О хромающей Руси и придатках экономики

Конст Иванов
I

Караул! Рятуйте! Конец света, прежнего света, таки наступил. Для матушки России. Как ни пыталась она отвертеться от наступающего на пятки и на горло времени, оно ее прихватило. Относительно спокойное и беспечное, хотя и не шибко сытое, существование в географической имперской необъятности приходит к концу. Внешние размеры, власть количества и пространства уже не утешают и не спасают. Ныне приходится считаться даже с каким-нибудь микроскопическим Монако! Увы, рулетка обретает не меньший демократический голос, чем танк (по самолюбию танка удар невероятный!). Даже с гастарбайтерами и то проблемы такие же, как в какой-нибудь крохотной Бельгии – ну куда это годится?!.

II

Глобализм накатывает с неотвратимостью фатума, сметая все прежние плюсы и минусы и устанавливая новые, нами пока еще слабо различаемые. Те, кто справедливо и законно стремится укротить гордыню доллара, обязаны понимать, что глобализм больше власти доллара и что хозяевам доллара, если они хотят быть современными, так же придется искать в нем свое место, как и другим игрокам. Экологические и гуманитарные реакции антиглобалистов, если они исходят от общественных организаций, уместны и своевременны, ибо призваны сдерживать экономическое и политическое безумие землян. Но антиглобализм государственный немыслим и невозможен, ибо несовременен так же, как и претензии одного, даже самого крупного сверхигрока, на исключительную роль в глобализме. Глобализм есть неизбежное сокращение значительной доли любого национально-государственного суверенитета, государствам придется проглотить эту горькую истину и принести жертву на алтарь человечества, если они не хотят повторять сценарии прошлого. Мир, если хочет выжить и войти в будущее, не может быть агрессивно однополярен или столь же агрессивно многополярен, он должен содержать  в себе живой диалектический союз единого и многого, сочетая межгосударственный плюрализм с идеей целостного всеобъемлющего земношарного общества.          

III

В этой перспективе наша правящая верхушка демонстрирует далеко не самое красивое для великой, да и для любой, державы поведение: вместо того чтобы просто симметрично ответить на «дружественный» закон Магнитского каким-нибудь адекватным ему законом Гуантанамо или Петреуса, она приплетает к  обмену этими любезностями детско-медицинские проблемы россиян, политически их замусоливая и делая разменной монетой ползучей подслеповатой дипломатии, являя таким образом мелкую политизированную обидчивость и отсутствие национального достоинства. Ранимость нашего парламента Америкой стала напоминать «Польшу нежную», как некогда писал поэт, «где нету короля», гордую и нервную страну, в свое время на сто  с лишним лет порабощенную царским режимом. Нас же, слава богу, пока, кроме своих  родных властей, никто не порабощал – откуда же такая щепетильная закомплексованность? Такая колониальная ущемленность чувств? Почему? Не потому ли, что сбылось самое нежелательное предсказание экспертов четвертьвековой давности, сделанное над издыхающими Советами, и Россия действительно стала сырьевым придатком экономики Запада? В первое десятилетие нового века она окрепла, разогнулась, встала с колен, чтобы… о ужас! …подносить на стол рынка нефть и газ. 
Но что же в этом страшного, даже если пока и придаток? Иные страны бывали и в гораздо худшем положении. Взять хотя бы Японию 45 года, поверженную и обесчещенную, Японию завершенной «великой истории». И что? Она исчезла с карты земли? Японцы перестали быть японцами? Умерла японская культура? Отнюдь. Страна не впала в национальную прострацию и не сделала себе харакири. Мы знаем, что Япония с честью вышла из тяжелейших исторических испытаний, не потеряв себя, напротив, став одной из мощнейших и образцовых современных держав.
Хотя японские хранители памяти о погибшей империи, вероятно, пережили очень неприятные чувства – но что нам до них? Подобного рода хранители политических «древностей», и японские, и наши, и вообще любого народа – это неинтересно, без этого в наш век не только можно, но и нужно обойтись.   
И другое. Экономика глобализма делает всех ее участников тем или иным «придатком» своего целого (а не просто Запада), это нечто вроде стихийно слагающегося нового разделения труда между странами, в котором разгорается жесткая конкуренция. Могучий Китай – фабричный придаток этого целого, а американский спрут турбофинансизма – придаток финансовый. Во время кризиса каждый «придаток» есть заложник своей специфической роли в общей экономике.

IV

Русь, как известно, стоит на двух ногах: одна западная, другая восточная. Единодушие думских дьяков напоминает о традиционной русской хромоте на западную ногу. И либералы, и антилибералы, все, только и делают, что танцуют около этой ноги. Первые хотели ли бы ей уподобить все тело; вторые хотели бы ее отсечь, поставив Русь на прочный патриотический костыль, долженствующий привести нас  на тучные евразийские пажити, в колхозы имени Чингисхана.   
Но почему-то о здоровой восточной ноге – молчок. Может, потому, что она уже изначально стоит… «где надо»? Стоит в Азии, и идти из Азии ей некуда. И она… стоит. И ей тут до новых колхозов, Чингисхана ли, Тамерлана ли, не добраться.
                27 декабря 2012 – 1 января 2013