Глава пятнадцатая
Замок, как и положено всему, что построено на песке, рухнул в ту же новогоднюю ночь, в какую и был воздвигнут целым женским коллективом.
Пока Ирочка усаживалась не в карету Золушки, а в современную «волгу» (процедура наблюдалась через окно Танькиной квартиры), грандиозные планы на будущее дорогой девочки строились вслух и беззастенчиво.
– Сам приехал, значит – серьезные намерения, – мечтала Елена Тимофеевна.
– У него дом собственный, прямо возле института, где он работает. Сад. Машина. Кандидат наук... каких-то, – перечисляла Таня прагматично все плюсы предполагаемого жениха.
– С Иркиным темпераментом такой и нужен: рассудительный, спокойный, взрослый, – добавляла Елена Тимофеевна.
– Теперь не надо будет занимать чужие платья. И туфли себе Ирочка купит приличные, – радовалась Вероника Валерьевна.
И у Татьяны все складывалось замечательно: Алексей не только проводил домой в тот вечер, они еще и целовались. Татьяна находилась в состоянии приятного ожидания продолжения романа с аспирантом. Она радовалась за подружку и в мыслях уже выдавала замуж ее за этого замороженного красавца. «Ничего, Ирка разморозит кого угодно, – думала она. – Зато у Владика даже собственный дом имеется. Повезло подруге!»
Да, у Владислава был собственный дом с крошечным садом на одной из боковых улочек в районе Строительного института, где он работал. Одноэтажное здание из красного кирпича под зеленой крышей было построено перед войной, но сохранилось хорошо. Несколько старых деревьев и дорожка к дому под навесом из виноградной лозы летом, очевидно, украшали двор и радовали сердце. Но сейчас, под снегом, только будили воображение Ирины, почему-то всю жизнь мечтающей именно о таком доме.
В самом доме высокие потолки с лепниной и расположение комнат, не похожее на стандартные квартиры современных строений, создавали неповторимый уют. И воздух здесь был иной – с его устоявшимися запахами старых вещей. Высоченное трюмо в прихожей хотелось рассматривать, брошенный плед на стуле – тоже, как и люстру, в виде красных тюльпанов. Они придавали лицам теплый оттенок...
Зеркало успокоило Ирину: она хорошо смотрелась в своем шелковом костюме. Пышные каштановые волосы, которые невозможно было уложить в прическу, украшали ее бледное лицо. Под тенью этих волос оно казалось светлым, а сейчас еще и с румянцем.
Владислав, помогающий ей снять пальто и полусапожки, был терпелив по-отцовски. Комплиментов не делал, помалкивал, но улыбался хорошо, как ребенку. Пока никаких признаков влюбленности в нее Ирина не заметила. Это удивляло. Зачем тогда пригласил?
Гости уже сидели за столом. От волнения Ирина их плохо рассмотрела. Бросилась в глаза главная фигура – генеральши, в торце стола, то есть, на центральном месте. Словно выпрыгнула из головы начитанной девочки Иры – именно такою представляла она мамашу Владислава. Высокая прическа из седых волос, что-то в центре, на самой вершине, поблескивает, платье из темно-зеленого панбархата с кружевным, слегка пожелтевшим воротничком (ручная работа!). Ее лица Ирина тоже не разглядела, но общий вид старой дамы говорил о ее непролетарском происхождении.
С двух сторон хозяйку выгодно оттеняли две пожилые особы с напряженными лицами и совершенно невыразительными чертами. Но и они были запакованы в бархат, словно эта деталь одежды тоже намекала на их причастность к благородному обществу генеральши. Да и гости помоложе выглядели солидно.
Ирина, у которой интуиция часто заменяла разум, мгновенно ощутила свою инородность. Она попала именно в хорошо устоявшийся за многие годы клан. Она была Золушкой в чужом наряде. Костюм из театрального гардероба, шарфик Танькиной мамы, даже клипсы – подружкины. Одни разношенные башмачки и были ее собственностью.
Через десять минут, когда народ убедился, что девушка Ира прилично себя ведет и даже умеет пользоваться ножом, все расслабились, зашумели, стали травить беззубые анекдоты и разные байки о студентах. Герои этих историй выглядели безответственными лентяями, хитрыми выдумщиками, но смешными и даже достойными симпатии. Из чего Ирина сделала вывод, что компания сама недавно покинула студенческие ряды и теперь пребывала в стане тех, от кого зависела стипендия, проживание в общаге и прочие блага бедных студентов. Ирочка, второкурсница, была единственной представительницей этой среды, а потому помалкивала и только смеялась в нужных местах.
После обильного стола с кучей невиданных блюд и давно забытых продуктов – типа красной икры, перешли в большую гостиную, где Владислав уселся за рояль. Настоящий рояль немецкой фирмы, конечно, старый, как и дом, был украшен подсвечниками. Ирина не стала пялить глаза на обстановку комнаты, как хотелось. Тем более что Владислав заиграл веселое попурри из вальсов Штрауса, и все кинулись танцевать. А Ирина пристроилась рядом с роялем и стала смотреть на пальцы пианиста.
– Сема, пригласи мою даму! Она скучает! – крикнул, не поворачивая головы, Владислав, едва Ирина облокотилась о рояль.
– Не надо! Можно, я тут послушаю? – попросила она.
– Вы любите музыку? – рассеянно спросил Владислав, но продолжал играть и явно не ждал ответа.
Играл он хорошо, насколько Ирина могла понять. Репертуар его был разнообразен, а техника не хуже, чем у Володи.
Так ей казалось в тот момент. Ирина была сражена: только этого штриха к достоинствам Владислава и не хватало ей, влюбленной! Он умеет играть! Он любит классическую музыку! Он не просто умный – он разносторонний человек! Он преподает архитектуру, значит – еще и рисует! Он красив! Он воспитан хорошо! Не хохочет громко, как припадочный! Он гордый! Он спортивный! Наверное... Во всяком случае, хоть и старый, а животика нет, держится прямо...
Но что такое она сказала себе – старый?! Он же не старый, а просто ведет себя по-взрослому. Ну, еще вон седина есть на висках. Так это же красиво!
– Деточка, вы не устали стоять на ногах? – услышала за спиною чей-то голос. Оказалось – мама Владислава, Людмила Яковлевна, подошла почти вплотную.
– Что вы, спасибо, нет, я сколько угодно могу так музыку слушать, – заторопилась успокоить Ирина.
– А все-таки пойдем посидим, в сторонке от этого...грохота.
Тут Ирина и сообразила – это приказ. Ее приглашают на собеседование. Ее сейчас будут экзаменовать. Надо сдать экзамен хотя бы на четверку.
Пока подруги генеральши накрывали сладкий стол в соседней комнате, мадам увела Ирину в детскую. Усадила на деревянную низкую кровать, в соседстве с кучей плюшевых медведей всех размеров, сама устроилась в кресле-качалке напротив.
Экзамен состоял из вопросника по темам: а) возраст Ирины, ее братьев или сестер; б) род занятий мамы и папы, если таковой имеется; в) причина, по которой Ирина пошла учиться именно на филфак. Она хочет стать учителем?
«Сейчас спросит, оставались ли мои предки на оккупированной территории», – подумала Ирина, с радостью ощущая, что вместе с ее ответами к ней возвращается чувство протеста, заложенное с рождения.
Она неожиданно для генеральши улыбнулась, выпрямила плечи, спросила, глядя прямо в лицо старухи:
– Простите, это экзамен? Я чем-то не угодила... вам?
Людмила Яковлевна приподняла нарисованные брови, улыбнулась, изо всех сил стараясь сделать улыбку теплой:
– Нет, деточка, что вы? Это просто беседа двух женщин, одна из которых – мать сына, уже однажды угодившего в капкан хищницы и бросившей его с ребенком на руках. И я хочу...
– Ма-ама! – раздалось с порога. – Что вы тут делаете... обе? Народ собирается чай пить, а вы...
– А я сдаю экзамен вашей маме на пригодность, – весело сказала Ирина, вставая. – Кажется, провалилась.
Владислав мрачно глянул на родительницу:
– Пойдемте, нас ждут остальные. Ирочка, мы с вами так и не потанцевали. Ну, ничего, наверстаем, время еще есть. Вы не обижайтесь на Людмилу Яковлевну. Она любит порасспрашивать нового гостя, если он сюда попадает.
«Ну да, на предмет, стоит ли прятать серебряные ложки или сверху оставить?» – подумала, но не сказала вслух Ирина.
Ей захотелось уйти отсюда немедленно. Но надо было соблюдать этикет. Владислав не виноват. Наверное...
Нигде, кроме детской комнаты, следов пребывания дочки Владислава Ирина не заметила. Но неожиданно девочку привезли откуда-то на машине. И сразу в доме стало веселей. Наташа оказалась бедовым ребенком, не похожим на бабушку и папу ни внешне, ни характером. Людмиле Яковлевне приходилось то и дело одергивать внучку, вслух ужасаясь «манерам современных подростков».
– Натали, не хватай руками пирожное! Для этого существует лопаточка!
– Так оно же мое! Я его и съем!
– Наташка, ты съела три конфеты подряд. Шоколад в таком количестве вреден!
Наташка, демонстрируя независимость, тут же хватала четвертую конфету.
– Владик, я говорила тебе, что с пьяной вишней нельзя покупать конфеты, там же алкоголь!
– Бабушка, моя ненаглядная, – гримасничая, ответила Наташка, – я уже алкоголь пила. И ничего!
– Где?! Когда ты успела?
– На именинах у Светки. Ее предки дали нам по рюмочке домашнего вина.
– Мама, – вмешался Владик под общий смех, – это было в прошлом году. Твоя внучка осталась жива, успокойся.
– Чтобы ноги этой Светки в доме моем не было!
– А у кого я списывать буду алгебру?
Все развеселились и снова пошли танцевать. Владислав пригласил Ирину на танго под пение Шульженко:
Осень, прозрачное утро,
небо как будто в тума-ане...
Все было очень солидно и без тени ухаживания. Владислав строго соблюдал все повороты, но смотрел куда-то поверх головы Ирины, и она в смятении пыталась понять, зачем сюда вообще приглашена.
Какое-то время Ирина оказалась в полном одиночестве и почувствовала себя неприкаянной. Она изо всех сил изображала спокойствие, передвигалась в пространстве гостиной вместе со всеми, но больше всего ей хотелось исчезнуть.
Потом Наташка показывала класс чарльстона под восторженные крики «браво» гостей помоложе. Из старших были только две подруги Людмилы Яковлевны, исполняющие роль официанток. Как поняла Ирина, остальные были молодыми сотрудниками и подчиненными Владислава. Вели они себя просто, а это могло означать только одно: они тут не первый раз и экзамен прошли у генеральши на «отлично». Но ни одна молодая женщина не претендовала на своего шефа, хотя здесь не было ни одной женатой пары.
«Странно, – подумала Ирина, наблюдая за довольно симпатичной аспиранткой, подходящей в жены Владиславу внешне, но явно равнодушной к нему. – Почему же он до сих пор одинок? Где его друзья детства, как у меня Танька или Павлик?»
Неожиданно Наташка выхватила взглядом из окружения лицо Ирины и тут же дернула ее за руку:
– Давай со мной! Танцуй! Ты же молодая!
Ирина показала образец скромного чарльстона и тоже вызвала аплодисменты.
После этого Наташка больше от нее не отходила. Они даже успели поиграть в классики возле крылечка, где не было снега. Но вышла бабушка и прогнала их с криком: «Простудитесь, глупые!»
Глава шестнадцатая
Как Ирина оказалась дома, кто ее туда доставил и в котором часу, – из памяти выветрилось совершенно.
Это было последнее свидание с Владиславом, от которого она, впрочем, получила письмо через пару дней.
– Читай ты, – сказала в страшном волнении Ирина подружке. – Я не могу.
– Читаю. – Танька для успокоения нервишек Ирины придала голосу какую-то противную старческую интонацию. – «Милая Ирина! Извините за мою неумную попытку построить личное счастье с эгоистичной целью – забыть единственную женщину, которую я любил. Видите, я признаюсь в отвратительном своем качестве и надеюсь, что это поможет Вам преодолеть симпатию ко мне и не тратить время на старика! Вы молоды, очаровательны, умны и достойны лучшей доли! А я буду искать мать для своего непутевого ребенка и крепкую опору для старой моей матери, которая много болеет. Еще раз извините меня, и прощайте! Ваш Владислав».
– Гад! – возмутилась Татьяна без всякой паузы на раздумывание.– Ему нужна нянька для дочки, сиделка для мамаши! Ах-ах: « Ваш Владислав»! Какой он твой?! Я тебе говорила?! Сухарь он, треска замороженная! Не сиди так! Очнись! И радуйся, что не попала в это кодло генеральское! Сама говорила, что маманя корчит из себя барыню! Да она бы тебя со свету сжила своими заморочками!
Монолог разгневанной подруги мог бы длиться не меньше часа, если бы Ирина не крикнула:
– Хватит! Сама знаю. Но скажи, почему это мне попадаются одни недобитые влюбленные? Не в меня? Пианист мой страдал по чужой жене, этот забыть не может предательницу? Не меня надо жалеть, а их...
– Конечно, тебя не надо! Ты сейчас реветь будешь, когда я уйду! У тебя лицо несчастное! Ты для них была лекарством! А теперь тебя надо лечить! И я знаю, как!
Что у Тани наклевывается настоящий роман с Алексеем, Ирина знала. Что Алексей встречал Новый год в общаге, куда пригласил и Таню, – тоже знала. По счастливой физиономии подруги можно было считывать ее ближайшее светлое будущее. Ей теперь хотелось осчастливить всех вокруг.
– Замуж тебе надо выйти! – выдала она идею.
– И за кого же?
– За Павлика. Сколько он может страдать?
– И кого ты сейчас спасаешь? Не поняла.
– Обоих. Павлик тебя много лет любит, он не предатель, он честный, сильный, симпатичный, у него мама хорошая, которая перед тобой стелется. Хотя ты для нее пока лишь соседка. У него нет родственников, и это здорово – никто не будет в душу твоей свекрови лезть с советами. У него две комнаты...
– Полторы, – поправила Ирина, так как гостиная в квартире Павлика (она же и спальня) была поделена пополам высокой перегородкой. Первая часть – «пенал» – имела гордое название «залы», в ней жила мама, вторую захватил сынок.
– Стерпится – слюбится, – заключила Танька старушечьим тоном.
– Ну, ты даешь!
– Даю тебе год на раздумье. Спешить нам некогда, – отделалась скромной шуткой Таня. – Испытательный срок. А ты присматривайся к нашему Павлику и старайся не сильно огрызаться. Привыкай.
Испытательный срок Ирина не выдержала – сдалась раньше. Павлику удалось как-то прорваться в череду ее поклонников и выгодно проявить свои лучшие мужские качества. А вернее, он просто воспользовался уязвимостью ухажеров, «некачественным товаром», как цинично выразилась Татьяна в один из приступов своей мудрости. Как назло, попадались не такие и не те. Один был бесхарактерным, готовым соглашаться с каждым словом Ирочки, другой красивым, но глуповатым, третий – умным, но самовлюбленным до тошноты, четвертый активно не понравился ее папе, Владимиру Николаевичу:
– Где ты его откопала? Это же типичный босяк, только хорошо одетый!
– Он на гитаре, знаешь, как играет! И у него есть чувство юмора! Мне все время хочется смеяться, когда он рядом!– защищала Ирина «босяка», легкомысленного и остроумного однокурсника.
Этим легкомысленным босяком и завершилась добрачная эпоха. Жирная точка на девичьих грезах о принце была поставлена.
Пережидая, пока его принцесса переболеет очередной неудачной любовью, совершенно выйдя из-под его контроля, Павел затаился, стараясь не попадаться на глаза Ирине. Она даже не догадывалась, что этот великий терпеливец получает с двух сторон полную информацию о состоянии ее сердечных дел. С одной стороны – это была вроде бы верная подружка Танька, с другой – мама Павлика, Даша, каждое лето подрабатывающая в школе, где преподавала Елена Тимофеевна. Та звала ее делать ремонт в своем классе во время летних каникул. Дарья охотно красила парты, делала побелку, и во время таких общений соседки по дому настолько сблизились, что любили, повстречавшись на улице постоять, немного поболтать о своих детках.
– Что-то ваша Ирочка похудела, – с искренним сочувствием говорила Дарья Алексеевна. – Не болеет ли?
– Здорова, просто есть перестала. На нервной почве, переживает. Они все в этом возрасте голову теряют, когда влюблены. И аппетит.
– А мой Пашка почему-то на девчат и не смотрит. Думала я: вот пойдет в институт, начнутся всякие гульки, только и успевай – следи за ним. А он – нет, сидит вечерами. Учеба и спорт, спорт и учеба. Не нормально это. Просто жду, когда приведет хорошую девочку знакомиться.
– Оно вам нужно? – удивлялась Елена Тимофеевна. – Пусть сначала институт кончит, потом приводит. Вам хорошо – сын все-таки, а будущее девочки... Лишь бы удачно вышла замуж. И ведь был приличный мальчик, я уж размечталась... В прошлом году.
– Сева?
– А вы откуда знаете?
– Пашка говорил, что Ирочка дружит с Севой.
– Дружила. Так давно это было, еще в школе. Нет, я про Шурика. Из такой хорошей семьи был мальчик, скромный... Как он мне нравился! Так нет же, влюбилась в одного... пианиста. Приходил к нам. Некрасивый, жуть. Но попробуй скажи Ирке! «Мама, он гений!»
Дарья помалкивала. Про пианиста ей сын тоже говорил что-то.
– Ну и?
– А он сгинул. Без вести.
– Ка-ак?! Убили?
– Нет, нашелся потом. Но пока искали, Ирка тоже ничего не ела и плакала ночами. Трудно с девочками.
– Влюбчивая она у вас. Не то, что мой.
В следующую встречу Елена Тимофеевна пожаловалась маме Павлика:
– Опять моя Ирочка переживает. Вроде бы нормального выбрала парня…Мужчину. Настоящий попался. Я бы из-за такого тоже не спала и не ела. Красивый, умный, преподаватель в институте. Взрослый, короче. Новый год вместе отметили. В его доме. И все… вижу – снова одна.
– Ну-ну? А чего же не сложилось?
– Именно – не сложилось. Я так думаю – кто-то вмешался, перебил. Она у меня вроде бы вся на виду, делится со мной, а тут… Ночью плачет, днем не ест, хоть к психиатру веди. Потом успокоилась, мальчики снова стали приходить. Она, вроде бы, повеселела. Но как-то… нехорошо. Насмешничает над каждым, капризничает. Словно нервы испытывает. Вижу – не то, не то! Так себя не ведут, когда любят.
Дарья от сыночка ничего не скрывала. Что Елена Тимофеевна по-соседски ей выкладывала, то Паше и рассказывала. Даже ни разу не удивилась, почему это ее суровый сынок, ненавидящий всякие сплетни, слушает про Ирочку и не перебивает.
– Она хоть ищет свою судьбу, а ты, сынок, я уже вижу, бобылем так и останешься! Никуда не ходишь, где девочки крутятся.
– Мне такие, что крутятся, даром не нужны, – обрывал сынок.– Мама, уймись. Мне еще учиться сколько! Что ты заладила про девочек, а?
Дарья только скорбно вздыхала:
– Внуков хочу дождаться. Вот чует мое сердце…
Правда, однажды Дарья вроде как очнулась:
– А чем тебе соседка наша не нравится? Сходил бы с нею куда…
– Какая соседка? Танька-вертихвостка?
– Ирочка!
– Она мне как сестра, – загадочно ответил Павел, и голос его потеплел.
Он уже от Татьяны наслушался о последнем неудачном романе этой дурочки Ирки. Встретил ее как-то на улице еще зимой на улице, прошли вместе пару кварталов, Танька разоткровенничалась:
– Понимаешь, Павлик, наша Ирочка так эмоциональна, что вечно попадает в капкан. Сам подумай: мужик на десять лет старше, имеет дочь-подростка, маму-генеральшу, которая спит и видит, как женить сына на богатой невесте из «своих».
– Каких – своих?
– Павлик, не притворяйся. Точно ты не понимаешь, В таких семьях, где папы генералы или профессора, девочка из простой семьи, да еще на семь лет всего старше ее внучки, не пройдет по конкурсу! Я это сразу поняла.
– Из какой это простой семьи? – не врубился Павел. – У Ирки мать учительница, а папа...
– Павлик! Ты совсем дурак? Мне Ирка рассказывала, какая на Новый год собралась там компашка! Все были так одеты и обуты, что она в своем костюмчике ... замарашкой смотрелась! Золушкой!
– Никогда Ирка Золушкой не выглядела! – возмутился Павел.
– Для тебя – да... Ты видишь в ней человека, ты ее душу понимаешь, а он…
Татьяна, конечно, заигралась. Совсем недавно она Павку просто не видела в роли мужа своей подружки. Слишком прост и одевается бедно. Ходит три года в том костюме, что мать к выпускному вечеру пошила.
«Если его приодеть, как Владислава Сергеевича, и не хуже будет смотреться. Высокий, черноглазый, нос прямой, волосы густые», – думала Татьяна, оценивающим взглядом рассматривая своего собеседника.
В тот момент и созрел у нее план выдать замуж свою капризную подружку за Павла, заслужившего своей многолетней верностью и любовью такой справедливый конец.
продолжение http://www.proza.ru/2013/01/16/884