В России - перестройка, а в Греции - поздняя осень. На маленьком островке, опоясанном Эгейским морем, притулился к скале рыбацкий поселок, сползающий белым амфитеатром в бухту, в которой лениво покачиваются с десяток лодок и лодочек. Слабый ветерок доносит с горных террас сладкий запах апельсинов и винограда. Ласковое мягкое солнце круглым куском топленого масла облизывает белые стены домов и, расплавляясь, тонет в лазурном море.
В таверне за столом сидят русские «челноки»: двое мужчин и две женщины. Рядом с ними прямоугольными блоками сложены большие клетчатые сумки. Торговцы ждут рейсовое суденышко, которое должно переправить их на континент.
Из глубины таверны, опершись спиной о барную стойку, с интересом наблюдает за посетителями хозяин – старый грек. Особенно его привлекает рыженькая с высоким бюстом, в облегающем красном платье, и сверкающими, оливкового цвета настороженными глазами.
Русские долго и тщательно изучают меню. Два официанта, не обращая на них внимания, доигрывают партию в тавло. Наконец, клиенты созрели. Подозвав официанта, они пытаются что-то у него выяснить, чего-то добиться, говоря разом на англо-русском, французско-нижегородском языках и тыкая пальцами в меню.
- Эй, Николос, что там? - кричит хозяин.
- Господа советские хотят скидок, - скривившись, отвечает официант.
- Ладно! Будет им скидка. Скажи: мы их понимаем. Горбачёв! Перестройка! Скидки! Всё равно конец сезона, настоящих посетителей мало.
Заказ принят, и Николос и Диметрус – второй официант, начинают с ленивой грацией сервировать стол, демонстрируя свое превосходство, небрежно расставляя перед гостями греческие и салаты из морепродуктов. На кухне, шипя, готовится мясо молодого барашка.
Рыжая следит за официантами, хозяином и своими спутниками одновременно. Она старается подмечать и контролировать всё вокруг. А старый грек, не стесняясь, в упор разглядывает её. «Хороша, - думает, – сочная козочка!» Губы спелыми, слегка потрескавшимися дольками апельсина гранатового цвета, манят к себе, вызывая во рту грека терпкий вкус давно забытой страсти.
Принесли мясо. Гости набрасываются на еду. Едят молча, быстро. «Странные эти русские, - думает хозяин, – куда они спешат? Можно подумать, что в СССР их не кормят». Один из мужчин, утолив первый голод, но, продолжая жевать, подзывает официанта и опять начинает ему что-то внушать. Официант отрицательно качает головой. Тот настаивает, к нему присоединяются все остальные, кроме рыжей.
- Николос! - кричит хозяин. – Ну что там еще?
- Советские желают бесплатно по стаканчику вина, говорят: к мясу положено.
- Бесплатно? Ну, уж нет! Скажи им: мы не благотворительная организация. Вино только за деньги!
Получив отказ, компания замолкает и, как ни в чём ни бывало, продолжает обедать. Только рыжеволосой не понравилось поведение грека. Нахмурившись, она зовёт официанта, тот подходит, всем своим видом показывая, как ему это тяжело. Рыжая, не глядя на него, достает из сумки стодолларовую купюру и делает заказ. Николос, смутившись, берет деньги и подходит к хозяину.
- Босс, мадам заказала три бутылки красного вина, две им к мясу, а одну нам с Диметрусом. Сказала, что желает угостить таких симпатичных греческих парней, как мы.
Хозяин пристальней посмотрел на женщину, та ответила ему смеющимся взглядом.
- Ладно! Заказ есть заказ. Принеси им три бутылки, а сдачу дай как с двух, еще не хватало, чтобы моих официантов угощала какая-то русская.
И всё же: «Какая она красавица: мягкие плечи и тонкие изящные, словно крылья чайки, белые руки. И вот этими ручками она таскает свои огромные чемоданы?!»
А тем временем на столе появилось вино. Пока мужчина наливал своим, рыжеволосая быстро, что не мог не оценить практичный грек, пересчитала сдачу и, подозвав второго официанта, налила им по полному стакану. Что-то прокричав, все дружно чокнулись и выпили. Женщина сразу же налила ещё. Официанты покосились на хозяина. Крикнули, чокнулись, выпили. Затем поблагодарили и хотели уйти, но рыжая бестия опять раздвинула молнию кошелька и, достав вторую стодолларовую купюру, потребовала повторить. Официанты были в нерешительности, а старый грек почувствовал беспокойство, но, взглянув на смеющуюся ему в лицо женщину, махнул рукой – делайте, что сказали.
И ритуал повторился. Когда появилась третья американская сотня, Николос уже без разрешения метнулся в бар за бутылками, а Диметрус взял стул и подсел к компании, кажется, он стал понимать по-русски. Старый грек вдруг осознал, что попал в неловкую ситуацию, в капкан, расставленный коварной рыжей. Из-за своей снисходительности и неосмотрительности он спаивает своих сотрудников за свой же счёт, а благодарны они будут русской.
И в четвертый раз она проделала то же самое, не забывая самым добросовестным образом пересчитать сдачу. Хозяин понял – надо остановить этот абсурд, но, попав под действие её чар, не мог ни на что решиться.
Четвертая сотня умчалась в том же направлении под крики и звон бокалов. А вот с пятой случилась заминка. Сосед рыжеволосой попытался её отобрать. При этом повторяя: «Лара, не дразни мужика, мы не дома». «Наверно это её муж, - подумал грек, – хотя кто их поймет, русских? Трезвые муж и жена ведут себя как посторонние, а выпившие даже посторонние, чувствуют себя супругами».
Пока рыжая демоница боролась со своим спутником, официанты, словно голодные псы, ходили около стола, сглатывая слюну и надеясь на победу благодетельницы.
А она разгорячённая вином и борьбой была особенно восхитительна. Солнце, запутавшись в волосах, словно изнутри освещало её лицо, превратив женщину в сияющую богиню. В богиню любви Афродиту, которая зачем-то решила разорить бедного трактирщика.
Седой грек понял это, смирился, и, не имея сил сопротивляться, опустился на стул, уронив взгляд на пол. Его покорность не осталась без внимания. Её лицо, только что пылающее воинственной решимостью, вдруг смягчилось, подобрело. Протянув очередную сотню Николосу, смотревшему на неё влюбленными глазами, она попросила принести бутылку на вынос, а всю сдачу передать хозяину. Её спутник рассчитался за обед, оставив официантам приличные чаевые. «Странные люди, - в который раз подумал хозяин, – сначала торгуются из-за мелочи, а в конце платят, не считая».
Русские засобирались: через пол часа отходило их судёнышко. Они со сноровкой бывалых носильщиков навьючили на себя сумки и чемоданы, и маленький караван вышел из таверны под звуки бузуки, на которой виртуозно играл Диметрус, и направился к причалу.
Несмотря на присутствие новых посетителей, официанты пошли провожать дорогих гостей до пристани. Они были веселы и радовались, казалось, еще немного и станцуют сиртаки. А в дверях веранды стоял хозяин и махал им вслед.
У самого причала Лара оглянулась и, увидев старого грека, улыбнувшись, звонко рассмеялась: «Хороший мужик, не жадный!»
Проказник Эол, подхватив её серебряный смех, отнёс его греку прощальным подарком.
А в таверне томились голодные туристы, дожидаясь, когда же у них наконец примут заказ. Хозяин и официанты молча наблюдали за белым пароходом, постепенно исчезающим на востоке в лазури Эгейского моря. Рыжеволосая богиня возвращалась домой!