Собака Балобака или Летняя рождественская сказка

Тот самый дом. 


СКАЗКА ПРО СОБАКУ БАЛОБАКУ ИЛИ ИСТОРИЯ ПРО НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ЧУДЕСА, СЛУЧИВШИЕСЯ В
                ОДНОМ ОБЫКНОВЕННОМ МОСКОВСКОМ ДВОРИКЕ И В ЕГО ОКРЕСНОСТЯХ,
               

ГЛАВА 1. Про Собаку Балобаку и про некоторых обитателей маленького московского дворика.

           Жила в одном обыкновенном московском дворике Собака Балобака. Точнее, не жила, а жил. И жил он не в дворике, а в квартире №21. Жил он в квартире, а в дворик выходил погулять. Или проходил через него в магазин. Потому что Собакой Балобакой был упитанный розовощёкий пятидесятилетний мужчина со скрюченными морщинистыми старушечьими руками. С постоянно открытым ртом, полным кривых жёлтых зубов. И с выражением идиотизма, намертво запрессованным в его выпуклых глазах с оранжевыми птичьими зрачками.  Все жители называли его Собакой Балобакой. А он на них за  это обижался. Тех, кто послабее, мог и укусить. Особенно он любил кусать за ягодицы и бёдра невысоких полненьких впечатлительных блондинок. Но таких там проживали только две. Поэтому Собака Балобака кусал и брюнеток, и шатенок, и рыженьких.  Но их он кусал скучно, без утробного радостного повизгивания. Всем детям без родительниц, он отвешивал оплеухи и подзатыльники. А на тех, которые были с родительницами, только скалился и рычал.  Иногда, не рычал. Но растягивал рот в своей страшной кривозубой ухмылке и кричал: «Здрасьте! Какой смышлёный аппетитный карапуз». Большинству родительниц такое странное приветствие не нравилось.
           Собаке Балобаке нравилось, когда его называли Наполеоном. Или Гагариным. Или Дзержинским. Но самое любимым обращением к себе, тем, от которого он начинал вилять воображаемым хвостом, было «пограничный пёс Джульбарс». За него он мог запросто облизать руку или щёку. Или позволял погладить себя по аккуратно стриженой голове. А невысоких болтливых блондинок (и прочих женщин, даже крашеных хной) кусал за ягодицы. Но не больно и без злобы. Можно даже сказать, уважительно. А маленьким детям, но только тем, которые с мамашами, давал леденцовые петушки на палочки.  Тем, которые были без мам, ничего не давал. Ни петушков, ни подзатыльников. Вот только редко называли его и этим славным псом, и Наполеоном. Гагариным, вообще, не назвали ни разу.
           Все те, кто жил вокруг этого дворика (особенно мужики после водки) постоянно спорили о том, где он эти петушки берёт. Иногда и дрались, но правду узнать не могли. Всё это было загадочно и странно. Ведь все петушковые фабрики уже повсеместно закрылись. А у Собаки Балобаки они, зеленые, красные и жёлтые, не кончались. Постепенно весь двор разбился на два противоборствующих лагеря. Одни, в основном пенсионеры, стояли на том, что он этими петушками запасся ещё тогда, когда эти фабрики повсеместно работали. Но те,  которые им оппозиционировали, всегда задавали очень резонный вопрос: «Сколько же он их, этих петушков, запас? У него что, вся квартира ими завалена?»  Они  (оппоненты) настаивали на том, что Собака Балобака лично варит их из сахарного сиропа. Все их многоопытные оппоненты пытались втолковать им (чаще словесно, а после получения пенсий и при помощи кулаков), что если бы тот варил их на своей кухне, то запах от этого процесса распространялся бы не только в Балобакином подъезде, но и по всему дворику. Если этого характерного запаха нет, значит,  он их не варит. А если он их не варит, значит, у него остались запасы с тех славных советских времён. С тех самых, когда в каждом уважающем себя городке работала своя петушковая фабрика. Которая изготавливала сладкие леденцовые петушки на радость всей сознательной советской детворе. И на радость тем несознательным взрослым, которые загрызали этими дешёвыми пятикопеечными детскими сладостями взрослые портвейны, вермуты и водки. Так и жили эти две противоборствующие группировки в состоянии постоянного умственного антагонизма.  И не было ему ни начала, ни конца, ни середины. Потому что в свою квартиру  Собака Балобака никого из соседей не пускал. А другого способа узнать  загадочную истину никто во дворе, и в окружающих его пятиэтажках, не знал.
           Видели прочие граждане этого Собаку Балобаку и в ближайшем продуктовом магазинчике. Именно там он покупал куриные окорочка и грудки, сосиски, пельмени и прочие мясные полуфабрикаты. Всё это для человека нигде и никогда не работавшего, очень даже хорошо. Продукты эти были не самыми дорогими, но и не теми, которые раз покушал, а второго раза уже может и не быть. Всё то, что ел Балобака, можно назвать условно съедобными. Сварил, скушал и … проснулся следующим утром. А что там в вашем желудке после них происходит, ни один нобелевский лауреат здравоохранения не скажет. Ещё Собака Балобака покупал в том магазинчике молоко и творог. А овощи и фрукты он там никогда не покупал. Не покупал хлеб, батоны и пряники. Не покупал чай и кофе. Самое странное, то, что всегда смущало многие дворовые умы, Балобака никогда не покупал водки и сигарет. И пива, и вина. Этим Балобака внушал некоторое чувство уважения дворовым мамашам с колясками. И многим другим женщинам. Потому, что все они немного побаивались его и трезвым. Эти пугливые женщины просто боялись представить себе, каким тот будет во хмелю. А местным мужчинам эта его трезвость не нравилась. Они очень хотели эту его трезвость вылечить. И совали, когда с ласковыми словами, а иногда и насильно, ему в рот стаканы и папиросы. Но уже лет пять прошло, как они эти попытки прекратили. Случилось это после того, как Собака Балобака сломал челюсть (верхнюю, и вместе с носом) Умеку Мирзоеву. Его оставили в покое. И перестали считать Умека Мирзоева самым главным дворовым каратистом и забиякой.
           Некоторые особенно пожилые обитатели двора помнили мать Собаки Балобаки, заслуженную метростроевку Ангелину Васильевну. Женщину сторгую, принципиальную и очень громкоголосую. В неизменной красной косынке, с торчащим изо рта окурком папиросы «Прибой» и в скрипучих  резиновых ботах. Но что потом с ней случилось, куда она делась, этого никто из них почему-то не помнил. Какая – то  массовая потеря памяти. Не помнили старожилы даже того, умерла она, или нет. Ещё боле странным было то, что судьба неизвестно когда и куда исчезнувшей Ангелины Васильевны, ни одну из двух дворовых партий не интересовала. Может  потому, что их, старожилов, было очень мало? И все они были дряхлыми и неинтересными другим людям. Поэтому их мысли и воспоминания все остальные граждане игнорировали. И зацикливали своё внимание на одних леденцовых петушках.
Отца Собаки Балобаки не помнили даже старожилы. Помнил только дед Трофим. Был он среди старожилов самым дряхлым, и слегка полубезумным. Поэтому его словам о том, что отец Собаки Балобаки служил ординарцем у товарища Берии, абсолютно никто не верил. Да и как можно было верить человеку, который прямо при ходьбе мочился в свои ватные штаны. И частенько интересовался у всех встреченных людей о том, когда Черчилль и Рузвельт откроют, наконец, «второй фронт». Такой очевидец нигде, даже в Госдуме, не внушил бы доверия.
           Ещё Собака Балобака не любил дворников-киргизов. Впрочем, в этом подавляющее большинство жителей двора ничего странного не видело. Потому, что само этих крикливых и смуглых гастарабайтеров недолюбливало. И это было странно. Чистоту и порядок, которые эти киргизы наводили в их небольшом дворике, жители любили. А тех, кто подбирал брошенные ими бутылки, окурки и пакеты, стригли газон и ремонтировали детские качели, не любили. Да и как их было любить, если все они говорят на непонятном москвичам киргизском языке. И отнимают у трудолюбивых, но застенчивых москвичей, их законные рабочие места. Многие жители кричали, чтобы они убирались назад в свою Киргизию. И били дворников пинками. Но когда те, испугавшись, убегали, то безработные победители не спешили подобрать брошенные теми мётла и совки. Они покупали пиво, громко праздновали свою победу и разбрасывали пустую тару по всему дворику. Утром опять приходили киргизы и всё это убирали. Впрочем, так было поначалу, лет двадцать назад. С тех пор киргизов вокруг стало так много, что ругаться на них теперь себе позволяли только такие отважные люди, как пьяный дядя Паша, или местный авторитет Славик Замоскворецкий.
           Никто из местных граждан не знал и того, откуда Балобака берёт средства к существованию. Знали, что на работу или службу он никогда не ходит. Но и по мусорным контейнерам и помойкам, в отличие от некоторых местных пенсионеров,  он тоже не промышляет. Во дворе Балобаку видели в хорошо отутюженных брюках, в чистых сорочках, в начищенных туфлях и обязательно при галстуке. Брюк у него было две пары, чёрные и серые. Туфли были одни, коричневые. Сорочки были только белые. А сколько их было всего, никто точно ответить не мог. Попробуй, сосчитай, когда все они белые и без латок. Галстуков у Собаки Балобаки было много. И однотонные, и в клетку, и в горошек, и в косую полоску, и с цветами. Если бы не его постоянно открытый хищный рот, неподдающийся разумному объяснению запас петушков на палочках и слабость кусать за ягодицы, то был бы этот Балобака самым обычным человеком. Только не курящим и не пьющим. Дотошная любительница статистики пенсионерка баба Люся могла, часами и с пеной на губах, доказывать то, что всего галстуков было тридцать восемь. Остальным гражданам считать его галстуки было неинтересно. И они почти единодушно считали истиной число галстуков подсчитанное бабой Люсей. А если иногда ей противоречили, то исключительно по другой причине. Для того чтобы её, бабу Люсю, позлить. Потому что у неё жило (и в этом ей тоже все верили) двадцать пять котов и кошек. Запахи и звуки, издаваемые этими её хвостатыми квартирантами, раздражал и нервировал не только жильцов подъезда №4, но и многих её приятелей пенсионеров. Дядя Паша, самый среди них нервный и выпивающий, не раз грозился побить бабу Люсю и её питомцев своим костылём. Но грозился он не постоянно, а только в те дни, когда пропивал свою пенсию. Но так как бы он старым вором-рецидивистом без трудового стажа, то и пенсию получал маленькую.  И пропивал её дядя Паша очень быстро. Да и хитрая баба Люся знала те дни, по которым ему приносят пенсионные деньги. И старалась в эти дни на глаза дяде Паше не попадаться. Если всё-таки она ему попадалась, то, не смотря на свой стокилограммовый вес, всегда от него убегала. Одноногий и пьяный пенсионер-рецидивист догнать проворную толстуху не мог. Но всегда кричал ей вслед: « Грёбанная кошкина мать! Сейчас я тебя буду конкретно увечить!» Кричал и ещё кое-что, но уже совсем неприличное. И обязательно бросал ей вдогонку свой, перемотанный разноцветной изолентой, костыль.
           Вот так и жили эти аборигены маленького московского дворика, затерявшегося среди бетонных  гор небоскрёбов и ревущих стад автомобилей. Сказать, что они жили дружно, было бы не правдой. А вот то, что интересно, содержательно и крикливо, с этим согласятся многие. Особенно те граждане, которые на пенсии, и почти постоянно находятся во дворе. И мамаши с колясками, и без колясок. И те, которые безработные бездельники. И тунеядствующие аморальные личности.

ГЛАВА 2. Про начинающиеся невероятные чудеса и про первое фиаско братьев Караваевых.

           Однажды в этот маленький дворик въехала большая важная чёрная машина. Такая важная, что многим гражданам даже трудно представить.  Даже почти новый шестисотый «мерин» Замоскворецкого, смотрелся на её фоне скромно и застенчиво. Все, кто был  во дворе, замерли и затаили дыхании. И все, особенно пенсионеры, поняли, что с этой машиной в их дворик въехали неведомые перемены. Но так и не смогли сообразить какие, хорошие, или как всегда. Одни мамаши прекратили качать коляски и совать соски во рты младенцев. Другие перестали покрикивать на своих, более взрослых, копошащихся на асфальте и в чахлой траве, чад. Те тут же воспользовались случаем и стали настойчиво засовывать в рот пустые сигаретные пачки, пивные пробки и прочую мало аппетитную гадость. Местные пьяницы перестали пить  водку и жевать беляши. Пенсионеры уронили из рук газеты и счета за ЖКХ, а с носов – очки. Да, все обитатели дворика приготовились к неведомым чудесам.
           И они не заставили себя ждать. Сначала из важной машины выскочили два одинаковых бледнолицых человека в чёрных пиджаках и в чёрных очках. Затем они вытянули из лимузина непомерно большого и толстого мужчину. Мужчина был азиатской наружности. Его розовая рубашка, светлые хлопковые брюки и белый галстук были буквально пропитаны потом. Золотое пенсне тоже было мокрым от пота. И всё же всех кто был во дворе поразило не это, а  его толщина. Были во дворе и свои авторитетные толстяки. К примеру, та же тётя Люся – кошатница. Но ещё толще её был отставной милицейский полковник по фамилии Конь. Его так все и звали Конём, позабыв про преклонный возраст и  прошлые  должность и звание. Но он на это не обижался. Не потому, что был таким добродушным и необидчивым. А потому, что многие граждане мужского пола были в этом дворе «сидельцами». Некоторые  из них сделали по несколько «ходок» к «куму». Поэтому бывший полковник Конь терпеливо переносил все их поборы, типа «пятьдесят рублей на кефир». И прочие, без сомнения обидные для его славного милицейского прошлого, издевательства и неуважения. И это при росте метр восемьдесят пять. И при весе под сто пятьдесят с гаком. Но даже он в сравнении с человеком извлечённым из дорого авто был худым и невзрачным. Всеобщее удивление и восхищение высказал одноногий дядя Паша. «Ядрён батон! Грёбаный Экибастуз! Ну, ни хрена себе, бычара!» - Громко сказал он. И все, кто был тогда во дворе, с ним молчаливо согласились.
Затем дворовые аборигены обратили внимание на людей в чёрных очках и костюмах. На то, что оба они были совершенно не потными. И это в сорокоградусную июльскую жару. Тогда, когда потными были все. Их босс – «бычара», все мужчины и женщины, находившиеся во дворе, даже очень маленькие дети, которым потеть ещё было не чем, и не от чего. Да что там люди! Даже с крыльев наглых московских голубей падали крупные серые капли птичьего пота. Но двое субчиков из лимузина, одинаковые лицом и повадками, были абсолютно сухими и неприятными. Неприятными, как затылочно-теменная перхоть. Люди глазели, а они продолжали исполнять свои нелёгкие служебные обязанности. Сначала они осторожно подвели толстяка к ближайшей лавочке. С неё, абсолютно добровольно и постыдно поспешно, бросив на лавочке свои безколёсые пластмассовые машинки, убежали близнецы – второклассники Витюшка и Колюшка Караваевы. Все взрослые люди переглянулись между собой. Затем они удивлённо и испуганно заморгали глазами. Только что у них на глазах свою преступную трусость продемонстрировали герои, которые  не уступали свою лавочку пьяной компании одноногого дяди Паши, бывшему главному дворовому каратисту Умеку Мирзоеву,  работнику ГИБДД, капитану Василию Колотушкину и хозяину пяти овощных павильонов Тофику Айвазяну. Проще будет сказать, кому эти наглые и хулиганистые второклашки свою лавочку уступали. Таких людей во дворе было всего двое. Одним из них был их отец, основательно спившийся бывший фрезеровщик – многостаночник со странным прозвищем Стеклотара. Вторым, уголовный авторитет районного масштаба Славик Замоскворецкий. Вот какими отчаянными (до сегодняшнего дня) детьми были эти самые Витюшка и Колюшка.
           Люди в чёрном брезгливо спихнули с лавочки игрушечный автохлам опозорившихся близнецов. Затем тщательно протёрли её влажными салфетками. Затем, салфетками сухими. И только после этого они бережно опустили на лавочку седалище своего необъятного босса. (Слова ягодицы, задница и жопа в данном конкретном случае просто неуместны.) Когда живот человека - горы окончательно закрыл собой его колени, лавочка жалобно застонала о помощи. Увы, помочь ей было не кому. Лавочке не осталось ничего другого, кроме как терпеть всё это двухсот пятидесяти килограммовое насилие над своим деревянным телом. И проклинать тот день, когда столяр сделал из сосновых досок именно её, лавочку. А не противопожарный щит или дверь в общественный женский туалет. Именно боль и тяжесть заставили лавочку забыть об объективности. Находись она в своих естественных условиях (например, под задницами Витюшки и Колюшки), то обязательно вспомнила бы, что тот столяр из ЖЭКа никогда не делал противопожарных щитов,  туалетных дверей или крышек для фортепьяно. Он делал только такие лавочки. Как начал сколачивать их сразу после ПТУ, так и продолжал до самой пенсии. Но лавочка про это так и не вспомнила. Боль в её дощатом теле и грозившие сломаться ноги – столбы отняли у неё последние искры её деревянного разума.
           Вот какие невероятные чудеса творились в тот жаркий летний день в этом маленьком московском дворике. Свидетелями всех этих противоестественных странностей были перетрусившие второклассники; колясочные и бесколясочные мамаши; одна вдовая беременная женщина; две компании дворовых выпивох (одна, «зоновская», под предводительством дяди Паши, вторая, сборная, главным в которой был лишённый водительских прав бывший таксист Митрохин); бывший милицейский полковник и нынешний дворовый изгой Конь; баба Люба – кошатница, несколько кучек пенсионеров обеих полов; девушка почтальон с пугающей фамилией Незамужняя-Замогильная. И ещё некоторые дворовые люди. Видели всё это и люди, которых в тот день во дворе не было. Они робко выглядывали из оконных форточек и из-за оконных занавесок (в том числе и из-за шёлковых) своих маломерных квартир. Собаки Балобаки во дворе не было. Впрочем, обитатели и завсегдатаи дворика поняли это чуть позже.
А ещё в том дворике был я. Как и зачем я в него забрёл уже и не вспомнить. Может для того, чтобы просто отдохнуть от городского шума. Или для того, чтобы скушать эскимо на палочке. Или для того, чтобы выпить «чекушку» водки и скушать беляш.  Наиболее реальным является последнее. Как бы там не было, я сидел на лавочке под кустом пыльной сирени. И почти никто из ждавших неведомых чудес граждан не обращал на меня никакого внимания.
           А события становились всё загадочнее и интригующее. Один из не потеющих «людей в чёрном» остался подле человека с седалищем. Второй торопливой походкой направился к подъезду №3 дома №13. Встретившийся ему на пути, и замерший от внезапного ужаса, маленький безымянный пенсионер, был отстранён им в сторону с лёгкостью и  механической вежливостью трактора-бульдозера. Затем человек скрылся за дверью подъезда №3. Второй «человек в чёрном» продолжал стоять каменным истуканом подле своего необъятного босса. Босс вытирал галстуком лицо и пенсне. И скользил по дворику, и по лицам всех его обитателей, сонным взглядом своих, почти не видимых за жировыми складками, глаз. «Гадом буду, ядрён батон, Славку Замоскворецкого приехали брать! – До неприличного громко, прозвучала словесная версия всего происходящего, выдвинутая одноногим дядей Пашей. Затем, после выпитого стакана, он сказал ещё более непререкаемым тоном. – Только Славик наш, грёбаный Экибастуз, пацан отчаянный. Век воли не видать, будет отстреливаться».
Словно горошины из нескольких одновременно разорванных стручков, покатились к своим подъездам мамаши с колясками. Мамаши без колясок покатились ещё быстрее. Из-под их подмышек раздался возмущённый писк и рёв лишаемой дворовой вольницы ребячьей и девчачьей мелкоты. Следом за ними дворик покинуло несколько самых нервных и пугливых пенсионеров. Самые мужественные и любопытные жильцы стремительно, словно производя заранее отрепетированный манёвр, сгруппировались в одну общую кучу. В её центр, неожиданно благородно, и как-то не по-русски джентельменски, была поставлена вдовая беременная женщина.
           Сначала внезапно открылась дверь ведущая в подъезд №3. Из неё вышел «человек в чёрном».  Он придержал открытую дверь подъезда плечом. Из-за неё опасливо вышел … Собака Балобака. Но не было на нём его обязательных брюк (чёрных или серых). Не было белой сорочки, одного из тридцати восьми галстуков и коричневых туфель. Был  коротенький, судя по покрою, женский розовый халатик. Из-под которого торчали длинные полосатые трусы. И розовые сланцы на ногах. Ещё была наполовину обглоданная куриная ножка в правой руке. Внешний вид Собаки Балобаки заставил встрепенуться всех тех смельчаков, которые продолжали оставаться во дворе. И прижаться ещё плотнее друг к другу. И выявить ещё несколько трусливых дезертиров. Из группы вырвались и поспешили под защиту хлипких стен своих квартир: кошатница баба Люся, пенсионер Конь и несколько протрезвевших выпивох из компании Митрохина. Толстый Конь бежал очень медленно.  Когда все остальные предатели уже запирались в своих ванных комнатах и туалетах, милицейский пенсионер только подбежал к своему подъезду №1, дома №14. И споткнулся об сумочку - «косметичку» оброненную одной из мамаш без колясок. Конь рухнул на асфальт очень беспомощно и громко. Зазвенели окна в квартирах нижнего этажа.  Синхронно взметнулись вверх и оросили людей каплями пота три голубиные стаи. Так же синхронно оба «человека в чёрном» сунули свои руки под пиджаки. И закрутили по сторонам своими коротко стрижеными головами. В другое время подобное падение Коня (и не только его) вызвало бы у местных жителей дружный смех.  И множество очень обидных и едких комментариев. Но сейчас все они как один, даже бывшие «зеки», только мысленно посочувствовали этой Конской неуклюжести. И не засмеялись. Объект их сочувствий преодолел последние метры до спасительной двери на четвереньках.
           Тем временем Собака Балобака ведомый под руку «человеком в чёрном», приблизился к лавочке. Он рычал, скалил зубы и торопливо обгрызал мясо с куриной лодыжки. Но укусить своего серьёзного провожатого так и не осмелился. Человек-гора заколыхался в намеренье встать на ноги. Лавочка под ним опрометчиво решила, что доживает свои последние мгновения. Встать он так и не смог, только сокрушённо развёл руки в стороны и тяжело вздохнул. Затем босс несколько раз пошевелил своим трёхслойным подбородком. Все те, кто продолжал наблюдать за этими непонятными чудесами, тут же напрягли свои молоточки, стремечки, наковальни и евстахиевы трубы. И всё остальное предназначенное в организме человека для слуха. Глуховатые пенсионеры вырвали из монолита человеческих тел свои руки и сложив рупорами свои узловатые ладони, приставили их к ушам. Напряжение достигла своего апогея. Впоследствии один из них, бывший продавец «Ювелирторга», дед Борис клятвенно уверял, что слышал в это время полуденный бой кремлёвских курантов. ( Расстояние от них до дворика составляло примерно пятьдесят километров.) Все органы зрения и слуха работали в оптимально-авральном режиме постоянного поиска. Ожидание жителей дворика было вознаграждено. Все они, наконец, услышали на удивление тонкий и писклявый голосок человека на лавочке. «Ну, здравствуй. – Сказал он. - Меня зовут Михаилом Борисовичем. А ты и есть тот самый знаменитый пограничный пёс Джульбарс? – Собака Балобака утвердительно закивала головой и ещё сильнее оскалила свои кривые зубы. – Вижу, красавец. Слушай, я к тебе по делу». Толпа сделала несколько торопливых шагов вперёд.
           «Люди в чёрном» тут же сунули свои руки под пиджаки. Не понравилось это наступательное движение дворовых масс и важному Михаилу Борисовичу. Он посмотрел на одного из своих помощников и едва заметно кивнул головой по направлению к автомобилю. Тот подошёл к лимузину и открыл багажник. Толпа согласованно отступила назад. Человек вытащил четыре металлических штыря и рулон какого-то блестящего материала. Затем, при помощи своего напарника, он очень быстро соорудил некое подобие серебристо-блестящей ширмы или экрана. Сообразив, что его хотят оставить наедине с этим большим толстым человеком, Собака Балобака заволновался. «Не бойся, глупенький, я тебя не обижу. Нечего этим, - Михаил Борисович с явным пренебрежением указал пальцем на кучку обитателей двора, - наши с тобой секреты слушать. Моя антипрослушиваящая ширма, их любопытство мигом заглушит». Действительно, после этих слов из-за странной ширмы больше не было слышно ни единого звука. Толпа осторожно приблизилась к ней шагов на десять. «Люди в чёрном» решительно выдвинулись вперёд. Толпа остановилась, качнулась назад, но осталась на месте. Составлявшие её люди, до звона в ушах и лопнувших кровеносных сосудов, вслушивалась в эту абсолютную тишину. И ничего не слышали. Слушать тишину было неинтересно. Поэтому люди стали осторожно, вполголоса, переговариваться.
- Вот они, пресловутые нанотехнологии. Всё, блин, против простого народа, – с возмущением в голосе сказал бывший замполит роты химзащиты, майор в отставке Голобородько. – Эх, швырнуть бы им туда шашку с «черёмухой». Поглядел бы я на них, как они после неё стали там секретничать.
- Интересно, о чём они там договариваются? И зачем наш Собака Балобака понадобился этому пузану? - Спросил бывший таксист Митрохин. И продолжил, но уже отступив от интересовавшей всех темы. – Да, всё-таки классные у буржуев «тачки». Не то, что наш металлолом. Если бы у меня тогда такая была, хрен  «гаишники» меня бы догнали.
- Сейчас у нас не ГАИ, а ГИБДД, - поправил его грамотный пенсионер Цигельцукер.
- Один хрен, козлы. И те меня прав лишали, и эти, - настаивал Митрохин.
- А что если этот толстяк извращенец и маньяк? Может, он заставляет там нашего Балобаку себе минет делать? – Ни с того, ни с сего, предположила молоденькая гимназистка Светка, по прозвищу Шапито, проживающая в подъезде №3, дома №15. Сказала, и тут же густо покраснела от собственной смелости и пошлости.
- Ты что, совсем дура? Ты Балобакины зубы видела? – сказал  Витюшка Караваев.
- В рот Балобаки не то, что член, бейсбольную биту положить страшно. Перегрызёт, - вторил его брат-близнец, и этим справедливым замечанием они смогли слегка подсушить свой изрядно подмоченный дворовый хулиганский авторитет.
           Все кто смог повернуть голову, даже безымянная вдовая беременная, посмотрели в лицо Шапито с явным осуждением. Сексуально неграмотная гимназистка окончательно поняла, что сказала явную глупость. И от этого понимания покраснела ещё багровее и гуще.
- Ссыкуха, ядрён батон. Понасмотрятся, грёбаный Экибастуз, «порнухи», и думают, что всё про эту жизнь понимают. Слушай, Шапито, ежели ты такая грамотная, дай мне разик. Уважь, ядрён батон, несправедливую жертву политических репрессий времён застоя, - сказал пенсионный «зек» дядя Паша и, исхитрившись, ущипнул гимназистку за попку. – Что за попка, как орех, так и простится на грех. Светка, блин, слышишь, уважь ветерана ГУЛАГа.
           Последовав его примеру, завизжавшую гимназистку тут же проворно ощупали несколько стоявших рядом с ней пенсионеров и более молодых мужчин. Далее вполне могло произойти и самое непоправимое. Но прозвучавший сверху голос бабы Люси отвлёк жильцов от этих эротических шалостей. Она высунула свою седую косматую голову из оконной форточки и громко закричала: « Эй, кобели дворовые, хватит девку лапать! Один хрен, ни у кого из вас не встанет! Чего эти там спрятались? Никто не слыхал, может опосля фуршет будет?»
- Ага! И фуршет, и винегрет, и минет! Бесплатный, для всех бабок-пенсионерок! – С задором закричал ей в ответ один из уголовных собутыльников дяди Паши. В ответ на эту вопиющую грубость голова бабы Люси смачно плюнула вниз и скрылась в форточке.  Стоявшая во дворе толпа затряслась от общего единоутробного хохота.
- Нет, ну о чём можно так долго шушукаться? – Задумчиво спросил Митрохин.
- Пойди, угадай. Только, сдаётся мне, неспроста этот пузан на Балобаку свой заплывший глаз положил. Боюсь, быть беде, - сказал пенсионер дед Борис.
- А может он его родной отец? – Робко предположила беременная вдова.
- Чей, Балобакин? – В один голос изумилась половина толпы. Зачем, уже в молчании, все принялись обмозговывать это смелое предположение.
- А что, ядрён батон, может и так. Хорошо, когда отец буржуй. Эх, блин, мне бы такого.
- Да, буржуй что надо. Одна «тачка» «лимона» на три тянет. Эх, мне бы тогда такую…
- Нет, не может он быть отцом. Балобака наш просто упитанный, а этот жирный…
- Потому, что у него «бабулек» не меряно. Будь они у меня, я бы ещё толще растрескался, - с мечтательным стоном сказал начитанный пенсионер Цигельцукер.
- А какое оно, его место? – Опять высказала свою гимнастическую глупость Шапито.
- Я думаю, не меньше замминистра. А может он заместитель Кудрина, - сказала девушка-почтальон Незамужняя-Замогильная. И все жители на мгновенье восхитились её умом.
- Мелко плаваешь. Ядрён батон, бери выше. Это сам беглый олигарх Березовский…
- Не бреши. Тот в Лондоне окопался. И лицо у него другое, - заспорил Цигельцукер.
- Рожи у вас у всех одинаковые, жидовские. Век воли не видать, он это, Борька! Сделал там себе на наворованные деньги пластическую операцию. И тайком в Москву!
- Ты, дядя Паша, чушь не пори, - встрял в спор бывший замполит химзащиты. – Чего он тут забыл? Чтобы ФСБ его сцапало, и все капиталы из него вытрясло?
- Они его теперь не узнают. Сами что ли не видите, грёбаный Экибастуз. Он в себя для конспирации вон  сколько силикона закачал. Блин, неспроста он здесь объявился.
- А Балобака ему наш зачем? Слушай, а может это он, Березовский, ему петушки привозит? Точно, он! – Поразил всех своим интеллектом Митрохин.
- Ты что, ядрён батон, у него в руках рюкзак или чемодан видел? – Не согласился дядя Паша. – Нет, Березовский сюда приехал заговор против нынешних президентов поднимать!
- Ему чемодан ни к чему. Он на своей туше их штук пятьсот спрячет! Он их ему возит!
- Нет, что-то тут не так. Если бы это был он, то почему мы его в нашем дворике раньше не видели? – С сомнением произнёс Цигельцукер. – Явная нестыковка.
- Состыковать бы тебя, жидовская морда, промеж очков, - внезапно разозлился Митрохин.- Это вы его не видели! А лично я - видел. И неоднократно!
- Нет, блин, тут дела посерьезнее, чем петушки. Гадом буду, век воли не видать, он ещё до пятницы всю власть сместит и арестует. И всех их, грёбаных коррупционеров, в лагеря. А на их место этого, ядрён батон, Ходорковского посадит. Свой «зек», блин, будет премьером.
- А почему не президентом? – Спросила беременная вдова.
- Потому, что ты дура! – Внезапно заорал дядя Паша. – И все вы, бабы, дуры! Ни хрена в политике не шарите! Потому, что президентом Борька поставит себя. Вы только в одном, грёбаный Экибастуз, соображаете. Как себе пузо без законного мужа нагулять!
- Попрошу без оскорблений! У меня был законный муж…
- Был, блин, да сплыл. Что я его, твоего Гришку, не помню что ли? Он всю жизнь у нашей «стекляшки» двадцать копеек на пиво клянчил. И помер он у тебя от цирроза, два года тому назад. А пузо у тебя свежее. Всего месяца три, как нарисовалось. Как говорит Цигельцукер, явная нестыковочка, - сказал дядя Паша, и все мужики поддержали его смехом.
- Ну и пусть рожает. Или забыли, какая у нас сложная обстановка с демографией, - защитил беременную Голобородько.  – Опять же, этот, материнский капитал…
- Нам такая липовая демография не нужна, - решительно заявил бывший таксист. – Народят безотцовщины, а потом её куда? Опять, блин, на шею нашего государства?
- Это ты прав. Страна, в натуре, ждёт героев. А они, ядрён батон, плодят дураков…
- Зря вы так. Она женщина правильная и взрослая. Не бл… подзаборная…
- А я догадываюсь, от кого у неё этот живот надулся. Ты Ваську-сантехника из ТСЖ «Академик» знаешь? Ну, рыжего и беззубого. Он всегда по пьяни «Эскадрон» Газманова орёт!
- Как вы смеете! У меня с ним никогда ничего не было! Я, вообще, не люблю рыжих!
- С голодухи не то, что под рыжего, под негров многие ложатся. Мы ещё посмотрим, какую чуду-юду, блин, ты на свет произведёшь, - с пошловатым смешком сказал Митрохин.
- Я не допущу, чтобы в моём присутствии оскорбляли женщину, - крикнул Голобородько.
- И ты, химик хренов, не залупайся. Я и тебя пару раз на пороге её квартиры сфотографировал. Может жене твоей про твои прогулки рассказать, - ощетинился Митрохин.
- Тише вы, бабы базарные! – В один голос прикрикнули на споривших, окончательно опомнившиеся от фиаско близнецы. Затем старший из них, Витюшка добавил. -  Начинается.
И действительно, похоже, начиналось.

ГЛАВА 3. Жители маленького московского дворика в преддверии скорого государственного переворота и очередной денежной реформы

           Сначала все  услышали мелодию гимна двух государств, бывшего и настоящего. Затем один из «чёрных» достал мобильный телефон. Поднёс его к уху и кивнул головой. Затем вместе с напарником, он стал быстро разбирать ширму. «А вдруг их там уже нет…» - Едва слышно (но услышали её все, даже несколько снова высунувшихся их форточек голов) прошептала беременная вдова в возрасте.
- И куда же они, ядрён батон, подевались? В Лондон сбежали? – Постаравшись вложить в свои вопросы всю накопленную на зонах и пересылках желчь, спросил дядя Паша.
«Непотеющие» выдёргивали последний штырь, и все машинально стали на цыпочки.
- Зачем в Лондон? На конспиративную квартиру, - более твёрдо ответила женщина. – Подготавливать переворот. Может эти, если придут к власти, увеличат детские пособия.
- Точно, блин, так и будет. Только ваш материнский капитал, грёбаный Экибастуз, будут выдавать отцам. Водкой и пивом. Чтобы вы, ядрён батон, его на пустяки не тратили…
             «Люди в чёрном» сложили в багажник автомобиля штыри. Но лёгкая звуконепроницаемая материя, вопреки всем законам физики, да и здравому смыслу тоже, так и осталась стоять в прежнем вертикальном положении.
- Вот они, пресловутые западные нанотехнологии. Нашим такое никогда не придумать, - попытавшись придать своему смазливому личику умное выражение, сказала Светка Шапито.
- Граждане! Что же вы там стоите? Надо немедленно позвонить в МВД и в ФСБ! Сообщить им об этом видоизменившемся Березовском! И об угрозе нашему демократическому государству! – С явными нотками пробуждающегося патриотизма, закричал из форточки Конь.
- Тебе надо, ты и звони. Чихал я на твою демократию. Она меня прав и заработка лишила! – С плаксивыми нотами в голосе, выкрикнул бывший таксист.
- Бухать тебе надо было поменьше. Нечего на других кивать, коли у самого рожа была вечно кривая и багровая, - резко осадил его Витюшка, а Колюшка умудрился ткнуть  в бок.
- А чего он, блин, сам не звонит. Он мент, ему сам Бог велел на других стучать, - попытался отстоять своё мнение Митрохин.
- Слышишь, Конь? А почему сам не звонишь? Зассал? – Спросил Колюшка.
- У меня телефон отключили, за неуплату! – После небольшой заминки, признался Конь.
- А ведь пенсия у вас очень даже неплохая. Что же вы, гражданин, крохоборничаете как самый паршивый еврей? – С явным осуждением и возмущением, сказал Цигельцукер.
- Да брешет он всё! Я ему из РУЭС квитанцию об отключении не приносила! – Неожиданно обличила бывшего милиционера Незамужняя-Замогильная.
- Товарищи! А ведь Конь прав! Дадим отпор проискам западных спецслужб! – Неожиданно звонким пионерско-комсомольским голосом закричала безымянная пенсионерка, проживающая в доме №13, в квартире №17. – Задушим гидру империализма в её логове!
- Старая, опомнись, какие, на хрен, спецслужбы? Ты что, «Секретных материалов» пересмотрела? – С явным неуважением к старости, сказал один из собутыльников Митрохина.
- Бабка, ядрён батон, права! Тут, грёбаный Экибастуз, без ФБР и ЦРУ не обошлось! Ты что, думаешь, что он сам по себе здесь, блин, нарисовался? А что, давай скрутим их, на хрен?
- Попрошу это без меня. У меня стенокардия и почечная недостаточность, - усиленно заработав локтями с явным намерением вырваться из людского монолита, забормотал Цигельцукер. Но люди стали плотнее и дезертир не смог сделать, ни единого шага.
- Да тише вы, сейчас они эту простыню сворачивать будут! – Закричала сверху баба Люся.
И действительно, они её свернули. И все дворовые люди снова увидели Собаку Балобаку и толстого Михаила Борисовича. Жители двора до рези в глазах всматривались в то, как они пожимали друг другу руки. И сразу же обратили внимание на новенький, выкрашенный в пятнистый грязно-зелёный цвет, бинокль,  висевший на груди Собаки Балобаки.
- Ну, всё, сговорились. Нет, товарищи, тут не петушками пахнет, - сказал Голобородько.
- А чем? – А один голос спросили беременная, Светка Шапито и трое безымянных.
- Эх, вы, гражданские! – С унизительной укоризной сказал бывший химический замполит. – Бинокль, это вам не шуточки. Бинокль – это явная улика государственного заговора. Да, тут без западных спецслужб не обошлось. Всё, готовьтесь к большим переменам.
- Да тише ты, химик. Может, чего секретного услышим, - прикрикнул на него дед Борис.
            И они действительно услышали, последние слова, с которыми человек-гора обратился к светящемуся от счастья Собаке Балобаке: «…не подведи меня. Главное, Джульбарс, ты все мои инструкции точно исполняй. Обнаглели они, пора прижать их к ногтю. Если что заметишь, сразу звони по тому номеру, который я тебе в телефон вбил. Подъедет мой человек и всё это на видеокамеру зафиксирует. А я тебя, мой Гарибальди, не обижу. И деньжат ещё подкину, и с петушками проблему решить помогу». Люди «в чёрном» помогли ему подняться на ноги. Утвердившись на ногах, Михаил Борисович протянул ему руку и Собака Балобака несколько раз лизнул её языком. «Ну, ну, давай братец без сантиментов». - Пожурил его тот. Затем один из «непотеющих» проводил Балобаку до двери в подъезд. Второй осторожно повёл к лимузину своего босса. «Ну, грёбаный Экибастуз, кто теперь скажет, что это не Березовский? – Прошипел дядя Паша. – А наш Балобака, ещё тот фрукт. Сколько годков, ядрён батон, из себя придурка корчил. А вы, дуралеи, над ним насмехались. Придёт он теперь к власти и всё вам припомнит».
- Почему это вы? А вы? – Возмущённо пискнула Светка Шапито.
- Потому, что я всю жизнь, как наши бывшие вожди, по тюрьмам да по ссылкам. Я всего три года как по актировке из лагеря «откинулся». Я над ним, блин, совсем мало зубоскалил.
- И я мало. Я здесь всего полтора года проживаю.  А если и говорил ему иногда обидное, только из-за того, что попал под ваше дурное влияния, - прошептал бывший майор.
- Ты, противогаз, на нас своих собак не вешай. Ты, блин, за свой базар ответ держи! – Осадил его бывший таксист. – Да и кто его такого, убогого, к власти допустит?
- Ядрён батон, ещё как допустят! Березовский в президенты, а он в премьеры! Ты что не слышал, он ему эти петушки из самого Лондона возил! – Закричал одноногий инвалид.
- Да, тут ты прав. В нашем долбанном государстве любой гадости ждать можно, - почесав макушку сказал Митрохин. – И у невинного человека права отнимут, а придурка на престол…
- Граждане! Умоляю! Проявите гражданскую смелость! Немедленно позвоните в ФСБ! – Прокричал бывший милицейский полковник и тут же захлопнул форточку.
- Сам звони, мент поганый! – В один голос крикнули малолетние авторитеты Караваевы. Затем старший из них подвёл итог всех этих разговоров и пререканий. – Всем нам трандец!
- Товарищи! Не поддавайтесь панике! Никаким Березовским не удастся уничтожить коммунистов стоящих под знамёнами Ленина-Сталина! – Крикнула безымянная пенсионерка из квартиры №17 в доме №13, и запела с молодым задором. – Броня крепка, и танки наши быстры.
           Собака Балобака скрылся в подъезде. Человек «в чёрном» вернулся к своему напарнику. Вдвоём они утрамбовали Михаила Борисовича на заднее сиденье лимузина. Почти по-кошачьему негромко заурчал мотор. Автомобиль тронулся задом, осторожно втиснулся в подворотню и выехал на улицу. А местные аборигены ещё долго толпились во дворе и обсуждали эту непростую ситуацию. Договорились до того, что решили отправить к Собаке Балобаке делегацию с покаянной петицией. Братья - второклассники  принесли авторучку и листы бумаги, чтобы эту петицию писать. Но так и не написали. Человеком, промешавшим этим их намерениям, был … я. Я незаметно вышел из-под сирени, подошёл к бурлящей творческими замыслами толпе и выдернул из неё дядю Пашу и Митрохина.  «Эй, ты, рукастый!» - Закричал дядя Паша и замахнулся на меня костылём.
- Ну что, бухнём? – Заговорщицки подморгнув инвалиду правым глазом, а Митрохину – левым, самым компанейским тоном предложил им я.
Они переглянулись. Затем снова посмотрели мне в лицо. В их глазах я прочёл обоюдное, и не обрадовавшее меня желание, дать мне по башке. Увы, это не входило в мои планы. Я решительно протянул им новенькую хрустящую пятисотрублёвую купюру. «Браток, на все?» - Закричал хриплым, от предвкушения неожиданного счастья, голосом зек – пенсионер. «А ты как думал? Пить, так пить». – Голосом закоренелого выпивохи и хвастуна ответил я. Купюра тут же оказалась в руке Митрохина. Он выцепил из толпы двух своих приятелей. И со смаком похрустел у них перед носами моей (нет, теперь уже общей) купюрой. «На все?» - В унисон спросили эти двое. «А вы как думали? Пить, так пить». – Очень достоверно скопировав мои интонации, ответил им Митрохин. Два мужичка нахлобучили на уши свои бейсболки и с места взяли в галоп. Да так резво, что едва не опрокинули вместе с коляской первую, вышедшую на разведку, молодую мамашу. Пока Митрохин и дядя Паша, перебивая друг друга, с азартом рассказывал о чудаке, выложившем на «общак» целую «пятихатку», я потихоньку отошёл в сторону. Затем незаметно покинул дворик. Зачем я так поступил? Может, для того, чтобы сделать этим людям приятное. Но, если честно, для того, чтобы они не написали, и не отнесли, эту петицию к Собаке Балобаке. Мой незамысловатый план полностью удался. На  неожиданную халяву пили все.
           Начиная от всех местных выпивох, пенсионеров и попавшего на этот «праздник жизни» «авторитетного пацана» Славика Замоскворецкого. Заканчивая мамашами, пенсионерками и Светкой Шапито. Не пили только Витюшка и Колюшка Караваевы. Да и то только потому, что у них отнял стаканы, и надавал им подзатыльников их отец Стеклотара. Но что такое эти пятьсот рублей на такое количество людей? Ничто. Поэтому стали пить вскладчину. Пили  весь вечер этого дня, и весь день следующий. И почти позабыли про Собаку Балобаку, про видоизменившегося Березовского и про непотеющих людей «в чёрном». Мои деньги были давно пропиты. Но все дворовые разговоры, на лавочках, под кустами и в детской песочнице, были только про мою скромную, но очень загадочную, персону. Было великое множество предположений и догадок. Было несколько взрослых, детских и общевозрастных драк. В результате всех этих столкновений обитатели дворика пришли к странному консенсусу. Я был объявлен одним из помощников БАБа. А полученные от меня деньги были восприняты как тайный знак грядущей, сразу после путча, очередной грабительской денежной реформы. Как только эти мысли прочно утвердились в головах местных жителей, они приступили к решительным действиям. Все они поспешно тратили свои сбережения и накопления. Те, кто был поумнее, покупали машины, бытовую электротехнику и золото. Те, кто был «попроще умом», все свои «деревянные» проедали и пропивали.
           За всей этой общедворовой катавасией никто из жителей (даже пенсионер Цигельцукер и братья Караваевы) не обратили внимания на то, что с того удивительного дня они ни разу не видели Собаку Балобаку. ( Какая там Балобака, когда многие из них даже самих себя не видели и не помнили!) Не обращали они внимания и на подозрительного незнакомца в выцветших шортах, цветастой майке и в больших тёмных очках. Который стал регулярно, через три дня, начал заходить в дверь подъезда №3 дома №13 с двумя полными пакетами с логотипами супермаркета «АШАН». И выходить оттуда через пятнадцать минут без этих пакетов. Не до этих наблюдений и сопоставлений было тогда жильцам этого маленького дворика. Впрочем, если бы не эта неистовая подготовка к денежной реформе, то они без сомнения узнали бы в этом посыльном из супермаркета одного из людей «в чёрном». И тогда бы их воображение и фантазии разыгрались бы с новой недюжинной силой….

ГЛАВА 4. Два охранника и трудное решение.

           Через дорогу от маленького московского дворика шла большая стройка. Там возводили огромный элитный жилой комплекс. Стройка подходила к концу. Оставалось совсем немного времени до того дня, когда счастливые москвичи (и приезжие с Кавказа и из Средней Азии) начнут заселяться в свои новенькие квартиры и ещё сильнее радоваться жизни. Дилеры, молодые говорливые люди приятной внешности, каждый день водили по дому, двору и парковке пёстрые стайки будущих новосёлов. И, как и на всякой уважающей себя стройке, здесь была охрана. Не менее десяти людей в чёрном внимательно наблюдали за тем, чтобы ни один человек не вынес за пределы стройки никакого строительного материала. И не проник на неё без их ведома. Ещё эти охранники гадали (на кофейной гуще, ромашках и пустых пакетиках из-под лапши «Ролтон) о том, куда, после вселения жильцов, забросит их нелёгкая охранницкая доля. И все они маялись от мнимого безделья. Ведь миновало то время, когда автомобили круглыми сутками везли на стройку бетон, цемент, арматуру, бруски, песок, гравий, плитку, кирпич, стеклопакеты, краску, электрооборудование, трубы и много чего другого. Всего того, без чего нельзя построить ни элитное жильё, ни завод по переработке ядерных отходов, ни общественную уборную. Ещё недавно здесь трудилось несколько сотен разноязыких и разноплемённых рабочих, и их начальников. Вот тогда охранникам было действительно трудно. Теперь, когда рядом с ними лениво копошились всего десятка три строителей, и не было машин со стройматериалами, нести службу им стало легко. Именно поэтому все охранники маялись от безделья, вспоминали прошлое и рассуждали о грядущем.
В один из душных летних вечеров двое из них,  Старый и Молодчик, сидели рядом с входом в помещение охраны. Они курили сигареты и с ленивой снисходительностью наблюдали за снующими по тротуару толпами вечно суетливых москвичей. Затем их внимание привлекли поднимающиеся в темнеющее небо крохотные воздушные шарики с мерцающими под ними огоньками. Они поднимались вверх плавно и неспешно. Было в этом беззвучном полёте что-то зачаровывающее и умиротворяющее. Охранники наблюдали за ними до той поры, пока они не превратились в мерцающие, и медленно уплывающие на юго-запад, звёздочки. Именно тогда благостное выражение на морщинистом, но полном, лице Старого сменилось сначала на недоумевающее, а затем и на встревоженное. «Молодчик, за нами наблюдают». – Повернувшись спиной к тротуару, сквозь зубы процедил Старый.
- Совсем ты, пенсионер, от безделья охренел. Или это очередной старческий маразм? – С явной насмешкой ответил тот, и улыбнулся щедрой улыбкой тридцатисемилетнего бабника. Он излишне внимательно посмотрел в блёклые, от прожитых годов и выпитого в течении их алкоголя, глаза собеседника. – Кто за нами наблюдает? Представители внеземных цивилизаций? Агенты отечественных и западных спецслужб? Члены синдиката педофилов – надомников? Или все они одновременно?
- Нет, для педофилов мы староваты. Даже ты, Молодчик, - постаравшись не поддаться охватившему его раздражению, спокойным голосом отвечал Старый. – Но в той пятиэтажке, что прямо перед нами, в её чердачном слуховом окне я видел отблеск окуляров бинокля. И эти окуляры, поверь, были направлены именно на нас.
- Да, это опасное сочетание. Старческая дальнозоркость и прогрессирующее слабоумие, - ответил Молодчик, но стал всматриваться в смутные очертания слухового окошка. – Ну и где?
- Сейчас оно на нас не смотрит. Увидело, что я его заметил, вот и затаилось.
- Он над нами издевался! Ну, сумашедший… что возьмёшь…* - продолжал острить  Молодчик. – А почему ты решил, что оно держало бинокль? Может там был перископ? Больше ты ничего не заметил? Ты не разглядел «краба» на фуражке капитана Немо?
- Какой, блин, немо? Какой перископ? Я не дурак и не псих! – Наконец не сдержался Старый. – Не было там никаких крабов! Были руки, державшие этот бинокль. Да, страшные морщинистые старушечьи руки! И в этих руках был бинокль!
- Руки говоришь? Старушечьи? – Постаравшись предать голосу заинтересованность, переспросил Молодчик. – Это меняет дело. Что же ты сразу мне про них не сказал.
- Молодчик, ты что, знаешь эту старуху?
- Нет. Потому что за нами наблюдает не старуха, а сама Собака Балобака.
-Ты что, опять надо мной издеваешься? Какая ещё, блин, Собака Балобака?
- Какая? Обыкновенная. Жили-были в одном воронежском лесу два волка. Три дня они рыскали по нему в поисках добычи. И никого не съели. Даже какого-нибудь захудалого зайчонка или хомячка. И тогда один из них сказал другому: «Слушай, блин, здесь ни хрена никого нет! Побежали в соседний лес. Там, волки знакомые сказывали, под каждой ёлкой сразу по три зайца сидят. И все как один жирненькие и упитанные». «Ты что, совсем охренел? – Ответил ему второй. – В том лесу живёт сама Собака Балобака!» «Ну и что? – Удивился первый волк. – Что мы раньше собак не видели? Некоторых из них даже кушали». «Эта собака особенная. Она нас повалит на землю и отсосёт. – Молодчик предал своему голосу зловещие интонации. – А знаешь, какие у Собаки Балобаки холодные губы?» - Рассказав эту пошлую притчу, он разразился громким заразительным смехом.
- А откуда у Балобаки бинокль и старушечьи руки? Она что, собака - оборотень? – Намеренно игнорирую повышенную весёлость своего начальника (Молодчик был старшим над охранниками), спросил Старый. – Она что, хочет нас всех загрызть?
- Она его спи**ила  у охотников! – Просипел Молодчик и затрясся от новых конвульсий.
           Старый наблюдал за этим приступом немотивированного смеха с молчаливым достоинством. Сначала ему хотелось взять подпиравший дверь кирпич и ударить им Молодчика по голове. Постепенно он успокоился. Ему внезапно стало жалко Молодчика. Этого достаточно молодого, постоянно изображающего из себя оптимиста и циника, а на самом деле постоянно обижаемого своими шестью любовницами и больного несколькими весьма неприятными болезнями, несчастливого и несчастного человека. Внезапно Старый испугался, что Молодчик умрёт прямо сейчас от этого нездорового идиотского приступа смеха.  Молодчик закашлялся, посинел, обхватил горло ладонями и … сделался серьёзным. Распрямившись, он принялся рассматривать почти уже неразличимое из-за темноты окошко. «Слушай, я там ни хрена не вижу. Ни рук, ни морщин, ни бинокля». – Сказал он.
- Да ты и окошка теперь не видишь. Ведь уже ночь. А мне эти скрюченные пальцы до смерти не забыть. Коричневые пигментные пятна, сломанный ноготь на мизинце левой руки…
- И всё это ты сумел увидеть отсюда?
- Да. Отсюда, - с гордостью ответил Старый и спрятал за спину руку державшую футляр с очками. – У меня близорукость -1,5. А вдали я вижу всё очень хорошо.
- Да, это я знаю, - сказал Молодчик, сморщился и протяжно чихнул.
- Будьте здоровы! – Вежливо пожелал ему воспитанный Старый.
- Пошёл в ж**у! – Привычно откликнулся воспитанный, но тщательно скрывающий это под маской циника и развратника, Молодчик. – Если ты не ошибся, хотя я уверен, что ты ошибся. Только я не ошибаюсь никогда, даже, когда ошибаюсь. Я знаю, кто за нами следит.
- Кто? Собака Балобака? – Спросил Старый, предав голосу простодушную наивность.
- Нет, конь Будённого и Ворошилова! – С явной злостью завопил Молодчик.
- А он что, был у них один на двоих? А как его звали? Случайно, не Буцефал?
- Нет! Горбатый Пегас! – Немного тише отозвался Молодчик, решивший, что это не коварное ехидство, а старческая глупость. –  Я знаю, кто за нами следит. Это Главный.
- Главный? Молодчик, ты в уме? Как этот монстр заберётся на чердак? Ведь там нет лифта
- Дубина! Следит не он сам, а его человек!
- А на хрена это надо Главному? У него что, других дел мало? – Засомневался Старый.
- Старый, ты что, никогда не слышал о «подставах»? А он большой по ним специалист. Пойми, стройка заканчивается. А я так и не выполнил его просьбы, «подставить» людей из фирмы «Кровля Prodakschen». Он, бывший сотрудник СВР*, нам никогда этого не простит. Они никогда не прощают таких обид. Я знаю, Главный нам отомстит. И это будет «подстава». Он проследит за тем, как мы работаем. А работаем, не мне тебе это говорить, мы очень х**во!
- Да, теперь понимаю… Только зачем?
- Ни хрена ты не понимаешь. Если они нароют компромат и скинут его нашему начальству, то всем нам придёт, как говорил наш Дед, аллес капут. Выкинут нас отсюда, как слепых кутят. Да ещё и денег не заплатят.
- Как это не заплатят? Не имеют права! – Возмутился Старый.
- Прав не имеют, но и денег не заплатят. Прав тот, у кого больше прав. А они все у них.
- Молодчик! Что же нам теперь делать?
- Как что? Работать согласно должностным инструкциям. Чтобы ни один комар носа не подточил. Старый, тебя это устраивает?
- Что и обход территории делать через каждые полчаса?
- Да.
- Проверять у всех пропуска и записывать посетителей в журнал?
- Да, да!
- Проверять мусорные контейнеры и шарить в сумках у рабочих?
- Да! Да! Да!
- Отдыхать всего шесть часов, а всё остальное время быть в патруле и на постах?
- Да!!! Но я понимаю, что вы так работать никогда не будете. Вот поэтому и придёт нам вскорости полный писец, - грустным голосом констатировал Молодчик.
- И ты говоришь об этом так спокойно? – Возмутился Старый.
- А как мне это говорить? Работать так, как положено, вы все не хотите…
- А ты что, хочешь?
- И я не хочу. Но пойми, другого выхода у нас теперь просто нет.
- Не верю! Ведь ты всегда твердил нам, что для тебя безвыходных ситуаций не бывает априори. И ты, если надо, сможешь разрулить любой конфликт. Давай, разруливай!
- Пойми, тут особенный случай, архисложный. Тут даже я бессилен…
- Дорогой ты мой человек! Молодчик, напряги мозги!
- Ага, как что, так сразу, выручай Молодчик! Что я вам, Господь Бог что ли? Ладно, давай сигарету, может чего и придумаю…
- Слушай, блин, имей совесть. Я и так тебе сегодня уже три штуки давал. И вчера три. А позавчера, так целых пять. А в четверг…
- Слушай, счетовод. Пойду в ларёк, куплю тебе пачку. Я без сигареты думать не могу.
- Смотри, не обмани. Нет, точно купишь? – С тоскливым вздохом сказал Старый, протянул Молодчику сигарету «бонд» и дал прикурить от своей зажигалки.
- Что же, мне теперь тебе и баллончик газа покупать? – С явным наслаждением выпуская дым изо рта, ушей и ноздрей,  насмешливо спросил Молодчик.
- Ну, если по совести, то надо. Ты уже у меня двадцать первый раз прикуриваешь… - слегка запинаясь от собственной смелости, подтвердил Старый.
- Хорошо. А помнишь, как ты с Мухомором за час у меня пачку «Кента» скурили? И «Кента» не простого, а с «клопиком»*. А знаешь, сколько такие стоят?
- Нет, не помню. Это всё Мухомор. Я всего три сигаретки взял. Ты сам мне разрешал, - побледнев и отшатнувшись от собеседника, стал оправдываться Старый.
- Ладно, не ссы, я не жадный. Всё, заткнись. Думать буду, - сказал Молодчик. После продолжительного молчания, он приложил ладонь ко лбу и признался. – Что-то не думается. Давай, блин, ещё одну. …
Молодчик искурил ещё две сигареты, прежде чем воскликнул: «Эврика! Я вижу только один способ борьбы с Главным. Надо нам эту его Собаку Балобаку перекупить. Я соберу со всех вас деньги и попробую с ним договориться. Ну, чего ты опять кадыком задёргал?»
- Это ты что, серьёзно? Это обдумать надо. Ты сходи пока в ларёк за сигаретами. И мне обещанную пачку не забудь. А я пока пошевелю извилинами, - сказал Старый. Затем, когда Молодчик отошёл метров на пятьдесят, крикнул. – И газ купи, сам предложил!
         Молодчик вернулся с сигаретами, но без газа. Старый заметно поскучнел лицом. Они выкурили по сигарете, и он спросил: «А как же ты будешь с Балобакой договариваться? Она что, не только отсасывает, но и наш язык понимает? И по сколько ты хочешь с нас содрать? Учти, рублей тридцать могу дать, больше нет.
- Ты что, псих? Или придуряешься? – Спросил Молодчик, всматриваясь в заслезившиеся глаза пожилого охранника. – Или ты всегда был жадиной и жмотом?
- Не помню. Знаю одно, как только мои года за полтинник перевалили, соображать я стал хуже. И координация движений стала пропадать, - нехотя признался Старый.
- Тогда слушай и запоминай. Собака Балобака на самом деле не Собака Балобака. Это я так над тобой хотел приколоться. Понимаешь? А на самом деле это обычный человек. Какой-нибудь мужик из этого дома. Заплатил ему Старший штуки три, вот он за нами и следит. А если это бомж, то может  просто за водку и закусь. Теперь понял?
- Конечно, я же не дурак. Собака Балобака в воронежском лесу живёт. Ей на чердаке не место. Если он дал ему три тысячи, то мы дадим ему три тысячи сто. Ведь так?
- Когда дело касается денег у тебя слабоумия не заметно. Только не три сто, а три пятьсот.
- Охренеть. Это что, по триста пятьдесят тугриков с рыла?
- Ну, типа того…
- Нет у меня таких деньжищ. У меня всего сто рублей в бумажнике. И двадцать три рубля мелочью. А нам здесь ещё пять дней жить…
- И как ты на них собираешься жить? На двадцать пять рублей в день…
- Я экономный, проживу. Мне только на хлеб нужно. И на метро до вокзала. И на маленький пакетик сока, - воодушевляясь, радостно пояснил Старый.
- А зарплата где? На карточку положил?
- Ну… положил. А чего, нельзя?
- Как положил, так и снимешь. Рублей пятьсот. Не обеднеешь. Чего насупился?
- Обеднею, - задрожав мелкой дрожью и покрывшись потом, прохрипел Старый. – Или умру. У меня сердце и нервная система ослаблены. И это, хроническое плоскостопие.
- Господи, как твоя жена могла прожить десять лет с таким скрягой!
- Не десять, а девять с половиной. Я не скряга, я - хозяйственный. А деньгами направо и налево расшвыриваться, тут ума много не надо. А вот каждому рублику счёт знать…
- Слушай, а кто заставляет тебя ими расшвыриваться? Пойми, деньги нужны для дела. Или ты хочешь без работы остаться?
- Нет, без работы они быстро кончатся, - сказал Старый и сморщил лоб. И морщил его минут пять. Затем он неожиданно схватил Молодчика за грудки. – Откуда ты знаешь, что Старший дал Балобака три тысячи? А может две? Или всего тысячу? Прежде чем нас грабить, ты должен у него конкретную сумму выяснить! Падкий ты, Молодчик, до чужих сбережений!
- Пусти, идиот! Задушишь! – Отрывая от себя трясущиеся руки Старого, завопил тот.
- Сам такой! Может он ему всего пятьсот рублей дал. А ты нас со своим транжирством по миру пустишь! Тебе хорошо, тебя твои бабы прокормят. А мне что, с голоду сдохнуть?
- Ага, боров хренов, ты сдохнешь. Глянь на своё пузо. Тебя полгода можно не кормить. Самому не противно? – Ткнув пальцем в заколыхавшийся живот Старого, сказал Молодчик.
- Противно, не смотри. И в живот мне тыкать больше не смей. И зубы не заговаривай. Без разведки денег я тебе не дам. И остальные не дадут. Они тоже не дурачки. Слушай, а может его там не Главный посадил? Может, он там сам по себе в бинокль смотрит?
- С какого такого перепугу? Что ему больше делать нечего, как за нами шпионить?
- А может он, ты сам говорил, престарелый педофил?
- Он старый педофил, а ты настоящий идиот! – Выкрикнул Молодчик и сплюнул под ноги Старого.
- Сам дурак! – Не долго думая обиделся тот.
- Ты, да. Это сколько же ему лет, если он видит в тебе мальчика? Лет двести? Ну, чего?
- А ты мои года не трогай. Я их достойно прожил, без «косяков». Тебе ещё до моих годов жить и жить. Мне, перед смертью, не будет стыдно, за бесцельно прожитые годы…
- Ты из себя Павку Корчагина не изображай. Скупердяй, ты и есть скупердяй. Впрочем, насчёт предварительной разведки я с тобой согласен. И мне не хочется этому шпику лишние «бабки» отстёгивать. Вот только кому поручить это ответственное поручение…
- С ним сможешь справиться только ты. Ведь ты у нас самый умный, самый образованный, самый мужественный и самый дипломатичный….
- Согласен, не без этого. Но я не могу. Подумай сам, а если там со мной что-нибудь случится. Что же вы все без меня делать будете? Не знаешь? А я знаю, вы без меня пропадёте.
- Да чего там с тобой случиться может? Мы, в случае чего, тебя подстрахуем…
- Знаю я вашу страховку. Ведь ты, Старый, первый в случае опасности мне нож в спину воткнёшь. Поэтому придётся идти тебе. Кроме тебя мне и надеяться не на кого.
- А почему я? Как что, так сразу Старый! Что, у нас нет никого помоложе, поздоровее и пошустрее? У меня ноги больные. Плоскостопие. И шпора в левой, нет, в правой, пятке. Вспомни, как я три месяца назад хромал. Плюс гипертония и печень пошаливает. Мне нельзя. Мне надо сына в институт устраивать. И забор надо дома отремонтировать. Не пойду и баста!
- Ты не больной, ты - жадный и трусливый. Какой  забор, если ты его два месяца назад новый поставил? Даже фотографии показывал. Синий он у тебя, из металлопрофиля.
- Этим я от улицы отгородился. А теперь буду огород отгораживать. Чтобы с тыла не зашли. Молодчик, мне сына учить надо. Пойми, я не могу…
- Тогда скажи, кто может? – С возмущением спросил Молодчик.
- У нас других людей что ли мало? Ну, хотя бы Десантник…
- Десантник скажет, что ему надо доучивать дочь. А ещё у него рыбалка и самогон.
- Ей мало осталось. Алёнку теперь и жена доучит. А пьянка и рыбалка, по сравнению со строительством забора, это пустяки и безделье. Моя задача гораздо глобальнее. И что с ним там случиться может? Сам знаешь, какой он здоровый. Такого и ломом не убьёшь.
- Если его не убьют, значит, он кого-нибудь грохнет. Нет, Десантнику я не доверяю…
- Тогда отправь Строителя. Он хитрый, осторожный и наблюдательный.
- Он не осторожный, он такой же ссыкун, как и ты. Скажет, что ему дом надо достраивать, картошку выкапывать и детей в школу собирать. А если я его начну за глотку брать, то может тайком домой сбежать. Мухомор скажет, что ему надо сено для своих быков на зиму заготавливать. Якут, что ему надо на бирже играть и оберегать беременную жену. Агроном тоже заноет про картошку и про заготовку дров. Мордвин с женой к морю собирался. А ещё, что не был дома три месяца и сын без него уже ходить начал. Кто там у нас остался? Все?
- А новенький, Казах?
- Казаху я не доверяю. Всё время улыбается, а глаза злые.
- А Глухой? Он хоть и постарше меня, но тоже здоровый бык. Слушай, давай его. Он и ест за троих, и ссыт мимо унитаза. Молодчик, давай избавимся от лишнего балласта!
- И Глухому я не доверяю. Мне кажется у него с психикой не всё в порядке. Он на этих индийских камнях помешался. Скоро все сувенирные безделушки в свой Брянск перевозит.
- Слушай, блин, а не слишком ли ты привередливый? Это не то, тот не сё. Значит, ты.
- Нет, Старый, ты не угадал. Не я, а ты. Запомни, главное, на рожон не лезь, Ты у нас вон какой нервный, чуть что, сразу за нож хватаешься. От Собаки Балобаки любого подвоха ожидать можно. Главное, не забывай про её губы, - почти серьёзно сказал Молодчик.
- Про её холодные губы? Но откуда она там? Ведь ты же говорил, что она живёт в лесу! Ты меня обманывал? А зубы у неё большие? И, вообще, какая она? – Заволновался Старый.
- Слушай, ты что, опять дурочку включил! – Побледнев лицом, прошипел Молодчик.
- Не знаю. Наверное, нет, - придав лицу глуповатое выражение, ответил Старый. – Давай пойдём туда вдвоём. Вдвоём и безопаснее, и спокойнее. – Предложил он.
- А как же твои гипертония, шпора и прочая хренотень?
- Они останутся со мной до смерти. Я буду твоей интеллектуальной опорой…
- Какой, какой? – С изумлением переспросил Молодчик. – С твоим склерозом, который ты признаёшь? И с маразмом и слабоумием, от которых отнекиваешься?
- Ну, как знаешь. Один я туда не пойду. Если ты будешь настаивать, то я напишу заявление на расчёт. Только подумай, с кем ты тогда будешь работать. Да я - псих, у меня склероз, но я – умный. А с тобой останутся глупые, жадные и завистливые людишки. Ты очень быстро сойдёшь с ними с ума. Ведь тебе тогда и поговорить будет не с кем.
- Ты прав. Но с тобой я сойду с ума гораздо быстрее… - с сомненьем протянул Молодчик.
- Я своё крайнее слово молвил. А тебе, блин, решать. Что тебе дороже и выгоднее. Только знай, один я туда не пойду, - сказал Старый и демонстративно повернулся к нему спиной.
- Ладно, хрен с тобой, пойдём вдвоём, - после нескольких минут молчанья и нескольких выкуренных сигарет, наконец, согласился Молодчик.

ГЛАВА 5. Два охранника и их высокоинтеллектуальная беседа с одноногим «сидельцем».

           На другой день Старый всё утро упорно наблюдал за слуховым оконцем на крыше пятиэтажки. И как только заметил замелькавшие в нём солнечные блики, сообщил об этом Молодчику. Затем, прокравшись и спрятавшись за мусорным контейнером, они полчаса наблюдали за окошком. Теперь и Молодчик ясно рассмотрел морщинистые старческие руки сжимавшие бинокль. Тут же, сидя за контейнером, они разработали план проникновения на чердак. Через десять минут, сменив форму охранников на «гражданку», Молодчик и Старый, оба с независимо – одеревеневшими лицами, бесстрашно шагнули на тротуар. На Старом были серые застиранные бриджи, серая майка со следами от смородинного желе, небрежно заштопанные чёрные носки и древние, скрепленные при помощи степлера, сланцы. Молодчик, в белоснежной майке, в шёлковых сиреневых спортивных трусах, в сабо из кедра и в ярко-оранжевой кепке – «бейсболке», выглядел в сравнении с ним настоящим бразильским денди.  Старый нёс чёрный полиэтиленовый пакет, скрывавший в себе от посторонних взглядов молоток, зубило и пилку по металлу.  Перейдя дорогу, и выдавливая из себя якобы беззаботные улыбки, они остановились рядом с домом, на чердаке которого облюбовал себе наблюдательный пункт шпион со старушечьими руками.
- Ну, что, пойдём в «Квартал»? – Изо всей мочи, так что в стороны шарахнулись стая голубей и два узбека, а так же сработали сигнализации у ближайших припаркованных машин, радостно завопил Старый. – Мне нужно купить чая «Брук Бонд»!
- А может лучше в «Пятёрочку»? – В свою очередь завопил полуоглохший Молодчик.
- Нет, в «Пятёрочке» он не продаётся! Чай «Брук Бонд» продаётся только в «Квартале»! А я пью только его! Потому что он состоит из лучших сортов чая собранных в Индии, Индонезии и Кении! – Покраснев от натуги лицом, откликнулся Скупердяй. (Автомобильные сигнализации после этого стали надрываться  в радиусе пятисот метров.)
           Старый подхватил Молодчика под локоть и настойчиво потащил того по тротуару. Стук кедровых сабо отдавался эхом от стен домов и грохотом камнепада заглушил безумство встревоженных сигнализаций. Метров через пятьдесят Старый стянул Молодчика на газон. Тот стянул с ног сабо и сунул их в пакет. Неестественная тишина ударила по ушам москвичей и гостей столицы. Завывание сигнализаций воспринималось теперь ими как писк комаров и трели кузнечиков.  Охранники по-пластунски преодолели небольшую лужайку, перепрыгнули через невысокий заборчик, обежали вокруг какофонящей звуками тревоги автостоянки и пробрались к нужному им дому с противоположной стороны. Отдышавшись и подождав пока автовладельцы успокоят свои взбесившиеся автомобили, самозваные следопыты рискнули выглянуть из-за угла и осмотреть дворик. В этот утренний час людей там почти не было. Только два малолетних брата-близнеца позабыв про свой игрушечный автопарк, с недетским интересом рассматривали журнал «Playboy» забытый на лавочке местным овощным царьком Тофик Айвазян. Да одноногий пенсионер – «зек» мирно спал на скамейке под кустом сирени. Охранники переглянулись и, прижимаясь к стене, зашагали к подъезду №3. Но стоило им поравняться с дядей Пашей, как тот приоткрыл одно веко, направил на них мутный зрачок и синий, от вытатуированных на нём перстней, указательный палец и бдительно прохрипел: «Стой! Кто такие? Чего, ядрён батон, здесь без спросу шастаете?» «Мы это… того. Мужик, нам туда!» - Немного позаикавшись от неожиданности, ткнул пальцем куда-то вперёд Старый.
- Мужики на зоне, блин, лес валят. А я, грёбаный Экибастуз, заслуженный «сиделец»! Ты мне глазки, ядрён батон, не строй! Вы кто, «избачи»*? «Хазы»* «скребёте»*?
 - Нет, а ты чего развыступался, хер одноногий? Ты что здесь, самый «крутой»? Тебе что, блин, больше всех надо? – Оттирая в сторону Скупердяя и расправляя плечи, сказал Молодчик.
- А ты, «качок»,* меня на «пятьшесть»* не «восьмери»*! А то свистну своей «своре»*, тогда «поскесим»*, что ты за «фраер»*! Может ты, грёбаный Экибастуз, «шпидагус»*? – Приподнимаясь со скамейки, нервно зачастил словами дядя Паша.
- Ты нас что, за «лохов»* держишь? Мы тебе что, соли на х** насыпали? И свиснуть не успеешь, как я тебе вторую ногу выдерну и в жопу засуну! Видал я таких, даже покруче! Вот тебе простой пример. Работал я как-то служебным приставом. И послали меня к одному «законнику»* имущество описывать. Он, блин, четырёх жён на небо отправил. А пятую не успел. Вот она и задумала, пока он её не грохнул, имущество у него отсудить. Все наши, когда узнали, что Николай Васильевич Королёв и Коля – Король, это один и тот же хрен, упали мне в ноги. Слёзы размазывают, сопли на груди развесили. Молодчик, это я, говорят, никто кроме тебя к нему в квартиру не сунется. Только ты один оттуда живым выйти сможешь…
- Не «газуй»*! Какой Король? Случаем не тот, что в шестьдесят девятом с Кировской «пересылки»* «зубы заговорил»*? Того я знал, «фраер захарчованный»*…
- Да мне, блин, по барабану, кому он зубы заговаривал. Хоть Кирову, хоть Троцкому! Пойми, старик, соль истории не в этом. Соль в том, что все зассали, а я не зассал…
- И ты меня за «лоха» не «мастырь*»! У меня семь «ходок» к «хозяину»*! И ты с таким «бубном»* из себя пристава не корчи! Да от тебя за пять километров «сто пятьдесят восьмой, второй»* воняет! А «кореш»* у тебя «фуфлыжный».  Глазки на «пятьшесть» «ломаются»*. «Хазу» как «шаманить»* будете, «скачком»* или «по близу»*? Если «скачком», то могу «подтыривать»*. Есть у меня один адресок на примете. «Икрянный»* «фраер» там «жирует»*.
- Да не нужно нам ничего. Дяденька, отпусти нас с миром, - набравшись смелости, тихим голосом попросил Старый.
- «Сопло заткни»*! Ну, что, Молодчик, дашь мне за «близ» «хабара»*? Он у нас будет «двадцать два»*. А мы вдвоём «сделаем скачок»* на эту «хазу».
- Нет, нам лишний рот не нужен. Вдвоём справимся. И адресок у нас свой имеется, - твёрдо заявил Молодчик и сделал шаг, но одноногий инвалид проворно встал у него на пути.
- Нет, брат, так правильные пацаны «моток»* не «мастырят»*! Ты «прозвон»* сделаешь и «купишь флейту»*. А меня «два сбоку»* к себе тягать станут. Вы мне за будущий «заход с севера»* «отбашлять»* должны, - потрясая своим перемотанным изолентой костылём, настаивал настырный уголовник – пенсионер.
- И сколько? Рублей пятьсот хватит? – С явной издёвкой спросил Молодчик. – Слушай, давай я переведу их на твою банковскую карту. У тебя что, «Visa» или  «MasterCard»?
- А ты, грёбаный Экибастуз, не «щерься»*! Я здесь «молчи»*, а ты – «гагара»* залётный!
- Ладно, не ори. И сколько ты с нас хочешь поиметь? – Увидев, как в противоположном доме открылось несколько форточек, и в них замаячили любопытные лица, спросил Молодчик.
- Как это сколько? – Дядя Паша почесал затылок. – Я тебе не «ботва»*. Гони штуку!
- Скупердяй, ты слышал? Дай ему тысячу! – Строгим голосом сказал Молодчик и подмигнул ему левым, невидимым дядей Пашей, глазом.
- Тысячу чего, рублей? – Внезапно побледнев, прохрипел Скупердяй.
- Может у тебя есть тысяча «баксов»? – Невинным голосом поинтересовался Молодчик.
- Ты что, охренел? Откуда у меня такие деньжищи? – Покрывшись красными и синими пятнами, жалобным голосом проблеял Скупердяй. – У меня  есть  на две пачки «Ролтона» и буханку хлеба! – Он вытащил бумажник и высыпал на ладонь несколько монет.
- Старый! Я кому сказал! Живо отдай их ему!
- Их? Ему? Все? Просто так? – Зажав монеты в кулак, с болью в голосе переспросил тот.
- Я что, чего–то не понимаю, - процедил Молодчик и протянул свою раскрытую ладонь. – Положи монеты сюда. – Шёпотом приказал он.
- Не разжимается, - оторвав кулак от груди и положив его в ладонь Молодчика, признался Старый. – Косточки заклинило.
- Расклиним, - сплюнув под ноги, пообещал Молодчик. И выполнил, пусть и не сразу, двумя руками, эту угрозу. Затем добавил к монетам скомканную сторублёвку и, лучась доброжелательством, протянул деньги дяде Паше. – Больше нет. Извини, брат, сами на мели.
- Эх, босота! Даже жуликов порядочных, ядрён батон, и тех не стало! Ну что, «гакуру бусать»*будете? – Спросил он. Этот странный вопрос поставил в тупик даже подкованного в основах «фени»* Молодчика, который с тревогой посмотрел на Скупердяя.
- Нет, перед делом не «бухаем», – строгим голосом сказал Старый.
- Это правильно. Но, грёбаный Экибастуз, чтобы тихо тут, без «гейма»*, - напутствовал их напоследок дядя Паша и бодро запрыгал на костылях в направлении ближайшего ларька.
- Откуда ты про эту гакуру слышал? – С облегчением наблюдая за дерганой походкой уходящего инвалида, с удивлением спросил Молодчик.
- Не знаю, интуиция, - ответил Старый и, издав протяжный вздох, пожаловался. – Ты меня разорил. Теперь я гол как сокол. Слышишь, изверг, как болит моё сердце?
- Я «стольник» отдал, и то не скулю. Сердце у тебя, блин, болит. Всё, шевели копытами, - грубо прикрикнул на него Молодчик и решительно зашагал дальше.
           Кодовый замок на двери ведущей в подъезд №3 (впрочем, как и на всех остальных) был вырван, что называется, «с мясом». Молодчик и Старый беспрепятственно поднялись вверх по грязной обшарпанной лестнице. Все обитатели дома отлёживались в своих квартирах после недавнего бесшабашного загула. Поднявшись на последнюю лестничную площадку, охранники с радостью убедились, что применять захваченные ими с собой орудия взлома применять не придётся. Дверь на чердак была приоткрыта. Ржавый замок, с торчащим из него новеньким ключом, беспомощно висел на дужке. Охранники замерли и затаили дыхание.

ГЛАВА 6. Беседа на чердаке.

- Ну, давай, иди первым, - подталкивая Старого в дверь, с ободряющей иезуитской ухмылкой, прошептал Молодчик.
- А чего это я? Почему как что, так сразу я? – Вцепившись руками в перила, так же шёпотом не согласился тот.
- Потому, что ты уже старый, - с жестокостью молодости, пояснил Молодчик. – От тебя пользы, как от козла молока. И нашему обществу в целом, и коллективу, в частности. – С явным удовольствием наблюдая за тем, как лицо Старого в очередной раз бледнеет и покрывается разноцветными пятнами, сказал Молодчик. – В случае опасности ты прикроешь меня своим дряблым жирным телом. Я – начальник. А начальники обязаны жить.
- Я не старый. Мне только недавно пятьдесят исполнилось. Мне ещё надо сыну высшее образование дать. И, вообще, у меня очень много жизненных планов, - не согласился на роль «живого щита» Старый. – Все равны перед Богом, и начальники, и остальные люди.
- Ты, блин, давай заканчивай свою церковную пропаганду, - пытаясь оторвать его руки от перил, тяжело прохрипел Молодчик. – Тоже мне, пастор Шлаг*, пацифист хренов…
- Извините, я вам не помешал? - Спросил чей-то тихий вежливый голос.
- Слышишь, блин, помоги этого придурка от прутьев отцепить. Как чего, так он сразу больной. А тут арматуру «десятку» голыми руками гнёт, - пожаловался незнакомцу Молодчик.
- Не вздумайте, - прохрипел Скупердяй. – Иначе станете соучастником преступления.
- Да ничего там с тобой не случится. Пошутил я. Давай, пошли.
- А если пошутил, то иди туда первым.
- Извините, а кого вы боитесь? Неужели меня? Ведь там больше никого нет.
- А ты кто такой? – Отпуская посиневшие ладони Скупердяя и поворачиваясь к незнакомцу, спросил Молодчик. Затем он несколько секунд внимательно рассматривал стоявшего перед ним упитанного розовощёкого мужчину с открытым ртом полным жёлтых кривых зубов. Руки мужчины были спрятаны за спиной, и это особенно нервировало обоих охранников. Молодчик поначалу принял его за бомжа. Но белоснежная сорочка, фиолетовый, в крапинку, галстук и отутюженные чёрные брюки, а так, же коснувшийся его ноздрей запах хорошей туалетной воды, заставили его изменить своё мнение.
- Кто это? – Выглянув у него из-за спины и потирая болящие кисти, спросил Старый.
- Не знаю, у него на лбу не написано. Может, тот самый, кого мы ищем. Кто кроме него по чердакам будет лазать, - немного неуверенным голосом отозвался Молодчик.
- Скорее всего, я действительно тот, кто вам нужен, - сказал человек и попытался изобразить улыбку похожую на оскал хищного зверя.
- Так это ты следишь за нами в бинокль? А ну покажи свои руки! – Потребовал Молодчик.
- Это ни к чему. Я стесняюсь своих рук, - ответил человек и отшатнулся к двери.
- Стой! Мы тебя узнали! Ты – Собака Балобака! – С торжеством закричал Старый.
- Идиот! Я же сказал тебе, что это анекдот! – закричал на него Молодчик.
- Ну, почему же идиот. Он прав. Просто я не люблю, когда меня так называют. Могу и покусать, - сказал человек и, зарычав, ещё сильнее оскалил рот.
- Что, ты настоящая Собака Балобака? – Проигнорировав угрозу, прошептал Молодчик, и его отвисшая челюсть глухо ударилась в грудь. - Этого, блин, не может быть.
- Почему не может, когда он сам признался. Это ты за нами в бинокль подглядываешь? И сколько тебе за это заплатили? – Выходя вперёд, строгим голосом спросил Старый.
- Я не подглядываю, я - наблюдаю, - с достоинством в голосе ответил человек.
- Нет, подглядываешь! Отвечай, сколько тебе за это заплатили? – настаивал Старый.
- Дело не в деньгах. Мне это для себя надо. Мне нужно совершить справедливое дело…
- Справедливое? – С трудом вернув челюсть в привычное положение, с негодованием спросил Молодчик. – Ты кто, альтруист? Я никогда не поверю в то, что ты шпионишь за так.
- А я верю. Мало ли на свете хороших добрых людей, - не согласился с ним Старый.
- Заткнись. Ты, чтобы не раскошеливаться, в любую чушь поверить рад!
- Сам заткнись! Это он снаружи безобразный, а внутри добрый.
- Замолчите оба! – Прикрикнул на охранников Собака Балобака. – Я не сказал, что не брал денег. Я сказал, что главное не в них. Для меня главное то, что это дело справедливое.
- Так, или я чего-то не понимаю, или ты темнишь, - задумчиво процедил Молодчик.
- А тут и понимать нечего. Дали ему за нас рублей двести. Почти задарма купили. Слышишь, Балобака, мы дадим тебе … триста. И ты про нас забудешь.
- Нет, не могу. Я обещал. И я это обещание выполню…
- Подожди, а кому ты это обещал? Главному? – Спросил Молодчик.
- Нет, такого человека я не знаю.
- Ну, такому большому толстому человеку с азиатским лицом.
- Да, ему. Только его звали не Главный…
- Что я тебе говорил! – Повернувшись к Старому, с торжеством воскликнул Молодчик. – Его это рук дело. Решил он подставить нас по полной программе.
- Не ори, услышат! – Одёрнул его Старый и, посмотрев в тусклые глаза Собаки Балобаки, спросил. – Слушай, собачка, а ты где живёшь?
- Здесь, в квартире №21. А зачем ты это спросил?
- Старый я уже. Ноги устали стоять. Пошли в квартиру. Там и поговорим обо всём толком.
- Нет, туда я вас не пущу…
- Что, боишься? Да ничего мы с тобой не сделаем, только поговорим, - сказал Молодчик.
- Не потому, что боюсь. А потому, что я туда никого не пускаю, - заупрямился Балобака.
- Чего у тебя там, беспорядок? Или скелеты человеческие по стенам развешены? – С неприятным смешком, поинтересовался Молодчик. – А может, трупы расчленённые, в ванне?
- Нет там у меня никаких скелетов и трупов! – Закричал Балобака и, рванувшись вперёд, попытался укусить Молодчика за лицо.
          Но Старый успел закрыть его лицо чёрным пакетом. Зубы Собаки Балобаки вонзились в полиэтилен, клацнули о находившиеся там инструменты и он взвыл от боли. Он машинально схватился обеими руками (действительно морщинистыми и старческими) за челюсти. Охранники отпрянули к стене. Молодчик вооружился молотком. Старый вытянул вперёд руку с зажатым в ней зубилом. «Зачем вы так? Больно же?» - Жалобно простонал человек – пёс.
- Надо поменьше на приличных людей бросаться с зубами, - не без ехидства в голосе, заявил Старый.
- Вы не приличные, вы – плохие. И бросаться я на вас не хочу. Это меня инстинкт заставляет, - снова спрятав свои уродливые руки за спину, признался Балобака.
- Так, надо нам с тобой обстоятельно потолковать. Что-то, блин, чем меньше я с тобой говорю, тем меньше понимаю. Старый, ты слышал, он считает нас плохими людьми. Так, пошли на чердак. Там спокойненько всё и обсудим, - опуская молоток в порванный пакет, уже миролюбиво предложил Молодчик. – И ты давай разоружайся. – Предложил он напарнику.
           После того как, спотыкаясь и матюгаясь, охранники следом за Собакой Балобакой пробрались к светлому пятачку возле окошка и расселись на стоявшие там ящики, Молодчик и Скупердяй закурили. Собака Балобака продолжал стоя переминаться с ноги на ногу и от протянутой ему сигареты отказался покачиванием головы. «Что, не куришь? - Удивился Старый. – Мужик, уважаю».
- Может, ты и не «бухаешь»?» - Спросил Молодчик.
- Да я не употребляю алкоголь, - с явным вызовом и гордостью, сказал Балобака.
- Может ты ещё и баб не «трахаешь»? – продолжал издеваться Молодчик.
- На этот вопрос я отвечать не буду, - отрывистым голосом ответил Балобака и даже полумрак не смог скрыть его покрасневшее лицо.
- Старый, наверное, он твой родственник. Тоже, как что, так в красный цвет мимикрирует, - толкнув того плечом, невесело хохотнул Молодчик.
- Вот и хорошо, значит совесть у него, в отличие от некоторых, есть. Скажи, вот ты, значит, думаешь, что поступаешь с нами честно и правильно. И деньги, если не врёшь, в этом деле не главное. Нет у тебя в этом, блин, меркантильного интереса? – Заговорил Старый.
- Да, это так.
- А что же тогда для тебя главное?
-  Главное то, что я наблюдаю за вами почти неделю. И вижу, работу свою вы делаете очень плохо. Как говорит одна из ваших пословиц, спустя рукава.
- Тоже мне,  второй Даль самозваный! Почему это плохо? – возмутился Молодчик.
- Потому. Вы должны обходить здание каждые полчаса. А вы в день  ходите раза два или три. И пропуска вы проверяете не у всех людей. А должны, у каждого. В сумки и пакеты совсем не заглядываете. Вот и получается, что вы своё начальство все обманываете. И получаете от него не заработанные вами деньги, - нравоучительным тоном объяснил Балобака.
- Ну, ни хрена себе! Да ты у нас педант и буквоед! – После затянувшейся паузы и переглядыванием с Молодчиком, громко возмутился Старый. – Да если всё это выполнять…
- Ночью вы ходите в ларёк и покупаете пиво. Пьёте его, и поёте очень неприличные песни. Иногда вы пьёте и более крепкие спиртные напитки…
- Старый! – Грозно нахмурив брови, лоб, глаза и рот, воскликнул Молодчик.
- А я то тут при чём? Ты же знаешь, я пиво почти не пью. Если выпью иногда бутылку, другую, так только от жажды. И песен после этого не пою. И после водки, тоже нем как рыба.
- Он обманывает. Сколько он пьёт пива отсюда не видно. Но его голос слышал. Ты пел песню про посещение публичного дома, и случившееся после этого рождение мальчика.
- А чего я не имею права песни во время своего отдыха попеть?  Молодчик, нет, ты видел такого свихнувшегося правдокопателя? Тебе что, больше делать нечего? Нет, я бы понял, если бы он за деньги из кожи лез. А он просто так, из-за принципов. Слушай, зубастый, ты не с Луны свалился? У нас все так живут. Одни делают вид, что хорошо платят. А другие, что хорошо работают, - разнервничавшись и размахивая руками, негодовал Старый.
- И это очень плохо. У вас нет рабства, и на работу вы устраиваетесь добровольно. Поэтому вы должны работать добросовестно и по инструкциям. За оклад, на который вы сами согласились. Михаил Борисович сказал, что вы получаете очень хорошие деньги. А если бы это было не так, то вы бы бездельничали в своих курсках, липецках и тамбовах.
- Нашёл, кому верить. Он тебе наговорит…- попытался перебить его Молодчик.
- Он мне показывал должностные инструкции и платёжные ведомости…
- Да хрен с ними, с инструкциями! Тебе – то от этого какая польза? Что, не дают покоя лавры Павлика Морозова? – Закричал Молодчик.
- Про Павлика Морозова я с Михаилом Борисовичем не разговаривал. Просто мне это очень надо, - с неожиданными металлическими интонациями в голосе, настаивал Балобака.
- Для чего надо, для чего? Или это секрет? – Простонал Старый.
- Да, это мой секрет. И рассказывать о нём я не буду.
- Тоже мне, партизан блохастый! А ну выкладывай!- Крикнул Молодчик.
- Почему блохастый?
- Потому, что все собаки блохастые. А ты не боишься, что я со Старым тебя сейчас здесь придушу? И будешь ты лежать и вонять, пока не превратишься в мумию.
- Нет, этого я не боюсь.
- Что, такой смелый? – Угрожающим тоном спросил Молодчик и сунул руку в пакет с инструментами. – Запомни, если ты нас хочешь «слить», то нам терять нечего.
- Нет, не поэтому. Просто вы не сможете причинить мне зла. Даже если захотите этого очень сильно. А я запросто могу откусить вам головы. Но я этого не хочу…
- Молодчик, он маньяк! – Отшатнувшись назад и упав с ящика, завопил Старый.
- Не ори! А то весь дом сюда припрётся, - помогая тому подняться и снова усесться на ящик, неожиданно успокоился Молодчик. – Балобака, надо искать из этого тупика конструктивный выход. На то мы и люди, пусть и собакоподобные, чтобы суметь договориться.
- Молодчик, я его боюсь. Сматываться надо отсюда, пока не поздно. Ведь он псих…
- Заткнись! Слушай, сколько денег тебе заплатил Главный. Ну, Михаил Борисович.
- Нисколько.
- Слушай, заканчивай темнить. Ты же раньше говорил, что заплатил.
- Я не темню. Денег он мне не давал. Просто каждые три дня от него приходит человек, и приносит мне пакет с продуктами. И так будет до того времени, пока вас не уволят с работы.
- Да ты что, охренел? Ты что, хочешь лишить нас последнего куска хлеба?
- Заткнись! Балобака, тогда это дело проще выведенного яйца. - Молодчик задумчиво поскрёб затылок. – Эти продукты тебе будем покупать мы. А ему скажешь…
- Молодчик, ты что, охренел? А если он живучим окажется и проживёт ещё лет двадцать? Ты подумай, какую прорву деньжищ мы потратим на его жратву!
- Заткнись! Будет так, как сказал я. Будем ему окорочка покупать. И супы ты ему будешь варить, и картошку жарить, и макароны по-флотски стряпать. Балобака, ты согласен?
- Нет, не согласен. Я же сказал, это для меня не главное. Продукты я себе и сам купить могу. Главное в том, что рассказав всё это Михаилу Борисовичу, я совершу полезное дело.
- Да какое же оно полезное? Ты хоть понимаешь, собака злы**учая, что с нами после твоего доноса будет? – С отчаяньем и ненавистью, прошептал Скупердяй.
- Конечно, понимаю. Вас всех уволят с работы. И не отдадут вам часть незаработанной вами заработной платы, - спокойным голосом, сказал Балобака.
- Ты, правдолюб! И тебе не жалко наши семьи? Наших жён, детей и престарелых родителей? Не жалко обречь всех их на голодную смерть и нищету? – ужаснулся Старый.
- Вы говорите неправду! – Возмутился Балобака. – Я никого на неё не обрекаю. Вы устроитесь на работу в другие организации. А это будет всем вам хорошим уроком. Там вы будете работать честно и добросовестно.
- Ишь ты, блин, какой продуманный. Вот он, - Старый тыкнул пальцем в сторону Молодчика и если бы тот не уклонился, вонзил бы его ему в глаз. – Или они, – он нервно дёрнул головой, - молодые, могут. А я не найду. Вот у нас, один такой же, как я, ушёл по глупости. Теперь просится назад, а его не берут. Ему хорошо, у него пенсия по инвалидности и пасека. А что у меня? Ни-че-го! Ни пасеки, ни пенсии, ни родителей. Сын, двоечник, школу закончил. Бывшая жена, стерва, за стенкой хихикает, жизнь мне отравляет. Все друзья, пьяницы или алкоголики. Не на кого мне опереться. Я себе даже велосипед новый купить не могу-у-у! – Под конец совсем по-волчьи завыл Старый.
- Вот видишь, Балобака, до чего ты своей глупой честностью довёл нашего старика? – С упрёком сказал Молодчик и погладил Скупердяя по спине. – А если он соберётся с силами и сможет подсчитать, сколько денег я с него вытрясу на твою кормёжку, то он тут же умрёт от горя. Послушай, неужели тебе ничуть не жаль этого больного неврастенического инвалида? Неужели ты поставил себе цель довести его до могилы?
- Нет, такого намеренья у меня нет…
- Может быть, не спорю. Но благими намереньями вымощена дорога в ад.
- Поймите, у меня нет другого выхода! Ведь я пообещал Михаилу Борисовичу…
- Мало ли, что и кому мы обещаем…
- Нет, я так не умею. Я дал ему слово…
- Что ты заладил, как попугай. Дал, пообещал, обязан! Всё это чушь собачья! Ты что, хочешь осиротить его двоечника – сына? И его престарелую старушку – мать?
- Так не честно! Я понимаю, вы пытаетесь давить на жалость!
- А она есть у тебя, эта жалость? Зачем ты хочешь моей смерти? –  Спросил Старый.
В ответ Собака Балобака с досадой махнул своими старушечьими лапками, коротко тявкнул и отошёл от окошка. Как только его фигура скрылась во тьме чердака, Старый шёпотом зашипел в ухо Молодчика: « Его надо убить. А труп распилим ножовкой по металлу, сложим в пластиковые пакеты и разнёсём их по разным мусоркам…»
- Старый, ты что, правда, от жадности с ума спятил? – С испугом спросил Молодчик.
- Нет, не спятил, - нервно дёрнув шеей, прохрипел тот. – Я просто … пошутил.
- Шутник, блин. За такую шутку можно лет на десять на нары загреметь!
- Ладно, хватит вам говорить эти глупости, - вступая в пятно света, с отчаяньем в голосе сказал Балобака. – Я открою вам всю правду. Только выслушайте меня серьёзно.
- Обещаем! – В один голос воскликнули два охранника.
- На самом деле я не Собака Балобака…
- А кто, Барбара Брыльска*? – Неожиданно перебил его Старый, и тут же скукожился под огнедышащим взглядом Молодчика.
- Попрошу не перебивать! Да, я не Собака Балобака! Я – Маленький Принц!
Смеха не последовало. Было молчание; продолжительное, нервное и тягостное.

ГЛАВА 7. Печальная история Собаки Балобаки.

- Молодчик! Пошли отсюда, - дёрнув того за рукав, жалобным голосом сказал Старый.
- Это не бред сумасшедшего. Это правда, - твёрдым голосом сказал Балобака.
- Это который? Который у Сент-Экзюпери*? – осторожно поинтересовался Молодчик.
- Нет, я не знаю никакого Экзюпери. Я сам по себе…
- А своя планета с розовым кустом у тебя есть? – снова спросил Молодчик.
- Планета? Откуда у меня планета? – Ещё сильнее удивился Балобака.
- Так, блин, никому нельзя верить, - сказал Молодчик и задумчиво почесал кончик носа. Старый несколько раз дёрнул его за рукав, но он не обратил на это внимания. Он долго и напряжённо изучал безобразное лицо человека – собаки. Затем, со вздохом, предложил. – Давай, рассказывай всё по порядку. Поведай, блин, как маленькие принцы превращаются вот в таких злобных и чересчур правильных собак балобак.
- Но это очень грустная и очень длинная история…
- Ничего, мы послушаем. Старый, ты никуда не спешишь?
- Ну… Я не знаю… А если.. – промямлил тот и снова дёрнул Молодчика за рукав.
- Никаких «ну» и «если». Вспомни, мы свободны до следующей пятницы, - отчеканил Молодчик и снова воткнулся взглядом в мутные глаза Собаки Балобаки.
- А я что, я ничего, - отцепив пальцы от рукава куртки Молодчика, покорно согласился Старый и присел на краешек ящика.
- Что же слушайте. Когда-то меня звали Маленьким Принцем. И я жил в одном крохотном красивом королевстве. Жил не один. Вместе с родителями и пятью старшими сёстрами. Мне было всего десять лет. Я был не только принцем, но и самым обыкновенным маленьким мальчиком. Я дул в серебряную дудочку, размахивал позолоченной сабелькой, водил на битвы войско своих оловянных солдатиков и дёргал за косы своих сестрёнок…
- Дёргать девочек за косички нехорошо, - с укором сказал Старый.
- Заткнись, моралист хренов, - перебил его Молодчик.- Ну, что было дальше?
- Я знал, что нехорошо, но всё равно дёргал. Они не обижались на меня за это. Потому, что и они, и мои родители, меня очень любили и баловали. Но эта любовь была мне во вред. Потом я начал мучить и издеваться над насекомыми и домашними животными. Я отрывал у них крылышки и лапки, стрелял в них из рогаток и бил им по голове своей маленькой саблей. И тогда мои родители стали ругать меня за эти жестокие проступки. Они стали меня даже наказывать. Но я беспечно смеялся над их жалостливыми нравоучениями. Если меня ставили в угол, то я сбегал оттуда без их разрешения. И снова предавался своим жестоким забавам…
- Пороть тебя надо было, а не в угол ставить, - снова вмешался в рассказ Старый.
- Нет, мои родители были слишком гуманными людьми. И слишком меня любили. Ведь я был наследником их престола. А я опускался всё ниже и ниже. Я стал воровать у отца золотые монеты и проигрывал их в карты нашим слугам. А ещё я пил с ними вино и ром…
- Балобака! Ну, ты даёшь! – Восхитился Молодчик и даже хлопнул его по плечу. – Может ты ещё трахался с горничными и гувернантками?
- Нет, я был ещё слишком маленьким. Но я щупал их за разные интересные места, - густо покраснев, и опустив взгляд, почти шёпотом признался Балобака.
- Правильно, на то они и бабы. И нечего, блин, краснеть, словно Старый. Этот он под старость лет в праведники метит. А тебе ещё рановато, - подморгнув ему, сказал Молодчик.
- Зато у тебя одни пошлости и скабрезности на уме, - с укором сказал Старый.
- Потом я разбил оранжерею и заморозил все мамины розы. Затем на меня очень сильно рассердилась моя крёстная, волшебница Гертруда Добродетельная. После того, как я подсыпал в её нюхательный табак мышиные какашки и острый красный перец.
- Не принц, а прямо какой-то вождь краснокожих*. Старый, помнишь? Впрочем, тебя и осуждать, по большому счёту, не за что. Все монархи, даже малолетние, деспоты и самодуры. Гены, блин, у них такие вредные. От них никуда не денешься, - авторитетно заявил Молодчик.
- И что же, это она тебя за махорку вот так отомстила? – Удивился Старый.
- Да, моя крёстная очень разозлилась и превратила меня в Собаку Балобаку…
- Ни хрена себе, добродетельная! – С возмущением сказал Молодчик. – Так, и что тебе надо сделать, чтобы снять с себя это заклятье?
- Я знаю. Перестать дёргать девочек за косички и не мучить бездомных кошек, - придав своему морщинистому лицу излишне серьёзное выражение, простодушно сказал Старый.
- Если бы это было так просто. Я уже не занимаюсь этим четыреста восемьдесят два года. Мне надо сделать нужное полезное и справедливое дело. То, которое я и собираюсь…
- Ни хрена себя полезное! Ты все наши жизни под откос пускаешь! – Крикнул Старый.
- Заткнись! Балобака, ты что-то темнишь. Что тебе, блин, пятьсот лет мало было, чтобы доброе дело совершить? Надо было обязательно нас дожидаться? А других претендентов в твои помощники у тебя не было? – Не скрывая сомнения, спросил Молодчик.
-  Пожалуй, что так, - подумав, ответил Балобака.
- Странно это как-то, - уже откровенно недоверчиво, растянул фразу Молодчик. – Что пока Старший, ну, Михаил Борисович, об этом не попросил, других предложений не было?
- Ничего странного. Это сейчас люди немного цивилизованными стали. Только водку в меня влить норовят, или сигарету в зубы сунуть. А в былые века со мной особенно не церемонились. Старались на костре поджарить или осиновый кол в грудь вбить. Всего лет пятьдесят прошло, как на меня, словно на дикого зверя, облавы устраивать перестали. Так что просьба Михаила Борисовича пришлась как нельзя кстати…
- Только нам от этого не легче. Молодчик, а по-другому никак нельзя? Чтобы и волки были целы, и овцы сыты? – Спросил Старый.
- Сам слышал, получается, что нельзя, - заметно поскучнев лицом, буркнул Молодчик.
- А ты пораскинь мозгами. Ты же у нас самый изворотливый и смышлёный.
- Если только действительно этого принца – правдолюбца грохнуть…
- Не выйдет, я почти бессмертный. Во всяком случае, в этом обличье. А то бы ваши инквизиторы ещё в шестнадцатом веке меня в пепел превратили. Но разозлить вы меня можете. Своей несговорчивостью, трусостью и нежеланием помочь ближнему. Когда я злюсь, то делаюсь совсем нехорошим. Могу и глотки вам нечаянно перегрызть.
- Ты что, ты запугать нас решил? Решил нас, охранников ЧОП «Утёс» шантажировать?
- Нет, Молодчик, я пока вас просто предупреждаю. По дружески…
- Ни хрена себе, по-дружески. Таких друзей, за *** и в музей. И откуда ты только на нашу голову свалился?  Жили себе тихо - мирно, никого не трогали, - тоскливо сказал Старый.
- Знаешь чего, похоже, ты так и остался злым противным мальчишкой, - сказал Молодчик. – Только теперь ты мучаешь не кошек, а людей. Что же, если ты бессмертен, убей нас…
- Ты чего, спятил? – Возмутился Старый. – Я на это не согласен…

ГЛАВА 8. Вот так чудеса!
 
- Нет, я уже не тот, - с горячностью возразил бывший принц, - я много думал. И осознал, каким низким и недостойным было моё поведение. Нужен один справедливый поступок…
- Слушай, ты же не кретин! И прекрасно понимаешь, что помогая Старшему, ты топишь всех нас. Блин, и ещё раз, блин! – Выплеснул эмоции Молодчик.
- Да, понимаю, - поёжившись от напряжённых взглядов охранников, с неохотой признался Принц – Балобака. - Но я не вижу другого выхода…
- Слушай, а если мы тебя попросим нам какое-нибудь справедливое дело сделать? – Встрепенулся Старый. – Давай ты за нас в патруль ходить будешь! И на посту сидеть!
- Старый, ты совсем сбрендил? Ты посмотри на его физиономию. Да от нас последние рабочие разбегутся. А если кто из ЧОПа приедет? Сразу всем трандец, - отрезал Молодчик.
- Сам ты сбрендил! – Завопил Старый. – Нам уже так и так трандец! Ты что, думаешь уломать этого империалиста? Нас отсюда так и так вышибут! Пусть хоть немного повкалывает!
- А вы, бедные, совсем видно умаялись? Ведь пальцем об палец не ударите, животы у всех как у баб беременных! Балобака, каков наглец! Пиво пьёт, песни распивает, а всё ему мало…
- Молодчик, ты тоже исполняешь свою работу спустя рукава. Ты часто покидаешь объект на продолжительное время и приводишь туда посторонних женщин, - сухо сказал Балобака.
- Что, съел? - С радостью сказал Старый, заметив, как дёрнулась голова Молодчика. – Это для нас все они посторонние. А ему они очень даже близко знакомые…
- Слушай, принц, - сказал Молодчик, - может, мы правда тебя перекупим? Может, ты чего-нибудь для нас правильного сделаешь? Тебе не один хрен кому его делать?
- Не могу. Я Михаилу Борисовичу слово дал. И никогда ему изменю…
- У-у-у, псина принципиальная! Отрыжка средневековья! – Крикнул Старый.
- *** ******** *** ********** ******** *** ** в рот! – Крикнул Молодчик.
- Есть один вариант, но вы на него не согласитесь, - переждав эти эмоции, сказал принц.
- Ну… - в две глотки прошептали охранники.
- Я могу… превратить вас в … двери, - слегка запинаясь, тихо сказал Балобака.
- Ну, у тебя и шуточки, - приблизительно через полчаса молчания, неуверенно начал Молодчик, - тогда уж лучше преврати меня в… презерватив, нет… в бюстгальтер, нет, не то, преврати меня в зеркало в будуаре принцессы Монако.
- А меня… в спиннинг, я на него никогда не ловил. А всегда хотелось. Побуду им. Только в спиннинг хороший, чтобы сразу не сломался. Я… - поддержал его Старый.
- Или в автомобиль какого-нибудь арабского шейха! – Перебил его Молодчик.
- А меня – в спиннинг…
- Нет, я могу только в двери. Но в двери, какие угодно, - сказал Балобака и охранники снова поскучнели лицами и глазами. – На другие чудеса я не способен.
- Нет, на дверь я не согласен. Пусть лучше увольняют с работы. Что я себе, другую что ли не найду. Да и надоело мне здесь…
- Ну и дурачок, - перебил коллегу Молодчик, - ты же больной насквозь. Сколько ты ещё протянешь со своим артритом, разлагающейся печенью и склерозом? Лет пять не больше…
- Не твоё дело, сколько надо, столько и протяну! – Нервно огрызнулся Старый.
- А если парализует? Кто с тобой возиться будет? Будешь лежать в дерьме, и мечтать о смерти, - с глумливой ухмылочкой продолжал гнуть свою линию Молодчик. – А дверь, это почти бессмертие. В хороший дом попадёшь, ещё лет сто протянешь. Или двести. Принц, а мы что же будем просто дверьми, или дверьми мыслящими? Двериус разумиус, а что, хорошо.
- Да, вы сможете чувствовать и думать, - ответил Балобака, - только зря ты над Старым издеваешься. И тебе осталось не так много, как ты надеешься…
- Ага! Ага! – Возликовал Старый. – Думаешь, твои любовницы за тобой горшки вытаскивать будут? Выкуси! – Он сунул почти в нос Молодчика кукиш. – Ты им здоровый и с деньгами нужен! Мне может сын кружку воды нальет,… а может, и не нальёт.
- Заткнись, и без тебя тошно! – Прикрикнул Молодчик. – Слушай, а если мы дверьми станем, то что, твоё слово Старшему отменяется? Не надо будет нас всех ему сдавать?
- Да, в этом случае отменяется, - оживился принц – собака. – Неужели согласитесь?
- И что нам так до самого конца и быть дверьми? – Скучным голосом спросил Старый.
- Нет, я приму все меры, чтобы как можно быстрее вернуть вам ваши человеческие тела. Но очень быстро это сделать не обещаю. Характер у моей  крёстной, не сахарный…
- Да мы по тебе это видим. За детскую шутку и так.… Ну, Старый, чего ты скажешь? – Отбросив в темноту пустую пачку и протягивая руку, сказал Молодчик. – Дай сигарету.
- У меня тоже кончились…
- Во, блин, и курить бросим. И жена твоя бывшая благодарна будет. Весь твой дом ей достанется. Не надо будет тебя крысиным ядом травить, - сказал Молодчик и грустно хохотнул.
- Да пошёл ты, умник языкастый! – Ощерился Старый и, позабыв свою настойчиво декламируемую воспитанность, запустил длинную нецензурную тираду.
- Правильно, - одобрил его Молодчик. – Ты, волшебник - недоучка! Дверь, в какую наши бессмертные души вселятся, мы имеем право выбрать? Или обоих в общественный сортир?
- Дверь выбрать вы можете любую…
- Ну, старик, решился? Ведь мы с тобой почти подвиг совершим. Остальных пацанов от увольнения спасём. Есть в этом доля настоящего героизма и пожертвования…
- Ага, имена героев остались безвестными.… Пройдут пионеры, салют мальчишу.… Да, бывшая моя возликует… Хрен с ней, может молния в дом попадёт, и он сгорит. Ведь может?
- Конечно, может! – Светлея лицом и протягивая руку Старому, ответил Молодчик. – Принц, мы согласны! Я хочу быть дверью в загородной женской сауне!  Старый, а ты?
- Ну и зря, тебя там  братки будут с носка открывать. И шалавы по пьяни на тебя писать будут, - всхлипнув носом, ответил тот. – Я хочу быть дверью в хранилище секретных архивов в Библиотеке им. Ленина, - встав с ящика и приняв стойку «смирно» отчеканил Старый.
- Точно, идиот! – Покрутив пальцем у виска, хихикнул Молодчик. Но решение своё переменил. – Буду дверью в сауне женской сборной России по синхронному плаванью!
- Вы не шутите? – Встрепенулся Собака Балобака. – Это серьёзно?
- Какие тут, на хрен, шутки. Запоминай, монархист, как настоящие русские охранники ради своих товарищей всеми земными благами жертвуют! – С пафосом выкрикнул Молодчик.
- Собачка, ты это, постарайся нас обратно в людей побыстрее! А то пойдут у тебя пиры, фуршеты, девки… Хорошо, если петли будут смазанные, а если нет? От скрипа с ума сойдёшь.
- Старый, ты хоть понимаешь, какую ахинею ты несёшь? Безумная дверь!
- А ты хоть понимаешь, на какую ахинею мы добровольно подписались? Тоже мне, пацанов он спасает, Шойгу недоделанный!!! – Завопил Старый.
- Значит, согласны, - радостно клацнув зубами, прошептал Собака Балобака, щёлкнул пальцами своих старушечьих морщинистых рук и отрывисто произнёс. – Эники – беники, ели вареники, эники – беники SOS, вышел советский матрос…
            Через секунду у чердачного окна было пусто. Ещё несколько мгновений провисел в воздухе чёрный полиэтиленовый пакет, который был до этого в руке у Старого. Затем он жалобно звякнулся вниз. В солнечном луче причудливо заклубилась поднявшаяся с пола пыль.

ГЛАВА 9. Чудеса продолжаются или Почти всеобщее счастье в одном отдельно взятом маленьком московском дворике.

           Увы, я про это не знал. И забрёл в этот маленький московский дворик как всегда случайно. То ли с чекушкой водки, то ли с пакетом кефира. Хотя, нет. Водку я пил накануне, значит, с кефиром. Не смотря на моё не самое лучшее настроение и состояние, на перемены я обратил внимание почти сразу. Во дворе было подозрительно чисто. Блестели каплями влаги зелёные ухоженные газоны. Белели побеленные известью стволы деревьев. Клумбы радовали глаз цветным разнообразием цветов. И абсолютно ничего не валялось под ногами. Я невольно остановился и даже пошарил взглядом в поисках коврика. Захотелось вытереть об него свои пыльные башмаки. Переборов робость я сделал несколько шагов. И снова остановился. У столика стояло и курило несколько дворников в обычных оранжевых жилетах. Жилеты были обычные, дворники… Я знаю, мне никто не поверит. Но смею настаивать на своём. Все дворники были русскими!  Среди них я разглядел и несколько своих знакомых. Конь, Митрохин и Голобородько тоже стояли в этой компании опёршись на мётла. Я сделал ещё несколько робких шагов и до меня донеслись их спокойные деловые голоса:
- … надо Сан Санычу сказать, чтобы он новые шланги поливочные заказал…
- Шланги всегда успеются. Надо сначала на детской площадке для малышни  горку новую поставить. И у четырнадцатого дома лавочки покрасить. Света мне эскизы показывала, красиво. Она и краску за свои деньги купила. Молодец, девушка!
- Точно, шланги мы эти ещё раз все пересмотрим, подмотаем и подлатаем. Ещё сезон отходят. А вот без нового насоса нам не обойтись. Этот уже совсем мощность не даёт…
- Евгений Иванович, ты не забудь, напомни Сан Санычу. И с чужими машинами надо что-то делать. Вон тот зелёный «пежо» меня уже замучил, - сказал бывший таксист Митрохин, и указал пальцем в строну аккуратно огороженной автостоянки. – Каждый вечер после него остаётся шелуха и окурки. И поймать мне его, грязнулю, никак не получается.
- Не забуду, - ответил ему… Конь, и я впервые узнал его имя отчество. – Вячеслав пообещал  послезавтра поставить на въезде шлагбаум. Дежурить будем по очереди. Согласны?
- Конечно…это святое… не для дяди, а для себя, - с горячностью ответили дворники.
- Замоскворецкий сказал, значит, сделает, - сказал бывший военный Голобородько.
- Ну, всё, мужики, покурили и хватит. – Затушив окурок о край урны, сказал бывший таксист. – Никто за нас песок для новой песочницы разгружать не будет. Верно, бригадир?
- Виктор прав, - поддержал его Евгений Иванович Конь.- Да и Сан Саныч скоро с обходом пойдёт. Он ничего не упустит. - Дворники торопливо зашагали вглубь дворика.
           Земля пошатнулась у меня под ногами. Я сделал несколько неуверенных шагов и опустился на чистую, не порезанную и не исписанную лавочку. Переваривая всё услышанное, я медленно допивал кефир и в очередной раз терзал себя вопросом, не послышалось ли мне всё это. Когда пакет был пуст, и я начал крутить головой в поисках урны, передо мной абсолютно непонятно откуда возникли два малолетних дворовых авторитета.
- Давайте я его в урну выброшу, - протягивая руку за пакетом, предложил Витюшка Караваев и я послушно протянул ему опустевшую тару.
- Извините, а вы к кому, и в какую квартиру? – Спросил  его брат. У меня снова зашумело в голове и закачалось под ногами. – Если хотите, мы вас проводим?
- Зачем к человеку пристали? Может он просто присел тут отдохнуть. А что, хорошо тут у нас отдыхать!  - Раздался жизнерадостный мужской голос, и я опасливо поднял взгляд от земли.
Между братьями Караваевыми, держа их за руки, стоял их отец Стеклотара. Только вряд ли кто-то посмел  назвать так сейчас этого, тщательно выбритого, отутюженного и пахнущего хорошим парфюмом, мужчину. Сглотнув комок в горле я выдавил из себя: «Здрасьте».
- Добрый день! – Ответил Караваев – старший. – Вот, решил с ребятами прогуляться…
- Нас папка в Планетарий поведёт! – Радостно крикнул Витюшка.
- Мы там будем звёздную Вселенную изучать! – Вторил ему Колюшка.
            Я провожал их медленным задумчивым взглядом и не заметил, как рядом со мной на лавочке присел этот человек. Человек был в летней светлой хлопковой рубашке и брюках. Его румяное лицо и белоснежная улыбка излучали приветливость и открытость. Вот только взгляд его мутных желтоватых глаз показался мне каким-то неприятным. И знакомым. «Ну, и как тут у нас, нравится?» - Не дав мне сформулировать свои мысли, спросил человек.
- Да, действительно, очень хорошо. Я помню этот дворик другим…
- И я его помню другим, - ответил человек, - но теперь он будет только таким.
- Это ты? Вы?!? – С изумлением спросил я, вспомнив этот хрипловатый голос.
- Разве мы с вами знакомы? Что-то я вас не припоминаю, – потеряв доброжелательность и насторожившись, спросил тот.
- Вы меня вряд ли знаете. А я вас немного, по роду службы, знал, - признался я.
- Странно, очень странно, - сказал человек. – Извините, а вы здесь так. Или по делу?
- Да так, зашёл кефирчика попить, - признался я.
- Надеюсь, пустой пакет в урну выбросили? – Оглядевшись по сторонам, строгим голосом сказал человек. Я послушно кивнул головой. Он, немного помолчав, сказал. - А я дома побывал. Да вы, наверное, знаете?
- Конечно, знаю, - соврал я и подумал: «Всегда так, чуть расслабишься, и чёрт те что творится. Все замыслы и сюжеты псу под хвост…»
- И где мой дом, знаете? – Снова спросил человек.
- Знаю,  - уже не соврал я. И спросил. – Зубы там вставили?
- Нет, там дорого. Здесь, в районной поликлинике, Скажите, хорошо сделали? - Спросил человек и улыбнулся ослепительной улыбкой голливудской кинозвезды.
- Да, очень хорошо. Скажите, но если вы попали туда, то охранники… - я запнулся.
- Да, они стали дверьми. Это не я. Они сами выбрали свою участь…
- Балобака, но ведь ты опять здесь? Почему? – После раздумья, спросил я.
- Не надо. Балобаки больше нет! – Прорычал человек, и если бы я не успел отпрянуть, его клацнувшие новенькие зубы наверняка оттяпали мне нос. – Извини, привычка. Есть Александр Александрович Собакин, председатель правления ТСЖ. Можно просто Сан Саныч… Ты спрашиваешь, почему я вернулся? Скучно там. И опасно. Привык я здесь…
- А если подробнее? – Спросил я, поняв, что продолжать он не намерен.
- Родители умерли. Сёстры из-за престола все перессорились. Одна подослала ко мне убийцу, вторая хотела накормить отравленным пирожным. Крестьяне бунтуют, ремесленники требуют каких-то свобод и профсоюзов. Соседние королевства грозят войной и аннексией. Невесты, вдовы и старые девы, прохода не давали. Едва ли не силой тащили в свои постели…
- Да, несладко там у вас, - посочувствовал я новоявленному Сан Санычу.
- Гертруда Добродетельная совсем одряхлела и выжила из ума. Еле сумел уговорить её отправить меня обратно. Она три недели вспоминала нужные заклинания. Так что я теперь здесь навсегда. Здесь лучше. Люди меня уважают. Должность хорошая. Главное, видишь результаты своей деятельности. Поверь, а будет ещё лучше, - всё более оживляясь, говорил он.
- А в личном плане как? Свадьба не намечается? Не охмурила вас Светка Шапито? – Попытался пошутить я и тут же мысленно пожалел о пошловатости этой шутки.
- Да ну, что вы! Света совсем ещё ребёнок! Но ребёнок замечательный! Умный, добрый, активный! Самая большая моя помощница и затейница! – С жаром заговорил человек. – Вот сегодня у её подъезда танцы опять будут. Она где-то раздобыла патефон и старые пластинки. Изо всех домов люди сходятся. И пожилые, и молодёжь. А какая замечательная там атмосфера! Нет, я встречаюсь с нашим новым почтальоном Мариной. Замечательная женщина. И хозяйка хорошая. Знаете, какую она «зебру»* готовит! А ещё она у меня стихи пишет и на гитаре играет. В субботу пойдём заявление в ЗАГС подавать. - С явной гордостью сообщил он.
- Да, да, понимаю, - сказал я. И, решив блеснуть осведомлённостью, спросил. – Ну, как там Конь со своей бригадой, весь песок разгрузили?
           Ох, лучше бы я этого не спрашивал! Уже вернулась из Планетария счастливая и оживлённая мужская часть семейства Караваевых. Прошли группки возвращающихся с работы жильцов. Спустился вечер, и зажглись фонари. А Сан Саныч всё рассказывал мне про шланги, насосы, посадочный материал, асфальтирование, установку шлагбаума, переоборудование детской игровой площадки. И только, подошедший к нам и поскрипывающий новым протезом, дядя Паша прервал этот нескончаемый увлекательный монолог.
- Сан Саныч, ну ты чего, ядрён батон? Все уже собрались. В натуре, тебя одного ждут. Светка, зараза, не хочет без тебя музыку запускать! – С напором в голосе сказал старый «зек».
- Дядя Паша, ты же мне обещал? – С укоризной в голосе сказал тот и поднялся с лавочки.
- Саныч, блин! Я это того, от волнения! А так, ни-ни. Мне Люська - кошатница… Людмила Петровна, первый танец обещала. Да и не ругательства это вовсе. Присказки. А матом я уже месяц ни-ни. Хоть у кого спроси, - частя словами, оправдывался дядя Паша.
- Пошлите с нами, - предложил мне Сан Саныч. - Посмотрите, вам понравится.
- Спасибо. Подойду позже. Посижу ещё немного, подышу, - вежливо отказался я.
-  Вы холосты? – Спросил Сан Саныч, и я утвердительно кивнул головой. – Тогда, ждём. Есть там у нас несколько очень даже интересных женщин, - сказал он и заговорщически подмигнул мне своим жёлтым мутным глазом.
- Точно, девахи… женщины в самом соку! – Подтвердил его слова дядя Паша.
- Слушай, а петушки! – когда они уже отошли метров на десять, запоздало крикнул я.
- Кончились петушки, - остановившись и обернувшись, ответил Сан Саныч. – У меня теперь другие методы поощрения нашего подрастающего поколения.
- Откуда вы их брали?
- Слушай, я тебе и так всё по полочкам разложил. Пусть останется хотя бы одна маленькая тайна, - ответил председатель ТСЖ Собакин и улыбнулся своей новой ослепительной улыбкой.
           Через пару минут над двором поплыли звуки «Лунного вальса»*. Выйдя на тротуар и пройдя немного вперёд, я пристально всматривался большую группу танцующих людей. И даже рассмотрел голову Людмилы Петровны в элегантной шляпке из соломки. Остальных своих знакомых я рассмотреть не успел. Кто-то стал настойчиво махать мне рукой и я заспешил на улицу.

ГЛАВА 10. Маленький островок стабильности.

           Выйдя на пустую ночную улицу, я остановился и задумался. Я думал о том, что мир под моими ногами пошатнулся. Ещё несколько часов назад я считал его незыблемым и стабильным. Но встреча с бывшим Собакой Балобакой буквально перевернула всё с ног на голову. Я понял, в мире ещё есть чудеса. Неожиданно моё внимание привлекли два спорящих голоса. Голоса доносились со стороны недавно построенного элитного жилого комплекса.
- Если бы ты знал, сколько интересного и секретного узнал я там. Я знаю, кем был на самом деле Вольф Мессинг. Кто и куда вывез «золото партии». Почему Сталин до самого последнего момента не верил в нападение фашистской Германии…
- Дурачок! И что, тебе стало от этого легче? Всё это чушь и ерунда! Блин, если бы ты знал какие там девушки! Обалдеть! Когда они прикасались руками к моей ручке, клянусь, у меня топорщились и трещали все доски. Те, которые ниже пояса. А та, смугленькая, с двумя родинками на левой груди! Отстоим смену, и я тут же поеду с ней знакомиться…
           Я улыбнулся и подумал: " Вот он островок моей стабильности". Затем уверенно вступил в тёплую московскую ночь. Ноги сами понесли меня к магазину. Разумеется, не к молочному. Кефир и ряженка были сейчас бессильны. Я знал, что если мне не удастся сейчас упросить продавщицу продать мне бутылку водки, то только пара бутылок «жигулёвского барного» будет способна залить и «устаканить», всё то невероятное, что случилось со мной сегодня…               
            P.S. Водки мне не дали. После первой бутылки пива я курил и смотрел в звездное до одури небо. И неожиданно подумал: «Господи! Сколько же нам нужно таких «собак балобак», чтобы привести в порядок все большие и маленькие российские дворики?» Потом, когда пиво закончилось, я подумал вот что: « А на что же все мы? Неужели сами не в силах?»…
                10.01.13г.
               
Стр.12  Строчка из песни В. Высоцкого «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное – невероятное» из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи».
Стр.13  Служба Внешней Разведки.
Стр.14   Имеются ввиду сигареты в фильтр которых вставлены ампулы с ментолом.
Стр.17-18. Уголовный жаргон.
Стр.19  Один из героев культового советского сериала «Семнадцать мгновений весны».
Стр.22  Популярная польская киноактриса.
Стр.23  Сказка Антуана Сент – Экзюпери «Маленький Принц».
Стр.23 Имеется ввиду герой одноименного рассказа О’Генри.
Стр.28 Насильственное присоединение государством части, или всего другого государства
Стр.28 Пирог готовящийся по принципу торта, но не смазывающийся кремом.
Стр.28 Вальс М. Дунаевского из кинофильма «Цирк».