Р.Г. Игнатьев
ОСАДА НОВГОРОДА
в 1170 году
«Луки сильных сотрошися
и держава их сокрушися»(1)
Родоначальница земли Русской, древняя область великокняжения киевского, в XII веке являлась как бы утомленною своими внутренними раздорами, набегами хищных соседей: половцев, торков, берендеев и кровавыми войнами за наследственное право. Причиною всему этому были: пагубная удельная система и то притязательное домогательство членов ее престол великокняжения киевского. По кончине великого князя Георгия Владимировича, прозванного современниками Долгоруким, последовавшей в 1157 году, начинается целый ряд событий, где спор за престол Киевский является причиной войн между князьями Северскими и Черниговскими, наконец, войска одиннадцати князей: Дорогобужских, Северских, Переяславских, Полоцких, Рязанских и Муромских, взяли приступом Киев и три дня грабили древнюю столицу, не щадя самой Святыни. Передавая это событие, летописец говорит: «Наказа Бог киевлян за грехи их, паче же за митрополичю (Константина) неправду: в то бо время запретил бе Поликарпа, игумена Печерского, про господские праздники, невеля ему ести масла, ни молока с среды и пятки в господскые праздныкы. Князю же Святославлю не хотяшу изверже и из Епископии (Киевской Софийской соборной церкви)» (2).
Между тем как Южная Россия была театром кровавых браней, на тихих берегах Клязьмы возникло новое, сильное великокняжение суздальское или владимирское. Князья: рязанские, муромские, смоленские, кривские и волынские были уже почти вассалами владетеля Суздаля, сына Георгиева, Андрея Боголюбского. Долго равнодушный зритель современных событий на Юге Руси, и долго не искав, по-видимому, наследственного своего права на Киев, Андрей Георгиевич, наконец, сделался и его обладателем, но, с таким же равнодушным презрением, как к добыче верной и в сущности ничтожной, когда после войны его с Мстиславом Изяславичем великим князем киевским и по взятии самого Киева в 1169 году Андрей отдал его в удел брату своему Глебу. Не того хотел сын Долгорукого, дальновидный и предприимчивый. Основывая своё новое государство совершенно в новых формах, в новых видах его внутреннего благоустройства, Андрей желал быть властелином Севера, и вся политика его была именно направ-лена на то, чтобы обессилить могущественную область Великого Новгорода, вошедшую тогда наверх богатства, славы и благоденствия.
Еще в 1160 году плененные славою великого князя суздальского новгородцы, признали господство над собой Андрея Георгиевича, изгнав даже, в угодность ему, Святослава Ростиславича из Новгорода и брата его князя Давида из Торжка, и племянник Андрея, Мстислав, был назначен наместником новгородским. Но через семь лет, Андрей стал ревностно действовать за изгнанного по приискам его Святослава Ростиславовича, приказав сказать новгородцам, что для них иного князя не будет. Произошло народное смятение и новгородцы умертвили посадника Захария и двух других сановников, Нерезина и Несдубинича, подозревая их главами противной партии.
Ростислав и брат его князь смоленский жестоко мстили новгородцам. Первый разорил Торжок, а последний Великие Луки и жители этих областей, толпами укрываясь от неистовых неприятелей, спешили в самый Новгород, и требовали там себе защиты и справедливого мщения. Между тем, как в Новгороде готовились к войне, смелый витязь Данслав или Даньслав Лазутинич, несмотря на все предосторожности неприятеля, с малою дружиною прошел чрез стан суздальский, явился к великому князю Мстиславу Киевскому и ударил ему челом за Великий Новгород, умоляя отпустить сына своего Романа на княжение в Новгороде(3).
Семь месяцев после этого продол-жалась, однако же, война с князем смоленским и переговоры с великим князем киевским, но кончилось тем, что князь смоленский Святослав, стоявший все это время уже под г. Старой Руссой, отступил без боя, а новгородцы весело торжествовали праздник Пасхи(4), бывшей тогда 14 апреля, с новым, юным своим князем Романом Мстиславичем. Вскоре узнали новгородцы, что враг их князь смоленский на обратном пути скончался в Волоке(5); но более опасный враг оставался великий князь суздальский, который не покидал твердой мысли овладеть Новгородом всеми средствами, тем более что ни как не мог простить вмешательство великого князя киевского в судьбу Новгорода, но занятый войной с Киевом, он оставил в покое Новгород, которого падение приготовлял после совершенного покорения Киевской области.
Между тем пылкий Роман Мстиславич, князь новгородский, со своей стороны ни как не хотел оставаться в долгу ни перед князем полоцким, ни перед князем смоленским и в 1169 году сжег смоленский город Торопец и разорил окрестности Полоцка. Время, наконец, смирить Новгород, так решил великий князь суздальский, и на это мнение дружно откликнулась вся земля русская и предложила свои услуги наказать буйных новгородцев, крамольников извечных(6) и вся тогдашняя Русь желала всякого успеха Андрею Георгиевичу; и все ненавидели или лучше сказать, завидовали новгородцам.
Это современное мнение сильно выражено в наших летописях, например, в Степенной и многих других сказано: «Не глаголем, прави суть Новгородци прадеды Князь наших. Не велели им прежние Князи хрест преступати, или внуки или правнуки соромляти. То доколе Богови терпети!» Словом все упрекали новгородцев, в какой-то неблагодарности, дерзости и властолюбии. Во всех российских областях или удельных княжениях стали теснить новгородцев, приезжающих туда более по делам торговым. Купцов ловили, грабили, заключали в темницы, где многие из них умерли, не стерпя того ужасного и изнурительного заключения, которому их там подвергли.
Между тем явно, что лазутчики великого князя Андрея Георгиевича возмущали народ и посланный вечем новгородским вождь Даньслав Лазутинич для усмирения и сбора дани с дружиной, состоящей из 500 человек, встретил 7000 суздальцев на Белоозере, шедших, вероятно, для возмущения двинян. Здесь суздальцы были разбиты на голову и бежали со стыдом в свою область, потеряв 1300 человек убитыми и ранеными. Новгородцы (что едва справедливо) потеряли в этой битве будто-бы только 15 человек!... …После этого новгородский вождь Даньслав Лазутинич, как сказано в летописи: «взяша на Заволочанех (Двинянах. – Р.И.) дань, а другую на суздальских смердех(7).
Догадка писавшего при Иоанне IV Степенную книгу митрополита Макария, о желании Андрея возмущать Задвинскую область, чтобы всеми путями вредить Новгороду, могла быть очень основательною и что отвергал Карамзин безо всякого исторического и логического доказательства(8), основываясь единственно на том, что будто-бы на таковых сборщиков дани часто нападал и отец Андрея, Георгий Долгорукий, не менее ли отец и сын домогались обессилить Новгород и не потому ли не пропускали этих самых сборщиков даней проходить чрез подведомственную им Белозерскую область? Это было именно так, и оправдывается самым ходом тогдашних событий.
Узнав о поражении суздальцев и о неудаче своих происков, Андрей Георгиевич объявил войну Новгороду; князья смоленские, муромские, полоцкие и рязанские спешили сбирать дружины свои, чтоб принять участие в войне Андрея с Новгородом. Как новый Брент, великий князь суздальский, вперед изрек Новгороду: «Горе побежденным» и приказал покориться ему, безусловно, и сложить пред ним свое древнее право и волю. Уже мысленно великий князь суздальский и его союзники делили между собой богатые области Новгородские и мысленно расхищали сокровища древней столицы Рюрика, готовя Новгороду участь Киева, опустошенного незадолго пред этим.
Новгородцы не могли не ужаснуться грозной для них вести о предстоящем неровном бое с целой землей Русской, но не потеряли присутствие духа, решась постоять по силе за древнее отеческое право, за честь дому Святой Софии, за братию и за неприкосновенность имущества, хотя были между ними и робкие, которые не ожидали счастливого окончания этой войны и явно проповедовали всем решительное падение народной державы. Люди суеверные, платя, так сказать, дань грубому и суеверному веку, пугали подобных себе разными сверхъестественными явлениями, превышающими будто-бы конечную гибель Новгорода(9). Не были ль и здесь может быть, происки сына Долгорукого?.. Но не во времена Андрея, а в славный век самодержавного великокняжения Иоанна Васильевича III-го, не в 1170, а в 1478 году, значит чрез 308 лет, свыше суждено было пасть Новгороду и он, как вековой дуб, подсеченный у самого корня неумолимой секирой, со стоном склонился к стопам гения своего века…
Напротив того Новгород времен Андрея, живя посреди лучших дней славы и благородных порывов доблести народной, видел еще в себе силу противу стать врагам, не страшась их многочисленности. Да, тогда наш Русский Карфаген не имел недостатка ни в героях, ни в патриотах. Над судьбой его бодрствовали два величайших политиков и ревностных патриотов отечества, которые, как бы некие гении-хранители стояли на неусыпной страже отечества и были его твердым оплотом. То были архиепископ Илья и новгородский посадник Яков Якун.
Вся тогдашняя Русь должна была именно завидовать Новгороду, отдаленному от театра кровавых событий и широко раскинувшему свои пределы. Обширные области Великого Новгорода заключались в нынешних Новгородской, Санкт-Петербургской, псковской, Вологодской, Архангельской, частью Костромской и Тверской губерниях. Сверх того принадлежали Новгороду некоторые острова на белом море и многие места в нынешней Вятской губернии.
Союз в 1164 году с ганзейскими городами возвел Новгород на высшую степень народного благосостояния и дал самой гражданской жизни его новое развитие, или даже род некоторой попытки к тогдашней современной западной народной цивилизации. Все это могло и может быть единственно в стране мирной.
Быстро приняли участие новгородцы в делах Ганзейской фактории, сближавшей их с народами запада; жадно взялись за торговлю, как источник народного богатства; но не изменили своим древним народным обычаям, хотя и узнали многое хорошее и новое в землях чуждых. В это время, когда народные финансы были в очень хорошем состоянии, военная сила могла удобно сопротивляться с равною ей многочисленною силою врагов. Во всякое время Новгородская область могла выставить до ста тысяч ратников противу, как выражались тогда, «врагов дому Святой Софии». Поэтому самому во всех иностранных землях, имеющих политические и торговые сношения с Новгородом, повторяли эту известную поговорку: Quis cjntra Deum et magnam Novgorodiam! И так Андрею Георгиевичу, великому князю суздальскому, по его исполинскому замыслу образовать на Севере Руси новую отдельную монархию, непременно нужно было падение сильной области Новгорода, и тогда он, как молодой лев, исходящий на добычу, устремился бы смело растерзать удельную систему…
Если бессмертный преобразователь России Петр Великий, имел своего достойного предтечу в лице гениального Иоанна III, то Андрей Георгиевич, по образу набожной жизни своей «боголюбской», и более того по делам политики «долгорукой» был таковым же предтечею Иоанна III. Идея Боголюбского, врага удельной системы витали, и группировалась в умах: Калиты, Донского и Темного и уже осуществилась под светлым влиянием дивного ума Иоанна III, сына Темного… Характер Боголюбского совершенно не так изобразили наши историки. Карамзин, говоря много, красно, ничего не сказал дельного о Боголюбском; так же не вникнул в него с настоящей точки и покойный Н.А. Полевой, а повторил, кажется, только мысли Карамзина(10); более того и совсем не то должно было сказать об Андрее Георгиевиче…
Как бы то ни было, Андрей Георгиевич не мог простить неудачу замыслов и победу малочисленной новгородской дружины над сильным отрядом суздальцев. Судьба Новгорода была и без того давно решена в уме его; тучи давно скоплялись и вот грянул страшный гром страшного мщения!
В то самое время, когда новгородцы с юным своим князем Романом делали молодецкие наезды на смоленские провинции, грозное ополчение всей России готовилось сокрушить Новгород. Зимою 1170 года явились на помощь Андрею давно ожидаемые им союзники, князья: смоленские, рязанские, полоцкие и черниговские «поднялась, – говорит летописец, – вся земля Русская»(11) и все летописи согласно говорят, что в этом войске было «семьдесят два князя!» Союзное войско вступило в области Новгородские, предавая все огню и мечу, не щадя ни пола. Ни возраста, ни самой Святыни. Главным предводителем был сын Андрея, Мстислав, свирепый покоритель за год тому стольного Киева. Андрей оставался по болезни во Владимире. Вече, руководимое владыкой Илию и посадником Якуном, собирая дружину на защиту дому Святой Софии, употребило, однако же, все меры благоразумия, чтобы миновать кровопролития, но посланные для мирных переговоров чиновники веча возвращались с одними гордыми ответами врагов, что пощады Новгороду не будет. Что же оставалось новгородцам? Смерть, или рабство!
Решено было защищаться в самом Новгороде, не потому, может быть. Чтобы вече сознавало свое бессилие; но потому, что здесь, в хорошо укрепленном, по тогдашнему, городе, в виду уважаемой Святыни, надеялись они более на доблесть их защитников. Поспешно делались все приготовления к осаде и вероятно возобновлялись еще прежние укрепления: валы и детинцы, или деревянные частоколы. Если верить новому, не известному доселе списку Новгородских летописей, называемому Молотковским, то новгородцы выжгли перед городом все посады, не щадя даже самых церквей(12), чтобы не дать врагам приюта и удобности к осаде. Конечно, это всегда был прямой закон стратегии, в случае обороны укрепленных городов. Из древнего изображения этого современного события на иконах Знамения Божией Матери, находящихся в Новгородских: Знаменском соборе и приходской церкви Флора и Лавра, что на Софийской стороне(13), видно, что Новгород был укреплен тройными редутами. Первое укрепление или детинец шло по пространству нынешнего городского вала или земляного города; второе, обходя берега Волхова, обнимало собой всю нынешнюю торговую сторону и проходило близ нынешнего Федоровского ручья, прокопанного впоследствии, и там, где теперь мост, была сторожевая башня и стрельницы. Остатки этого вала близ большого Волховского моста, еще доныне помнят некоторые здешние новгородские старожилы, что он срыт на их ещё памяти. Такой точно вал обходил и весь другой берег, т. е. софийскую сторону; далее того находилась деревянная крепость, где и ныне видим остатки древнего Новгородского Кремля; но она была гораздо просторнее нынешней; тогда находилось в этой крепости восемь ворот: Богородицкие, Исповеднические, Покровские, Спасские, Петропавловские, Водяные, Кукуевские и Чудинские. На месте нынешней Чудинской улицы, и поэтому изображению под иконами и по преданию народному, был также вал и три деревянные, а впоследствии каменные стрельницы; подобное укрепление сделало бы честь любому нынешнему стратегику. особенно прекрасно обезопасены были оба берега р. Волхова, за этими-то укреплениями новгородцы не страшились великого князя суздальского.
Наконец, 22 февраля 1170 года, когда явились грозные толпища Андрея, то нашли уже новгородцев в твердой решимости защищаться насмерть. Надменные враги приказывали, чтобы осаждённые покорились; новгородцы отвечали с презрением. Все те, которые могли только носить оружие, были вооружены, тогда как слабые старики, женщины и дети день и ночь молились в храмах. Энтузиазм народа настроенный правителями, ждал особого сверх естественного чуда, и оно совершилось.
Между защитниками Новгорода вдруг быстро распространилась молва, что в ночь на 24 февраля архиепископ Илья, молясь в кельях, пред иконой Спасителя слышал таковой глас: «иди в церковь Святого Спаса на Ильинскую улицу, возьми там чудотворную икону Богоматери, вознеси ее на городскую стену и узриши спасение граду!»(14) Эта весть всех окрылила надеждой и воспламенила новое мужество. Рассказывали, что владыка посылал уже за этой иконой своего архидиакона, но посланный, возвратясь, с ужасом поведал, что он и другие с ним бывшие ни как не могли стронуть икону с места, что икона нейдёт! Действительно архиерей, объявив эту радостную весть народу, приказал благовестить в большой соборный колокол; поднял Святые иконы, и сопровождаемый народом пошел крестным ходом в церковь Спасскую. Там, над на землю, возгласил: «Дева Владычица, упование, надежда, заступница града! Ты стена, покров и прибежище, и мы на тя уповаем, грешнии! Молись Сыну Твоему: не предай бо нас врагам за грехи наши, но услышь плачь наш и воздыхание! Ниневия покаялась и была спасена: да явится же и ныне милосердие Божие». После этого начали петь молебен; духовенство и народ, тысячами окруживши малую церковь Спасскую (едва вмещавшую собор духовный), молились со слезами: все знали, что еще день – и решится навек судьба отечества. Когда же по шестой песни запели к о н д а к: предстательство христиан, непостыдное ходатайство – Святая икона Богоматери вдруг какою-то сверхъестественною силою заколебалась. Все пали ниц и тысячи голосов воскликнули: «Господи помилуй!» Архиепископ принял, облобызал икону и с пением понес ее на городской вал, где уже стояли дружины новгородские в ожидании битвы. В стане неприятельском заметно было большое движение, дружины их готовились к приступу. Уже легкие, передовые неприятельские отряды рассыпались пред городским валом и перестреливались с новгородскою дружиною: «пускаше (как говорит летописец. – Р.И.) стрелы, яко дождь мног». Мужественный архиепископ Илья шел с крестным ходом под выстрелами неприятельскими.
Гордясь заранее верною победою, надменные враги смеялись над осажденными, и даже пускали стрелы в шедшую по валу духовную процессию. Какой-то в это время святотат «Суздалец (?) стреливши неразумни, попал во Святую икону и тем самым уязвил сердца и души Новгородцев!(15) Тогда, по словам летописца, сотворилось чудо: икона источила слёзы на фелонь архиепископа…
Архиепископ Илья под градом неприятельских выстрелов стоял тогда на валу и обратил икону лицем к граду, как бы прося небесного заступления Девы Марии! Посадник Якун взывал о мщении святотатственным врагам к новгородской дружине. Другой посадник, воитель Смен, привлеченный быстрою народною молвой о сотворившемся чуде, пылко устремился с новою дружиною, оставившею в порыве общего увлечения Софийскую сторону и Чудские укрепления(16), в тыл самого стана вражеского. Остальные новгородские дружины также отбили городские ворота и с яростью напали на неприятеля: все осажденные оставили укрепления, и устремились в кровавую сечу!
Произошла битва, битва единственная в своем роде. Неприятели перемешались, дрались между собою и убивали друг друга, не успевая в общем смятении, отличать своих от неприятелей. Знамена вражеские падали в прах пред хоругвями и стягами Святой Софии. Все пало пред Новгородом. Целые сутки (25 февраля) преследовали новгородцы обратившихся в бегство неприятелей; били, резали их, почти без сопротивления; битва становилась настоящим убийством; но более того брали в плен, потому что целые отряды неприятельские бросали оружие и сдавались! Неприятель бежал, не останавливаясь до своих пределов, по опустошенной им дороге. Сильный голод свирепствовал в их войске до того, что они должны были не только в великий пост, есть мясо, но даже мясо своих лошадей.
Событие дивное! Трои сутки тому назад осаждала Новгород сила многочисленного неприятеля, и вдруг она исчезла, как бы истребленная свыше, всемогущим промыслом Божьим.
Кажется, новгородцы не далеко преследовали несчастного неприятеля. Они спешили возвратиться домой, торжествовать победу и делить доставшуюся им богатую добычу. По словам летописцев, так было много пленных, что новгородцы не знали, куда с ними деваться, и потому не дорожили, пренебрегали ими – и за гривну продавали у себя на рынках по десяти пленных…
Чудо спасения Великого Новгорода приписали тогда заступлению иконы богоматери, которой дали с того времени название Знаменской или Знаменья, то есть чуда и которое установили торжествовать не в самый день события, т. е. 25 февраля, а 27 ноября в день памяти Святого Мученика Иакова Персянина, как это был день ангела одного из главных виновников спасения Новгорода, посадника Якуна. Это был лучший для него памятник признательности народной.
Узнав об этом чуде и о поражении своего войска, вострепетал в Суздале великий князь Андрей Георгиевич: но разделяя мнение своего века, не осмелился думать о мщении. Боголюбский не мог идти против воли небес: это значило «прать против рожна». Вся Россия не сожалела, но укоряла побежденных Божьею силою, за их святотатство. Вся Россия приняла праздновать воспоминание чуда Знамения Божией Матери, и вместе с новгородцами с умилением повторяла сложенную тогда в Новгороде в память этого события похвальную песнь Богоматери: «Яко необратимую стену и источник чудес, стяжавши тя, Богородице Пречистая! – супротивных си низлагаем: тем убо молим Тя: мир граду твоему даруй. И душам нашим велию милость!(17)
Кажется, новгородцы недолго могли предаваться своим восторгам от этой славной победы их над целой землей Русской. Они увидали, что она им слишком не дешево обошлась; сила Новгорода истощилась, подвозы остановились, торговля упала, иностранные купцы, члены ганзейской торговли, бездействовали, ожидая участи своей фактории от самого окончания войны. Тогда во всей Новгородской области оказался голод: кад ржи продавали по 4 гривны, печеный хлеб по 2 ногаты, пуд меду стоил 10 кун. Кроме того никто не знал, что повлечёт за собой последствие их победы и что ещё предпримет противу их князь суздальский: еще один со стороны его удар и тогда погибла навсегда воля Новгородская: к счастью, что еще Андрей Георгиевич, как мы выше сказали, платя дань веку, не думал уже о завоевании Новгорода. Но тогда долго новгородцы были между огня и полымя, не зная, что ожидать: мира или еще кровавой войны. На шумных вечах спорили, судили и как Роман Мстиславович, князь Новгородский, был более ничего, как пламенный, пылкий наездник, но самый дурной политик и менее того, кажется, полководец, то новгородцы учтиво показали ему путь из своих областей и бедный Роман Мстиславович уехал в Волынь(18).
Новгородцы, кажется, при содействии глубоких умов архиепископа Ильи и посадника Якуна заключили мир с Андреем Георгиевичем. Великий князь суздальский показал тогда большую уступчивость и согласился на все предлагаемые ему условия. Сын долгорукого назвался другом Новгородским!.. так требовала политика, и он только переменил орудие, а сам шёл в своих замыслах своим прежним, обычным путем.
Новый друг Новгорода, великий князь Андрей Георгиевич дал еще раз Великому Новгороду князя от руки своей, и по желанию его новгородцы призвали к себе Рюрика Ростиславича, бывшего прежде этого удельного князя Овручского. Новгородцы свели (говорят летописи) дружбу с Андреем Георгиевичем и архиепископ Илья и посадники ездили уже из Новгорода во Владимир для совещания.
Но мы оставили доблестных защитников Новгорода, и какую благодарность воздали им современники? Такую, какую можно ожидать от них. Доблестный Илья архиепископ Новгородский, по какому-то голословному доносу, в любодеянии, был осужден на изгнание. Буйная чернь извлекла его из Архиерейского дома, посадила на плот и пустила по течению р. Волхова: «Иа плывет убо спешно от предел их». Но тут, по преданию, сотворилось новое чудо: плот понесло против течения к самому Юрьеву монастырю! Народ ужаснулся, ударили в колокола, подняли Святые иконы и народ пошёл просить прощения у безвинно обиженного владыки(19).
Тогда, достигнув архипастыря, вышедшего на берег близ Юрьева монастыря, духовенство, народ, все пало к ногам его. «Согрешили мы пред тобою, Святче Божий!» Так с плачем восклицали раскаявшиеся новгородцы и умоляли своего владыку простить их и возвратиться опять на престол свой. Тогда незлобленый, великодушный святитель Илья, как сказано в его житии, воззрел на них милосердным, кротким оком и тотчас же изрек им прощение, просил не печалиться, называл их своими чадцами, лишь увещевал впредь быть осторожными и чтобы они более обо всем здраво обдумывали, рассуждали, но не увлекались часто более неверною молвою… Архиепископ Илья очень хорошо постигал и тогдашний век и нравы легковерных своих современников, каковыми действительно являлись иногда новгородцы времён республики.
Другой виновник спасения Новгорода, посадник Якун, так же, как видно, скоро утратил благосклонность своих сограждан и как только прошли те первые пламенные порывы народного восторга, так вместе с ними исчезло, можно сказать, испарилось и самое чувство благодарности. Всё это вместе с верной оценкой событий и людей есть удел истории. Да, один лишь суд потомства может быть чистым и светлым отблеском суда Небесного!..
Но обратимся опять к доблестному Якуну. Из всех летописей и более или менее верного списка новгородских посадников, хранящегося в библиотеке Софийского собора, видно, что в 1171 году, значит ровно чрез год после своего подвига, Якун, отслужа свою срочную службу в сане посадника Великому Новгороду, не был удостоен избранием вновь в этот же сан с обыкновенным титлом Степенного посадника. В это время уже значится посадником Жирослав с другими и имя Якуново уже более нигде не упоминается. Здесь можно предполагать влияние партии суздальской, находившее нужным отдалять всех тех из правителей Новгорода, которые могли быть опасными в замыслах Боголюбского. Донос на архиепископа, по всему вероятно, есть дело той же партии и конечно по внушению Андрея Георгиевича. Это оправдывается тем, что когда легкомысленное орудие воли Андрея, Рюрик Ростиславович, князь новгородский, действуя с совершенным безрассудством по его наставлению, дозволил себе многие самоуправства, презирал распоряжениями веча и даже без его воли сам собой сменил посадника Жирослава, возведя на место его, может быть, одного из приверженцев суздальской партии, какого-то Иванка, как заключает Полевой, сына убитого посадника Захария, друга роду Ростиславовичей(20). Поступки князя, ограниченного в действиях своих по древнему праву новгородскому, озлобили новгородцев. Испугавшись и сам худых последствий тех его действий, в которых он, как орудие слепое, едва ли и сам мог бы дать себе отчёт, Рюрик Ростиславич бежал из Новгорода и на место его избран был князем Новгородским – кто же? Сын великого князя Андрея Георгиевича, князь Георгий Андреевич! Значит, Боголюбский постепенно достигал своей цели. Так именно можно сказать, что и посадник Якун по проискам суздальской партии был отдалён от управления краем, давно уже назначенным в уме Боголюбского быть извечною отчиною великих князей Суздальских. Но память доблестного Якуна должна жить в воспоминаниях потомства, так же как увековечила ее более благодарная, более признательная, наша Святая православная церковь, уставившая на веки торжествовать память спасения Новгорода в день его тезоименитства, т. е. 27 ноября. Древняя икона ангела его, Св. Мученика Иакова, находится в Новгородском Знаменском соборе. Вот, что осталось памятником доблестного посадника!.. Событие осады новгородской 1170 года так мало объяснено древними летописцами, что и историки нашего времени упоминают об этом важном политическом событии XII века, как бы о совершенно одностороннем, ничтожном и незаслуживающем особого любознательного внимания. Некоторые подробности его оставили нам лишь наши церковные писатели, а из летописей один харатейной список, бывший доселе неизвестным, называемый Молотковский. Жаль, что история Великого Новгорода так смешана с историей других областей нашей Руси. Нет, Новгород требует свою отдельную историю, он ожидает своего историка, которому конечно предстоят: труд и болезнь: но они необходимы для пояснения очень многих темных мест Удельного и Монгольского периодов.
Архиепископ Илья после возвращения своего на архиерейский престол Великого Новгорода, кажется, хорошо понял политику великого князя Андрея Георгиевича и видел, что из нескольких зол надобно непременно избирать лучшее и что ум Боголюбского в других случаях был даже необходим для управления вольным и строптивым народом, и он начал продолжать содействовать дружеским сношениям веча с Боголюбским. Чрез четыре года после осады новгородской, именно в 1174 году, Андрей Георгиевич был уже в могиле, оплакиваемый современниками за его ум, личные достоинства и более того за страдальческую кончину. Великий князь Андрей был зарезан своими дворчанами в ночь на 29 июня, в любимом своем селе Боголюбове, близ Владимира. Неожиданная смерть положила конец всем замыслам Боголюбского, дала новый вид судьбе Новгорода и оставила до времени его падение. Великий князь Андрей Георгиевич скончался, имея около 60 лет от рождения.
В 1186 году сентября 7 скончался архиепископ Илья, приняв пред кончиною своею схиму, в которой назван был Иоанном. Сетующие новгородцы погребли тело своего архипастыря в Софийском храме и избрали в архиепископы родного брата его Григория (21).
Протекло около двух столетий после славного события осады Новгородской, а чудотворная икона Знамения Божией Матери все еще находилась в Спасской церкви и лишь в 1356 году новгородцы воздвигли памятник славной народной доблести построением Знаменского собора. В летописях об этом означено следующими словами: «По преславным чудеси, пребысть Пречестный Знамения Пресвятыя Богородицы Чудотворный Образ в церкви Всемилостивого Спаса 186 лет. В лето же 6862 изволением Божиим и Пречистыя Его Матери, нецыи Христолюбивыи людие, не насыщаемым желанием одержимы и велиею верою влекоми к Чудотворному Пречистыя Богородицы Образу, возделеша убо. Небесныя кровы и будущее блаженство, молитвами ее, на воспоминание преславного чудеси во имя Пресвятыя Богородицы Честного Её Знамения, на той же Ильине улице близ тое же Святыя церкви Святого Спаса, и всяческими церковными добротами и благолепно украсиша»(22). В это самое время установлены были из Софийского собора в Знаменский два крестных хода: 27 ноября в память Чуда и 23 июня в память освящения Знаменского собора. Последний, отменен только в 1785 году преосвященным Гавриилом митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским.
Удивительно, что новгородцы, передавая потомству изустные предания о своем архиепископе Илье, которого называли Чудным Архиереем и украшая жизнь его, без того славную истиной, всевозможными легендами, забыли даже самое то место, где погребен был этот великий муж. «От многих лет и от многих моров, старинныя помятухи извелися», – замечает Новгородский летописец, извиняя забывчивость народную!(23)
Наконец, архиепископ новгородский Евфимий в 1436 году открыл нетленные мощи схимника Иоанна, и положил их открыто в Софийском соборе, в приделе Иоанна Крестителя, называемом Темницею: это событие было 30 ноября 1436 года. Но память святого Иоанна по положению Стоглавого собора, бывшего в Москве при царе Иоанне Васильевиче Грозном, в 1551 году предано совершать 7 сентября.
Теперь из числа главных действующих лиц великой драмы, осады Новгорода, остается одно самое достопримечательное. Это Андрей Георгиевич Долгоруков, или Боголюбский. По уму он достойный предтеча Иоанна III; по неограниченному властолюбию истинный сын Георгия Владимировича, из роду Мономаха. И этот самый Боголюбский совершенно не постигнут с настоящей точки зрения всеми нашими новейшими историками.
Деяния Боголюбского требуют нового исторического взгляда, новых фактов и тех самых достоверных доказательств, на которых всегда должен быть основан решительный, окончательный суд и справедливый, истинный приговор беспристрастного потомства; его-то мы и называем: здравой исторической критикой. Итак, приговор об Андрее Георгиевиче Боголюбском, создателе сильного великокняжения суздальского, совсем не должен заключаться в пределах категории Карамзина, или основываться на более, или менее ошибочных доводах Полевого. Случается часто, несколько умов возьмут субъектом своего ошибочного рассуждения один и тот же предмет, на который смотрят всякий по своему; делают свои доводы, свои заключения, и кончают – чем же? тем, что приходят к одному и тому же результату! Результату достойному материалов.
Наконец, что все мнения историков о Боголюбском ошибочны, это также требует самых убедительных доказательств, и оно осталось в удел мне самому. И так я решаюсь изложить, представить и свое доказательство, и свое мнение на общий суд здравой исторической критики. Все это, совершенно несогласно, ни с Карамзиным, ни с Полевым, ни с прочими историками и обо всем этом я скажу после.
Руф Игнатьев
Примечания:
(1) См. Миней месяц ноябрь 27 день, стих на литургию Знамения Божией Матери.
(2) См. Киевской и Никоновской списки. Л. 9, 14.
(3) Киевская летопись. С. 25.
(4) Ibid. и Карамзин в примечании к тому II Истории Государства Российского под № 418.
(5) «Преставися на Волоке, воюя Новгородьскую волость… тело его, везоша к Смоленску и положиша у Святой Богородицы в Епископьи… Бяше храбор… Монастыри набдя и Попи… не сбираше злата, но даяше дружине». См. Киевская летопись. С. 23.
(6) Воскресенская летопись на странице 87 еще более выражается о тогдашних новгородцах резкими фразами: «таков бо обычай окоянных смердов (холопов, черни) изменников хрест преступати».
(7) Полное собрание Русских летописей. Изд. ААЭ. Т. IV. С. 12; Карамзин. История Государства Российского. Т. III. Прим. 4 говорит, что новгородцев было 400 человек.
(8) Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. III. Прим. 4.
(9) «Слышахом бо преже трех лет, всем людем, видящих в трех церквах Новгородских, плакала на трех иконах Святой Богородицы; видевши бе Мати Божия пагубу, хотящую быти над Новгородом, моляше бо сына своего с слезами, абы их не искоренил» (Киевская летопись и Карамзин История государства Российского. Т. III. Прим. 7. Кроме того об этом есть в книге Пролог и великой Миней на 27 ноября. Но во всех Новгородских летописях об этом ничего нет. (См. Собрание Русских летописей. Изд. ААЭ. I, II, III и IV тома.
(10) Стоит только сличить повествование о великом князе Боголюбском Карамзина Т. II от 174 до 191 страницы и Т. III от 1 до 22 страницы с повествованием Полевого в истории русского народа II и III тома.
(11) Новгородская летопись. С. 38.
(12) «Оградиша тыном град и пожгоша посады, нещадя и Святых Божиих церквей». Далее следует в харатейном списке выноска: «Се аз Петр писал, иже поведаше, ме нецы и от честных отец». Значит это писано с изустного предания, которое могло быть, на чём нибудь основано. См. Новгородские губернские ведомости. № 33. С. 150.
(13) Икона Знамения Божия Матери, находящаяся в церкви Святого Флора и Лавра, есть копия с находящейся в Знаменском соборе. По преданию, она принадлежала посаднику Захарию, потомку знаменитого Якуна.
(14) Чудотворная икона Спасителя находится на паперти церкви Святого Иоанна архиепископа. Здесь был Архиерейский дом и так называемая Грановитая Палата. Сходство внутреннего ее устройства с Московской заставляет полагать: не служила ли она образцом для последней. Здесь близ иконы находится впадина, в которой едва может вместиться человек; здесь-то молился архиепископ Илия!... Икона Спасителя обложена драгоценным окладом, усердием известного лейб-кучера в бозе почившего императора Александра I-го, Ильи Иванова. Довольно странно об этом повествование г. Полевого, утверждавшего, что это видение архиепископу Илии было в Софийском соборе!... Это видно, что г. Полевой писал на удачу собственным вымыслом, не бывав никогда на месте события. См. Историю Русского народа. Т. III. С. 56–59. О подобных мнимых исторических повествованиях прекрасно сказал Дюма: Viola comment ecrit I`Historie! Икона Знамения Божией Матери есть аллегорическое изображение материнской любви Святой девы к Предвечному младенцу, который и изображается у нее на груди; а что Матерь Божия молится за мир, то она изображена там с поднятыми руками. Икона эта относится к 1-м векам христианства. Подобное изображение сохранилось доныне в Римских катакомбах, где совершали древние христиане свои тайные собрания и богослужение. В Италии дают этой иконе особое название Devina Mater: и так происхождение иконы есть чисто римское. При введении христианства в Новгороде подобная икона могла быть принесена греками, пришедшими вместе с 1-м епископом Иоакимом Корсунянином; и как почитаемая чудотворною, быть в особенном уважении народа. Древнее название иконы, вероятно, было Одигитрия, по сходству ее с изображением Лидской Богоматери, но после чуда (Знамения) получила своё настоящее название.
(15) Минея месяц ноябрь 27-й день в служ. Знаменской Божией Матери писано на стих. На иконе в Знаменском соборе действительно есть признаки попавшей стрелы.
(16) Харатейной список летописи Молотковской лист 5, на обороте.
(17) Здесь приведён пример из древней писанной служебной минеи, как образец тогдашней современной словесности: в нынешних богослужебных книгах прибавлено только слово, вместо: «Сопротивных си низлагаем, сопротивных ополчение низлогаем». Там же сказано, что службу Знаменскую, где нет храмового праздника, отправлять вместе с службою Св. Иакову Перскому. Праздник Знамения в особенности до ныне уважаем целою Россиею; в честь его у нас много монастырей и церквей. Замечательны монастыри: Курский, где есть также чудотворная икона Знамения. Знаменский-Московский, Великоустюжский, Абалацкий-Тобольский, Гороховский, Иркутский, осташковский и ещё Тобольский. Здесь еще выпишем несколько мест из службы Знамения Богородицы, как образ тогдашнего духовного красноречия, например: (Кондак) «Честного твоего Образа Знамение празднующее люди Твои. Богородительница! Им же дивную победу на сопротивных граду Твоему даровала еси, тем же тебе верою взываем: радуйся. Дево, христиан похвало!». Вот ещё место, не лишенное ни красоты слога, ни исторического повествования: «Роги грешных сотрошася, и луны их сокрушишася, греховною бо тмою очи помрачившее, и друг друга яко сопротивна зрящее, оружием немилостивно себе уязвляху. Народи же видевше помощь Твою. Владычице, на сопротивныя устремишася. Тебе на помощь призывающе». В древних богослужебных Минеях сказано: «Луки сильных сотрошася и держава их сокрушися». См. Минею ноябрь 27 день на литии.
(18) «Сдумавше Новгородцы, показаша путь Князю Роману, а сами послаша по Андрееви по мир на всей воли своей» (Новгородская летопись. С. 59). Карамзин ссылается на Киевскую летопись, что Роман уехал сам из Новгорода, узнавши, что скончался отец его Мстислав (История государства Российского. Т. III. Прим. 8). Однако же Роман не получил Киева и жил в Волыни в уделе своего дяди, как частный человек, где и скончался.
(19) Архиепископ Илья был избран в сан архиепископа из священников приходской церкви Ильи Пророка, что на Софийской стороне на Волосовой улице. В мире он назывался Иоанном, пострижен под именем Ильи, а в схиме опять назван Иоанном. В древнем рукописном синодике Новгородского Михайло-Клопского монастыря записан в вечный помин род его. Там сказано: «Помяни Господи род Святого Иоанна, первого архиепископа Ново-градского Никола и Христины!». Это, вероятно, были родители Святого Иоанна. Церковь Власьевская доныне существует в Новгороде. Не в давнем времени она, было, пришла в совершенную ветхость и была приписана в Десятину девичьему монастырю; но прихожане и в особенности Новгородское купечество возобновили церковь. Во Власьевской церкви особенно замечательны: икона Спасителя, шитая шелками и икона Святителя Иоанна, писанная в рост.
(20) Полевой. История Русского народа. Т. III С. 65. Но это не доказано, чтобы Иванко был сыном Захария, убитого в 1169 году, как и то, был ли сам Захарий другом рода Ростиславичей. Здесь одно неверное предположение Полевого, подлежащее сомнению, но конечно Иванко был из приверженцев Андрея Георгиевича.
(21) При этом архиерее стали употреблять новгородцы изображение иконы Знаменья на своей Государственной печати.
(22) Полное собрание Русских летописей. Изд. ААЭ. Т. II. С. 275.
(23) Ibid. C. 185. Далее сказано: что архиепископ видел сон, где Св. Иоанн, открыв место своего погребения, приказал каждогодно 7 сентября совершать панихиду за упокой погребённых в Софийском соборе Святителей Новгородских. В рукописном служебном уставе, хранящемся в библиотеке Софийского собора, против 30 числа ноября означено так6 «Идет ключар в земскую избу к старостам и велит Бирючам клич кликати, чтобы всех церквей попы праздновали Иоанну Архиепископу, а потом бы шли крестным ходом». Каковый обычай торжествовать день открытия мощей свят. Иоанна продолжался до 1785 года, и был отменен Преосвященным Гавриилом Митрополитом Новгородским. Памятником Архиерея Ильи или Иоанна остались еще в Новгороде его кельи в древнем Архиерейском доме, обращенном в церковь. Мантия и костыль его хранятся в Софийском соборе.
Источник: газ. «Новгородские губернские ведомости». 1849.Часть неофициальная. № 36, 3 сентября. С. 166–169.
Текст публикации подготовил А. Одиноков.