В очереди

               
               

            Раннее зимнее утро. Ещё только занимается рассвет, только открыли двери районной поликлиники, а дедушки и бабушки на всех парах торопятся к регистратуре занимать очередь. Кто для себя, а кто для детей и внуков. Пенсионеры – неутомимый, суетливый народ ставит свои будильники на 5 утра, чтобы к 6-и уже быть в больнице. Немного позже, в начале 8-го, в больницу вошли два седовласых старичка и, не обратив внимания на окошко регистратуры, прошли в длинный коридор. Пройдя метров 10-15, они заметили свободные стулья и, даже не посмотрев на дверь с табличкой, важно уселись перед нею.

- Ну, как спалось, Митрич? – спросил тот, кто был бодрее на вид, веселее. Было заметно, что он ходит сюда с желанием, с предвкушением чего-то интересного, запоминающегося.
- Как всегда, неважно, - глухо ответил его собеседник и, хмуро посмотрев по сторонам, продолжил: - Внук, стервец, всю ночь крутил свой рэп, теперь в голове сплошная каша.
- А я говорил тебе, Митрич, раньше: не продавай свою двушку, не переезжай к ним, ты же ни в какую, - помощь нужна, помощь! Вот теперь радуйся!
- Эх, хе-хе, - тяжело вздохнул первый, - может, ты и прав, да дочку было жаль очень, - с двумя детьми ютилась в однокомнатной, да ещё с этим зятем – козлом. – Тут его взгляд оживился, и он, заметив проходящую мимо девушку лет 25-и – 28-и, хитро прищурился: - Видел, пошла?

- Ну? – вопросительно посмотрел на него первый.
- Валька Семёнова, из девятого дома, штучка я тебе скажу ещё та! Ничего за неё не слышал?
- Нет… - пожал плечами его собеседник.
- Эх, ты, Семёныч, отсталый ты человек, скажу тебе, а ещё советы даёшь, как жить! Хитрая она девка, расчётливая. Три раза была замужем, от каждого мужика родила по ребёнку, развелась в итоге со всеми.

- А какая ей от этого выгода? – удивился Семёныч.
- А такая, - назидательно ответил Митрич, - получает алименты от своих бывших, да такие, что тебе и не снились! Они-то все на руководящих должностях, зарплаты соответствующие, и, стало быть, алименты с них тоже. Девка она, конечно, видная, иначе никто бы на неё не позарился, а хитрости в ней, видимо, ещё больше. Живёт, теперь припеваючи – нигде не работает, зачем ей это? Гуляет напропалую, а на людях, поди, ты – многодетная мать! Годам к сорока нагуляется, окрутит потом какого-нибудь горемыку и будет с него верёвки вить.

- Да-а-а, - протянул Семёныч, - дела… - Вон, видишь, бабка стоит в сером, потёртом пальто?
- Где?
- Ну, вон там, напротив, через коридор смотри!
- Теперь вижу…
- Бедненькая как же! Оделась как бичиха. Это для того, чтобы пенсию инвалидную выпросить. А до трудовой пенсии ещё далеко. Ну, так вот – дом у неё полная чаша: и французская мебель там, и хрусталь чешский, и толстенные ковры на полу, не знаю уж чьи, и картины на стенах – интеллигентная, сволочь!

- А ты откуда знаешь? В доме её, что ли был?
- Соседка Егоровна была, она и рассказала. Да не перебивай ты, а то с мысли собьёшь! Ну вот, похоже, сбил, - расстроился Митрич, но, взглянув на бабку, продолжил. – Нуждается, значит, - видишь, нос повесила. Это она роль вырабатывает. Как её можно назвать, подскажи? Ну да ладно, шут с ней! Вот идёт объект поинтереснее.

Мимо прошёл высокий кореец.
- Гнида форменная! Одно время я с ним знакомство держал. Дача у меня есть за городом, - ну ты знаешь, небось. Так домишко захудалое, держу его в основном из-за фруктов и из-за овощей. На рынок то не находишься по нынешним ценам! Так вот, - у него дача рядом. А на кой она ему, слушай: посадок никаких, за высоким забором и дорогими воротами двор покрыт жёлтым щебнем, двухэтажный особняк содержит в себе бассейн, баню с парилкой и меблированными комнатами. После трудов праведных отдыхает этот гад вдали от семьи в таких апартаментах.

У ворот в домике сидит охрана с рацией и мобилами, всё чин чинарём. Ударила ему моча в голову – решил он свой двор асфальтом покрыть. Так удобнее, видите ли! Постучался он ко мне, и попросил на двое суток поставить свою машину ко мне на двор. У меня душа добрая, сам знаешь…
- Да уж, к-хе…
-… не перебивай, говорю! Конечно, я разрешил. А машина-то дорогая, новая, переживал я за неё очень, по ночам постоянно к воротам выбегал, проверял замки. Кобель-то сам знаешь, какой у меня, - сам себя боится. Хорошо, то, что жрёт мало. Да и днём тоже беспокоился за энту машину, думал, сколько же он мне заплатит. На заднем сидении машины, вижу, рассыпаны апельсины. Так я заднее стекло тряпочкой накрыл, чтоб их солнце не запекло. И что ты думаешь? Пришёл этот феодал через двое суток, выкатил свою иномарку, спасибо, спасибо, и уехал! Ни копейки, ни одного апельсинчика не дал! Нужна мне была эта головная боль с его машиной? Двое суток как цепной пёс, возле неё крутился, боялся отойти… Так погоди, люди потянулись к выходу, стало быть – обеденный перерыв. Ну, мы с тобой никуда не пойдём, пожуём тут.

С этими словами он достал с подоконника целлофановый пакет, расстелил газетку на стуле и принялся выкладывать на неё весь свой нехитрый скарб: яйца, сало, хлеб, помидоры.
- Что? – поднял он голову, - ты, конечно, ничего не взял? Ну, тогда иди в буфет и принеси хотя бы пару горячих сарделек и водички минеральной.
- Ну и жук, - бурчал он вслед уходящему Семёнычу, - халявщик старый, так и норовит даром пожрать!
Тут он принялся поспешно набивать рот едой так, что на глазах выступили слёзы:
- Всё меньше делиться придётся, - прохрипел он и, открыв термос, обжёгся горячим чаем, - вот чёрт, переборщил, большой глоток сделал… у-а-а… - поморщился он.
- Ну, наконец-то, тебя только за смертью посылать! – воскликнул он, увидев возвращающегося друга, - выкладывай, что там у тебя. Так, так… молодец, не поскупился, ещё, ещё, слушай ты что, сюда жрать пришёл?! Да шучу я, шучу, давай, налегай.

После обеда, подремав с полчасика, они заметили возвращающихся людей.
- Видишь, Семёныч, вон здоровяк идёт? Очень мутная личность! Скажу даже наимутнейшая личность! Это Петька Сомов с соседнего дома. Когда был помоложе, служил в ОМОНе. Взяли его туда сразу после армии. Сперва ничего плохого о нём сказать было нельзя. Внимательный, общительный, всегда поздоровается, проходя мимо, справится о здоровье, спросит, не нужна ли помощь. Словом, был душа-человек. Потом наш Петруша из ОМОНа перешёл в ментовку и сразу испортился. Ни «здрастье» вам, ни «до свидания», отрастил живот, разжирел, и жену такую же взял, - гусыню, важную-преважную. На всех свысока смотрели, ну а как новую, просторную квартиру купили, так совсем заелись. Прошло лет пять, как они съехали от нас, и тут дошли до меня слухи, что прогорел наш Петя. Засыпался в чём-то, и выгнали его из милиции, хорошо, что не посадили. И вот иду я как-то по своим делам и слышу, что кличет меня кто-то. Оборачиваюсь, и вижу нашего Петюню. Идёт он в замызганных, линялых штанах с небритой рожей. Здоровается, протягивая мне свою кеглю, и всё как раньше: как дела, как здоровье, нужна ли помощь… И ничего за собой не чувствует, никаких угрызений совести, ни подвоха, как будто бы ничего с ним не происходило…

Или вон, смотри, идёт высокая девка, ноги из ушей торчат, - это Людка Быстрова. Видишь, на улице собака к дереву привязана? Её кобель. Такой же длинный, поджарый и сухой. Недаром говорят, что все животные похожи на своих хозяев и характером и внешним видом».

- Слушай, Митрич, откуда ты всё обо всех знаешь? – удивился его собеседник.
- Летом, когда тепло, мы на лавочках сидим, всё друг другу рассказываем, ну а зимой тепло искусственное ищем.
- А почему бы вам дома не собираться, так сказать, в спокойной обстановке?
- Дома людей нет, говорить не о ком, а тут все на виду – красота! Только смотри по сторонам.

Митрич действительно получал огромное наслаждение, обсуждал и осуждал многих проходящих мимо, а те даже не догадывались, что за ними зорко наблюдает пара любопытных глаз. Многих он ещё обсудил с пояснениями и комментариями. Вечером, выйдя из поликлиники, два друга договорились встретиться здесь завтра и довольные собой разошлись по своим домам.

Как знать, если бы зима в этом году была не столь суровой, может быть народу в нашей больнице было бы меньше.

                29.09.2008г.