*
Третий лишний
*
Захолонуло сердце Зины перед низкой дощатой дверью с железной клямкавшей щеколдой. "Как они тут?.." - с горечью думала она, не желавшая сыну худа, но не имевшая сил помочь ему.
Маргарита была настроена на смертный бой: лицо её было сердитым, глаза суженными, колючими, кулачки сжатыми. Всё её маленькое существо восстало против вялой позиции старшего брата. "И вообще, - кипела она, - я землю бы грызла, всех на уши бы поставила, но жить, как ты живёшь, меня никто бы не заставил! Надо же, наверное, хоть немного уважать себя! Залез в берлогу и сопли на кулак мотаешь! Будто все кругом виноваты!.."
Они вошли.
Рада замедленно обернулась, полагая, что вернулся Фёдор. Она почти точно знала, куда и зачем он ушёл, но пребывала в тяжёлом полусне, сознание её было заторможено, она боялась не то что пошевелиться - подумать боялась, так как всё, о чем бы она ни думала, оборачивалось против неё.
Попав с яркого дневного света в тёмное затхлое помещение, в это страшное подземелье, Зина с Маргаритой не заметили угнетения Рады, её разочарования при виде нежеланных гостей. Не заметили они и радости, поэтому поздоровались тихо, вкрадчиво, прощупывая почву. Рада подумала, что так здороваются с хозяйкой, когда в доме в дальней комнате в гробу лежит покойник. Она встрепенулась протестуя против наваждения, поднялась, отвернулась, смахнула слёзы быстрым, почти неуловимым движением.
"Проходите..." - и больше ничего не добавила.
Зина кожей почувствовала отсутствие мира в землянке. "Вот и оставь их в покое!.." - как бы ответила на совет дяди Вилли, невольно оглядываясь и прислушиваясь - дома ли Фёдор.
"Баба, исти хоцю!.." - бросилась навстречу ей Иленуца.
"Ах, ты, голубушка, сейчас, сейчас я тебя накормлю!.." - подхватив внучку на руки и бурно целуя её, дрогнувшим от внезапной слабости голосом запричитала Зина, бросая пытливые взгляды на растерянную подурневшую невестку. - Рада, подай мне тот сверток...
Смотри, маленькая, что тебе зайчик передал... - гостинцы Вильгельма Штейнгауэра высыпались на стол. - Ты ждала меня?"
"Да, - строго и осуждающе поджала губки внучка, - поцему не плиходила? Я плакала, плакала..." - она хотела взять самое большое и самое румяное яблоко, но оно выскользнуло из бледно-голубых пальчиков и покатилось по столу на пол.
Маргарита поймала его, подала племяннице:
"Держи крепче, обеими руками."
"А Федор... где он?" - затаив дыхание, бесцветно, как бы между прочим, оттого еще более напряженно и взволнованно спросила Зина.
Раде было стыдно смотреть, как жадно ела дочь, хватая и откусывая поочередно то яблоко, то блин, то котлету, сдержать аппетит окриком не смела. Она бы и сама не отстала от неё, если бы не присутствие свекрови... Она вдруг забеспокоилась за Фёдора, который всё не возвращался. Вопрос свекрови усилил беспокойство. Ответила неуверенно:
"Вышел. Скоро должен вернуться."
Маргарита помалкивала, решив, что Раде и без неё не сладко, а вот Фёдору она не спустит, пусть только заикнётся. Она не сердобольная мать, жалеть не станет - сколько можно?
Зина потрогала холодный бок печки, занимавшей добрую треть маленькой кухоньки.
"Давно топили?"
"Вчера", - неохотно откликнулась Рада.
"То-то, я чую, холодно... Уголь кончился?"
"Стопили..."
"Что же не приходите? Я бы дала... Иляночка вон сопливит уже... Самой мне некогда было... Алька в сознание не приходит..."
Свекровь любила Раду и Рада это знала. Между ними установилось полное взаимопонимание. В Раде Зина видела многое из того, чего не было в сыне. Надеялась, что они прекрасно дополнят друг друга. Но сегодняшний несвоевременный приход свекрови раздражил Раду - разговор с Федором о переезде в Молдавию отпадал и в будущем не мог привести к желаемому результату. Дело, конечно же, было не в родных Нападенах и не в надежде на помощь отца. Рада готова была вырыть в сугробе пещеру и жить там, только бы поменять место и остаться с Федором.
"Не всё ли равно, в тепле или в холоде жить? Главное - вместе..."
"Оставить в покое - всё равно, что бросить на произвол судьбы, - утверждалась в мыслях Зина. - Они молоды и глупы, без моей помощи им совсем туго придется. Они как слепые котята не знают, куда сунуться. За помощь спасибо потом скажут. А не скажут, ну и не надо..."
Наконец вошел Фёдор, увидел мать и Маргариту, вместо приветствия спросил удивленно:
"Мамаша? Марго?.. Какими судьбами?.."
Недружелюбный тон сына напомнил матери бабу Нюру.
"Чем я тебе не угодила, сынок? Я ведь не денег просить пришла - картошку привезла да уголь с дровами, чтобы вы здесь ноги не протянули. Чего ты так-то встречаешь?.."
"И не Марго, а Маргарита!" - вставила своё слово Маргарита.
Фёдор на неё даже не посмотрел. А мать... Мать он невзлюбил за то, что она почти всегда была права. Это ущемляло его достоинство и он старался держаться от неё подальше. И в эту берлогу он залез только потому, что не хотел слушать материнские советы. А ведь мог снять нормальную комнату у одиноких стариков или дождаться свободной комнаты в общежитии военного городка. Нет... В глазах его сверкал непримиримый свет.
"Не заводись, - нагловато сказал он матери. - Не надо. Мне твои нотации поперек горла стоят... Уголь привезла? Ай да молодец! Спасибо! - остановить свое ерничанье он уже не мог. - Без угля в сосульки превратились. Теперь заживём: протопим печечку, сварим, покушаем и спать завалимся. А что, думаешь, на работу пойду? Зачем? Меня мамаша согреет и накормит!.. и уж совсем сатанея пообещал: - За растрату не переживай, как-нибудь сочтёмся, не будь я Штейнгауэр!.."
Да, приходит время и родители вступают в противоречие со своими повзрослевшими детьми. Какими бы крепкими ни были отношения между ними, какое бы социальное положение в обществе они не занимали, такой конфликт неизбежен. Используя конфликт, дети освобождаются от родительской опёки и становятся самостоятельными. Иногда такие семейные конфликты ведут к разрыву отношений на долгие годы. Унижая родителей, дети, как им кажется, получают всеобщее одобрение. Это нужно понимать и принимать как неизбежное. Как правило, в тех семьях, где находят компромиссное решение, главным ключом является понимание происходящего. Зина была поражена циничным нападением сына. Было такое чувство, будто от её сердца оторвали одну из долей. Она не знала, что ему сказать...
"Зачем ты так?.." - пришла на помощь Рада. Страх за него прошел, едва Фёдор вернулся. Ей было неловко перед свекровью, принимавшей участие в их нелегкой судьбе.
Характера детям Зины у соседей не занимать: не в оранжерее росли. Марагарита опасалась брата, однако осталась верна слову - осадила его:
"Поосторожнее в выражениях, не то!.."
Он не обратил на предупреждение ни малейшего внимания. Здесь вообще уже никто никого не слышал и не понимал: каждый цеплялся за ключевые обидные фразы и спешил унизить обидчика, поставить на место, выплескивая с водой ребенка.
"Сочтёмся? - подхватила Зина оброненное сыном слово. - Мне от тебя ничего не нужно. Ты о семье позаботься: в доме нетоплено, сами голодные... На дочь посмотри - объедки собирает!.. Цирк устраиваешь, позоришь себя!.. Я одна вас всех поднимала, защищала как могла, а ты!.. Как бы ты в глаза отцу сейчас смотрел?!."
"Не лезь не в своё дело! - не уступал Фёдор. - Не лезь! Без тебя разберёмся! Муж и жена - одна сатана, а ты - третий лишний!.. Полвека, считай, прожила, а ума не нажила!.. - Заметив переживания Рады, он умерил боевой пыл, но признать себя виновным не пожелал.
В какое-то мгновение Маргарите вдруг показалось, что Фёдор не настолько уж и твёрд, более того, он был похож на огонёк стеариновой свечи в тёмной мрачной комнате - колебался, ярко вспыхивал или угасал, сжимался, копя силы для новой вспышки.
Вместе с тем слабый Фёдор быстро довел мать до грани нервного срыва.
"Сынок..." - она пыталась овладеть растерзанными чувствами.
"Что - сынок? Ну что - сынок? - несло Фёдора. - Сынок пьёт? На работу не ходит? Семью не кормит? Ну что ты на меня так смотришь? Чем я перед тобой провинился? Шапку не ломаю? Говорю неуважительно? Так это ты меня таким сделала! Сколько живу, ни одного доброго слова не услышал, одни попрёки: туда не ходи, с тем не водись!.. Спасибо, теперь знаю, куда идти и с кем!.. - с этими словами он вдруг повернулся к Раде и неожиданно тихо, спокойно, мягко сказал ей, готовой провалиться сквозь землю от неудобства перед свекровью, столько для неё и Иленуцы сделавшей: - Рада, собирай вещи, едем!.."
Рада смотрела на мужа и не верила тому, о чём мечтала в последнее время. Но он сиял как алмаз и как алмаз был твёрд. Видеть его таким было приятно. Оставалась одна червоточина: это он назло матери!..
"Я... Я не знаю... - заговорила Рада, остужая ладонями пылающее лицо. - Ты должен сперва уволиться, документы собрать... Билеты на поезд... Ты не шутишь? Мы правда поедем?.. Фёдор?.."
"Правда. Мы едем. Теперь у нас всё будет как надо. Всё плохое останется здесь, в этой землянке, а чтобы после нас здесь никто больше не страдал, я сровняю её с землей... Подгоню бульдозер и сравняю. К худому и прошлому возврата быть не должно..."
"Куда собрались? - насторожилась мать. - Опять наскоро, с бухты-барахты?.."
"На кудыкину гору собирать помидоры! - мстительно-весело отрезал сын, бросив на неё мимолетный уничтожающе-презрительный взгляд, в то же время утверждая Раду в необходимости перестраиваться на радостные хлопоты. - Ты не волнуйся, - сказал он ей, - завтра к вечеру всё будет готово: и документы, и билеты, и... бульдозер. Собирайся и кончим на этом."
Рада всхлипнула от радости и с мольбой о прощении посмотрела на свекровь, которой казалось, что сын придумал Бог весть что, лишь бы перебраться на Сахалин, к зазнобе. "А Рада? Почему она соглашается?.." О Молдавии Зина просто забыла.
"Фёдор, говори, что надумал?" - требовательно подступила она к нему.
"Пусть чешет, мама! - подстегнула догадавшаяся Маргарита. Она горела праведным гневом и прощать Фёдора не собиралась. - Пусть катится на все четыре стороны, нам легче будет!.."
"Тебя никто не спрашивает, - блеснул сердитым взором Фёдор. Помолчав, с грустью сказал матери: - Я хочу жить, мама. Пожалуйста, не мешай мне..."
Ей бы уловить задушевный тон, понять, чего он хочет, но она принимала всё за коварную игру, поэтому вскинулась, желая предостеречь, образумить, остановить:
"Да разве ж можно так жить, Федор? Ведь не по-людски это!.."
Фёдор разозлился. Разозлился всерьёз:
"Тебе бы всё поучать: не по-людски!.. Отца не уберегла, Альку проворонила, теперь за меня принялась?.. Всё тебе мало?.. Но со мной этот номер не пройдёт: я сам с усам!.."
Благие намерения выходили Зине боком. По-матерински она хотела сыну добра, но... Она схватилась за грудь - сдавило сердце несправедливое обвинение.
"Сынок!.." - простонала невысказанной болью.
"Что ты себе позволяешь, пьянь! - сжав кулачки, Маргарита бросилась на брата. - Мать хочет как лучше, а ты!.. По больному месту, сволочь! И ведь знаешь, что неправ!.."
Фёдор легко уворачивался от неё, потом поймал её руки, развернул и так поддал под зад коленом, что она вылетела за порог, распахнув дверь головой.
"Вон из моего дома, сопля зелёная! - крикнул вслед, ярясь как злой дворовый пёс. - Чтобы духу твоего здесь больше не было, шмакадявка!.. Ишь, развоевалась! Молоко на губах не просохло, а туда же - учить! Учителя, мать вашу!.."
Разгневанная Маргарита хлопнула дверью и ругаясь полетела домой.
Загородив Иленуцу плечом, Рада в страхе забилась с ней в угол кухоньки.
"Нельзя так, сынок, нельзя..." - растерянно проронила мать.
Фёдор обернулся к ней.
"Нельзя? А тебе, значит, можно? Родного сына понять не можешь!.. "Куда ты, Федор!.." От тебя подальше, поняла?.. Голым ты меня родила, голым от тебя и ушёл, ни ты мне, ни я тебе!.."
Смертельная обида застлала взор матери. Она поняла, что сын уходит от неё, уходит навсегда. Он, глупый, не знал, что она ни в чём не виновата, что причиной всех бед является нищета, которую чёрной вдове в одиночку не одолеть. Потеряв мужа, она надеялась на помощь старшего сына, который, по её понятиям, избрал военную стезю потому, что был крепче других, она думала, что он станет ей опорой...
"Опомнись, Фёдор!.." - и ничего другого вымолвить не смогла.
И вдруг в его глазах она увидела заметавшиеся блики чистого сознания и совести. Он опустил мгновенно потяжелевшую голову, враз обмяк, замолчал, но возмущение стылой жизнью быстро заполнило его до краёв и он добил мать словами: "Я-то опомнился, а вы, похоже, пока нет. Ну да у вас будет время, а сейчас... в небе Бог, мамаша, а под ногами порог - скатертью дорожка... Мы перестали понимать друг друга. Если вообще понимали когда-нибудь. Мы чужие... А барахло можете забрать - наживём своё..." - и чуть ли не взашей выпроводил мать за порог.
Дверь за ним захлопнулась, завершающим аккордом прогремел железный засов.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/13/2084