…Ссутулились плечи, пиджак мешковат,
И смотрит, как будто бы в чём виноват…
(Александр Межиров)
Каждое утро он стоит, облокотившись на старую и перекошенную, как и он сам, калитку. В следующем году, если даст Бог доживёт, ему будет девяносто. Юбилей…
Вот и сегодня, Михаил Мартьянович, с самого утра занял своё место у калитки. Солнышко поднималось всё выше и выше. От его раскалённых лучей не помогает даже выгоревшая, ещё советских времён выпуска, шляпа. Но старый учитель не уходит. Вот и полдень…
Вдали улицы показалась похоронная процессия… Впереди неё, слегка прихрамывая на ногу, пожилой мужчина несёт крест, перевязанный полотенцем. За ним его сверстник несёт икону. Несколько пар женщин несут венки. За венками, четыре женщины несут крышку гроба… За ней медленно двигается старенький ГАЗ -51 с опущенными бортами, на кузове которого лежит гроб с покойником. Тяжело урча изношенным мотором на малых оборотах, он оставляет чадную дымовую завесу после себя. Так что родственники покойного вместе с остальными участниками процессии должны, прикрыв лицо платками и покашливая, идти на приличном расстоянии от движущегося автомобиля. В самом конце процессии, не в ногу, бредут несколько человек небольшого сельского оркестра, исполняющего траурный марш. Они очень фальшивят или, просто, после принятия положенной дозы спиртного, не могут взять нужной ноты…
Михаил Мартьянович грустным, невидящим взглядом провожает их… Он не различает движущихся фигур и тем более не узнаёт проходящих. Но точно знает, что хоронят его бывшего друга Павла…
И вспоминается ему далёкий день 18 апреля 1945 года… Их батальон вот уже третий раз подымался на штурм заданной высоты. Но плотный пулемётный огонь врага отбрасывал их назад. Михаил видел как с каждым новым поднятием в атаку, ряды батальона редеют. И вот в ту, последнюю атаку он, единственный из уцелевших офицеров, поднял его остатки и повёл на вражеские траншеи. И когда до них оставалось буквально несколько сот метров, напряжённые до предела нервы людей не выдержали. Не смотря на его команду и личный пример, уцелевшие, бросая на поле боя оружие, раненых и погибших товарищей, бросились назад… И вдруг над полем боя наступила зловещая тишина. Только теперь Михаил понял, что враг, словно по команде, прекратил огонь. Ротный стоял между двумя противоположными линиями окопов, смотря в спины, убегающих однополчан. И когда тем, до родных окопов, оставалось совсем чуть-чуть, оттуда заговорили пулемёты… Он понял, что это их командование выставило заслон для своих… Пулемётные очередя нещадно косили уцелевших. Вот их осталось человек пятнадцать. Через несколько секунд - восемь. Михаил, как заворожённый, смотрел, как последний его солдат, украинец Олянецкий, спотыкаясь и шатаясь, делал последние неуверенные шаги к своим… Но вот и он, будто бы уткнувшись на невидимую преграду, остановился и медленно, нехотя завалился на бок. Шокированный увиденным, ротный стоял, как загипнотизированный, на месте. Возможно он бы ещё долго стоял на этой нейтральной полосе земли, как вдруг, пулемётная очередь с родного окопа подняла комья земли у его ног. Он понял, теперь пулемёт начал работать по нему… И будто составляя компанию нашим, за его спиной взрыхлили землю пули выпущенные с немецких окопов. Натренированным, за годы войны до автоматизма, прыжком Михаил бросился в сторону… Это была страшная картина… С немецких окопов слышались одиночные выстрелы, которые скорее всего имели психологическую а не поражающую цель. А вот с наших окопов его неутомимо поливал свинцом «дехтярёв». Ему ничего не оставалось, что бы со всех сил, петляя, делая головокружительные прыжки и кувыркаясь броситься бежать. Бежать параллельно линиям окопов, между своими и чужими… Несколько раз он чувствовал как пули секут развевающиеся полы его шинели. Михаил понял, что стреляет по нём не обстрелянный фронтовик. Тот обязательно стрелял бы на опережение… Выбиваясь из последних сил, он, как приговорённый, ожидал пули, которая будет для него последней… И вот она его настигла… И даже не одна… Две из них вонзились в ногу, третья пробила на вылет плечо… Падая, он интуитивно направил своё туловище в сторону врага… В наступивших сумерках, личный состав полкового оркестра, исполняющий функции похоронного взвода, собирал тела погибших. Бойцы их «сортировали»: лежащих головой в направлении врага, улаживали в большую братскую могилу, лежащих головой в сторону наших окопов в безымянную яму, как дезертиров. Они и обнаружили в бессознательном теле Михаила утекающую жизнь. Отправили в медсанбат, потом в госпиталь, где его и застала весть об окончании войны… С тех пор, 18 апреля 1945 года, он считает своим вторым днём рождения и поминальным днём погибших товарищей…
Так случилось, что в том далёком, 1947 году, когда Михаил приехал в село по распределению, сюда направили и Павла, выпускника сельськохозяйственного техникума. Бывшие фронтовики скоро сдружились. Ведь у них было столько общего. Оказывается они и служили в одной дивизии. Только Павел при штабе. Михаил даже был шафером на его свадьбе осенью 1949 года. Шли годы. Бывшие фронтовики дружили семьями и не было в селе более почитаемых людей…
Тот день, 9 мая 1965 года запомнился Мартьяновичу на всю оставшуюся жизнь… С девяти часов утра они с Павлом принимали участие в районном центре в праздновании двадцатилетия Победы. Были цветы, концерт, вручение юбилейных медалей, праздничный стол… Уже поздно вечером, возвращаясь в село, фронтовики зашли к Михаилу. Его супруга Екатерина наскоро накрыла стол, выставила, припасённую на такой случай, бутылку «Московской». И вот, неторопливо распивая её и вспоминая годы войны, Павел обмолвился :
- Дезертиров нужно расстреливать !..
И с бравадой начал рассказывать, как он весной 1945 года, при штурме … высоты принимал участие в заградительном отряде, наскоро сформированном из штабных работников. Он с упоеньем рассказал, как они встречали заградительным пулемётным огнём убегавших. В конце своего рассказа с сожалением добавил :
- Ты знаешь, Михаил, спустя этих двадцать лет, я часто вспоминаю тот случай. И наиболее меня огорчает то, что когда мы расстреляли дезертиров, один боец остался на нейтральной полосе. Странно, но фрицы по нём стреляли только одиночными, пугающими выстрелами. Тогда я направил ствол своего «дехтяря» в его сторону. Выпустив целый диск патронов, не попал. Повезло тогда мужику! Наверное он под счастливой звездой родился, или бегал быстро как лань. Правда, мне тогда бывалые фронтовики говорили, что надо было стрелять на опережение… Прошло столько лет, а я до сих пор жалею, что не уложил его тогда!..
Не выпитая рюмка водки застыла в руке Михаила. Нет, ему не было больно за себя. Сердце резко отдало болью в левую руку за тех ребят, которые остались там, на Безымянной высоте… Он, своим умом, прекрасно понимал, что Павел тогда, в далёком 1945, добросовестно выполнял поставленную перед ним задачу. И он не осуждал его за это. Если бы не он, то кто-то другой… И кто его знает, как бы он поступил на месте друга?.. Но его сердце не могло понять то захватывающее удовольствие и восторг, с которым это было рассказано.
Поставив рюмку на стол и опустив глаза, Михаил сидел и не слушал Павла. Его мысли были там, на той высоте, где покоится батальон… Видя, что друг больше не поддерживает разговора, Павел начал прощаться. Он понимал, что Михаил не в восторге от его рассказа. Они прошли к калитке и расстались. При этом, будто сговорившись, они друг другу руки не протянули… Больше в своей жизни они руки друг другу не подавали…
Михаил Мартьянович смотрел в сторону удаляющийся похоронной процессии… Сейчас его склонившуюся седую голову занимали грустные мысли. Старый ветеран прекрасно понимал, что сегодня очередь на тот свет продвинулась ещё на одного человека… И день, когда он отправится в свой последний путь, неумолимо приближается…
Он часто вспоминает стихотворение Александра Межирова, которое написано будто о нём :
Как быстро и грозно вертится земля
И школьные старятся учителя!
Нет силы смотреть, как стареют они
За мирные дни, за военные дни.
Вернёшься с войны, мимо школы пройдёшь, -
Как прежде, шумит у дверей молодёжь.
И школьный учитель - он так постарел -
В глубоких морщинах и волосом бел.
Ссутулились плечи, пиджак мешковат,
И смотрит, как будто бы в чём виноват.
Как быстро и грозно вертится земля
И школьные старятся учителя.
Каждое утро он стоит, облокотившись на старую и перекошенную, как и он сам, калитку. В следующем году, если даст Бог доживёт, ему будет девяносто. Юбилей ...
2012 год .
ПРИМЕЧАНИЕ :
Все произведения, написанные мной и размещённые здесь или на других сайтах интернета, являются художественными. Все события и лица в них вымышлены и не имеют ничего общего с реальностью. И любое совпадение с реальными людьми и событиями являются чистой воды случайностью.