Автобус резко затормозил, и я, вздрогнув, вынырнула из вязкой полудремы и тут же уткнулась взглядом в любопытную физиономию пацаненка напротив. Он внимательно смотрел на меня, как будто я действительно была чем-то интересным и занимательным, как клоунский нос на разукрашенном лице или лик Моны Лизы. Он пристально смотрел так пару мгновений, а я разглядывала его.
Замечательный малыш. И на медвежонка похож до невозможности в своем ярко-синем с отороченным мехом капюшоном комбинезоне, с круглым любопытным личиком и огромными темными глазами на нем. Я улыбнулась, и пацан тут же смутился, опустил глаза, пряча широкую улыбку в мехе капюшона. И тут же этот быстрый взгляд в мою сторону – проверить, смотрю ли еще на него. Я, конечно, смотрела. Как я могла оторваться теперь от этого чудесного малыша?
Чужого малыша, похожего на которого у меня, возможно, никогда не будет.
Настроение тут же испортилось. Если утром оно еще как-то стремилось к единице, то теперь уже категорично скатилось за нулевую отметку. Так и буду мыкаться одна по этой долгой и нудной жизни. А вот у женщины, сидевшей рядом с малышом и что-то ему недовольно выговаривавшей, есть рядом маленькое чудо. Почему же у меня-то все так?.. В смысле, не так, как хочется.
Я с тоской глянула на малыша, который вертелся на сиденье и этим доводил до бешенства свою маму. Господи, почему меня-то никто такой же славный не бесит?! Малыш с интересом разглядывал все вокруг, пытался дотянуться до больших красивых машин за окном, стягивал и натягивал капюшон, пытался выковырять пуговицу из петли – в общем, занимался важными детскими делами, не обращая внимания на увещевания матери.
Конечно, про меня он забыл. Обидный вздох вырвался из моей груди, и я отвела взгляд, пытаясь отвлечься. И увидела девушку напротив, моего возраста примерно – тоже чуть за четверть века перевалило – которая с такой же тоской и завистью смотрела на мальчишку. Как же нас много таких, молодых и одиноких! И почему только? Наверняка у нее нормальная работа, хорошая квартира, любимые и любящие, что немаловажно, родственники, которые всегда помогут и поддержат… Только вот куковать приходиться в гордом одиночестве, и постоянно делать вид, что тебе все в этой жизни нравится, и место ты занимаешь ровно то, на которое сама рассчитывала, и окружение тебя твое полностью устраивает, и ты сама создала себе такую жизнь.
Одинокую жизнь. Свой собственный монолог для зрителей, только вот ни аплодисментов, ни наград так взять за него и не удалось.
Одиночество… Что это вообще такое и с чем его едят? Я отвернулась к окну, стараясь не смотреть в сторону малыша и девушки, так похожей на меня в своих мечтаниях. Одиночество. Вроде не такое уж и страшное слово, если бы душа не ныла в стремлении к чему-то лучшему и вполне для других достижимому, вот только зачастую неоцененному. И хочется-то не особо многого, так, пару мгновений счастья в неделю и понимания того, что у тебя есть для кого жизнь и ты не одинока.
Быть одной и одинокой совсем не одно и тоже. Тавтология и сумбур какой-то, вот только разницу понимаешь, когда сама с этим сталкиваешься. Кому-то даже нравиться жить и быть одному, чтобы больше времени уделять чему-то важному и значимому. Или просто из-за своих эгоистичный убеждений. А так он обедает с коллегами, полдничает с друзьями, ужинает с подругами… Он не успевает ощутить своего одиночества, потому что только на бумаге и в своих фантазиях он такой. А на самом деле – обычная людская единица, составляющая целостную человеческую систему. И со смыслом и жизненными целями у него все в порядке, раз у него самого есть он сам и иже перечисленные. Слава Богу и собственному эгоизму.
Вот только с одиночеством все по-другому. Ты становишься не просто одинок, когда вокруг куча людей: любимые родители, друзья-недруги (последние всегда занимают более активную позицию в твоей жизни), даже любимый человек. Вот только если никто из них тебя не понимает, не поддерживает твоих начинаний, гнет свою линию, пытаясь диктовать тебе жизненные правила, которые никому не известны, а они их почему-то знают на зубок, то ты в один прекрасный момент вдруг понимаешь всю никчемность своего существования, ненужность и бесцельность своего бытия. И что делать с этим внезапно свалившимся на тебя грузом одиночества, которое немилосердно давит сверху, подобно обвалившемуся Эвересту, и пытается сравнять твою бесцельную жизнь даже не с землей, а магмой под коркой планеты? Превратить тебя в пульсирующую жижу, которая опаляет всех и вся и не способна сохранить чью-то жизнь. Не хотелось бы сдать этот бой без должного отпора, превратившись в булькающую лужицу красновато-оранжевого цвета. Вот только как?
Взгляд сам устремился к малышу напротив, только там его уже не было. Пока я купалась в своих стенаниях и жалости к себе, мамаша схватила своего мальчугана в охапку и вытащила на улицу. И мне тоже было пора выходить. Оказавшись на улице, я с каким-то извращенным наслаждением полной грудью вдохнула воздух – кислород вперемешку с выхлопными газами, химической посыпкой тротуаров и запахами прохожих – и решила, что пора устроить себе маленький праздник. Куплю торт, налопаюсь так, что джинсы завтра не сойдутся, и завтрашний день обретет смысл – буду бороться с угрызениями совести за позволенное слабоволие и с желудочной болью от избытка сладкого. Вот уже пару дней можно как-то перекантоваться без особых потерь. Так и ползу по жизни, ища в ней смысл и находя лишь двусмысленные послемыслия. Ой, какая ерунда. Сама не поняла, как живу. Хотя поняла одно – живу без всякого смысла, отсюда и проблемы.
В магазине я все-таки одумалась и остановилась на любимой шоколадке и пакетике очищенного фундука. И то, и то люблю, так что радости хватит. Надо еще на ужин что-нибудь прикупить, потому что все люди – одинокие и не очень, счастливые и нет – нуждаются в питании. Наука, к сожалению, еще не перешла к беспищевому существованию. Нагрузив корзинку, я расплатилась и направилась к столу, чтобы выгрузить покупки в пакеты и идти домой.
Какая-то невзрачного вида женщина толкнула меня, и я едва не выронила корзинку на пол. Я уже развернулась, чтобы ляпнуть что-нибудь пренеприятнейшее, и тут разглядела эту тетку. В бесформенном сизом пальто, в какой-то непонятной мужской шапке она стояла в уголке рядом со мной с одним-единственным пакетиком конфет – штук восемь, не больше. Конфеты были довольно дорогие, но не это меня удивило, а то, что делала женщина. Она, сиротливо устроившись в углу, достала из пакетика конфету, развернула ее и с жадностью съела в одно мгновение. Уборщица подлетела к ней и шикнула, гоня прочь. Женщина тут же подобралась и вышла из магазина, а я, не заметив, как задержала дыхание, наконец смогла нормально вздохнуть. Какая-то непонятная дрожь предчувствия пробежала по спине, и я посмотрела вслед женщине, которая уже должна была порядком отойти. Но нет, через соседние двери она вновь тихой тенью вошла в магазин и устроилась в другом углу. И опять этот пресловутый пакетик с конфетами появился на свет Божий, и опять она достала одну конфету, быстро раскрыла ее и нетерпеливо отправила в рот. Я не выдержала и отвернулась, лихорадочно побросала покупки в пакеты, не заботясь о том, все ли взяла, и пулей вылетела на улицу. Мне нужен был воздух, простор и ощущение чего-то очень важного, непонятного, но до боли необходимого.
Я не хочу стать такой же, как эта одинокая и забитая жизнью тетка. Я ничего о ней не знаю, может, она просто мать огромного неблагодарного семейства, которое отбирает у нее все деньги, оставляя мелочь, которую она тратит на несколько хороших конфет, съедаемых в магазине, в обществе других – незнакомых – людей. А может, она просто одинокая кошатница, брошенная всеми и никому не нужная, которая приходит иногда в магазин – к людям – покупает что-нибудь, чтобы съесть это «что-то» не за пустым, загаженным кошками кухонным столом, а среди людей, пусть далеких и нисколько тобой не интересующихся, но все-таки людей, а не кошек.
Я не хочу!... Я просто боюсь! Боюсь всего этого: одиночества, бесцельных шатаний, пустых, незаинтересованных взглядов, уходящих близких, меркнущего света в конце твоего тоннеля надежды… Не хочу!
Домой идти не хотелось, страшно было столкнуться с пустыми комнатами и тишиной квартиры, нарушаемой лишь коридорными хождениями соседей и шумом спускаемой по трубам воды. Квартира, моя любимая, с таким трудом и любовью отремонтированная и обставленная, теперь казалась тюремной клеткой одиночного содержания, а улица казалась последним спасением.
Плюхнувшись на заснеженную скамейку и бросив пакет рядом, я устало прикрыла глаза. Как же дальше жить, если ты – да что я все вокруг да около хожу – конкретно я никому не нужна? Как выбираться из этой пучины бесполезных мыслей, которые все время дают тебе противоречивые советы? Как не запутаться в бабушкиных советах и приятельских нотациях о том, как жить? Как приспособить свои желания к жизненному процессу? Куда бежать? Куда идти? Кого просить? Да даже если все это сделаешь, усложнишь жизнь до невозможности, чтобы найти в ней крупицу смысла, то все равно останешься одна. Умом, как говориться, не понять…
Из начавшихся перипетий изысканий меня вырвало легкое прикосновение к моей коленке. Я резко открыла глаза и уставилась в карие глазенки какого-то малыша, который стоял рядом и дергал меня за край дубленки. Он был до боли похож на давешнего пацаненка из автобуса своей чудесностью – маленький медвежонок в красной курке и белой кроличьей шапке, которого так и хочется потискать, прижать и никогда не отпускать, изливая на него всю свою нерастраченную любовь и житейский опыт. Был похож – и был совсем другим. И мой будет другим, похожим только на меня. И он будет, иначе что это за жизнь без такого чуда?
Малыш снова дернул меня за дубленку, пытаясь привлечь внимание. Как он не понимает, что я слышу, вижу и чувствую только его, маленького и волшебного проказника, который явно сбежал от своей родительницы?!
- Ты с кем здесь? – тихо спросила я.
- С тобой, - также тихо ответил он, и мое сердце растаяло.
Значит, я не одна, значит, стоит еще жить и стремиться к чему-то, раз по свету бродят такие потерявшиеся малыши, которые без всякой задней мысли хватают тебя за руку и идут вместе с тобой искать его же родителей, которые в соседнем дворе в слезах и стенаниях ищут своего шаловливого малыша, убежавшего в соседний двор.
Значит, стоит жить.