. Постоял, с неизъяснимой тоскою посмотрел на окна, но не решился войти. Душа моя, соприкасаясь с тем, что было давным-давно, испытывала сладостную муку, воскресшие образы томили грудь.
Как же я страдал тогда, о Бог мой! От болезни, любви, от невозможности соединиться с женщиною ненаглядной, от того, что жизнь скоро оборвётся именно тогда, когда так хочется жить... Интересно, сколько же раз я был священником на этой Земле? Сколько раз умирал и снова рождался? Осколки памяти впивались в сердце, и оно кровоточило. Но никто не смог бы уговорить меня сейчас остановиться. Прошлое засасывало, оно неумолимо влекло, как любимая книга, герои которой существовали в моём воображении, и я застывал в лабиринтах памяти как бабочка в янтаре. И то, что Наташа была сейчас далеко, только усугубляло остроту ощущений.
Погода дивная, не жарко и не холодно, то, что нужно для комфортной прогулки. Мы идём по аллее не спеша, под ногами шуршат опавшие листья. Кое-где на глаза попадаются грибы. Орешник созрел. Съедобные каштаны под ногами разбросаны колючими зелёными ёжиками...
Генри бежит впереди с палкой, которую где-то подобрал и представляет, что это шпага, а он - настоящий рыцарь без страха и упрёка. Мирабель время от времени бросает на меня задумчивый и печальный взгляд, особенно, когда проклятый кашель заставляет нас остановиться. Меня удручает, что я вынужден быть при ней слабым, но как бы ни старался удержаться, грудь разрывают спазмы, и никуда от них не деться. Всё идёт к логическому концу.
- Вы принимаете микстуру, которую я дала? Улучшений нет?
- Дорогая Мирабель, я так благодарен за Вашу заботу и делаю всё, как Вы велели. Микстура помогает, но не так быстро, как нам хотелось бы, - подбодрил её я. - Врач сказал, что мокрый кашель способствует очищению лёгких...
Она горько вздохнула, достав из сумочки белый кружевной платок, промокнула с моего лба капельки выступившего пота.
Навстречу выбежал породистый охотничий пёс, следом за ним из-за поворота показался его хозяин, известный в городе господин. Он поздоровался с нами, приподняв шляпу, глаза сверкнули от любопытства. Когда он скрылся из виду, я обратился к Мирабель:
- Наши прогулки рождают нездоровый интерес. Я компрометирую Вас...
Она улыбнулась в ответ:
- Скорее, это я порчу Вам репутацию, кюре, в этом городе честное имя Эдуарда Боссе значит гораздо больше моего. Людям невдомёк, что могут существовать между мужчиной и женщиной чистые отношения. Всем хочется видеть грех, грязь в других, чтобы на её фоне ощущать себя благопристойными, - её лицо исказила гневная усмешка. Словно с вызовом для всех, она взяла меня под руку, и мы продолжили путь.
- Я дорожу нашим общением, Эдуард, Вы - единственный, кто принял меня душой в этом недружелюбном краю.
- Почему Вы так говорите?
- Я нахожу бретонцев твердолобыми и плохо воспитанными людьми.
- Это не так, моя дорогая, совсем не так. Да, суровый ветреный климат этих мест отложил отпечаток на их характер и судьбы, но это прекрасный, трудолюбивый народ, способный на высокие и благородные поступки. Покорители морей, рыболовы, земледельцы, животноводы, - все эти профессии достойны уважения. Я восхищаюсь их усердием, упорством, жаждой жизни! При всей своей бедности местные жители умеют радоваться простым, незамысловатым вещам...
- Вы - романтик и идеалист, Эдуард! Вы судите о людях по себе, поэтому они кажутся Вам прекрасными. За это я Вас обожаю!
От её слов стало тепло на душе. Ладошка в тонкой перчатке горячо сжала мою руку, и сердце забилось быстрее, разогретая чувствами кровь побежала по телу.
Генри на бегу споткнулся и упал. Мы бросились к нему, чтобы помочь, мальчик плакал, сквозь брюки показалось пятнышко крови. Мирабель закатала ему штанину, ссадина, к счастью, была не очень глубокой.
- Я понесу его на руках, нужно вернуться домой, обработать рану.
- Он тяжёлый, у Вас и так нет сил! Генри, ты сможешь идти сам?
Мальчик красноречиво обхватил меня за шею, не желая отпускать.
- Не беспокойтесь, Мирабель, я не настолько слаб, чтобы не донести до дома ребёнка.
Генри с благодарностью прижался ко мне щекой, слёзы высохли, и я подумал о том, что отдал бы всё на свете за то, чтобы это была моя семья. Эта женщина и ребёнок, рядом с которыми я испытывал истинное счастье, создавали в моей душе неизведанную доселе гармонию.
Вскоре малыш забыл о боли и сам вырвался из рук. Присев на скамейку передохнуть, я встретился взглядом с Мирабель.
- Возможно, мой вопрос покажется дерзким, но я всё же спрошу: почему Вы, Эдуард, стали священником?
- Так сложилась судьба. Я никогда не задумывался о том, что мог бы быть кем-то ещё. Кажется, всегда знал, кем должен стать и ради чего...
Грусть наполнила её доверху, после глубокого вздоха, Мирабель поправила кружевной ворот своей блузы, словно он мешал ей дышать.
- Почему Вы никогда не рассказываете о себе, о своей жизни, о близких? Мне так хочется узнать как можно больше!
- Всё банально, дорогая Мирабель, это скучно и неинтересно. Зачем тратить Ваше драгоценное время на рассказы о себе.
- И всё же, уважьте мою просьбу.
- Моя семья живёт на юге Франции, недалеко от Ниццы есть город под названием Гатьер.
- Это объясняет смуглость Вашей кожи, нетипичную для этих мест и небольшой акцент.
Улыбнулся её взгляду, пробежавшему по моему лицу с мечтательной теплотою.
- Вы давно там не были? Возможно, мягкий климат вернул бы Вам здоровье?
- Предпочитаю оставаться здесь. Жара для меня теперь невыносима. Да никто и не ждёт. Родители живут врозь. У отца другая семья. Матушка занята воспитанием внуков от трёх моих старших сестриц. Одна из них удачно вышла замуж и переехала жить в Лондон, две другие остались в Гатьере.
- Вы не тоскуете по ним?
- Мы никогда не были близки, как это ни прискорбно. Последний раз виделись на моей ордонации*. С тех пор все наши отношения сводятся к денежным переводам, чем могу помогаю им. Последнее письмо от сестры было в прошлом году...
Мы оба замолчали. Какая-то птаха вспорхнула с ветки прямо возле нас и, чирикнув, улетела.
- Генри испачкал Вам туфлями сутану, - Мирабель смахнула с меня песок и смутилась от соприкосновения наших рук.
- Не тревожьтесь, ничего страшного!
"Страшно то, что мне придётся вскоре покинуть вас..." - тяжёлая мысль холодным камнем легла на дно души. Я знал, что осталось недолго.
Будильник зазвенел в полвосьмого утра, обычно я просыпаюсь раньше, но не теперь, когда видения полностью овладевают мною. Это как зависимость, жажда знать, что было потом. Прошлое, которое уже никогда не вернуть, ворвалось в моё настоящее безудержным вихрем и вызывает всё большую привязанность, способную свести с ума. Я больше не он, но он живёт во мне, и та, что любил, теперь другая, мы вместе, и надо бы успокоиться и не думать, но это выше моих сил. Разве можно прервать чтение на середине романа, захватившего тебя в плен, или выйти, не досмотрев полюбившийся фильм на половине сеанса?
Я подошёл к окну, улочки этого города теперь говорили о ней, о моей возлюбленной, той, кем она была когда-то. Смогу ли я рассказать Наташе об этом или не стоит тревожить её покой?.. То, что открылось мне, закрыто от неё, а словами не передать гамму чувств и эмоций. Хоть книгу пиши, ей-Богу!
Начинался новый день, благословенный день моего первого богослужения. Это всегда волнительно, особенно теперь, когда службу нужно вести на французском языке. Я не знал, придёт ли хоть кто-то, но встреча с Богом уже назначена. Да будет воля Его! Аминь.
* ордонация - (ordination) — рукоположение, посвящение в духовный сан.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/17/1017