– Ты куда идёш, дарагой? – спросил я Гоги, встретив его на улице.
– Хасан, скора мы с табой нэ будим искать дэнги на чача, – глаза моего друга искрились от счастья, – иду в пенсионный фонд аула, пенсий мне назначать будут, – и не останавливаясь, побежал дальше.
Через час Гоги зашёл ко мне. Лицо моего друга было угрюмо. Похоже, перемена в социальном статусе не пошла ему на пользу. Заложив руки за спину, Гоги быстро ходил по комнате. Так некоторое время бегает по двору петух, не зная, что у него отрублена голова.
– Ну что, дарагой, пенсий дали? – спросил я.
Гоги, уставившись в окно, мрачно молчал.
– Чито тибэ сказали в пенсионном фонде? – я осторожно повторил вопрос.
– Сказали «пашол вон отсюда, сволач»! – вскричал мой друг.
– Почиму они так сказали?
– Сказали, чито пенсионный реформа с 1-го января проходит по новий закон.
– По какой ещё новий закон? – возмутился я.
– Они спрашивали: «Гоги, ты дэвачки щипаиш»? Ещё спросили: «Гоги, падаиш ли ты с ишака, выпив поллитра чача»?
– Ну и что ты отвичаль?
– Отвичаль, чито дэвачки щипаю и с ишака нэ падаю, выпив дажы литр чача.
– А разви ты нэ мог сказать, чито дэвачки ужэ лет двадцать нэ щипаиш, а на ишак нэ можыш залезать дажы трэзвий?
Глаза моего друга гневно сверкнули.
– Джыгит я или нэ джыгит, Хасан?!
– Дурак ты, а нэ джыгит, Гоги. Когда стареиш, нужно становится спокойнее, сдержаннее, умнее, в конце концов. А ты, с жэланием поймать день отшумевшый, потакаиш своим порокам, благодаря которым и лишылся пенсий. По балшой счёт, дарагой, пенсий – это исчерпанность человеческой природы, – я вздохнул. – Панимаиш, Гоги, соврименный экономический реальность дает чилавеку ниограниченный число возможностей расстаться с дэнгами. И пенсий – не исключение…
Мой умный монолог прервал стук в дверь и в комнату, опираясь на арэхавий палка, вошёл дедушка Илларион.
– Чито такой пичальный, дарогой? – спросил его Гоги.
– В пенсионный фонд аула ходиль, – буркнул старик.
– Ну и что тибэ там сказали?
– Сказали «пашол вон отсюда, сволач»!