Шедевр

Лилия Сафронова
Разговор как-то сразу не задался. Я смотрела на мою сестру и её друга не отрываясь, им это явно не нравилось. Я даже подумала, что они взбешены ужасно моим появлением, но делать было нечего, ведь кто-то должен был со мной гулять, а мама занята как всегда.
Больше всего, думается, им не нравится то, что мой взгляд ( а стояла то я довольно далеко, на другом конце площадки, за деревом) у них тупо не выходило игнорировать. Не знаю с чем это связано… Я же не телепат там какой-нибудь, просто девочка.

Но проблема была в них, видите ли, они мне настолько опротивели после часа пустых разговоров, игривых намёков и кое-чего ещё, что уйти хотелось. Но нельзя.

Иногда я думаю. Почему мне все и всегда запрещают, но мысли от этой темы быстро уходят, это настораживает врачей, что якобы я не совсем такая. Да нет же, просто это они странные и отвратительно лживые. Не все, но слишком уж многие. Бывает, иду по улице и представляю, как на встречу едет десятитонный грузовик, и что думаете? Не угадаете! Я за секунду оказываюсь в машине и еду с водителем смотреть песчаные дюны, про них была написана очень красивая книга, но писала женщина, а я слышала, что они не очень пользуются спросом, эти писательницы.

-Ты чего тут встала?- нагловатый на вид мальчик лет двенадцати смотрит на меня свысока. Как это мило! Проносится в моих мыслях. Почему то он рассвирепел от моего смеха, неужели так плохо смеюсь?

-Брысь от моей сестры!- реагирует Саша, но довольно поздно, ведь в наш спор вступают все дети площадки.

Да, Сашенька притормаживала и сама прекрасно осознавала это. Её спортсмен куда-то улизнул, обидно, не на кого смотреть будет. Он боялся меня, ребёнка, но Сашке врал, что терпеть не может, неприятный тип, но без него скучно.

Развязался какой-то конфликт, мне он сразу не понравился, в нём как-то много людей участвовало. Например, ссорься только я и тот мальчишка, у меня был бы шанс его победить, возможно, но я не знаю. Сашка говорит, что со-сла-гательного наклонения в жизни не должно быть. Вообще то она умная, хотя и полная дура.

Всё смешалось в какую-то странную кашу гомона, криков детей, их родителей, звук чего-то бьющегося. Вот я и решила быстренько от туда уйти, но они не поняли этого шага, ведь я же посмеялась над их главарём…

Мы шли по набережной, ну это скорее на бег было похоже. Моя дорогая Александрочка, вся красная и злющая кричала то ли мне, то ли себе под нос какие-то замечания и вставляла без конца реплики. Я же смотрела на свет падающих фонарей, таких красивых и впервые поняла значение слова шедевр.

-Рита, ты должна понять. Понять! Что никто так не поступает, это плохо, ну не знаю, за это ругают. Да поймёшь ты или нет, а?

Она резко оборачивается, злобная и немножечко противная (только раздосадованная она такая). Смотрит на меня, а я улыбаясь смотрю на фонарики, особенно на тени. Эти уникальные Петербургские тени! У неё пауза, какой-то ступор.

-Ты почему улыбаешься то? Ну? Говори начистоту!

-Фо…

-Всё, я поняла. Домой придём, нарисуем.

-Ты это серьёзно? Ты не шутишь со мной? – ох, я жутко обрадовалась, даже попыталась запрыгать, но у меня очень заболела нога.

-Зачем ты так с Максом? – вдруг вспомнила она. Главное, зачем вспомнила, не понятно! Только время зря тратить, я ведь ничего не делала.

-Я с ним ничего не делала, признайся, что ничего.

-Ты опять смотрела, ну, как ты умеешь

-Не знаю. Вообще, давай поговорим о фонаре!

Мы как раз приближались к дому, и мне не хотелось, чтобы родители видели наши раздосадованные лица, не к чему всё это было, да и явно излишне.

Мама с папой у нас хорошие, мне очень хотелось об этом здесь написать, ведь это важно. Хотя с сестрой они часто ссорятся, не понимаю, кто прав, пока вроде бы и никто, говорят о ерунде какой-то.

Мы стоим у входной двери, я записываю это у себя в уме, потому что это важный вечер, важные фонари, а значит и дверь не исключение. Не знаю, права ли я, но.

Дома как всегда тепло, но у мамы тоска, у неё порой бывает, а папа уходит гостить к кому-то надолго, потом она его впускает, а я не понимаю. Тут несколько вопросов, во-первых, зачем доводить его до ухода, а потом очень и очень переживать, хотя и её жаль конечно. Да всех их жаль.

-Саш, а давай мы не будем туда заходить. – шепчу ей я.

Она тихонько кивает и пробирается в свою комнату, таща меня за собой. А когда ей было надо, она становилась ужасно сильной. Только там мы до конца разделись.

На столе стояли её любимые красные розы, ну, знаете такие, их ещё моя мама считает вульгарщиной, а я думаю, Сашеньке это позволительно, она у нас многострадальная, не то что я. Почему я обратила на них внимание? Сестрёнка открыла шторы, а следом и окно и тихонько подозвала к себе.

-Ты чего, Санька? – я вообще издевалась над её именем как хотела. Она не сильно раздражалось, ей было даже уморительно всё это.

Она легонько дала щелбан и указала на проспект. Его было трудно различить, потому что напротив нас стоял большой безликий дом, даже больше чем напротив, а почти в плотную. Мне иногда грезилось, что в этой комнате чувствуешь себя спящей красавицей, дом которой давным-давно обвит шиповником с терновником. Но она указала мне в щель между домами, там же открывался совершенно другой вид. Но самое невероятное, классное, сумасшедшее, что на том самом проспекте были фонари! Моя сестра ощутила поцелуй, правда, мой, но это уж было по искреннее тех, что я видела сегодня в парке.

Ну и лицо состроила она, эта рожа означала только то, что она подозревает о моих мыслях. Всё таки она умная. Хоть и дура.

-Послушай, мы сделаем вот что. – и она на секунду замолкла – тащи мой ватман, самый большой! Да они ж все одинаковые… ну найди нечто большое, огромное, можно не слишком чистое. У меня давно была идея. Слушай, концепция такая:
Ночной Питер – мечта поэта, но они же не знают конкретно мечтают о чём.
Я хочу открыть глаза на этот город, представить его реальным, а не эфемерным.
Наверное, живи я в Пари, как говорится, хотела бы того же.
Твоя идея невероятно мне нравится, мы возмём за основу фонари. Только ты готова мне помогать, точно готова? Вот, ура! Значит, мы справимся месяца за два. Это будет моя первая настоящая работа. Ритка, знаешь, если мы сделаем его чуть более приземлённым. Куда уж более? Не смейся, ребёнок! И обижаться на меня не смей, просто я в запале, знаешь же…
Это попросту будет очень красивая картина, да, вопиюще красивая картина!

-А назовём мы её – шедевр.

- Как?

-Шедевр. И это точно.