Сейчас среди цыганских детей много белокурых и
голубоглазых. "Так вот случается, что наших женщин любят
славяне, - говорит цыганка Мария. - И этих белокурых и
голубоглазых детей мы тоже считаем своими".
Студентов четвертого курса Политехнического института направляют в военный лагерь в Карпатах. Там они должны завершить военное обучение и сдать экзамены на присвоение офицерских званий.
Но юность на то и юность, чтобы жизнь была веселой и с приключениями.
«Эй, цыганка, цыганочка Аза! До чего ж ты хороша, Аза черноглаза!» Вы, читатель, возможно, слышали эти слова, а возможно, и нет. А мне и слова, и мотив их напева, гуляющие в народе, наверное, еще с незапамятных времен, почему-то врезались в память. Может, потому, что жизненный путь мой довольно часто пересекали цыгане?
С далекого детства помню, как маме гадала цыганка, у которой в подтверждение сказанных ею слов, то в стакане начинала шипеть вода, то вдруг падали ложки и вилки, то разрезанная пополам веревка вдруг становилась целой. Мама моя была поражена всем этим, а я, Фома неверующий, но в то же время и наблюдательный в возрасте девяти лет, показывал потом маме, что и как делала цыганка, чтобы выдурить у нее последние рублевки.
Потом, уже учась в пятом классе, у меня появился друг, цыган Вася. Красивый круглолицый чернявый мальчик. Он был года на два-три старше меня, но учились мы вместе, и посадили его за парту рядом со мной. Отец его попросил классную руководительницу посадить Васю рядом с тихим и хорошо успевающим учеником. Выбор пал на меня, хотя отличников в классе было человек пять. Возможно потому, что четыре из них были девочками, а может, из-за того, что хоть и жили мы на разных улицах, но всего в квартале друг от друга.
Конечно, я помогал Васе разобраться в математике и вообще, все уроки мы готовили вместе. Он, в свою очередь, учил меня ездить на лошади и отплясывать цыганские танцы.
А однажды такой конфуз случился. Не помню уж из-за чего, мы поссорились с Васей. И перестали ходить друг к другу, и уроки не готовили вместе. К нам домой пришел отец Васи и стал упрашивать меня позабыть обиды и позаниматься с ним.
-Ну, пожалуйста, позанимайся с Васей, подсказывай ему, как и что делать, я тебе деньги буду давать, - сказал напоследок отец Васи, вытащил из кармана пять рублей и протянул мне.
Тогда, в то далекое время о рыночных отношениях никто из трудящихся Страны Советов и не помышлял. А пять рублей, когда мама давала мне на мороженое и газированную воду изредка только по пятнадцать копеек, для пацана были целым состоянием.
-Да что Вы! – запротестовал я, - Не надо мне Ваших денег!
Но присутствующая при этом моя тетя Дуня, у которой мы жили, твердо сказала:
-Дают – бери, и не выпендривайся!
С большой неохотой я взял деньги, говоря:
-Ну, зачем Вы? Я бы и так помог Ваське.
С тех пор прошло много лет. Я закончил четвертый год обучения в Киевском политехническом институте, и всех хлопцев курса направили в военные лагеря на практическую полевую учебу и работу. Студентов электрофака, где учился и я, направили в войсковую часть в небольшом закарпатском городке Свалява.
Расположившись в долине Украинских Карпат, где горы переходят в низину, Свалява будто подковою опоясана горными хребтами, над которыми с севера возвышается до облаков величавая гора Стой высотою около 1680 метров. Это создает природную защиту городка от северных ветров, а с юга сюда свободно проникает солнечное тепло.
Войсковая часть, в которой я проходил практику по «военке», располагалась северо-западнее Свалявы, на левом берегу речки Свалявка, тут же впадающей в реку Латорицу.
Это был прекрасный отдых! Лето. Нас одели в солдатскую форму и поселили в палатках. По утрам мы спускались к реке Свалявке, делали на берегу ее зарядку и тут же, в ледяной воде горной реки, умывались и даже купались. После завтрака шли на теоретические и практические занятия. Изучали боевую, действующую тогда в наших частях технику. Занятия длились до обеда. После обеда был двухчасовый перерыв. Затем снова занятия, ужин и до отбоя свободное время.
Но и после отбоя у нас было «свободное время». Ведь все мы были молодыми и с большим разнообразием интересов. Кто, укрывшись одеялом, включал фонарик и читал книгу, иные умудрялись под одеялами играть в преферанс, кто-то уходил в город и наслаждался в закусочной сухим вином, а некоторые, путешествуя по ночам, изучали горную лесистую окрестность. Благо, наш палаточный городок располагался вблизи крутого, около десяти метров высоты, обрыва к реке и не был огражден забором. Вот с этого-то обрыва мы и скатывались вниз к реке. А дальше – кто куда.
Лето было жарким. Поэтому купаться на Свалявку с группой ребят я ходил и во время обеденных перерывов. Обычно мы располагались на противоположном пологом берегу, переправа на который не составляла труда, т.к. горные реки летом сильно мелеют, становятся узкими и течение их ослабевает.
С некоторых пор я стал замечать, что в это же время и на это же место только на другом берегу стали приходить цыганские дети. Пять-шесть девочек и один совсем маленький мальчик. Они, как и любые дети, голяком плескались и брызгались в воде, бегали потом по берегу и громко визжали. Среди них была одна старшая, уже девушка лет шестнадцати. Она наблюдала за ребятней и не купалась.
Ширина реки здесь была метров пять. Слышимость была прекрасной. И мы, в надежде увидеть тело девушки, стали просить ее искупаться. В диалог с нами она не вступала, только отрицательно качала головой.
Наши купания и одновременные купания цыганчат продолжались. Понаблюдав некоторое время за старшей цыганочкой, я заметил, что и она с интересом разглядывает нас, хлопцев. Заметил также, что она круглолица, красива и, показалось, что черты лица ее мне знакомы.
Как-то вечером один из моих одногруппников, Жора, предложил ребятам сходить после отбоя в лес, посмотреть, как ночью светятся гнилушки. Это, мол, недалеко от нашего лагеря. Он уже был днем около высокого гнилого пня, но днем не видно, светятся или нет гнилушки. Идти никто не захотел. Жора, высокий под два метра парень, так жалобно просил, что мне стало его жалко, и я согласился пойти с ним.
Подождав еще с полчасика после отбоя, и убедившись, что лагерное начальство разошлось по домам, мы с Жорой выступили в поход. Благополучно скатились с обрыва к Свалявке, и пошли по течению реки по ее левому берегу. Постепенно поднимаясь в гору, через десять-пятнадцать минут путешествия путь нам преградил овраг, на дне которого журчала вода притока Свалявки, а, возможно, уже Латорицы. В сумерках определить это было сложно.
-Теперь нам нужно, поднимаясь в гору, пройти вдоль этого оврага метров триста, и будем на месте, - сказал Жора. И мы свернули налево.
Сначала идти было легко, т.к. вдоль Свалявки шла тропка. Но подъем оказался довольно крутым. И хотя мы были молодыми и здоровыми парнями, триста метров подъема нам дались с трудом.
Летом темнеет поздно. Поэтому нас пока еще окружали сумерки, а не глухая темень. Остаток от разбитого когда-то молнией одиноко стоящего большого дерева, метра четыре высотой, гордо маячил на ровной площадке у самого края скалистого обрыва. Мы подошли к нему вплотную. Там, где не было коры, ствол был белым и видимым издалека, но света не излучал. Конечно же, Жора был очень и очень разочарован. Да и мне было досадно: только время и энергию потеряли зря.
Я ощупал белую часть ствола и убедился, что дерево действительно сгнило. Отломил кусок.
-Зачем он тебе? – спросил Жора.
-Сейчас еще нет полной темноты, возможно, поэтому мы и не видим света гнилушки. Вернемся в лагерь, и я посмотрю под одеялом.
-Да, ты прав, надо создать полную темноту, чтобы убедиться, светит или не светит гнилушка. Я тоже отломлю себе кусок.
-Не стоит. Нам хватит и этого, - возразил я, и Жора согласился, - Ну, что, спускаемся?
-Нет, - ответил Жора, - рано еще возвращаться, да, и не хочется. Ну, что ты будешь делать в лагере? Давай поднимемся по этой тропе еще. Тут недалеко мы должны выйти на поперечную грунтовую дорогу. Пойдем по ней в сторону нашей части. Обойдем ее, спустимся к Свалявке и вернемся в лагерь.
-Откуда ты знаешь, что тут есть дорога?
-А я тут после обеда уже был и выходил на эту дорогу.
-Хорошо, - говорю, - пошли.
Поднимаясь выше, тропка стала удаляться от русла притока и углубляться в лес. В лесу сразу потемнело. Но и здесь гнилушка, которую я нес с собой, тоже не светилась. Идти по лесу в темноте было неуютно. Но вот подъем прекратился, и, пройдя еще метров сто по лесу, мы вышли на дорогу. Снова стало светлее и веселее на душе.
Пошли в сторону нашей части, предполагая, что, в конце концов, мы выйдем на асфальтную дорогу, ведущую к мосту через Свалявку и дальше в городок Сваляву. Предположение было обоснованным, т.к. на эту дорогу у моста я уже выходил несколько раз, когда после отбоя ходил в город. В городе сравнительно недалеко от моста было кафе с открытой верандой. Вот на эту веранду я и ходил выпить стаканчик дешевого сухого винца «Ркацители» местного производства. Там я впервые с удивлением увидел, что местные жители пьют сухое вино разбавленным газированной водой «Поляна квасова» также местного производства. Я тоже попробовал так делать. И Вы знаете, читатель, если три части вина разбавить одной частью этой воды, то получается совсем неплохой слабоалкогольный напиток, прекрасно утоляющий жажду.
Прямая дорога плавно опускала нас с лесистой горы. Видимо, это вначале была просека, а потом по ней стали ездить, и превратили в дорогу. Минут через сорок хода мы вышли на асфальтную дорогу и пошли по ней в сторону моста.
Наше путешествие на этом скоро бы и закончилось, если бы по правую сторону дороги метрах в пятнадцати от нее мы не увидели какие-то маленькие без единого огонька лачужки.
-Интересно, что это может быть? – спросил Жора.
-А мне, Жора, совсем неинтересно. Пошли быстрее в лагерь!
-Сашка, давай спустимся, посмотрим. Это же займет всего несколько минут! – умоляюще проговорил Жора.
-Черт с тобой, давай, все равно ночь уже пропала, - пробурчал я, и мы стали осторожно спускаться.
Подойдя поближе к лачужкам, увидели, что это какое-то поселение. Но почему в нем нет признаков жизни? Бесшумно, почти крадучись ступая мимо хибарок, мы прошли немного вглубь его и тут же были окружены детворой. Детвора была цыганской. Поняли – мы попали в цыганский табор.
Это было как в книге, описывающей приключения Гулливера в стране лилипутов. Детвора кричала, что мы попались и что нам сейчас будет плохо, и стала теснить нас в центр табора.
Неожиданно дверь ближайшей к нам лачуги открылась и оттуда вышла женщина. Она громко что-то сказала по-цыгански, и детвора от нас отступила. Женщина подошла к нам ближе, и я сразу же узнал ее. Это была та самая шестнадцатилетняя девушка, которая приводила на Свалявку купаться цыганских детей.
Она попросила нас пройти в лачугу, из которой вышла, и вошла туда первой. Я, а за мной и Жора покорно пошли за ней.
В лачуге площадью не более четырех метров светила маленькая лампадка. Но и ее чуть-чуть брезжащего света было достаточно мне, чтобы оценить всю нищету убранства в хибарке. У стен напротив входа и слева стояли два спальных места. Кроватями эти дощатые настилы, укрытые каким-то засаленным руньем, назвать было трудно. Слева же, но ближе к входу у крохотного оконца ютился маленький столик. Стульев в хибарке не было. На настилах сидело несколько девочек двенадцати-четырнадцати лет.
-Ну, и зачем же вы сюда пришли? – круто разворачиваясь к нам лицом, строго спросила пригласившая нас девушка.
Расстояние между мной и цыганочкой было настолько малым, а ее разворот таким для меня неожиданным, что я сделал шаг назад и уперся в двухметрового Жору. Глаза мои, как лучи локатора, скользили по лицу цыганочки вдоль и поперек. Несомненно, черты ее лица мне знакомы. Но где, когда я видел такое лицо? И тут же меня пронзило, да ведь это же лицо очень похоже на лицо моего школьного друга Васи! Такое же круглое и широкоскулое, с широкими черными дугами бровей над большими темными как ночь глазами. Существенным отличием было то, что смуглое лицо цыганочки было усеяно привычными для меня, славянина, веснушками, придающими девичьему лицу цыганки особую прелесть. Мне стало легко, и я чуть было не выпалил, что пришли мы, чтобы поразвлечься с цыганочками. Но Жора опередил меня:
-Да заблудились мы. Вот и хотели тут спросить, как нам добраться до нашего лагеря. А у вас здесь что, старших нет, что ли? – добавил Жора.
-Как нет? Я – старшая, - гордо заявила цыганочка.
-А где же родители и все взрослое население? – вмешался я.
-Все уехали на заработки, - ответила она.
Тем временем девочки, сидевшие на дощатых настилах, встали, подошли к нам и наперебой стали нас расспрашивать:
-А, правда, что вы не солдаты?
-Правда.
-А кто же вы?
-Мы студенты, и здесь учимся на офицеров.
-О, так у вас есть деньги?
-Немного есть.
-У офицеров всегда много денег! – восторженно закричали девочки, - Не обманывайте нас!
-Мы вас не обманываем. Мы ведь еще не офицеры, а только учимся.
-Ну, деньги у вас есть?
-Да, конечно, есть немного.
-А вы хотите с нами потыкаться? – вдруг выпалила одна из девочек, показывая большим и указательным пальцами одной руки кольцо, в которое она всовывала и высовывала прямой указательный палец другой руки.
Мы поняли эти жесты и этот ошеломивший нас вопрос. Но я уже был готов к развлечениям с девушками и, не растерявшись, спросил:
-А вы, хотите?
-Хотим, только за деньги! – твердо проговорила та девочка.
Я пристально посмотрел на нее. Худенькая, небольшого росточка, лет четырнадцати – она выдержала мой взгляд. А я смотрел и думал, ну, что же это за жизнь у цыган? Такая нищета, такая нагота, что заставляет девочек с четырнадцати лет торговать своим телом! А ведь правители страны нашей гордо заявляют, что социализм у нас уже построен!..
Но молодость, она на то и молодость, чтобы не грустить и не думать о глобальных бедах. И я уже неотрывно смотрел на старшую цыганочку, похожую лицом на моего школьного товарища Васю. Ах, как хороша была девушка! Груди и бедра ее налиты уже женственностью, и она так и манила меня своей все еще детской красотой. Божественно красивой казалась мне цыганочка! Вот с ней я бы, говоря жаргоном цыганчат, «потыкался».
Аза, так звали цыганочку, также неотрывно смотрела мне в глаза. Ее жгучие черные глаза испускали огромное желание, как бы говоря, на, возьми меня, возьми прямо сейчас!
Непроизвольно мои руки потянулись к ней, и мои ладони встретились с ее горячими и нежными ладонями. Сделав шаг вперед, я обнял ее плечи и спросил, смотря в ее горящие глаза:
-А ты хочешь со мной?
Аза согласно опустила взгляд и прислонила лоб к моему плечу. В голове моей радостно пронеслось: «Эй, цыганка, моя черноглаза, полюбил тебя я сразу, цыганочка Аза!» И я скомандовал:
-Всем на выход, марш! Давайте, давайте, девчата! – и, оборачиваясь к Жоре, - И ты выходи тоже.
-Сашка, да ты что, нам ведь в лагерь надо! – запротестовал Жора.
-Жора, теперь я тебе скажу. Это всего несколько минут. А потом это же сделаешь и ты. Я тебя подожду.
С этими словами я выпроводил из хибарки последнего, все еще упирающегося Жору. Закрыв дверь и обернувшись, я увидел уже лежащую на настиле слева Азу. Подойдя к ней и наклонившись, я поцеловал ее глаза. Плоть моя уже вздыбилась, а душа пела: «Эй, цыганка, цыганочка Аза! Ты с ума меня свела, Аза черноглаза!»
Но, ни раздеваться, ни, тем более, ложиться на настил с грудой грязного рунья мне никак не хотелось. Еще вшей наловлю или какая-нибудь зараза прицепится. Настил был низким, по колено. И если оставить Азу на настиле, то мне нужно вставать на земляной сильно пыльный и ничем не застеленный пол на колени. Этого я тоже не мог себе позволить. Повернувшись, увидел столик. Вот он-то как раз и подойдет нам.
-Вставай, Аза, - тихо сказал я.
-А что, ты разве не хочешь?
-Хочу, очень хочу, но на столе нам будет гораздо лучше! – возбужденно проговорил и, уже не слушая ее ответа, подхватил Азу на руки и положил на столик.
Быстро поднял ее юбку. Мне открылось молодое обнаженное тело. Аза была без трусиков. Ага, теперь понятно, почему Аза не хотела в нашем присутствии купаться. У нее даже трусиков нет, не говоря уж о купальнике! Закидываю ее красивые ноги себе на плечи и, смотря прямо в ее жаром пышущий зев, лихорадочно расстегиваю пуговицы своего галифе. Освобождаю от пут одежды своего славного балуна, направляю и вставляю его головку в створки входа жадно ждущей и безумно влекущей меня пещерки блаженства.
-Ты что, по-офицерски будешь? – спросила Аза.
-Конечно, я же будущий офицер, - подтвердил со стоном.
Член мой неистово буравил все закоулочки блаженной пещерки Азы. Дыхание наше стало прерывистым, и ни она, ни я не проронили в процессе этого больше ни слова. Только все крепче и крепче мы сжимали друг друга руками, все яростнее и яростнее впивались мы друг в друга губами. Все учащеннее бились наши сердца, все напряженнее и жестче становился мой балун-шалун, все глубже и остервенелее входил он в недра Азы, все теснее и теснее смыкались своды пещерки, все крепче сжимались створки зева…
И вот апогей, экстаз. Мой член вошел в Азу, показалось мне, до ее пупка. Она не сказала, а прохрипела, крепко прижимая меня к себе:
-Ой, как мне хорошо!..
А душа моя пела: «Эй, цыганка, цыганочка Аза, довела меня ты, мила, прямо до экстаза!»
Выйти из состояния райского блаженства нас заставил стук в дверь и нетерпеливые голоса подружек Азы:
-Скоро вы там? Давайте быстрее!
Да, действительно, на негу у нас нет времени. Быстро освободился от ног Азы, застегнул галифе. Аза, как ни в чем не бывало, уже сидела на настиле. Громко сказал:
-Заходите.
В лачужку гурьбой ввалились подружки, а за ними вошел и Жора.
-Ну, как тут у вас, получилось? – спросил он.
-Само собой, - говорю, - и у тебя получится.
-А с кем же у меня получится? – возразил Жора.
-Да хоть вон с ней, - показываю я на четырнадцатилетнюю девочку, которая первая предложила «потыкаться».
-Нет, с ней я не хочу. Вот с Азой я бы с удовольствием. Аза, будешь со мной?
Аза, молча, отрицательно покачала головой.
-Вот видишь, не дает мне твоя Аза. Так что пошли скорее в лагерь, а то скоро светать будет, - продолжил Жора, обращаясь ко мне.
-И, правда, девочки, - подхватил я, - нам действительно пора уходить. До свидания.
Я подошел к Азе. Она встала с настила. Мы обнялись, горячо расцеловались, и вслед за Жорой я вышел из хибарки.
Черный фон звездного неба уже серел. Посвежело. Над Свалявкой и Латорицей поднимался густой туман.
-Пошли, Жора! – скомандовал я, поеживаясь. И, мурлыча себе под нос «Эй, цыганка, цыганочка Аза, ты дала, дала мне сразу, а другу ни разу!», бодро зашагал в сторону асфальтной дороги.
Будучи уже в лагере, я вспомнил, что цель-то нашего ночного похода - гнилушка - осталась в цыганском таборе…
Ваш Фас.
03.12.2010