Давно психологами утверждается, что детские воспоминания такие цепкие,
что не отпускают вплоть до самой старости. На детских впечатлениях человек
строит свое отношение к миру. Иногда хватает одного события в жизни ребёнка,
чтобы она стало доминирующей основой в отношении к внешнему миру. Наверное,
это происходит потому, что именно с детства мы должны усвоить: что такое
хорошо и что такое плохо.
Люди, в среде которых растёт новый член общества, могут иметь
ошибочные оценки, влияющие на формирование характера, поведения в обществе,
отношение к религии. В эпоху тоталитарного коммунизма мы усваивали, что лучшие
люди общества – это октябрята – «внучата Ильича», пионеры и комсомольцы, а так
же их отцы и матери, которые имеют партийный билет.
Если в семье, где все члены её носили или пионерский галстук,
или комсомольский значок, или партийный билет,- не было бабушки, то ребёнок
вырастал воинствующим атеистом. Бабушка тайком ходила в церковь, так же
тайком водила туда внуков-октябрят.
А иногда в то время, когда безбожные родители
штурмовали планы пятилетки – крестила своих внуков тайно.
Хотя сделать это было сложно.
Священники обязаны были докладывать партийному руководству города –
кто крестил, кого крестили, кто родители. Данные паспорта вносились в черные
списки. За крещение ребёнка можно было потерять работу и партийный билет.
А в некоторых случаях, если родители приводили детей в церковь на службу,
вели к причастию – то их могли лишить родительских прав за неправильное
воспитание подрастающей молодёжи. Поэтому бабушки брали на себя всю
«вину» и, порой, крещение оставалось тайной для всей остальной семьи
очень долгое время, а иногда и навсегда.
Моя бабушка тайком меня покрестила, тайком меня водила в церковь.
Это было не часто. И лишь тот период, пока можно было причащаться без
исповеди, до школы. Там уже коммунистическая пропаганда набирала обороты.
В школе были распространены обличительные собрания –
« комсомолец с крестом?, «Подвиг Павки Морозова»-
про мальчика-иуду, продавшего своего отца , сосланного
в Сибирь по доносу родного сына-пионера. Во время церковных праздников –
специально объявлялся рабочий, ударный день или субботник. Но в нашей семье
мы всегда собирались за особо праздничным столом в день Пасхи. Хотя семья не
постилась, первую крошку в рот мы получали на торжественном завтраке, освещенном накануне в церкви.
Однажды моя бабушка, уже ослабевшая здоровьем, учила меня печь
пасхальный кулич. А когда он был готов - заставила идти в церковь освящать
этот кулич , яйца, хлеб, соль.
Я была секретарём комсомольской организации, училась на факультете
журналистики в университете. А это был особый факультет. Главной
основополагающей литературой для изучения была статья В.И Ленина
« Партийная организация и партийная литература». Я в церковь не ходила и
крест не носила, молитв не знала.
Терзаемая нехорошими предчувствиями, я оделась «поплоше», повязала на
голову платок. (нонсенс!) взяла корзину, упакованную бабушкой и пошла в церковь.
Подходя к храму, я увидела узкий коридор из людей с красными повязками.
По этому коридору к горке, на которой находится Минский Собор, – шли с
белыми узелками и корзинками чисто одетые старушки – освещать Пасху.
Люди в шеренгах были с очень злыми лицами. Все лет 30-40. Я видела,
как несколько молодых людей, которые пытались идти к церкви – были тут же
задержаны. Их отвели в сторонку и о чем-то расспрашивали. Сердце моё билось
так громко, что казалось выскочит из груди. Мне надо было произвести выбор.
Страх и долг перед бабушкой боролись во мне и победила бабушка.
Я завязала очень низко на лоб платок, смотрела только под ноги и шла
через эту шеренгу, где меня хватали за плащ и рукава. « Вот бы сфотографировать
тебя и послать в твой институт» - шипела на меня какая-то тётка с красной
повязкой.
Возле церкви было полно милиции. Но здесь уже было не так страшно. Стояли
столы с хрустящими белыми скатертями, на них кулинарные чудеса. Запах
праздничных куличей, разносился с церковной горки по всей площади. Что поразило
меня тогда – улыбки, добрые глаза, пение, настоятель с чашей
и всюду брызги воды, освящающей куличи, платочки старушек.
И я вздрагиваю от снопа брызг, которые направлены на меня.
Если бы не было такого контраста во впечатлениях: дороги к храму и самого
ощущения праздника здесь, у церкви, – может этот поход не стал бы для
меня событием.
Порой всю жизнь человека сопровождают какие-то отрывочные воспоминания,
знаки, которые требуют расшифровки. Они могут стать отправной точкой для
совсем нового мировоззpения, а могут быть незамеченными. Сегодня вспоминается
огромное количество знаков, которые были «показаны», но вовремя не поняты.
И только сейчас понимаешь, что это было не просто так.
Муж мой был крещён в католическом храме, подальше от города. Креста не
носил, в костёл не ходил.
Дома у него сохранилась дедова Библия, которую как-то удалось
сохранить от реквизиции. Дед был православным. Первую молитву мой муж
выучил на латыни. Она звучала по радио. Это была Аве Мария. Зачем он это
сделал? А просто красиво звучала. Но произнесённая, продекламированная
для красоты, молитва работала. Она вела к храму. Так и причастие, которое я
получила в церкви, куда меня тайком привела бабушка – помогло до конца
пройти дорогу сквозь коммунистический кордон перед Пасхой.
Наш брак был зарегистрирован в государственной конторе. А спустя шесть
лет мы венчались. Молодой, образованный батюшка, наш сверстник, после
института иностранных языков, законченного с красным дипломом, вдруг рещает
стать священником! Поехали в Логойск знакомиться. (Чисто журналистская
любознательность). Долго говорили. Задавали много вопросов.
В конце разговора вдруг получили предложение – повенчаться, вот что
всё было по-людски.
Это было его первое таинство. Церковь была закрыта на ключ. Петь было
некому, венцы лежали прямо на головах. Но к этому торжеству мы готовились.
Просто не хватало в жизни какого-то красивого обряда, символа, особенного
праздника.
В противовес церковным - в государстве создавались советские обряды.
Например – ОКТЯБРИНЫ – это вместо крещения. Праздник во имя наречения ребёнка.
А имена какие давали! ВИЛОРИК - Владимир Ильич Ленин – Вождь
Рабочих И Крестьян, ДИАМАРА – Диалектический Материализм. ВЕКТОР -
ВЕликий Коммунизм ТОРжествует, ВЕЛИОР - ВЕЛИкая Октябрьская Революция,
ДАЛИС - ДА здравствуют Ленин И Сталин.
Комсомольская свадьба – это на ударных комсомольских стройках
практиковалось – выгодная бесплатная попойка для комсомольских вожаков.
В подарок давали холодильник, телевизор и комнату в общежитии.
Частенько такие свадьбы были липовыми. По этой липе у всех
комсомольских секретарей были подаренные на свадьбу холодильники,
и телевизоры. ( Тогда их было трудно купить)
В старенькой сельской церкви стало понятно, почему обмениваются
кольцами, а сваты украшают себя ручниками – длинными вышитыми полотенцами.
И почему в белорусской песне поётся « Кто со мною на рушничок стане?»
Подготовка к венчанию была серьёзной. Надо было непременно носить крестики.
Начиналось лето, открытое платье выдавало меня – крест был на обозрении.
К тому времени мы заканчивали режиссерский факультет и рассчитывали
получить постановку в кино. Крест мог всё испортить. Я его пришивала к белью,
чтобы не был виден. Сегодня вспоминаю ещё более конспиративный ход.
Один знакомый нам капитан военно-морского флота, бывший детдомовец – тайком ходил в церковь, приклеивая себе усы!
Надо было вычитать большое количество молитв, подготовиться к исповеди и
причастию. Из дедероновой накидки на подушку я смастерила себе фату. Всё это было
похоже на какое-то театральное действо.
К тому времени у нас был большой стаж бездетных супругов. Вот, думаю,
ещё этого мы не попробовали - венчание, Молодой батюшка пообещал :
повенчаетесь – Бог ребёнка даст.
Памятая из фильмов про дворян да князей, что надо просить благословение
у родителей – пошли к маме мужа. Папа бы не понял. Он был воинствующим
коммунистом. Мама почему-то испугалась. Очень расстроилась, стала вспоминать,
как отбирали Библию. Боялась, что у нас будут неприятности.
Но в конце всё-таки сказала: ну раз хотите этого - венчайтесь.
После венчания в нашей жизни стали происходить разные события,
которые бы совсем по-другому оценивались, если бы мы их анализировали без
христианского кодекса.
Во-первых, Бог дал ребёнка. О том, что стану мамой – узнала в день
Святой Натальи, моей святой. Потом родились ещё двое. В благодарность за
такой подарок – мы стали предлагать свою помощь церкви.
Как художникам, казалось, что по плечу будет реставрация. Эта тема
заставила искать старинные рецепты красок, каноны написания икон. Стала
собираться важная информация, которая станет началом другой профессии.
На работе мы удалялись от коллектива, который был не прочь выпить.
Перед Пасхой постились – и наши придирчивые выборы блюд в столовой скоро
стали темой для разговоров. За спиной нас называли баптистами.
Однажды на киностудию из Москвы приехала комиссии по мультипликации.
Они должны были оценить – как развивается белорусская мультипликация.
Мы считались ведущими специалистами и нам доверили выступление о том,
как идёт подготовка молодых кадров кино.
Мы были отмечены значками « Отличник Кинематографии».
Накануне мы получили предложение вступить в партию.
Вместо дифирамбов киностудии
комиссия услышала про несуществующие курсы,
фальшивые журналы уроков, неиспользованные ресурсы плёнки.
Всё это была глава из учебника по материализму,
на тему критика и самокритика, как двигатель прогресса.
Мы этот материализм только что сдали на зимней сессии.
Прогресс мы не продвинули, но на киностудии против началась
организованная травля. Все наши коллеги по цеху, которые кричали на собрание
«Ура, за справедливость!» написали на нас докладные, в которых по
совершенно одинаковому шаблону говорилось, что мы враги народа и белорусской мультипликации. А режиссер, который вручал нам значки « Отличник
кинематографии», заявил о нашей профнепригодности.
Было собрано открытое партийное собрание, на котором было заявлено,
что мы ведём себя неправильно и плоха та птица, которая гадит в своё гнездо.
В общем – вопрос о партии отпал сам собой.
Оказалось, что книжка марксистско-ленинской философии завела нас
в такую ситуацию, что впору было вешаться. Диплом снимать не разрещили.
Работа перестала нравиться. Однако была и радость. Я ждала ребенка. Того,
который Бог дал. Всё остальное можно было пережить.
Священник учил нас молиться за своих врагов.
Написали список всех, кто писал на нас отрицательное досье.
И каждый день, утром и вечером – за их здравие перед Господом Богом.
Сначала со слезами, через силу. Но потом отлегло.
За время нашего противостояния мы не произнесли ни одного
бранного слово в адрес оппонентов, ни одной оскорбительной характеристики,
только молились.
Мы тогда учились молиться. Спустя много лет, когда Виктор уже
стал известным иконописцем и расписывал храм Марии Магдалины в Минске –
в церковь зашел наш художественный руководитель, главный начальник, через
которого и осуществлялись главные гонения на нас, человек, который был
самым жестоким из всех противостоящих.
Он пришёл посмотреть, как бывший режиссер и мультипликатор
расписывает стены церкви. Начальник, партийный, пришёл в церковь. Просил у
обиженного им работника – прощение. Разве это не чудо? Не знак того,
что человек может измениться, когда за него просят, когда за него молятся?
Однажды я встретила в церкви женщину в смиренной очереди к священнику,
который елеем рисовал на лбу крестики своим прихожанам. Женщина эта была
настолько ко мне враждебно настроена - что не здоровалась и шипела
вслед: « ты живуча, как кошка.» И вдруг – на тебе: Она, оказывается, ходит в
церковь! Я даже испугалась : вот уж теперь будет компромат на меня.
Обернувшись и увидев меня, моя врагиня остолбенела: Какую цену пришлось
заплатить за её дружеское прикосновение и слова: «Теперь я понимаю, почему
вы так вели себя тогда» А ведь мне не верилось, что что-то может измениться
в этой ситуации предательства. Казалось, весь мир обернулся против нас.
И вот снова всё чудесным образом стало на свои места.
В день мультипликации мы собираемся с бывшими коллегами за
праздничным столом, и никогда между нами не возникает ни враждебности,
ни холодности.
Анализируя этот случай противостояния партийной идеологии и
христианского всепрощения я знаю точно - вера может спасти, изменить,
исправить не только ситуацию, но и человека в ней. Менялось наше окружение и
менялись мы, перевоспитывались, изменяли свой взгляд на мир.
В Логойской церкви, где мы венчались, мы повстречали бывшего
коммуниста Василия. Уже в зрелом возрасте покрестившись, он положил свой
партийный билет на стол перед своим партийным лидером и открыто заявил,
что ему не по пути с партией. Человек этот работал в партийных органах,
там же работала и его жена.
После такого поступка Василий, конечно, лишился работы. Жена его была под
постоянным контролем и едва держалась на рабочем месте. Василий, имея
высшее гуманитарное образование, вынужден был пойти работать на почту
грузчиком. Жена очень тяжело переживала перемены в муже. Но любила его и терпела. Особенно она волновалась за его здоровье. Новая работа была для Василия очень непривычна. Мы с недоумением наблюдали, как это человек открыто говорил о своих взглядах. Мы же в это время делали всё осторожно, боялись потерять работу.
А он не боялся. Его заплаканная жена просила нас поговорить с ним, хоть
как-то повлиять на его поведение. Она знала, что мы тоже верующие, но ведь не
ведём же себя так безрассудно?
Василий ездил в паломнические поездки, укрепляя веру, и молился за
партийную жену. Жена ходила в театр, чтобы развеяться от тяжёлых переживаний
о Васе и просила меня поговорить с батюшкой, обратить его внимание
на слишком большое рвение к вере своего Василия.
И как вы думаете, кто победил? Конечно молитва Василия. БОЛЬШОГО РВЕНИЯ не
существует.
Через некоторое время Жена Василия приняла православие и стала
матушкой, потому что Василий рукоположился в священники и получил приход.
Всё наладилось. И снова вера победила политику.
Среди прихожан Логойской церкви был молодой человек музыкант.
Жил он недалеко от Минска, семьи у него не было, и всё свободное время
он занимался тем, что печатал на пишущей машинке на папиросных листах бумаги
книги святых отцов.
Он делал это с большим удовольствием и совершенно бесплатно
раздавал свои самиздатовские книги желающим.
Однажды Лёня, так звали этого молодого человека, забыл в электричке
свой портфель с несколькими экземплярами самодельной книги на папиросных
листах. Ясно было, что лучше об этой потере зыбыть. Но он стал искать портфель,
и попал в милицию.
Его допрашивали, долго листали почти слепые экземпляры машинописного
текста, а Лёня молился о том, чтобы они, эти люди, хоть немножко заинтересовались
тем, что они пытались прочитать. А мог бы молиться о том, чтобы его не
побили, не убили, не посадили и т.д. Милиционеры были в большом недоумении
от того, как спокойно и наивно бесстрашно он говорил о своих
« рукописях». Лишь начальник отдела с ненавистью сказал: « Таким как ты –
надо голову отрывать!»
Через несколько дней, Леонид снова пришёл в милицию по повестке и узнал,
что с ним больше никто не хочет разговаривать. Все были заняты похоронами
начальника отдела, которого по странному совпадению в автокатастрофе была
оторвана голова. Лёню отпустили домой, дело закрыли.
Когда я заказывала памятник бабушке, очень просила, чтобы на уголке плиты
выбили крест. Мне ответили – не положено!
Моя знакомая, собираясь в роддом, уже чувствуя схватки, сняла с цепочку
с золотым крестиком и повесила на шею простой медный крест. Это были третьи
роды и женщина знала, что в родильный зал. не пускают с крестом. Почему?
Якобы потому – что были случаи кражи! - «Пусть только заставят снять!»
Сегодня вроде потеплело в отношениях государства и церкви. И всё равно
я вспоминаю эти жизненные экзамены, которые вели меня к вере и учили
молиться за своих врагов.