Нет повести прекраснее на свете - Глава 8

Сказки Про Жизнь
Судьба, тебя зовут непостоянной!
Коль это так – что до него тебе?
Так будь непостоянна; я надеюсь,
Тогда его держать не станешь долго
И мне вернешь.


Это было так чертовски странно – то, что на следующее утро после ужасного кровавого дня в небе Лос-Анджелеса все так же встало солнце, и люди проснулись и отправились по своим делам, и даже отец с матерью Адама привычно завтракали в общей столовой, обмениваясь колкостями и желтыми новостями. Сам Адам не знал, что именно он хочет от своих родных, от всего этого чертового мира, в котором творятся такие чудовищные вещи, но из него выветрился еще не весь страх, он даже не знал, добрался ли Томми до аэропорта Сан-Диего, а больше всего вопросов вызывало их ближайшее будущее, и от этого можно было потерять и сон и аппетит.

- Ты почему ничего не ешь? Адам? На тебе лица нет, ты спал вообще? – Лейла заботливо погладила сына по руке, подвигая поближе к нему тарелку с еще горячими черничными кексами.

- Вот не думал, что несчастье с Маркусом так тебя взволнует. Вы вроде не особо дружили, ведь так? К тому же, между нами, - Эбер чуть понизил голос, наклоняясь в сторону сына. – Я, конечно, никогда не скажу это в лицо Линде, но ее сын заслужил то, что с ним произошло. За что боролся, так сказать…

- Эбер, не стоит…

- Еще скажи, что ты так не думаешь! Я не буду счастлив, если придется его хоронить, но и сильно скорбеть не собираюсь.

- Он еще жив? Что говорят врачи? – Адам меньше всего на свете хотел слушать сейчас привычные препирательства родителей, да и на Маркуса ему было глубоко плевать.

Единственное, что по-настоящему имело значение – это уберечь любимого человека от вечного клейма «убийцы».

- Жив. Хотя это больше похоже на чудо. Видать, у Рэтлиффов хорошие святые покровители.

- А что с Сутаном?

- Тоже жив, представляешь! Я была худшего мнения о наших врачах, должна признаться. Но, увы, от судебных разбирательств нас это не убережет. Мэр, как ты понимаешь, в бешенстве… Так что не удивляйся, если тебя вызовут на допрос, они сейчас опрашивают всех вообще – до последней посудомойки в обоих особняках.

Вот это было действительно плохой новостью. Подгоняемые самим мэром, обычно ленивые и не слишком усердные детективы Лос-Анджелеса могли раскопать многое: и странные отлучки Адама в Бербанк, и регулярные ночные загулы Томми, и нехарактерную активность, которая могла быть замечена вчера ночью около бара Чеззи.

Страх не отпускал младшего Ламберта еще несколько дней  - Адам почти сроднился с ним, привык к постоянному стрессовому состоянию, плохому сну и аппетиту, паническим мыслям, подавляемым с переменным успехом. Он все время ждал плохих новостей, и каждый раз удивлялся их отсутствию, чуть ли не насильно заставляя себя поверить в то, что все, вроде бы, обошлось.

«Состояние мистера Амрула на сегодняшний момент признано стабильным. Пациент пришел в сознание и дал важные показания, еще более усугубляющие вину второго участника кровавой драки – Маркуса Молинари…»

- Этот крысиный прихвостень будет сейчас до конца выгораживать младшего Рэтлиффа, - фыркал отец Адама, отбрасывая от себя газету. – Я не умаляю вину Маркуса, но не собираюсь один разгребать все дерьмо! В том, что случилось, наши кланы оба виноваты, пусть только Джон попробует свалить все на нас!

Адам слушал вполуха, жадно просматривая колонки происшествий и полицейской хроники на своем ноутбуке – новое «развлечение». Отсутствие новостей о Томми каждый раз было самой лучшей новостью за день, но как же трудно было убедить себя, что это не отсрочка, что любимый человек действительно в безопасности.

Невозможность что-либо узнать о Томми душила Адама. Он и всегда был осторожным, но сейчас возвел эту свою черту характера почти что  в паранойю. Зная точно, где и под каким именем скрывается Томми, наследник «Ягнят» запрещал себе даже в мечтах попытаться разузнать через третьи, пятые, десятые руки, как он там, там ли он вообще. Он попросил Даниэллу вывезти из квартиры в Бербанке все их  вещи и продать ее как можно скорее, он боялся даже близко подъехать к бару Чеззи, чтобы убедиться, что хотя бы первая часть плана в ту ночь увенчалась успехом. Мысленно Адам бродил вокруг особняка Рэтлиффов, пытаясь выведать там какие-либо новости, хотя это было глупо – едва ли они знали даже то, что знал он. Мучаясь бессонницей, Адам пытался представить тот гостиничный номер в далеком Вегасе, и Томми, скрючившегося на кровати… ждущего его…

Адам прекрасно знал, что должен что-то предпринять, делать какие-то шаги – дальше,  придумывать новый план. Но его уже три раза вызывали на допрос, и хоть никто не брал с наследника пострадавшего клана подписку о невыезде, Адам постоянно чувствовал себя «под колпаком».

- Если вы что-то узнаете, услышите…  Если ваш двоюродный брат придет в сознание и вспомнит какую-либо важную информацию…

- Да-да, я помню, детектив Лейтон, я сразу же сообщу вам.

Грузный и почему-то всегда простуженный детектив неопределенного возраста внушал Адаму отвращение пополам с ужасом, он готов был согласиться на что угодно, лишь бы максимально сократить время их встреч.

- Надеюсь. Сами понимаете, показания племянника мэра ухудшают положение вашей семьи все больше и больше. А из других свидетелей у нас – лишь друзья мистера Рэтлиффа, что тоже, кхм… совсем вам не на пользу…

- А что этот Рэтлифф? Совсем никаких зацепок? Неужели полиции ничего не известно о нем?

Адам сам испугался своих же вопросов – видимо, измученное неизвестностью сердце на миг затмило голос разума. Лейтон пожевал нижнюю губу, пристально вглядываясь в своего собеседника, словно раздумывая – насколько можно ему доверять, и эта заминка чуть не свела Адама с ума.

«Сейчас скажет, что они напали на след, и я…»

- Даже если бы я и знал хоть что-то о младшем Рэтлиффе, я ничего бы вам не сказал, мистер Ламберт. И мой вам добрый совет – выкиньте из головы все эти ваши мысли о кровной мести. Домстились уже… вся полиция Лос-Анджелеса неделю в участках ночует. Если… когда мы его найдем – он предстанет перед судом и получит по нашим законам. И никаких вендетт!

После этого разговора Адаму пришлось пройтись пешком – руки дрожали, и он боялся сесть за руль. Сердце колотилось как сумасшедшее, мысли метались, разламывая голову. С одной стороны, можно было радоваться: полиция явно все еще даже приблизительно не в курсе, где искать Томми. Но с другой…

«Сколько им нужно времени? Рано или поздно догадаются пробить данные пассажиров, покинувших в те дни штат, доберутся и до Вегаса – далеко ли? Томми нужно убираться из страны, куда угодно, хоть к своим сицилийским родственникам… Хотя, если дело дойдет до международного розыска… Но он будет сидеть там, в этом отеле, в Лас-Вегасе, и ждать меня, как обещал. А я… Что я могу? Что еще я могу?!»

А тем временем, обстановка вокруг обоих обиженных семейств только накалялась. Мэр вызвал глав кланов на серьезный разговор, и видимо, не ограничился штрафами, потому что Эбер вернулся домой бледный и молчаливый и до утра заперся в своей комнате с бутылкой виски. А пока «верха» расплачивались за учиненные бесчинства более или менее законными способами, среди «низов», то есть простых представителей «Крыс» и «Ягнят», зрело все больше ненависти. Богатым бездельникам, вроде извечных дружков Маркуса, всегда было наплевать на закон и какую-то там справедливость. Многолетняя ненависть друг к другу, об истоках которой мало кто имел четкое представление,  наконец-то получила вполне осязаемый повод: теперь можно было мстить «подлым Крысам» за своего предводителя, вторую неделю не приходившего в сознание, или срывать зло на вероломных «овцах», из-за тупой жестокости которых клан Рэтлиффов практически лишился наследника. Оказавшийся в рабской зависимости от новостных сайтов, Адам с ужасом замечал, как все увеличивается число мелких конфликтов и столкновений, как растут списки пострадавших с той и другой стороны, как Лос-Анджелес медленно, но верно переходит на почти военное положение, и недалеко то время, когда мэр закроет туристический сезон и объявит в городе комендантский час.

Возможно, Адам мог бы и сейчас продолжать закрывать глаза на этот беспредел – как делал всю свою сознательную жизнь. «Если не можешь что-то изменить, сделай вид, что этого не существует» - не самый благородный и мужественный жизненный принцип, но надо же как-то выживать, если не хочешь становиться таким же, как они все, таким же, как Маркус. Но сейчас эта отлаженная система «самозащиты» дала сбой: Адам не мог больше игнорировать набивший всем оскомину конфликт кланов, просто потому, что теперь это касалось его лично – больше, чем кто-либо мог себе представить.

- Мать следит за каждым моим шагом! Отец все больше грузит меня делами клана, как будто собрался на следующей неделе уходить на покой! Как – скажи, КАК я могу в такой обстановке вытащить Томми из этой… из этого…

- Милый, успокойся, - верная Даниэлла прижимала к груди руки, глядя на нервно вышагивающего по комнате друга почти со страхом. – От того, что ты нервничаешь, ничего не изменится, ведь так? Наоборот, нужно успокоиться, а на трезвую голову к тебе обязательно придет решение! В конце концов, вы оба на свободе и в относительной безопасности – нужно просто выждать время…

Время. Оно, несомненно, могло бы  помочь, если бы у них оно было. Но каждый новый день без Томми – без новостей о Томми, без его тепла, глаз, поцелуев – сводил Адама с ума, принося вместо успокоения новые страхи, рисуя страшные картины того, что еще не случилось, но может произойти каждую минуту.

И все же, Адам недооценивал себя и ситуацию в целом. Оказывается, все было не так плохо, не настолько безнадежно – грех жаловаться. Было – до тех пор, пока в один из обычных тоскливых нервных дней отец не вызвал младшего Ламберта в кабинет для серьезного разговора.

- Я  не буду долго рассусоливать, хоть твоя мать и проела мне всю плешь сегодня утром про то, как нужно издалека поднимать такие деликатные вопросы. Мы с тобой двое взрослых мужчин, думаю, как-нибудь разберемся.

- Начало многообещающее, - Адам попытался усмехнуться, но вышло, видимо, нечто жалкое, раз даже Эбер неловко отвел взгляд.

- Да уж… В общем, все  на самом деле просто. Помнится мне, мы как-то говорили о твоей женитьбе? Так вот сейчас самое подходящее для этого время.

- Ты… ты шутишь, наверное, да? Или издеваешься? – пожалуй, если бы отец заявил о собственной отставке или о том, что хочет передать наследование кланом Маркусу, Адам удивился бы гораздо меньше. – Сейчас? Подходящее время?! Маркус помирает в больнице, у нас по три раза на неделе в доме бывают копы, наши люди почти готовы брать особняк Рэтлиффов приступом – и это ты называешь подходящим временем для свадьбы?!

- Все сказал? Теперь меня послушай. Маркус уже две недели помирает, такие говнюки живучее бездомных кошек. И уж в любом случае, Маркус не  твоя забота. Копы, глядишь, и отвалятся, чтобы не мешать свадебным приготовлениям – опять же плюс. Но самое главное – тут ты правильно заметил – Рэтлиффы.

Адаму все больше казалось, что он спит и видит психоделический кошмар, даже захотелось ущипнуть себя, лишь бы проснуться. Решимость его отца пугала, странное заявление все меньше походило на шутку, а приводимые доводы выбивали почву из-под ног молодого Ламберта с каждым новым словом.

- Как ты наверняка видишь и сам, отношения между кланами в последнее время… Да что я тут буду распинаться - мы в полном дерьме, на самом деле. Мэр пригрозил такими санкциями, что лучше бы я сейчас лежал в реанимации вместо этого самодура доморощенного, и пузыри пускал. Рэтлиффы в бешенстве, а как же: у меня оба наследника все еще под рукой, а у них и был-то всего один, и тот сплыл… И насколько  я знаю… неважно, откуда… у них в клане могут произойти серьезные перемены. Не зря Джон в этом году не вылезал с итальянских курортов, если ты понимаешь, о чем я говорю.

- Папа, я могу понять все, что угодно, кроме одного – на кой мне сейчас жениться?! Что это даст? – все то время, пока Эбер разглагольствовал о малопонятных межклановых интригах, Адам лихорадочно пытался придумать причину для отказа от брака, любую, какую угодно, хоть самую бредовую… и не находил.

- Ха! Тут вопрос стоит неправильно. Не «на кой», а «на ком»! Жениться надо вот прямо срочно, поверь. Мать тебе личное дело показывала этого… ах ты черт, там такое имя… в общем, парнишки из Финляндии? Ты на что-то, кроме его задницы, посмотрел там? Ага, я так и думал… Ладно, я тебя сейчас введу в курс дела…

Кошмар затягивался, приобретая все более сюрреалистичные формы. Оказывается, финский мальчик был не просто «из хорошей семьи», а младшим сыном очень крупного заинтересованного лица, чуть ли не на государственном уровне. И породнившись с этой уважаемой фамилией…

- Мы и мэра нашего сможем прибрать к рукам, ты подумай! Международный бизнес, как ни крути – один шаг до Большой Политики!

- Отец… - надежда таяла с каждым словом, с все возрастающим энтузиазмом в голосе Эбера, но Адам должен был хотя бы попытаться. – Отец… Я… Я все понимаю, но… Это же  моя жизнь. Я не хочу жениться на… человеке, которого видел только на фото, это… черт, это же средневековье какое-то!

- Сын, - Эбер встал и положил тяжелую ладонь на плечо своего отпрыска. – Ты прекрасно знаешь, что мы с матерью всегда и во всем шли тебе навстречу. Но сейчас… пришло время пойти навстречу нам. Поверь, я не так многого от тебя прошу… как будущего моего преемника, как  лидера целого клана. Привыкай. Чем выше летаешь, тем большим приходится жертвовать.

Наверное, Адам мог еще много чего сказать, возможно, он мог выторговать себе хотя бы отсрочку – до выздоровления Маркуса, до усмирения беспорядков… но внутреннее чутье на этот раз не давало шансов усомниться: отец не отступится. Он должен уступить.

- Хорошо. Когда я должен вылететь за… за женихом?

-Чем быстрее, тем лучше. И, Адам… выучи, наконец, его имя, а то неловко как-то, честное слово… Спасибо, сын.

Каждый шаг отдавался в тишине коридоров и лестниц гулко, как церковный колокол – тот самый, который он скоро услышит в свою честь. Или геев не венчают в католических церквях? Какая разница…  Адам машинально сворачивал, куда нужно, привычно перешагивал через последнюю ступень, рассеянно скользил пальцами по резным мраморным перилам. Ловушка…

«Или спасение?»

- Дани, ты можешь помочь мне? В последний раз…