*
Вникнуть в подробности. Обсуждение "Ссоры".
*
Хочешь узнать подробности дела, найди болтливого, но компетентного человека. Сделав крутой разворот, Штейнгауэр вернулся в редакцию. Он должен был сегодня же решить, связываться с "Kross & Partner", обогатившемся благодаря мозговой напруге исполнительного директора и ведущего специалиста юридического отдела Вальтера Грэга, работавшего пару лет назад следователем уголовного розыска, или лучше поберечь здоровье - в новой газете ждали славные, но, виделось ему, беспокойные дела. Грэг оставался для Штейнгауэра тёмной лошадкой, ставить на которую было рискованно.
Санька Тарабань - фотокорреспондент "Правды Христианинбурга". Когда-то Санькина лаборатория находилась через стену с лабораторией Отто Зильбера - фотокора "Deutsche Ring", недавно уволенного из редакции за систематическую пьянку - работа нового главного редактора. Теперь Санька "тарабанил" на две редакции, выполняя заказы корреспондентов. Санька был в любых вопросах сведущ, нос держал по ветру, но болтливым назвать его было нельзя. Друзья, к счастью, на то и друзья - у Тарабаня Штейнгауэр нашёл кого искал - Отто Зильбера, язык которого, по словам сотрудников редакции, - что ботало на шее коровы.
- Господи, ну как, как его зовут? - ломал голову Тарабань.
- Стоит перед глазами, а толку-то! - психовал Зильбер.
- Долг содрать не спрашивая фамилии. Зачем нам фамилия? Ты знаешь, где он живет?
- Сейчас он на работе.
- А где работает?
- Не знаю!
С глубокого похмелья, они перебирали варианты получения денег, которых хватило бы на бутылку водки или, на худой случай, на пару банок пива.
- Нате вам, склеротики!.. - выложил несколько банкнот Штейнгауэр. - На "Столичную" хватит. Роль дипкурьера поручается вам, господин Тарабань. Вы должны вернуться ещё сегодня, что бы ни случилось.
Псих Зильбера как рукой сняло.
- Вернуться с элексиром жизни - это приказ! - включаясь в игру, зловеще прошептал, округлив глаза, он.
Тарабань вскинул руку к непокрытой голове, щелкнул каблуками.
- Ваше приказание будет выполнено! Разрешите действовать, товарищ генерал?
- Идите! - сурово бросил Зильбер. - Но пленных не брать! Сообразим втроем!..
Тарабань повесил на шею фотокамеру, спрятал в карман деньги, подмигнул Штейнгауэру:
- Вооружён и очень опасен!..
Они не знали, что Альберту было от них нужно, и не понимали, с чего это вдруг он так расщедрился: компанию с ними он не водил. Он хорошо к ним относился, они вместе исколесили много дорог, но он не смотрел в коварную рожу зелёного змия. И вдруг!.. Это надо было обмыть немедля!
Как бы там ни было, а Штейнгауэр остался наедине с выброшенным за борт редакционной шлюпки Зильбером, поимевшем от Виктора Краузе и акционерного общества "Kross & Partner" одни неприятности. Любой разговор о них вызывал у Зильбера поток нецензурной брани. Вообще-то Зильбер имел острый глаз и провел несколько ошеломляющих выставок в Барнауле, Москве и Мюнхене, но с ним стало невозможно работать. Талант, успех и водка сделали его неуправляемым, эксцентричным, он всё чаще проваливал редакционные задания...
- Ну как ты там? - поинтересовался он.
- Нормально, а ты?
- Козлы! Дорогу перешёл!..
Казалось бы, подумал Штейнгауэр, Виктор Краузе и руководство "Kross & Partner" должны были с октября девяносто второго года, с момента публикации "Ссоры" затаить обиду и на меня. В то время национальные средства массовой информации испытывали экзамен на прочность: кто только не мечтал завладеть ими! Дамоклов меч банкротства заблестел над "Deutsche Ring" ещё год назад, а тогда, в октябре, поспешное решение проблем газеты вызвало грандиозный скандал. Зильбер был его участником, но лицом второстепенным, в роли крикуна.
- Рассудил ты нас справедливо, - вернулся он к старой больной теме. - Обид на тебя ни у кого нет...
- Роланд Пипеншток своими руками вырыл бы мне могилу...
- ...если бы не потерял лопату, - договорил за него Зильбер.
Пора было переходить к делу. Чтобы не выдать себя, Штейнгауэр стал лениво разглядывать лежавшую на столе пачку фотографий. Тарабань был хорошим мастером, против чего решительно возражала типографская печать - в газетах зачастую можно было видеть сплошную грязь.
- Знаешь, - заговорил Штейнгауэр, - неприятно вспоминать свинцовые мерзости, но по здравому разумению необходимо: непонятно, за что тебя уволили?
Наступив на мозоль, узнаете, насколько терпелив человек.
- Давай разберёмся! - подскочил сидевший напротив Зильбер. - Ты помнишь, с чего начал "Ссору"?
- Спроси чего-нибудь полегче - когда это было?.. Постой... Начал я, по-моему, с того, что возглавляемая Роландом Пипенштоком редакция подписную кампанию успешно провалила, набрав всего лишь около семисот подписчиков - меньше заводской многотиражки.
- Катастрофа не волновала шефа, - Зильбер не знал, куда деть своё негодование. - Ещё весной девяносто первого он перенёс свою деятельность на молодое и, как хотелось думать, перспективное дитя - газету "Степные зори", создаваемую в районе Шайдаром Николаевым.
- Да, проморгали, когда Шайдар набирал штат редакции...
- А что бы ты сделал? - закурил Зильбер и, повернувшись, приоткрыл задрапированное черной тканью окно.
- Мог привлечь внимание российских немцев к первым шагам русского редактора в немецкой газете.
- А что, компания стоящая: партийные служаки, брачные связи с кагэбэшниками, почти все - русские.
- А где ты был, когда я собрал ваш коллектив - коллектив "Deutsche Ring" и первым сказал вашему бывшему шефу всё, что вы хотели, но боялись сказать?
- Мы это сделали сами!..
- Не надо!..
- Просто Виктор Краузе мечтал о редакторском кресле, тут подвернулся удобный случай, он использовал тебя и нас!..
- Нет, Отто, нет. Я первым подал Виктору идею и разогрел вас. Потом мы ушли в тень. Я вышел на свет один, когда все вы могли остаться без работы. Мне пришлось много попыхтеть, доказывая краевой власти необходимость продолжать выпуск газеты. Виктор включился потом...
- Какая разница, кто был первым? И зачем всё это вспоминать? Требование коллектива к старому шефу было справедливым.
- Роланд Пипеншток согласился, поскольку терять ему было нечего. Ты знаешь, почему он не ушел сразу?
- Искал защиты и ждал трудоустройства в "Степные зори".
Да, все так и было. Если бы не одна деталь, о которой знали только сам Штейнгауэр, Виктор Краузе и несколько человек из госбезопасности. Западных немцев не устраивал прежний главный редактор. Прямо не высказываясь, они указывали на необходимость демократических преобразований в прессе. Взамен обещали действенную помощь. Полковник Ершов предложил заменить подконтрольного Пипенштока своим же человеком – Виктором Краузе, который регулярно информировал сотрудников „немецкого” отдела о внутренних подвижках немцев, выступая с лекциями на специальных семинарах. Лектором Виктор был платным, за его старания и только ему одному на выделенные краевой властью деньги был выстроен роскошный дом, а через короткое время купил он себе и „жигули”. Даже ветеран журналистики Капустин позавидовал заработкам Виктора, а на соответствующий вопрос Виктор не тушуясь сослался на заграничные гонорары. Гонорары были, но небольшие и редкие. Но кто об этом знал? Альберт знал оборотную сторону жизни своего друга. Известие о секретном сотрудничестве Виктора Краузе с госбезопасностью Штейнгауэра не удивляло. Он принял новость как подтверждение собственных наблюдений и догадок, как подтверждение правила: вся власть устанавливается с помощью партийного кулака – то есть огромной, скрытой от простых людей армии КГБ-ФСБ. А ведь пресса - это та же власть, да ещё какая!.. Тем не менее идея госбезопасности Христианинбурга о смене редактора немецкой газеты понравилась не только ему, поскольку она его устраивала полностью, но и самому Виктору, засидевшемуся в отделе культуры. В этой акции проявилась и другая: стало понятно, что трудоустройство Альберта в „Neuer Weg” прошло не только с подсказки Виктора, но и с согласия госбезопасности. Да и вообще любое движение Альберта ему самому казалось теперь подконтрольным. Старая гвардия журналистов и писателей немецких газет сходилась в едином мнении к тому, что выбор сферы деятельности у них был, и выбрали они редакции газет, передовую линию воспитания общества потому, что лучше их самих вряд-ли кто другой смог бы разговаривать с госбезопасностью и народом. Как бы там ни было, а разыграли они карты неплохо. По крайней мере никто ни о чём не догадался, а если и догадался, то молчал. Перестройка вскоре дала свои первые плоды, „немецкий” отдел госбезопасности сократили, и новое трудоустройство Альберта в „Август” с лёгкой руки Виктора можно было оценить как благодарность за редакторское кресло в „Deutsche Ring”. Вместе с тем Штейнгауэр склонялся к мысли о том, что органы по-прежнему присматривают за немцами.
Штейнгауэр заскучал, стал разглядывать увешанные фотографиями стены. В глаза назойливо лезли фигуры обнажённых сексапильных женщин в эротических позах. Одну молодую особу Штейнгауэр часто встречал у Зильбера в лаборатории. На фотографии она выглядела лучше.
- В прошлом месяце замуж вышла, - ловит мой взгляд Зильбер. - Горячая была натура.
Эльвира, жена Зильбера, художественного вкуса фотографа не понимала и однажды подняла сумасшедший крик, застав мужа с нагой натурщицей. Справедливости ради Штейнгауэр с удивлением отмечал, что девочки разоблачались перед камерой сами, торопясь запечатлеть на память молодое красивое тело. Заглядывая в лабораторию, Штейнгауэр частенько видел изумительный результат работы постоянно искавшего "новые формы" Зильбера.
- Ждал трудоустройства... Говорили, будто Пипеншток попросил разрешения съездить в Германию в прежнем качестве якобы за оборудованием для типографии.
- Поездка была запланирована давно. Мы готовы были пойти на уступки, лишь бы он поскорее ушел. - Зильбер закрыл окно и выглянул в коридор - не удирал ли с оттопыренным карманом верный дружок Санька от погони талантливых нюхачей-собутыльников.
- Но из Германии он вернулся ни с чем, - выдерживал направление Штейнгауэр.
- За что и напоролся на новый скандал. Надо было турнуть сразу, так нет - совестно было высказать правду в глаза.
Спасаясь бегством из восставшего коллектива, Роланд Пипеншток встретился с главой администрации Алтайского края и попросил освободить от занимаемой должности "по собственному желанию". Просьба была удовлетворена. Но освободить от должности главного редактора по Закону о печати мог только учредитель - краевой Совет народных депутатов. Тем не менее Роланд Пипеншток вовремя сделал "ход конем по голове, через бедро с захватом" - кресло главного редактора оставил не без борьбы, но без ощутимых потерь.
- Собираясь в "Степные зори" Надеждинского района, Пипеншток понимал, что учредитель не будет содержать краевой еженедельник с тиражом менее тысячи экземпляров и двумя миллионами убытка, - продолжал рассуждать вошедший в раж Отто Зильбер. - Бороться за газету он не захотел - зачем, если можно спокойно уйти с краевой арены в районную тень. Рано или поздно немецкий национальный вопрос пройдет как мода на американские джинсы и газету ликвидируют. Это сегодня все помешаны на германских донорских вливаниях в больную российскую экономику, завтра всё повернётся вспять, как было в истории множество раз. "Степные зори" преобразуют в обычную районку и он ничего не потеряет. Воспитывая соотечественников в духе служения делу коммунизма, противодействуя пропагандистской кампании на Западе, подававшей ужасающее положение немцев в Советском Союзе, борясь с религиозной деятельностью немецких сект, он знал, что соответствующие органы применение ему всегда найдут. И не ошибся, получив приглашение помочь Шайдару Николаеву подобрать надёжных журналистов и служащих в штат новой редакции газеты "Степные зори" и организовать ее работу.
Таким оратором Альберт Штейнгауэр видел известного фотографа только в кризисных ситуациях, когда чаша терпения Зильбера переполнялась и он начинал резать правду-матку невзирая на лица и не боясь последствий своих отчаянных выступлений, которые, как правило, сходили ему с рук, поскольку в периодическую печать не попадали и "сор из избы" по миру не разносился. Косо на Зильбера власть стала поглядывать после иллюстраций "Единоборства". Снимки, правда, опубликованы не были - осели в архивах "Neuer Weg" и КГБ, однако они ведь были!
В коридоре послышались торопливые шаги, возле двери они оборвались, в дверь кто-то постучал.
- Тарабань! - обрадовался Зильбер, бросаясь открывать замок.
Тарабань сразу же спрятал бутылку в сейф, выключил верхний свет, оставив гореть лишь красный фонарь.
- Шайдар Николаев бежит, обождем маленько, - недовольно сказал Санька.
Отто Зильбер выматерился, но благоразумие взяло верх и он приготовился достойно встретить "упавшего на хвост". Шайдара Николаева встретил усмешкой преуспевавшего конкурента:
- Вы когда побираться перестанете, когда ваш Гурченко собственный фотоархив заведет?
- Отто прав, - раздражённо загремел Тарабань, отдавая закипавшему психом Шайдару Николаеву несколько отпечатанных фотографий, - я один обрабатываю три редакции! А зарплата - на прежнем уровне! Когда это кончится?!. С утра до вечера ношусь по районам как шавка, а толку-то?! Не увеличите гонорар - ни одного снимка не получите!
- Я понял! - глаз Шайдара нервно дернулся. - Что-нибудь придумаем!.. А что тут делает центральная пресса? - нашел громоотвод Шайдар, уставившись на Штейнгауэра, наблюдавшего за развитием комичного действия . - Как дела? Притих в углу как привидение, изгнанное из родового замка!..
- Смеешься? - сдержанно обронил Штенгауэр. - Смейся, смейся... У тебя, говорят, есть вакансия корреспондента сельхозотдела, кого возьмешь в помощники Капустину? В немецком районе, надеюсь, найдётся хоть один, понимающий толк в сельском хозяйстве?
- А я уже взял!
- Кого?
- Черепахина.
- Черепаху? Неудачливого коммерсанта, работавшего пару лет в промышленном отделе "Правды Христианинбурга"?
- Нормальный парень! - гнул своё Шайдар. - На рожон, как ты, не лез, план по строчкам выполнял - мне такой и нужен. А кому нужен ты?..
- Всем, - обтекаемо ответил Штейнгауэр.
- Хватит дискутировать, мне надо работать! - повысил голос раздражённый присутствием нервного самоуверенного Николаева Тарабань. - Или вы заткнётесь, или я позову на помощь Донченко и он вас всех отсюда вытурит!
Выпроводив редактора "Степных зорь", Санька Тарабань повеселел, достал бутылку, распечатал и наполнил рюмки, с пониманием отнесясь к отказу собкора выпить.
- На погоду сильно ломит? - имея в виду километровый шов на лёгком Штейнгауэра, спросил Отто Зильбер.
- Терпимо.
Неловкости перед фотографами он не испытывал. Они не были такими уж большими друзьями, чтобы он чувствовал себя их частью. И он не собирался стучать на них Донченко или Краузе - ему нужна была свежая информация на Вальтера Грэга, только и всего!
"...Коллектив "Deutsche Ring" решил во что бы то ни стало спасти плодоносившую ветку немецкого просвещения, - писал он в "Ссоре", - В отсутствии Роланда Пипенштока исполнявший обязанности главного редактора заведующий отделом культуры и социальных проблем Виктор Краузе убедил генерального директора индивидуального частного предприятия "А-Коммерц-А" - сегодня это "Kross & Partner" - Теодора Росса помочь газете. Очевидно уже тогда стратегически мысливший Виктор имел фундаментальный разговор с Тео. И коммерсант перечислил на редакционный счёт частями свыше семидесяти тысяч рублей, благодаря чему около двух тысяч подписчиков - школьники, студенты, безработные, пенсионеры получили "Deutsche Ring" бесплатно!.."
- Было время, - заговорил Штейнгауэр, когда Отто Зильбер и Санька Тарабань подзакусили солёным огурцом с коркой хлеба, закурили и готовы были затеять пустой разговор о неопознанных летающих объектах, о порнобаронах Запада или ещё о чём-нибудь таком, - было время, за спасение газеты вы готовы были Виктора Краузе на руках носить...
- Газету он спас, но зачем уволил меня? - встрепенулся Отто Зильбер.
- Я бы тебя тоже уволил, чтобы не орал так! - одёрнул его Тарабань.
- Но это же глупо - оставить редакцию без фотокорреспондента!.. - стукнул кулаком по столу обиженный Зильбер.
- Где одному делать нечего, двое вполне справятся, - подначивал Штейнгауэр.
Тарабань от этих слов переменился в лице - это было заметно даже в красном свете фонаря.
- Если бы у нас были условия для работы, материалы, химикаты, машина, хорошие фотокамеры, мы не слонялись бы без дела! Можно подумать, ты сам этого не знаешь!..
- Знаю. Это я так - надоело препираться, - отмахнулся Штейнгауэр.
- Мы должны держаться вместе, - в отчаянии Зильбер готов организовать собственную партию. - По отдельности мы никому не страшны, поэтому с нами так поступают.
- Мы - это кто? - поинтересовался Штейнгауэр.
- Мы - редакция, немцы... - давит окурок в пепельнице Зильбер.
Штейнгауэр напрасно порадовался решительному действию безработного фотографа - рука Саньки Тарабаня потянулась к сигаретам, он закурил, а взглянув на собкора, спросил:
- Так и не куришь?
- И не тянет, - предупредил второй вопрос Штейнгауэр.
- Завидую! - одобрительно кивнул Санька.
- Бюджет края, - продолжал Штейнгауэр, чтобы не потерять нить разговора, - дырявое решето, в котором носят воду. Именно по этой причине "Deutsche Ring" получал средства для выпуска газеты нерегулярно и сокращённо. Другие организации не в лучшем положении: детские сады закрывают, учителя бастуют, медики объявляют голодовку - всё закрутилось вокруг денег, которые стали вдруг пропадать.
В красном мраке лаборатории, где-то над головами, вдруг повисла гнетущая тишина. Каждый понял, что зарываться дальше не стоит - большая часть населения страны обнищала, страдает если не от голода, то уж от безысходности, от бесконечности обыденных проблем во всяком случае.
В эту минуту Штейнгауэр вспомнил слова Тарабаня, сказанные на прошлой неделе: "В Турции, например, живут чеченцы, черкесы, дагестанцы, оказавшие вооруженное сопротивление царской армии, покорявшей Кавказ. Сегодня все они по паспорту турки, потому что конституция страны запрещает иное национальное определение. Вам, российским немцам, не дают автономии, но и газеты не запрещают, более того, возрождают национальные районы, помогают проводить съезды, обещают поэтапное восстановление государственного самоуправления - не так уж и плохо, а? Но вы уезжаете в Германию... Я бы тоже уехал, да не возьмут!.."
- В прошлом году на Алтае побывал Борис Ельцин. Ты сумел задать ему несколько вопросов и даже автограф получил. А Виктор Краузе, на которого была надежда всей редакции, не смог. Он не выполнил главную свою задачу - не передал письмо с просьбой оказать финансовую поддержку одному из старейших немецкоязычных изданий России.
В ожидании президента журналисты Западной Сибири, Москвы и Германии долго томились в аэропорту Барнаула, куда их на стареньком автобусе привезли сотрудники госбезопасности. Привезли задолго до прилета Бориса Ельцина, чтобы через подставных "журналистов" переговорить с каждым в отдельности, выяснить намерения, проверить на благонадежность, предупредить президента о сибирских интересах. Штейнгауэра "интересовала" экономическая реформа правительства, он рассказывал о принятой немцами Сибири столыпинской аграрной реформе, о Всероссийском меннонитском сельскохозяйственном обществе, о быстром строительстве Христианинбурга, Славгорода и других поселений. Ни о каких просьбах он не заикался, зная по опыту, что эта затея будет обречена на провал. Виктор Краузе шёл напролом не задумываясь.
- Виктор не виноват, - заговорил опять Штейнгауэр, наблюдая за столбиком пепла на сигарете Тарабаня. - При встрече с журналистами президент среди прочих остановил свой выбор на мне. Я спросил, появится ли он на конференции немцев в конце мая. Этот вопрос, считал я, для немцев был важнее, чем проблема одной газеты. - Столбик пепла упал на стол и рассыпался. Тарабань молча сдул его на пол. - Но Виктор Краузе своего добился и экономическое управление Министерства печати и массовой информации России сигнал бедствия получило. Передал его Сергей Тальков, член Верховного Совета, которого вы хорошо знаете.
- Еще бы! - хмыкнул Зильбер. - Кузнец - член правительства! Кухарки управляют государством!..
- И управляют, между прочим, неплохо, - поддел Зильбера Штейнгауэр, - управление запросило экономическое состояние газеты, Виктор Краузе дал ответ...
- Пустая трата времени и денег! - парировал Зильбер. - "Известия" опубликовали заявление министра по печати и средствам массовой информации Михаила Полторанина... Как там... - он полез в карман, достал записную книжку, включил настольную лампу, поморгал после перемены освещения, зачитал: "Приоритетом в получении материальной поддержки пользуются национальные и республиканские газеты, издающиеся на национальных языках..." Это какие-такие газеты пользуются поддержкой? На дворе второе лето чахнет! Обещанного три года ждут? Кухарки не могут управлять государством!..
Голова Штейнгауэра тихо клонилась долу, обременённая воспоминаниями, связанными с Вальтером Грэгом...
Решить судьбу "Deutsche Ring" взялся тройственный союз: заместитель главы администрации края Иван Шефер, Виктор Краузе и Тео Росс. Выход, как выглядело внешне, искали вместе с коллективом редакции - первый серьёзный разговор состоялся в феврале. Момент был выбран удачный: стараниями Виктора Краузе из Германии через VGA было получено двести десять тысяч рублей. Денег хватило оплатить старые редакционные долги, выдать зарплату сотрудникам - всё было рассчитано до копейки.
"Одноразовые финансовые инъекции поправляют здоровье газеты, но дать силу не могут, - убеждал Виктора Краузе Альберт Штейнгауэр, не догадываясь тогда, что ещё не утвержденный, ещё только исполнявший обязанности главного редактора завотделом культуры начал сверхактивную деятельность, не боясь цепкости тормозившего новации Роланда Пипенштока.
"Деньги необходимо зарабатывать самим! - слышался в редакционных кабинетах его окрепший голос. - Но без богатого учредителя и кардинальных реформ наши добрые намерения останутся обломовскими мечтаниями. Недостаточно хотеть, надо ещё и делать, писал Гёте. Подходящий для нас сегодня вариант - акционерное общество..."
Сотрудникам "Deutsche Ring" идея понравилась, поскольку сулила безбедное существование. Нищета обрыдла, говорил Зильбер. В успех предприятия верили, потому как христианинбургский коммерсант, во времена оные бывший первым секретарем горкома ВЛКСМ, денег на ветер не бросал, и если брался за дело, оно того стоило, оборачиваясь, как правило, двойным выигрышем. Иван Шефер чиновник непростой - заведующий кафедрой политологии Алтайского государственного университета в глазливых старушенций не верил. Он понимал, что "Deutsche Ring" - это связующее звено в отношениях между Россией и Германией, точнее - Алтаем и Германией. Отдать газету в руки частному лицу сразу было неразумно: немецкое национальное движение могло расценить такой шаг как отказ краевой власти решать национальные проблемы репрессированного народа. Сделать это можно было поэтапно, усыпляя бдительность ревностных борцов за справедливость: администрации края войти в долю с частным лицом, а потом всё бросить - пускай себе хлебает из котла одно. Сказано - сделано: малый краевой Совет народных депутатов согласился с ходатайством администрации о создании акционерного общества "Deutsche Ring", основным предметом деятельности которого должно было стать издание одноименного немецкоязычного еженедельника, издательская деятельность, осуществление необходимых коммерческих операций и так далее. Газета получила второе рождение, российскому немецкому национальному движению беспокоиться, казалось бы, было не о чем. И ровно через десять дней Владимир Райфикешт подписал распоряжение, зарегистрировав новое средство массовой информации. Главным редактором утверждался Виктор Краузе. В качестве учредительного взноса из краевого резервного фонда выделялись семьдесят пять тысяч рублей.
- Наказуема не инициатива, - вздохнул Штейнгауэр, которому было очень жаль, что Виктор допустил непростительную ошибку, - наказуема не инициатива, а подмена закона. В связи со сменой учредителя акционерное общество должно было подать заявление о перерегистрации газеты не Райфикешту, а в территориальный орган государственной инспекции по защите свободы печати и массовой информации Российской Федерации. Находится он в Омске.
Необходимо было получить согласие своего хозяина - краевого Совета народных депутатов, или уведомить его о расторжении прежнего договора. Вступая в трудовые отношения с новым учредителем, сотрудники газеты на общем собрании трудового коллектива большинством голосов при наличии двух третей штатного расписания должны были принять или изменить новый устав редакции, в котором определить взаимные права и обязанности - шесть пунктов по Закону...
- Ничего этого сделано не было! - жажда справедливости не давала покоя Отто Зильберу, он возбужденно жестикулировал, поминутно подпрыгивал на стуле или носился по лаборатории. - Обсуждали устав акционерного общества, но не газеты. Не имея юридических прав на "Deutsche Ring", Тео Росс приказал взломать замки гаража и забрал редакционную машину. В редакции заявил, что в ближайшее время будут сокращены курьер, водитель, бухгалтер, а фотограф будет переведен с оклада на сдельщину.
- Закон попирали все, кому не лень! - в ту минуту Тарабань был похож на генерала от юриспруденции.
Не понимая почему, Штейнгауэр стал очень придирчив в оценках своих прежних коллег, хотя сам когда-то с тем же пылом самоутверждался среди людей. Да он и сейчас оставался тем же задирой, царапая души фотографов колкими замечаниями и острыми определениями. Раньше Альберт часто заходил в лабораторию к Тарабаню расслабиться, отмякнуть в душевном разговоре от иссушавших сердце редакционных стрессов. Тарабань редко выключал магнитофон, у него всегда водились кассеты с новыми записями шлягеров. Что-то изменилось. Изменилось в Штейнгауэре. Едва ли не в каждом человеке он стал подозревать кагэбэшного прислужника, собиравшего приватные листочки биографического календаря с целью последующего шантажа ради склеивания грязных шпионских делишек. Точно так же - это как пить дать! - думали они и о Штейнгауэре. Психология детей репрессированных "врагов народа" однозначна: в каждом сидит сжатый в комочек страх перед исполняющими властные решения людьми (пресса - четвертая власть!). По долгу службы сотрудники госбезопасности имели тесную связь с журналистами, владевшими письменной информацией по разным сторонам жизни многих и многих, даже незначительно выдававшихся из общей массы, людей. И не надо думать, что на Западе всё иначе, что там больше независимости и свободы - бред! Секретные службы влезают там в чужую жизнь не реже, чем в России. Просто "там" об "этом" говорить не принято!..
Исходя из всего этого многие люди решили не делать тайн в своей жизни. Муж рассказывал жене о любовной связи буквально через несколько дней, не дожидаясь подмётных писем с угрозой разоблачения.
- Ссылаясь на Закон, Тарабаню не мешало бы сменить джинсовку на наряд Фемиды, - заметил Штейнгауэр.
- Трусы тоже подойдут! - захохотал Зильбер, сделав Саньке недвусмысленный намёк на прошлую историю в Новогоднюю ночь, когда, как известно, запросто можно очутиться в Ленинграде в чужой квартире, в чужой постели, прикрываясь резидентским именем Ипполит.
В Новогоднюю ночь Тарабань с женой принимали гостей. Пили и ели, травили анекдоты, танцевали, веселились от души. Далеко за полночь усталость сморила Саньку и он ушёл в спальню немножко отдохнуть. Окна спальни были закрыты ставнями и там стояла кромешная тьма. Спустя некоторое время, когда он почти отрубился, услышал, как в постель залезла и жена, захотевшая любви после итальянского креплёного вина. Необычные ласки женщины привели Саньку в чувство, он удовлетворил её и свою страсть и уж потом со спокойной совестью уснул. Поднявшись к обеду, он вспомнил жаркую ночь любви, хотел одеться и не нашел трусов. Впустив в голову осторожные мысли, одел другие и стал приглядываться к жене, которая готовилась похмелить заночевавших гостей. Давняя подруга жены Ленка Островерхова выползла к столу изрядно помятая, но живая. Улучив момент, когда Санькина жена отвернулась к плите, на которой разогревались вчерашние котлеты и пироги, она, лукаво улыбнувшись, вдруг распахнула халат... Санькины трусы с успехом заменили ей нижнюю юбку! Тарабаня прошиб холодный пот. Он сразу поверил в то, что все новогодние сказки имели под собой реальную почву. Шантажировала Ленка Саньку его трусами несколько месяцев, добиваясь повторной аферы, пока он по пьяне честно не признался жене...
- Реформа газете нужна, - философствовал Зильбер, которого Штейнгауэр почти уже не слышал. - Реформа, а не кавалерийская атака.
Тарабань налил воду в электрический чайник, поставил на подоконник, воткнул штепсель в розетку.
- Тысячу лет говорим о реформах, а совершаем военные перевороты. Менталитет у нас такой, - он выразительно покрутил пальцем у виска.
На столе фотографа чёрт ногу сломит - чего только нет. Взгляд Зильбера наткнулся на знакомую тетрадь. Раньше, когда он работал, частенько в перерывах забивал "козла" на пару с Тарабанем. Вот и костяшки домино. Он высыпал их на стол и начал строить башенку.
- Если бы Виктор Краузе с Тео Кроссом не наколбасили, - проговорил он, осторожно опуская костяшку на самый верх башенки, - если бы не наделали ерунды, акционерное общество приняли бы с распростертыми объятиями. Но с нами поступили как со скотами, мы взбунтовались...
Воспользовавшись ошибками тройственного союза, Пипеншток возглавил обозлённую самоуправством оппозицию, которую уже пообещали выбросить на улицу как негодный элемент. Бывший главный редактор решил взять реванш и въехать в стан поверженной газеты на белом коне победителя.
"Кто дал право решать подобные вопросы без тех, кто делает газету? - пылала гневом изгнанника его речь на очередном собрании оппозиции, стремительно набиравшей голоса почуявших дым спалённой новации сотрудников "Deutsche Ring". - Трудно понять малый Совет и администрацию края, которые, по сути, не вникли в существо вопроса, не разобрались и приняли поспешное решение. Вопиющий факт: проблемы немецкого населения отныне будет решать господин Кросс! Кросс, которому наши проблемы совершенно не нужны! Глядя правде в глаза, этому предпринимателю нужен имидж за рубежом с целью процветания своего предприятия!.."
Боже, как мы умеем передергивать! Вопрос касается нас лично, а кричим мы об угрозе национальным интересам народа! Защищая себя, развязываем междоусобицу! Кто сказал, что Совет народных депутатов края решал проблемы немецкого населения? Кто сказал, что Пипеншток служил немецкому народу, а не советской власти, отказывавшейся восстановить немцев в их правах? Кто сказал, что немцам Ивану Шеферу, Виктору Краузе и Тео Россу проблемы соотечественников чужды? Заботиться об имидже просто необходимо, иначе наклеиваемые крикунами вроде Пипенштока ярлыки никогда не снимешь. Предприятие должно процветать, тем более личное: будет процветать предприниматель, будет зарплата работникам - просто как дважды два!..
- Не понимаю, - прикинулся бараном Штейнгауэр, - чего добивался Пипеншток? Вы боролись за рабочие места - это ясно, а он?..
Зильбер толкнул башенку пальцем и та рассыпалась.
- Видал? То же самое он хотел сделать и с газетой.
- Но зачем? И почему вы рубили сук, на котором сидели?
- Мы все перешли бы в "Степные зори", а убыточная "Deutsche Ring" перестала бы существовать. Знаешь, чего добивался Тео Кросс?
- Чего?
- "Deutsche Bank" обещал миллионный кредит немецкими марками с условием вложения капитала в развитие инфраструктуры российских немцев Христианинбурга. Кросс хотел купить в Германии заводик по производству макаронных изделий.
- Так это же здорово! Люди получили бы работу, хлеб и просвещение! А что сделали вы? Вы всё испортили!..
- Меня хотели выбросить на улицу! - злобился Зильбер.
- В любом случае они это сделали, - заметил Штейнгауэр, отказываясь понять его.
- Ничего, я утру им носы - открою собственную фотостудию!..
- Можешь - открывай, никто не запрещает, - поддержал Штейнгауэра Тарабань, заваривая чай вкрутую. - Как бы там ни было, перед "Deutsche Ring" открывалась блестящая перспектива. "Правда Христианинбурга" слюнки глотала!..
Зильбер обиженно засопел. По-хорошему они его понимали.
- Платон мне друг, но истина дороже, - сказал Штейнгауэр, собираясь уходить. - Регресс в вашей редакции победил, акционирование не состоялось, газета снова бедствует, ты выброшен за борт. Ну, и где ваш хвалёный Совет народных депутатов?
- Ты тоже, говорят, выброшен! - огрызнулся Зильбер.
- И я выброшен. Но в моём случае несколько иные моменты. Кроме как в свою редакцию и помогающую ей VGA я никуда не жалобился, на уши никого не ставил, в жилетку президенту не плакался. Я пытался понять ситуацию и помочь самому себе. "Neuer Weg" ко мне не в претензии.
- И что - удалось? - иронично поинтересовался Тарабань.
- Удалось что?
- Помочь самому себе.
- Думаю, что да.
Зильбер подпрыгнул:
- Дали деньги на коррпункт?!.
- Скоро всё узнаете! - поднял руки кверху Штейнгауэр и с загадочной физиономией ушёл.
Зильбер с Тарабанем долго еще гудели в догадках, допивая "Столичную".
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/15/1611