13. Несколько позже, в кузнице, Тина сидела на лавке в накинутой на плечи шерстяной рубашке Сигрунта, с кружкой горячего шоколадного напитка и смотрела на яркий огонь в открытой печи. Приятно пахло дымом, окалиной, серой и квасцами. Сигрунт стоял тут же и на маленькой наковальне что-то выковывал, небольшое, сложное, ярко-малиновое. Он был обнажён по пояс, рослый, мускулистый, в кожаном переднике и кожаных наручьях. Озарённый жарким пламенем он казался ведьмочке не кузнецом, а магом из Преисподней, творящим огненное Заклятие.
Но вот он повернулся лицом к ведьмочке, спиной к огню – огромный, темнобородый, с чёрными тенями вместо глаз, с блестящими каплями пота на плечах и шее – и показал своё творение. Это был цветок! С листочками, лепестками, и даже с тычинками – лилия! Цветок остывая излучал багровое сияние и казался живым. Он был прекрасен!
- Это тебе, Харита моя! – и кузнец поднёс поближе зажатый клещами огненный цветок.
- Шутишь? – засмеялась Тина. – Я не смогу взять её в руки, хотя на ней и нет шипов.
- Нет, конечно, не сейчас, - смутился кузнец. – Она остынет, я её зачищу, обработаю… А хочешь, сегодня я тебе подарю вот что, - он порылся в низком кособоком шкафчике и достал серебряный подсвечник, выполненный в виде распятия. Ведьмочка отшатнулась и съёжилась на лавке.
- Н-нет! Я не могу принять такой… дорогой подарок!
Но так как кузнец подходил к ней, держа в вытянутой руке подсвечник, она спрыгнула на пол и бочком обошла его.
- Можно, я сама себе что-нибудь выберу?
- Конечно, счастье моё! – несколько разочарованно сказал Сигрунт, и поставил свой несостоявшийся подарок на наковальню. – Я делал его для нашего епископа. Старался, работал полгода. А он не хочет даже за серебро платить. Говорит: «- святая вещь». Мне же он просто нравится. А ты, значит…
- Я хочу вот это! – сказала Тина, доставая из шкафа цепочку длиной не менее трёх футов, из причудливо переплетённых тонких стальных колечек. – Я буду носить её вместо пояса.
- А-а, я сделал её давно, ещё когда только ухаживал за женой. Ну, тогда она ещё не была моей женой. Но ей цепь совсем не понравилась, и она велела унести её подальше. А тебе, значит, понравилась? ЗдОрово! В смысле, конечно, бери! Ах, да, погоди, вот что ещё у меня есть, - и кузнец достал из небольшой деревянной коробочки небольшую металлическую застёжку.
- Эта сталь не простая. Я соединил наше болотное железо с рудой из Северных гор. Ну и намучился, пока сделал расплав! Пришлось, - тут кузнец понизил голос. – Пришлось обратиться за помощью к одному бесу. Он мне сильно помог. Не бесплатно, конечно, - кузнец вздохнул. – Но зато такой стали не найти даже в столице. Она легче обычной, но не плавится в простом огне и не ржавеет. Носи на благо, Харита!
Сигрунт подошёл и сам закрепил пояс на талии ведьмочки. Затем сильными руками, бережно, привлёк её к себе.
- А я попрошу тебя… - его грудь задышала чаще, губы сделались сухими, а глаза наоборот заблестели. – Я бы хотел…
Тина упёрлась изо всех сил в его горячую грудь.
- Постой, Сигрунт! Не здесь, не сейчас! Кстати, расскажи о своей жене. И дети у вас есть?
- Да что рассказывать, - пожал плечами кузнец, с неохотой отпуская ведьмочку. – Жена, как жена. Есть дочка, маленькая ещё, и сынок недавно родился. Я их люблю, - проговорил он упрямо. И немного помолчав, добавил:
- Но когда я встретил тебя, Харита, мне стало не мило всё, что я любил прежде. Я тебя люблю больше всего на свете! Приди ко мне, останься со мной – и я пошлю весь мир к чёрту! Ради твоей любви я готов на всё!
- Замолчи - замолчи! – Тина ладошкой прикрыла рот Сигрунта. На её лице выразился неподдельный испуг. – Никогда не смей говорить так. Это опасно. Ты не понимаешь! – затем, чтобы отвлечь мужчину от опасной темы, сказала:
- Пить что-то очень хочется. Подай мне воды, похолоднее.
- Сей момент, милая! У меня тут, за кузницей, бочажок с ключевой водицей. Погоди.
Сигрунт торопливо вышел. Едва за ним закрылась дверь, Тина достала склянку с приворотным зельем, сняла пробку и выплеснула содержимое в пламя кузнечного горна. Пламя на секунду замерло, но вдруг меха мощно качнулись сами собой, и оно поднялось на дыбы и обняло ведьмочку. Она испуганно ойкнула и уже собралась завопить от боли, но боли не было. Огонь и не коснулся её, а сполз с лаской шёлковой шали. «- Неужели ОН полюбил меня?» Пламя мигнуло и успокоилось в своём горне. У ведьмочки вдруг закружилась голова и обострились все чувства. Через дымоход до неё донёсся далёкий короткий вскрик. С искрой огня частица её сознания перенеслась за четверть мили – и она почуяла небольшую группку женщин, одетых во всё чёрное и бредущих по ночной улице:
- Ой, чёрт! Опять в коровью лепёшку вляпнулась! Да что они всё под мои ноги!...
- Тссс!! Тише ты, экая тёлка! Договорились же – тихо идём до кузни.
- Да не могу я! Темно, тихо. И не видно ж ни …
- Тихо, бабоньки! Потерпите, дойдём вот-вот. Мне главное его врасплох застать, посмотреть на его кралю, и глаза её гадючие выцарапать! Я вас и позвала на помочь. Ведь это ж разве можно – от живой жены гулять!
- Да точно ли Сигрунт любовницу завёл? Он же тебя так любил – ужасть!
- Как пить дать! Он как позавчера из города вернулся с ярморки, у него ТАКОЕ лицо стало! И улыбается: проснулся – улыбается, ест – улыбается, работает – улыбается, спать укладывается – улыбается. Я сразу поняла - влюбился. У него такое лицо было, когда он за мной ухаживал.
Говорившая всхлипнула и продолжила жалостливым голосом:
- Помогите мне, бабы! Если бросит он меня, подлец, куда ж я денусь? И дети – они ж его любят. А я… У-у-у!
- Тише ты, не вой! Сама говоришь – тихо. Счас дойдём, заглянем тихохонько, и убедимся.
- А вдруг его околдовали, у-у-у… Сейчас столько ведьм развелось – ужас! Что делать, что делать?
- Тихо – тихо, бабоньки, подходим. Вон, кузня темнеет.
- Ага. Но ни огонька не видать. Ни стука не слыхать. Ох, он изме-ен-нщик!
Тина вернула искорку в огонь. К чувству опасности примешалась частица другого чувства – угрызение совести, что ли? Ведьмочка сотворила свой призрак-суккуба, обернулась дымом и вылетела через трубу кузницы.
Она опустилась возле того моста, где они встретились с Сигрунтом и приняла обычный облик.
- О-хо-хох! – раздалось внезапно под ней старушечье кряхтение. Из-под моста высунулась голова Мшанки в её дурацкой шапочке. Тина в досаде стукнула ногой об землю.
- А я думаю: кто это там летит так шустро и попахивает кузнечным дымом? А это наша Тиночка! Что, охомутала кузнеца? Хи-хи-кс! После ночи с ведьмой его душеньке гарантировано путешествие в ад. Молодец, молодец, способная! Гы-гы-гы!
- О-о-о, черти и преисподняя! Ты опять, карга старая, за мной подглядывала? Я ж тебе…
- Да ты что? Я честная. Я колоски на поле свивала и прилетела под мост передохнуть. Да!
А признайся, скрытная наша, сделал тебе кузнец ребёночка? Родится ли у нас на Горе новый упырёчек? Га?
- Ах, ты… Да ты – ведьма! Лети со своими вопросами в Ад!!!
Увидев, что ведьмочка разозлилась не на шутку, Мшанка юркнула обратно под мост. Тина вскочила на своё помело и помчалась домой. Её было горько, досадно и почему-то до слёз жалко себя. Она про себя поклялась держаться подальше от людей, а особенно от их мужчин. Хотя бы ближайшие лет 100!
Но на родной Горе ведьмочка всю ночь просидела у своей кочки, глядя в звёздное небо, считая падающие звёзды и вздыхая о чём-то несбывшимся. Кот свернулся у неё на коленях и мурлыкал, утешая хозяйку. А Тина гладила его мягкую шёрстку с проснувшейся нежностью и… сочиняла стихи! То, что у неё получилось, она никогда и никому не рассказывала. И только её верный наперсник Феликс запомнил и намурлыкивал иногда знакомым кошечкам:
«- Откроешь окно в полнолунье,
Отбросишь в сторону платье,
И будешь шептать, как колдунья,
Заклятья, заклятья, заклятья.
… … …
Пройду я и море, и сушу,
Прильну к твоему изголовью...
Мою иссушила ты душу
14. Миновало долгое лето, проскользнула опавшим листом и осень.
В последние осенние ночи на Блудберге царило непривычное оживление. Все ведьмы были извещены, что в ночь накануне дня Всех Святых, на горе Броккен, что высится в подоблачном Граце, состоится вселенский шабаш столетия для нечистой силы.
Ведьмочка Тина уже почти позабыла свои летние приключения. Её жизнь успокоилась, наполнилась рутиной. Она стала уже вполне «своей» для всех остальных ведьм и иных в окрУге. Собираясь на грандиозный шабаш, Тина совсем измучила своего верного Кота. Она заставляла его, то шить ей новое платье, то распарывать его – потому, что покрой не понравился. То расшивать платье бисером, то отделывать косточками змей, лягушек и саламандр. То заплетать ей волосы в ютландские косички, то распускать их и делать причёску Antuannete.
Но хуже всего было, когда ведьмочка начинала вслух рассуждать о будущем празднике и делиться с Котом своими мечтами. Как она будет веселиться всю ночь, танцевать, кривляться на спор с другими «тёмными». А может там она найдёт свою настоящую любовь? Каким он будет? А, «кот его знает»! Может, это будет бес из Преисподней, похожий, скажем… на Ромэо! А возможно ведьмак, похожий… на Сигрунта!
Кот на эти рассуждения злобно фыркал и сверкал жёлтыми глазищами. Тине становилось досадно – и действительно, что эта парочка к ней привязалась? Нет-нет, всё кончено, забыто и посыпано ольховым пеплом. Её избранник будет совсем не похож на НИХ. Ну, может если только чуть-чуть…
Чтобы отвлечься, Тина иногда срывалась из своей кочки и летела в ночь творить злые дела. Правда, в этих отчаянных налётах, она старательно избегала деревни Сигрунта и долины Марша.
И вот настал долгожданный вечер накануне ночи накануне дня Всех Святых. Феликс до блеска отполировал ручку метлы, причесал хворостины. И себя не забыл: помыл лапками мордочку и ушки, закрутил горячими щипцами усы, повязал на шейке бант – строгий, чёрный в красный горошек и, весь важный и пушистый, первым уселся на помело. Однако его хозяйка несколько подзадержалась.
Сначала Тина решила вспомнить шабашинские танцы, которые и в Академии-то учила плохо, а на Блудберге совсем почти позабыла. Особенно ей не давался «визг-шоссе» в ведьмином вальсе. Но как же без этого? А вдруг её пригласят? И она билась и билась над этим элементом и никак не могла сделать его правильно. Когда коту надоело смотреть на её неумелые телодвижения, он спрыгнул с помела и показал, как это делается. И у ведьмочки всё получилось! Она и взвизгнула, где надо, и крутанулась на одной ножке, элегантно подобрав вторую, и при выходе из шоссе не сбилась с ноги. Это оказалось так просто!
На радостях Тина поцеловала Феликса между ушами и… и уселась перед зеркалом наводить тени и тона на лице. Зеркало, как и положено у ведьмы, было кривым. Уголёк для глаз безбожно крошился. Цикутовый сок видимо не совсем созрел и не давал на гладкой бархатистой коже ведьмочки устойчивого ядовитого оттенка. Ну, совсем ничего не получалось! Хоть из кочки лети не накрашенная!
Коту опять надоело сидеть в одиночестве и точить когти в сдерживаемом нетерпении. Взяв в зубы новый чёрный уголёк он подбежал к Тине. В два маха подвёл ей угольком брови и ресницы. Затем обмакнул в банку с соком свой хвост и наложил на её лице сине-зелёные тени. Присел выжидающе – что ещё? Тина посмотрела в зеркало. Прищурила один глаз, другой, скривила рот – и осталась довольна.
- Ну вот. Теперь можно и на шабаш! Пол-летел-ллии!!
Ведьмочка гикнула, свистнула и они с котом круто взмыли над Блудбергом.
Феликсу тоже нравилось ощущение быстрого полёта. Вцепившись острыми коготками в ручку метлы, он сидел гордо, с горящими глазами, и смотрел вперёд на яркое и живое ночное небо, и вниз на тёмную спящую землю. Ветер раздувал ноздри его короткого носа и победно трепетал седые усы. Полёт – это колдовство. Ах, как здОрово!
Но на высоте было довольно холодно. Тина порадовалась за себя, что догадалась надеть поверх платья меховую фуфайку. Да и Кот, сидящий впереди, защищал её от осеннего морозца и пронизывающего ветра.
- Скорее, скорее! – торопила она саму себя и метлу. – Наверно, ТАМ уже все собрались!