С улыбкой по жизни

СОДЕРЖАНИЕ


Вместо предисловия
Любопытство – не порок
Приставалы
«Принеси мне морковки…»
Китайская ваза
«Санотрон»
Дублёные желудки
Подъездный детектив
Мой доктор
Обжоры
Агитаторы
Бабулины заботы
Творожная запеканка
Снова «барабашки»?
«Чернокожие»
«Выгодная коробочка!»
«Рыбой пахнет!»
Как Маруся таракана словила
Ремонтантная земляника
Цыгане
«Мужик, ты хто?»
Волшебная доска
«Ты чего ходишь? Размагничиваешься?»
«Никогда бы не подумала, что Вы употребляете!»
«Ничем помочь не могу!»
Уж эти корреспонденты!
«Другие ещё хуже пишут!»
Опять пропажа!
«Тёмные» силы
Праздничный борщ
Таинственный звонок
Кот Васька
Лесные пациенты
Лесные потери

Леший
«Заползло!..»
«Заблудший»
Забавный разговор



Вместо предисловия

До чего же интересной наша жизнь стала! Вроде, и перестройка её, поломала, и нравы русские нарушились, и сплочённость наша былая куда-то подевалась, и средств на житьё порой не хватает – ан нет, всё равно живём и радуемся. Летом – в лес да на огород спешим, там счастье своё находим. Зимой телевизор скучать не даёт. Рядом телефон лежит – разговаривай, с кем хочешь и когда хочешь… А сколько событий интересных вокруг происходит! По радио и телевидению то и дело вещают, друг с другом соревнуются. То самолёт упал – разбился, конечно. То поезд с рельсов сошёл, то корабль затонул, то газопровод или дом взорвался,… а то и сам по себе обрушился – и такое сейчас случается; то стариковский пансионат сгорел (бывает, горят и детские); то какая-то звезда заморская, или наша, в который раз развелась, или замуж вышла. Ну, разве не интересно обо всём этом знать народу? Вот и стараются по всем каналам превзойти друг друга. Про автомобильные аварии, насилия да убийства уже и говорить перестали – надоело всем это, мало действует на психику. Так, чтобы действовало, фильмы стали придумывать – ужастики всякие. Чтобы взаправду видели, как всё это делается: как резать, душить, как по голове дубасить учились. Скоро и научимся. Стоит посмотреть, как мальцы на улице упражняются, а ещё чище девочки. А клич какой кличут! Нам в молодости такое и не снилось.
В последнее же время ещё и пугать всех стали – конец света придумали. Не мы, правда, а майя древние, – давно это было. Да вот скоро случиться должно. Многие поверили. Американцы сразу в землю закапываться стали, продукты, воду заготавливают, оружие тоже, чтобы от других, в живых оставшихся, отбиваться. Миллиардеры же ещё дальше пошли – космические челноки стали готовить, чтобы драпануть при случае. Куда вот только?
Мы же, русские, не очень во всё это верим. Сколько на наши головы за тысячелетие Руси всяких бед сваливалось! Выдюжили ведь – до сих пор существуем. Нас больше наши мелкие проблемы беспокоят. Как бы жульё новоиспечённое опять не облапошило. Сколько раз уже обкрадывали и обманывали. Или же на голову с крыши сосулька не ботнулась, да какая машина ненароком не наехала. Как бы ногу или шею в гололёд не поломать да потом с медициной снова не встретиться. Опасная она для нас в последнее время стала: всякое при лечении случается, да и при обследованиях тоже. К тому же, платной теперь её для нас сделали.
Да, проблем и забот немало. А может, благодаря этому жизнь даже веселее становится?! Особенно, когда на проблемы эти поменьше внимания обращаешь. А ещё лучше – когда над ними посмеиваться начинаешь. Смеяться, говорят, очень полезно. При этом внутри нас эндорфины какие-то вырабатываются, которые жизнь облегчают. С ними куда легче переносить неприятности.    Я-то это уже давно уразумел. Вот и смеюсь порой, и другим смеяться советую. Советую и книжку эту прочитать «смешливую». Должна помочь в жизни. А может, и на мысли какие здравые направит …в плане преодоления.

                Автор

Посвящается
соседям по подъезду –
нашей старой ветеранской гвардии,
подарившей мне немало забавных сюжетов
из нашей непростой перестроечной жизни


                Воспоминания –
                это единственный рай,
                из которого нас нельзя выгнать


ЛЮБОПЫТСТВО – НЕ ПОРОК

У нас в подъезде есть одна любопытная особа. Такая любопытная, что пройти просто не даёт – всегда в твою сумку заглянет. И чего купил, и за сколько, и покажи! Если бы не народ вокруг, то и попробовать бы каждый раз просила. Глаза от любопытства так и бегают, особенно в сумку пялятся, будто насквозь её просвечивают: всё видит, всё чует, что в чужой сумке лежит, и никак от неё не скроешь! Каждый раз, когда откуда домой возвращаешься, тебя у подъезда отлавливает, будто специально встречает, и даже в подъезд за тобой бежит: «Куда ходил-то?!.»
Вот и сегодня тоже уловила. Я как раз с огорода возвращался, – своих огородных друзей, ворон и кошек, подкармливал, да кое-какие вещи забрал – чтоб не пропали нечаянно. Колесо от тачки в мешок положил – в сумку-то не влезало... Подхожу к дому, вижу – уже у подъезда стоит, караулит! Вроде, в сторону отвернулась, меня ещё не видит.
Я быстрее в дверь шмыг, совсем неслышно, и быстро по лестнице подымаюсь, чтобы не углядела. Не тут-то было! Учуяла всё же! За мной в подъезд бросилась:
– Чего несёшь-то? Небось, картошки мешок накопал!
– Какая сейчас картошка! Снег кругом!
– Нет, несёшь! Вона, как мешок-то раздуло!.. Дал бы с килограммчик...
– А это чего у тебя?
Письмо у меня в руках увидела. Я только что вынул из ящика. Письмо необычное, большое, – думал, от сына из-за границы пришло.
– Да вот иностранцы, – говорю, – корреспонденцию шлют.
– Вона откуда!.. А сама за письмом в руки ко мне так и лезет – того гляди, вытянет. Может, хоть отсюда чего ей достанется...
– Да на иностранном, – говорю, – не поймёшь же!
Тут я в точку попал. С иностранными у неё туго было. Да и с русским была не в особых ладах. Сколько раз просила меня квитанции разные заполнить.
Пошёл к квартире, открываю дверь, а она снова тут как тут:
– А как мать-то? – спрашивает.
Дернуло меня сказать, что у бабули вчера юбилей праздновали: 87 лет стукнуло. У Марфёны глаза так и округлились – такой день прозевала!
– Поздравить бы надо, – говорит.
– Уже поздравили, – отвечаю. – Вчера и позавчера приходили знакомые.
– Небось, стол накрывали? Чай пили?
– Кое-что было, да сильно сейчас не распируешься.
– Поздравить бы тебе нужно в честь праздника-то, – снова повторяет она.
– Поздравил, конечно, и в первую очередь! – не понимаю я её настойчивости.
– Дал бы мне маленько, в честь праздника-то!
Ах, вот в чём дело! Сразу трудно было догадаться. До сих пор я считал, что с юбилеем юбиляра поздравляют, ну, может быть, и его ближайших родственников. А тут, оказывается, и соседей тоже, не всех, а только избранных; да ещё и деньги давать надо.
В данный момент денег у меня просто не было. Пообещал потом дать.
– А не обманешь? – спрашивает.
Надо было бы, конечно, сразу вынести, а я на потом оставил. Вот она меня каждый день по утру у подъезда и вылавливала, когда я на разминку ходил, – без денег, естественно… А через неделю денег и у самих почти не осталось – пенсию-то вот насколько задерживают!
Наскрёб как-то последние на хлеб, иду в ларёк, а она тут как тут, снова у дверей стоит, поджидает:
– Чего не несёшь-то?! Обещал же!
И то, правда, обещал. Отдал я ей наши хлебные. Она поглядела, посчитала, осталась ли довольна, не знаю. На всякий случай, сказал ей, что это последние, больше у самих не осталось...




ПРИСТАВАЛЫ

Есть же такие препротивные существа на свете – цепляются к другим непрерывно, и уж если прицепятся, то не отдерёшь. Вот, например, у акул прилипала такая есть, даже нашлёпку себе особую придумала, чтобы легче цепляться было. Чего это акулы их терпят? Куснули бы разок, сразу прилипать бы перестали.
Это у акул. У них всего одна такая приставала в виде безобидной рыбёшки. У нас же, у людей, их столько, что со счёту собьёшься! Просто везде прилипают: и в лесу, и на огороде, и на улице, и даже у себя дома. Вот жизнь! Не знаешь, как и отбиться! Совсем покою нет!
Вот сегодня, например, только вышел из дома, на огород собрался, Марфёна соседская тут как тут – бабуся лет семидесяти, неказистая на вид, глаза вечно завидущие:
– В лес собрался?
– Да нет, на огород, – отвечаю. – В лесу сейчас комарья полно.
– Да уж на огород! А бидон зачем?
Как уж это она разглядела бидон? Ведь в сумке спрятан был, а сумка на молнию застёгнута.
– Бидон, – говорю, – для ягод нужен.
– А я чего говорю – конечно, в лес идёшь!
– Да я клубнику собрать должен.
– Клубнику? – Смотрит недоверчиво. – А говорил, ягод мало. Принёс бы мне бидончик(!?).
Она всегда так. Что увидит, всегда и ей это нужно. Да я и приношу частенько – то моркови, то редиску, то лук. Если на лавочке бабуси сидят, то ей всегда больше всех достаётся. Сразу всё заграбастает.
– Ягод-то немного, – отвечаю. – К тому же, Марии Григорьевне да Петровне приношу, а также соседей по огороду угощать приходится, у кого урожая совсем нет... На всех не хватает.
Всё же, вроде, отвязалась в тот раз… И не стыдно ей вот так попрошайничать! Ведь даже при других никакого стеснения! Когда идёшь откуда с сумкой, всегда в неё устремляется – уж больно узнать охота, что там спрятано. А может, и ей вдруг перепадёт?!
– Чего несёшь-то? – всегда спрашивает.
– Да за хлебом вот ходил.
– За хлебом! Небось, колбасы с маслом купил!
Прямо носом в сумму заглядывает – унюхать хочет. А то и руками лезет! Вот назойливая особа! Других таких во всей округе не сыщешь!..

Подождал я тогда автобус, иду садиться. Смотрю, Марфёна за мной устремляется. И откуда только взялась, вроде, вблизи её и не было.
– Ты куда, в лес что ли? – спрашиваю.
– Да с тобой поеду, – и тоже садится.
– Да я же на самом деле на участок! Выходи скорее!
Не вышла. Не поверила. Пускай едет, думаю. На огород с собой всё равно не возьму. Там уж сам разберусь.
Едем. Сидит, смотрит, где вылезать буду. Вдруг на Ломовской автобус пойду! Я вылез у Точприбора, чтобы на одиннадцатый троллейбус садиться. Вышел, смотрю – погони нет. Значит, дальше поехала. Наконец-то отвязалась – вздохнуть можно спокойно!..
Правда, на огороде другие приставалы одолевать начали: комары, слепни, мухи разные. Хорошо, что не так уж их много здесь, не то, что в лесу. С этими мириться всё же можно. Уже привык, как своих встречаешь. Приставать этим кровососам на роду написано. На то они и кровососы. Параллельно существовать приходится.
Только от первой атаки отбился, гляжу на соседской крыше уже ворона сидит – тоже приставала, но знакомая. Угощения требует. Я её обычно хлебом подкармливаю, иногда и корочку от сыра подброшу – сыр вороны особенно уважают, уже давно было замечено. И сегодня я для неё хлеб припас. Пошёл за ним, да что-то срочно делать пришлось, забыл про угощение. Вдруг слышу, разоралась серокрылая, да так громко и противно, что соседи забеспокоились. Вот раскаркалась, окаянная! Чего-нибудь, точно уж, накаркает! Брысь отсюда!..
А та и не думает улетать. Это она меня окрикивает – чего, мол, забыл про неё, сколько ждать можно!
Пришлось извиняться перед серой: «Заработался немного, извини!» Намочил ей в молоке хлеба и выложил в плошке на столовое место. Отошёл в сторону, чтобы не беспокоить, а та уж тут как тут. На меня даже и не смотрит. Но чувствуется, что не очень довольна: ждать её заставил.
– Даёшь, так не забывай об этом! Потом дела свои делать будешь!
Только ворона успокоилась, слышу, Линда голос подаёт – собачара соседская, старая и без хвоста. Услыхала ворону и сама теперь угощения требует. Пришлось и ей подносить, тоже хлеб с молоком. Можно было бы дать и просто горбушку – всё слопает. Уплела вмиг и снова смотрит выжидающе: вдруг ещё перепадёт кусочек! Нет, уж! Остальное для Муськи.

Муська – тоже огородная приставала. Сейчас где-то с котятами прячется, но на день раза три-четыре ко мне забегает, – тощая и голодная. Ну, это уже совсем своя, давно знакомы. С ней и общаться интересно: ласкается, всегда отблагодарит за угощение. Но сегодня её почему-то не было. А вместо неё вдруг возникла уже совсем непрошенная гостья – оса прилипучая. Их тут обычно много летает. То в домик залетят, что-то выискивают, то в земле роются, то в кусты заберутся. Но меня обычно оставляют в покое. А тут – на тебе! Крутится и крутится вокруг, жужжит надсадно, будто тоже чего-то требует!
Чего во мне нашла? Вроде, и руки мыл после того, как ягоды собрал. И ничего особенного привлекательного во мне и нету. И собачью еду вы не употребляете! – Пошла вон! Шугнул её раз, другой, но так, чтобы не придавить к телу случайно. Придавишь, так вжарить всегда успеет, долго помнить будешь! А оса только в сторону отлетела на секунду-другую и снова ко мне. Отошёл в сторонку, чтобы отвязалась, – куда там! Сразу нашла. И ещё пуще привязывается. Того гляди, совсем брататься начнёт!
Нет, таких побратимов мне не надо. С детства их не терплю. Стал сильнее рукой отмахиваться и в какой-то момент попал! Смотрю, на земле лежит, корчится; башкой, лапами, крыльями дрыгает – никак очухаться не может. Вот так тебе! В следующий раз помнить будешь – больше не сунешься! А она вдруг очухалась и снова во¬круг меня жужжать стала, и так зло жужжит, оскорблённо. Вот-вот, спикирует, как на того волка из телевизора, который в трубе головой вниз торчал! Ну, нет, волком я не стану! Замахал рукой ещё сильнее, чуть было вновь не оглушил. Поняла, наконец, бестия, чем для неё всё это кончиться может. Отвязалась!.. Слава Богу, оставила в покое, дала делом заниматься.
Однако на этом общение с приставалами сегодня для меня не закончилось. Слышу из-за парников: орут на улице. Словно мужики ругаются, и совсем уже рядом где-то, вроде, у соседки Тамары. Откуда у неё мужики взялись? Случилось что-нибудь, что ли? Надо посмотреть. Подхожу к выходу на улицу – а на улице двое цыган идут и орут на всю округу, какой-то бак тащат. Я уже говорил об этой парочке. Так что не буду повторяться. Хорошо, что легко от них отделался.

В шесть вечера домой собрался, на остановку спешу. И тут уж совсем неожиданно меня снова Линда облаяла. Оставили её на привязи соседи – значит, скоро вернутся. Забыл преподнести ей вечернее угощение. Посмотрела на меня с укоризной и тявкнула пару раз в назидание: «Чего, мол, мчишься! А обо мне совсем забыл. Это не по-товарищески!» Но тут уж мне некогда было останавливаться – сам «отвязался».
Но и это оказалось сегодня не всё. В троллейбусе на второй остановке ко мне пьяный подсел и ну про житьё-бытьё разглагольствовать. За десять минут, что вместе ехали, успел на все темы поразмышлять – и про политику, и про экономику, и про пенсии, и про коттеджи, кругом понастроенные. И всё моё мнение обо всём спрашивает. Дознаться хочет: «согласен я про всё, али нет». И за кого я, за какую команду. Говорю, за Бразилию, поскольку наши уже не играют. Тот выпучился:
– Дурак! – говорит. – Я тебя о деле спрашиваю. Пойдём лучше на троих разберёмся, кореш меня поджидает. Там понятнее всё будет…
Но я всё же дальше поехал, до Точприбора, к огорчению моего собеседника.
Подходя к своему дому, с опаской посмотрел, кто сидит сегодня на лавочке. К счастью, Марфёны там не оказалось. На сей раз, Бог миловал. И так чуть не обалдел от них от всех за день!






«ПРИНЕСИ МНЕ МОРКОВКИ…»

Как-то в апреле, отправляясь на огород разгребать снег, я в шутку ответил бабусям, греющимся на солнышке у подъезда: «Да иду урожай собирать...» Это вызвало у них определённое оживление и, видимо, изменило тему их разговора в сторону огородных проблем.
Через несколько дней бабуси снова встретили меня на улице, и снова разговор зашёл об огороде.
– Чего там делать-то сейчас? Один снег кругом? – спрашивают.
– Да нет, – отвечаю. – Снег давно разгрёб. Грядками занимаюсь. Уже посадил кое-что. Морковь вовсю растёт!
И это была правда. Сумел я в этом году ускорить процесс выращивания огородных культур. Но это, естественно, было только началом. Опять я дал тему для разговоров, а Нина – тоже заядлая огородница – стала разъяснять бабусям особенности агротехники плодовых и овощных культур.
Марфёна с особым вниманием и некоторым недоверием слушала мои ответы. Прошлой осенью она специально допоздна сидела на лавочке, ожидая моего прибытия с огорода и очередной возможности получить что-нибудь из собранного урожая. Я тогда частенько приносил для соседей и зелень, и морковь, и бабуси, в общем-то, не отказывались от этой пусть и неказистой продукции. Марфёна же всегда первой протягивала к зелени руки, и после этого делиться с остальными мне было уже нечем... Вот и сегодня, услышав о растущей моркови, она явно забеспокоилась – как бы не прозевать, а вдруг что-то на самом деле поспело?!.
Последующие дни я почти ежедневно бывал на участке, выполняя необходимые огородные работы, и довольно часто делился опытом с сидящими у дома отдыхающими. Марфёна всегда была среди них и с каждым разом всё внимательнее вглядывалась в мою сумку. Её бесцеремонность и вечное попрошайничество мне уже порядком надоели, и однажды на очередной вопрос, что выросло в огороде, я ответил, что выросли и свёкла, и морковь. Все засмеялись, за исключением Марфёны, глаза которой так и забегали от жадности… «Ну, пусть себе немножко поволнуется, – думаю. – Пора бы уже и соображать насчёт сроков созревания культур!»
Девятого мая, как всегда, с утра спешу на свидание со своими грядками. И, конечно же, у подъезда уже ждёт вездесущая Марфёна:
– Чего, опять на огород?
– Куда же ещё! – отвечаю. – Что без меня там вырастет?
Она вдруг приближается ко мне и шепчет (чтобы стоящие в стороне бабули не услышали):
– Принеси мне морковки-то, ...маленько. Небось, уже давно таскаешь?!.
Ну, что с ней сделаешь! Пришлось принести... несколько тонюсеньких хвостиков: пусть убедится... Убедилась, но всё равно не поверила!




КИТАЙСКАЯ  ВАЗА

В нашей семье все очень любили цветы, особенно полевые и лесные. Они радовали нас с ранней весны до поздней осени, красуясь в вазах, фужерах и даже в маленьких блюдечках – первые адонисы. Была у нас одна большая китайская ваза, глиняная с красивым рисунком. В ней всегда размещались летние букеты – уже из достаточно крупных цветов, на высоких, длинных стеблях.
Ваза стояла на полу у окна, и, освещённые солнцем, цветы сияли целым морем оранжевого и красного огня вперемешку с синими, голубыми, белыми и зелёными вкраплениями, создавая впечатление усыпанного цветами луга, как бы сконцентрированного в небольшом объёме данного помещения. И это тоже была непередаваемая красота.
Жаль только, что этой китайской вазе с её огромными размерами и недостаточной прочностью не суждено было долго жить. И пострадала она не от мальчишеских забав и внучкиных шалостей, а от своей собственной доброй и любящей хозяйки. Да, именно она, наша всё и всех любящая маман, как-то нечаянно свалилась на неё с шаткого постамента в виде качающегося стула, пытаясь делать уборку на верхних этажах комнаты. И здесь полная водой и цветами ваза сыграла свою последнюю роль, заметно смягчив приземление и не допустив трагического исхода после этого неподготовленного эксперимента с эквилибристикой. Конечно же, без должной тренировки решаться на такой рискованный трюк маме не стоило.
Падение это не осталось без последствий, лишив хозяйку на определённое время возможности предаваться её любимым занятиям на кухне. К тому же, серьёзно морально пострадала и Манька, наша кошка. В момент инцидента она находилась вместе со мной в соседней комнате и страшно испугалась, решив, очевидно, что началось землетрясение. Выпучив глаза и подняв шерсть дыбом, она некоторое время носилась по комнате, не зная, то ли спасать своих котят, то ли хозяев. Потом подбежала ко мне, давая понять, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Я в это время играл на пианино и ничего вокруг себя не слышал. Вняв, наконец, её настойчивым призывам, я последовал за ней в соседнюю комнату и сразу увидел огромную лужу и остатки разбитой вазы вместе с разбросанными кругом цветами. «Боже мой, наша ваза!» – воскликнул я, не понимая, что же всё-таки произошло. И только в следующий момент обнаружил какое-то движение среди обломков, а затем и пытающуюся подняться маман, выпутывавшуюся из объятий широкой тюлевой занавески, свалившейся на неё и готовой вот-вот увлечь за собой и железный карниз, на котором она крепилась.
С трудом мы с Маней помогли маме подняться, довели её до дивана, оказали первую помощь. Рука, на которую она жаловалась, была, вроде, цела, но сильно болела в локте. К счастью, как потом выяснилось, перелома не оказалось. То, о чём я неоднократно предупреждал, всё-таки свершилось. И поскольку предупреждал о грядущей опасности именно я, то я и оказался главным виновником произошедшего.
Жалко было маму. Но она всё же смогла через неделю вновь обрести некоторую творческую активность на кухне, правда, ещё долго жаловалась на боли в руке. Пришла в себя вскоре и Манька, но долго потом с опаской посматривала на восстановленную вазу и обходила её стороной. А вот сама бедная ваза так и не смогла больше служить нам по назначению. После склеивания она потеряла всё своё былое очарование, приобретя многочисленные продольные и поперечные шрамы, свидетельствовавшие, скорее, не столько о её хрупкости, сколько о силе приложенного к ней воздействия. Мы сохранили вазу в память о былых заслугах и мужественном самопожертвовании. Я поставил её на почетное место на моём любимом пианино, как наиболее ценную вещь, спасшую мою дорогую супругу. И даже нашёл ей применение, помещая в неё зимние, сухие букеты.




«САНОТРОН»

До чего же далеко продвинулась у нас медицина! Особенно в последние годы, когда её развитие на свободу было отпущено, и когда в её ряды влилась масса талантливых самоучек, которым уникальные целительные способности самим Богом дарованы были. Прямо-таки чудеса творят современные экстрасенсы, биоэнергоцелители, мануальные целители, маги и волшебники российские – наши, собственные! – вместе с астрологами, футурологами и другими представителями иных направлений целительных наук. Чуть ли не за один сеанс вылечивают, в том числе от алкоголизма, наркомании, табакокурения, бесплодия, бессилия всякого и всяких других «бес», не говоря уже об остальных мирских болезнях, с которыми заурядные врачи мучаются порой неделями и месяцами.
Стоит вспомнить хотя бы Кашпировского с его телевизионными сеансами. Чуть всю нашу доблестную медицинскую гвардию без работы не оставил! Вовремя остановили, испугались, наверное, последствий такого неподготовленного эксперимента... с медицинскими работниками. Постепенно медицину подготавливать стали – сначала зарплату поубавили, потом и вовсе платить перестали. Сейчас, поди, уже и готовы. Скоро опять его на экран выпускать можно будет, – уже без опасений за будущее...
А сменивший его Чумак! С ним уже совсем просто было – самому даже слушать не надо: пей себе на здоровье водичку, им подзаряженную, и тоже от всех болезней выздоравливай. Правда, и его ограничили: давно что-то не вещает...
Других вещателей тоже много скопилось. Да не доросли ещё до этих двух. Тем уж в индивидуальном порядке работать с людьми приходится. Славу Богу, что есть у нас хоть такие. Сейчас простому люду ох как их помощь нужна...

Жаль, конечно, что бесплатные целительные сеансы в стране отменили. Сидел бы сейчас у экрана или у приёмника да заряжался себе на здоровье. Теперь же к их последователям на личные встречи ходить надо. У тех порой тоже неплохо получается. Так, один мой знакомый с огорода, алкаш порядочный, решил побывать на таком коллективно-индивидуальном противоалкогольном сеансе. И ведь здорово подействовало: до самой получки продержался – почти целую неделю! Ну, а тут уж сам Бог, говорит, велел. А против Господа не пойдёшь. Откуда он у Господа это вычитал? Я, вроде, и библию читал, и заветы всякие – таких рекомендаций не обнаружил. Наверно, не вник до глубины истины. Так что, говорит, пришлось употребить... в коллективе. Правда, после опять на сеанс идти потребовалось. Да только не приняли – для повторного взноса оставшейся получки уже не хватило. Поистратился малость... Первым же сеансом очень доволен остался:
– Здорово, – говорит, – работают! Даже «прохилактикой» занимаются – все наличные отобрали, чтобы не ровен час рецидива какого не возникло...
Два других соседа, по тому же огороду, – старички, правда, тоже решили прошлой весной к профилактике прибегнуть. К другой ведущей целительнице обратились. Там, правда, побольше взносы берут, одной получкой или пенсией не отделаешься. На курс по миллиону идёт (теперь бы по тысяче брали) – для ровного счёту, а за консультацию да за диагностику – это уже дополнительно – конечно, поменьше. Но работает – загляденье! – тоже индивидуально и совсем без приборов! А приборы ей и не требуются: она все болезни своими руками «видит». Только проведёт рукой по телу, так болезни все и высвечивают у неё, как на экране.

Александра Кузьминична была серьёзно больна. Инсульт перенесла, гипертонией страдала, ноги болели. Но всё же до этого все предыдущие сезоны на огороде проработала. Урожай растила, облепихи продала вёдер пятнадцать; огород всегда в идеальном порядке держала. Во многом, конечно, ей муж Павел Михайлович помогал. Надеялась, что силёнок ещё хватит, лишь бы чуть-чуть полегчало. Хотела только подлечиться немного и в мае на участок податься.
Целительница как посмотрела на неё, потом как провела по телу своими руками-экранами, так сразу и ошарашила – целых восемнадцать болезней обнаружила! И это только при первичном, беглом осмотре! И притом все серьёзные, требующие немедленного лечения!
Кузьминична, конечно, никаких денег не пожалела, отнесла всё накопленное, благо, было что нести – огород помог, да пенсия мужа военная. Прошла целый курс лечения – аж пятидневный – от всех болезней сразу. Звоню ей, спрашиваю результаты. Может, думаю, самому туда податься со своей спиной твёрдокаменной. Правда, нашей пенсии больше, чем на два дня лечения и не хватит. «Хорошо, говорит, подлечили, много лучше стало. Какой-то энергии прибавилось, какой-то убавилось. И даже «энтропийной силы» стало в два раза больше. Подзарядили, утверждают, меня надолго. Сама чувствую, даже ноги не болят,.. когда лежу. Спать дольше стала – аж вставать по утрам не хочется. Теперь Паша обед готовит... Сказали, что и дальше будет улучшение, если диету не нарушу, режим постельный соблюдать буду, да звезда какая с пути вдруг не сдвинется – комета, то есть. А этого, по их расчётам, пока не предвидится. Говорят, что десять болезней сразу исцелили, остальные ещё лечить придётся. Через месяц новый курс назначили – уже недельный и за полтора миллиона. Правда, обещали уже без очереди!..»
Пока она дома отлеживалась, Михалыч тоже решил сходить на консультацию – просто так, провериться на всякий случай. Чувствовал себя хорошо, ни на что не жаловался, мог с утра и до вечера по дому или на огороде работать. Пошёл, отдал сто тысяч и проверился – тоже совершенно индивидуально.
Ведущий экстрасенс как только руку к животу его приложила, так сразу и отдёрнула. «Ай, обжигает! – говорит. – Как так можно запустить своё здоровье!»
Проверила дальше. И где печень, где почки, и поджелудочная, и мочевой пузырь, и даже ниже. Везде «энтропия отрицательная» вселилась! Не поймёшь, где и больше! Тоже пятнадцать болезней нашла! Уже почти развившихся. И даже предстательную железу определила, как сильно гипертрофированную.
– Да мне год назад удалили её, – говорит. – Сейчас по этой части всё в порядке!
– Значит, новая отрастать начинает, – отвечает. – Это как гланды – всегда новая ткань после операции разрастается. Лечить надо обязательно.
«Ну, надо, так надо, думает. Не второй же раз на операционный стол ложиться! И так намаялся тогда, после операции-то!..» Деньжата оставались. Отдал миллион, походил пять дней: говорят, всё вылечили. Всё – потому, что, мол, вовремя схватился! Не то поздно было бы – одним курсом не отделался бы!
Спрашиваю, много ли лучше стало?
– Да, вроде, не хуже, – отвечает. – Правда, дрожь какая-то в теле появилась, да ещё слабость. Успокоили: всегда после лечения вначале так бывает, когда резко от излишков энергии избавляешься... Зато знаю теперь, как самому от неё избавляться, какими продуктами питаться, какой режим использовать в разные месяцы и фазы луны, и что на огороде для здоровья выращивать...
Это всё происходило в конце апреля. А в мае я встретил Павла Михайловича уже на огороде. Работал тот, как и раньше, без отдыха. Такой же был весёлый и разговорчивый. Говорит, про все рекомендации и позабыл совсем: времени на них не хватает. А вот Кузьминична пока ещё ходить не может. Слабость усилилась, коленки совсем не сгибаются, ноги болят; да и голова сильно кружится. Рекомендованные режим и диету полностью выдержала. Похудела даже на восемь килограммов. Возможно, комета какая незапланированная вдруг на орбиту выскочила. С нею уж ничего не поделаешь... Сходила она опять к этим экстрасенсам, хотела назад забрать свою прежнюю энергию – с ней как-то лучше было, привычней. А те поглядели её, опять за сто тысяч, и совсем новые болезни нашли, лечить по новой схеме предложили, но мы пока передумали. Может, и само обойдётся. Летом же всегда лучше бывает... Но следующей весной сходим обязательно – уж больно здорово они болезни-то определяют. Не то, что в поликлинике. Там только склероз да инсульт и определили, когда Сашу удар хватил...
И то, правда, думаю. Ну, а что сейчас с медицины-то спрашивать – ни медикаментов, ни зарплаты работникам. Как она ещё выжила в таких условиях! И не только выжила, а в отдельных направлениях даже на новые рубежи вышла – в первую очередь, в диагностике. Но в этом плане врачи упор не на руки, а на аппаратуру новую делать стали. Диагнозы, порой, не хуже тех экстрасенсов ставят. Правда, смущают несколько цены обследований, а также то, что каждый специалист со своим методом ставит только «свои диагнозы», зачастую отвергая заключения коллег из других учреждений. Да и лечением, в отличие от народных целителей, сами не занимаются. Ну, и на том им спасибо...

А в последнее время медицина ещё дальше пошла – универсальные аппараты выпускать стали для лечения в домашних условиях и притом сразу многих болезней, и всегда тех, которые у тебя имеются. Явно метод у экстрасенсов переняли! И, наконец-то, пустили эти приборы в розничную продажу, и даже не сильно дорого, если учесть, что их работы надолго хватает.
Вот капсулу придумали – «стимулирующе-коррегирующую». Проглотил, и она тебе любую болезнь вылечит, пока через всего тебя проходить будет. Тоже какими-то волнами и полями на нервы и клетки действует. И всегда так, как нужно: когда слаба собственная регуляция, то стимулирует, когда уж сильно повышена, то, наоборот, ослабляет; когда же нормальна – ничего не делает. Вот умная таблетка! Что тот же женьшень или элеутерококк, которые сами во всех наших болячках разбираются и всегда в нужную сторо¬ну состояние отлаживают. Но где его найдёшь сейчас, настоящий-то женьшень? Да и сколько курсов принимать приходится! А тут, с капсулой-то, хоть год подряд стимулируйся. Заглотил, пропустил через всего себя, выловил на выходе – и снова в работу пускай, не зевай только вылавливать!
И ведь любому сейчас такие таблетки стали доступны, каждый при желании может использовать. А раньше они только для избранных предназначены были: высшие руководители да космонавты могли им радоваться...
В последнее время в продаже и иные приборы появились: всякие «МАГ»и волшебные. Один такой – «Санотрон» называется – уж больно сильно у нас рекламируют. Вроде, как здоровье наше тренирует. Одних только заболеваний, которые с его помощью лечатся, более двух десятков насчитал – в перечне указано. Здесь и остеохондроз, и гипертония, заболевания печени, почек, желудочно-кишечного тракта, и тонзиллиты, и отиты, и мигрень, и склероз, и женские всякие, и даже душевные расстройства. Ну, как такой не купить!
Не так давно соседка наша Маруся его купила. 360 тысяч отдала. Марусе уже давно за восемьдесят, и болезней всяких накопилось более чем достаточно. В медицине нашей поликлинической она давно уже разуверилась, лекарства тоже далеко не всегда помогают. А тут как раз реклама! Одна надежда на этот прибор, говорит, и осталась. Все мои болезни вылечит: и склероз, и гипертонию, и хондроз окаянный! Так замучил, что житья от боли не стало. Спина то огнём горит, то ломит, то болит – просто спасу нет! Всё вылечит, только разные схемы используй да в разные точки прикладывай. И гарантия 12 месяцев. Сколько лекарств за это время сэкономить можно!
Сразу проработала инструкцию, попробовала его действие и в тот же день принесла нам хвастаться. Уже, говорит, действовать начал. Сегодня и спина почти не болит!.. Сели в карты играть. Это наше обычное вечернее занятие – отдых вместо телевизора. Надо сказать, что Мария Фёдоровна не шибко эту игру жалует, особенно Кинга. Хоть и везёт ей, но всегда проигрывает. Сегодня же с ней просто чудеса твориться стали. Взяток в Кинга не берёт, валетов и дам тоже, своего любимого «дедушку» (короля червей) мне сумела подсунуть. А потом как стала хватать взятки, так её даже бабуля наша – вечный чемпион в игре, догнать не сумела! Так на чистое первое место и вышла – никогда не бывало!
Так что же случилось? Неужели, санотрон подействовал?! Неужели, и на умственные способности влияет? Об этом в инструкции, вроде бы, и не сказано. Сообщить изготовителям надо – очень важный момент. Да, но с этим прибором теперь она каждый раз нас обыгрывать будет!.. Смерил ей на всякий случай давление – 140/75 оказалось. А ведь часто бывало 180/90 и выше. Значит, и в этом плане действует. И спина, и голова не болят. И даже спать днём хотелось, а раньше только со снотворным засыпала. Вот и не верь теперь в рекламу!
Действительно, прибор в тот вечер проявил просто магическое действие, в том числе, и на нашу бабулю. Даром, что только лежал рядом (и даже в коробке!), но всё равно подействовал! Подействовал прежде всего на её математически-сообразительные способности. У бабули обычно некоторые нелады со счётом были – начиная со второго десятка. Даже бумажкой приходилось пользоваться. Сейчас же чуть не до сотни без ошибок в уме считала, особенно свои выигрыши. Кроме того, и ловкости в руках заметно поприбавилось. Так, раньше при своей сдаче, играя в дурака, только одного туза себе подложить могла. Сейчас каким-то образом сразу двух умудрялась. Мне же одни шестёрки да семёрки подбрасывала. Прежде при таких-то фокусах карты у неё всё время куда-то сыпались – то под столом, то под стулом оказывались. Теперь же всё абсолютно чисто было, и придраться было не к чему – как ни приглядывалась Маруся... Действительно, уникальный прибор!

Бабуля наша сразу тоже загорелась – купить надо! Только денег таких не было, с пенсии не скопишь. Да ещё за Марусей понаблюдать решили, за отдалёнными результатами действия. У той, правда, некоторые сложности с лечением появились – уж больно болезней много было, а на каждую свой особый курс требовался. Но она времени не теряла – по два, а то и по три курса в день проводить стала: утром, днём и вечером. По инструкции такое допускалось, правда, с некоторыми оговорками.
Дней через пять смотрим, что-то скисла наша соседка.
– Что случилось? – спрашиваем. – Аппарат сломался?
– Да, нет, – говорит. – Не сломался. Но уж больно сильно действует. Спину-то хорошо лечит, а вот голова болеть стала.
Смерил давление – 200/100! Такого давно не бывало. Да ещё озноб вдруг начался, страх появился – типичный криз гипертонический! Еле снял клофелином да ножной ванной. Чуть до уколов не дошло. Порекомендовал я временно прекратить сеансы и на таблетки обычные перейти. Так она и сделала. Вскоре получше стало. Затем опять спину лечить принялась. И тут временами лучше становилось, но давление скакать начало. Да ещё с ногой что-то случилось – новые болезни ни с того, ни с сего появились. Уж не от «граммофона» ли этого, думает. Рассерчала на него Мария Фёдоровна. Даже сдать собралась обратно в магазин тот медицинский.
– Неисправный, – говорит, – прибор. Совсем не по инструкции действует. Должен снижать давление и от гипертонии лечить, а этот повышает и даже до кризов доводит! Чуть было душу Богу не отдала с ним!
– Не может быть такого, – отвечают. – Наверное, что-то не так делали. А может, и реакция у вас такая нестандартная.
– Как это не стандартная! Что я хуже других, что ли? Для всех одинаково написано. Сама инструкцию читала. Прибор неправильный дали! Забирайте обратно и всё тут! Если он только первые два дня хорошо лечит, то и цену назначайте соответствующую: две-три тысячи, не больше!

Обратно, конечно, прибор не взяли. Однако посоветовали побольше с инструкцией работать да схемы лечения индивидуальные находить. Когда, говорят, прибор частью вашего организма станет, тогда и действовать начнёт по-настоящему...
– А когда он станет? Вдруг ждать несколько лет придётся. До этого и помереть недолго. Да и где мне столько времени возиться с ним. Только и делаю, что лечением занимаюсь – погулять да обед приготовить некогда, после сеансов ведь ещё и спать рекомендуется... Лучше бы за эти 360 тысяч я продуктов купила – куда больше пользы было бы! Чем от этих всяких «чёртофонов»!
Да, расстроилась Маруся крепко. Прибор на самом деле помогать перестал. Так и спрятала до лучших времён...
А вскоре она в Кохму уехала: дальние родственники к себе на лечение забрали. Там Маруся совсем про прибор забыла – здоровье сразу улучшилось. И вода здесь другая, и воздух чистый, лес, и пруд рядом, огород около дома, банька действующая – кругом природа родная! Она лучше всяких «граммофонов» лечит. Про Иваново Маруся уже и забыла. Вот уж полгода гостит там, не приезжает. Можно ей теперь только позавидовать...




ДУБЛЁНЫЕ  ЖЕЛУДКИ

И чего это на нас, употребляющих, иной народ косо смотрит? То на улице в сторону шарахаются, то грубить вдруг начинают, а то и в милицию грозятся отправить!.. А собаки, так те вообще за людей нас не считают. Всё ухватить норовят: какая за ногу, а которая и повыше. Проходу прямо не дают!.. Ну и что, что в луже купаемся! Сейчас всем всё дозволено, а мы давно свободной жизнью живём – куда раньше вас всех это уразумели... То, что со столбом братаемся, али с каким иным деревом, то это от порыва душевного, когда рядом другого кореша нету. А порывы такие бывают, что душа просто от избытка чувств разрывается. И такое просветление в мозгах вдруг высвечивает, что и выразить его никак невозможно. Оттого и язык заплетается – руками дополнять приходится, а то и иными членами...
А мы что, – мы люди нормальные! Только вот, может, чуток сдвинутые, в пространстве и во времени, как бы в иной мир погружённые. В тот, в который вы давно пыжитесь, да никак не доберётесь. А тут, будто наяву в раю оказываешься. Никаких тебе забот, ни волнений. Одна только услада, да покой божественный... А, может, мы на самом деле к Богу больше приближены?! Неспроста же многим ангелы да святые девы при этом видятся. Но это уж когда шибко поддамши. А когда не очень, когда ещё в этом мире находишься, то сила такая внутри появляется, что ничего на свете не страшно. И такое при этом выдерживаем, что другим и во сне не приснится!
Вот кореш мой, из нашего дома – ещё на бухте Тихой жили, во Владивостоке, в состоянии сильного подпития умудрился уронить себя с пятого этажа и остался не только жив, но и почти невредим. Свидетели, правда, говорили, что ему внизу коты помогли. Супротив друг друга сидели как раз под его балконом и будто бы на себя падающее тело приняли. Однако ни котов под ним, ни их останков нигде потом не обнаружили... Соседи вначале думали: всё, мол, скапустился – лежал уж больно спокойно. А он, оказывается, после приземления вздремнуть вздумал: дома-то никакого покоя нету! А когда приехала скорая и стала его обследовать, он так возмутился, что самой главной докторше ногой в глаз врезал.., чтоб не мешала! Те в гневе вместо больницы его в вытрезвитель упекли. Тот полежал там пару дней и домой вернулся. Уже совсем трезвый. Только нутро, говорил, малость побаливало. Да и то оттого, что его «в санатории» попотчевали – не согласен был с кем-то и диету себе поначалу особую требовал...
Вот так вот! А когда трезвый дурень по какой иной причине со второго этажа вдруг сигануть вздумает, то обязательно чего-нибудь да сломает – хоть палец, или шею. Так даже кошка наша – Пушкой звали, ещё на Монтажной улице жили, когда со второго этажа к котам своим шустрила, чего-то себе тоже отшибла – котят у неё так и не было... Ну, это всё больше по части прыгучести... А бывали случаи и почище!

Другой, значит, ещё в Шуе дело было, я тогда совсем мальцом был и вовсе не употреблял, так он всю ночь зимой у нас под забором провалялся. А морозы тогда не то, что теперь стояли – за тридцать высвистывало! А тот, решив отдохнуть малость, даже в сугроб не стал зарываться – время тратить не захотел. Так сверху и провалялся до самого утра. Конечно, ледяной коркой покрылся, в сугроб вмёрз малость. Когда же его от земли поутру отодрали, то на снежную бабу похож был. Вот только нос был не красный, а белый. Но ничего, не отвалился. Да и с остальным тоже ничего не сделалось. А вы говорите, йоги индийские! Для тех ещё холодильник надо оборудовать. А эти – наши собственные йоги, родимые! И безо всякой, к тому, подготовки!
Ну, а с третьим уж совсем интересно получилось. В том же Владивостоке произошло. Как-то поздней осенью трое корешей, правда, незнакомых, на санаторном пляже отдыхали: то ли на Океанской, то ли в Сад-городе. Один вдруг охладиться вздумал – перебрал малость. Полез голышом в воду и даже проплыл метров тридцать. На поверхности вода ему шибко тёплой показалась – нырнуть решил. Нырнул раз – не получилось: корма подвела, никак погружаться не хотела. Пошёл на второй, уже более решительно, аж ноги кверху задрались. Ушёл вглубь и с концами. Минута, полторы проходят, а его нет. Кто-то из зрителей забеспокоился. Их всегда в таких случаях вокруг порядком скапливается, будто на представление какое. Из окон, из-за кустов глазеют, кто посмелее, и поближе пристраивается. Напарник же успокаивает: «Он у нас тренированный, и дольше может!.. Скоро вынырнет». А того нет и нет.
Побежали за подмогой. Тут рядом как раз лодка оказалась. Искать начали. Один «морж» с маской нырять принялся. Нашёл-таки минут через двадцать. Лежит, говорит, на дне, камень руками обхватил, голову на него положил и не колышется. То ли утоп вовсе, то ли уснуть вздумал – не поймёшь. Вытащили, откачивать стали. Как раз и медицина подъехала – рядом санаторий-то. К себе увезли. А после узнают – ожил ныряльщик! Ожил назло всей вашей науке: что, мол, больше шести минут без кислорода нельзя, мозги, не выдержат. Вот она, устойчивость! Куда там этому заморскому факиру-фокуснику, как его там, Педини, Кутини… или нет, вспомнил – Гудини! Тот подо льдом всего-то минут пять-шесть мог отсиживаться. Да и то мухлевал: носом воздух из-подо льда засасывал!.. Правда, у нашего вначале, после эксперимента-то, мозга за мозгу заходить стала: никого не признавал, даже корешей своих запамятовал! Когда же бутылку показали, то сразу образумился. Вспомнил даже, как в море сиганул, и как его белый ангел из воды вытаскивал. И сразу повторить захотел заплыв-то свой. «Хочу, – говорит, – чтоб скорее на небо меня отправили. Чай, в самый рай тащили. Пущай, снова придут. А то потом их уж и не докличешься!»

Был ещё такой случай, уже здесь, в средней зоне. Один мужик малость себе позволил и по каким-то надобностям в лес подался – возможно, и за грибами. Грибов с пьяных глаз не нашёл, а вот целый рой пчёл углядел. Нет бы, убежать поскорее, а он мёд стал разыскивать – сейчас, думает, накачаю! С перепою и не чует, что его со всех сторон покусывать стали. Учуял, когда голова кругом пошла и харя совсем опухла – до меда так и не добрался. Смекнул теперь, что так и концы отдать можно. Попробовал сматывать удочки, а двигаться уже и не может. Брякнулся где-то поблизости под кустом и помирать собрался... Забылся сразу...
Однако же, крепкий мужик оказался. Очухался. В голове сумбур какой-то, – рассказывает. – Все крутится, вертится, тошнит, к тому же. Лицо и руки будто огнём жжёт. А тело болит, как кувалдами поколоченное. Вокруг же темно, как в преисподней. Неужто схоронили, – думает. Подвигал руками – вроде, свободно. Значит, нет, не в гробу лежит. И то ладно. Но тогда где же?!. Вокруг что-то бухает, свистит, хохочет... будто нечистая сила! Ну, думает, в аду очутился! А бока черти наломать успели. Теперь дожидаются, пока очухаюсь, чтоб сызнова за меня приняться... Ну, нет, просто так сейчас не дамся!
Пошарил вокруг – вроде, трава кругом, колючки какие-то, ветки, палки. Нащупал что-то поплотнее – похоже на корягу. К себе подвинул, будет, чем чертям рога обламывать... А в голове шумит до отупения. И почти ничего не помнит. Надо же так набраться! Да, вроде, и принял-то немного... Потом пошёл куда-то... Что-то искал. Потом заснул. За грехи, что ли, какие сюда упекли?..
Грехов, конечно, много было. И выпивал, случалось. Бывало, и от получки ничего не оставалось. Но запойным никогда не был. Если уж употреблял, то всё сразу... Ну, а кто не пьёт-то сейчас?! Разве что один Витька мордастый. Да и то ему запрет на выпивку выдали – помрёт иначе. Вот и томится, бедняга, один, без компании... А не пить сейчас нельзя, иначе совсем свихнуться можно от житухи теперешней... Расслабляться, говорят, надо. Вот и расслабляемся...
А то, что денег не остаётся, опять же не моя вина. Получку вовсе зарезали. Поди, месяцев пять не платят. Как живём ещё, сам понять не могу... Чего ещё-то? Ну, бабу свою лупил, случалось. А как не лупить-то? – иначе уважать не будет. А так побегает, поорёт малость и снова ко мне тянется... Мужик я всё же крепкий. ...Изменял ей, тоже бывало. Да и кто не изменяет в наше время! Один Васька-дурак с кривой рожей. От него такой вонью разит, что к нему ни одна баба ближе, чем на сто метров и не приблизится!.. Моя-то бабёнка ничего! Да уж только запырханной какой-то стала. За собой углядеть не может. Все хозяйство, говорит, отымает. А как же Дунька? И ухожена, и кругла, и глазки строит. А тоже хозяйство есть. Правда, помоложе моей, да и детей нету. Ну, а что дети? Наша Наталья много ли времени у нас отымает? Накормить, одеть, обуть, в школу отправить. А там – гуляй себе на здоровье. Конечно, и ей поддавать приходится для вразумления. Опять же, все поддают. И покрепче моего будет...
С мужиками по пьянке дрался. Тоже не грех. Испокон веков дралися. Одного, правда, пришиб малость. Даже в кутузке за это отсиживал. Тот сам виноват – учить меня вдруг вздумал! Больно умный нашёлся! Сколь раз ему говорил: «Не учи учёного!». Давно понять надо было!.. На производстве неплохо работал, когда работа была. Даже в пример ставили. А то, что тащил, так тоже не грех. Иначе сейчас и вовсе не проживёшь! И всем это сейчас дозволено, коли с самого верху тащат... Да и всё уже растащили-то.
Ну, а мало ли добрых дел за жизнь свою сделал?! И хозяйство нажил, и дом содержал. И дочку родил. И жену холил... до времени. И работал старательно. Соседям помогал... Старухе-тёще дожить дал спокойно, хоть и язва была!.. Из пруда зимой Кольку пьяного вытягивал, чуть сам богу душу не отдал. А ему, подлецу, хоть бы хны! Сразу очухался... Друзьям никогда не отказывал – на троих, так на троих!.. Да, как и все жил. Ничего особенного... Тогда почему меня сюда упекли?! Одного за всех остальных отдуваться заставили!.. А, может, и иным такая участь уготована? Может, и другие сюда уже попали?! Федька, например. За ним грехов куда больше скопилось...

Полежал так, поразмышлял о жизни. Вроде, светлее стало. Или глаза к черноте привыкли. Кругом то ли кусты, то ли деревья. Никак, лес настоящий. Чего это, у них в аду, как у нас, что ли, думает. Попробовал подняться. Во, круговерть началась! На палку свою опёрся, за куст схватился, устоял всё же. Ноги с трудом подымаются, будто кувалды слоновые. И кости ломит – ну, постарались, изверги! Воспользовались, что с перепою забылся малость. Попадитесь мне теперь, почешу вам загривки, даром, что руки ватные...
Стал потихоньку передвигаться от куста к кусту. Слабость страшенная! В голове по-прежнему сумбур... Стошнило даже. Но после получше стало. Шёл, кажется, долго... Отдыхал, ложился... Вышел на какую-то поляну. Туман кругом. Из него силуэты деревьев вырисовываются. В ушах шум стоит... и звон какой-то к тому же. Будто колокольчик звенит. Неужто, за упокой поминают?! Так и не пойму, жив я, али на том свете уже?.. Тени какие-то впереди колышутся... Вроде, движутся... Рожи вдруг появились бородатые, с рогами изогнутыми. Точно – черти! И сколько их!.. Прямо на меня движутся. Уже нацелились... От стольких сразу и не отобьёшься!.. Со всех сторон обходят, окружают!..
Нет, просто так не дамся! – Туды вас, растуды! Мать моя старушка! Ну, давай, подходи, рожа поганая! Сейчас зенки ваши повыдергаю!.. Ждёт, приготовился. А те всё молча идут, ровным шагом отмеривают – совсем как каппелевцы на чапаевцев. Только башкой своей мотают. И уже с двух сторон обходить стали. – Сзади хотите! Не получится, нечисть поганая!
Хватил своей кувалдой по хребтине ближайшую рожу. Та в сторону бросилась. – Ага, испугались! Вот вам ещё! Долбанул второго между глаз, уже высокого! Тот башкой мотает, понять ничего не может. – Не всё вам на сонных нападать, немощных! Теперь получайте! За всё рассчитаемся! И замолотил направо и налево своей дубиной: кому по башке, кому по хребтине, кому по бочине выпуклой. Те отпрыгивают в стороны, копытами и рогами в него попасть не могут. Орут по-козлиному – точно и есть черти!..
Палка сломалась, на крепкий рог напоровшись. Руками молотить стал. Уже ничего сам не чувствует – ни боли, ни кружения. Остервенел совсем. Какого-то за рога ухватил. А тот башкой своей как крутанет – чуть через себя не перекинул. Мужик устоял всё же и давить продолжает. – Сейчас я с тобой на земле разделаюсь! Уж совсем было уложил, но вдруг сзади самому чем-то по башке как треснут! Всё вновь завертелось и затуманилось. И снова в небытие погрузился…

Пробудился через какое-то время. Опять разноцветные круги в башке бегают. Перед глазами всё мутится. Рожа какая-то, вроде, человечья, появилась, но совсем не в фокусе... То приближается, то отдаляется. И рядом ещё кто-то стоит, тоже на человека похож, с палкой в руках, и без рогов, к тому же... Чего это они в преисподней тут делают? Такие же, как и я, что ли?.. Тот, что до меня наклонялся, говорит вдруг:
– Гляди, очухался! Растуды его туды. Уж в лесу скотину воровать стали! Поддай ему, Ванек, да свяжи покрепче. Отведём потом до деревни, пусть с ним тама бабы разбираются...
«Неужто свои?» – думаю. И так обрадовался я, что среди живых оказался. – Пусть дубасят! Всё же не черти лысые!»
– Ё-моё, мужики, – говорю им. – Я-то думал, что меня черти сграбастали! Да и рогатые, к тому же, кругом шастуют. Хвостами машут. Да ещё бодаться вздумали. Я и решил показать, что и мы не лыком шиты!..
– Да ты чуть всю скотину нашу не угробил, ирод несчастный! Хорошо, что на козла нарвался. Кабы не мы, он бы тебе кишки-то повыпустил!..
– Мужики! Спасибо, родимые! Знать, и вправду жив я ещё!.. Где это мы?.. Антипово?!. Как это я доселе забрался?!
– Хорошо же ты набрался, братец! Ну, давай, очухивайся, покамест. Потом дорогу покажем...
Вот так и жив он остался. Другой на его месте сразу бы богу душу отдал. Ведь пчелиных укусов более трех десятков было... Врачи сказали, что две смертельные дозы!.. Пусть теперь не болтают, что алкоголь вреден!.. Мы-то давно поняли его целебную силу!..
А тут как раз запреты всякие на выпивку стали устраивать. Кампания безалкогольная! Войну, вишь ты, нам всем объявили! Целый народ без горячительного оставили!.. И чего только тогда не употребляли! И клей, и палитуру, и одеколоны всякие! Все микстуры в аптеках вылакали. Больных без лекарств оставили. Ну, кому от этого лучше стало?! Дуба от этой всякой дряни тоже давали, конечно. Но большинство всё же выдюжило, дождалось до светлых времен. Вот где внутренние силы! Вот желудки дублёные!

Один сосед наш, на той же бухте Тихой – Иваном звали, десять лет сидел на подобной сивухе. Аж почернел совсем, но держался. Однажды он у своей бабки ночью по ошибке настой агавы употребил, которым бабка себе спину мазала. Это той самой агавы, которую никакая дублёная шкура не выдерживает – сразу прыщами да коростой покрывается, и дерёт до опупения! А он и тут выдержал! Правда, два дня после этого ничего потреблять не мог – сразу на двор тянуло. На третий день к корешам пошёл, принял угощение, а потом и сызнова начал. Но к агаве больше не притрагивался – душа, говорит, такую дрянь не принимает. Поэтому дома все горшки с цветами у бабки повыбрасывал, – чтоб, случай, снова не заготовила...
Нет, всё же есть в нас что-то особенное, чего вам, остальным, не хватает. И простуда нас не берёт, и заживает всё, что на той кошке. Другие крутятся, вертятся – всё о здоровье думают! Рысцой, гляди, что тот иноходец, выпендрючиваются, аэробику какую-то придумали, диету, вишь ли, соблюдают, всякой дрянью мажутся, лекарствами себя иноземными пичкают, здоровую жизнь ведут! И все больные! То задница чешется, то понос прошиб, то спина не гнётся, то сердце замирает! В общем, то в больницах отлёживаются, а то и сразу коньки отбрасывают. И если раньше пухли от своих болезней лет до семидесяти, то теперь в пятьдесят-шестьдесят уже дуба давать стали. А то хвастались, что продолжительность жизни у них уж сильно высокая, а у нас, мол, лет на пятнадцать меньше. Теперь вот, на те выкуси! Всех уравняли! Если так и дальше пойдёт, то скоро и в этом вас перегоним!.. А на жизнь свою поглядите – одни мученья! Лет с сорока, поди, от болезней маетесь, а то и раньше. У нас же покой и забвение... И до тех же самых пятидесяти... Нет, хорошо всё же, что приём горячительного сейчас разрешили! Значит, о народе подумали! Да и самим спокойнее, когда народ наяву в рай устремляется. Тут ему и никакого коммунизма не надо!




ПОДЪЕЗДНЫЙ  ДЕТЕКТИВ

Вначале Маруся, соседка наша, Мария Фёдоровна, восьмидесяти четырёх лет, даже помирать собралась – видимо ли дело: температура до 37,6° поднялась, а тут ещё и голос совсем пропал, даже по телефону говорить не может – один сип слышен. Такого с ней никогда ещё не случалось. Всяко бывало: и печёнку резали, и желудок почти весь удалили, и наркозом чуть не угробили, а потом и пенициллином тоже, когда вся с ног до головы чёрной сыпью покрылась. И ведь кто лечил-то? – свои, знакомые. Лучше сделать хотели, – двойную дозу ввели, а потом две недели от смерти спасали. В отдельной палате держали. А больше всё глядеть бегали... на умирающую… А не умерла ведь – крепко за жизнь держалась!.. А сколько раз гипертония чуть в гроб не загоняла! И кололи, и скорую вызывали, выходили всё же...
Да, всё было, а вот с голосом ещё не случалось. Страх-то какой! Ни сказать, ни попросить, ни ответить не может. К телефону даже подходить перестала. Правда, звонков и раньше почти не слышала – со слухом что-то случилось.
Несколько дней мы Марусю лечили. Наконец, получше с голосом стало. Но зато кашель вдруг одолел, и тоже надсадный. Да и температура не снижается, и горло вдруг заболело. Совсем пала духом Фёдоровна, лежит, мается.
Врача вызвали. Та послушала, в лёгких ничего особенного не обнаружила, таблетки назначила. Мы с бабулей каждый день к Марусе ходим, обед готовим, поим, кормим, развлекать стараемся, а то уж совсем заскучала наша больная. Всё лежит, стонет, стенает, голосом слабеньким говорит, силы совсем теряет. Но таблетки принимать не забывает, горло полощет. Правда, бисептол ей не на пользу пошёл – душа его не принимает: тошнить и рвать стало. К тому же, Маруся память вдруг совсем уж потеряла. Правда, с памятью и раньше не всё в порядке было, но сейчас совсем всё путает: кто был у неё, когда, о чём говорил, что делал. Это-то ладно! Но вот лекарства путать стала – это уже серьёзно! Так, в один день вместо бисептола вдруг фурацилин приняла, да ещё две таблетки сразу. Животу, конечно, не плохо – дезинфекция хоть какая. Однако на другой день со стулом что-то случилось, что уж – она мне не уточняла. Так что и лекарствами кормить сами начали. Все таблетки домой забрали, оставили только микстуру откашливающую.
А тут ещё на улице холода грянули. До минус тридцати доходило. В комнатах тоже не жарко – не выше шестнадцати, да ещё из окон со всех сторон дует. Как-то прихожу к Марусе, а она лежит на своём диванчике, двумя легонькими одеяльцами накрылась, дрожит в лёгонькой кофточке, стонет, на свою судьбу плачется. «Нет, – говорю, – Мария Фёдоровна, пора за себя браться!» Посоветовал я ей на кровать перебраться, закутал тёплыми одеялами, электрогрелку включил, комнату газом обогрел. Затем давление смерил, послушал. В лёгких хрипы и жёсткое дыхание обнаружил. Нет, надо снова врача вызывать.
Врач пришла, новое лечение назначила. Теперь уже сердечные и антибиотики внутримышечно. Взял я на себя все эти заботы и основательно занялся нашей Марусей. Лекарствами сам пою с ложечки, уколы два раза в день делаю, температуру утром и вечером измеряю, слежу, чтобы не залеживалась больная – так врач велела – сидела бы побольше, по комнате ходила, дыхательную гимнастику делала. Это ей дня через два уже можно было, так как температура почти нормальной стала.

Кроме меня, к Марусе ещё и Зина Хлебникова заходит – соседка по подъезду. Зина, добрая душа, помочь всем хочет, во все дела вмешивается, всем свои советы даёт. Марусе столько рекомендаций надавала, что та и выполнять их не успевает! Прихожу утром, а больная мне докладывает – и то приняла, и это, и то-то делала, и то-то не делала. А вот отхаркивающую микстуру – бронхолитин я ей купил – принять-то и забыла!.. Вот и лечи в таких условиях!
А ещё к Марусе Валя приезжает – родственница из Кохмы. Та и в магазин сходит, и лекарства выкупит, и с собой всякой огородной снеди привезёт. Да и настроение поднять умеет! – «Скоро тебя с собой заберу, в баньке попарим, потом только отдыхай да выздоравливай!»
И Маруся оживает понемногу. Больше по комнате ходит, чаще руками двигает, вдохи да выдохи глубокие делает, лекарство отхаркивающее принимает. Правда, обо всём этом ей постоянно напоминать приходится, иначе и забыть может...
Однажды поутру никак ложку столовую для микстуры найти не мог. Смотрю, в столе лежит деревянный половник, наверное, на полстакана. Решил подшутить – несу его и делаю вид, что сейчас в него лекарство наливать буду – нет, мол, столовой ложки-то! Маруся как испугалась, сразу заспешила ложку искать: «Что ты, Витя, отравить меня хочешь!..» Даже обиделась!.. Да, опасно так шутить, оказывается... Когда болен человек, тогда и шутки ему в тягость…
Дней через пять лечения Марусе заметно легче стало. Старательно лечилась, испугалась, что с лёгкими плохо. Каждый день у меня спрашивала: «А чего-й-то она у меня прослушала?..» Поэтому и ходила, и дышала, и микстуры принимала, и даже в моё отсутствие. Каждый день сообщала мне, сколько раз по комнате прошла, сколько раз руками двинула, что и с каким аппетитом съела (а что и без аппетита), и что ей сегодня принести нужно. На шестой день вечером пришёл последний укол делать. Маруся лежит на кровати и постанывает.
– Что случилось? – спрашиваю. – Хуже, что ли, стало?!
– Да нет, – отвечает она слабеньким голоском, – но уж больно лекарство противное!
– Какое ещё лекарство?! Вы что, новое стали принимать?
– Нет, но там две бутылки стоят. Я из первой попробовала, а оно такое противное, что и в рот не возьмёшь… сразу и выплюнула... А то, что ты мне принёс, оно сладкое. Я его и выпила.
Подхожу к серванту, а на нём действительно две коробочки стоят с бронхолитином, а в них совершенно одинаковые бутылочки. В каждой бутылочке по трети лекарства осталось, но одно прозрачное и сладкое – тот бронхолитин, что я Марусе покупал, а второе – мутное и с каким-то осадком! Открываю, нюхаю – вонь препротивная! На язык жжёт – ну, прямо-таки яд настоящий! Откуда он взялся?! Утром же одна бутылочка стояла... Смотрю флаконы, коробочки – на них одинаковая серия, одинаковая стоимость написаны...
– Кто вам это-то лекарство дал? – спрашиваю.
– Да оно всё время тута было, уже несколько дней. – Ну, совсем запамятовала бедняжка после болезни, уже ничего почти не помнит. Подолгу теперь у неё всё выяснять приходится. Стал дальше выпытывать.
– Я же вам всего один флакон оставлял, Мария Фёдоровна. Вторую, пустую бутылочку два дня назад выкинул.
– Не знаю, Витя, – постанывает она, – только они давно уж тут стояли.
– Мария Фёдоровна, это же очень опасно! Вдруг, яд какой! Да и от духа одного задохнуться можно. Глотнули бы ложку, и спазм бы сразу дыхательных путей наступил! Что бы тогда одна-то делали?!. Кто её мог подставить? Может, кто приходил к вам сегодня, приносил чего!
– Да вот Зина приходила… да ещё Валя утром была... Валя только в магазин сходила…
Да, я её утром видел. А Зину Маруся при мне сама выпроводила – уж больно говорливая та! И всё по-своему делать хочет: и то не так, и это не эдак. И так лечить нельзя, и это – плохо, ну, настоящий «главный врач» Правда, некогда медицинской сестрой всё же работала.
– Так, может, Зина всё-таки лекарство принесла, может, ещё раз приходила?
Маруся по этому поводу ничего сказать не может – ничего не помнит.

Звоню Зине. Та сразу бежит на помощь. В этом она никогда и никому не отказывает… Показываю ей оба флакона, объясняю ситуацию. Даю понюхать «лекарство», спрашиваю, не она ли принесла. Зина даже обиделась: «Мне-то зачем губить Марию Фёдоровну?! Это, неверное, Валя принесла или Нина Леонидовна, наша бабуля. У них надо спрашивать... А, может, ты сам занёс раньше да позабыл?!» Да, это в её стиле. Но последнее предположение было уж особенно оригинальным. Говорю, что я-то пока ума-разума не лишился – принёс бы, то помнил. Да и такой дряни дома не держу... А Зина всё своё гнёт, уже остановиться не может: «Нет, Витя, вспомни, может, раньше когда приносил!..» Вот и говори с ней после этого, вот и советуйся! Удивительная логика! Сразу самого обвинять во всех грехах начинает...
А дело-то серьёзное. Если бы Маруся глотнула эту дрянь, и с ней что-нибудь случилось?! Я бы виноват во всём, оказался! И со мной бы разбираться стали. Я колол, я поил лекарствами, я взял на себя заботу о её здоровье, возложил на себя ответственность за правильность проведения курса лечения. Я и приходил к ней чаще других... Зину тоже потягали бы как возможную «соучастницу»... Она, конечно, как и я, сразу всё осмыслила, испугалась не меньше... Не выдержал я тогда напряжения. Ещё у самого спина покоя не давала, еле доползал до третьего этажа. Говорю, – подобные вымышленные предположения мне не нужны. Ведь Мария Фёдоровна сегодня на волоске висела. К этому случаю серьёзно подходить надо!
Зина ушла обиженная. Я же смерил у Маруси температуру – нормальная оказалась, забрал с собой все лекарства и категорически запретил ей самой принимать что-либо. Даже последний укол не стал делать на всякий случай. И попросил ещё раз попытаться всё же вспомнить, что и как у неё сегодня произошло. Она немного подумала и вдруг говорит: «Да, совсем позабыла! Сегодня какой-то мальчишка приходил. Слышу, стучит в дверь ладошкой. Я-то весь день «на цепи сидела» – дверь на цепочку была закрыта. Приоткрываю дверь, а он что-то говорит, говорит мне, а я и понять ничего не могу. Говорю ему: «Иди, иди отсюда и ко мне больше не ходи! Всё равно не пущу!» Ведь точно сбоку кто-то стоял!.. Все ко мне идут – у Нины, знают, собака. А у меня никого нету… Так и не открыла!.. А то и раньше ко мне всякие стучались...
К ней стучались, а она, добрая душа, раньше всех пускала – и торговок, и цыганок, и нищих. Вот месяц назад три девицы незнакомые пришли, хлеба попросили. Пока на кухню ходила, они уже и убежали, но с собой её хозяйственную сумочку прихватили, с кошельком и с деньгами. Хорошо, что поутру паспорт из неё выложила... Целую неделю потом потерю оплакивала... А вдруг и другие что сотворить у неё успели? Например, слепок с ключей сделать?! Теперь всякое на ум прийти может! Сколько вот таких одиноких стариков из-за квартир на тот свет было отправлено!..
Запретил я ей строго-настрого кому-либо дверь открывать. Сам пошёл домой – завтрашнего утра дожидаться. Валю бы надо поскорее вызвать, она многое прояснить может. Но у неё в Кохме телефона нет. Есть телефон кохомского садика, где её дочь работает. Но сегодня пятница, впереди два выходных... А может, дежурная есть?.. Звоню туда. Слава Богу, была дежурная. Пообещала сообщить поутру...

Теперь надо бы и сыновей в Москве предупредить – Володю и Колю. Пусть знают: дело-то серьёзное. Мало ли что вдруг ночью может случиться! Нашёл Володин телефон. Дозвонился сразу. Правда, на проводе Коля оказался. И тут Маруся перепутала, хотя телефон ещё несколько лет назад нам давала. Сообщил, что так и так, болеет, но уже выздоравливает, провёл ей курс лечения, страшное позади. Но вот с памятью хуже стало: многое забывает, всё путает: сегодня чуть каким-то лекарством не отравилась; будем выяснять, кто его принёс. Просил звонить завтра и сообщить обо всём Володе.
В этот момент женский голос в трубке послышался (наверное, жена Колина).
– А почему вы сами её лечите? Почему врача не вызвали? Кто вас просит об этом?! В Кохме Валя есть. Почему она её к себе не взяла, почему не опекает?.. Может и сама к Марии Фёдоровне приехать... А если плохо, то в больницу положить надо. Нечего самолечением заниматься!..
Пытаюсь объяснить, что я врач, что участковый доктор уже два раза приходил; что в больницу отправлять нет никакой надобности – выздоравливает уже. Плохо то, что память терять стала, не помнит, что и делает. Если так и дальше пойдёт, то ей уход потребуется... А та вновь указания мне даёт:
– Срочно Валю вызывайте, пусть сидит и ухаживает! Она рядом совсем. А не то, так в больницу кладите!.. Бросили старуху на произвол судьбы и всякими экспериментами над нею занимаетесь!
Ну, что ей скажешь?! Пытаюсь объяснить по второму заходу, а она всё своё гнёт и на меня с Валей обрушивается: «В больницу – и всё тут! Или скорую вызывайте...» Пообещал ей, что всё будет хорошо, и повесил трубку...

На удивление, ночь спал спокойно, хотя на душе всё время кошки скребли. А вдруг Маруся глотнула это «лекарство», вдруг оно замедленного действия, вдруг ночью к ней опять ломиться будут?! Вдруг ещё что-нибудь натворит до утра?.. Что за средство такое во флаконе, определить не могу – явно что-то намешано, и в такой концентрации, что и не растворилось до конца – на стенках остаётся, и хлопья какие-то в жидкости плавают... Запах препротивный и как будто чесноком попахивает! Что за отравляющее вещество с чесночным запахом? – уже забыл... Но кому всё это могло понадобиться? Не своим же родным и близким!.. Возможно, к ней и не зря стучались... Всё у нас наперекос пошло. Добрые человеческие отношения невесть во что превратились. И всё это зло в огромном масштабе по стране распространяется. Никакой защиты со стороны государства, только на самих себя надежда и остаётся...
Утром сразу пошёл к Марусе. Зина тоже вместе со мной забежала. Мария Фёдоровна бодрее выглядит, на вопросы вполне здраво отвечает, увереннее. Прошу её всё же вспомнить, откуда флакон второй появился.
– Так, это Валя купила, – отвечает. – Она вчера в аптеку ходила за лекарствами.
– Но лекарства-то у вас ещё на два дня оставалось!
– Да я на всякий случай просила, пусть ещё пузырёк будет с бронхолитином.
– И когда это она успела купить-то? При мне только по магазинам бегала, и разговора такого не было.
– А это она потом сходила. Да ещё ушные капли купила. (Ушные капли Валя купила два дня назад, в свой предыдущий приезд!)
– А открывала она бутылку?
– Нет, при мне не открывала.
– Тогда, значит, вы её сами открыли?
– Нет, она уже была открытой.
– А почему неполная?
Молчит Маруся, сама понять не может.
– А куда Валя поставила флакон-то?
– Да на сервант и поставила, где сейчас стоит...
– Мария Фёдоровна, вчера же вы всего этого не говорили!..
– Да совсем запамятовала я, а сейчас вот вспомнила…
Так, значит, в аптеке Вале такую свинью подбросили! Неужели, такое возможно?! Ну, бывает, отрезают иногда часть таблеток из конвалюты, сами на этом попадались; ну, подменяют иные лекарства – бабуле нашей вместо витойодурола однажды альбуцид подсунули. Но чтобы вместо лекарства какую-то вонючую дрянь подложить – такого ещё не было!
– Да нет же, – Зина говорит. Она всё время пыталась своё слово в наш разговор вставить. Сейчас же, когда я замолчал, почувствовала простор и затараторила безумолку. – И аптека такого не допустит, и Мария Фёдоровна опять всё перепутала, и, конечно, это только Валя могла лекарство принести – своё старое, испорченное.
Это уже новая версия. Вчера я главным виновником был. Тут уж Маруся не выдержала:
– Да она и в Кохму-то вчера не ездила! Зачем ей опять туда ехать! Здесь она лекарство купила... И не будет она мне всякое плохое подсовывать! Что она мне зла, что ли, желает!.. Говорю, она в аптеке его купила... Ещё и деньги у меня брала...
Зина же, как всегда, от своей версии отступиться не может:
– Нет, Мария Фёдоровна. Конечно, это только Валя привезла, больше некому!
– Хватит ерунду-то пороть! – вспылила совсем Маруся. – Надоело уже! Говорю, что в аптеке, а она всё своё несёт!..
Я тоже говорю Зине, чтобы прекращала выдумывать. Человек же твёрдо говорит, что купила, – значит купила! И вообще, пора кончать воду в ступе толочь, ждать надо, когда Валя приедет.
Совсем обиделась Зина, что с её доводами не считаются:
– Уйду я тогда, – говорит, – сами и разбирайтесь!.. Если слушать не хотите...
И ушла. Неприятно, конечно, но сразу как-то спокойнее стало – уж больно много шума в её присутствии. Куча идей и предложений всяких – ну, в общем, так и есть – главный судья и главный целитель!.. Однако ответственность на себя не берёт. Сказала, посоветовала, всех раскритиковала и бегом к себе… Сами за всё отвечайте, на то вы и доктора! Вы и лечите, коль берётесь!.. Хорошая позиция!..
Померили мы с Марусей температуру, 36,2° оказалось А сказала, что утром было 36,9°! – опять что-то напутала. Поговорили с ней. Она вновь про вчерашнего мальчишку вспомнила. Затем поведала, что на обед себе готовить будет, и что аппетит у неё улучшается... Ну, и слава Богу! К этому и стремились. Главное, что всё пока спокойно. Теперь и ждать можно... Но уж слишком много таинственного! Детектив настоящий! И выдумывать ничего не надо.

Спустился домой, позавтракали. А часов в десять Валя прибегает. Смотрит вопросительно, – что же произошло? Показываю ей оба флакона в коробочках – откуда второй-то появился?
– Да это я его с собой принесла, – говорит. – Ещё три дня назад Марусе показывала. Чесночная настойка на спирту. Хорошо от всех болезней помогает. По нескольку капель каждый день по утрам, в воде развести... Я сама её пью... Да Маруся-то знает! Я всё ей показывала!
Тут уж я своим ушам не верю:
– Так ведь она утверждает, что вы ей это лекарство вчера в аптеке купили! Что она сама вас об этом просила! Второй флакон бронхолитина.
– Упаси Бог! Ходила только за яблоками да за колбасой. В аптеку и не заглядывала... А лекарства раньше покупала – только ушные капли.
– А бронхолитина точно не покупали?
– Не покупала. У неё же оставалось полбутылки, при мне вчера днём принимала.
– Так вот, Маруся вчера вместо отхаркивающего чуть эту настойку не приняла! Задохнуться могла бы – горло бы спазмом перехватило! К тому же, ей чеснок из-за желудка вообще противопоказан, особенно сейчас, в остром периоде… Разве можно было ставить эту коробку рядом с такой же, с её лекарством!
– Да я её на кухне, на окне оставила! И Марии Фёдоровне всё показала: сколько и как принимать надо… Она всё позабыла!.. И коробку, значит, сама на сервант поставила… Путает она теперь всё, совсем всё путает! Забрать её к себе надо. Всё при нас будет. И ей и нам спокойнее…
Это было точно. Маруся всегда после Кохмы оживала. И давление надолго снижалось, и голова не болела, и даже «хондроз противный» несколько дней после этого не беспокоил. Сейчас, однако, везти нельзя. Ждать надо, пока совсем не поправится… Говорю Вале об этом и корю за неосторожные действия с лекарством – всегда советоваться с врачом надо, особенно, когда таких вот старушек лечишь. Как-никак восемьдесят четыре стукнуло! Да ещё путает всё.
– Да ведь думаешь, как лучше, – отвечает. – Плохого-то никогда не желаешь. А от неё нам ничего и не надо! Лишь бы жива да здорова была…
Так оно и было. Валя много для неё делала, И Маруся это чувствовала и была ей от души благодарна.
– Больше ей ничего оставлять не буду, чтобы беды какой не случилось…

Пошли к Марусе. Тревожить произошедшим её больше не стали. Флакон со злополучным чесноком Валя сразу с собой забрала, а с бронхолитином я Марусе допивать оставил – от него уж не отравится. Мария Фёдоровна обрадовалась нашему приходу, оживилась. Сразу историю с мальчишкой Вале рассказала, затем о флаконе с лекарством. Потом вспомнила, что только что Володя звонил. Говорит, что и не узнала его сразу, потом только сообразила.
Тут как раз снова телефонный звонок. Подымаю трубку – Клавдия Александровна на проводе – старушка с пятого этажа, подружка Маруси.
– Что не заходите, - спрашиваю. – А то Маруся совсем соскучилась в одиночестве. Только вот я да Зина к ней бегаем… Сейчас уже бояться нечего – не заразная она...
Надо сказать, что Александровна страшно заразиться боялась, даже по телефону не разговаривала – вдруг чихнет в трубку-то! Первый раз сегодня позвонила. И сразу же трубку повесила... Вдруг и я её заразить могу!
– Чудная Лександровна! – говорит Маруся. – Как узнала, что я заболела, ни разу не приходила. Хоть бы позвонила! А до этого по всякой мелочи каждый день бегала. То ей то, то другое надо; сама ничего сделать не может, даже простыню расправить и повесить не в состоянии... Пускай теперь не бегает, обиделась я на неё сильно!..
А Зина на нас с Марусей обиделась. И ведь права она оказалась! И извинился я перед ней за свою несдержанность – совсем тогда голова от всего кругом пошла. Своих собственных забот с лихвой хватает, а тут ещё такие ребусы подбрасывают! Хорошо ещё, что всё обошлось благополучно. Впредь умнее быть надо, когда кого из соседей вновь лечить придётся. Пусть уж поликлиника за всё отвечает… Но Маруся же совсем свой человек. Разве её оставишь без помощи! Да и всех остальных тоже, когда просят…
А через несколько дней Маруся опять к нам по вечерам спускаться стала. Снова в карты играем. И каждый раз истории свои рассказывает:
– А Лександровна-то, ну, чудная! Ведь не звонила мне две недели. Боялась, что заразная… А вчера уже совсем учудила! Слышу, звонит кто-то. Открываю, а это Лександровна стоит. Стоит у двенадцатой квартиры, напротив моей, и подходить боится. «Чего не заходишь-то, – спрашиваю. А она говорит: «Да нет, нет, я домой иду». – «А чего тогда звонила?» – «Да так просто», – отвечает. – Ну, чудная! И сейчас боится. От моей двери, будто молодая, отпрыгнула. Стоит и не подходит».
– А Васька совсем уж надоел! Ну, его, заразу! Открывает лапами дверь, когда она на цепочке, и в щель пролезает. Как уж только башку протаскивает!.. Вчера даже испугалась. Просыпаюсь днём, уже темно стало. Гляжу, кто-то из кухни в комнату идёт. Меня даже в дрожь бросило! Потом вижу: Васька! Хвост трубой поднял, на кровать запрыгнуть хочет. Выгнала я его совсем – не ходи больше, говорю, я болею, не до тебя вовсе!.. И не пущу теперь. Надоел до невозможности!..
– И ещё Марфа вчера приходила. Говорит, что это она меня от болезни вылечила, каждый день, мол, в церкви за меня молилась. Просвирку с водой святой принесла. Съесть и выпить натощак велела. Воду-то я выпила, а просвирка – хоть пилой пили, до того зачерствела! И не разрежешь...
Вот так каждый день Маруся истории нам рассказывает – про Зину, про Стаса, племянника своего, про москвичей, про кохомчан, про жизнь свою семейную в былые годы. Но чаще всего про мальчишку маленького вспоминает, который к ней в комнату просился... – «Уж точно, кто-то рядом стоял. Проникнуть ко мне хотели! Не открыла я ему. Говорю, беги, беги отсюда, пока собаку не выпустила! И ко мне не ходи больше! Всё равно не пущу!.. Вот так вот!..»




МОЙ  ДОКТОР

Честно говоря, мне не очень хотелось ложиться в госпиталь. Однако состояние всё ухудшалось, и работать становилось уже невыносимо. Спина не давала ни сидеть, ни стоять, ни даже лежать. Пришлось уступить требованиям начальства и отправиться «на отдых» в это святое госпитальное учреждение. Четыре недели, проведённые здесь, оказались запоминающимися, и некоторые эпизоды моей борьбы за восстановление сохранились в памяти весьма отчётливо.
Мой доктор по каким-то мотивам положил меня, тогда капитана медицинской службы, в общую палату с личным составом, где нас, радикулитиков, скопилось, как сельдей в бочке. Надо оговориться, что остальные офицеры лежали в двух- и четырёхместных палатах. Но я не обижался. Мне с матросами почему-то тогда было даже интереснее и веселее.
Вначале лечение шло гладко, и дней через десять я уже свободно ходил по территории, а мой «док» – доктор, уже готовился к моей скорой выписке, явно рассчитывая перевыполнить план по срокам лечения. Оставалось только довести до конца положенный курс озокерита и физиотерапии – по всем канонам медицинской науки. Но вот тут-то и произошла осечка. После четвёртой, или пятой тепловой процедуры внезапно резко усилились боли в пояснице, так что я еле добрался до палаты. А к вечеру и вообще потерял способность двигаться.
Такой вариант, по-видимому, совершенно не входил в планы моего лечащего врача. Придя на следующий день на очередной осмотр и увидев меня в необычной позе – с согнутыми ногами и с руками, впившимися в койку, – он явно не поверил моим страданиям и сразу решил развеять мои иллюзии на дальнейшее пребывание в его отделении. В первый момент он загнул мою правую ногу вверх, пытаясь разогнуть её ещё и в колене. Меня сразу свернуло в дугу от нестерпимой боли, и я всеми силами стал сопротивляться его стараниям. Тогда он гневно взглянул на меня, ухватился за ногу уже обеими руками и стал что есть силы вертеть ею то вправо, то влево, вероятно, проверяя на прочность, совершенно не обращая внимания на мои вопли и безуспешные попытки высвободиться.
В какой-то момент ему удалось пересилить моё сопротивление и повернуть ногу до нужной точки, что сразу лишило меня и чувств и способности к дальнейшему противоборству. Как потом рассказали мне мои «сомученики» по палате, он ещё какое-то время орудовал моей ногой, но, чувствовалось, что уже значительно легче. Потом вдруг уразумел, что со мной творится что-то неладное, отпустил ногу и пошёл за подмогой. Подмога пришла в виде медсестры со шприцом и нашатырём и какое-то время приводила меня в чувство. А потом вытирала полотенцем мои мокрые от пота лицо и тело.
Ощущения после этой врачебной процедуры были довольно необычны. Боль с левой ноги и левой поясничной области почему-то вдруг перекинулась направо. И теперь уже ломила правая нога и вся правая половина поясницы. Но, к моему счастью, на этот раз до полного блока дело не дошло – видимо, моему костоправу просто не хватило для этого времени, и в какой-то степени помогло и моё первоначальное мужественное сопротивление.
После этого случая доктор К., кажется, поверил в истинность моих страданий. Однако и в последующем не раз пытался лично ускорить процесс моего исцеления посредством собственноручного вмешательства. Ему явно не нравилась конфигурация моего поясничного отдела позвоночника, резко выступающего кзади отдельными сегментами. И однажды во время очередного осмотра он попытался придать ему нормальный вид, неожиданно резко надавив на выступающую часть коленом.
Первоначальный эффект от этой лечебно-восстановительной процедуры был таков, что я чуть не слетел с кровати от боли и еле удержался, чтобы не лягнуть ногой моего целителя. Но, видимо, приём на этот раз ему всё же удался, так как после него у меня появился явный провал в области четвёртого и пятого поясничных позвонков. На снимках же стал определяться «спондилолистез» со смещением позвонков уже кпереди. И эффект этого воздействия оказался настолько стойким, что все последующие годы уже никакие консервативно-физкультурные вмешательства не смогли поставить их на прежнее место.
Оказали ли все эти манипуляции какой-либо эффект на дальнейшее течение процесса, сказать трудно. Однако неприятных ощущений доставили мне порядком – это уж точно. Правда, с этих пор мой «док» проникся уважением к моему состоянию и долготерпению и даже пытался по возможности облегчить мою печальную участь.
Во-первых, он назначил мне всесторонние глубокие обследования с многочисленными анализами крови, мочи и других ингредиентов обмена, а также массу рентгеновских снимков. А не найдя на последних ничего серьёзного с моей поясницей, прибегнул к самому «информативному» в то время методу диагностики – пневмомиелографии. Убедив меня в том, что это ещё и прекрасное лечебное воздействие на мои спинномозговые спайки, он собственноручно ввёл мне в спинномозговой канал энное количество кубиков воздуха и на трое суток приковал меня к постели в очень неудобной позе – лёжа на животе, да ещё с задранными кверху ногами.
Действительно, метод дал кое-что в уточнении моего диагноза. Ну, а что касается головной боли и некоторых других неприятных последствий после этой процедуры – в частности, в виде сильнейшего спазма сфинктеров), то всё это было уже вполне преодолимо после всех перенесённых до этого испытаний. Возможно, пневмо-миелография послужила также толчком к постепенному улучшению моего состояния. Правда, в этом нельзя исключить и благотворной роли других способов и средств воздействия на мой организм, на которые уже не скупился мой доктор. Он прописал для меня чуть ли не весь арсенал обезболивающих и успокаивающих средств, а также все известные к тому времени витамины. И всё это впихивалось в меня в виде таблеток и инъекций в течение суток, ввергая периодически то в полуобморочное состояние, то заставляя кривиться от боли, особенно после особо «действенных» уколов витамина В1 и сернокислой магнезии. Последняя вводилась внутримышечно по полной схеме: ежедневно в течение десяти дней по 20 кубиков; и на самом деле перебивала временами своим эффектом мой поясничный болевой синдром. Действовала ли она каким-то образом на мои «зажатые» корешки – утверждать затрудняюсь. Зато точно знаю, что моё нормальное кровяное давление снижала весьма существенно, порой чуть ли не до полного моего «забвения» – когда начинала сильно кружиться голова, и на всё тело наваливалась страшная слабость. Но что не вынесешь ради восстановления! И я безропотно переносил всё в надежде на полное и скорое исцеление.
В конце концов, меня так закормили и закололи, что я мечтал уже о скорейшей выписке, чтобы избавиться от этих медицинских щедрот. Возможно, как раз на это и была рассчитана столь интенсивная терапия. И как только я стал мало-мальски перемещаться в пространстве, так сразу настоял на своём, и в тот же день в полуобалдевшем состоянии добрался до родного дома. А через несколько дней был уже на работе, будучи страшно рад, что без особых потерь вырвался из этого госпитального плена. И надеялся как можно реже посещать его в дальнейшем.
Однако судьба не была милостива ко мне, и я в последующем ещё неоднократно сталкивался с этим заведением. И каждый раз попадал в надежные руки эскулапов неврологического отделения, в том числе, и моего друга – доктора К., который не скупился на изобретательства, придумывая для меня всё новые и новые схемы лечения, порой весьма впечатляющие. Но больше уже не пытался крутить моими ногами с целью проверки на прочность, полностью доверяя моим внутренним ощущениям.




ОБЖОРЫ

После проделанной над собой «голодовой инквизиции» больше продолжительного голодания я не применял в своей лечебно-восстановительной практике. Однако несколько раз был свидетелем его применения другими лицами как в домашних условиях, так и в стенах нашего госпиталя. В госпитале голодание стали иногда использовать в терапевтическом отделении в комплексе лечения больных с избыточной массой тела. Точнее, это не были больные, страдающие серьёзными отклонениями со стороны тех или иных систем организма. У них не было и серьёзных жалоб на ухудшение самочувствия. Да и возраст был всего-то за тридцать. Однако вес, несмотря на возраст, подтягивал к центнеру при росте 170-175 см. В целом же им было куда легче, чем мне, тем более что курс голодания в их случае не превышал полутора-двух недель. Да и методология «лечебного процесса» у них, как я уяснил себе в последующем, тоже была существенно отличной.
Как-то, уже в восьмидесятые годы, мне довелось встретиться с двумя такими «болящими» в госпитальной сауне, где я тоже принимал сеансы тепловых процедур, которые временами приносили мне некоторое облегчение. Меня, достаточно искушённого в этом методе, поразила тогда недельная динамика их состояния и, особенно, скорость восстановительного периода. Так, за пять дней пребывания в стационаре (с понедельника по пятницу) они теряли в весе килограммов семь-восемь, что не было для них слишком обременительно, учитывая их исходные габариты. За этот период у них снижалось кровяное давление, урежались пульс и дыхание, улучшалось и общее самочувствие, если не считать зверски нарастающего аппетита. Однако при встрече в следующий понедельник я был поражён их видом, изменившимся до неузнаваемости. Вздутые, круглые, плотные, как барабан, животы; распухшие, отёчные, красные лица; растопыренные в сторону от туловища руки, страдающий вид, вздохи и стенания – всё это свидетельствовало о серьёзных сбоях в течении лечебного процесса. Дополнялось это и объективными данными – сильнейшей тахикардией, аритмией, учащённым, поверхностным дыханием, выраженной гипертензивной реакцией. На вопросы удивлённой медсестры они только разводили руками. На мой же прямой вопрос, сколько за два дня сожрали, отвечали прямо – да килограммов десять-пятнадцать, а воды вылакали, наверное, целую бочку.
Оказывается, они умудрились сходить на два дня домой, на отдых, и «отдыхали» в полное удовольствие. А какое же удовольствие без еды?! Начав же, оба уже не могли остановиться, и ели двое суток лишь с некоторыми перерывами, в том числе, и ночью. А в воскресенье оба даже пропустили «по маленькой».
Да, эти товарищи явно не были лишены отваги и, к тому же, были абсолютно уверены в крепости своего организма. Но вот какое впечатление произвёл их незапланированный эксперимент на лечащих врачей и как те отреагировали на это, об этом оставалось только догадываться. По крайней мере, в последующем я ещё несколько раз встречался с этими героями в той же сауне, и они спокойно продолжали проведение незаконченного курса.

Что и говорить, голодание – всё же весьма серьёзное испытание. Большинство из нас (Homo sapiens) любит вкусно покушать. И жизнь наша во многих случаях предоставляет нам такую возможность. Чем оборачивается безудержное пищеглотание для современных троглодитов, наглядно демонстрируется по телевидению, публикуется в печати с весьма впечатляющими фотографиями. Вид 200-300-килограммовых гаргантюа, безусловно, не проходит мимо нашего внимания. Однако это далеко не предел. Рекордсменами обжорной элиты являются «мастодонты» в 400-450 кг живой массы и даже более. О них с гордостью говорят в Америке, как о национальных героях, занесённых в Книгу рекордов Гиннеса. Детально описывается их быт, виды деятельности и, конечно же, диета – как пример для подражания.
У нас в стране до таких достижений пока не дошло. Ни отечественные блочно-каменные жилищные строения, ни лифты, ни мебель, ни машины, ни одежда для таких рекордсменов совершенно не приспособлены. Теперь вот разве что такие возможности появляться стали, для некоторых, правда, – для тех, кого не более пяти процентов. При такой «массовости» мы вряд ли на мировые рекорды выйдем; однако лиха беда начало!

Не знаю, регистрируются ли в книге рекордов массо-габаритные показатели, но вот обжорно-поглотительные фиксируются точно. Даже соревнования в этом плане устраиваются. И абсолютные рекордсмены знатокам давно известны. Благодаря «книге» и нам порой предоставляется возможность познакомиться с ними. Пусть заочные знакомства и не так впечатляют, как присутствие на побитии мировых достижений, но и они дают представление о феноменальных наших человеческих возможностях.
Судите сами. Один чудак (бразилец) слопал в один присест двадцать восемь апельсинов. Причём с кожурой. И при всём этом за пятнадцать минут. Но и этого ему показалось мало. Он передохнул часок и заглотил ещё восемнадцать лимонов. И тоже с кожурой и за те же пятнадцать минут. Видимо, пятнадцатиминутный интервал – это было время, отводимое для установления рекорда. И всё это без каких-либо последствий. Правда, после всего он попросил вдобавок литр сладкого чая, но это в рекордные показатели уже не входило.
Рекорд пожирания бананов за один присест: двадцать восемь штук – 6 кг 200 г. Вот только исследователи не сообщают, с кожурой или без.
Была попытка побития рекорда грушеедения: восемнадцать штук (6 кг 200 г) за раз. Однако всё же закончилась неудачей – очередной соискатель после проделанного эксперимента сразу попал в больницу, покрывшись зудящей сыпью. Возможно, что в тот раз продукт был недоброкачественный. А может, постарались и конкуренты.
Сообщалось и о куда более оригинальных рекордах и просто-таки потрясающих способностях человеческих желудков. Например, йоги индийские стекло, гвозди, ложки, вилки и иную хозяйственную мелочь свободно глотают. Не сообщается, правда, что у них остаётся «на выходе». Но для желудков – всё без последствий. Пытались это повторить и некоторые европейцы, а также американцы – в частности, знаменитый Гудини. Но тот всё же «мухлевал» немножко – незаметно потом эти закорюки из живота своего назад вытаскивал. Но и это уметь сделать надо! Однако создаётся впечатление, что пищеварительная система у европейцев не достигла ещё йоговского совершенства. Но было и исключение, одно, правда.
Один австралиец – европеец, не абориген какой-то – тоже на рекорд пошёл... – с собственным автомобилем: съесть его задумал!! Причём, без всяких вспомогательных средств, как для откусывания, так и переваривания. Автомобиль настоящий был, железный, – не пластмассовый! И комиссия была настоящая – не подкупленная. Так что в достоверности факта сомнений не было.
Эксперимент тот около двух лет продолжался. Закончился весьма положительно. Изгрыз австралиец целиком машину – все железные части сгрыз, за исключением мотора. Эта фордовская деталь всё же не по зубам оказалась. Думал целиком заглотить (иначе, без мотора, рекорд не регистрировался), да рот, как у удава, не растягивался. Не подумал рекордсмен, что заранее потренироваться надо было... Ну, а для него всё без последствий обошлось: и зубы целы остались, и желудок потом сбоев не давал. Правда, после этого всё больше железные детали на закуску требовал. С толку сбил он тогда всех учёных, прежде всего, диетологов. То ли микробов он себе в желудок запустил «железопожирающих», то ли «царскую водку» вместо обычной соляной кислоты вырабатывать научился. Хотели его детально поисследовать. Да тот отказался – сильно расстроен был, что рекорд не зарегистрировали...
Вот и сравните теперь человеческие возможности с возможностями иных живых существ! Животные уж если и заглатывают порой отдельные металлические изделия, то сразу пытаются от них избавиться. Переварить подобное их переваривающая система явно не в состоянии. Наши желудки, как видно, куда как совершеннее! Развить вот только немного надо. Тогда, пожалуй, и на железо-скобяную диету перейти можно будет.

Мы, россияне, тоже любим быть в лидерах и рекорды устанавливать. На последней Олимпиаде чуть самих американцев не обошли! Правда, вот с «обжорно-габаритными» рекордами, как говорил, пока не везёт: уж очень экономика наша отстаёт от зарубежной – не в силах необходимыми продтоварами желающих обеспечить. Волевых же качеств у нас предостаточно: сожрать и «больше ихнего» сможем!
С другой стороны, если вспомнить, то подобных рекордов у нас не меньше, чем у них, было. В детстве, например, кто считал, сколько яблок, вишен, слив и груш, а также репы, моркови, турнепса и иных садово-огородных вкусностей каждый из нас, мальчишек, за день заглатывал! Особенно, если с соседнего огорода, у того же деда Фёдора! Мы-то сами не считали, а, по его данным, «кажный день чуть ли не по корзине одних только яблок таскали»! На двоих, с Генкой Серебряковым – это немало было. Да ещё резервы в животе оставались солидные. Могли бы ещё столько же за день уплести, кабы возможность была. А сколько нам тогда было? – по восемь лет всего лишь! И, главное, масса была соответствующая, послевоенная!
А то ещё соревнования в глотании земли устраивали – кто это придумал и с какой целью, уже не помню. Не очень, конечно, вкусно было, но все старались переглотать друг друга. Не думаю, чтобы современные толстопузы пошли на это. Так что рекорды соответствующие, безусловно, нашими были, мальчишескими! Обидно, что не фиксировались они тогда, а так бы и себя в этих книжках увидеть смогли бы!
В юношестве академическом, думаю, у нас тоже без подобных достижений не обходилось, особенно, когда в курсантскую столовую на дежурство попадали. На лагерных сборах, помню, мы после обеда и ужина часа по два от бачков со снедью оторваться были не в состоянии. Сколько курсантских порций первого и второго за это время затолкать в себя можно было?! Что касается третьего – компота, то по литру точно уходило на брата. И ведь никто эти рекорды опять же не фиксировал, разве что только заведующий камбузом – с явным интересом созерцавший наши поглотительные возможности.

АГИТАТОРЫ

Одно время что-то уж слишком зачастили к нам агитаторы. То от коммунистов придут, то от Жириновского, то за Лебедя агитируют, то за новую власть призывают, то ещё за кого. Только один уйдёт, смотришь, уже другой в дверь ломится. Все с папками да со списками. И все подписи собирают. Будто соревнуются, кто больше наберёт. Соберут нужное количество, а потом пропадают куда-то, будто их и в помине не было. Пропадают вместе с нашими избранниками – кто в Думу, кто просто в Москву, кто невесть куда ещё подаётся.
Мы, пенсионеры, уже совсем запутались – что к чему, и кто за кого, и за кого нам, грешным, голосовать надо. Вроде, все говорят правильно – за народ ратуют. Жизнь спокойную обещают. А нам, пенсионерам, только того и надо. Лишь бы чуток получше стало. Лишь бы войны не было. Да пенсии давали вовремя. Пусть хоть эту, мизерную. И на том спасибо. Привыкли ведь терпеть-то. Так что на всё были согласны. Поэтому всем всё и подписывали – и коммунистам, и жириновцам, и теперешним правителям. Сколько лет подряд подписывали! И всем верили – и одним, и вторым, и третьим.
Одним шибко верили – обманули. Другие, вроде, и пытаются что-то сделать, да всё не то получается. Третьи уже несколько лет кричат, руками размахивают – тоже обещают. Но уже не верим. Разуверились! Сейчас, по-моему, почти никому не верим. Поэтому и подписи свои с оглядкой ставить стали, и уже сами на агитаторов наваливаемся. – Почему обманываете! Что толку от вас, что в Думе сидите! Только и видно, что газеты читаете да болтовнёй занимаетесь, а то и в драку лезете. Да всё кворума собрать не можете! Продуктов, говорите, много стало. Для нас они как товары музейные – с нашими-то пенсиями трехмесячной давности! Чего хвалиться, что жильё понастроили! А кто живёт в коттеджах-то?! С бандитами боретесь? А они, как снежный ком, растут шайками. Да за вас, думочадцев, молятся, что такие законы выпускаете. А нас и защитить сейчас некому. Говорят, сил и средств недостаточно. Сами, мол, боритесь, если сможете! Тех же целые своры ломятся на участки наши на садовые. И средь бела дня безобразничают – просто так, для острастки, чтобы помнили. А на улицу выйти боязно, – проломить башку могут запросто – просто так, ни с того, ни с этого.
Вот так каждого агитатора мы теперь и допрашивать стали. Те и не рады, что в подъезд пенсионеров попали. Бегут с одного этажа на другой. А им везде одна встреча – и коммунистам, и жириновцам, и всем остальным тоже. Тут на днях очередной то ли за коммунистов, то ли ещё за кого агитировал. Опять куда-то выбирать будем. Он, ничего не зная, не ведая, сразу на пятый этаж забрался. А там его сразу три старушки встретили и начали с трёх сторон допрашивать. А внизу уже остальные приготовились – ждут своей очереди, когда тот до них спустится.
Мужик уже и про подписи позабыл, и папку свою чёрную не раскрывает. Удрать бы поскорее! Да не тут-то было! На втором этаже всё же словили. Загородили дорогу-то, да свои вопросы задавать стали. Почему воду отключают, почему отопление плохо работает, почему цены растут, когда инфляции нету – понять, мол, не можем! Мужик не шибко силён в экономике и социальной политике оказался. Только рот раскрывает, а ответить ничего не может. Всё на ЖЭО сваливает, да на верховные власти теперешние. И всё вниз поглядывает, как бы из подъезда-то выскочить.
А тут ещё Зина – соседка напротив, выглянула. Она много своих вопросов подготовила. И начала ими сыпать. Да ещё дверью своей для эффекта прихлопывает. Дверь у неё особенная – «с собакой». Только открывать или закрывать станет, та как настоящий кавказец рыкает: громко, зло и противно. Самой, говорит, от такой двери тошно, да уж сделать ничего никто не может. Такой «собачьей», верно, и останется.
Так вот, она с каждым новым вопросом дверью своею и хлопает. Мужик как услыхал собачий лай, за дверь так и схватился, чтобы больше не открывала. Всерьёз испугался - вдруг и собака ещё супротив его партии выступать будет. Ей сейчас тоже, видно, не сладко живётся. И, чего доброго, по-своему решит допрашивать. «Ой, – говорит, – бабоньки, извините. Совсем заболтался! Меня внизу машина ждёт, ехать надо». Да как рванул по ступенькам – нашим бабусям и не угнаться. Куды там! Только его и видели! На улицу, – кто был, выбежали, а его и след простыл, вместе с его машиной. Ну, да ладно, говорят, в следующий раз ужо не выпустим. Пока на все вопросы наши не ответит...
А те вдруг и приходить к нам почему-то перестали. Причем все сразу, одномоментно как бы. То ли выборы уже прошли, и в подписях надобность отпала. То ли в нас, пенсионерах, все разочаровались. Или же на самом деле побаиваться нас стали, с нашими-то вопросами да справедливыми требованиями. Чувствуют, небось, что так и до белого каления довести недолго – одними обещаниями да обманами-то!
И на самом деле, совсем уж мы распаляться стали. Стоит больше двух пенсионеров собраться – в очереди, на остановке, в транспорте, как сразу диспуты начинаются. Причём на все темы сразу: и по экономическим вопросам, и по социальным, и по политическим. Тут уж всем подряд достаётся сверху донизу. А больше всех нам самим друг от друга влетает – есть на ком гнев свой справедливый выместить. И от этого никуда не денешься – закон есть такой, физиологический: снимать нужно внутреннее напряжение. Не то, не ровен час, самого кондрашка хватить может. Да и хватает на самом деле многих – вон, сколько схоронили за последние годы!.. Вот и снимаем напряжение при каждом удобном случае... на том, кто ближе находится: на родственниках, на соседях, а то и просто на первых встречных...
Нет, пусть уж лучше к нам агитаторы почаще наведываются. На них напряжение куда как легче снимается. Так что добро пожаловать к нам, в наши апартаменты! Заждались, родимые! Да и на вопросы, к тому же, отвечать некому. А непонятного в жизни всё больше и больше становится. Спешите, пока у нас ещё силы есть, да голова хоть чуть-чуть работает. А то ведь скоро в подъезде из нас, пенсионеров, совсем никого и не останется...




БАБУЛИНЫ ЗАБОТЫ

Наконец бабуля полностью пришла в себя, вернувшись к своему прежнему (до болезни) состоянию. Стала ежедневно выходить на улицу, прогуливаясь до получаса около дома. Вернула былую жизненную активность: интерес к французскому, к коллекционированию открыток, к чтению, телевизору, кроссвордам, картам. Для решения кроссвордов у неё была разработана своя система. Мало того, что рядом постоянно находились энциклопедия, географические атласы, музыкальные, астрономические справочники и другие подсобно-вспомогательные литературные материалы, она сама составила каталог всех опер, оперетт, фамилии композиторов, художников. И постоянно пользовалась ими в процессе своей творческой деятельности.
Сложнее было с накоплением художественных открыток, поскольку она уже не в состоянии была ездить на открыточные рынки. Выручал один шустрый «меняла», приходивший к ней и приносивший целые кипы товара на выбор по довольно сносной цене. Бабуля затем разбиралась с этими открытками несколько недель, откладывая в свою «копилку» новые шедевры.
Шедевров у неё скопилось уже довольно много – тысяч двадцать-двадцать пять. Но это была капля в море по сравнению с коллекциями других любителей живописи, запасы которых составляли шестьдесят-семьдесят тысяч единиц и более! Так что приходилось срочно навёрстывать упущенное. Определённой сложностью в работе было отсутствие каталога, и бабуле каждый раз, с каждой новой партией, приходилось перебирать свои бесчисленные альбомы и ящики, вытаскивая всё подряд, а то и раскладывая открыточные пасьянсы на столе, на кресле, на кровати и других высоких предметах. Заняться же составлением алфавитного каталога своих ценностей она не решалась, мотивируя это тем, что так ей удобнее, а к тому же, каждый раз можно снова «посмотреть картинки».
Вначале, в прошлые годы, бабуля коллекционировала, в основном, пейзажную живопись и всех классиков художественного творчества. Сейчас же, для ускорения процесса, стала собирать и портреты, и гравюры, и шедевры современных художников, в том числе и иностранных, выкладывая за отдельные серии кругленькие суммы. Меняла же был страшно доволен, приезжал всё чаще и чаще и каждый раз повышал тарифную ставку – в связи «с растущей инфляцией».
Поскольку бабуля вела теперь накопление целыми сериями, у неё, естественно, стали скапливаться и лишние, двойные, экземпляры. Она их щедро отдавала меняле и практически бесплатно – за 10% стоимости, причём те же самые, которые только недавно приобретала у того за полную цену. Такой «диссонанс» в ценах её несколько смущал, но меняле удалось убедить её в абсолютной справедливости такой сделки, мотивируя последнее тем, что продавать открытки, приобретённые оптом, ему будет несравненно труднее. Правда, в последующем я привёл бабуле конкретные математические расчёты и объективно показал, что она теряет на таких торгово-обменно-обманных операциях ежемесячно по 50-60 рублей. Новыми! Она мне не поверила. С математикой у неё с детства были определённые нелады, к тому же, она привыкла верить «честным людям» на слово. Но такая сумма всё же произвела на неё впечатление – при её скудном пенсионном бюджете это было почти 10% нашего месячного денежного баланса.
После этого случая с математическими расчётами, да ещё с помощью калькулятора! бабуля стала серьёзнее относиться к своим сделкам и каждый раз пыталась выторговать у менялы лишние копейки за каждую открытку. Но это давало мало проку, учитывая массу приобретаемого ею товара. Ко всему, она вдруг стала замечать, что меняла, забирая её открытки на обмен, возвращает ей не те суммы – обычно несколько меньшие по сравнению с истинной ценностью художественных произведений. Это её серьёзно расстраивало, и она на какой-то период вообще прекратила все обменные операции с целью экономии денег.

Всемерная экономия (всегда и во всём) была стратегической линией бабулиного жизненного поведения – так сказать, её основное «жизненное кредо». К этому приучила её сама жизнь – с голодом и лишениями. Да, так жила у нас значительная часть населения страны, в том числе, и интеллигенция. Так что с самого раннего детства фраза «на потом» была для меня частым запретом на многие мои детские притязания.
И сейчас бабуля экономила буквально на всём – на электричестве, на радио, на спичках, на телефоне. То и дело слышались её команды: «Закрой свет» – если горела дополнительная лампочка, «выключи телевизор» – если показывали не Барбару, или мультик, а нечто другое; «закрой радио». Она его вообще не любила слушать. А с тех пор, как стали раздаваться разговоры о повременной оплате телефона, каждый мой лишний звонок становился для неё серьёзным раздражающим фактором. И никакие мои доводы, что мы пока ещё не платим, да и не будем платить, её не убеждали. С целью же экономии спичек она их не выбрасывала после первого использования, а пускала в повторный оборот, поджигая при необходимости от горящей газовой конфорки. И страшно завидовала Марусе, часто приходившей к нам в гости, когда та купила кремниевый приборчик для зажигания, стоимостью в 25 рублей.
Долгие математические расчёты их обеих, правда, без калькулятора – только на бумаге, показали выгоду за год от его использования в целых пять рублей! Рассчитать же, за сколько лет окупится его полная стоимость, нашим бабулям в течение вечера так и не удалось, хотя исписано было немало листов бумаги; споров же на этот счёт между ними было ещё больше. Мария Григорьевна аргументировала свои доводы тем, что она всю жизнь проработала в сберкассе бухгалтером и считать-то уж умеет. Бабуля же всегда с трудом соглашалась с противоположным, чем у неё самой, мнением, поэтому и в этом случае выдвигала сугубо свою личную точку зрения.
Эти обсуждения и споры затянулись бы на долгое время и лишили бы обеих счастья совместной карточной игры, а также пасьянсов и любимых кроссвордов, если бы на второй день счастливая обладательница прибора не сообщила, что он, прибор, почему-то плохо работает и не зажигает горелку:
– Столько газу напускала, пока зажглося, что голова заболела!
А ещё через день прибор окончательно вышел из строя, вообще перестав «давать искру». Тут уж рассчитать прямой убыток обеим было намного легче, и обошлось без длительных споров.

С Марусей вообще-то весело. Хорошо, что каждый вечер к нам приходит, – хоть разнообразие какое-то. Всякие истории нам рассказывает, а то и в карты играем. Я хоть понемножку, но пытаюсь сидеть со старушками. Чаще всего она о соседях беседы заводит: кто звонил, да кто приходил к ней – о чём ещё говорить-то? Радио не слушает: отключила точку – тоже экономия, газеты выписывать перестала – целых 48 тысяч платить надо! От помощи собеса отказалась: «Выдумали, 17 тысяч в месяц брать! И не подумаю больше связываться!»
Сегодня всё больше о соседке сверху рассказывала:
– Всё по поликлиникам ходит. Сейчас болезнь какую-то ей придумали – что на улицу ходить не разрешают... Как бы ветром не унесло! Она такая, и не подымешь!.. Эх, до чего же хитра, до чего хитра! Скрытная! Никогда ничего не скажет!.. А ведь каждый день ко мне ходит, за каждой ерундой... Жадная какая! Ничего себе не купит. Яблока не купит! Колбасы не купит! Деньги есть, а всё равно ко мне занимать ходит... Я ей дам чего, так берёт с удовольствием... Вообще, ко мне все идут, будто у меня положено!
А на днях Марусе письмо пришло из Москвы от старой знакомой. Советы ей лечебные давала – как своей мочой лечиться. Маруся даже расстроилась:
– Это мне неприемлемо! Лечиться так не буду! Так и напишу ей... Сама пусть лечится!.. Мочу пить! Растираться! Какую гадость мне написала! Подружка называется!..
Про приблудного кота Ваську часто разговор заходит. Раньше наши бабули его всё на улице кормили, теперь в коридор приглашать стали. Даже время кормежки между собой распределили: наша бабуля утром, Маруся – днём и вечером. Сегодня тоже о нём беседовали. В основном, Маруся рассказывала:
– Расскажу вам сейчас про Ваську. Какой нахал! Ко мне как-то пришёл, шмыгнул в дверь, я его даже не видела. Я закрыла дверь, вхожу в комнату, а он у меня на кровати разлёгся! Там у меня палас лежит, покрывало чистое, а он разлёгся! Выношу его, а он шипит, потом так на меня глядит – ну, не нахал ли?!.
В другой раз тоже не увидела, – на кухню убежал. Опять выносить пришлось. Нахал настоящий...
В карты Маруся с удовольствием, азартно играет – не любит проигрывать. И наша бабуля тоже. На этой почве частенько у них дискуссии бывают. Правда, больше Маруся дискутирует, бабуля наша всё молча делает, и незаметно. Вот и сегодня, проиграла Маруся в Кинга и в дурака несколько раз – вот и разволновалась.
– С тобой играть одна надсада, – к бабуле обращается. – Ты всегда вылезешь. Сказала, всё приняла, а сама кроет. Я уже карты приготовила.
Через некоторое время вновь слышится:
– Да ну тебя! С тобой говорить бестолку! Как со стеной. Ты будешь из кожи вылезать, да выкрутишься!..
– Язык у тебя фальшивый! Тебе никогда верить нельзя! Говорит нету, а всегда пятками ходит (игра в круглого дурака). И верить не буду!..
– Чего швыряешь-то? Когда карта хорошая, чего не швыряешь? – Бабуля настаивала на пересдаче карт – Маруся ей лишнюю бросила...
– Разве так делают? Эдак только жулики делают, шулеры! – Бабуля при сдаче себе нечаянно внизу туза подложила. Маруся последнее время следить за этим стала – и углядела всё же!
– Не щупай карты! Знаем мы вашу политику! – Бабуля колоду щупала – туза козырного с кона хотела забрать – не знала, сколько карт подкидывать.

Помимо Маруси навещает нас иногда ещё одна мамина знакомая, Галя Т. Пришла через полгода после случившегося с бабулей несчастья. Мама, конечно, высказала ей своё «Ф», но тут же простила сие «прегрешение», обрадовавшись возможности дополнительного общения с подругой давних лет. Тем же для обсуждения у обеих предостаточно, и главная – это любимая обеими «Барбара». Тут уж разговоров хватает на целый час и более, особенно после недельного перерыва в общении. Порой «общение» у них проходит и по телефону. Однако бабуля всегда требует, чтобы звонила Галя из-за боязни телефонных «начётов». Галя же, как выяснилось, наговаривает в месяц по 400-600 минут и ничуть не расстраивается от этого. Вообще-то она очень любит поговорить и беседует по телефону с многочисленными знакомыми с утра и до вечера, естественно, с перерывами для просмотра нескольких сериалов, а также для приёма пищи.
Так что бабуле становится немного повеселее. У меня же по-прежнему нет новых знакомых. Да и как завязать знакомство, не имея возможности «выхода в свет»! Визиты бабулек меня особенно не развлекают. Хотя монологи Маруси и игра в карты дают какую-то эмоциональную разрядку.

А дни всё идут и идут, один за другим. Минула первая декада марта, наступила вторая. Жизнь наша, вроде, как-то установилась и текла в постоянном ритме. Подъём, гимнастика, гигиена, завтрак, уборка. Затем работа до обеда, обед, отдых, опять гимнастика, снова работа; попытки выйти на улицу; ужин, гимнасти¬ка, карты, телевизор, работа и т.д. У бабули была своя рабочая программа – с открытками, с книгами, с французским. Она уже неплохо читала по-французски детские книжечки, а также и иные, адаптированные тексты. Вела словарь, пыталась выучить грамматику, произношение. Если учесть, что она начала заниматься иностранным почти в восемьдесят лет (просто так, для интереса – когда уже вышла на пенсию), то успехи её можно было считать весьма и весьма значительными. Правда, интересных книг на французском у неё было не очень много, и это в какой-то степени сдерживало её творческие порывы.
Я ей предложил для разнообразия и для пользы дела начать писать свои собственные воспоминания. Ведь её жизнь – целая эпоха – с 1911 года. Чего только не видела в жизни. И гражданскую войну, и разруху, и всю Великую Отечественную на фронте хирургом в эвакогоспитале, послевоенное время с жизненными перипетиями, 50 лет работы в санэпидслужбе области...
Вот так и шёл у нас процесс творческого преодоления. И мы стремились продлить его как можно дольше.
Бабуля загорелась идеей. Подобрала папки, бумагу и стала работать. И дело пошло довольно быстро – быстрее даже, чем у меня. Фрагменты с жизнеописанием так и отскакивали, укладываясь в папку. Я только завидовал её жизненной энергии, упорству, старанию, интересу к любому делу, которым она занималась. Был бы дома инструмент (пианино), обязательно бы играла. Удивительные способности при почти полном отсутствии музыкального слуха – пропеть ничего правильно не может; сумела за три года учёбы в детстве научиться свободно читать с листа. При этом играла такие вещи, как сонаты Бетховена, вальсы Штрауса, вальсы Шопена и другую классику. Даже выступала в концертах самодеятельности на своей довоенной работе. И сейчас, в возрасте 85 лет!, при всех своих «болячках» не тужит, не думает ни о чём плохом, всё время нацелена на лучшее будущее! Думает о лете, о солнце, о том, что сможет много ходить по улице. Мечтает даже до книжного магазина дойти, книги посмотреть. Надеется, что пенсию увеличат, тогда повкуснее покушать можно будет. Она этот процесс тоже уважает, хотя вполне может обходиться и минимальными потребностями – жизнь приучила.
В марте нам удалось немножко разнообразить свой пищевой рацион. В соседнем магазине стали порой продавать дешёвые яблоки-обрезки. Я добирался до них, и бабуля стряпала яблочный пирог на сдобном тесте. Это было объедение!




ТВОРОЖНАЯ  ЗАПЕКАНКА

Наша бабуля никогда не страдала отсутствием аппетита. Даже в самые тяжёлые для неё периоды жизни – во время обострения  многочисленных болезней – вкусненькие блюда поддерживали её моральный дух и придавали новые силы, так необходимые для борьбы за восстановление.
Недавно наша маман прислала нам простой рецепт творожной запеканки – достаточно дешёвой и вкусной. К тому же, это было, по её словам, достаточно экономное блюдо, – которого хватало им с Димой на двоих на целых два дня, и даже Диме оставалось, чтобы взять на работу.
Бабуля сразу загорелась. Последние месяцы большого разнообразия в питании у нас с ней не было: щи да каша, макароны и борщ, грибной суп, – иногда со сметаной, редко с куриной ножкой, но чаще всего – «без». На завтрак и на ужин – чай с вареньем, иногда и со сгущённым молочком, запасённым бабулей с незапамятных времен. К слову сказать, молочко такое бабуля очень любила, и оно исчезало уже на второй, реже – на третий, день после вскрытия баночки. И то, что потом у бабули развивалась по вечерам некоторая изжога – от переизбытка чувств, не останавливало её в последующие дни перед очередным соблазном.
Прочитав в письме, что «пирожок» получается очень вкусный, что его хватает надолго, и что все его составляющие вполне доступны нашему бюджету, по крайней мере, если заняться им сразу после получения пенсии, бабуля принялась строить планы на будущее. На следующий день распорядилась купить яйца, и стала искать ёмкость, в которую лучше было бы поместить будущее кулинарное изделие для отправки в духовку. На всякий случай выбрала побольше, хотя и очень сомневалась, что из нескольких ложек манки, муки, 250 граммов творога и другой мелочи может получиться нечто солидное.
Ко всему прочему, при более внимательном рассмотрении рецепта её забеспокоило избыточное, по её мнению, количество таких особенно дорогих ингредиентов, как яйца и сахар. И она сразу приняла решение уменьшить их наполовину: сахара вместо четырёх ложек положить две, и употребить всего одно яйцо. На всякий случай, спросила моё мнение. Я, естественно, согласился, ибо возражение всегда было чревато определёнными осложнениями – у бабули при этом сильно портилось настроение, и предложил для большей экономии взять всего пол-яйца, однако, не уточнил, какую конкретно часть этого двухкомпонентного продукта. Ну, а сахар посоветовал вообще исключить из рецепта, как весьма нежелательный для здоровья элемент, которого, к тому же, можно было и сэкономить на данной операции – добрую четверть стакана! Правда, по моему мнению, пропорция составляющих в этом случае была бы несколько нарушена, и получилась бы уже совсем не та запеканка, а нечто совершенно иное, возможно, и не такое объёмистое... Бабуля задумалась и приняла, по-видимому, некое промежуточное решение.

На следующий день появились яйца, и к вечеру бабуля, как обычно, с огромной энергией и энтузиазмом устремилась на кухню, захватив с собой письмо с рецептом. Освободила четверть стола: больше у нас никогда не освобождалось из-за перегруженности помещения всякими крайне необходимыми мелочами, поставила перед собой «ингредиенты» и начала колдовать над ними.
Сколько уж она взяла яиц и сахара, этого она мне не сообщила, а вот соды взяла в два раза больше – чтобы всё поднялось как следует. Ей очень хотелось всё-таки пирожок на два дня сэкономить. Попросила меня получше перемешать получившееся месиво, включить газовую духовку и не мешать ей в дальнейшем.
Да, я забыл сказать, что в процессе творческой деятельности у бабули возникла ещё одна сложность – чем смазать дно противня. Об этом в рецепте ничего не было сказано. Можно было это сделать маргарином, растительным и даже сливочным маслом, последнее лежало у нас в морозилке уже несколько месяцев, оставленное «на потом», и дожидалось особых обстоятельств. Остановилась всё же на маргарине и с некоторой осторожностью смазала им стенки и дно посуды.
Минут через пять после того, как мы поместили это диво в духовку, я стал ощущать в комнате какой-то непривычный odeur, несколько не похожий на запах пирожного, или даже пирожка. Отправился на разведку в кухню, открыл дверцу плиты, и мне в лицо ударил довольно сильный дух соды, излишки которой теперь срочно выходили из пирога наружу. Масса же в кастрюле заметно увеличилась и сверху пыхтела, не выдерживая ужасного жара от вовсю пылающего огня, который щедро добавила бабуля с целью ускорения процесса. Чай к этому времени был уже готов, а она не могла терпеть задержки ужина.
Я немножко убавил газ и обрадовал бабулю тем, что пирожок начал увеличиваться в объёме. Теперь возник вопрос о длительности его выдерживания в духовке: в рецепте на этот счёт тоже ничего не говорилось. Я всё же посоветовал испечь его до полной готовности теста, тем более что в его состав входило яйцо, а это всегда внушает опасения в связи с возможным сальмонеллёзом. Бабуля, как всегда, вначале стала категорически отрицать «эту чепуху», но вдруг вспомнила, что яйцо-то она не мыла, и по сему согласилась, что возможность заражения бала вполне вероятной. Так что сошлись на том, что стоит пропечь его как следует на умеренном огне – то есть минут тридцать-сорок.

Объём сотворенного кулинарного чуда поразил бабулю, и она признала сейчас, что такой, действительно, за один день не съешь, и даже вдвоём! И неоднократно подтверждала это мнение в течение всего ужина, отрезая кусочек за кусочком и помещая их в свою тарелку.
Обрадовали её и вкусовые качества блюда. На её удивление, оно оказалось и не таким уж сладким, и даже возникла необходимость подслащивания его вареньем. Варенье бабуля не считала вредным для организма продуктом и всегда предпочитала его чистому сахару, употребляя порой в неограниченных количествах, как и сгущённое молочко.
В общем, выпечка бабуле понравилась практически во всех отношениях: и объёмом съестного, и вкусом, и относительной дешевизной да и легкостью её приготовления. И она сразу наметила следующие сроки её воспроизводства – к Новому году! Однако с оговоркой: если выдадут пенсию...
А пирожок мы докончили на следующий день, за завтраком. Правда, он был холодным и бабуле уже не так понравился. И она сразу дала мне задание – выяснить у маман, каким способом можно согреть его снова в духовке, чтобы он вдруг «нечаянно» не зачерствел. И я срочно написал запрос во Владивосток, надеясь получить ответ к новому году...




СНОВА «БАРАБАШКИ»?

Наша знакомая, по доброте душевной помогающая нам с бабулей в последнее время в заготовке огородной продукции, прошлой зимой принесла крышки для закрутки банок. Сейчас же подошло время крутить, и крышки срочно понадобились. Бабуля о крышках, конечно, ничего не помнит.
– Не приносили вы мне крышек! Не было такого!
– Да нет, сто крышек принесла, в двух бумажных пакетах, и оба в синий пакет положены были.
– Нет, нет! Я бы помнила это. Совсем такого не помню. Да и зачем мне крышки! Всё равно крутить не буду... Правда, могла и забыть. Теперь всё забываю... надо поискать... Но всё же лучше у себя посмотрите, у вас должны остаться...
Стали искать. Перебрали все возможные места с пакетами. Таковых оказалось великое множество, во всех углах лежали: то с книгами, то с моей бумагой, то с грибами, то ещё с каким необходимым барахлом – и под кроватью, и под столом, под шкафом, на полках, между полками и т.д. и т.п. Пока перебирали, часа полтора прошло, – нет, да и только!
Я помню, что был такой случай. И вид этих крышек помню. Но вот куда положили, вылетело из памяти. Но точно, у нас где-то остались. Бабуля между тем на стуле сидит в ожидании яблочного пирога. Кота Ваську гладит и нежно с ним разговаривает:
– Скажи, Васенька, ведь нет у нас крышек, ведь так?! У неё крышки остались... ведь точно, котик?
Знакомая, было, ещё пыталась доказывать свою правоту, но бабуля решительно настаивала на своём, и я посоветовал лучше проверить готовность пирога и повысить бабуле настроение.
Так и сделали. Пирог, как всегда, получился на славу. После чая от него малюсенький кусочек остался, – в основном, благодаря моим с бабулей стараниям. Бабуле вначале показалось, что маловато сахара, но после второго кусочка сахар больше подсыпать не стала. Похвалила пирожок, однако сказала, что надо бы настоящий пирог испечь, лучше с капустой, а то этих «быстрых» только на один раз и хватает:
– Невыгодные эти шарлотки, слопали сразу – и всё. А стоит сколько? Рублей десять-двенадцать? И на один хап. Нет, надо настоящий пирог готовить.

Знакомая ушла, захватив целую корзинку свёклы для переработки, а я стал думать, куда всё-таки крышки могли подеваться. Явно же, где-то поблизости лежат, не было резона их далеко прятать. Да и кто прятал, – сам не помню. Тоже склероз последнее время замучил: помню только то, на что обращаю внимание; правда, и раньше забывал подобные житейские мелочи.
Где ещё мы не смотрели? Только в бабулином хозяйстве, у её столика. Там кресло стоит, на нём пакеты с книгами, просто книги, коробочки с нитками, альбомы с открытками, ещё какие-то пакеты... На всякий случай подымаю верхние книги, беру первый пакет. В нём что-то тяжёлое, но не книги, похоже на консервные банки. Зачем бабуле здесь банки? Все консервы у меня под раскладушкой хранятся...
Развязал пакет, а там две стопки крышек. Вот они, голубушки! Целый год пролежали, а мы и внимания на них не обратили. Положил пакет на место, зову бабулю. А что, говорю, у тебя на кресле лежит? Может быть, туда крышки попали?
– Нет здесь крышек, – отвечает. – Я каждый день эти вещи перебираю. То одно беру, то другое. Видела бы, если бы были... Да нет же, не приносила она мне крышек, пусть дома ищет...
Я всё же настаиваю посмотреть, – на всякий случай. Вдруг где спрятались? Бабуля сердится, но перебирает верхние книжки, достает первый пакет, щупает его:
– Там что-то плотное. Что это такое?
– Ты же все свои вещи помнишь, как же забыла?
– Конечно, помню, но вот это что-то не видела. Развязывает пакет, достает одну стопку, внимательно рассматривает:
– Да это же крышки! Но их здесь никогда не было! Явно кто-то подложил!
– Да кто же мог их подложить? Вера Николаевна, что ли? Зачем это ей нужно!
– Тогда ты, значит! – Я всегда у бабули козёл отпущения.)
– А мне какой резон? Я бы ей отдал.
– Конечно бы, отдал. Тогда не знаю... Наверное, после её ухода подложил!
– Да она только-только ушла, ты в кухню лишь сходить успела.
– Значит, кто-то ещё подложил! Это точно!.. Опять «барабашки» завелись... давно их не было...
Действительно, «барабашки» давненько у нас не появлялись, – со времени пропажи последних ножей, ложек, тарелок, а ещё бабулиных очков с футляром... Значит, снова шалить начали. Спрятать крышки, потом переложить их на новое место, – это, понятно, в их силах. Нередко, они так утащенные вещи перекладывают – то под стол, то под кресло, то под кровать бабулину. Но вот как они смогли пакет перекрасить – из синего в сиренево-полосатый? Это уже что-то совсем новое! До сих пор подобными художествами они у нас не занимались...





«ЧЕРНОКОЖИЕ»

Бабуля до последнего времени не очень жаловала наши информационные агентства – будь то радио, или телевидение. Приучил я её только к просмотру телевизионных новостей в девять вечера. В это время она как раз спать ложится и засыпает под программу Леонтьева «Однако». Леонтьева страшно не любит – не за содержание самой программы, а за то, что разобрать в ней ничего не может – по причине своей некоторой тугоухости.
– Отвратительно говорит! Понять ничего не могу... Дурацкая программа!
В последнее время эта программа, а также и сам вид ведущего стали действовать на неё настолько сильно, что она начинала похрапывать уже при появлении на экране ведущего предшествующей программы «Здесь и сейчас» Любимова, который тоже перестал нравиться...
Пристрастившись к усыпляющим вечерним новостям, бабуля стала обращать внимание и на информацию, передаваемую по радио:
– Какая будет сегодня погода? Что-то не разобрала...
– Кого-то опять убили. Только и говорят об убийствах да похищениях!..
– Какой-то самолет снова разбился. Опять наш, наверное...
Вчера бабулю почему-то особенно заинтересовала Миссия ОБСЕ, прибывающая к нам из Европы. Даже несколько раз специально подходила к приёмнику, чтобы послушать очередные новости:
– Опять в Чечню попрутся! Делать им больше нечего!..
– Ишь, ты! Чернокожие их заинтересовали! Всех их в Африку отправить надо – пусть там и садят... Правда, судить там не будут…
– Почему чернокожие? – спрашиваю. – Вроде, об этом разговоров не было...
– Как бы не так! Только и говорят в каждой передаче, что к чернокожим в первую очередь поедут! А о наших совсем не думают!.. Как раз сейчас об этом говорили.
Стал прислушиваться во время очередных новостей по «Маяку». И точно – про ОБСЕ говорят: «...Сегодня представители Миссии ОБСЕ отправятся на Северный Кавказ. Маршрут их по соображениям безопасности держится в строгом секрете. Известно только, что они побывают в Ингушетии, в Северной Осетии и в Грозном, а также посетят следственный изолятор «Чернокозово», где содержатся пленные боевики...»




«ВЫГОДНАЯ  КОРОБОЧКА!»

Вчера у бабули была очередная проблема – что приготовить на обед.
– Борщ надоел, картофельный суп? - Картошки мало. Курочку (ножку от курочки) – лучше поджарить... Грибной суп? – у нас и так есть пирожки с грибами – принесли в подарок к 8 Марта...
Посоветовал сделать рыбный суп – у нас скопилось довольно много ещё прошлогодних баночек с килькой в томате. Иногда мы такой супчик употребляем. Бабуля сразу обрадовалась:
– О, рыбный – хорошо. Надо открыть баночку.
Баночка тут же была открыта, и я спокойно ушёл в клуб, заниматься музыкой. Предстояло за два дня вспомнить около десятка довольно сложных аккомпанементов – в романсах Чайковского.
Супчик получился на славу! Бабуля скушала с большим удовольствием. Я в тот день частично голодал – для облегчения внутреннего состояния, и от первого отказался, ограничившись сугубо овощной диетой – винегретом, составленным из моркови, картошки, кислой капусты и консервированной свёклы, заготовленной нами по осени. Вместо меня супчиком баловался кот Васька (подпольная кличка Барсик), периодически забегавший из подвала к нам в гости – на обед, или на ужин. Особенно ему показалась вкусной сама рыбка, которую он вылавливал из миски лапой, презрительно отказываясь от жидких ингредиентов.
Вечерами, когда бабуля засыпает после просмотра программы «Время», я обычно сажусь за писанину и успеваю до полуночи накатать страничек семь-восемь про наше житьё-бытьё. Вот и в тот день, сидел – вспоминал про свою академическую молодость. Как всегда, по вечерам прорезался аппетит. На фоне же суточного голодания это чувство сегодня было особенно обострено. Я решил выпить чашечку водички с брусничным вареньем, а заодно и прихватил оставшуюся часть кильки, около четверти баночки, которая мне сегодня показалась удивительно вкусной. После проделанной процедуры работа пошла веселее, и я до полуночи написал аж целых девять страниц воспоминаний.
На следующий день утром, за завтраком бабуля сразу вспомнила об оставшейся баночке с рыбкой. Срочно полезла в холодильник и достала её. С удовольствием стала вытягивать содержимое ножичком, но... это оказались остатки тушёнки, причем старой. От них бабуля тоже не отказалась, но дала команду: «Надо достать рыбку».
Я не хотел расстраивать бабулю, сознаваясь в содеянном вечером «проступке». Открыл новую баночку и подал к столу. Довольная бабуля срочно намазала себе два бутербродика и, обрадованная тем, что баночка оставалась почти полной, дала мне очередное указание – покупать именно такую рыбку:
– Очень выгодная коробочка – вчера из неё целую кастрюлю супа сварила, а сегодня вон сколько ещё осталось!
Я был с ней полностью согласен, опорожнив баночку почти до дна – с расчётом, что завтра поутру открою новую...

«РЫБОЙ  ПАХНЕТ!»

Как-то раз во время вечерней карточной игры Дима что-то проголодался и, пока Маруся, наша соседка сверху – бабуся восьмидесяти трёх лет, сдавала, заскочил на кухню перехватить кусочек оставшихся от завтрака шпрот. И тут же вернулся обратно. Эти шпроты, доставшиеся нашей бабуле вместе с каким-то праздничным подарком, ей очень понравились, и на самом деле были неплохими – с приятным вкусом, сильным ароматом, и хранились чуть ли не в оливковом масле. А запах действительно был такой, что на всю квартиру воняло!
Вот и сейчас, как только сын возвратился в комнату, так сразу от него заблагоухало. Это я сразу почувствовал. Учуяли необычно сильный odeur и бабуля с Марусей.
– Рыбой пахнет!
– Да, точно!
– Откуда пахнет-то? Ты что ли жаришь? – спрашивает Маруся у Димы.
– Да нет...
– От соседей, наверное, – предположительно добавляю я, не раскрывая на всякий случай истины.
– Ну, да, от соседей! Как это?!
– Через розетку, очевидно, – уточняет бабуля. Такое, действительно, иногда и бывало. Только воняло не рыбой, а чем-то более противным.
Дима хихикает, я тоже потихоньку, чтоб не увидели... Продолжаем играть. Ход под меня. И Маруся, как всегда в таких случаях, «поит» от души, не задумываясь, хорошо ей от этого, или плохо. Подбросила и туза, и пару королей, и даже шестёрку козырную: «Пусть берёт! Прими-ка это!» Запоила и сама теперь от бабули отбивается: «Вот это скрою, это скрою, а эту не скрою!.. Всегда козырей на одну не хватает!..»
У Димы тем временем от первой принятой порции разыгрался аппетит, и он снова пару раз сбегал на кухню, от чего комната уже совсем переполнилась густым шпротным ароматом.
– Чего это он на кухню бегает?.. Ну, завоняло! Сидеть тошно! – возмущается Мария Григорьевна. – Это, наверное, нижние соседи жарят. Они часто рыбу коптят и продают на базаре.
– Нет, – возражает бабуля. – Тогда не так пахнет. Сейчас из розетки тянет.
– Да где уж из розетки! Столько вони сразу не вытянет! Это другое что-то... Чего он всё смеется?.. И опять на кухню бежит. Нет, точно, чего-то там делает! Чего ты бегаешь?
– Ваську кормлю.
– Да брось голову-то дурить! Васька давно в подвале спит. Нажрался уже. Я ему столько вечером скормила. Ты чего-то скрываешь!.. А развонялось-то как! – продолжает она. – И как ты, Нина, только это терпишь! Хотя бы проветрила комнату-то! Нету сил больше! И жарко так!.. А ты ещё платком укуталась. Неужто, холодно?!
– Я – мерзлячка, – отвечает бабуля. – Но проветрить надо. «Надо открыть балкон», – даёт нам команду.
Проветрили... И снова за карты сели. Дима к этому времени успел докончить последние рыбьи хвостики, запив их, к тому же, чаем, и уже больше не наполнял ароматом окрестную территорию.
– Перестали жарить-то! Небось, ужин сготовили... Ну, чего вы все хохочете?! Чего-то уж точно скрывают. И сказать не хотят!..
Тем временем Маруся стала отбиваться. Покрыла все пять подброшенных ей карт да ещё козырную даму из колоды в придачу!
– Вот так вот! – Ей всегда везёт с козырьми. Частенько вот так выигрывает.




КАК  МАРУСЯ  ТАРАКАНА  СЛОВИЛА

У нас, в ивановских квартирах, этих ползающих созданий водится не так уж много – по крайней мере, в нашем подъезде. Не сравнить с владивостокскими домами! Там от них житья просто нет! То ли условия такие в Приморье «тараканьи» создались, что плодятся эти твари там с неимоверной быстротой. То ли дома строятся с удобствами, прежде всего, для этой членистоногой братии. Но уж если где заведётся хоть одно такое создание, – пиши, пропало! Через месяц-два по всему дому разбегутся, и ничем их оттуда уже не выведешь. Ни дуст, ни гексохлоран, ни карандаш китайский, ни аэрозоль – ничего не помогает. Те даже не реагируют! А если и дохнут малость, то на их месте новые сожители появляются.
Маман наша как-то новейший аэрозоль попыталась испробовать – так сама чуть на месте не окочурилась. А те полежали, полежали лапками вверх, через час очухались, лапками зашевелили и разбежались по своим тайным укрытиям – мы только их и видели!
Попытались мы как-то на них Маньку натравить – нашу кошку. Та сразу поняла, что от неё требуется. Стала по ночам промышлять. Да уж больно мелкой живность показалась. И вкус какой-то противный: питаются всякими отбросами, даже живот от них болеть стал. Нет, перестала Манька этой дрянью заниматься, стала ждать, пока мыши появятся. И дождалась, в конце концов, но только через несколько лет – когда сантехники водопроводную систему менять стали, кругом дырок понаделали.
А тараканы у нас умные подобрались, бегать по этажам научились. Чуть где шугать начинают, те сразу к другим подаются. Потом к третьим. А то и в самый подвал забираются. Отсидятся там недельку, проголодаются и снова к своим родным и близким возвращаются. Правда, случается, порой, и путают владельцев.
У нас всё рыжие вначале водились. А однажды, гляжу – уже вместе с ними и другие, чёрные, промышляют, и не такие длинные, но тоже больно противные. Подобных экземпляров во Владивостоке ранее я не встречал. Виделся с ними лишь в юности – в деревне, где мы с классом целый месяц картошку убирали – помогали колхозникам. Нас, мальчишек, тогда человек пять к одним старичкам на постой поселили. Те и кормить нас были должны – за плату, конечно. В первый день борща наварили чугун целый, литров на пять, в духовку упревать поставили. К вечеру, к нашему приходу, он как раз истомился. Аромат стоит – слюнки так и текут, особенно с голодухи-то, – весь день работали! Сразу за стол уселись. Хозяйка горшок с борщом на стол выставила, картошку варёную с кислой капустой, хлеба чёрного буханку нарезала. Стоит, потчует.
Мы сидим в полутьме (электричества там, вроде, и совсем не было) и все из одного котла уплетаем за обе щёки. Жареный лук на зубах так и похрустывает – чудо, да и только!.. Наелись, чаем запили с сахаром. Больше ничего и не надо! Пошли сразу к девчонкам нашим. Собрались в какой-то большой хате. На мандолине с гитарой играем, песни поём, даже танцевать умудряемся, болтаем. По домам часов в десять разошлись, дома сразу спать завалились – назавтра рано вставать придётся.

С утра работать пошли. К обеду вернулись. Выставили из духовки остатки томлёного борща. Открыли кастрюлю и... что за диво! В нашем борще вместе с луком сплошь чёрные тараканы плавают! Десятка три-четыре не меньше. Откуда вдруг взялись-то?! И даже в печку залезли – правда, печка сейчас чуть тёплая была. А вдруг они уже вчера с вечера в котёл набежать успели, а мы их вместе с луком хрупали?! Только об этом подумали, сразу на улицу потянуло. Один Вовка устойчивым к тараканам оказался. Даже не поморщился. Говорит, что эту живность какие-то племена в пустынях специально для еды отлавливают. И ничего – живут и здравствуют! Мы ему весь бачок и оставили – пусть сам лопает вместе с хозяевами. Те, небось, уже привыкли к таким приправам. А, может, специально решили нам удружить – в благодарность за наше присутствие?
Так и остались в тот день голодными. Даже к картошке не притронулись. Отсюда и производительность наша на поле поубавилась – как не подгоняла нас наша «классная» и как не вдохновляла своими довольно сальными анекдотами. Мы тоже ей анекдот рассказали – про тараканов, как мы их вчера впятером впотьмах похрустывали. Ей понравилось – даже смеялась. А вот девчонки наши морщились. Говорят, что сами теперь есть ничего не смогут с хозяйского стола. Правда, хозяева им не такие «тараканьи» достались. И в доме чисто, и по стенам не ползают. Однако иные бестии по ночам жрут немилосердно!.. Ну, это уже из другой оперы…
Так вот, во Владивостоке этих чёрных пока немного водится. Всё больше рыжие одолевают. А то даже белые какие-то попадаются – почти прозрачные – аж всё нутро насквозь просвечивает. Вместо мокриц, что ли, вывелись? Все одинаково противны. И как мы свою новую квартиру не конопатили, как не заделывали все щели ещё до переселения, как дезинфекцию не проводили, – всё равно в первый же день появились. И сразу на кухню ринулись – чуют, где кормить будут. Мы им там всякой отравы понаставили, да чуть Маньку не отравили. Так и пришлось смириться с их присутствием, проводя лишь периодические экзекуции.

В Иванове у нашей бабули квартира хорошо заделана. Лет двадцать назад она активно с иной живностью боролась – все щели пластилином залепила, да ещё туда гексахлорана понасыпала. Всех до единого повывела. И потом двадцать лет никто не появлялся. Да и соседи все боролись. Пенсионеры одни собрались – чужаков страсть как не терпели. А вот когда «перестройку» против пенсионеров начали, когда за три года их у нас в подъезде человек десять сразу богу душу отдало, и квартиры их молодёжь заселила, тут уж и живности всякой сразу понабежало – где им со своими молодыми хозяевами расстаться – привыкли уж, как к своим кровным родственникам. Обжились с месячишко на новом месте, расплодились и, как водится, в путешествие по этажам двинулись. У них тоже жажда странствий порой появляется.
К бабуле нашей в прошлом году парочка одна такая забралась – они всегда парами путешествуют, чтобы сразу свой семейный очаг на новом месте обустраивать. Как уж пробрались через все заслоны, не знаю. В шкафу кухонном устроились. Мирно так, тихо, и на глаза не показываются. Но мы всё же углядели. По-очереди обоих выловили. А те уже потомство своё успели оставить. Глядим через неделю – мальцы по столу шастуют. Уже как в своих собственных апартаментах. Вот с ними пришлось повозиться! Как только поняли они, что не очень их здесь жалуют, чесанули из логова в разные стороны. В кухне же не развернуться – опять-таки для сожителей строили. Мы их и кипятком по щелям одаривали, и вручную вылавливали. Штук пять всего поймали. А те по ночам бегать стали. И уже подрастают, окаянные. Да и прыти здорово поприбавилось. Скоро и совсем не догонишь!
Купили мы тогда карандашей китайских, намазали и стены, и полы, и окна, и раковину, и ножки у всей мебели, а также двери и решётки вентиляционные. И ждать стали. Здесь-то они к китайскому товару ещё непривычны – должен же он подействовать... Так и есть, подействовал! Вскоре и днём выползать стали: кто по воду бежит к раковине, кто по полу в судорогах мечется. Так мы им ещё прибавили – пусть наслаждаются! А дня через два мою полы в комнате и вижу – лежат, бедные, не двигаются. Видно, к балкону пробирались – сбежать хотели. Да сил не хватило. Аж, жалко стало бедняжек!.. Вымел их, распрощался с окаянными и вздохнул свободнее. Хоть этой нечисти теперь не будет, до поры, до времени. А то ведь и без них напастей разных хватает! Со всем сразу и не справишься!

Ну, ладно. Нас хоть трое. В шесть рук и справиться с нечистой силой можно. А вот Марусе, соседке сверху, куда как тяжелее приходится. Одна она живёт, хоть и родственников много. К тому же, она только «ручной» метод использует – и этого, говорит, хватает. Карандаши покупать не хочет – дорого стоят! Маруся – старушка бодрая, хотя давно уже восемьдесят лет стукнуло. По магазинам всё сама бегает, хоть и её болезни одолевать стали. К нам каждый день заходит – поболтать, да в карты поиграть. В дурака, в круглого, и в Кинга тоже умеет. Только вот интересно уж больно играет – всё по-своему. Отбиваться начнёт, так сначала всё козырьми кроет, а потом уж тем, что останется. И, как ни странно, чаще всего отбивается. И даже из колоды козыря покрыть успевает. Везёт ей здесь крепко! А вот в Кинга – не получается. Там иная тактика требуется – и в каждой игре разная. Привыкнуть же к иной она уже не может. Вот и берёт половину валетов, дам, червей, а уж дедушку (короля червей) да две последние – как закон, обязательно. В общем, одни рекорды здесь устанавливает – всегда почти в минусах... Уж думала место своё поменять за столом. Поменялась с бабулей. А он, дедушка – «зараза такая»! – вновь к ней возвращается! – «Только тебя мне не хватало! Сгинь, проклятый! Вот привязался!..»
Играем мы, конечно, не на деньги. Так что Маруся особо не расстраивается. Так и смирилась с последним местом. Но учиться играть не хочет. – «И сама больно хорошо знаю! Опосля-то хорошо говорить! Сама вот сыграй правильно!..» Память, конечно, подводит малость. То и дело спрашивает: «Какие козыри-то?» – «Да черви, Мария Григорьевна!» – «Ах, черви.., да, да, я только что их сама открывала!» А всё равно бьёт бубнами. Вот и выиграй у неё в дурака! К тому же, и с бабулей спорить стала в последнее время: «Тебя никогда не переспоришь! Отдавай мою взятку – мой туз-то!.. Ишь ты, себе забрала!» – «Да я твоего туза козырем побила». – «Ах, козырем! А козыри-то какие?»
Так и играем часов до восьми, до девяти вечера. Расходным в дурака всегда заканчиваем. И если Маруся остаётся, то всегда переигрываем. «Дурой спать не пойду! Давай ещё играть!» Случалось, что так вот раз семь-восемь подряд оставалась, несмотря на везение. Но всё же под конец выигрывала. «Вот так вот! Теперь умной спать пойду! Нет, сначала поужинать надо.» Так и расходимся до следующего вечера.

А ещё Маруся политинформацию проводить любит. На улице бабуси обо всём толкуют, вот она все эти новости к нам и приносит.
– А Чубайса-то арестовали!
– Да ну, не может быть! Что-то не так, Мария Григорьевна!
– Да нет, точно! По радио, говорят, сегодня слышали. Он за границу к кому-то забрался, так его вместе с другими и словили!
– Да нет, журналистов, наверное... было такое дело.
– Может, и журналистов каких, но вместе с Чубайсом... И ещё – кого-то из главных взорвать хотели! Фамилию-то уже запамятовала. Целую бомбу подложили. Да не взорвалась почему-то.
– Кого это?
– Да то ли из банка, то ли из правительства... а может, и из Думы. Только точно хотели. Чуть ли не в машину подложили взрывчатку-то! Хорошо, что обнаружили! А то бы, говорят, целый дом разворотило!.. А в следующем году каких-то в космос запускать будут. Не космонавтов только. Но уже за деньги за большие!.. Чего они там делать будут? Вота надумали! Задаром бы не поехала!
Да, любит Маруся политинформации. Любит она и газеты читать. Сама-то не выписывает: опять же дорого! Целых сорок тысяч на год-то! У нас же всё подряд читает, что на столе окажется. И про политику, и про огород, и про экономику, и объявления всякие… «Про-пала со-бака. Сен-тб-нырд… сентбыр-нерд… Фу ты, сент-бернард какой-то. Обозвали уж, и не выговоришь!.. Зво-нить по телефону 57-32-88. Воз-наг-раж-дение га-рантируется!»
Мы уже потом газеты перед ней переворачивать стали. А она и тут читать умудряется, шею только, как сова, переворачивает: «Елу-б-ни-ку на-до... пе-ре-крывать – покрывать пе-ли-е-ном – по-ли-е-ном – поленом. Что за чепуху-то пишут! ...Про-да-ют-ся ко-сто... ко-сте-лом... – костоломы! Чего ещё за костоломы? Ну-ка, переверни!... А! – продаются костюмы! Вона что!»
Вот так и читает, пока не отберёшь под каким-либо предлогом. Читала бы всё подряд, а потом бы нам пересказывала – в своём изложении. У нас иногда берёт «Рабочий край» – когда тираж с облигациями печатают. «Да разве теперь выиграешь! А если и выиграешь, то только на буханку хлеба и хватит! Во, ограбили!»

Однажды взамен политинформации она нам рассказывает: «Эту неделю всю таракана ловила. Давно уже приметила. Всё по столу шастает. Рыжий такой, ещё маленький. Думаю, с почты занесли, с газетами. Там, на почте-то, их видимо-невидимо! Раньше-то я их сразу вылавливала. А этот шустрый такой попался. Только к нему, а он шмыг со стола, и нету совсем. Ну, думаю, словлю тебя, чёрта рыжего! Стала по ночам караулить, свет включать. Включу и смотрю по стенам, на столе, у рукомойника. Да ещё всю еду убирать на ночь стала и воду перекрывать тщательно. Они без воды-то и вовсе по ночам обходиться не могут – кишки, наверное, так устроены. Вот и бегут на промысел. Я ему тут облаву и устраиваю. Вхожу на кухню, беру тряпку, зажигаю свет и гляжу во все стороны. Три раза уже видела окаянного! Первый-то раз он сразу в стол уполз. Не успела я его тряпкой-то. Шмякнула, да не попала. Чашку только со стола смахнула. Опять убыток! Хорошая была чашка, с цветочками синенькими. Ещё от неё блюдце такое же осталось. Ну, его-то я теперь со стола убирать стала.
А вот три дня назад во второй раз мы с ним ночью встретились. Как меня увидел, сразу в коробку с лекарствами спрятался, что на столе у меня стояла. Сидит там и не показывается. Я всю коробку перевернула, все лекарство вытряхнула – нету! Куда подевался, понять не могу. Ну, ладно... Вчера снова обнаружила, и снова в коробке. Тут уж я его и накрыла! Всю коробку сразу водой залила – пусть поплавает! Лекарства, правда что, попортились. Да уж всё равно старые были. Пора уж было выбрасывать... Сделала дело и успокоилась. Всё, голубчик, попался, наконец. Добегался! Коробку высушила и снова на стол поставила. По ночам вставать больше не буду...» – «Молодец, Мария Григорьевна!» – поздравили мы её с поимкой. Да и рады, к тому же, что до нас она это зверьё не допускает – сама успевает выловить.
Дней через пять Маруся снова пришла сияющей: «Словила я его, окаянного!.. Сейчас расскажу. Села сегодня я утром завтракать. Картошку нажарила, консервы открыла мясные, чаю заварила, хлеб доставать стала. Обернулась, а он, голубчик – таракан-то этот – опять по столу мчится! Скорее на пол спрыгнуть нацелился. Я хлеб бросила, чтобы руку-то освободить (на пол упал, конечно) да всей ладонью по столу как тресну – уж не промахнулась на этот раз! Так по столу его и размазала ладонью-то. Аж расплющился весь, нутро своё поганое наружу вывернул, а крылышки в стороны растопырил, будто лететь собрался. Нет уж, не улетишь, голубчик! Добегался! Наконец-то словила я тебя! Взяла его за крылышки, а он вроде как не тот: почернел малость да округлился чего-то, наверное, от харчей моих перекрасился. Бывает у них такое. Отнесла его в туалет да слила побольше, чтоб не ожил ненароком. Да вряд ли ожил бы. Крепко я его ладонью-то треснула! Аж, руку себе отшибла! Да ещё банку с консервами опрокинула. Теперь Ваське пойдёт… Столько один таракан убытку принести может! Ну, теперь уж совсем спокойно будет…
Хорошая у нас соседка Маруся! И тараканов к нам сверху не допускает! А мы её снизу от них оберегаем. Так вот и живём и друг дружке помогаем, пока силы есть.





РЕМОНТАНТНАЯ  ЗЕМЛЯНИКА

О ней я мечтал уже давно, читая в журналах, справочниках о её чудесных свойствах и, в частности, о способности давать богатый круглогодичный урожай. И наконец увидел таковую в одном из магазинов по продаже семян. На фото – чудесные, довольно крупные ягоды, густо усыпавшие тёмно-зелёную листву. И масса белых цветов. Вот это сорт! Это как раз то, что надо. Лучшего и не придумаешь! Обрадованный, что мне несказанно повезло, покупаю сразу два пакетика по три тысячи рублей каждый и радостный возвращаюсь домой. Сразу сажусь за изучение инструкции. А она, как нарочно, на немецком. Нет бы на французском или на английском, в которых я хоть немного разбираюсь. Так нет же. И почему я в детстве не одолен этого языка, когда меня силком отправляли к частной преподавательнице! Сейчас не пришлось бы корпеть со словарём над каждым словом. К счастью, словарь дома был. Не знаю, по каким причинам бабуля сохранила его в своей обширной библиотеке, но он оказался как раз кстати. Провозился около часа, но всё же дословно перевел инструкцию. Всё было понятно, за исключением одной лишь фразы: «...сажать при температуре не выше +18°С» (Nicht uber 18°С). Почему не выше?! Ведь в комнате летом и даже зимой температура ниже этого уровня опускается довольно редко... Зимой, конечно, можно поместить семена и под открытой форточной, но там их и поморозить недолго! Из продавцов инструкции никто не знал – по всей видимости, они тоже не желали изучать немецкий в школьные годы – и не в состоянии были ответить на мои вопросы.
Решил экспериментировать. Благо, посадочного материала было достаточно. Дождался марта месяца, как было сказано в инструкции, и посадил семена сразу и в тёплое, и в более холодное место и стал ждать. Ждать пришлось долго – почти три недели. И вот наконец те, которые находились в тепле, дали всходы. И начали быстро расти, набирая силу – один, два, три малюсеньких листочка (по листику в неделю). Листочки, действительно, похожи на земляничные своей формой. Но уж слишком крошечные. Я их лелею, выставляю на солнце, поливаю, и даже подкармливаю отдельные, тоже в виде эксперимента. Те же, что были на холоде, так и не проросли. И даже после того, как я их перенёс в более тёплое место. А первые быстро лезут вверх, тянутся к весеннему солнышку.
Обрадованный, я высадил в начале апреля все остальные семена. Те проклюнулись уже на седьмые-десятые сутки. И начали догонять в росте своих старших товарищей. Всего насчитал более сорока всходов. Этого было достаточно, чтобы засадить целую грядку земляникой и ожидать, как сказано в инструкции, обильного урожая.

В мае посадил саженцы на три грядки: с разными условиями освещения, с разной почвой, и старательно ухаживал за ними, пока они приходили в себя и набирали силу. И вот дней через десять все растеньица укоренились в новых огородных условиях и бурно пошли в рост. Когда они стали крупнее, я обнаружил, что у меня, оказывается, было два разных сорта ремонтантной культуры. Одни – с волосистыми листочками и стебельками (таких растений было всего три); остальные – с гладким стеблем и гладкими листиками. Последние почему-то росли особенно быстро. Я обрадовался такому разнообразию, надеясь развести у себя обе эти сортовые культуры.
В один прекрасный день, занимаясь очередной прополкой саженцев, я нечаянно оторвал несколько земляничных листочков и ощутил на руках запах то ли петрушки, то ли сельдерея. Принюхался – точно, сельдерей! Оторвал несколько листочков с других кустиков – то же самое! Что за дьявольщина! Не мог же я перепутать семена! Проверяю пакетики, этикетки – всё правильно: земляника ремонтантная. Производство: Германия. Значит, качество гарантировано! Так, может, она и есть такая – «сельдерейная», с таким запахом? Но об этом в инструкции ничего не было сказано. Значит, надо ждать, время покажет. Не писать же запрос в Германию! Тем более что распродажей занимаются наши собственные фирмы.

Между тем растения всё быстрее растут вверх, раздаются вширь. И пахнут всё сильнее и сильнее. Через неделю принёс несколько листиков домой, на проверку местным специалистам. Бабуси в один голос утверждают: сельдерей! Я пробую возражать – мол, землянина – так в инструкции сказано, да и листочки очень похожие, резные. Показываю листики и своим огородным соседям. Те утверждают то же самое: сельдерей. Некоторые, правда, были склонны считать эту ремонтантную культуру всё же петрушкой. Мне же от этого нисколько не легче! Нужна-то была только земляника!
Теперь уже и меня стали терзать сомнения, всё усиливавшиеся в связи с отсутствием бутонов. Подходит июль, а цветов нет и нет. По инструкции, уже пора собирать урожай. Неужели всё-таки сельдерей?! Но чем вызвана такая трансформация? Неужели тем, что я содержал растения при высокой температуре? Вопреки инструкции – «Nicht uber 18°С»! Но ведь при более низкой температуре семена-то вообще не проросли!
А может быть, семена, собранные в Германии, приспособлены для роста только в своих, местных условиях? Может, это сорт такой, самотрансформирующийся в зависимости от внешних условий то в сельдерей, то в петрушку, то ещё во что иное?! Тогда это было бы грандиозное открытие в биологии растений и в сельском хозяйстве. Ведь додумались же японцы выращивать помидоры и клубнику чуть ли не на деревьях! Чего бы тогда немцам не пойти ещё дальше?! Однако надо было бы точнее отразить всё в инструкции. Может, им самим, немцам, и понятны некоторые недомолвки. А вот до нас, русских, эти тонкости сразу и не доходят...
Пришлось догадываться самому, почему всё же три семечка из всех двух сотен семян оказались растениями иного рода – ни петрушкой не пахли, ни сельдереем. Ведь они тоже выращивались вместе со всеми, в тех же условиях, и с той же заботой, что и остальные. Но делать было нечего, и оставалось надеяться только на них и уже не мечтать о целой грядке земляники в этом году.
И эти кустики не обманули моих надежд. В конце августа они зацвели, а к сентябрю дали чудесные, ароматные ягоды. Правда, совсем иной формы и в несравненно меньшем количестве, чем на фотографии. Всё-таки и здесь не обошлось без метаморфозов. Вот она, русская природа, всё переделывает на свой лад. Даже немецкую ремонтантную землянику превратила в нашу, лесную!
А может, и проделки с сельдереем, это тоже наших почв дело, в частности, того болота, на котором разбиты наши участки? Так, стоит ли тогда гоняться нам за иностранными семенами, если всё вот так получается? Не лучше ли растить свою собственную ремонтантную ягоду?! Тогда уж точно не будет подобных трансформаций.
Но нашей, собственной, вблизи пока не просматривается. Поэтому на следующий год придётся сделать ещё одну попытку выращивания подобной культуры, но уже французского производства. Говорят, растёт там изумительно. Может быть, наши, отечественные условия окажутся более приемлемыми для неё, чем для той, совершенно непонятной немецкой культуры?
Должен признаться, правда, что сельдерей, выращенный из неё, оказался превосходным – густым, ветвистым, ароматным. Но и тот был неоднороден: одни кустики росли в стебель, другие – в корень. Воистину, законы сельскохозяйственной науки непостижимы! И ни продавцы, ни соседи, ни специалисты, к которым я обращался, не смогли вразумительно объяснить мне сути случившегося...




ЦЫГАНЕ

Удивительный всё-таки этот народ! Столько лет вращается в мире цивилизации, а всё никак остепениться не может, не может «цивилизироваться». Нет, кое-что в их привычках и жизненном укладе за последнее время всё-таки изменилось, в нашей европейской зоне, в частности. Так, если раньше они, прежде всего, коней воровали, то теперь тянут всё подряд, – что плохо лежит. И если раньше, в основном, кочевали – вначале на повозках, затем на общепринятых транспортных средствах, то сейчас стали и к жилью приспосабливаться. Вот у соседней с нашими огородами деревни Игнатово целый поселок из дощатых домов построили. Теперь от них в ближайшей округе проходу нет. Скоро и до садовых участков доберутся...
Вроде, никто нигде не работает, а не голодают. Женщины, к тому же, дорогими побрякушками обвешаны: кольца, серьги, зубы золотые так и сверкают. Мелюзга цыганская, правда, чаще оборванцами ходит. Вокруг домов своих толпами носятся, в окрестных полях рыскают, в троллейбусе маршрутном (до аэропорта) туда-сюда ездят. Забегают в салон, чёрными глазёнками из-под чёрных кудрей сверкают, лопочут что-то по-своему – симпатичные ребята! А то вдруг все разом кричать начинают и в двери барабанить, чтоб остановили: забыли по дороге кого-то...

Недавно в троллейбусе одна цыганская мамаша с младенцем ехала. Вбежала и сразу на место кондуктора плюхнулась, и деньги за билет не платит: чего-то объясняет по-своему. Кондукторша хотела, было, взять, да уж больно малец приглянулся. Говорить ещё не может, так он реветь начал, чего-то требовать. Да так громко, что соседи уши затыкать стали. Бабуси сразу советы дают, как унять младенца – то так положить, то эдак, то на ножки поставить, то покачать посильнее. Старушки, конечно, все опытные, знающие, каждая за свою жизнь не одного младенца выпестовала. Мамаша только головой в разные стороны крутит, не знает, кого и слушать. Но, видно, всё понимает. Потом вдруг на колени себе младенца плюхнула, длинным подолом нос ему вытерла, достала откуда-то из бесчисленных складов юбки сигарету и воткнула её в открытый ротик вопящего. Тот сразу перестал кричать, ухватив «игрушку» ещё и ручонкой, и засосал её с видимым удовольствием. Мамаша сидела, как ни в чём ни бывало, а соседские бабуси только рты пораскрывали и сказать ничего больше не могут – так на них эта «успокоительная» процедура подействовала. Младенец же так и просидел всю дорогу спокойно, теребя игрушку и высасывая из неё содержимое. Высосал и совсем успокоился, к удовольствию своей молоденькой мамочки.

Да, удивительные всё-таки эти люди, во многом непонятные для нас. Есть в них нечто необычное и даже таинственное, особенно среди женщин. В частности, в магической способности психологического воздействия и способности судьбу предсказывать. Кто хоть раз попадал в их гипнотические объятия, тот глубоко и на всю жизнь осознал силу их таинственной внутренней энергии, заставляющей тебя делать всё, что они прикажут. Это, безусловно, талант, данный им господом, чтобы выжить в условиях безработного существования, талант, усиленный некоторой бесцеремонностью и безразличием к своей жертве. Они обчищают её не воровским, а почти законным путём. Жертва сама выкладывает из карманов всё, что имеет в данный момент, выкладывает совершенно добровольно, подчиняясь всем требованиям повелительницы и даже не задумываясь о своей судьбе, предсказываемой ею.

Я сталкивался с цыганами неоднократно: в послевоенной Шуе, когда цыганские «просительницы» систематически посещали наши дворы и дома с требованием принести им что-нибудь на пропитание; в Иванове в шестидесятых-семидесятых годах, когда те атаковали прохожих, казалось, повсюду, цепляясь за руки, за одежду и даже за волосы с настойчивым требованием погадать и «давать им деньгу».
Зная их уникальные способности обчищать зазевавшихся, я старался избегать близких встреч и бесед с ними, но однажды, будучи ещё курсантом, всё же попался в цепкие объятия одной, особо настойчивой молодой черноволосой красавицы. Что меня тогда дёрнуло поддаться на её уговоры узнать свою судьбу, понять не могу: по-видимому, просто любопытство и желание убедиться в глупости всех этих предсказаний. Так или иначе, но я по её требованию выложил себе на ладонь рубль, который моментально исчез, – каким образом, я и понять не мог. А затем я непрерывно доставал и доставал рубли и копейки, повторяя ту же самую процедуру, пока мои карманы полностью не опустели. Хорошо, что денег у меня в тот раз было не очень много, не то разорила бы она меня основательно.
Пребывая в каком-то трансе, я отчётливо слышал и ясно понимал всё, что она мне тогда говорила, и запомнил её слова на всю жизнь. Тогда я не слишком задумывался над смыслом сказанного, считая всё пустой болтовней; себя же в последующем только корил за мальчишеское любопытство и потерю солидной для меня суммы. По прошествии десятилетий, по мере свершения предсказаний, я всё больше задумывался над её пророчеством и проникся чуть ли не суеверным уважением к этим таинственным для нас людям.
Действительно, буквально всё, произнесённое ею за несколько минут беседы «с раскошеливанием», совершенно не поддаётся анализу, и сейчас, через сорок с лишним лет после произошедшего события, просто поражает меня. Откуда, например, она могла узнать, что я буду военным? Одет я был в обычный спортивный костюм и никаких военных привычек у меня тогда не было. Как она могла додуматься, что я стану заниматься наукой? «Учёным будешь, людям добро сделаешь!» И это тогда, когда я мечтал только о весёлом времяпрепровождении и не занимался ни на какой кафедре. А то, что у меня будет два сына, и что судьба разлучит меня с любимыми людьми для спасения другого близкого мне человека, что тяжёлая болезнь будет глодать меня десятилетиями, и только собственные силы позволят преодолевать её – всё это кажется сейчас просто невероятным. Ведь в те пятидесятые годы жизнь моя только-только начиналась, и никаких планов на будущее, и признаков болезни у меня тогда и в помине не было.
Я помню, как задавал моей предсказательнице, по моему мнению, коварные вопросы о деталях моей будущем жизни. Она ответила: «Не надо много знать – трудно жить будет, ...хотя на тебе всё написано, вся судьба твоя видна, как на ладони, – на руке и в глазах твоих ясных... Не сильно ты будешь за судьбу свою бороться, и не одарят тебя люди в жизни. Счастье твоё не в деньгах, не в богатстве будет. В чём – потом сам узнаешь». Больше она мне ничего говорить не стала: денег в моих карманах уже не осталось. А без денег это колдовство, как я понял, не всегда у них получается... И в этом тоже есть определённая тайна...

Цыганские мужики – совсем иного рода. Они не предсказывают твою судьбу, не раскрывают твою натуру. Если «тянут», то так, чтобы никто не видел. По одному, по двое ходят иногда и степенно. Но когда собираются больше двух, то шуму от них не оберёшься. Чем они занимаются в жизни, непонятно... Порой они заходят и на наши огороды, предлагая для продажи скобяные изделия – чаны, баки, вёдра и прочее. И если ты пустишь их на свой участок, то выпроводить гостей оттуда бывает уже не просто.
Однажды, опять-таки по своей собственной дурости, я пропустил через свой огород к соседу такую торгующую и орущую на всю округу цыганскую парочку. Их ор я ещё издалека услышал, когда они только к нашей улице подбирались. Шум от них стоял такой, что все находившиеся на участках садоводы на улицу высыпали, думали, что беда какая с кем приключилась. Выскочил и я и тоже не сразу понял, что происходит. А когда уразумел, сразу за ограду спрятался, – как бы не пристали. Но всё равно пристали. Нюх у них есть особый, кого околпачить можно. Увидели меня на противоположном краю участка, перекинули железный бак через сетку забора и сами пытались через забор перепрыгнуть – дверь-то была с секретом, трудно открываемая.
Пришлось идти и разбираться. Подошёл, а они уже в моём саду – быстро разобрались с «секретной» проволокой. Кричат оба сразу:
– Бери, мужик, вот он уже твой. Лучшего не сыщешь! Бери, даром отдаём! – Ну, коль даром, – говорю, – тогда беру: в хозяйстве всё пригодится.
– Даром, даром, – повторяют. – Всего за сто двадцать рублей, больше не надо!
– Вот тебе и даром! Где ж у пенсионеров такие деньги?
– Ну, сколько у тебя есть? Бери за сто.
– Да вы что, смеётесь, что ли! Такому баку цена рублей тридцать, не больше. А у меня и того нет.
– Займи у соседей, потом отдашь.
– Нет уж, больше двадцати не дам. Ищите других покупателей. Вон у соседей спрашивайте.
Тут как раз на моё спасение Петрович появился, с соседнего огорода. Когда-то он хотел приобрести новую бочку, был такой разговор. Кричу ему, не хочет ли он бак купить. Петрович на ухо туговат маленько, понять издали сразу не может, всё переспрашивает.
Гости мои, как увидели Петровича, сразу к нему устремились. Один из них бак схватил и бежит по прямой через грядки, будто, кроме покупателя, ничего больше и не видит. Второй, было, тоже за ним бросился, но заметил по дороге грядку с розовеющей клубникой и сразу остановился.
– Попробовать можно? – спрашивает.
– Да пробуй, – отвечаю. – Но только ещё не спелая.
Действительно, оставалась чуть розовая ягода, спелую я, к счастью, уже успел собрать днём. Тот наклоняется и начинает обрывать ягоды горстями, срывая и розовую и зелёную целыми ветками. Рвёт и в карман складывает. Ну, что с ним делать?! Вроде, как бы и гость, и разрешение попросил, – неудобно останавливать.
– Да зелёная же, – говорю. – И грязная притом! Дизентерию подхватить можно. – Еле отговорил.
Тот потихоньку направился в сторону огорода Петровича. По дороге ещё с двух грядок ягоду попробовал. Попытался и в парник огуречный проникнуть, но там даже цвету ещё не было. Да и Петрович был уже почти рядом. Торговый диспут на его территории был в полном разгаре, и чувствовалось, что для завершения процесса требуется дополнительное вмешательство…
Торги, на той стороне продолжались минут двадцать. Наконец, бак был торжественно помещён рядом со старой бочкой, а цыганская бригада шумно удалилась через калитку соседа на улицу и направилась к деревне, к своему табору.
– Сколько отдал? – спрашиваю я у Петровича.
– Да восемьдесят просили. У меня шестьдесят было. Так они уступили, но зато всю клубнику с грядки оборвали, вместе с зелёной.
Тут как раз две бабуси по их улице идут и у Петровича спрашивают:
– Это не из вашего огорода цыгане выскочили? Идут и ягодами во все стороны швыряются. Уж точно, кого-то обворовали!

Да, такие привяжутся, так легко не отделаешься! Нам с Петровичем, в общем-то, повезло, хотя визит этот не остался без последствий. Во-первых, Петровичу попало от хозяйки за ненужную покупку, тем более что бак оказался не из нержавейки, а из обычного железа и был непригоден для засолки капусты. Во-вторых, обошёлся он ему в целых шестьдесят рублей, в то время как соседке Тамаре они предлагали его за сорок. Но самое удивительное было то, что клубника после «вмешательства» этих незваных гостей перестала плодоносить. По крайней мере, соседка сказала, что со всей грядки менее одного бидона собрала. Возможно, у неё они и оборвали все ягоды, но вот у меня процесс обрывания был своевременно остановлен. Однако кустики, к которым прикасался бородач, вскоре поникли, а потом и вовсе завяли, несмотря на все мои старания возродить их к жизни. Специально проверил, может, он корни повредил или стебель, когда драл ягоды. Ничего подобного – были сорваны только ягоды и соцветия. Других повреждений на кустах не отмечалось.
Так что же это?! Не специально же незваный гость с собой какие ядохимикаты прихватил! Да и я внимательно наблюдал за всеми его действиями. Значит, от него самого такое влияние исходило – на четыре куста сразу подействовало!
Вот откуда идут сказки о мертвящем воздействии злых колдуний и колдунов на живое! Может, и на самом деле существует нечто подобное?! Тогда таких до огорода вообще допускать не следует – вмиг всё перепортят, достаточно одного лишь грубого прикосновения... А вдруг и на людей они подобным образом влияют – порчу наводят?! Слава богу, за руку я с ним не держался, а то бы и за себя опасаться пришлось.
Да, с таким феноменом наяву я столкнулся впервые и не нашёл ему путного объяснения. С учёными по всем этим цыганским таинствам также не успел поговорить. Да всё равно не поверят. Им статистику подавай, да чистые условия эксперимента. Я и сам об этом хорошо знаю. Но где наберёшь тут статистику? Ставить подобные эксперименты на своём участке вряд ли кто согласится. Да ещё деньги придётся платить за приглашение – бесплатно никакой бородач из их табора работать не будет...
А предсказания молодой цыганки?! Неужели, судьба всё же предопределена и закодирована в каких-то физических и психических качествах каждого из нас?! И её можно прочитать по внешним признакам? С этой загадкой, пожалуй, ещё сложнее будет. И раскрыть эти тайны вряд ли возможно в ближайшие десятилетия...

«МУЖИК,  ТЫ  ХТО?..»

Одна из запомнившихся встреч во время лесных прогулок произошла у меня в конце восьмидесятых годов. Дело было к вечеру. Мы с сыном возвращались из очередного дальнего похода. Спешить было некуда, так как до автобуса оставалось ещё более часа. Мы вышли за последнюю деревню. Идём по проезжей грунтовой дороге. Справа простирается широкое картофельное поле. Слева – красуется небольшой сосновый перелесок. За ним – полупустые пионерлагеря.
Ещё издали заметили слева от дороги какой-то непонятный предмет, которого ранее на этом месте не отмечалось. Подошли поближе. Ба! Да это целый велосипед! Лежит в самом центре широкой лужи, оставшейся после недавних дождей. А под велосипедом виднеется ещё что-то, но более компактное – сразу и не разберёшь, что. Когда подошли вплотную, определили, что это «нечто» представляло собой неподвижное человеческое тело. Тело принадлежало неказистому небритому мужичонке и располагалось в самом центре водного пространства. К счастью, голова его находилась вне опасной зоны утопления, всё остальное было частично погружено в довольно прозрачную жидкость, что свидетельствовало о длительном пребывании в ней любителя придорожных купаний.
Мерное посапывание отдыхающего говорило в целом о благополучном его состоянии в данный момент и об отсутствии необходимости какой-либо экстренной медицинской помощи. Возможно, он и специально залез в эту лужу с целью некоторого охлаждения, поскольку погода в тот день стояла жаркая, и час-полтора назад мы тоже изнывали от жгучего солнца. Однако было непонятно, с какой целью он укрылся сверху своей машиной. Она явно не могла облегчить его дневные страдания.
Этот момент заинтриговал нас. Да и в любом случае следовало высвободить бедолагу из водного плена во избежание неблагоприятных последствий от столь длительных водных процедур. К тому же, и кошёлка его, висевшая рядом на дереве, вполне могла попасть в руки менее скромных прохожих.
Мы осторожно сняли с хозяина машину. Я наклонился и стал оценивать его состояние. Пульс был удивительно ровным и ритмичным, правда, несколько частил. Дыхание было тоже ровное, но с каждым выдохом исторгало такое количество винно-водочного перегара, что мне срочно пришлось отступить на безопасное расстояние. Теперь диагноз был абсолютно ясен. Требовалось лишь разбудить отдыхающего и напомнить ему, что время послеобеденной сиесты уже давно закончилось и пора возобновлять движение.
Но, оказывается, привести человека в состояние бодрствования, когда он этого совершенно не хочет, далеко не простое дело. На все наши увещевания и лёгкие потряхивания он вообще не реагировал. Когда же мы, приложив достаточные усилия, стали выволакивать его на сухое пространство, тело вдруг стало сопротивляться нашему насилию, размахивая руками и ногами и норовя лягнуть своих спасателей. Было совершенно ясно, что расставаться с водной обителью оно не собирается.
Правда, это был лишь кратковременный всплеск активности. Очутившись на сухом, прогретом солнцем участке, тело издало удовлетворённый вздох и снова погрузилось в небытие. Пришлось прибегнуть к повторному лёгкому встряхиванию, и после нескольких минут такого рода воздействий, когда голова и руки отдыхающего болтались из стороны в сторону, не имея сил самостоятельно остановиться, внутренние силы стали пробуждаться у него вновь. Первыми признаками этого явились нечленораздельные звуки, похожие на рык некоего доисторического существа, начавшие вырываться из глубин его голосового аппарата. Но дальше этого дело не пошло. Пришлось добавить к элементу встряхивания и поколачивание вместе с водными процедурами на область щетинистой физиономии. И только тогда у бедолаги начали появляться более отчётливые симптомы оживления.
Сначала лицо его передёрнулось недовольной гримасой, протестующей против столь насильственного и раннего пробуждения. Затем медленно, как бы в замедленной киносъёмке, открылся один глаз и уставился куда-то в бесконечное пространство Вселенной, не обращая никакого внимания на такие мелкие детали, как мы с сыном. Затем, после дополнительных усилий с обеих сторон, в судорожной гримасе приоткрылся рот, и нашему взору открылись два жёлтых, наполовину поломанных зуба, торчащих в разные стороны, как у настоящей Бабы Яги из хорошо известного фильма... Каких-либо других деталей во рту у него не определялось, или же было надёжно спрятано в тёмных глубинах жевательно-глотательного аппарата. И, наконец, мы услышали что-то похожее на человеческую речь, хотя и далеко не членораздельную: «Му-жж-жик, ты-ыы хто?!»
– Мы-то городские, а вот ты откуда сюда забрался?
После продолжительного раздумья, очевидно, необходимого, чтобы сориентироваться в пространстве и во времени, послышалось медленное и не совсем уверенное: «Из сторожки... я».
– А чего залёг среди дороги? Пора в путь трогаться. Проспишь всё на свете! Да и сушиться надо – какую лужу попортил!..
– Вот... отдохну малость... и дальше... двинусь... – выдохнул он, наконец, в моём направлении.
Разило от него даже на расстоянии ужасно. По-моему, и лужа успела пропитаться этим ароматом. По крайней мере, комары давно покинули этот район и всю прилегающую зону заражения, не выдержав алкогольной атаки. А вот бедные головастики, не способные вылезти из лужи, сбились в кучу и, по-видимому, погрузились в состояние глубокого анабиоза под воздействием предельных концентраций токсического продукта.
– Поздно отдыхать, домой двигайся! Небось, заждались дома-то? Сын-то твой как, Толька?
Теперь уже оба глаза мужика широко раскрылись и вперились в меня, забыв на время о дальних просторах Космоса: «Откуда ты его знаешь, мужик? Я тебя не знаю!»
– Я много знаю... И псину твою зловредно-кусачую тоже знаю. Жива ли? Кого ещё загрызть успела?
Такие глубокие знания его отшельнической жизни потрясли мужика: «Откуда ты всё знаешь, мужик?.. У нас не бывал, на кулаках не дрался. А всё знаешь!»
Действительно, я кое-что знал о его семействе и о его жизни в лесу, частенько проходя мимо сторожки за грибами, перекидываясь словом с хозяйкой, спасаясь от его собак, вечно шныряющих по соседству. Совсем недавно его злющая собачара чуть не поймала меня за ногу, неожиданно напав сзади. Так что подобных деталей я знал порядком, и удивлял его всё новыми и новыми подробностями.
В скором времени мужик от них совершенно протрезвел и даже попытался встать, держась за дерево. Он был явно поражён моими познаниями, тем более что никогда меня не видел в окрестностях своих владений. Проникшись уважением к моему интеллекту, он ответил на все интересующие меня вопросы, в частности, поведал, что собаку его не так давно прибили, а Толька всё ещё «в отлучке» – за то, что «пришиб» какого-то мужика. Сообщил он также, что и сам большой любитель подраться, и тут же предложил мне провести с ним пару раундов: «Ну, давай подерёмся! Ох, и люблю я драться!» Он даже встал напротив, пытаясь принять боксёрскую стойку. Но поднять руки выше живота так и не смог. Зато балансирование из стороны в сторону у него получалось великолепно – подстать самому Мухаммеду Али; и даже получился прекрасный показательный «нырок» кпереди с упором головой на стоящее рядом дерево.
Естественно, после таких демонстраций мне пришлось отказаться от неравного поединка, к большому огорчению любителя острых ощущений. «Ну, мужик, давай подерёмся! Руки чешутся! Ну, давай я тебе врежу!»
– Нет, не могу, не готов я сейчас.
– Ну, тогда ко мне приходи. Ох, и подерёмся с тобой... А когда Санька вернётся, он тебе покрепче поддаст. Мастак он драться!
– А что, это он тебе все зубы-то посчитал?
– Не, не все он. От Васьки тоже крепко досталось. Да и другие постарались. Но и я им поддавал крепко... А ты приходи. И ты получишь!
На этом радужном обещании мы с ним и расстались. Надо было спешить к автобусу – времени оставалось уже в обрез. Мужик тоже стал собираться. По крайней мере, двинулся с машиной к дереву, на котором висела его сумка с несколькими бутылками «Российской» – две опорожненные валялись по соседству, и, вероятнее всего, добрался в тот день до дома без дополнительных приключений.
А через неделю я снова увидел его уже у сторожки, когда в очередной раз шёл в эти края за грибами. Но особого желания навещать его у меня не было, так как его боксёрские способности внушали уважение и не сулили мне каких-либо перспектив. К тому же, и моя спортивная форма в те годы оставляла желать много лучшего. Да мне достаточно было одних его собак, которые постоянно встречали каждого на подходе к своим владениям и всегда норовили нанести ущерб моему лесному обмундированию. Поэтому на этот раз я предпочёл обойти сторожку стороной, не привлекая к себе внимания со стороны местного любителя боксёрских поединков и его ретивых телохранителей.




ВОЛШЕБНАЯ  ДОСКА

Однажды я пошёл за грибами в дальние леса, за речкой Пежей, которые довольно редко посещались любителями грибной охоты. Перейдя речку в месте её впадения в Востру, я взобрался по крутому склону на высокий правый берег и вышел на обширную старую сечу, поросшую березняком. С левого края её росли могучие ели, почему-то оставленные здесь лесорубами. Посещая эти края, я обычно заглядывал под их раскидистые, широкие ветви в тайной надежде обнаружить особо ценные объекты моей охоты – боровики; однако в последние годы их здесь попадалось всё меньше и меньше.
Последний раз я был здесь неделю назад и не нашёл тогда ничего достойного внимания. Поэтому сегодня решил идти сразу дальше – в леса за вырубками, где грибов обычно было значительно больше. Я уже было свернул на поросшую травой тропинку, как вдруг услышал какой-то звук – будто что-то тяжёлое рухнуло с высоты на землю. Обернулся и увидел вдалеке мужчину, быстро передвигавшегося среди еловых зарослей. Вот он залез под ветки и вскоре вылез оттуда, держа в руках несколько больших грибов. Положил их в сумку, затем поднял с земли большую доску и поспешил с ней к соседнему скоплению ёлок. Подбежав к ним, бросил доску на землю, полез под ёлки и вылез оттуда с очередной находкой.
Меня заинтриговала подобная манера сбора, и я решил подойти поближе. Пока возвращался, мужичок успел ещё пару раз повторить свой необычный манёвр с доской, и каждый раз небезуспешно. Когда я подошёл, мужчина как раз вылезал из-под очередной ёлки, держа в руках три чудесных белых гриба! Но откуда они вдруг здесь появились? Неделю назад их и в помине не было! Не могли же они за шесть-семь дней вырасти до таких размеров! А может, доска тому причиной? Не зря же он её с собой всё время носит да ещё вот так о землю ботает! Может, на самом деле, колдун какой?!. Вон сейчас сколько их у нас развелось – магов и волшебников всяких! То по радио вещают, то по телевизору. То в газетах печатаются, то даже книги издают о таинствах и чудодейственной силе своей магии. Неспроста же их вот так в свет выпустили! А вдруг и впрямь на что-то способны!
Спрашиваю, как ему так здорово удаётся с доской работать. А он только что-то зло буркнул мне в ответ и ещё быстрее вперёд помчался, не забыв прихватить с собой и свой талисман. И ещё сильнее швырнул доску перед очередной ёлкой. Я несколько удивился его реакции – чаще мужики в лесу приветливые встречались, разговорчивые. Может, на самом деле, маг какой волшебствующий? Поэтому и злится, что колдовать ему мешаю. Вон как брюзжит свои заклинания!
Пожалел я тогда, что такой волшебной силой не обладаю, да и что доски подходящей под рукой нет. Моя палка была не в счёт – слава Богу, что хоть меня самого поддерживала. Но всё же пошёл параллельным с ним курсом – просто так для интереса. Обследовал с краю добрых десяток ёлок, и, как и следовало ожидать, всё безрезультатно. Неужели, и вправду доска! И откуда он её приволок только?!
По инерции иду дальше, уже обогнал мужика, который каждый раз останавливался перед очередным деревом, кидая доску. Пошёл впереди него, заглянул под очередную ёлку и... – о, диво! Вижу под ней сразу три чудесных белых – высокие, стройные, с толстыми ножками и беловатыми шляпками. Стоят и ждут своего волшебника, не опасаясь моего вторжения.
Я быстро заграбастал их в свою сумку, пока хозяин воровство не узрел, и побежал незаметно под следующее дерево. А под ним вновь такая же картина! И под третьим, и под четвёртым! Хватаю всё подряд, пока колдун не спохватился. Но всё же побаиваюсь – вдруг исчезнут из сумки-то... Так прошёл вперед метров сто и почти под каждым деревом находил подобных же красавцев – и даже под совсем маленькими ёлочками.
Дойдя до края этого ёлочного царства, собрал чуть ли не целый пакет чудесных грибов, среди которых выделялись отдельные, просто восхитительные экземпляры... Дальше начиналась пустая сеча, и я пошёл обратно, проверяя на всякий случай, не упустил ли я где добычу. Нет, подъёлочное пространство везде оказывалось пустым. Однако интересно было посмотреть, не наколдует ли мужик вновь. Его приближение уже слышалось невдалеке – хрустом ломающихся веток и стуком падающей доски. А вскоре и сам волшебник показался из-за ёлок, продолжая заглядывать под каждую и совершая свой ритуал доскометания... Но мне показалось, что с его магией произошли какие-то сбои, так как руки его постоянно были теперь пустыми. И как остервенело он не швырял свою доску, сколько не исторгал из себя заклинаний, всё было напрасно – грибов больше не было. То ли энергия волшебства поиссякла, то ли время колдовства истекло, но все его старания уже ни к чему не приводили. Он зло плевался, что-то шипел сквозь зубы, смотрел то по сторонам, то почему-то на небо, носился от дерева к дереву, но не расставался со своей доской.
Мне по-прежнему непонятна была её роль и ритуал с бросанием на землю. Поэтому, поравнявшись с мужичком, я рискнул ещё раз спросить его о целевом предназначении этого нестандартного орудия сбора. И был ещё более ошарашен, услышав в ответ: «Да чтоб вот таких как ты, бегунов, по башке дубасить! Все грибы мои обобрал! Уматывай скорее отсюда, покамест не треснул по-настоящему!» Я сделал всё же робкую попытку оправдаться, показывая ему для большей убедительности один из своих пустых пакетов. Но это его ещё больше взбесило. Он явно знал силу своей магии и догадывался о моих проделках под его ёлками. Поэтому зло взглянул на меня, отпустил в мою сторону несколько серий таинственных заклинаний, затем подхватил доску и направился с ней к берегу Востры, где, по-видимому, и облюбовал свой рыбацкий бивуак.
Мне же оставалось только догадываться о таинствах его магии и о возможных последствиях его проклятий для моего хилого организма. На всякий случай, я ещё раз проверил, целы ли грибы у меня в пакете и не превратились ли они вдруг в скопище червей, или каких-либо иных мерзких тварей. Однако грибы были в целости и сохранности... И даже дома при их вечерней обработке мы не обнаружили в них ни единой червоточины! Да, это, действительно, была магия высшего класса! И я в целом, был всё-таки рад, что мне посчастливилось встретиться с нею... несмотря на некоторую неприветливость самого волшебника.




«ТЫ  ЧЕГО  ХОДИШЬ? 
РАЗМАГНИЧИВАЕШЬСЯ?»

Услышав сзади себя этот совершенно неожиданный вопрос, я даже не подумал, что он относится ко мне. Я шёл довольно далеко от своего дома, направляясь к стихийному рынку, развернувшемуся по улице Воронина, и в этом районе у меня знакомых мужчин, вроде, и не было. На всякий случай обернулся: уж очень близко от меня прозвучал голос. Увидел стоящего недалеко мужчину, лет семидесяти пяти, который, точно, смотрел именно в мою сторону...
– Ты чего всё по рельсам ходишь? Токи какие снимаешь, что ли?
Ну, надо же! Всюду меня замечают! И узнают, к тому же. Узнать, конечно, нетрудно – изогнутую в три погибели фигуру с палкой, в одной и той же одежде, с постоянно кривляющейся походкой. Прошлым летом грибники всё в лесу признавали. Теперь вот и в городских кварталах узнавать стали. Но откуда он увидел меня на рельсах? Действительно, одно время я ходил на пустыре, где кольцо пятого трамвая, совершая обычный вечерний прогулочный моцион. И последнее время на самом деле предпочитал «топать» именно по рельсам – не так скользко, как по утрамбованному снегу, да и как-то удобнее, как мне казалось.
– Точно, хожу... А как вы меня там увидели?
– Да я живу рядом, в доме напротив. С пятого этажа хорошо видно. Несколько раз видал. Хотел даже выйти, спросить. Может, и самому попробовать? Есть чего размагничивать.
– Нет, я с другой целью хожу – так спина меньше болит – повреждена сильно.
– Так и думал, что ты десантник. В Афганистане, что ли, подбили?
– Возраст давно не тот... Возможно, тропики подействовали. Пришлось некогда поплавать...
– Ну и что, – и не лечили?
– Просто помочь не смогли. Эти вещи у нас почти не лечат. Слишком сложная и опасная операция. Только на самого себя надежда. Вот и хожу, разрабатываю...
– Инвалидность-то хоть дали?
– Уволили без инвалидности – по болезни. Сейчас же прежние льготы отменили, а инвалидность уже гражданская медицина должна давать. Да с ними связываться не хочется. Когда вообще встать с кровати не мог, требовали, чтобы к ним в поликлинику являлся...
– Да знаю! У них надо совсем ноги потерять, или вообще коньки отбросить. Тогда поверят. Непутёвая у нас медицина. Сколько раз в поликлинику со своими болячками ходил – никакого проку!.. Больше не хожу...
– Так что сами будем себя лечить – пока силы есть. Так-то надёжнее.
– Молодец! Приходи к нам на рельсы почаще! И я выходить буду...
Я пообещал, что непременно приду ещё. Однако решил на время переменить маршруты своих походов – в сторону стадиона. Там не один я занимаюсь «размагничиванием» – обращать внимание не будут. А то известной фигурой в наших краях становишься. Мне же больше нравится малозаметное существование...




«НИКОГДА Б НЕ ПОДУМАЛА,
ЧТО ВЫ УПОТРЕБЛЯЕТЕ!»

И надо же было мне написать такое – про любителей «закладывать за воротник», знакомых и незнакомых. Да и писал-то, в основном, с точки зрения медицины: показать хотел некоторые особенности устойчивости их организма на разных этапах адаптационного процесса к этому зелёному змию. Ведь не всё тут однозначно, как кажется с первого взгляда... Даже конкретные факты привёл: их жизненного упорства, выживаемости в экстремальных условиях, а также нестандартных форм поведения – не совсем обычных в понимании неупотребляющего человека.
Думал, всё это привлечёт внимание читателей, а, возможно, и специалистов. Ведь те всё больше последний этап их жизненного пути анализируют, да и то у самых горьких забулдыг, которые в жизни столько всего перепробовали, что и на десятерых бы хватило, чтобы в преисподнюю отправиться. Конечно, тут никаких внутренних резервов не хватит. И то сколько тянут! А те, которые поменьше употребляют, и без суррогатов всяких? Этими бы всерьёз медицине заняться, да на всех бы уровнях. Много бы интересного узнали...
Ну, может, когда и займутся... особенно, когда мои «трактаты» прочитают про употребляющих. Пока же читают всё больше непьющие и неспециалисты. Их не суть проблемы, а внешняя сторона вопроса интересует: поведение, взаимоотношения, социальные вопросы, ...как государство и общество на всё это реагируют. Нет бы им проникнуться идеей о внутренней устойчивости – к чему и клонил я всё время, ан нет, в иную сторону у всех мысль направляется. – Почему милиция таких вот сейчас не хватает (в то время как честного человека то и дело по пустякам отлавливают); на кой чёрт нырять за такими, своё здоровье гробить! Хочет на камушке под водой поспать, или в сугробе, – пусть дрыхнет себе на здоровье, – его личное дело. Прошли те времена, когда государство за всех и за каждого отвечало. Даже возмущались некоторые: чего, мол, о таких писать! Конченые люди! Куда серьёзнее проблемы есть. Трезвым сейчас житья совсем не стало, об этом говорить надо...
Согласен я с ними. Да обо всём сразу разве напишешь! Слишком уж много жизненных проблем вдруг возникло – на всех писателей хватит, да на многие годы. Таланту бы только побольше! У меня, кстати, его совсем нет. Частенько мне об этом специалисты говорят. И «наивный до дурости», и «нытик расхлюпанный», и «писать тебе вообще бестолку» и т.д. и т.п. Правда, что касается пьяниц, то точно, говорят, передал, прямо изнутри захватил. «Небось, частенько с ними собутыльничал?!» А одна читательница даже разочаровалась во мне полностью:
– Вот уж не думала, что вы употребляете! С первого взгляда и не подумаешь!
Так вот и попал в пьяницы... А было бы хоть немного таланту, по-иному оценили бы...




«НИЧЕМ ПОМОЧЬ НЕ МОГУ!»

С некоторых пор я с знакомыми певцами – очень хорошими вокалистами Элеонорой Софроновой и Владимиром Павловым, стал выступать перед учениками и педагогами в школах с целью пропаганды красоты русских народных песен, русского романса, итальянских песен, вокальной и фортепьянной классики, лирики отечественных и зарубежных поэтов XIX века. Эти выступления хорошо вписывались в программу школьной подготовки учеников старших и начальных классов, поэтому и педагоги и руководители отдельных школ охотно шли на такие встречи, отмечая, что для учеников они порой дают больше, чем обычные занятия по теме искусства.
То, что наши музыкально-поэтические программы нравятся взрослым слушателям, мы давно знали, встречаясь с ветеранами, педагогами, сотрудниками библиотек, музеев города, Фонда культуры. Для школьников же подобные программы были совершенно необычными, новыми, ибо большинство современной молодёжи воспитано на иных ритмах, мелодиях, гармониях, – на иной, современной, музыкальной культуре – культуре отдыха и развлечений. Музыка, как народная, так и классическая, насыщенная глубокими внутренними переживаниями, душевными порывами, лирикой и сентиментализмом, кажется им давно отошедшей в прошлое, забытой (тем более, что её сейчас почти не исполняют), да и ненужной в нашей чрезвычайно активной жизни.
Вначале мы опасались этого непонимания, и, естественно, возможного неприятия наших программ. Но вскоре убедились, что опасения в целом напрасны и большая часть детей воспринимает эту красоту не только с вниманием, но и с интересом. Особенно интересуются такой музыкой дети, уже знакомые с ней, занимающиеся в музыкальных студиях или школах, в кружках художественной самодеятельности. Да, к восприятию красоты надо быть готовым. И тогда она будет благотворно воздействовать на души и совсем юных слушателей. Так произошло год назад в 36-й школе, когда после концерта Элеоноры Николаевны переполненные глубокими чувствами школьницы (школьники воспринимают красоту более сдержанно) обступили исполнительницу, да и меня как аккомпаниатора, и долго выражали свой восторг и красотой старинных романсов, и великолепным исполнением, и удивительной слаженностью нашего дуэта. А вытирающие слёзы радости педагоги сообщили потом, что и ученицы в коридоре не могли от слёз удержаться:
– Ну, уж мы-то, педагоги, расчувствовались – это понятно. Но вот, чтобы девчонки ревели – этого мы не ожидали!
В ряде школ города педагоги и администрация сразу оценили значимость таких программ и стали приглашать нас на подобные встречи. И даже пытались помочь нам в пропаганде работы среди других школ. Там, вроде, вначале соглашались. Но проходило три, четыре, пять месяцев, а приглашений от них так и не поступало. А в одной из школ на мою просьбу настроить для этих целей школьное пианино, было прямо сказано: «Ничем Вам помочь не могу!» На том и расстались с этой школой. Играть на расстроенном инструменте классику – это кощунство! Создаётся впечатление, что мы своими предложениями вызываем серьёзные неудобства в выполнении официальной школьной программы. И большинство руководителей нам в наших стремлениях просто «помочь не могут» И это грустно…




УЖ ЭТИ КОРРЕСПОНДЕНТЫ!

Насколько они вездесущи, эти корреспонденты! Успевают всюду: и на выставках побывать, и на концертах, и на литературных презентациях, и просто так – в музеях и библиотеках. Всё им важно, всё интересно, всё значимо. Мне не раз приходилось с ними встречаться: и по поводу своей литературы, и по поводу наших музыкально-литературных программ, и в разговорах о валеологии, о моём собственном преодолении и пр. Иногда после таких встреч появлялись даже публикации в газетах, выступления по радио, а то и краткие сообщения по телевидению.
Каждый раз хочется, чтобы было сказано главное, основное, нужное, и чтобы в публикациях не было каких-либо случайных оговорок и опечаток. Поэтому я всегда заранее готовлюсь к даче подобного рода «интервью», и прошу «собеседника» показать мне предварительно подготовленный материал для печати. Последняя просьба выполняется журналистами чрезвычайно редко. Точнее, была выполнена всего один раз хорошо знакомым мне журналистом, корреспондентом Ивановской газеты, решившим вдруг написать заметку о моей жизни. Я рассказал ему о своей научной работе с профессором Брехманом во Владивостоке, о наших музыкальных выступлениях с «Маэстро», моим однокашником по академии, великолепным баритоном Евгением Андреевичем Абаскаловым, рассказал о том, как я в детстве учился музыке и как сейчас мне удаётся преодолевать жизненные трудности.
Примерно через неделю он приглашает меня к себе и показывает черновой вариант публикации – почти на целую газетную страницу! Я, конечно, обрадовался, просматриваю заметку и глазам своим не верю. Оказывается, я учился музыке у бабушки с дедушкой, исполнял романсы с профессором Брехманом, а Абаскалов иногда аккомпанировал нам на рояле!?? Как я мог наговорить такое?! Бабушка, действительно, на первом этапе обучения познакомила меня с нотной грамотой. Дедушка же был категорически против моей учёбы. Абаскалов никогда при мне не садился за фортепиано, хотя в общем-то знал нотную грамоту, прекрасно переписывал ноты и даже транспонировал партии. Израиль Ицкович Брехман, возможно, и пел в семейном кругу, однако наших концертов ни разу так и не слушал, не считая их ценными в его валеологической науке. Пришлось внимательно читать всю публикацию, делая в ней существенные правки, к неудовольствию автора, поскольку в те годы текст приходилось перепечатывать на машинке.

Статья вскоре вышла с моей корректурой. А через некоторое время мне звонок от московской журналистки, которая хочет тоже написать обо мне, уже в одну из московских газет, и более подробно. Встретились мы с ней вначале в клубе завода Автокранов, куда я иногда приходил играть, за неимением собственного инструмента. Она с интересом прослушала часть моей фортепианной программы, состоящей тогда в основном из произведений Шопена, и даже попросила исполнить… полонез Огинского. Это сразу меня несколько насторожило – относительно её знаний в области музыки, да и вообще в искусстве. В целом я был против повторной публикации, но она настояла, убедив меня в том, то подобный жизненный путь «физического и духовного преодоления» будет интересен и московским читателям. В общем, я согласился с условием, что она обязательно покажет мне черновик текста. Она твёрдо обещала. Однако позвонила уже из Москвы о вышедшей публикации и прислала один экземпляр незнакомой мне московской газеты. Статья тоже была немаленькой, и даже с моей фотографией – за неимением иных, дал ей фото из паспорта.
Читаю с определёнными опасениями – вдруг будут какие-нибудь «ляпсусы». Вроде, всё правильно: когда родился, когда женился, какую школу закончил… Но почему я закончил её в Ленинграде?! Хотя это произошло в Шуе. И почему я учился в медицинской академии всего четыре года, а не шесть, как было на самом деле? И когда это я постоянно выходил в море на боевую службу в тропики на наших «прекрасных надводных кораблях и подводных лодках»? Ведь был я в тропиках всего в одном походе. И когда меня успели наградить орденом «Красного Знамени»? Да, хотели наградить после похода, но потом ограничились только благодарностью. И за что было награждать, если я, по её словам, весь поход только и делал, что «проводил эксперименты» над корабельным составом. Так я и не сумел ей втолковать, что обследования и наблюдения – это совсем иное дело, а эксперименты над людьми запрещены законом. Над самим собой я поставил однажды подобный эксперимент, выдержав двадцатишестидневное полное голодание с лечебной целью. Но это было единственное исключение из медицинских правил.
В дополнение ко всему, она выдала некоторые «военные тайны», стараясь как можно ярче описать некоторые особенности боевого похода в низких широтах «на совсем не приспособленных для этого кораблях», придумав массу интригующих деталей, о которых у меня лично не было ни малейшего представления… В общем, всё это могло «пахнуть» для меня серьёзными неприятностями. Я срочно написал ей письмо с требованием немедленного опровержения, но, конечно, не получил ответа. Она вообще куда-то исчезла и в Иванове больше не появлялась.
Последний инцидент окончательно подорвал мою веру в данную категорию пишущих специалистов, и я бежал от них, как от огня, не желая попадаться в расставляемые ими сети. Однако, как я ни старался, всё же ещё раз попался на их острый крючок. И это было связано уже с нашими музыкально-литературными программами.

Как-то мы выступали с Элеонорой Николаевной Софроновой – великолепной вокалисткой, обладающей прекрасным сопрано, в одной из библиотек города. Как всегда, выступление прошло успешно. Публика была в восторге от нашей романсовой программы, долго не отпускала исполнительницу. Прошли неделя, две, и вдруг Элеонора Николаевна звонит мне, спрашивая, когда я успел дать интервью о выступлении, и как это я вместо неё стал исполнять романсы?.. Ничего не понимаю, спрашиваю, что же случилось?
– Да вот статья в газете появилась, – отвечает, – про наше с вами выступление.
– Ну, и что же пишут?
– Да такую ерунду, что и представить сложно. Это мне знакомая по телефону зачитала. Завтра принесу газету на репетицию.
– Да у нас тогда и корреспондентов-то не было. Может, с кем нас перепутали?
– Как перепутали? И библиотека эта, и дата выступления, и фамилии наши там фигурируют… Сама ничего пока не видела и понять не могу. Вечером газету принесут. Вечером звонит мне:
– Вот послушайте. Статья про библиотеку написана, про литературную работу. Но добрая половина её посвящена нашему с вами выступлению. Нас, конечно, не ругают, признавая важность музыкального просвещения. Но когда вы успели отдать в библиотеку своё пианино и лично настроить его?!. И дальше: «Бердышев прекрасно поёт романсы, а Элеонора Софронова неплохо аккомпанирует ему на гитаре.» А Бердышев, оказывается, и на рояле умеет играть, да ещё «пописывает брошюрки на медицинские темы»??!
Это было «Да!» Ну что тут сказать? Стали «искать концы». Оказалось, что корреспондент этот – это была женщина, приходила в библиотеку уже после нашего выступления. Выслушала рассказ заведующей, кое-что даже записала с её слов. И через день опубликовала свою заметку, опять-таки не согласовав текст с заведующей. Вот и получился очередной «журналистский шедевр». Я над ним только смеялся, отлично зная, что бывают шедевры и почище этого. Однако возмущённые знакомые Элеоноры Николаевны потребовали опровержения и извинений незадачливого автора… И добились своего… Хотя я в возможность последнего не верил!




«ДРУГИЕ ЕЩЁ ХУЖЕ ПИШУТ!»

Что можно сказать про свою литературу? Что за четыре неполных года выпущено уже тридцать книжек. Что книги расходятся по библиотекам, музеям, школам города и области. Что рассказы и повести читают, в том числе и в школах, и есть уже отклики читателей: и в интернете, и по телефону, и при личном общении. Что в отдельных библиотеках и в частных коллекциях собрано уже «полное собрание» этих книжек… Что я продолжаю писать, и актуальных тем впереди несметное множество. Всё это, конечно, отрадно и даёт мне стимул к дальнейшей литературной деятельности.
Но от кого я не могу получить отзывов (официальных и неофициальных), – так это от профессиональных писателей. Мне вначале казалось, что они и не читали ни одной моей книжки. Их интересует больше цена издания. Это единственный вопрос, который мне задают профессионалы… Одно время я, по своей наивности, пытался поместить отдельные рассказы в сборнике «Откровение». Но сколько ни присылал туда материалов, все они были признаны строгой редакцией несовершенными и даже не поддающимися редакторской правке. И лишь однажды в виде исключения, были приняты небольшие воспоминания о Геннадии Серебрякове – друге моего детства. Ну, тут уж сыграл роль авторитет поэта, а также сподвижничество моего доброго знакомого Владимира Ивановича Мазурина, редактировавшего сборник.
Правда, руководитель нашей писательской организации в былые времена неоднократно обещал «как-нибудь» поместить в своём писательском сборнике «что-нибудь» из моих «литературных опусов». И в последний раз сделал это во всеуслышание – на нашем концерте по случаю очередного юбилея писательской организации. Тогда он лестно отзывался о моём «возможном» писательском будущем, принимая в подарок первый десяток выпущенных мною сборников. А мне подарил целых два тома писательских «Откровений», которые я принял, естественно, с глубокой благодарностью… Да, но это было три года назад, так что, исходя из русской пословицы («обещанного три года ждут»), теперь я с полным правом могу рассчитывать на публикацию!
Шутки шутками, но в прошлом году писательская организация совершенно неожиданно запросила у меня перечень всех моих работ – для обобщающего каталога всей ивановской художественной литературы. Я был этим очень удивлён, поскольку моя «самиздатовская литература» на самом деле не отвечает всем требованиям публикаций. Об этом я сразу и сказал писателям:
– Это же не настоящая литература. Я просто пишу и издаю в своё удовольствие… Вы поместите её перечень, а потом и мне и Вам неудобно будет… К тому же, и уровень моей писанины далёк от высоких ивановских стандартов.
Они меня сразу успокоили: «Да не волнуйтесь! Другие ещё хуже пишут! Да и саму-то вашу литературу читать никто не будет. Мы же только названия книжек помещаем… Все, даже совсем плохие».
На том и остановились. Отправил я в писательскую организацию перечень изданных книжек, и был в общем-то рад, что они всё-таки «не самые худшие»! Значит, всё же просматривают их порой писатели. Может быть, и последующие издания прочитают?...




ОПЯТЬ ПРОПАЖА!

Когда что-нибудь пропадало у бабули, она всё на барабашек сваливала: то очки, то карты, то книги, то крышки для банок пропадали. Но чаще всего пропажа обнаруживалась – то под столом, то под кроватью, то на кресле, в ворохе книжек и всякого нужного барахла. Видно, добрые барабашки заводились в доме – баловались только.
Я же ни в какую нечистую силу не верю, да и в «чистую» тоже. Поэтому во всех пропажах самого себя обвиняю – растяпу забывчивого. Порой важные вещи теряю. Так, в лесу складной ножик потерял. Однако вскоре нашёл такой же, только чужой. Потерял резиновый наконечник от своей палки. На удивление, нашёл подобный – видно, не один я по лесам на палках шастую! Только не подошёл он к моему костылю – на память оставил.
А совсем недавно книга моя пропала – «Шуйские зори». На городской краеведческой конференции. Тогда мои книги в числе других для подарков победителям были предназначены. Минут тридцать сидел подписывал. Закончились секционные заседания. Спускаюсь в зал, а там меня главный ответственный за подарки встречает, Ольга Викторовна, из ДЮЦ (Детско-юношеского центра). Расстроенная, говорит:
– Куда-то книги ваши делись, которые вы подписывали. Что теперь дарить будем, не знаю.
– Неужели все пропали?
– Нет, несколько. Но всё равно неприятно…
На подведение итогов я не остался. Думаю, что руководители нашли выход из создавшегося положения. Сам был несколько расстроен случившимся. Утешало только то, что пропали именно мои книжки. Видимо, местные барабашки нашли их наиболее интересными…

Дома тоже всякие пропажи случаются. Летом вот даже ручные часы потерял. Всё время на столе лежали. Это я отлично помнил. Весь стол переискал. Даже в коробки из-под пазлов заглянул, куда бумаги складывал. Ну, нигде нет! Под столом – тоже нет. Весь пол пересмотрел, даже вымыл его – в кои веки решился – и так не нашёл. Жалко часы! Уже лет тридцать служат, если не больше. «Победа» – старые, надёжные. Ни разу не ремонтировал. Правда, убегать вперёд порой стали, но это тогда, когда перегревались сильно на солнышке, или у меня в кармане – когда я в лесу свои километры отмеривал…
Но не могли же часы пропасть. Сам куда-то дел. Вспоминаю, куда брал с собой, куда последний раз ходил. Помню, что каждый раз на стол выкладывал. Да точно помню, что вчера ещё на них смотрел, время на других часах сравнивал! Значит, всё же барабашки! Теперь вот надо мной шутить стали. Смотрите у меня, окаянные! Повыгоняю всех, если и дальше так шутить будете! Специально пылесос налажу – зашумлю проказников! Так и поехал на огород без часов – мобильником пришлось пользоваться. Вовремя к троллейбусу успел. И тот к положенному сроку подошёл.
Вечером опять весь стол перебрал в поисках. Не даёт покоя пропажа. Ведь найду же когда-нибудь! Только вот где? Ну, барабашки – проказники! Знаю, что из дома вещи не уносят. Только здесь искать надо. Да разве найдёшь! Год искать можно, пока докопаешься… Может, подкинут всё же, думаю. Значит, терпения набраться нужно, подождать немного – пока эти шустрики наиграются. Было же однажды такое. Целую неделю нужную бумагу искал. Тоже на столе, кстати. И тоже все папки и коробки по десять раз перебирал. Расстроился сильно. Потом смирился с пропажей. Заново всё пришлось писать. Через неделю перебираю верхнюю стопку бумаг, а нужная как раз на самом верху лежит, ничем не завалена и не закрыта. Как же я её не увидел, когда искал?! Такого просто быть не могло! Явно, барабашки подкинули! Издеваются над хозяином, видишь ли! Небось, хохотали, на меня глядючи. Ну, окаянные, доберусь до вас когда-нибудь, проказники смешливые! Потом сам над вами смеяться буду!.. Думал, что буду. А получилось, что они опять надо мной подшучивать стали. Но что за шутки! Часы-то нужны мне постоянно. Не новые же покупать? Да и эти жалко – свои, памятные.

Ещё два дня прошло. Стал свыкаться с потерей, мобильником всё больше пользуюсь. Как-то вечером ветер сильный поднялся. Возвращаюсь с огорода, смотрю – в комнате форточка от ветра открылась, шторы так и крутятся в разные стороны. Закрыл форточку покрепче. Иду в кухню, а там на окне вставная сетка еле держится, того гляди упадёт. Снимаю её с форточки, чувствую, что на ней что-то болтается светлое. Гляжу – а это мои часы висят! Значит, всё время вот так снаружи и висели, могли бы упасть случайно!
Но как они туда попали?! Да ведь я недавно эту сетку на столе ремонтировал. Дыры скотчем заклеивал, а то мух больно много в комнате появилось. Видимо, часы случайно под сетку попали и прилипли к скотчу. Как только они столько дней на окне провисели? Ведь с улицы видны были. И сам я замечал что-то блестящее, когда домой возвращался. Да разве догадаешься!.. А я всё на бедных барабашек нападаю. Даже гнать их из квартиры собрался. Теперь прощения у них просить надо. А то обидятся на хозяина… и сами убегут к кому-нибудь, не такому сердитому. А без них тогда совсем скучно будет…

«ТЁМНЫЕ» СИЛЫ

Никто никогда их «вживую» не видел, но действия их на себе, своих родных, или знакомых испытал каждый из нас…
Много разговоров ходит о «тёмных силах». Легенды о них пришли к нам из древних времен в виде сказочных персонажей: Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Лешего, Змея Горыныча, Лесного Царя, вампиров, Кикиморы и им подобных. Сейчас в них почти никто, кроме малышей, не верит – не встречаются они в наших лесах. Возможно, и леса для них уже неподходящими стали: болота повысушили, деревья повырубили, особенно хвойные. Нарушили экологию! Да и где стало нечистой силе прятаться? Правда, последнее время всё больше о других лесных персонажах говорить стали – о Снежном человеке, в частности.
Якобы, это чуть ли не трёхметровый громила, который всё больше в лесах и в горах прячется. Чем питается, правда, никто не знает. Людям на глаза старается не показываться. Однако следы оставляет. И не в пример иной нечисти, пакости не творит. Продукты иногда из палаток да из домов деревенских тащит – так это мелочь! Мелочь, по сравнению с тем, что мы сами друг у друга в последнее время прикарманиваем. На его проделки и внимания не обращаем. Да и жалко его всё же – видимо, всё время голодный ходит – как прокормиться такому! Если, конечно, он не травой и деревьями питается. По словам отдельных очевидцев, деревья он только ломает – когда дорогу себе в лесу прокладывает.
А ещё о привидениях всяких разговоры в последнее время вестись стали. То где-то в старинных замках появляются, то вдруг в домах деревенских заводятся. Шумят, гремят, следы оставляют. С какой целью, никто не знает. Всё больше по ночам бродят, шумом народ пугают. Перед людьми не показываются, напугать боятся, что ли? Рожа, наверное, такая, кондрашка хватить может?..
Людям, конечно, всё это интересно. Вот телевидение и взялось за разъяснение обстановки. Всех свидетелей собирает, факты, фотографии приводит. Ну, разве не интересно?! Только вот словить этих «вурдалаков» да поисследовать пока никак не получается – шустрые больно. Да, к тому же, кое-кто из них в иные измерения исчезать приспособился – как те души человеческие. Может, это они и есть, к нам за какой-то надобностью возвращаются?

Одни вопросы. Науку бы подключить ко всему этому, настоящую, – дала бы объяснение. Не хотят вот только учёные проблемой «тёмных сил» заниматься. То ли у них научных сил на это не хватает, то ли по каким иным причинам. Может, потому, что им самим, учёным, от этих сил порой достаётся? И совладать с ними они не могут?.. Но то, что признают они их существование, это точно! Об этом нам не раз говорил на лекциях в академии любимый профессор по фармакологии Николай Васильевич Лазарев. Но даже он не мог сказать, кто они такие – эти таинственные силы. Поэтому так и назвал их «тёмными».
Почему-то они его учеников-фармакологов особенно не взлюбили. То доцента Розина в доктора науки не пускали. То всячески мешали работать профессору Брехману Израилю Ицковичу, который у нас в Приморье адаптогенами занимался. Не признавали его теорию об адаптогенах, да и только! С какой стороны ни подойди к ней, – им всё не так. Никак в Москве подтвердить действия адаптогенов не могут. Ну, жень-шень, – куда ни шло! Его давно китайцы открыли. А вот элеутерококк, лимонник китайский, аралия, заманиха – совсем «трава обыкновенная», по их учёному мнению. Крепко спорили, много лет сопротивлялись. Наконец, всё-таки признали. – С оговорками, правда, и без всякой «теории». Разрешили, в конце концов, элеутерококк и лимонник в виде экстракта и настоек в продажу выпустить. Но, опять-таки с оговоркой – в очень ограниченном количестве. Остальное целевым назначением пошло: космонавтам нашим, подводникам, в правительство также. Первооткрывателю их – Брехману И.И. – ни наград за это, ни научных титулов, ни должностей не прибавили. Наоборот даже – научный институт, который ему планировался, другому отдали – всего кандидату наук.
Самого профессора оставили тогда в покое, вместе с его лабораторией в этом институте. За его учеников и сотрудников взялись. Сначала Кириллову Олегу Ивановичу докторскую диссертацию в ВАКе не утвердили – ох, сколько недостатков нашли! Затем очередь Дардымова Игоря Васильевича подошла. Тоже в ВАКе «скушали». Один Петя Голиков – Петр Петрович – выкрутился. Тот, правда, только монографию выпустил, на большее не решился: более прозорливым оказался. Возможно, и старший брат подсказал. Тот уже в Москве к этому времени работал.

Я всё время задавался вопросом, почему эти силы так избирательно действуют? Ведь какие слабые диссертации в ВАКе проходят. Ну, совсем ничего нет – перечень литературы, да и только. Никаких своих открытий и даже значительных наблюдений. А как только появляется в науке что-то новое, тут они (эти силы) сразу и активизируются, что те вирусы зловредные в период эпидемии. Будто специально призваны мешать человечеству в познании, в его развитии.
Кстати, и мне от них («тёмных сил» этих) в своё время порядком досталось. Сколько я тянул со своей диссертацией! Лет десять, нет, целых пятнадцать будет. Наконец написал. Говорили «докторская». А в том же ВАКе полтора года мурыжили, всё что-то в ней выискивали. «Чёрным» рецензентам в конце концов отдали. Слава Всевышнему, хоть те разобрались! Не то бы совсем туго было. А так «ведущим адаптологом» по тропикам потом признали. Долгие годы все мои работы в ВМЖ (Военно-медицинском журнале) цитировали.
Не мог понять, почему на меня-то напали? Потом только знающие люди разъяснили. Оказывается, шеф мой, Иван Акимович Сапов, с ними сильно повздорил. Вот и мстили ему на всех научных направлениях. Сначала самому защитить докторскую долго не давали. Затем на учеников набросились. Только кому польза от этого? Науке – безусловно, никакой. Но кому-то же всё это нужно было?..




ПРАЗДНИЧНЫЙ БОРЩ

В какой праздник это было, совсем запамятовал. Но помню, что были гости: Володя и Римма, и был великолепный праздничный стол и потрясающий борщ, сотворенный нашим творческим содружеством во главе с главным кулинаром – Риммой Александровной. Какую роль в процессе его создания играл Володя, тоже не осталось в моей дырявой памяти. Но без моего участия он точно бы не состоялся, ибо основные ингредиенты, его составляющие, были заготовлены лично мною.
В ту пору я активно занимался огородом, выращивал, а потом и консервировал на зиму широкий ассортимент овощных и ягодных культур: морковь, свёклу, огурцы, кабачки, тыкву, чёрную смородину, клубнику, крыжовник. Банки с консервированными деликатесами заполняли у меня оба холодильника и даже стояли на балконе – до поры, до времени. Морковь и свёкла из этого арсенала и были использованы для такого случая.

Вначале же был приготовлен наваристый бульон в четырёхлитровой кастрюле, сваренный из половины солидной куриной тушки. Последняя, естественно, была приобретена в магазине – в то время по весьма высокой цене. Римма нарезала красивыми ломтиками картошку, лук, морковь; поставила вариться вместе со специями. Попросила консервированную свёклу. Я достал ей с балкона литровую банку, из которой она положила в кастрюлю не меньше трети тёмно-синего содержимого.
Борщ варится уже минут десять-пятнадцать. Мы с Володей сидим в комнате и о чём-то болтаем. Точнее, болтает больше Володя – у него всегда есть, что рассказать из своей теперешней и прошлой жизни. И он с удовольствием это делает, смакуя детали и подробности, глубоко вникая в психологию окружающих и их взаимоотношения друг с другом. Чужие сплетни он слушать страшно не любит, и сразу прерывает собеседника. Меня он тоже не слушает и поэтому часто забывает то, о чём ему говорю. Часто путает место очередного концерта – например, вместо музея Пророкова бежит в Дом-музей Бубнова (или ещё дальше)… Вот и сегодня развивает монолог на вечную тему музыки и исполнения.
Римма по-прежнему колдует на кухне. Что-то режет, что-то добавляет в борщ. То и дело спрашивает меня, где достать перец, лаврушку, соль и т.д. Периодически дегустирует борщ, как все хорошие хозяйки.
– Что-то уж больно сладкий борщ получается, – сообщает нам через какое-то время.
– Ну, и хорошо! – отвечаю я. – Свёкла же всегда сладкая. Особенно эта, «цилиндра» называется.
Римма продолжает колдовать, какое-то время не прерывая нашу беседу. Володя успел мне рассказать и про хор, и про его ведущих солистов с их сугубо индивидуальными качествами исполнения. И про оригинальную манеру распевки руководителя хора Станислава Германовича с непременным «Ре!» «Ра!» «Ру!!» – его собственного изобретения. Перешёл, было, к занятиям в «Элегии», но тут снова был остановлен восклицанием Риммы:
– Нет, уж очень сладкий борщ! Такого у меня никогда не было!.. Сахарная свёкла, что ли?
– Может, и сахарная! У меня на огороде всякие чудеса бывают. То вместо клубники сельдерей из семян вырастает, то вообще ничего не растёт, то сельдерей в петрушку превращается…
Кулинар какое-то время молчит, но вскоре сообщает вновь:
– Вроде, всё готово. Идите пробуйте… Может, соли или ещё чего добавить… Разбавляла, разбавляла, а сладости не убавляется…
Пробую. Да, очень сладкий. Но зато какой вкусный! Римма столько всего подобавляла – настоящий овощно-витаминный коктейль получился. Да ещё с курицей. В те годы курицей мы не часто лакомились… Но откуда всё-таки такая сладость? Сам варил – ничего подобного никогда не было. Пробую свёклу из банки – сплошной сахар!?? Откуда же он тут? Смотрю, а содержимое, вроде бы, как и не свёкла. Совсем не так «нарезана». Не смородина ли это?
Бегу на балкон. Разбираю банки и нахожу ещё одну литровую – со свёклой. Да, та нашинкована совсем по-другому. Неужели, я взял банку с чёрной смородиной? Они все у меня в холодильнике стоять должны были… Приходится признаваться в оплошности и извиняться перед друзьями…
Слава Богу, меня шибко не отколотили, ибо иной снеди на столе было достаточно. Да и борщ пришёлся всем по вкусу – «борщ из чёрной смородины». Совершенно неожиданно мы состряпали совсем новое кулинарное изделие. Правда, патент «на изобретение» брать не стали. Но откушали с большим удовольствием. А потом целый час катались со смеху… Весёлый праздник у нас получился!




ТАИНСТВЕННЫЙ ЗВОНОК

Телефонные звонки бывают самые разнообразные. Звонят и знакомые, и незнакомые, звонят вовремя и не вовремя, с хорошими вестями и с совсем не хорошими; спрашивают то поликлинику, то офис, то санаторий, то даже наркологический диспансер; то сразу трубку вешают, то сначала извиняются, то хвалить тебя начинают, то ругают на чём свет стоит и т.д. и т.п. Да и не только с моим телефоном подобное творится – и у соседей, и у знакомых тоже.
К моему другу Володе Павлову недавно уж совсем непонятный звонок утром был. Звонил какой-то доцент из Шуи, но спрашивал почему-то меня? Володя, конечно, дал ему мой телефон, но ничего не спросил, хотя и недоумевал, почему по его телефону меня вдруг спрашивают. Да, к тому же, из Шуи!
Заинтригован и я. Кому я мог дать Володин номер? В Шуе не так давно в Краеведческом музее встреча с читателями была. Я говорил о Павлове. Но телефон не давал. В Шуйской гимназии № 1 со школьниками в январе встречался на «Серебряковских чтениях». Но там и разговора о Павлове не было. Тогда кто это? Володя говорит, что он, доцент этот, должен был мне вскоре позвонить.
Жду полчаса, час, два, три часа – звонка нет. Снова думать начинаю. И ничего понять не могу. Сегодня мне только Элеонора Николаевна звонила – о выступлении договорились, а перед этим мой старый знакомый – Шилов Михаил Петрович, с которым мы лет десять назад познакомились – он валеологией занимался. Звонил по поводу краеведческой конференции, предлагал выступить с сообщением по вопросам природоведения. Он возглавляет эту самую секцию. Оказывается, читал мои книги о природе, о лесе, в частности. Многое в них интересным показалось. Книги же нашёл в Краеведческом отделе областной научной библиотеки, а также в Фонде культуры.
Предложение показалось мне интересным. Лет двадцать не выступал на научных «форумах». Да и чувствовал себя сносно. Согласился и предложил сразу внести разнообразие в конференцию нашей музыкальной программой с Элеонорой Николаевной Софроновой. Место для этого было как нельзя лучше – зал научной библиотеки с прекрасным роялем, на котором я уже несколько раз аккомпанировал и Павлову и Элеоноре Николаевне. Михаил Петрович был рад этому предложению. Договорились, что созвонимся за пару дней до конференции. На том и расстались…
Между тем вечер подходит, а обещанного звонка от доцента всё нет. Ну, кто же это всё-таки был? Доцент из Шуи… Володя никогда ни о чём незнакомых не расспрашивает… Кто дал его телефон? По какому вопросу разговор будет? Ведь не случайно же тот ему позвонил вместо меня… А может, это и был Шилов? Но он живет в Иванове. И доцент ли он? – я не знаю. Тогда кто мог перепутать наши телефоны? В научной библиотеке о них знают только на «10 Августа». Но там моих книг по краеведению нет. На «Дзержинке» же – вообще нет ни моих, ни Павлова координатов.
Тогда, возможно, это Луиза Петровна из Фонда культуры перепутала? Она тоже Шилову читать мои книги давала. Правда, говорит, что большую часть книжек раздарила детям. Да, она знает и Володин телефон. Конечно, это так. Другого варианта больше нет. Настоящую детективную историю создала. При случае уточнить надо будет, думаю.
И уточнил через несколько дней. Точно, она оказалась. «Немножко перепутала, – говорит, – пока в книжке искала.» И немудрено! В нашем возрасте то путать, то забывать начинаем. По себе замечаю. Постоянно перепроверять себя приходится… А на конференции той я выступил. И с Элеонорой Николаевной немножко попели. Только музыка собравшимся не нужна была. Кто-то чего-то писал, кто-то домой торопился, другие обсуждали что-то… Опять не в ту аудиторию попали! Но ведь как узнаешь об этом? Только методом «проб и ошибок». Что-то уж очень часто последнее время мы с Элеонорой Николаевной ошибаться стали…




КОТ  ВАСЬКА

Кот Васька появился в нашей округе где-то ближе к осени. Разобрался с местными котами, определил свою территорию, освоил подвалы, снискал любовь некоторых сердобольных бабусек, установив им часы своего кормления, и зажил тут без особых забот и волнений... По утрам и вечерам он регулярно появлялся у нашего подъезда, терпеливо ожидая выхода своих кормилиц. Иногда удостаивал их чести своим присутствием и во время всеобщего вечернего отдыха на лавочках. Порою просто выходил из подвала на свежий воздух и дремал на крышке люка, не обращая внимания уже ни на кого из отдыхающих. Вот и сейчас сидит на скамейке в полудрёме и, небось, думает про себя:
«Да, неплохо я здесь устроился. Кошачьих забав и развлечений хоть отбавляй... Собак вокруг не так уж и много – всё больше шавки малорослые на верёвочках, которые сами-то кошек боятся. Недавно дал одной по носу, чтобы не лезла, так та целый час орала, а теперь за квартал меня обходить стала...
От больших же собак всегда на дереве можно укрыться. Деревьев тут много, хоть и спилили в прошлом году порядком. Спилили в основном тополя. И правильно сделали: запах от них какой-то противный, смола кругом – того и гляди, лапы запачкаешь. А пуху летит столько, что глазам больно, и в носу всё время чешется... Вот берёзы – другое дело. И ствол гладкий, ни смолы нет, ни пуха…
Из собак только двоих опасаться надо. Один – терьер-коротышка с огромной пастью. Будто создан для того, чтобы гонять нашу кошачью братию. От него даже огромный рыжий «сибиряк» сразу в подвал улепётывает. Как-то раз котище задремал малость на тёплой крышке люка и чуть в пасть к нему не попал. Хорошо, что толстый. Псина только шерсти клок захватил, потом долго отплёвывался. А рыжий таким галопом помчался, что и не догонишь. Успел-таки в подвал нырнуть и долго-долго потом оттуда не показывался... Так ему и надо! Хоть пёс за меня отомстил – за то, что он мне ухо, паразит, разодрал своими когтищами...

Среди овчарок есть только одна дура, которая может доставить неприятности. Это Зины Хлебниковой недотёпа. Вроде бы, и уши стоят и масть овчарочья, а сама – какая-то пигалица, хоть и изображает из себя порядочную породу. На улице и в подъезде лает беспрерывно, и даже в пять утра спать не даёт. Лает на всех подряд и всё впустую. Наверное, от страха. Стоит же к ней подойти кому-нибудь поближе, то сразу за ноги хозяйки прячется. Хорошо ещё, что её на поводке да в наморднике выгуливают. Таких иначе нельзя. Сдуру да со страха и укусить может. Других собак – это ладно. А вот за людей хозяйке, говорят, целый миллион платить придётся. Такие теперь законы.
Хозяйка её уж учит, учит: «Это Галя, – говорит. – Она в нашем подъезде живёт, на первом этаже. Её не трогай!.. А это Витя. Он тебя сыром кормил...» Будто та понимает. И будто тех, кто её ещё не кормил, кусать следует... И что это Витя вдруг её привечать стал? Сыром кормит. И зовёт всё так ласково: «Красавица!» Нашёл красавицу! Чего в ней красивого? Лучше бы мне сыр отдал. Всё больше пользы было бы. Её корми – не корми, всё тощая ходить будет. Конструкция, говорят, такая – несовершенная... А сыр всё-таки сожрала. Обрадовалась, даже благодарить хотела – руку лизать. Да Витя не дался. Отдёрнул руку-то. И правильно сделал – вдруг тяпнет! Таких, как она, не поймёшь сразу-то. Лижет, лижет, а потом хвать за руку – и нет полпальца. Я таких знаю! Идёт мимо, вроде на тебя и внимания не обращает. А потом сзади хвать за шею, и конец кошачьему брату.

А как её наши подъездные бабуси боятся! Аж бегом от неё чешут, даром, что все больные. Кричат: «Зина, погоди маленько! Дай спрятаться!» А Зина-то годить не может. Не ровен час её дура лужу на лестнице напрудить вздумает, а то и в самой квартире. Такие балбесы, как она, на всё способны. Она даже своей хозяйке её собственный нос башкой разбила да ещё фингал под глазом поставила, так что та на улицу выйти при всех боялась. Только вечером, в темноте и выходила. Благо, что из-под глаза хорошо светило...
Так вот, Зина им тоже кричит: «Давайте скорее, мол, моя Зося (так её недотёпу кличут) уже терпеть не может. У неё недержание, да к тому же ещё и почки больные». Нормальные у неё почки, знаю я. Придуривается только – чтобы чаще на улицу бегать. «Бегом, – кричит, – бегите!» Бабуськи как чесанут вниз, наверное, к Гале – у той дверь как раз открыта была. От старости обогнать друг дружку не могут. Подбежали к двери одновременно. Вдруг слышу, кричат обе сразу: «Ой, Зина, ещё погоди! Застряли мы обеи!» В дверях, наверное. Только слышу, как косяки трещат, пока они обе сразу в дверь ломятся. Даром, что две всего. А коли целых три было бы?! Подъезд бы разворотили! И всё из-за одной дуры, этой овчарки.

Да и не овчарка она вовсе. Помесь какая-то, недоношенная. Вон настоящие овчарки – их на цепях выводят. Здоровенные, как волкодавы. А эта – пигалица! И если бы её ещё не кормили! Жрёт, говорят, одно мясо. Хозяевам только косточки остаются. И всё без толку. Витаминов, что ли, не хватает? Добавить надо – хоть поумнела бы малость.
А возится-то Зина с ней сколько! Только ею, наверное, и занимается. Гулять по пять раз в день выводит, а то и больше. То и дело слышно, что бегут обе по лестнице – то вниз, то вверх, да дверями на весь подъезд хлопают. На улице от них одна потеха! Дура тянет в одну сторону, Зина – в другую. Да только сил у Зины не хватает. Глядишь, уже обе мчатся по скверу. Одна другую тянет, а та остановиться не может. За деревья хватается, кричит, приказывает. А эту разве остановишь! Дорвалась до свободы – дома-то не разбегаешься. Бегут, а все от них в разные стороны шарахаются – как бы беды какой не вышло...
И как хозяйка её на улице защищает! Дура же лает на всех и каждого. Кому это понравится?! Женщины, конечно, терпят. А вот мужики терпеть не будут. Один тут, из нашего подъезда, однажды так разошёлся, что пригрозил в суд подать на них обеих за такое поведение. Так Зина целый час с ним ругалась – всё рыжую свою защищала. Мужик не выдержал даже – домой сбежал.

Да, неплохо вот таких терпеливых да сердобольных хозяев иметь. С ними ни забот, ни печалей не будет. Мне бы вот такую житуху на зимнее-то время. Вот где отдохнул бы! А тут по помойкам лазить приходится да в подъездах попрошайничать. Хорошо ещё, что старушки здесь подобрались жалостливые. То одна косточку подбросит, то другая сыр вынесет. Только вот мясо да сыр они больше сами лопают. А мне всё какие-то ошмётки выбрасывают, которые сами съесть не могут – не разжуёшь и не проглотишь! Но что не съешь с голодухи-то! Поэтому и хожу за ними, и провожаю каждую до двери, и хвост трубой подымаю – для приличия, конечно.
А так, больно они мне и нужны-то! Будет где получше, сразу туда переберусь. А они-то стараются! Думают, что без них пропаду совсем. Кричат, ищут меня. Одна, что помоложе, как-то в гололёд выскочила. Спешит ко мне. Обрадовалась, что я рядом. Кричит: «Вася! Вася! Я тебе поесть принесла!» Так спешила, что кувыркнулась с разбегу. О лёд треснулась, да так, что и встать сразу не может. Жалко её, конечно. А костей ещё жальче! Нет бы, мне их бросила. А то с перепугу все в палисадник закинула. А там снежище глубокий. Сама овчарка-дура не сыщет.
В основном же, еду мне две бабуси выносят – Нина да Маруся. Первая довольно часто выходит. А вторая, хоть и гуляет каждый день, да выносить почти перестала. Так я ей, чтобы совсем не забыла, пакет её подмочил малость своим кошачьим ароматом, да так, чтобы подольше пахло. Ей бы радоваться, что такое внимание оказываю, а она вдруг из себя выходить стала. Кричит на меня, руками машет, ругается по-ихнему, пакет о снег вытирать бросилась. Да только снегом наше кошачье добро разве отмоешь! Качественно работаем! А другая бабуся, что покрупнее будет, тоже, видно, испугалась, что и на неё могу внимание обратить. Пакет свой на всякий случай на скамейку вешать стала. Ладно уж, оставил её в покое. А то тоже рассерчает вдруг да выносить перестанет.

А мужики здесь все какие-то жадные. Один Витя как-то раз кость не пожалел. Да и то такую дохлую припас, что при всех и дать-то постыдился. Потом уж с балкона кинул да в снег попал. Прямо под скамейку. Пришлось лезть за ней, чтобы не обиделся. Ну, а в целом не так уж и плохо пока живётся. Грех жаловаться. Облав на бездомных котов здесь не проводят. Переночевать есть где. Кошек вокруг – пруд пруди, в том числе и довольно смазливеньких. Правда, они всё больше по квартирам своим прячутся, на диванах да в креслах нежатся. Завидно, конечно. Но я бы в доме долго не выдержал. Разве что в холода. А так, гулять по улице куда интереснее – живёшь и ходишь... сам по себе. Ни тебе забот, ни домашних обязанностей.
Дома, говорят, ко всему песни петь надо да ласкаться, когда людям этого хочется. А если я не хочу! Да у меня ни слуха, ни голоса нет, один хрип какой-то. Какое уж тут пение! Даже в хор кошачий не берут. А как начинаю сольные серенады исполнять, все кошки в разные стороны разбегаются. А коты слушают да ухмыляются. Нет, не соперник я им в этом искусстве. Но зато вмазать могу крепко. Один тут на днях уж больно громко хихикал. А сейчас второй день морду свою глупую зализывает. Больше смеяться не будет.
А говорят ещё, что мужики иногда и туфлёй в тебя запустить могут, если что не так. А то и ногой поддадут! А пойми их, где так, а где не так, что можно, а чего нельзя. И если дома даже на кресло нельзя забраться, да ещё и кормят плохо, то какой интерес там жить-то! Нет, на свободе куда приятнее! Уж лучше я поголодаю немного, а ходить буду сам по себе – куда хочу, и когда мне вздумается! Но от бабусиных подношений отказываться не буду. Пусть кормят да думают, что меня от голодной смерти спасают. Им радость, а мне хоть какая-то польза...
Во, опять кто-то по лестнице мчится. Так и есть, это наша дурёха голосистая. Опять небось недержание открылось. Уж пятый раз сегодня выгуливают. Надо улепётывать. Не ровён час, и мне может шубу попортить. А без шубы в моём-то положении зимой совсем туго придётся. Пойду пока в подвал. Погреюсь малость. Да и приятелей проведать надо. А то уж больно зарассуждался тут сегодня…»




ЛЕСНЫЕ  ПАЦИЕНТЫ

Однажды я встретил в лесу женщину, коротавшую время в муравьиной куче и, по-видимому, испытывавшую при этом определённое удовольствие. Правда, я её тогда здорово напугал, подойдя неожиданно сзади, когда та сидела на муравейнике и повизгивала от наслаждения. В своё оправдание должен сказать, что напугал совершенно случайно, желая выяснить, что за непонятное существо с развевающимися лохмами развлекается. И чем оно там занимается? Может, лакомится муравьиными яйцами, а может, и взрослыми созданиями?
Подошёл уже довольно близко, но ничего понять не могу. Вроде, муравейник оседлала: юбка и платье поверх кучи свисают. А что внутри платья, не вижу. Нечаянно наступил на сухую ветку, треснувшую в тишине, как пистолетный выстрел. Существо так и свалилось с кучи, подхватило подол и, визжа от страха, понеслось прочь. Да так резво, что я не сумел даже разглядеть ни его индивидуальных особенностей, ни возраста. Правда, по прыти и визгу можно было догадаться, что это была ещё молоденькая пациентка. Но вот что заставило её сесть в муравейник, осталось для меня загадкой. Через несколько секунд она скрылась в кустах, оставив со страху на месте процедуры всю свою амуницию. Я крикнул ей вдогонку, чтобы она не забыла вернуться за своими вещами, положил сверху пакетик со стаканом земляники в качестве компенсации за доставленный моральный ущерб и направился дальше, зная, что лес откроет передо мной ещё много своих тайн, скрываемых до поры до времени от постороннего взора...

Да, немало людей ищут сейчас защиту и исцеление в лесу, пытаясь слиться с природой. И босиком по шишкам бегают, и голышмя под дождём пляшут, и в муравейник садятся, и в придорожной луже купаются, среди комаров раздетыми ходят...
Недавно я ещё одного такого любителя покормить собой комаров встретил. Тот недалеко от Ломов прогуливался. Берёзовые веники заготавливал. Но этот мужичок, раздетый по пояс, явно не испытывал ни телесного, ни душевного комфорта, так как и слепни, и комары наседали на него в великом множестве.
– Зачем же вы мучаетесь? – спрашиваю.
– Да вот бабки посоветовали, – отвечает. – Помочь должно.
– От чего помочь-то?
– Да много болячек всяких накопилось. И суставы, и спина болят… Да и желудок плохо варит. Врачи-то ничего сделать не могут, или просто не хотят. Больно им наплевать сейчас на нас. Да и лекарств не накупишься... Вот и лечусь бабкиными способами. Травы собираю, в баньке парюсь, муравьёв использую. Вот и комаров тоже…
– И помогает?
– Помогает. Терпеть, правда, приходится. Совсем зажрали...
– Да на вас не только комары, но и другая нечисть кидается.
– Тех гоню, поганцев. Но за всеми разве углядишь!
– Часто вот так «терпите»?
– Один, а то и два раза в неделю. Чаще не выдержать. Температура подымается. Да и голова кругом идёт, опухаешь весь...
– А что за бабки посоветовали, знахарки, что ли?
– Деревенские, местные… Сами, говорят, так всю жизнь лечимся. Живы и здоровы…
– Им проще, они с детства ко всему этому привыкли. А физкультуру используете?
– Вот нпройду за день верст двадцать, здесь тебе и физкультура.
– А зимой как?
– Зимой снегом обтираюсь у себя на балконе. Потом горячую ванну с травами принимаю. Тоже неплохо. Хорошо, на всё время есть – на пенсию вышел…
– А травы сами заготавливаете, или как?
– Сейчас сам. По лесу с рюкзаком хожу. Раньше бабуси давали... Теперь же целые веники дома висят да мешки с кореньями.
– И давно этими методами лечитесь?
– Да уж третий сезон пошёл… Но никак к комарам не привыкну.
– А домашние ваши как на всё это смотрят?
– Да так и смотрят – чего больше делать-то! Сами, слава Богу, пока здоровы.
– А сподвижники у вас есть?.. Ну, те, кто тоже этим занимается?
– Разве кого заманишь! Кто здоров, у кого времени нет, кто терпеть не хочет. А у кого теперь денег лопатой греби, те всё по «экстрасенсам-психопатам» бегают, и всё одно болеют. Мне одному-то даже сподручнее – что хочу здесь, то и делаю...
Я пожелал ему здоровья и успехов в лечении, а сам углубился в лес – проверить свои знакомые полянки, как там сегодня с черникой и земляникой. Разговор с незнакомцем заставил меня задуматься. Я и сам приверженец естественных методов профилактики и лечения. И физкультуру, и закаливание использую, стараюсь меньше употреблять лекарств, собираю лесные дикоросы, однако больше всё же на ягоды налегаю, хотя и травами не брезгую. Но не нашёл пока своего комплекса – обострения бывают частенько. Да уж очень болезни серьёзные, коль от меня все врачи давно отказались... Но ещё не всё потеряно. Резервы всегда остаются. А желания и настойчивости вполне достаточно. Ведь сколько ещё надо в жизни сделать!..

Что касается борьбы за здоровье, мне всё же полегче: и образование соответствующее, да и опыт уже порядочный. Но каково сейчас неспециалистам! Особенно тем, кто не обладает достаточными средствами для консультаций, для приобретения лекарств. Ведь в определённой степени правы те, кто косо смотрит на современную медицину и врачей: «Какое им дело до нас до всех?!» Не всем, конечно! Сколько я знаю чудесных, преданных своей науке и людям врачей – душевных, честных, безотказных. Но и они, попав в современную систему, почти не имеют возможности творить добро и оказывать помощь страдающим и, к сожалению, начинают растворяться в общей массе хапуг, обманщиков и даже псевдоспециалистов чуть ли не с купленными дипломами...
Да и сама стратегия медицины переключилась с профилактики на оказание помощи, а ещё больше – на диагностику. Кругом техника, кругом аппараты, «новейшие методы исследований»! Сейчас врачи на экранах своих компьютеров видят в человеке столько, что и сами зачастую осмыслить всего не могут. Так и оставляют беднягу без конкретного диагноза с его страданиями... А деньги берут... и немалые!
А много ли пациент получает сейчас в больнице, в поликлинике? В больницах даже кормить нечем, лекарств почти нет: всё с собой брать приходится. Ухода надлежащего – и тем более. Хорошо, если отношение душевное кое-где сохранилось. Но откуда взять душевности-то, если сами они, наши дорогие эскулапы, еле сводят концы с концами? Вот и бегут теперь бедные страждущие кто к экстрасенсам, кто к колдунам и провидцам, кто к магам и волшебникам, даже к астрологам и другим всевозможным «вещателям», не имеющим никакого отношения к медицине. А те и рады стараться: вещают и по радио, и по телевидению, и в газетах свои прогнозы и предсказания печатают. Всё, оказывается, в человеке уже заранее запрограммировано. Надо просто знать, под какой звездой ты родился, и выполнять их (вещателей) наставления. Конечно, они и некоторые собственные способы лечения предлагают – в виде периодической «подзарядки космической энергией». О результатах воздействий, правда, в основном говорят они сами. Ну, а если и к экстрасенсам не получается (это ведь тоже немалых денег стоит!), тогда остаётся надежда в основном на самих себя, на свою веру, свою волю, на настойчивость, на моральную поддержку родных и близких да на народные, «бабкины» методы, основанные на общении человека с природой, что в основе своей разумно и вполне обоснованно... Вот и бежит народ в леса, на реки и речки, на пруды и озёра и даже на болота; вот и подставляет телеса под лучи целительного солнца, а то и под комариные и пчелиные жала; вот и сидит на муравейниках или голышом танцует под проливным дождём, укрывшись в глуши векового леса; вот и наполняет свои сумки и корзинки дарами нашей природы. И надеется, что хоть этого, последнего, у него не отнимут в ближайшие годы.




ЛЕСНЫЕ  ПОТЕРИ

Незнакомая бабуся что-то ищет в автобусе, следующем из Ломов в город. Оказывается, ключи от дома в лесу потеряла.
– Ну как же это получилось?! Ведь всегда на булавку пристёгивала, в кармане носила...
– Я тоже однажды ключи потерял, – вступает в разговор словоохотливый мужичок, сидящий поодаль. – Но нашёл! Поехал на другой день и нашёл в месте, где отдыхал. В траве лежали...
Да, подобные потери в лесу нередки. Слышал я от бабусь, что пакеты, сумки и даже корзины с грибами, ягодами теряли. А потом найти не могли. Так лес закруживает.
Сын мой деньги однажды потерял на ландышевой поляне, когда цветы фотографировал. На обратном пути без билета ехать пришлось – сжалилась кондукторша. И даже потом денег не взяла, когда я ей пытался возместить убытки.
А однажды у нас дома связка ключей пропала, которую сын с собой в лес брал. Хватились на следующий день – нет ключей! Все карманы обыскали, весь пол облазили – пусто! Дела будут, когда бабуля узнает. Неужели в лесу потерял? Возможно, когда раздевался, чтобы промокшую одежду высушить, и вешал её на корни поваленной сосны.
Сын срочно дубликаты стал готовить, а мне рассказал, где остановку на болоте делал, – те места мы оба хорошо знали. Я сразу поехал к болотному бездорожью; быстро нашёл поваленное дерево и примятый брусничник вокруг. Обследовал метров двадцать квадратных площади, всю траву руками прощупал; даже залез в глубокую лужу под корнями – нигде ничего! Нашёл ещё две похожие полянки с поваленными деревьями – тоже пусто! Да разве найдёшь такую мелочь! Надо точно знать место остановки. Пусть уж сын сам потом ищет.
Дома Дима продемонстрировал мне два ключа, наскоро сделанных в какой-то мастерской. Один, для нижнего замка, хорошо работал. А вот со вторым – загвоздка вышла. Пришлось сыну на следующий день замок из двери выворачивать и с ним в мастерскую идти. Но всё равно ключ неважно работал, случалось, и прокручивался в замке. Да и замок после всех с ним манипуляций перестал запираться снаружи. Однако дальнейшее решение «ключевой проблемы» пришлось на время отложить в связи с занятостью сына. Какое-то время мы обходились одной связкой, пользуясь тем, что бабуля потери не хватилась.
Дня через три, уходя во второй половине дня в магазин, я вдруг обнаружил на холодильнике и вторую связку ключей, лежавшую на положенном месте. Если бы это Дима нашёл, то сказал бы мне сразу. Значит, бабулиных рук дело. Но как у неё спросить об этом?
– Что, Дима не взял ключи сегодня? – спрашиваю.
– Да я их у себя в кармане пальто обнаружила. Возможно, брала, когда гулять ходила.
Вот тебе и «лесная потеря»! А ведь спросить сразу у неё нельзя было. А то не сносить бы нам с сыном головы. Такие потери нам не прощаются. Так и закончилась история с «лесной пропажей». Жизнь вошла в свою колею. Только вот верхний замок так и не закрывал снаружи.

Бывали и у меня пропажи во время походов. Однажды потерял складной ножик – вывалился через незаметно образовавшуюся дыру в сумке. Найти же место потери при таких обстоятельствах было совершенно невозможно.
В другой раз потерял резиновый наконечник от палки, застрявший где-то в дорожной грязи или среди сосновых стволов и веток. Неоднократно терял пакеты, забывая их в местах отдыха, правда, в основном пустые, и почти всегда находил их во время следующих прогулок.
Самая же неприятная моя пропажа произошла не по причине собственной расхлябанности, а по вине полосатых кусачих созданий – ос, которые тем летом почему-то расплодились в огромных количествах. Со второй половины июля их можно было встретить в лесу практически повсюду, но особенно много в малинниках и сухих сосняках. Там они поразвешивали свои жилища на стволах и ветках деревьев либо запрятали их под корнями пней, в траве и даже в земле и бдительно оберегали от любых посторонних.
Порой, при неожиданных встречах с ними в богатых ягодниках, приходилось срочно улепётывать, бросая поклажу и отбиваясь чем попало. Хорошо, что поначалу, при первом приближении к их владениям, они жалили не очень сильно. Однако промедление могло обернуться более серьёзными последствиями. Я раза четыре в июле-августе подвергался их внезапным атакам, еле унося ноги и свои пожитки, иногда даже бросал последние от неожиданности.

Однажды во время сбора лисичек в густом молодом ельнике я ощутил характерный болезненный укол в руку и тут же в ногу. Сразу поняв, в чём дело, пустился наутёк, побросав свои палки и стряхивая с себя на ходу грозных кусак, пытающихся добраться до моей плоти. Остановился метрах в тридцати от места нападения, сбросил с плеча сумку и, снова ощутив укол, увидел ещё нескольких жужжащих тварей, оставшихся на одежде. Я принялся резко сбивать их находящимся в руках платком, размахивая им во все стороны, крутясь и пританцовывая на месте. Удивительно, но в такие нервные моменты я словно забывал о непрерывной боли в пояснице и в состоянии был какое-то время что-то делать без палок.
Убедившись, что атакующие «тигролюты» исчезли из поля зрения и придя в себя после сражения, я обнаружил, что стою без очков. Точно помнил момент, когда они могли отлететь в сторону, зацепился рукой за дужку, отпугивая осу. Но где это было?
Решил проверить весь путь своего бегства. Везде густая трава и кусты – попробуй найди тут очки! Прополз в траве метров двадцать, дополз до места, где меня обнаружили полосатые твари. Под ёлкой увидел два осиных гнезда, висящих на сухой ветке, о которую я, вероятно, споткнулся. Осторожно обшарил всё вокруг в радиусе четырёх-пяти метров, сделал ещё несколько поисковых заходов, прощупал каждый сантиметр травы руками – безрезультатно.
Неприятная потеря! В лесу без очков ничего не увижу. Как же это я так опростоволосился?! Искать дальше, по новому кругу? Уже всё обыскал. Но ведь они где-то совсем рядом. Не упёрли же их с собой эти полосатики!
Пополз в обратном направлении, обшаривая всё вокруг справа и слева от тропы бегства. Вот и место, где остановился. Оно, кажется... Почему не оставил здесь хотя бы пакет, чтобы не ошибиться?! Опять же в панике был... Но, вроде бы, всё же оно... И трава примята, и кусты справа… Смотрю за кустом, а там стёкла поблескивают – они, родимые! Значит, я их в сторону отбросил, стряхивая ос с платка, которым очки хотел протереть. И тут же забыл всё на свете! Вот она, паника! Хотя ничего особенного в этой ситуации и не было – не первый раз такое случалось... Надел очки и сразу почувствовал себя человеком.

Да, найти потерю в лесу непросто, даже если и место её приблизительно знаешь. Бывает, что чаще чужие потери в лесу находишь. Однажды я нашёл на месте своего бивуака хороший складной ножик. Нашёл совершенно случайно, в густой-прегустой траве, опершись о него рукой. Удивительная случайность! Правда, недолго мне пришлось радоваться находке. На следующий год я его и сам потерял – видимо, выпал из кармана брюк во время очередного лежания. Сколько ни искал потом на обычных своих лежбищах, так и не обнаружил.
Была однажды и совсем неожиданная находка – «набалдашник» для инвалидной палки. Нет, не тот, который сам потерял, а чужой, значительно больших размеров. Пригодился для лесной «ходули». Значит, не один я набалдашники в лесу теряю...
Находил оставленные среди леса сумки, корзины, рюкзаки с грибами и ягодами. Однако хозяева рядом были, стерегли оставленное. Однажды только пришлось владельца искать, когда на краю поля, у перелеска, велосипед обнаружил. Увидел хозяина на противоположной стороне лесочка – мужик траву косил, метрах в трёхстах от своей машины.
– Упереть же могут, – говорю. – И не увидишь!
– Тепереча всё могут! Да не будешь же за собой волочить. И редко здесь ходят... Одни наши, деревенские... Покамест не упирали.

Случались с лесными пропажами и находками и совсем забавные истории. Один мужичок поведал мне во время завязавшегося на остановке разговора, что потерял однажды пенсионное и ветеранское удостоверения, которые брал с собой для бесплатного проезда в автобусе. Собирал ягоды – малину и чернику недалеко от Горшковской сторожки. Отдохнул в какой-то момент. Поднялся, чтобы продолжить сбор, глядит, а карман пустой! Он документы в заднем кармане джинсов носил. «Выпали! Но как? Ведь два сезона ходил по лесам, и ничего подобного не случалось! Наверное, здесь, во время отдыха потерял», – думает. Поискал в примятой траве – нет. По соседству – тоже пусто. В кусты заглянул, где по нужде присаживался, – нет документов!
Беда-то какая! Попробуй теперь их выписать! Сколько хлопот предстоит, сколько времени затратишь, а нервов ещё больше... Где же потерял? В местах прежнего отдыха? Но это далеко, да и найдёшь ли в незнакомом лесу?
Поискал ещё с полчаса – всё без толку. Может, объявление в газету дать? Писали же, что чьи-то документы в лесу лесник обнаружил. Вдруг повезёт… Искать же дальше бесполезно.
С горя молиться начал:
– Боже! Помоги, милостивый! Ну, чем я перед тобой провинился?!
Посмотрел ещё раз вокруг – да где уж тут! Всё обыскал-переобыскал. Стал домой собираться. Куртку надел, зашнуровал развязавшиеся ботинки. Стал брюки в носки заправлять – так всегда делал, чтобы всякая кусачая нечисть внутрь не забралась (штанины периодически из носков выскакивали). Заправил правую, взялся за левую; чувствует, что-то внутри мешается. Опять всякая труха набилась, подумал. Стал вытряхивать, а из штанины документы вылетели – те, потерянные!
Мужик так и сел на месте, прийти в себя от счастья не может. Вот это радость! Никогда б не поверил, что такое возможно! Найти документы в своих же штанах в тот момент, когда обе книжечки уже готовы были выскочить из штанины при первом же шаге! Действительно, только сам Господь мог сотворить такое чудо! Услышать мольбы о помощи и надоумить недотёпу вовремя проверить заправку «обмундирования». Ведь не заметил бы падения, а если бы что-то и почувствовал, то подумал бы, что это ветка по ноге стукнула.
Но как могли документы попасть в штанину из заднего кармана джинсов? Сколько мужик потом не проверял такую возможность – приседал, наклонялся, ложился на землю, – второй раз таинственного перемещения документов получить не удалось. Так и остался он в неведении относительно «лесного полтергейста». Но это было уже потом, а в тот момент, кроме великого облегчения и благодарности Всевышнему, иных чувств у него не было.




ЛЕШИЙ

В тот день я отправился в лес далеко за Пежу – разведать новые грибные и ягодные угодья. Ягод и грибов оказалось немного, и я просто гулял по незнакомым местам, открывая новые для себя районы. Пересёк огромную вырубку, прошёлся по густому старому лесу, обнаружил две свежие сечи, заросшие травой, набрёл на давние лесопосадки. Нашёл несколько подберёзовиков, лисичек, собрал горсточку только начавшей поспевать земляники.
Ходил так по лесным просекам и тропинкам несколько часов. Устав, отдохнул в траве на краю какой-то заросшей дороги и двинулся дальше. За всё время прогулки не встретил ни одной живой души, не услышал ни криков, ни ауканий. Будто эти места вообще не посещались человеком. Одни лишь птичьи голоса доносились из глубины леса или лились с высоты голубого неба, уже покрывавшегося белыми облачками.
Через какое-то время вышел на открытое пространство, посреди которого устремлялась вдаль заброшенная проезжая дорога. И опять ни души, никакого движения... Куда бы она могла вести? Вероятнее всего, из Шуи в Лежнево? Широкая вырубка по обе стороны дороги заросла бурьяном и густым кустарником. Появлялись уже и небольшие деревья. Значит, дорога давно уже не эксплуатируется. Очевидно, новую, более удобную, проложили...
Прошёл вдоль дороги с километр по направлению к Якимову. Ничего интересного не обнаружил. Небо к этому времени начало затягиваться тучами, предвещавшими очередное ненастье. И я поспешил обратно, не желая странствовать под дождём по незнакомым местам так далеко от дома. Возвращался теми же просеками и тропинками и, на удивление, не запутался в них. Минут через сорок стал накрапывать дождь, грозящий перейти в кратковременный ливень. Поэтому я свернул в густой лес, чтобы при необходимости оказаться под его защитой.
Этот мрачный участок находился недалеко от большой вырубки, и я достаточно хорошо знал его. По краям он был завален стволами невывезенных деревьев, кучами сухих веток, зарос густым кустарником, что делало это место труднопроходимым. В глубине же высились огромные ели и сосны, обрамлённые внизу густым еловым подлеском, который временами прерывался небольшими травянистыми полянами.
К тому моменту, когда дождь стал поливать как из ведра, я уже успел преодолеть завалы и находился среди лесных великанов. Укрылся под одним из них, чтобы переждать непогоду. Как только дождик немного поутих, я вышел из укрытия и потихоньку стал продвигаться вглубь в надежде обнаружить грибные участки. Однако дождик не переставал, временами усиливаясь и заставляя меня вновь прятаться под очередной елью.

В один из таких моментов, когда я стоял, прислонившись к дереву, скрываясь от тугих струй, льющихся с тёмных небес, сквозь шум падающих капель до меня донеслись какие-то иные звуки, явно не связанные с непогодой. Казалось, будто некое существо ухает и ахает неподалёку глухим голосом. Прислушался – вновь всё тихо. Через какое-то время снова послышалось что-то неопределённое, но явно не скрип и не вздохи качающегося на ветру дерева.
Неужели, кто-то живой скрывается в этой глухомани?! Но кто это может быть – лось, кабан,.. а может, медведь?! Тогда надо поскорее сматывать удочки. Однако любопытство взяло верх, и я стал с осторожностью продвигаться по направлению звуков. Обогнул находящийся рядом густой молодой ельник и за деревьями сквозь пелену дождя увидел светлую поляну, на которой двигалось что-то живое и издавало те самые таинственные звуки.
Из-за запотевших очков я сразу не смог различить, что это за создание, и видел лишь беловатый силуэт довольно больших размеров, мечущийся из стороны в сторону и неистово размахивающий конечностями... Явно не медведь, не кабан и не лось... больше походит на человека!.. Протираю очки и, прячась за деревьями, подкрадываюсь поближе. Гляжу... и глазам не верю: метрах в тридцати от меня на открытом пространстве носится из стороны в сторону человекоподобное и совершенно голое существо – с длинной гривой тёмных волос, вроде даже с хвостом, с кривой рожей; машет руками и ногами, что-то выкрикивает, охает, ухает: «Эх, ёх, переёх!.. Ух, бах, тарарах!..» Пинает ногами по деревьям, по кустам, обливая себя ушатами скопившейся на них воды.
Такого дива в лесу я не ожидал увидеть! Сначала подумал, уж не бес ли или леший шабаш устроил, пользуясь глухоманью, и безлюдностью да ещё проливным дождём, под который не каждый рискнёт сунуться. Пляшет на самом деле как-то по-звериному: брыкается, чёрные копыта так и мелькают в воздухе среди дождевых струй… Вот это встреча! Как бы с собой на тот свет не утащил, если вдруг учует! Схорониться надо!.. А дьявол тем временем схватил в руки корягу и ну крутить ею над головой, ну дубасить по деревьям. И орёт ещё громче – будто другую нечистую силу сзывает. Но слова вроде стали походить на человеческие: «Эх, мать-перемать, будем … закалять!» (Что закалять, я не разобрал, но явно какую-то часть своего тела).
Вот те раз! Неужто мужик?! В таком-то виде! Что это он разоблачился и бушует на весь лес? Дождевой душ принимать вздумал, пользуясь отсутствием здесь цивилизации? Мог бы и в Востре искупаться. Хотя вода в ней куда холоднее... И ничего не боится! Будто он один на всём белом свете...
И что меня дёрнуло вдруг после очередного раската грома заорать из своего укрытия – сначала по-звериному, а потом и по-человечьи: «Ого-го! Держи беса!! Ату его!!!» Ору, но не показываюсь из-за дерева на всякий случай. А тот, то ли от неожиданности, то ли от страха, завопил ещё громче: «Ай-яй-яй-яй!» Орёт и остановиться не может. По сторонам крутится, палку в сторону отбросил, затем под ёлку сиганул, схватил там какой-то то ли узел, то ли сумку и рванул в противоположном от меня направлении.
– Ты куда? – кричу вдогонку. – Погоди! Да не леший я!..
Куда там! Его уж и след простыл. Только кусты да ёлки трещат в отдалении. И не догонишь! Не слишком ему удобно в таком виде перед людьми показываться...
Но чего ему вдруг приспичило? Может, какой тренировкой занимался? Ишь, как «копытами»-то размахался – только деревья трещали. Ноги-то вроде в обуви были… Ну, пусть теперь в себя приходит – припугнул я его, видать, крепко. Могла мужика с перепугу и кондрашка хватить...

Продолжая размышлять о таинственной встрече, я направился к выходу и минут через двадцать очутился на старой заброшенной дороге, ведущей через огромную вырубку к Востре. Дождик ещё моросил, но уже стало выглядывать солнышко, и вся окрестность засветилась зеленью молодой травы, засверкала синими, белыми, красными огоньками растущих на лужайке цветов, тысячами разноцветных капель, висящих на листьях кустов и на травинках.
Прямо передо мной через всю вырубку перекинулась удивительная по красоте радуга. Она светилась разноцветной палитрой на фоне тёмно-синих туч, создавая ярчайший контраст света и красок и придавая окрестному пейзажу особое очарование, особую красоту, всегда так глубоко волнующую наши души. Образуя великолепную сказочную арку, радуга как бы звала пройтись под ней и углубиться в некую волшебную страну, в иной мир, скрытый за её пределами. И я шёл туда, очарованный этим поразительным видением, нежнейшими тонами чистейших красок, радостной музыкой этого вдохновлённого Богом пейзажа…
Радуга висела над лесом довольно долго. Но я так и не смог пройтись под ней, чтобы попасть в волшебный таинственный мир. Она как бы всё время отодвигалась от меня, продолжая манить за собой своей божественной красотой. Но и созерцать это видение уже было великим счастьем! Я даже на время забыл о необычной встрече... Кто всё-таки был этот незнакомец? Почему помчался от меня, как ошалелый?  Мог бы и поделиться тайной своего колдовского танца...




«ЗАПОЛЗЛО!..»

В летнюю пору на автобусной остановке в Ломах обычно собирается много народу. В основном, это пенсионеры – любители лесных прогулок, пользующиеся возможностью бесплатного проезда до «Зелёного городка». Есть и отдыхающие в санатории, провожающие или встречающие кого-то из своих знакомых. Тут же крутятся и деревенские мальчишки, носящиеся до посёлка и обратно на своих мопедах и велосипедах. На лужайке играют маленькие девочки, группами и по-одиночке прогуливаются отдыхающие… Кто-то спускается с пригорка к Востре помыться, другие бродят между деревьями в поисках ягод. Большинство же, собравшись вместе у самой остановки, мирно беседуют, а то и хвастаются друг перед другом сегодняшней удачей. Споров и ссор на всякие житейские и политические темы здесь обычно не бывает. Природа, лес настраивают всех на иной, миролюбивый лад. Затем и приезжают сюда ветераны, чтобы хоть немножко отдохнуть от извечной городской суеты, хоть на время забыть свои житейские неурядицы. Я лежу под своей любимой сосной, слышу отдельные слова, обрывки фраз, но не вникаю обычно в смысл этих разговоров.
Сегодня же моё внимание привлекло громкое контральто одной бабуси, разносившееся на всю округу. Та спорила то с одной, то с другой соседкой, то с мужиками, расположившимися рядом с нею, всё повышая и повышая голос. Через какое-то время, видимо, устав от споров и не убедив собеседников, она пошла бродить по лужайке, продолжая разговор уже сама с собой и опять негодуя на что-то, или на кого-то. Её голос то усиливался, рассерженно вибрируя, то ослабевал, то вдруг пропадал вообще, когда она находила в траве нечто съедобное.
Приблизившись к моему временному бивуаку, она какое-то время непонимающе глазела на мои ноги, видневшиеся из-за сосны, и, наконец, поняв, что они всё же принадлежат кому-то, забасила в мою сторону:
– Чего улёгся-то? Али поддал сегодня?
– Да вот, отдыхаю, – говорю. – В автобусе-то, пожалуй, не сядешь. Народу, действительно, сегодня собралось порядочно, и вряд ли была надежда занять сидячее место.
– А ноги чего выставил? И оступиться можно!
Я убрал с её дороги ноги и ничего не ответил на реплики.
– Ну, лежи, лежи, – разрешила она мне. – Только ягод больно много затоптал, – не видишь, что ли?..
Вот и мне от неё досталось. Не могла стороной обойти – во всём мои ноги оказались виноваты: чего вдруг из-за сосны выставились! Надо было предвидеть её маневры и не привлекать к себе внимание этой сварливой особы. Не привык я с такими собеседниками разговаривать: что не скажешь, какую тему не затронешь, всем недовольна... Даже ягоды находит, и то не так: то затоптанные, то ещё розовые, то мало их. Да когда их здесь, у всех на виду, много-то было? В лес за ягодами ходить надо... Слава богу, быстро от меня отвязалась – не шибко я разговорчивым оказался, даже не оправдывался! С таким душу не отведёшь!.. Вот и направилась туда, где больше народу, искать себе новых, более разговорчивых собеседников...

До подхода автобуса оставалось минут двадцать, и я не торопился выходить к месту посадки. Бестолку было занимать очередь, так как сейчас, на обратном пути, автобус приходилось брать силой. А поскольку таковой у меня в ту пору почти не было, я предпочитал спокойное восхождение в задних рядах, вместе с самыми немощными, или же едущими одну-две остановки – до ресторана «Сосны», удобно расположившегося рядом с автотрассой Иваново – Владимир... Вот и сейчас лежу до последнего, хоть чуть-чуть отдыхаю после утомительного ползания по лесам и болотам. Любуюсь и не могу налюбоваться красотой так хорошо знакомого мне пейзажа: высоченными соснами и берёзами, ракитником по берегам Востры, широкой лужайкой между деревьями, голубым небом, светящимся сквозь верхушки деревьев. Периодически пришлёпываю особенно назойливых комаров и слепней, не пожелавших оставить меня в покое и преследовавших от самого леса; смотрю на резвящихся по соседству малышей и радуюсь их веселью и играм…

Со стороны всё время слышится баритон сварливой бабуси: «Заползло! Ей богу, заползло!.. Теперь не отвяжется!.. Доставать надо!.. Нет, точно, заползло, окаянное!.. Вот привязалось!..»
– Тут теперь много всякого добра развелось, – сочувствует ей одна из бабусек. – Домой придёте, провериться надо!
– Домой придёшь! Тогда уже поздно будет! Совсем пристанет… И не отдерёшь!
Бабуся усиленно пытается достать под рубашкой непрошенного гостя, но плотная лесная экипировка не позволяет этого сделать, и все её конвульсии остаются безрезультатными.
– Заполз, окаянный! Прилип уже, небось... Вроде, и всё закрыто было, и одежду осматривала... Да и не было до этих-то пор. Вот только недавно появилось… И чего это оно всё там ползает? Знает, куда заползать, чтобы не достать было!
– И куды же это оно к тебе заползло? – мужик спрашивает.
– Да туды, куды надо! Любопытный ты больно!
– Да ты не стесняйся, бабка, скидавай одёжу-то. Всё равно никто твоего клеща не увидит. А не то ведь и взаправду присосётся!..
– Да уже, видно, присосался. Никак отвязаться не могу…
Так и крутилась она оставшееся время, пока автобус не подошёл. И в автобусе её голос всё время был слышен, оповещая окружающих обо всех перипетиях борьбы с этим «ползучим дьяволом».
Конечно, в лесу всякой ползающей и летающей членистоногой нечисти у нас достаточно. И заползают, и залетают, и кусают тебя со всех сторон. Однако клещи, конечно, одно из самых противных лесных созданий. Да ведь не было их раньше у нас, не помню я, чтобы за пятнадцать лет хождения по шуйским лесам в детстве я хоть одного клеща встретил, или чтобы разговоры о них были. Комаров, муравьёв, слепней всегда водилось достаточно, но вот этой мерзости не было. Да и в ивановских лесах в шестидесятые годы их не встречал. Откуда только взялись?! Не прихватили бы с собой всякой заразы типа нашего дальневосточного энцефалита, задумав это великое переселение...

Впервые столкнулся я с этими тварями в Приморье. Сотнями снимал с себя за сезон. Но укусить не успевали ни разу. Спасала надёжная противоклещёвая экипировка, да то, что осматривался постоянно – всё время был настороже. Здесь их пока несравненно меньше. Но как приезжаешь сюда в отпуск, так тебя обязательно один или два сцапают. Нет поначалу должной настороженности, исчезают тонкие ощущения их присутствия. Кроме того, здесь от иной дряни непрерывно отбиваешься, за этим и главную опасность забываешь...
В последние годы эти мерзкие кровососы уже и на огородных участках появляться стали. С хозяевами дружбу завязать пытаются. На моём огороде соседку в прошлом году один укусил. А затем и меня преследовать начали. Как не берёгся, не снимал с себя, не сжигал эту заразу, всё равно добрались. Один в подмышке устроился, а второй аж в ушной раковине! Сам его даже вытащить не смог, пришлось к хирургу обращаться… Наверное, из лесу их принесли: в том году мешков пятьдесят берёзовых листьев на компост с сыном заготовили. Теперь расплачиваться приходится, покоя больше не будет...
А бабусю ту сварливую я ещё раз встретил – опять вместе из леса ехали. Спрашиваю при выходе из автобуса – как сегодня, «не заползло?!». Та посмотрела на меня вначале недоумённо, потом, видимо, вспомнила: «Сам-то чего по лесу на пузе ползаешь?! Все ягоды под собой передавил. Да ещё костылями ягодник перепортил... Не можешь нормально ходить, так дома сиди! Делать, что ли, нечего?.. «Заползло!» Заползёт тут с такими!.. Весь лес перетревожили!..»
Она ещё что-то говорила мне вслед. Но я постарался быстрее удалиться на безопасное расстояние, и это, к счастью, мне удалось – на «четырёх-то ногах» всё же быстрее. А то прицепится такая вот, что тот клещ, и не отдерёшь!..
«ЗАБЛУДШИЙ»

Как часто люди кружат в лесу! И чаще всего не в далёких таёжных дебрях – туда забираются, в основном, знающие следопыты, а в самых ближних лесах – вблизи городов и деревень.
– Люди! Есть кто-нибудь?! – услышал я однажды далёкий отчаянный призыв, находясь на брусничной сече, за Пежей. Вначале эти призывы невозможно было разобрать – они доносились откуда-то из дальнего леса. Потом, когда крики стали отчётливее, я откликнулся несколько раз, и минут через двадцать увидел продирающегося через кустарник мужчину с корзиной в руке и рюкзаком за плечами. Он радостно устремился ко мне, с надеждой спрашивая направление на деревню Якимово. Оказалось, что приехал он из Кохмы за грибами вместе со знакомыми. В лесу разошлись, и теперь он вконец запутался в бесчисленных лесных дорожках и тропинках.
Здесь, действительно, не просто было разобраться с первого раза, особенно, когда нет солнца. Сегодня как раз был такой пасмурный день. Многочисленные вырубки, перелески, тропинки, порой разветвляющиеся в разных направлениях; очень похожие друг на друга сечи, заросшие невысоким березняком и травой – всё, вроде бы, было совершенно одинаково. И никаких деревень в ближайшей округе. Были лет тридцать назад поблизости две, в том числе Пежа. Сейчас же на их месте остались поля, да сосново-берёзовые аллеи по краям пустого пространства. Однако и до этих мест тоже надо было добраться.
Помню, как сам «крутил» на этой сече в конце семидесятых, когда впервые случайно вышел на неё через лес с полной сумкой грибов и ягод. И как выбирался потом по окружной тропинке, не зная, в какую сторону выход к речке Востре. К счастью, интуиция тогда не подвела, не то топать бы мне с поклажей многие километры среди болот и лесных зарослей. Да, в таких случаях лучше всего возвращаться обратно, к точке входа на незнакомую местность – всегда «экономнее» будет. С неё куда легче ориентироваться в направлении.
Указал я тогда «заблудшему» дорогу, основные ориентиры. Тот, радостный, вновь устремился сквозь кустарниковую чащобу поперёк бесчисленных канав, проложенных в своё время с целью лесопосадок. По всей видимости, он не запутался на этом маршруте, так как в течение ближайшего часа новых призывов о помощи с той стороны леса не было слышно.

Сколько раз я показывал дорогу к Ломам иным заплутавшимся, находящимся совсем рядом с посёлком, или, наоборот, вдалеке от него. Так, однажды в лесу, недалеко от деревни Голяково увидел женщину с корзиной, прямым ходом спешащую по тропинке в сторону сторожки, за деревней Горшково. Я тогда собирал чернику и подумал, что целью её лесного маршрута являются тамошние черничные плантации. На всякий случай спросил женщину о тех краях – может, и самому туда податься?
– Нет, я за грибами ходила, – отвечает. – Иду от Андреева (это километрах в шести отсюда) в сторону дороги и никак выйти к ней не могу. Уже четыре часа хожу.
– Какой дороги? – спрашиваю.
– Да той, что в город ведёт, хотя бы на неё выйти.
– Вы же в сторону сторожки идёте, той, что за Горшковом. Знаете эти места?
– Нет, я только Ломы здесь знаю.
– До Ломов отсюда ближе всего – прямая дорога. Минут через тридцать будете на месте. Только прямо по дорожке идите, никуда не сворачивайте... Вы что, в одиночестве от Андреева путешествуете?
– Приехали группой на машине. В лесу разошлись. Я заплуталась и никого не слышу. Пошла канавой наугад. Да, видно, не туда вышла. Теперь уж никаких грибов не надо!..
Она поблагодарила меня и поспешила на автобус – как раз около часа до отхода оставалось.

Как ни странно, реже всего таких заблудших можно встретить на Ломовском болоте – по-моему, самом трудном для ориентирования участке местного леса. Если в центре его затеряешься, то во все стороны одинаковая картина. Куда идти, сам чёрт не разберёт! Даже хорошо зная эти места, порой всё равно крутишься и крутишься, пока не сориентируешься.
Однажды, лет пять тому назад, я вышел на это болото из района бывших Дворишек – старой, давно снесённой деревни. Вышел, а в каком направлении к Ломам идти, понять не могу. Солнца нет, дождик начинает накрапывать. Устал чертовски! Пролез через берёзовый частокол, вышел на небольшую поляну, усыпанную «кукушкиными слёзками» и всю покрытую кочками с цветущей брусникой и клюквой. Подстелил плащ и упал в полном изнеможении, не в силах даже любоваться открывшейся передо мной красотой.
На лицо капают мелкие капли. Снизу пока сухо – плащ достаточно хорошо держит влагу, да и кочка высокая оказалась, до дождя, наверное, сухая была. Тело глубоко погружается в мягкий мох, голова на сумке покоится. Наслаждаюсь возможностью полностью расслабиться, вытянуть натруженные ноги и руки. Тишина вокруг поразительная. Не слышно ни птиц, ни насекомых – попрятались все от дождя, отдыхают... Вокруг сплошной ярко-зелёный ковёр изо мха, в котором повсюду розовеют мои любимые лесные орхидеи. Никогда их здесь раньше не видел, и не ожидал увидеть в таком количестве. Может, просто не заходил в эти лесные уголки в раннюю летнюю пору.

Но какая красота! Розовые пятна на зелёном фоне. А белые и розовые кочки от цветущих ягод! Такого обилия цветущей клюквы никогда не видел. Удивительно нежные цветочки. Одиночные, они невзрачны – очень малы, а вот в массе своей такой колорит создают, что глаз от них не оторвать. Когда же они перемежаются с белыми кочками цветущей брусники, становится ещё радостнее – обилие красоты и богатства!
Душа распахивается навстречу красоте, а сердце замирает от счастья быть рядом с нею. Она успокаивает, умиротворяет, вселяет веру в себя, в живительную силу природы, в счастье жизни; рождает желание ещё и ещё встречаться с нею, созерцать её часами, наполняя себя одухотворяющей энергией творчества, созидания, так быстро исчезающей в наших каменных городских кварталах.
Для меня не страшно даже и немного «покрутиться» в этом сказочном болотном царстве, побродить по хлюпающему кочечному бездорожью, ощущая болотный аромат цветущих трав и кустарников. Как оно, болото, любо и дорого мне... Когда я полюбил его?.. Наверное, в шестидесятые, когда посещал удивительное, огромное болото и деревню с тем же названием, примерно в восьми километрах от деревни Ворожино...
Однако дождь усиливался. Уже отчётливо слышно, как он шумит в берёзовых зарослях, как струйки воды стекают с листвы, с сосновых веток. Надо собираться в путь и попытаться выбраться, минуя густой, насквозь пропитанный водой березняк. Снова сработала интуиция, и я сумел найти правильные ориентиры... Да, заблудившиеся в этом районе – редкость. Возможно, потому, что незнающие этих мест просто не решаются заглядывать сюда, да и не знакомы с его богатством. Старожилы же из Ломов и иных деревень знают эти места, как свои пять пальцев, и ходят здесь тихо, своими заветными тропинками. Недаром в грибной и ягодный сезоны всё болото вдоль и поперёк оказывается вытоптанным, а каждая кочка обхожена и обчищена почти дочиста.
Плутала в этих местах однажды и наша соседка по подъезду – старушка лет семидесяти. Раньше ходила сюда не раз за ягодами. А тут вошла и сразу заблудилась. Крутилась часов пять, пока к деревне не вышла (видимо, к Полунихе). Оттуда и показали к Ломам дорогу. Зареклась больше ходить сюда: «И никаких ягод теперь не надо! Там какой-то бес тебя крутит. Вроде бы, и правильно идёшь, а всё не туда получается».

Ещё реже заглядывает народ в так называемое «чёрное болото» – с многочисленными канавами, заполненными чёрной, торфяной водой, оставшимися после давних торфоразработок. Место зыбкое, опасное. Дамбы во многих местах прерываются трясиной, идут километра на два, и свернуть с них некуда. Однако грибов и ягод здесь порой бывает в избытке. Знатоки с полными корзинами и вёдрами возвращаются. Незнакомые же с этими местами, случается, и в трясину попадают. Мне самому одна бабуля жаловалась, что чуть не по пояс увязла в этом болоте «окаянном», когда с одной дамбы на другую перебиралась. А в этом, двухтысячном году там молодая женщина чуть не утонула. Соседка по огороду разговор об этом в автобусе слышала.
Та женщина подберёзовики тогда на дамбах собирала – в то время как раз урожай на них был. Вот она за ними с дамбы на дамбу и бегала, – по траве, по кочкам перебиралась. В какой-то момент и потеряла бдительность: для ускорения процесса прыгать с кочки на кочку стала. Кочка и не выдержала. Бедняжка сразу по пояс в трясину ушла. Хватает траву руками, ногами дрыгает, и ещё глубже в болото уходит. И никакой опоры рядом нет, даже палку с собой не взяла – неопытная «болотница» оказалась.
Кричать стала, на помощь звать. Женщина на зов прибежала, дошла до трясины, а как помочь, не знает. Сама вязнуть начала. Вдвоём кричать стали. На счастье, мужик неподалёку проходил. Обматерил обеих.
– Зачем пёрлись, – говорит, – если ничего здесь не знаете? Вот и выбирайтесь теперь сами, коли зашли...
Но всё же смилостивился над бедняжками. Кинул увязнувшей пару берёзовых стволов, затем верёвку бросил. У той силы ещё остались, чтобы за верёвку держаться. Вытащили, в конце концов. Бедная сразу обнимать да целовать обоих бросилась:
– Миленькие вы мои, родимые! Вы же мне жизнь спасли. Дома-то двое ребятишек дожидаются. Чем и благодарить-то вас, не знаю... Никогда больше на болото не пойду. Никаких грибов и ягод здесь не надо!..
С таким болотом, действительно, опасно. Не знаешь – лучше не суйся! Для страховки всегда палку с собой иметь надо. Если что, то поперёк ляжет, удержать должна. Да предельно внимательными быть, чтобы не оступиться случайно. И ещё – о змеях не забывать. Тоже случайно наступить можно.

Большие болота встречаются в наших краях всё же не часто. Поэтому закрутиться в лесу у нас куда больше шансов. Знакомая докторша рассказывала, как блуждала всю ночь в поисках дороги в районе Синей осоки. Туда с мужем и подругой-фельдшером – на машине под вечер приехали. Машину с мужем у дороги оставили, а вдвоём с подругой в лес подались. Вроде бы, и не углубились далеко, а дорогу сразу потеряли. Искали до самой темноты – всё безрезультатно. На какую-то просеку наткнулись. Долго шли по ней, наконец, на поле вышли. В поле строение стоит непонятное. Оказалась ферма. Скотину потревожили, сторожей перепугали – по ночам к ним давненько не хаживали. Наконец, до тех дошло произошедшее, и они рассказали, как до трассы добраться. По той же просеке надо было идти, только в обратную сторону. Не советовали, однако, ночью двигаться, даже «постелить» предлагали. Но врачебно-фельдшерская бригада решительно двинулась в сторону новых ночных приключений. И, как ни странно, нашли-таки желанную трассу, а на ней и машину, мечущуюся во всех направлениях и своими сигналами взбудоражившую весь лесной массив, примыкающий к Лежневской роще. Урок впрок пошёл – в последующие годы в леса на машине больше не ездили.
А совсем недавно, уже в этом году, ходил я за черникой в давно забытые леса, что расположены по обе стороны от просеки Дворишки – Якимово. В семидесятые годы мы с ребятами много ягод отсюда носили – и чернику, и малину, и землянину. В восьмидесятые – я этой дорогой до своего земляничного царства добирался. Неподалёку мы с сыном и в ужасную грозу попали. В девяностых я бывал в этих краях от силы раза два-три, и всё безрезультатно – ягод и грибов тут почти не было. Добираться же до этих мест от Ломов для меня часа полтора-два было, с моими-то остановками.
В этом году черники вблизи Ломов немного уродилось. Быстро разобрали её, и я остался всего-то с тремя бидонами ягод, чего на зиму, конечно, не хватало. Обошёл в течение недели ближайшую округу – всюду пусто. Решил на всякий случай в те края заглянуть – вдруг повезёт! И действительно, там оставались неплохие ягоды, в некоторых местах почти несобранные. Так что за неделю три полных бидона принёс, да ещё с хорошим довеском в пакетах. Правда, замучился с мошкарой, комарами, да ещё осы каждый раз атаковали, когда в их владения неосторожно вторгался. Но, в целом, доволен был! Всегда радуешься, когда «открытия» какие в лесу делаешь. Для меня это действительно было открытием.
В один из последних походов возвращаюсь домой. Время – около четырёх часов. Жара несусветная. Я насквозь мокрый, искусанный, до предела уставший, но довольный. Всё-таки дело сделано. Да ещё возможность возвращения сюда осталась. Иду просекой, скриплю потихоньку на своих «лесных ходулях», переваливаюсь с боку на бок с каждым шагом – спина уже почти не держит. Отсчитываю пройденные метры – так легче кажется. Просека ровная, широкая, прямая и очень длинная – от Дровишек до Якимова километров шесть будет. По ней далеко видно.
Вдалеке, за еловым леском вижу ещё одного «страдальца», двигающегося в моём направлении к Якимову. Наверное, думаю, тоже эти места знает, а может, в разведку идёт, как и я бывало. Подхожу ближе. Смотрю – мужчина, плотно сложенный, рубашка насквозь мокрая, лицо всё пятнами от укусов покрыто. Сам в луже стоит – здесь хорошие, чистые лужи в колеях после дождей остались, лицо моет, разгорячённое тело ополаскивает. Рядом велосипед лежит с пустой корзиной на багажнике.
– Жрут? – спрашиваю.
– Не то слово!
Действительно, аж распух от всей этой бестии. Я-то хоть в накомарнике одно время от них спасался. Плохо видно, но иначе не в силах был их безудержный напор выдержать.
– Откуда путь держите? Через Дворишки, очевидно, проезжали?
– Из Иванова через Андреево еду, может, грибы попадутся.
– Здесь, в основном, лисички, но уже немного осталось. А вот черника ещё есть, рядом с болотом.
– А куда эта просека выводит?
– На Якимовское поле. Но до деревни километра четыре будет. Да ещё впереди болото, и вообще, на велосипеде трудно туда проехать... А вы в какую деревню двигаетесь?
– Спросите что-нибудь попроще? Хоть какой населённый пункт найти да на дорогу бы выбраться!..
– А как на Ломы проехать, знаете?
– Да хоть бы и на Ломы. Уже часов пять как по этим ухабам катаюсь. Дома семья уже заждалась!
Рассказал я ему, как до Ломов добраться. Заблудший скиталец сразу в путь отправился, сначала пешком, потом, когда полегче стало, на машину сел. Издалека, правда, несколько раз оглядывался, видимо, сомневаясь в чём-то. Потом я видел его след на перпендикулярной просеке – значит, правильный путь выбрал. И, слава Богу! Теперь уже не заблудится. Часа через два дома будет. Мне же тоже пришлось два часа до остановки топать. С остановками быстрее не получилось... И тоже счастлив был до дома добраться. Каждый раз на пределе возвращаешься.



ЗАБАВНЫЙ РАЗГОВОР

В переполненном автобусе, следующем из Ломов в город, полно грибников. Недалеко от меня стоит мужик с полной корзиной чудесных опят. Рядом сидят две бабуси с полупустыми ведрами. Слышу их разговор:
– Вона сколь набрал! Небось, места знает.
– Конечно, знает, да разве скажет!
– Чего бы ему не сказать, всё равно не найдём.
– А ты спроси.
Бабуся спрашивает:
– Где набрал-то?
– Чего набрал?
– Да грибы, чего!
– Где? В лесу.
– А где в лесу-то?
– На пнях.
– Знаю, что на пнях. А где?
– На сече.
– На какой сече?
– На старой (?!)...
– Во, хрен старый! Тебя поймёшь! Подавись ты своими грибами – тоска одна с тобой разговаривать!
– А я что тебе говорила! Конечно, не скажет.
Мужик что-то буркнул себе под нос и отвернулся к окну... К нему больше и не обращались...

1996-2012