Твоей газете исполнилось 70. И ты, конечно, не можешь не думать о том, что и свою какую-то лепту в её историю внёс. За девятнадцать-то лет! И слегка досадуешь в душе: двадцать лет было бы красивее, круглее. Но, что есть — то есть. А что, кстати, есть? Что вспоминается в первую очередь? Как ни странно, командировки. Самые разные. Удачные и не слишком. Экзотические и обыкновенные. Длинные и короткие. Далёкие и близкие. Интересные и нудные… Ну, нудные-то, понятно, ты сразу задвигаешь куда подальше. А вот экзотическими упиваешься. Да, дескать, эвон куда заносило!
А сейчас вот одна из самых первых на северо-западе всплыла из глубин памяти. Потому что была она какая-то… нелепая! Некоторым образом. Но и насыщенная. В неё вместились и стрельбы, и интересные поездки, и встречи с моими афганскими знакомцами и даже с однокурсниками, которые тогда служили на Северном флоте и проживали в Североморске. В каковой закрытый город и провезли меня почти контрабандой из Мурманска. Поскольку я именно в Мурманск всё-таки прибыл в командировку. А было это 2 июня, и в Мурманске шёл снег. В Питере накануне отъезда шпарило 28 градусов влажной жары. Понимая, что отправляюсь на север, поехал в повседневной тужурке, туфлях и брюках навыпуск. Хотя все служивые только в рубашках с коротким рукавом ходят. Жаль, форменных шорт нет. Вполне себе по погоде было бы. В Питере, я имею в виду. И вот… снег! И ветер ещё! Лето на Мурмане! Ура! А я в туфлях по снежку на перроне шлёпаю-поскрипываю.
— Товарищ майор, это вы из газеты будете? — обращается вдруг ко мне какой-то матрос.
— Точно так, из «Пограничника».
— А вы что, вот так и приехали? Без куртки?
— Без, — лаконизм прёт из меня прямо сквозь стиснутые от холода зубы.
— Ну, это вы погорячились!
Ага, вот такой горячий и бестолковый среднеазиатский парень. В Ашхабаде второго июня совсем-совсем другая погода. Нет, я, конечно, подозревал, что Мурманск на него, мягко говоря, не похож. Но не так же кардинально! Лето же ведь!
Матрос оказался водителем-спасителем и отвёз меня в отряд. Не стану рассказывать о том, как я геройски добывал материал, отчаянно замерзая в туфлях и тужурке в первые два дня. Потом мне одолжили тёплую куртку, а друг-афганец — денег. На покупку тёплых полусапог. Купил я вожделенные полусапоги, добавив своих кровных тугриков. Обувка оказалась не из дешёвых, поэтому, несмотря на дружеский заём, буквально врезала по карману. Так врезала, что ухх! Зато ногам тепло! А тем временем мне через три дня уезжать. Надо ж билет на обратный путь брать. И надо ж в дорогу что-то взять из пропитания. А уже почти и не на что. Хорошо хоть, что воинское требование имеется, и за дорогу платить не придётся.
Надыбав несколько тогдашних аналогов «Доширака» (это был 1993 год), я посчитал проблему продовольствия решённой. Небось, проводники чай будут носить, а на чай у меня ещё имелись… некоторые средства. И вот я в очереди… к военному коменданту. Потому что без высочайшего разрешения требование в воинских кассах вообще ничего не может вытребовать в Мурманске в начале лета. Все ломятся в отпуск на юг. Или, по крайней мере, существенно южнее столицы уже не советского на тот момент Заполярья. А ведь с пяти утра на улице мёрз, чтобы к восьми утра быть как можно ближе к комендантскому окошку. И со мной ещё многие, многие мёрзли тем ранним июньским утром… Всё зря.
Я — к отрядному начальству. Так, мол, и так — засада. Начальство: да спокойно! Мы тебе сейчас человека-вездехода дадим, личного друга военного коменданта. А, может, у тебя есть деньги на самолёт? Тогда вообще не проблема. Но у меня были деньги только на чай… А человеком-вездеходом оказался ещё один мой давний знакомец, который, правда, меня не помнил. А мне он запомнился ещё со стажировки. У старшего лейтенанта Лимонникова тогда было двое детей. Белобрысых шустрых пацанят все так и звали: два Лимончика. И вот мы с подполковником Лимонниковым, отцом, как мне сказали, теперь уже шестерых детей, направляемся к коменданту. Я таки покину гостеприимный Мурманск! Ура!
Лимонников вышел от коменданта и развёл руками — ну НЕТ билетов! Ни для кого! То есть, понятно, для кого-то они всё же были, но я в этот узкий круг местных счастливцев не входил.
Так. И что делать? Этот вопрос к моменту полной отработки всех пунктов задания и, соответственно, успешного завершения командировки не просто стоял во весь рост. Он на меня трагически и беспощадно давил. А в голову ничего умного не приходило, кроме:
— Проводники добрые! Мы сами военные, денег нет! Пустите в тамбур до Питера доехать, христа ради! Доброго вам здоровья! И вашим детям! И…
— Извини, майор! Никак не получится…
В день «Ч» первую часть этого диалога я, конечно, озвучил не столь жалостно. Наоборот, сурово, коротко, с достоинством. Но ответ проводников скорых фирменных поездов был в точности такой, как во второй части.
И ЧТО теперь ДЕЛАТЬ? И КТО во всём ВИНОВАТ? Ну, виноват-то, понятно, я сам, но делать-то что?! А тут как раз на первый путь притащился почтово-багажный поезд сообщением Мурманск — Москва. Через Питер, естественно. Для очистки совести обратился к мужичку в поношенном спортивном костюме, вышедшему на перрон из вагона этого не экспресса. И вдруг:
— Да садись, жалко, что ли? Но ехать мы будем долго. Это, во-первых. А во-вторых, белья и матрасов у нас нет. Подушку только можем дать.
И мы, как и было обещано, ехали долго. Тащились двое с половиной суток, останавливаясь у каждого намёка на домик у железной дороги и у каждого, без всяких намёков, столба. И эти два дня я питался четырьмя, условно говоря, «дошираками» и чаем, которым меня угощали бесконечно добрые почтари, выделившие мне к тому же убитую чёрную подушку с запахом креозота почему-то. Я оборачивал её командировочным полотенцем и спал, спал, спал. Потому что, когда спишь, есть не хочешь. И вообще…
И я, в конце концов, вернулся в Питер. В жаркий июньский Питер. И мне сразу стало казаться, что мог бы и потерпеть там, в июньском Мурманске. И не тратиться на тёплые полусапожки.
А зато я их потом ещё зимы три носил. Удачно съездил, в общем! И, как видите, до сих пор помню, как Мурманск ехидно сказал мне: извини, майор! Но я на него, как вы понимаете, совсем не в обиде.