I
Запорошенный зимний парк. Хотелось просто посидеть одному, как следует замёрзнуть и подумать о том, что было. "Она пришла…и отпала надобность тоскливо скидывать пальцем пепел бессонных ночей. Она пришла…и перестало казаться, что весь мир – бегущий вникуда трамвай, кишащий фарфоровыми фигурками людей, которые сгибаются под пальцами неопытного небесного кукловода". Но лучезарный роман сменился гораздо более беспросветным расставанием. Ведь даже своё, сулящее теплоту, счастье не может вечно быть крепкой, добротно скроенной тканью. Разошлись мы стремительно и как-то само собой. Сотни счастливых мгновений не могли залатать ни одного дня жестоких сцен ревности, несправедливых обвинений, убивающей всё ругатни, моих криков и её выдавленных слёз. Сейчас я просто смотрю в небо и понимаю, что оно для меня покрыто веточной, пост-роковой сеткой разорванных сосудов сердца.
Именно когда в голове родилась эта метафора, появился он. Сперва почудилось, что передо мной доживший до старости Леонид Андреев. Но тот заговорил, и это сравнение развеялось. Теперь старик представлялся мне человеком нездешним, а жившим когда-то очень давно, ещё тогда будучи не похожим ни на одного из существующих людей. Даже его голос ненавящивым ветром уносил из мозга всякие раздумья и ассоциации.
«Знакомая картина, – начал он.– И я такое испытывал. Бывало, сядешь, посмотришь, как ты, на небо, а у самого в глазах будто вся жизнь останавливается. Увы, я часто становлюсь свидетелем подобных сцен. Хотя…иногда бываю участником сцен совершенно других…Вот, например! – продолжил он, заговорчески подмигивая.– Это моими устами молодой человек может уверенно, но сбиваясь от женского взгляда, читать «Маленького Принца» на не чувствующимся весеннем морозе».
Несмотря на явную параллель со мной, я промолчал – таких стариков всегда приятно слушать. Они забивают твою голову настолько весомо-возвышенной смесью, что потом, вместо серого вещества и грязи, в тебе остаются одни стихи, рассыпанные бессвязными строчками и выходящие на свет прямо из красного, упавшего ему под ноги сердца.
«Это моими пальцами разозлённый ты набирал номер такси, ведущего к её волосам, всегда пахнущими небом и конфетами», – всматриваясь в пустоту, продолжал старик. – Но отчего-то я быстро состарился. Хоть и часто ощущаю в себе молодую прыть, а тело нещадно дряхлеет. Вот – по случаю хромоты, я даже обзавёлся этим». И он указал на изящную красно-чёрную трость. «Красно-чёрный! – усмехнулся он.– Не правда ли, она цвета твоего любимого свитера? Призадумавшись, ты мог бы найти в нас и более занимательные признаки сходства. Но всё-таки я старею. По правде говоря, уже и не надеялся с тобой встретиться…Как думаешь, может в детстве тебе стоило читать больше храбрых сказок про чудеса и героев, никогда не предававших своих идеалов? А, может, читать их не стоило вовсе?..»
Внутренне уверенный, что железным выражением лица отвечу даже на такие его слова, я не сдержался и резко встал. Но цепкие паутинки морщинок у старческих глаз успокаивающе поймали мои мысли, отобразив их в зрачках отчётливым,не обласканным женским силуэтом. Пока я любовался им, странный «щёлк!» унёс из виду старика. И мне вновь стало холодно.
II
В тот день я крепко напился. И орал ей в трубку, что мы не совпали адресами, разминулись направлениями и оттолкнулись полярностями. Она молча слушала, изредка вставляя между моими фразами упрямое «нет». А потом пришла. И уводить её пришлось насильно моему другу – в постылый, озверевший от воя декабрь.
На следующий день в письме с неподписанными адресами я прочёл её рассказ: «В ту ночь, на мосту, по пути к тебе, мне привиделась маленькая девочка лет восьми в ободранной одежде. Её пальцы то стирали, то выводили на снегу ужасающие слова: «РОВЕСНИК, А УМЕР! РОВЕСНИК, А УМЕР!». Спешно затоптав ножками эти фразы и откалывая со щёк тоненькие паутинки сосулек, она жалобно обратилась ко мне, словно бы извиняясь: «Так внезапно одряхлел, разуверился…». Не менее стремительно её доверительность сменилась по-детски не прощающим гневом. «Ты всё испортила! Ты уничтожила! Ты усомнилась!» – писклявым голосом завопила девочка да разлетелась метелью, обдав режущими снежинками мои и без того дрожащие губы».
Что я мог написать в ответ на это письмо, каждый вечер сидя в парке и яростно ища среди прохожих силуэт хромающего старика элегантного вида?